13. ПОЛИЦЕЙСКИЙ ВСТРЕЧАЕТ СВОЕГО УБИЙЦУ

В те минуты, когда врачи в Паркландской больнице боролись за жизнь раненого президента, в другом районе Далласа, на тихой Десятой улице, на участке между Паттон и Денвер, где-то в начале второго (от 1.07 до 1.15) снова прогремели выстрелы, и полицейский Типпит упал замертво рядом со своей патрульной машиной. Расследование пришло к выводу, что убийцей был все тот же Ли Харви Освальд. Он шел по улице, внешность его соответствовала переданному по радио описанию человека, стрелявшего в президента, и Типпит попытался задержать его для допроса, но Освальд выхватил пистолет и застрелил полицейского.

Комиссия Уоррена так суммировала имеющиеся против Освальда улики:

1. Два свидетеля, которые слышали выстрелы и видели, как патрульный Типпит был застрелен, а также семь свидетелей, видевших человека с пистолетом в руке, бегущим от места преступления, опознали Ли Харви Освальда.

2. Гильзы, найденные вблизи сцены убийства, имели отметки идентичные тем, какие оставляет револьвер, обнаруженный у Освальда в момент ареста (45 минут спустя).

3. Этот револьвер был куплен Освальдом и принадлежал ему.

4. Куртка Освальда была найдена брошенной на пути подозреваемого с места преступления.

На основании этих улик Комиссия пришла к заключению, что Ли Харви Освальд убил полицейского Типпита.

Гладкие и убедительные формулировки Отчета комиссии Уоррена снова выглядят неопровержимыми лишь до тех пор, пока читатель не попытается сопоставить их с текстом свидетельских показаний в 26-томном приложении к Отчету. Когда критики Комиссии получили в свои руки этот бесценный фактологический материал, они засыпали авторов Отчета градом возмущенных вопросов и справедливых недоумений, вскрыли десятки вопиющих противоречий между словами свидетелей и выводами Комиссии. Попробуем сделать сжатый обзор этой полемики, разбив ее на три основных проблемы:

а) каким образом Освальд добирался от книжного распределителя на Дэйли плаза до Десятой улицы?

б) когда произошла его встреча с Типпитом?

в) кто видел его в этот момент?

Предполагаемые перемещения Освальда с 12.33 до 1.50 (момент ареста) 22 ноября, 1963 года

Жирной линией показаны участки пути, на которых его видели свидетели; пунктиром — предполагаемый маршрут

Между книжным распределителем и Десятой улицей

Администратор книжного распределителя, Рой Трули, и полицейский Бэйкер вбежали в здание примерно в 12.32 (две минуты спустя после выстрелов, поразивших президента) и столкнулись с Освальдом около автомата с кока-колой на втором этаже.

Управляющая домом 1026 по Норт-Бэкли-стрит, миссис Эрлен Робертс, показала, что Освальд, снимавший у нее комнату под именем О. X. Ли, заскочил домой около часу дня, пробыл у себя три-четыре минуты и сразу ушел.

В 1.16 свидетель позвонил в полицию и сообщил, что на Десятой улице, вблизи перекрестка с улицей Паттон, убит полицейский.

Далласская полиция и вслед за ней Комиссия Уоррена стремились доказать, что Освальд имел достаточно времени, воспользовавшись автобусом и затем такси, добраться до своего дома от места работы (от книжного распределителя ТРУ), взять там пистолет, надеть куртку и пешком дойти до перекрестка Десятой и Паттон, где он и был остановлен бдительным полицейским. Критики доказывали, что это было физически невозможна, а следовательно Освальд не мог быть убийцей Типпита.

На странице 88 воспроизведен взятый из Отчета план перемещении Освальда после того, как он покинул здание ТРУ (Техасский распределитель учебников). Жирными линиями выделены те участки пути, которые Комиссия считала выясненными при помощи свидетельских показаний с достаточной степенью определенности. Пунктиром отмечены предполагаемые перемещения.

Даже неподготовленного читателя Отчета должна поразить причудливость этого пути. Мы должны поверить, что человек, спланировавший и только что совершивший в одиночку дело невероятной трудности — убийство президента США, человек, который две минуты спустя был абсолютно сдержан и спокоен (показания Трули и Бэйкера), что этот человек не имел разработанного плана бегства с места преступления и начал метаться по городу, как безумный. Сначала он проходит семь кварталов на восток по улице Эльм и садится в автобус, который везет его обратно к месту преступления. Минуты через четыре он оставляет автобус, получив у водителя пересадочный билет. Он может сесть с этим билетом в идущий следом автобус, который довез бы его до самого дома на Норт-Бэкли-стрит. Но нет — он проходит еще несколько кварталов и у автобусной станции садится в такси.

Руфь Пэйн, дававшая приют семье Освальда в течение последнего года его жизни и хорошо знавшая его привычки, сказала французскому журналисту Лео Саважу: «Ли не потратился бы на такси ни при каких обстоятельствах». Конечно, данные обстоятельства были совершенно исключительными. Освальд спешил убраться подальше.

Но тогда уже совершенно непонятно, зачем он проезжает пять лишних кварталов мимо своего дома (по другим показаниям таксера — семь) и затем возвращается к нему пешком. И это при том, что на бегство у него припасено всего лишь 14 долларов.

Было единственное указание на то, что Освальд воспользовался автобусом: при аресте в кармане у него был найден пересадочный билет (трансфер). Не правда ли, какое интересное совпадение? И у Руби, и у Освальда оказываются в кармане кусочки бумаги, только что полученные ими и доказывающие, что они были там-то и там-то в такое-то время. Романисту читатель никогда бы не простил подобного однообразия приема. Но тот, кто сочинял сценарий для заговорщиков, мог не утруждать себя излишней изобретательностью: он был уверен, что следователи заглотят подброшенную им наживку «вещественного доказательства».

Критики Отчета не оставили камня на камне от построений Комиссии в отношении поездки Освальда на автобусе. Водитель автобуса Макватерс на следующий день якобы опознал Освальда в полицейском управлении, но, давая показания Комиссии, сознался, что он просто выбрал его как самого низкорослого из четырех показанных ему людей. Освальд чем-то напомнил ему одного молодого человека, который был его постоянным пассажиром. Макватерс осознал свою ошибку — и заявил о ней — уже в понедельник, 25 ноября, когда этот молодой человек, Рой Милтон Джонс, снова вошел утром в автобус и преспокойно занял свое место.

Зато и водитель автобуса, и Рой Милтон Джонс припомнили мужчину, который ненадолго входил в автобус, пока тот двигался по Эльм-стрит в западном направлении, и который по выходе из автобуса получил трансфер. Оба помнили, что этот человек был одет в куртку, причем довольно поношенную. Джонс также показал, что выглядел он лет на 30–35, роста примерно 5 футов 11 дюймов, худощавый, темные коричневые волосы, поредевшие у висков, и что на нем были брюки защитного цвета.

Комиссия не вызвала для допроса Джонса, приняла показания Макватерса в той части, где они подтверждали ее концепцию, но отвергла все остальное. Отвергла она и показания полицейского Бэйкера, утверждавшего, что на Освальде была куртка. Бедная куртка портила всю историю, потому что она не вписывалась в показания важнейшей свидетельницы, уверявшей, что она видела Освальда в автобусе: миссис Мэри Бледшоу. По невероятному «совпадению» Освальд, который только что вышел из здания ТРУ и не был замечен ни одним из сослуживцев, толпившихся у входа, в автобусе тут же напоролся на знакомую даму — он в течение недели снимал у нее комнату всего лишь за месяц до описываемых событий. (Потом она попросила его съехать, потому что ей не нравился его мрачный вид и разговоры по телефону на иностранном языке.) Ее показания являются образцом той невразумительной околесицы, которую невозможно опровергнуть, потому что она сама себя опровергает на каждом слове, но из которой Комиссии было удобно настригать отдельные предложения для подтверждения своей линии.

Миссис Блэдшоу заявила, что Освальд, вошедший в автобус, выглядел как маньяк, лицо его было искажено, рубашка вылезла наружу, на рукаве — дыра. Правда, она созналась, что рубашку с дырой на рукаве ей показали на следующий день агенты секретной службы. Другие агенты порекомендовали ей давать показания Комиссии по заготовленным заметкам, в которые она и заглядывала постоянно, потому что, как она объяснила, «я забываю, что я должна говорить». Если и записки не помогали, ответы за нее давал приведенный ею адвокат.

Не лучше обстояло дело и со вторым участком пути — поездкой Освальда на такси. Водитель такси Уильям Вэлли, заявивший полиции, что в это время дня у него был пассажир, напоминавший внешностью Освальда, простодушно рассказал потом Комиссии, что полиция заставила его подписать заявление об опознании еще до того, как ему показали задержанного. Он также сказал, что Освальд очень выделялся среди прочих выстроенных для опознания людей: он единственный вел себя вызывающе, кричал на полицейских, что они не имеют права выставлять его для опознания среди подростков гораздо моложе него. При всем этом Вэлли указал на другого человека. Если добавить сюда тот факт, что в его путевом листе этот рейс отмечен как имевший место между 12.30 и 12.45 (как раз то время, когда Освальд, по расчетам Комиссии, должен был совершать свой странный проезд в автобусе); что пассажир, которого он принял у автобусной станции, любезно пытался уступить такси пожилой леди; что на нем была куртка; и что он проехал пять (или семь) лишних кварталов мимо дома, куда ехал Освальд, станет ясно, какими средствами приходилось Комиссии латать свою версию.

Но ведь каким-то путем Освальд добрался в свой дом на Норт-Бэкли в час дня? И если он покинул его в 1.03, мог ли он пешком одолеть 11 кварталов, отделявших его дом от места убийства полицейского?

Когда был убит полицейский Типпит?

Отчет Комиссии Уоррена гласит: в 1.15. Ибо в 1.16 один из свидетелей убийства подбежал к оставленной полицейской машине и сообщил диспетчеру о случившемся. Две минуты спустя радиосообщение было послано в эфир, и патрульные машины, находившиеся в районе к югу от центра Далласа (Оак-Клиф), устремились по указанному адресу: квартал 400 по Десятой-ист-стрит.

Открываем свидетельские показания.

Доминго Бенавидес показал, что он ехал по Десятой улице в своем грузовике, когда он увидел остановившуюся патрульную машину и выходящего из нее полицейского. Потом раздался выстрел. Бенавидес немедленно свернул к обочине, затормозил и пригнулся в кабине. Прогремели еще два выстрела. Он выглянул и увидел человека с пистолетом в руках, убегавшего по Десятой в сторону Паттон-стрит. Боясь, что стрелявший может вернуться, Бенавидес просидел, спрятавшись в своем грузовике еще несколько минут. Лишь потом он вышел, приблизился к полицейской машине и попытался радировать диспетчеру.

В это время на улице остановилась еще одна машина. Водитель, Т. Ф. Боули, подошел, чтобы выяснить, что случилось с лежащим на земле полицейским, не надо ли помочь. Собирались люди. Боули посмотрел на часы. Они показывали 1.10. Другой свидетель не был уверен, что он правильно обращается с микрофоном в полицейской машине и что диспетчер слышит его. Боули занял его место и сообщил об убийстве, назвал адрес: Десятая-ист, дом 404.

Учитывая, что Боули взглянул на часы уже после выстрелов, мы должны придти к выводу, что убийство произошло никак не позже, чем в 1.09. Коронная свидетельница Комиссии, Элен Маркхэм, назвала время еще более раннее: 1.06 или 1.07.

Комиссия не вызвала Боули, не упомянула о нем в Отчете и заявила, что в отношении времени Маркхэм ошибается. Ибо 1.07 практически давало Освальду алиби. Он не мог пешком дойти от остановки автобуса около своего дома, где его последний раз видела миссис Робертс примерно в 1.03, до угла Десятой и Паттон-стрит.

Правда, миссис Робертс нигде не говорила, что она хоть раз посмотрела на часы в это время. Можно было бы допустить, что она назвала время — час дня — приблизительно и что Освальд посетил свою комнату пятью минутами раньше. Но в этом случае рушился весь тщательно выверенный хронометраж его пути от ТРУ до дома — на автобусе и такси. Зажатая в тесные временные рамки между 12.33 (покидает ТРУ) и 1.16 (объявление об убийстве полицейского по радио) Комиссия пыталась манипулировать с этими 43 минутами, как басенный Тришка со своим кафтаном.

Допустить же, что на каком-то участке сообщник подвез Освальда на машине, Комиссия не могла, ибо сообщника не было, не было, не должно было быть.

Кто видел убийцу полицейского?

Главная свидетельница, Элен Маркхэм, утверждавшая, что она видела встречу Освальда и Типпита, продолжала биться в истерике и три часа спустя, когда ее привезли в полицейское управление, чтобы она опознала убийцу. Капитан Фриц сам бегал за нашатырем для нее. Свидетельствуя перед Комиссией, она заявила, что из четырех людей, показанных ей, она никого прежде не видела, а Освальда опознала потому, что при взгляде на него «ее как холодом прошибло».

Ее показания изобилуют самыми причудливыми несообразностями. Она заявила, что Освальд переговаривался с Типпитом, облокотившись об открытое окно машины с правой стороны; двое свидетелей и фотография, сделанная 20 минут спустя, показывают, что окно было закрыто. По ее словам она пробыла с умирающим Типпитом минут двадцать наедине; все остальные утверждают, что толпа собралась минуты через три. Она уверяла, что Типпит силился что-то сказать ей, но она не могла разобрать слов; вскрытие показало, что он умер мгновенно. Адвокату Марку Лэйну, позвонившему ей в марте 1964 года по телефону, она описала убийцу как невысокого, плотного человека с густой шапкой волос (ни одну из примет нельзя отнести к Освальду); на допросе в Комиссии категорически отрицала, что разговаривала с Лэйном, даже после того как ей дали прослушать магнитофонную запись беседы, сделанную предусмотрительным адвокатом.

Если бы Освальд остался жив и был судим открытым судом, вряд ли прокурор решился бы использовать такую ненадежную свидетельницу. Защитник просто выставил бы ее на посмешище. Но авторам Отчета перекрестный допрос не грозил. Соблазн же был слишком велик: свидетельница, видевшая, что Освальд шел один по улице, что полицейский остановил идущего и что этот идущий начал стрелять.

Показания Маркхэм, включенные в Отчет, стали отличной мишенью для будущих критиков. Но, соглашаясь со всеми их аргументами, допуская, что дама эта была либо игрушкой в руках заговорщиков (такая возможность будет рассмотрена ниже), либо рядовой* далласской психопаткой, скорее всего оказавшейся у места убийства минут пять-шесть спустя (ее не помнил ни один из свидетелей, собравшихся у места происшествия в первые минуты) и затем увлекшаяся своей ролью и всеобщим вниманием, мы должны признать, что и в этом случае груз улик против Освальда остается очень тяжелым.

Водитель такси Скоггинс ел свой завтрак, сидя в машине, отпаркованной на углу Паттон-стрит и Десятой. Он слышал выстрелы и видел убегавшего человека довольно близко, ибо тот бежал в его сторону. Зная замашки преступников, которые часто заставляют таксеров увозить их с места преступления под дулом пистолета, Скоггинс выскочил из автомобиля и бросился бежать. На следующий день он опознал Освальда, выбрав eго из четырех других мужчин. (В отличие от таксиста Вэлли, который в том же ряду указал на другого.)

Опознали в Освальде убегавшего и две молодые женщины, жившие на углу Десятой и Паттон-стрит, управляющий парком подержанных машин, Тэд Каллавей, и сторож того же парка, Сэм Гиньярд. Механик из другого парка, Уоррен Рейнольдс, не был вызван в полицейское управление, но, выступая перед Комиссией, заявил, что разглядел убегавшего очень хорошо и что у него нет никакого сомнения в том, что это был Освальд.

Пятеро из свидетелей заявили не сговариваясь, что убегавший на ходу перезаряжал револьвер — деталь, которую трудно выдумать пятерым сразу и которая характерна для непрофессионала, каковым и был Освальд (профессионал сразу прячет оружие).

Пули, извлеченные из тела Типпита, были слишком деформированы, и эксперты по баллистике не смогли с уверенностью соотнести их с револьвером Освальда. Но химический анализ показал, что три пули были изготовлены фирмой Винчестер-Вестерн, а четвертая — фирмой Ремингтон-Петерс. При этом из четырех гильз, найденных вблизи места преступления, две принадлежали одной фирме, две — другой. В револьвере Освальда и в его карманах при аресте были обнаружены патроны обеих фирм.

Парафиновый тест, проделанный над кожей рук Освальда в день ареста, обнаружил следы пороховых газов.

Наконец, его поведение в момент ареста в зале кинотеатра полчаса спустя — ударил полицейского, выхватил револьвер — рисует человека, вполне способного применить насилие против стражей закона даже в безнадежных обстоятельствах.

Конечно, в сборе улик и свидетельских показаний против Освальда далласская полиция допустила огромное количество процессуальных нарушений, проявила элементарную безграмотность, нередко занималась явной подтасовкой. Критики убедительно вскрывают эти нарушения, ловят полицейских на противоречиях в показаниях, особенно в тех, что касаются сцены ареста Освальда в кинотеатре (около 2.00). Но здесь справедливость требует вступиться за полицейских: им приходилось арестовывать предполагаемого убийцу их собрата по профессии, который был вооружен и очень опасен. Немудрено, что они вели себя в кинозале порой необъяснимо и потом путались в рассказах о событии.

Некоторые свидетели ставят под сомнение даже наличие пистолета у Освальда в момент ареста или доказывают, что факт этот не был достаточно подтвержден свидетельскими показаниями. Возможно, в зале суда их аргументы поколебали бы двух-трех присяжных. Однако сам Освальд, решительно отрицавший свое участие в убийствах и многое другое, наличие пистолета признавал. На вопрос «зачем он взял его с собой в кино?» он заявил: «Ну, знаете — как мальчишки, когда у них есть револьвер. Они просто носят его повсюду». Были у него в карманах и патроны.

Таким образом, груз улик и свидетельских показаний заставляет нас придти к выводу, что Освальд: а) был вблизи места убийства Типпита; б) что он убегал оттуда с револьвером в руке, на ходу перезаряжая его; в) что он стрелял из этого револьвера; г) что, возможно, по крайней мере одна из его пуль поразила Типпита.

Однако, даже признав все эти факты доказанными, мы все равно не решим загадку гибели полицейского. Десятки вопросов остаются пока без ответов.

Каким образом Освальд перенесся из книжного распределителя на угол Десятой и Паттон-стрит?

Почему Типпит оказался один на этой тихой улице, вдали от отведенного ему района патрулирования и в тот момент, когда всем полицейским машинам было приказано мчаться к Дэйли-плаза, к месту убийства президента?

Почему неизвестная полицейская машина остановилась перед домом, где жил Освальд (так показала управляющая Эрлен Робертс), как раз в тот момент, когда он заскочил туда на несколько минут, — остановилась и негромко посигналила?

Почему в документах Комиссии нет отчета о вскрытии тела Типпита? Не потому ли, что его раны плохо совмещались с версией убийцы-одиночки?

Почему полиция передала в лабораторию ФБР вначале (23 ноября) только одну пулю и заявила, что это все, что им удалось обнаружить? (Три другие пули, якобы извлеченные из тела Типпита, были найдены в ящике в полицейском управлении и переданы ФБР четыре месяца спустя.)

Наконец, почему такие несчастья обрушились на некоторых свидетелей убийства полицейского или на их родственников?

В январе 1964 года кто-то подкараулил Уоррена Рейнольдса в темном коридоре его конторы и прострелил ему голову. Это случилось два дня спустя после того, как его допрашивало ФБР. Рейнольдс выжил чудом. Человек, подозреваемый в этом покушении (сам Рейнольдс не верил в его виновность), был арестован, но затем отпущен, потому что некая Бетти Макдональд обеспечила ему алиби. Месяц спустя эта девица (ходили слухи, что она в юности танцевала в «Карусели» у Джека Руби) была арестована полицией, но через час повесилась в камере.

Доминго Бенавидес очень неохотно рассказывал о том, что он видел, прятался от репортеров. Конечно, тот факт, что в феврале 1964-го его брат Эдди был убит в драке в баре, смелости ему не прибавил. Марк Лэйн пытался получить у него интервью, но, под нажимом двух детективов из далласской полиции, тот отказался.

В конце июня 1964-го сын Элен Маркхэм был арестован в ее квартире по обвинению в грабеже и «при попытке бежать упал из окна ванной на цементный проезд внизу и сильно разбился». По странному совпадению это случилось через три дня после того, как другой ее сын дал интервью журналистам.

И снова самый главный вопрос: что за безумие напало на коварного и расчетливого убийцу президента и заставило его метаться по городу без всякой видимой причины? На что он надеялся? Куда пытался удрать с четырнадцатью долларами в кармане?

 

14. НЕВЫСЛУШАННЫЕ СВИДЕТЕЛИ, ОТВЕРГНУТЫЕ УЛИКИ

Помощник шерифа Роджер Крэйг был на Дэйли-плаза в день 22-го ноября. Когда раздались выстрелы и машина с раненым президентом умчалась, он побежал вместе с другими полицейскими и зрителями по травяному склону в сторону кустов, из которых — как им казалось — велась стрельба. Не найдя там никого, он включился в опрос свидетелей, принимал участие в осмотре места происшествия. Минут пятнадцать спустя он услышал резкий свист и увидел человека, сбегавшего по травяному склону со стороны здания ТРУ. Светло-зеленый пикап марки Нэш-Рэмблер, с багажником на крыше, проезжавший по Эльм-стрит (движение все еще не было перекрыто!), притормозил, принял бежавшего и умчался в западном направлении.

Позже в тот же день Крэйг позвонил в бюро капитана Фрица и описал случившееся. Его пригласили приехать в полицейское управление. Взглянув на допрашиваемого Освальда, он с уверенностью заявил, что это тот самый человек.

Комиссия отвергла показания Крэйга, потому что они подтверждали наличие, по крайней мере, одного сообщника у Освальда. Расследование пыталось дискредитировать свидетеля, указывая на противоречие в его рассказе: 22 ноября он заявил ФБР, что за рулем пикапа сидел негр, а на следующий день — что просто очень темнокожий белый (или латиноамериканец?). Но когда читаешь запись его допроса в Комиссии, видишь, что человек лишь уточнял и корректировал свои первоначальные впечатления, стараясь быть предельно аккуратным. Во всем остальном его рассказ поражает отсутствием противоречий и умолчаний, столь густо рассыпанных в 26 томах приложений к Отчету. Фотографии, делавшиеся на Дэйли-плаза разными людьми, показывают Крэйга именно в тех местах, которые он упоминает. На одной из них виден даже светло-зеленый пикап с багажником, замеченный им.

Показания Крэйга подтверждены и другими свидетелями.

Марвин Робинсон проезжал по Эльм стрит в западном направлении примерно 15 минут спустя после выстрелов. Он увидел человека, спустившегося по травяному склону и вошедшего в Нэш-Рэмблер пикап, который тут же уехал… Миссис Джеймс Форест… увидела человека, выбежавшего из-за книжного распределителя и севшего в Рэмблер пикап… «Если это не был Освальд, — заявила она впоследствии, — то уж наверняка — его двойник».

Квартал, в котором был убит Типпит, и местоположение главных свидетелей (Имена тех, кто не был вызван следствием, даны курсивом)

Капитан Фриц признавал, что он помнит какого-то помощника шерифа, который приходил к нему в тот день, но уверял, что в кабинет тот не входил. «А кто-нибудь из моих полицейских видел его?» — спрашивает он с тревогой. Но сохранились две фотографии, показывающие Крэйга в кабинете Фрица в тот день.

Сильно досадовал на Крэйга и следователь Комиссии — Дэвид Белин. Он постоянно останавливал допрос, пытался давить на свидетеля, в какой-то момент даже выбежал в бешенстве из кабинета. Крэйг стоял на своем и показаний не менял. Однако Белин на этом не успокоился. Когда несколько лет спустя Крэйгу показали 6-й том протоколов Комиссии, он отметил 14 мест, где его показания были существенно изменены следователем.

Итак, с одной стороны, у нас есть показания профессионального стража закона, ясные и непротиворечивые, подтвержденные другими свидетелями и фотографиями, и говорящие о том, что Освальд был увезен с места убийства президента сообщником. С другой — бредовые фантазии его бывшей домохозяйки, якобы видевшей его в автобусе, которые расходятся с показаниями всех других пассажиров и водителя автобуса. Кому бы поверили присяжные на суде?

А теперь послушаем, что сказал свидетель убийства Типпита, имя которого даже не упомянуто ни в Отчете, ни в 26 томах приложений. Фрэнк Райт смотрел вместе со своей женой телевизор в квартире, снимаемой ими на первом этаже дома № 501 по Десятой улице. (См. схему на стр. 98.) Они оба услышали выстрелы, и мистер Райт выбежал на улицу.

«Я увидел полицейскую машину в соседнем квартале… Я увидел человека около нее. Он упал. Похоже было, что он упал только что… Другой человек стоял прямо перед машиной. Он стоял и смотрел на упавшего… Он был среднего роста. На нем был длинный пиджак. Доставал почти до кистей. Пистолета я не видел. Он обежал полицейскую машину. Он побежал очень быстро и прыгнул в свой автомобиль. Автомобиль был маленький, серый, двухместный. Старый, года 1950-51, может быть, «плимут». Он был запаркован на той же стороне, но носом против движения… Человек прыгнул в этот автомобиль и умчался на большой скорости… Потом я пытался рассказывать то, что я видел. Никто не обращал внимания. Я видел, как это описывали в газетах и по телевизору, но я знаю, что все было не так. Я видел человека, уехавшего в сером автомобиле. Ничто на свете не изменит моего мнения.»

Конечно, множество людей пытались потом привлечь внимание к себе, доказывая, что они были свидетелями драмы. Но супругам Райт не было нужды выдумывать небылицы. Именно по их телефонному звонку диспетчер выслал скорую помощь к месту происшествия, именно их адрес значится в заполненном им бланке: дом 501 по Десятой-ист. Гараж был близко, так что машина прибыла на место очень быстро — в 1.18.

Водитель скорой помощи рассказал потом, что труп полицейского был накрыт одеялом. Откуда оно могло взяться? Только кто-то из жильцов соседних домов мог вынести его. Мистер Райт заявил, что одновременно с ним на выстрелы выбежала женщина, жившая в доме, около которого остановилась полицейская машина. «О Боже, его застрелили!» — воскликнула она и убежала обратно в дом. Женщину, жившую в доме напротив, упоминает в своих показаниях и сержант-резервист Крой. Не она ли вынесла одеяло? Мы этого теперь не узнаем, ибо ни имени ее, ни показаний нет в документах Комиссии.

Наконец, была еще одна свидетельница, утверждавшая, что она видела двух человек рядом с Типпитом за несколько секунд до выстрелов. Отчет Комиссии упоминает о ней в главе «Слухи и домыслы» И объявляет несуществующей. Но Марк Лэйн отыскал Аквиллу Клемонс и записал интервью с ней на видеопленку. Среди прочего она поведала ему, что после того, как Типпит упал, эти двое побежали в разные стороны. Один был плотный и невысокий, другой — повыше, одет в белую рубашку и брюки цвета хаки. (Вспомним пассажира автобуса, получившего трансфер, стр. 90.)

К сожалению, все расследование убийства Типпита сосредоточилось потом в руках Дэвида Белина. Как мы видели на примере его разговора с Роджером Крэйгом (стр. 97), он отличался особым умением перетасовывать слова свидетелей в нужном направлении, обходить острые углы. Блестящий пример его тактики можно видеть в процессе взятия показания у сержанта Барнса, который делал фотоснимки на месте убийства Типпита минут двадцать спустя.

БЕЛИН: (На этой фотографии) внутри за ветровым стеклом машины виден какой-то кусок бумаги или документ. Не помните, что это было?

БАРНС: Это планшет, такой блокнот, который крепится в патрульных машинах, чтобы полицейские могли делать заметки или записывать имена людей, разыскиваемых полицией.

БЕЛИН: Были какие-нибудь записи в этом блокноте?

БАРНС: Да; (но) мы их так и не прочли.

Следователь не восклицает «как?! почему?! куда же девался этот блокнот? немедленно доставьте его нам!» Нет, он пытается избежать ловушки, в которую завлек его неосторожный вопрос, выиграть время:

БЕЛИН: Блокнот был именно в таком положении?

БАРНС: Да, именно в таком.

БЕЛИН: Похоже, что к нему прикреплена фотография какого-то человека. А не заметили ли вы, чтобы была какая-то запись от руки, заметки на память?

БАРНС: Я не могу сказать вам, что было в блокноте.

БЕЛИН: Что еще вы можете припомнить об этой фотографии А, сделанной вами?

БАРНС: Что?

Свидетель как бы не верит своим ушам. Он приготовился к трудной борьбе, он не знает, как обойти этот опасный момент, который его начальство велело ему скрывать от Комиссии, но следователь приходит ему на помощь. Он не спрашивает «почему не прочли блокнот?» Он не спрашивает, куда девалась фотография человека, которую Типпит держал перед глазами в последние минуты жизни. Он переходит к следующим вопросам, к следующим снимкам.

Словно глухая пелена натянута следствием на все, что касается Типпита. Не были взяты показания у его вдовы, которая видела его часа за два до гибели. Не опрашивали ни родственников, ни знакомых. Не пытались выяснить, почему его телефон не числился в телефонном справочнике. Не включили в Отчет результаты вскрытия. Судя по сообщениям прессы, семья Типпита не имела возможности увидеть его в открытом гробу. Заявление врача, производившего вскрытие, было подписано агентом секретной службы Муром. В докладе своему начальству Мур говорит, что одно пулевое ранение было в голову, три другие — в грудь. Представители полиции, однако, упоминали также ранение в живот и в руку.

Если к блокноту Типпита была прикреплена фотография, например, самого Освальда, вся история предстала бы в совершенно новом свете. Нет никакого сомнения, что полицейское руководство Далласа намеренно старалось исказить реальную картину гибели патрульного. В значительной мере ему это удалось. Немудрено, что исследователи вот уже почти четверть века безуспешно пытаются сложить куски этой кровавой головоломки. Ясно, что и всякая новая попытка будет обречена на провал, если мы не изобретем какого-то нового подхода к проблеме.

 

15. КАК ЭТО МОГЛО ПРОИЗОЙТИ?

Есть что-то общее в ремесле прокурора и в ремесле исторического романиста. Оба должны сделать свою историю правдоподобной, оба должны убедить — присяжных или читателя, — что все так и было на самом деле. Есть такая же аналогия между ремеслом литературного критика и ремеслом адвоката. Критик имеет право разнести любой роман, и никто не потребует, чтобы он переписал его в улучшенном виде, рассказал, как было на самом деле. Также и от адвоката не требуется выстраивать свою версию событий: достаточно если он разобьет аргументы обвинения.

Все критики Отчета комиссии Уоррена вели свою работу именно по «адвокатскому» принципу. Они доказывали, что обвинения против Освальда выстроены недостаточно прочно. Но никто из них (за редким и частичным исключением) не пытался предложить свою версию событий. Они только настаивали на том, что расследование велось безобразно, поэтому нужно провести новое. Они добились нового расследования, но и оно не принесло удовлетворения. Все позитивное, что смог предложить Комитет Стокса в 1978, укладывается в формулу: «Мы убедились, что президент Кеннеди был убит в результате заговора, но не смогли выяснить, как и кем злодейский умысел был приведен в исполнение».

Пока независимый исследователь нападает и критикует, он опасен, неуязвим и неуловим, как воин-кочевник. Но кочевник неспособен выстроить ничего прочного и долговечного. Отчет Комиссии, при всех его огрехах, нелепостях и передергиваниях, имеет то преимущество, что он до сих пор — единственная «история», единственный связный рассказ о событиях. (Есть и другие толстые тома — Уильяма Манчестера, Джима Бишопа, — но они тоже исходят во всех основных положениях из выводов Отчета.) Как плохой роман часто имеет больше читателей, чем самая блистательная критика его, так и Отчет будет занимать в читательском сознании больше места, чем отличные книги, развенчивающие его, до тех пор пока не будет предложена и детально разработана новая версия событий.

Вряд ли кто-нибудь сейчас готов к выполнению столь трудной задачи. Все еще идет борьба с первым расследованием, все еще тянется расчистка места под новое строительство. Тем не менее, в первой части мы попытались выстроить реальную картину участия Джека Руби в преступлении. И надо признать, что в каких-то местах мы отступали от строго юридического подхода к делу. Это означает, что критерию психологического правдоподобия придавалось большее значение, чем показаниям явно лгущих свидетелей или явных сообщников. Я собираюсь следовать этому методу и впредь. То есть буду делать то, что недоступно прокурору, но доступно историческому писателю: связывать между собой твердо установленные факты не только свидетельскими показаниями и уликами (которые могут быть искажены, уничтожены, подтасованы), но также и логикой человеческих страстей там, где эти страсти обнаруживают себя явно — поступками и порывами, словами и умолчаниями, страхами и надеждами.

Какие же факты можно считать твердо доказанными?

Первый и главнейший: Освальд не был абсолютно невинным ягненком, каким его рисуют многие критики, до какой-то степени он был вовлечен в заговор.

На чем основан такой вывод?

Накануне дня покушения, нарушив сложившийся порядок — визиты по выходным, — Освальд поехал в Ирвинг повидаться (или проститься?) с семьей. Уезжая утром 22 ноября на работу, он оставил жене практически все деньги и обручальное кольцо. Две минуты спустя после выстрелов на Дэйли-плаза он выглядел (по показаниям полицейского Бэйкера и управляющего Трули) абсолютно спокойным — может быть, единственный из сотен людей, оказавшихся свидетелями событий. Он единственный из 70 сотрудников поспешил покинуть книжный распределитель. (Был еще один — Чарльз Гивенс, — но он потом вернулся.) Ружье, найденное на шестом этаже, принадлежало ему. Все вышеизложенное не может быть использовано как юридическое доказательство вины, но для рядового здравомыслящего наблюдателя делает ясным факт соучастия Освальда в заговоре.

Конечно, он мог быть неправильно информирован злоумышленниками о целях и масштабах задуманного. Но даже если ему была отведена лишь пассивная роль, роль козла отпущения, они не могли оставить его в абсолютном неведении. Под каким-то предлогом надо было заставить его принести ружье в здание ТРУ. Если допустить, что ружье было подброшено туда, все равно необходимо было под каким-то предлогом выманить его у Освальда в день убийства или за несколько дней до того. Нужно было каким-то образом гарантировать, чтобы в момент выстрелов он оказался один, а не на глазах сотрудников, которые могли бы засвидетельствовать его невиновность. Что-то нужно было сделать, чтобы после убийства он поспешил покинуть здание и оказался бы где-то вдали от людских глаз.

Второй доказанный факт касается гибели Типпита.

Бегство Освальда с револьвером в руке с места убийства, наличие у него револьвера при аресте полчаса спустя, гильзы, найденные на пути бегства, парафиновый тест, подтвердивший пользование огнестрельным оружием в тот день, — все приводит нас к выводу, что Освальд, по меньшей мере, принимал участие в стрельбе, завершившейся гибелью полицейского.

Наконец, третий факт был доказан всем содержанием первой части этой книги: убийство Освальда Джеком Руби два дня спустя было одним из звеньев заговора на жизнь президента Кеннеди.

Этот последний факт дает нам возможность сделать один очень важный вывод: если убийство Освальда было организовано с такими трудностями и опасностями, когда он был под охраной семидесяти полицейских, значит первоначальный сценарий должен был включать в себя его убийство где-то в более благоприятных обстоятельствах, скорее всего в тот короткий промежуток времени между стрельбой на Дэйпи-плаза и началом активного расследования, в процессе которого Освальд мог выдать своих сообщников.

Попробуем снова (как мы это делали в истории с Джеком Руби) поставить себя на место заговорщиков, планирующих представить Освальда главным и единственным убийцей. Каким образом было проще всего избавиться от него? Просто пристрелить в здании или на улице? Это слишком явно указывало бы на заметание следов, на наличие заговора. Убит при попытке задержания, убит полицейским — вот это был бы идеальный вариант. Причем лучше всего, чтобы это произошло вдали от людских глаз, где-то на тихой и пустынной улице. Значит, нужно было позаботиться о том, чтобы доставить Освальда к месту этой встречи. А если бы и полицейский оказался убит в процессе перестрелки, расследование зашло бы уже в безнадежный тупик. Случайным свидетелям, оказавшимся у места происшествия, можно было бы устроить впоследствии автомобильную аварию, сердечный приступ, падение из окна. И все. Концы в воду.

Но одно дело — сочинить сценарий и разыграть его на Голливудской площадке. Другое — осуществить его в реальной жизни, где статисты не вышколены, актеры непредсказуемы, а судьба постоянно вмешивается, как самый сумасбродный продюсер.

Поэтому все обернулось так…

12.32–12.45, Дэйли-плаза

Президентский автомобиль, в котором забрызганная кровью и мозгом Джеки Кеннеди держала на руках смертельно раненного мужа, только что умчался в сторону Паркландской больницы. Выли полицейские сирены. Люди метались по площади. Часть бежала наверх по травяному откосу в сторону кустов, из которых раздались выстрелы. (Почти три четверти свидетелей заявили, что звуки выстрелов донеслись из этих кустов, трое видели там вспышку.) Посреди всеобщего смятения лишь один человек сохранял внешнюю невозмутимость. На втором этаже книжного распределителя он подошел к автомату и протянул руку за бутылкой кока-колы. В этот момент полицейский Бэйкер, держа пистолет в руке, окликнул его и велел подойти. Но следовавший за полицейским управляющий Трули заверил его, что он знает этого парня, что это их служащий Ли Харви Освальд, после чего они с полицейским побежали дальше наверх обыскивать здание.

Минуту спустя одна из служащих распределителя, миссис Рейд, встретила Освальда, с бутылкой кока-колы в руках, медленно проходящим через помещение конторы на втором этаже. Она была последним сотрудником ТРУ, видевшим Освальда в тот день. Спрашивается, каким путем и когда он покинул здание?

Отчет Комиссии говорит, что через главный вход в 12.33. Но все это время у главных дверей, выходящих на Эльм-стрит, толпился народ, в том числе сослуживцы Освальда. Ни один не увидел его покидающим здание. Если он хотел улизнуть незамеченным, было бы глупо пользоваться главным входом. Скорее всего он ждал внутри у одного из окон, пока не заметил на улице светло-зеленый Рэмблер-пикап; после этого выбежал через задние двери и затем на Эльм-стрит, где его и заметили по меньшей мере трое свидетелей (см. выше стр. 97) садящимся в автомобиль.

Могут возразить, что к тому моменту кругом было полно полицейских. Однако даже Отчет признает, что здание ТРУ было оцеплено не раньше, чем в 12.37, а может быть и позже. Сотрудник распределителя, Билл Шелли, сказал, что сзади оставалось четыре неохраняемых двери, через которые любой мог войти и выйти. Агент Секретной службы Соррелс никем не был остановлен, когда воспользовался этими дверьми в 12.50. Капитан Фриц прибыл в 12.58 и был спрошен полицейскими, не прикажет ли он оцепить здание.

В это время автобус, за рулем которого сидел водитель Макватерс, медленно продвигался по Эльм-стрит в сторону Дэйли-плаза. За шесть или семь кварталов до площади в автобус вошел человек, запомнившийся Милтону Джонсу: 30–35 лет, 5 футов 11 дюймов, худощавый, редеющие волосы, брюки защитного цвета (см. стр. 90). Пробыв в автобусе всего несколько минут, он попросил трансфер и вышел. Что могло помешать этому неизвестному сесть в небольшой серый автомобиль и отправиться выполнять вторую часть своего задания — подобрать Освальда около его дома в час дня?

12.58-1.20, район Оак Клиф

С того момента, как мы даем Роджеру Крэйгу убедить нас в том, что он говорил правду и не ошибался, логический аппарат нашего ума испытывает огромное облегчение. Больше не нужно вслушиваться в бредни миссис Бледшоу (которая, скорее всего, проезжала в каком-то автобусе в районе Дэйли-плаза и выдумала встречу со своим бывшим постояльцем, когда увидела его вечером по телевизору), в путаницу показаний таксера Вэлли; не надо пытаться убедить себя, что обезумевший Освальд бежал сначала от книжного распределителя, потом ехал к нему обратно на автобусе, потом прыгал в такси, проезжал семь кварталов мимо своего дома и бежал к нему обратно. Его увез с места преступления сообщник в светло-зеленом Рэмблер-пикапе и этот же сообщник (или другой несколько позже) вручил ему автобусный трансфер, чтобы объяснить в случае ареста, каким путем он добирался до дома, а то и обеспечить алиби (мол, и в здании-то я не был в это время, тихо ехал на автобусе).

Просто, логично, последовательно.

По совету тех же сообщников он оставил куртку в автомобиле, чтобы ее можно было подбросить потом в книжный распределитель и тем самым поставить под сомнение показания свидетелей, видевших его бегство из здания. (Домоуправляющая Эрлен Робертс видела, что он прибежал домой без куртки.)

Освальду было обещано, что о бегстве его позаботятся, что он сможет, наконец, попасть на «остров свободы», куда он так рвался, сможет увидеть своего кумира Кастро. (Одним из вымышленных имен, использованных Освальдом, было имя Ф. Хидель.) Именно поэтому он давно настаивал, чтобы жена с детьми вернулась в СССР, именно поэтому совершил прощальный визит в Ирвинг, оставил там почти все деньги и обручальное кольцо. Возникает единственный вопрос: почему автомобиль сразу не рванул прочь из города или, скорее, к тому месту, где Освальд должен был быть уничтожен?

Мафия обычно использует два автомобиля для бегства. Один увозит с места преступления — он может быть замечен и опознан свидетелями, кто-то может записать номер. Другой (или другие) ждет где-то на тихой улице, и в него участники пересаживаются уже спокойно, не привлекая внимания. Нет никаких оснований думать, что профессионалы, организовавшие убийство президента, отказались от этой удобной и проверенной методики.

Таким образом место пересадки из одного автомобиля в другой должно было быть запланировано при любых обстоятельствах. Вполне возможно, что Рэмблер-пикап доставил Освальда к его дому, а дальше о его судьбе должен был позаботиться кто-то другой. Кто-то, кого он ждал, стоя на автобусной остановке у своего дома, где его последний раз видела Эрлен Робертс примерно в 1.03.

Как мы уже убедились (стр. 92), все свидетельские показания говорят о том, что Типпит был убит между 1.07 и 1.10, а не в 1.15, как гласит Отчет. Пешком Освальд не мог поспеть к углу Десятой и Паттон за семь минут. Более того: никто и не видел его идущим пешком. Одна лишь Элен Маркхэм уверяла, что Освальд шея по Десятой улице в восточном направлении, когда машина Типпита поравнялась с ним. Но все говорит за то, что Маркхэм — паталогическая лгунья, оказавшаяся у места происшествия гораздо позже. Зато самый обстоятельный свидетель, таксист Скоггинс, который ел свой ланч, сидя в такси на самом перекрестке, заметил полицейскую машину, медленно проехавшую по Десятой, но не заметил, чтобы кто-то прошел мимо. Могут возразить: «Кто обращает внимание на случайных прохожих?» Но Десятая-ист настолько малолюдная улица, что идущий человек на ней гораздо большая редкость, чем проезжающая машина. (Я пробыл на ней минут 15 во время визита в Даллас в 1985 году и за это время не заметил ни одного.) Если же в тридцати метрах от вас раздаются выстрелы и человек с пистолетом бежит в вашу сторону, вы скорее всего узнаете в нем прохожего, миновавшего вас незадолго до этого. Но Скоггинс не видел Освальда идущим. В просвет между кустами он видел его уже стоящим около машины Типпита.

Какую роль мог играть человек в длинном пиджаке, замеченный Фрэнком Райтом и умчавшийся в сером автомобиле? Послушаем специалиста, знающего методы преступного мира:

Намеченную жертву убийце показывает «человек-палец». Человек-палец знает только две вещи: лицо (необязательно даже имя) жертвы и лицо (имя необязательно) убийцы. Если человек-палец исправно выполнит свою роль, жертва будет уничтожена.

Судя по всему, человек-палец исправно выполнил первую часть задачи и доставил Освальда в своем сером автомобиле от дома на Норт-Бэкли-стрит в нужное место. И, может быть, не его вина, что жертва на этот раз оказалась неожиданно зубастой и опередила своего убийцу. Типпит успел извлечь пистолет из кобуры, но не успел воспользоваться им. Сценарий не сработал.

На сцене появляется полицейский

С точки зрения юридической у нас нет достаточных оснований для обвинения Типпита в участии в заговоре. С моральной точки зрения тоже неправомочно бросать тень на память погибшего человека, который не может оправдаться. Чтобы как-то сгладить возникающую неловкость, попробуем восстановить возможный ход событий, говоря не о нем, а о некоем условном полицейском Т.

Что мы знаем о нем? Очень немного. Жизнь у него была самая заурядная. Десять лет службы в полиции без повышения в чине. Доходы скромные, счет в банке — соответствующий. Подрабатывал по выходным, наблюдая за порядком в закусочной Остин. Был хорошим семьянином, ходил в церковь. Правда, член Комиссии Уоррена, Ален Даллес, спросил у начальника полиции Карри, справедливы ли слухи о замешанности полицейского Т. в наркотиках. Карри заявил, что слухи эти необоснованы.

И еще мы знаем, что у этого полицейского Т. был близкий приятель, которого звали Джек Руби.

В свое время (в первой части) мы не задавались вопросом, почему именно Руби было приказано пожертвовать собой ради уничтожения Освальда. А ведь в мире синдиката царят свои правила, своя справедливость. И объяснение напрашивается само собой: эта «работа» была поручена Руби с самого начала, он провалил ее, не выполнил в требовавшийся момент, т. е. 22-го ноября, и был вынужден исправлять свою ошибку такой дорогой ценой, на глазах у всего света, 24-го.

Мы не знаем, какая сумма была выделена Руби на оплату исполнителей, но, судя по тем тысячам долларов, которыми были набиты его карманы 22–24 ноября 1963 года, деньги были отпущены немалые. Каким образом он должен был обрисовать задачу полицейскому Т.? Нет, не было никакой нужды говорить ему о заговоре на жизнь президента. (Да и знал ли об этом сам Руби?) Исполнителю опасного трюка в фильме не дают читать весь сценарий. Ему просто говорят: ты пробегаешь по крыше горящего дома и прыгаешь оттуда в бассейн. На этом твоя миссия кончается. Получаешь деньги — и до свиданья.

В истории с Т. задача могла быть обрисована следующим образом. 22-го ноября, примерно в 12.00 ты переключаешь приемник в своей машине на такую-то волну. По этой волне тебе будут передаваться указания о том, куда ехать, чтобы выйти на цель. Когда цель будет совсем близка, ты увидишь автомобиль (например, серый двухместный «плимут» 1952 года), неправильно отпаркованный носом против движения. Ты остановишься якобы для того, чтобы сделать замечание водителю. В машине будут двое. Вот фотография одного из них — того, которого следует пристрелить. Второй подсунет убитому в карман пистолет и будет свидетелем, что тот угрожал тебе оружием и ты был вынужден убить его, защищаясь. О случайных свидетелях мы позаботимся. Плату за работу получишь такую-то.

Возможен был и более тонко разработанный вариант. Чтобы усыпить опасения полицейского Т. (все же не так легко подбить непривычного человека на убийство даже за большую плату), его могли попросить просто задержать указанного человека и доставить его в полицию с каким-то пустячным обвинением, которое трудно опровергнуть: скажем, оскорбление словом носителя власти. Оказать такую дружескую услугу Джеку Руби полицейский Т. вполне мог согласиться и за очень скромную мзду, и даже не очень расспрашивая, зачем это понадобилось старому приятелю. В этом втором варианте все развивалось бы так же, как и в первом, до момента встречи. Но в момент встречи человек-палец должен был расширить свои функции: он должен был застрелить полицейского и тут же (желательно — воспользовавшись пистолетом убитого) застрелить Освальда.

Если именно этот второй вариант имел место, множество загадок оказываются разрешимыми.

Во-первых, не надо больше ломать голову над тем, как Типпит нашел Освальда. (Если верить Комиссии. Уоррена, что Типпит опознал его по описанию, переданному по радио в 12.45 — «белый мужчина, лет 30, худощавый, рост 5 футов 10 дюймов, вес 165 фунтов, во что одет — неизвестно», — непонятно, почему тысячи других жителей Далласа, подпадающих под это описание, не были притащены в полицию.) Он нашел его, потому что держал перед собой его фотографию, потому что искал именно его и ему в этом хорошо помогали.

Во-вторых, становится ясно, почему пули, извлеченные из тела Типпита, не соответствовали найденным гильзам, — потому что по крайней мере две гильзы были подброшены заговорщиками. Вы можете заготовить заранее гильзы с отметками нужного вам пистолета, но нет никакой гарантии, что убийца (в данном случае Освальд) воспользуется патронами той же фирмы. Вполне возможно, что все пули, извлеченные из тела Типпита были изготовлены одной фирмой (скажем, Винчестер-Вестерн), а найденные гильзы были разных фирм, и полицейское начальство не знало, как скрыть этот факт, не возбудив снова подозрения в наличии заговора.

В-третьих, самоуверенное поведение Освальда в полицейском управлении, его заявление, что он никого не убивал, полное отсутствие чувства страха или вины, отмеченное многими, тоже приобретают смысл. Если, действительно, он был лишь подставной фигурой и не стрелял в президента, то ему оставалось лишь доказать, что Типпит сам был в заговоре и что он выстрелил в него, защищаясь, — и тогда появлялись довольно значительные шансы если не на оправдание, то на легкий приговор при гарантированной мировой славе.

В-четвертых, поведение полиции города Далласа в расследовании убийства на Десятой улице тоже становится вполне объяснимо. Она с самого начала отдавала себе отчет в том, что присутствие Типпита вдали от отведенного ему участка патрулирования и его встречу с Освальдом невозможно объяснить простой случайностью. Стоило Комиссии Уоррена затребовать планшет и фотографию, упоминание о которых всплыло во время допроса сержанта Барнса, и предумышленность встречи сделалась бы стопроцентно очевидной. Поэтому-то полицейское управление прятало извлеченные пули от ФБР, результаты вскрытия тела Типпита — от Комиссии Уоррена, а планшет и фотографии, найденные в машине убитого, — от всего света.

Объективности ради здесь следует заметить, что Типпит и те двое, полицейских, что подъезжали к дому Освальда в час дня, могли оказаться вовсе незамешанными в заговоре. Руби мог вовлечь их в свою игру обманом: сказать, что в таком-то месте, в такое-то время они имеют шанс схватить крупного преступника в момент какой-то важной незаконной операции. Это называется «тип», и такие «типы» полицейские очень часто получают от своих знакомых из уголовного мира. Без них полиция не могла бы работать эффективно. Полицейское начальство должно было понимать, что такая возможность существовала. Но оно не хотело рисковать.

Признать, что их подчиненный был замешан в заговор на жизнь президента, — малоприятная перспектива. Но было ли оправданным ради сокрытия этого факта пускаться на подделки и лжесвидетельства, которые являлись уже не просто должностными упущениями, но уголовно-наказуемыми деяниями?

 

16. ПОЛИЦИЯ ДАЛЛАСА ЗАМЕТАЕТ СЛЕДЫ

Приметы Освальда

В 12.43 инспектор Сойер, находившийся около книжного распределителя на Дэйли-плаза, радировал полицейскому диспетчеру сообщение, которое тут же было передано в эфир:

СОЙЕР: Описание подозреваемого: худощавый мужчина, белый, лет тридцати, рост пять футов, десять дюймов, вес 165 фунтов, в руках ружье калибра 30–30, видимо, Винчестер.

ДИСПЕТЧЕР: Во что одет?

СОЙЕР: Свидетель не может припомнить этого.

ДИСПЕТЧЕР: Подозреваемый все еще находится в здании или покинул его?

СОЙЕР: Свидетель не мог сказать с уверенностью… Свидетель также не знает, был ли он в здании вообще.

Какие парадоксы, оказывается, выкидывает порой память свидетеля! Он сумел определить рост, вес и возраст человека, но не заметил, во что тот был одет. Больше того: свидетель не сказал, видел ли он подозреваемого с ружьем в здании ТРУ или где-то в другом месте.

Кто же был этот загадочный свидетель, первым сообщивший приметы подозреваемого убийцы?

Комиссия Уоррена считала, что честь эта принадлежит Ховарду Бреннану, строителю-монтажнику, который увидел человека, целившегося из ружья в окне шестого этажа ТРУ. Однако Бреннан ничего не говорил о росте человека (и немудрено — он видел его в окне). Он также не мог выражать сомнения по поводу местонахождения стрелявшего, ибо видел его в здании. Наконец, он заявил, что описал виденное им не инспектору Сойеру, а агенту Секретной службы Соррелсу, который прибыл на Дэйли-плаза в 12.50, то есть уже после передачи сообщения в эфир.

Инспектор Сойер плохо помнил человека, сообщившего ему приметы подозреваемого. В первые минуты после выстрелов такое количество людей спешило рассказать полицейским о том, что они видели, что инспектор был вынужден всех их отсылать в сопровождении детективов в контору шерифа. Послал он туда и этого свидетеля и больше его не видел. Запомнил только, что это был белый мужчина лет тридцати пяти, без особых примет. (Интересно, не был ли он одет в брюки цвета хаки?) Бреннан же носил каску строителя, которую трудно было не запомнить.

Попробуем подойти к этому загадочному эпизоду с другой стороны. Если сценарий заговорщиков предполагал уничтожение Освальда вскоре после выстрелов на Дэйли-плаза, полицейский, которому следовало задержать его, должен был иметь предлог для этого: Радиосообщение с описанием примет было идеальным предлогом. И, как мы видим, обеспечить его не составило труда: любой человек, ничем не рискуя, мог подбежать посреди общего смятения к инспектору Сойеру и заявить, что видел человека с ружьем, который вел себя крайне подозрительно.

Подставной свидетель мог получить заранее лишь часть примет Освальда, которые он и перечислил инспектору: худощавый, белый, такого-то роста и такого-то веса. Но он не мог знать накануне, во что Освальд (которого он, скорее всего, и в глаза не видел) будет одет в тот день и где он будет находиться в момент стрельбы. (Возможен и второй вариант: у заговорщиков был в запасе другой козел отпущения, и они лишь в последний момент могли решить, который из них будет выглядеть правдоподобнее.) Именно поэтому важнейшие моменты — местонахождение и одежда подозреваемого оказались опущенными в радио-сообщении. Нелепость подобного упущения, конечно, не привлекла внимания следователя Белина.

Зато его явно огорчала другая часть показаний инспектора Сойера. Тот заявил, что, кроме примет белого подозреваемого, он передал в эфир приметы черного служащего ТРУ, который поспешил скрыться с места происшествия. Помощник шерифа пришел из конторы, где велся опрос свидетелей, и принес фотографию Чарльза Гивенса, перечень его примет и сообщение о том, что за этим человеком числится замешанность в дела, связанные с наркотиками. Сойер передал имя и приметы в эфир, и некоторое время спустя Гивенс был задержан и отправлен в распоряжение капитана Фрица.

Но куда же девалось это важное сообщение? Сколько ни рылись, так и не нашли его в записях радио-переговоров № 1. Зато в радио-2 и радио-3 это сообщение было восстановлено.

Радио-транскрипты

Первый (сокращенный) вариант датирован 3 декабря 1963 года. Будем называть его радио-1. Второй, более полный, был изготовлен полицией Далласа по требованию Комиссии в конце апреля 1964 года (радио-2). Наконец, радио-3 являет собой наиболее полную запись, с именами переговаривающихся полицейских (а не только с их номерами, как в радио-2), изготовленную ФБР по пленкам и пластинкам, предоставленным опять же Далласской полицией.

Радио-1 названо в Приложениях к отчету «Документы Сойера», хотя никакого отношения к честному Сойеру они не имеют. (Не для придания ли им достоверности пристегнули сюда это имя?) Описание

Чарльза Гивенса, посланное им, как мы видели, не попало в первый транскрипт. Но руководство Далласской полиции использовало не только ножницы в обработке этих важных документов. Творчество было целенаправленным, многоступенчатым, подгонявшимся под нужды момента.

Первая и главная задача была: доказать, что перемещения Типпита совершались с ведома и одобрения начальства, что он перекочевал из отведенного ему района патрулирования (№ 78) в чужой (№ 91) не просто так. Для этого уже в радио-1 вставляется запрос диспетчера, отнесенный ко времени 12.45:

ДИСПЕТЧЕР: Вы находитесь в районе Оак Клиф?

ТИППИТ: Да, угол Ланкастер-стрит и Восьмой.

Ради чего же полицейский диспетчер посреди небывалого смятения обратил внимание на неприметного патрульного, находящегося примерно в четырех милях от места покушения на президента? С каким важным сообщением он хотел обратиться к нему в минуты, когда эфир был переполнен призывами и запросами полицейских, пытавшихся сообщить управлению важную информацию?

ДИСПЕТЧЕР: Будьте начеку на случай любых непредвиденных обстоятельств.

Какое ценное указание! Какое своевременное напоминание!

Видимо, в штате далласской полиции не было предусмотрено должности профессионального драматурга, который мог бы придумать здесь убедительную ремарку. Пришлось довольствоваться вопиющей банальностью. Но неудовлетворенность собственным творчеством свойственна и сочинителям в мундирах. В радио-2 мы видим уже более развернутую картину отношений между диспетчером и Типпитом. Оказывается уже в 12.45 диспетчер приказал полицейским Типпиту и Нельсону отправиться в Оак Клиф. Хорошая деталь: не одному Типпиту (чтобы не возникало вопроса — почему именно ему?), а сразу двум. Но сочинительство — трудное дело. Ядовитые критики стали впоследствии спрашивать, отчего же Нельсон не послушался команды и отправился куда и все — на Дэйли-плаза? И отчего никто не спросил его потом, почему он не подчинился приказу?

Хотя в радио-1 ясно сказано, что в 12.45 состоялся последний акт радиосвязи между Типпитом и диспетчером, в радио-2 мы находим еще и другие попытки. Примерно в 1.00 диспетчер якобы спрашивает Типпита о местонахождении, но не получает ответа. В 1.08 Типпит якобы безуспешно взывал к диспетчеру. (Не для того ли, чтобы подтвердить: «Меня еще не застрелили»?) Наконец, по получении известия от прохожих о стрельбе на Десятой улице диспетчер начинает судорожно вызывать не полицейского Менцеля, который патрулировал этот район, а именно Типпита. Эти призывы появились уже в радио-1, но в радио-2 для пущей убедительности добавлено:

ЧЕЙ-ТО ГОЛОС У МЕСТА ПРОИСШЕСТВИЯ ДОБАВЛЯЕТ: Патрульная машина № 10, полицейский № 78.

Еще через несколько месяцев сообразили, что хотя номер машины был указан прямо на дверце, никто из прохожих, сбежавшихся к месту происшествия, не мог знать, что в радиопереговорах убитый полицейский обозначался кодовым номером 78. В радио-3 эту красочную деталь убрали.

Ключевой момент, выдающий подделки в радио-транскриптах, — отметки времени. Они расставлены неравномерно. Имеющиеся в одном варианте часто отсутствуют в другом. Тем не менее можно проследить любопытный феномен. В радио-1 (сокращенном) на одну минуту времени приходится примерно 4–5 строчек текста переговоров. Но сообщение об убийстве полицейского помечено 1.18 и отстоит от предыдущей пометки — 1.04 — на 15 строк. То есть можно подумать, что полицейские впали вдруг в задумчивость и стали разговаривать в пять раз медленнее (одна строчка в минуту). Если же подставить вместо 1.18 то время, которое называли свидетели — 1.10 (см. выше стр. 92), то темп переговоров вернется к нормальному.

То же самое и в радио-3. Средняя густота записей: страница (30 строк, ибо это самый подробный транскрипт) в минуту. И вдруг накануне сообщения об убийстве Типпита, переданного прохожим, происходит такой же «наплыв» молчаливости — 4 строки в минуту. То есть почти в 8 раз немногословнее.

Но самый любопытный сдвиг обнаруживается в радио-2. Там тоже проделаны все трюки накануне сообщения прохожего, тоже между пометкой 1.11 и 1.15 помещается всего 12 строк (до этого средняя плотность текста — 10 строк в минуту), но вдруг на следующей странице стоит черным по белому 1.10. То есть опять же время, названное свидетелем Боули. Что это? Оплошность фальсификаторов? забыли исправить? или время вернулось вспять? А еще восемнадцатью строчками ниже пометка времени хранит следы таких грубых подправок, что уже невозможно разобрать: то ли это 1.12, то ли 1.19.

Как бы там ни было, все три радио-транскрипта хранят следы явных подделок, направленных на искажение реального хода событий и хронометража. Из четырех полицейских-диспетчеров, обслуживавших 1-ый канал радиосвязи 22-го ноября, был допрошен только один. Но и его расспрашивали только о событиях 24-го ноября (день убийства Освальда). Ни один из них не был вызван для того, чтобы подтвердить или сверить тексты радиопереговоров. Так как последний, самый полный, радио-транскрипт был получен Комиссией Уоррена лишь в августе 1964-го, времени на критический анализ уже не оставалось. Администрация президента Джонсона требовала любой ценой закончить отчет до выборов в ноябре.

Капитан Фриц и адреса Освальда

Сейчас трудно установить, кто именно из полицейских чинов занимался подчисткой радио-транскриптов. Так как это делалось многократно и многоступенчато, надо полагать, творчество было коллективным и не могло протекать без ведома начальства. Однако есть один высокопоставленный страж закона, чье поведение на протяжении всего расследования выглядит особенно подозрительным.

Словно какое-то затмение нашло на опытного (больше 30 лет службы) капитана Фрица в тот день. С момента прибытия на Дэйли-плаза (12.58) он начинает совершать ошибку за ошибкой. Вот ему передают найденное ружье после того, как оно было сфотографировано и проверено на отпечатки пальцев. Он извлекает из зарядника неиспользованный патрон и, некоторое время подержав его у себя, передает впоследствии работникам лаборатории, не сделав никаких отметок на патроне (что полагалось по правилам). Не поставил он никаких опознавательных инициалов и на самом ружье.

После обнаружения ружья управляющий, мистер Трули, сообщает ему, что один из служащих ТРУ отсутствует. Какая реакция была бы нормальной на подобное сообщение? Поручить кому-то из подчиненных проверить полученную информацию, съездить по указанному адресу (управляющий Трули знал только адрес в Ирвинге) — это было бы вполне естественно. (Вспомним, что капитан Сойер, получив сообщение об исчезнувшем Гивенсе, просто послал сообщение в эфир.) Но нет. Имя отсутствующего так, видимо, впечатляет капитана Фрица, что он оставляет место преступления и, в сопровождении двух помощников, мчится в полицейское управление. Зачем? «Проверить, не числилось ли за этим человеком других преступлений в наших досье», — отвечает капитан. Как будто это нельзя было сделать по телефону.

В управлении ему говорят, что задержан человек, подозреваемый в убийстве полицейского. Есть свидетели, видевшие, как он убегал. Зовут его Ли Харви Освальд. «Да ведь это тот самый, которого мы подозреваем в убийстве президента!» — восклицает капитан Фриц.

Спешно делаются приготовления, и примерно в 2.25, в тесном каби-нетике капитана Фрица, начинается допрос задержанного. Без стенографа. Без магнитофона. Люди входят и выходят. Звонит телефон. Сам Фриц то и дело отлучается. В это время допрос ведут другие. Капитан отдает распоряжения полицейским в коридоре, торопит организацию опознания и вызов свидетелей, сам бежит за нашатырным спиртом для то и дело теряющей сознание Элен Маркхэм.

Все ответы Освальда потом пришлось собирать по воспоминаниям присутствовавших при допросе. И так как в конечном итоге дольше всего разговаривал с задержанным сам капитан Фриц, его отчет и стал главным источником информации об этом допросе. Отсутствие магнитофона если и было оплошностью, то оплошностью весьма удобной. Впоследствии, давая показания Комиссии Уоррена, капитан Фриц имел возможность изворачиваться, подправлять себя, забывать ненужное. Он смог даже затуманить самый опасный для него вопрос: как и в какой момент он узнал адрес Освальда в Далласе, на Норт-Бэкли-стрит, куда он вскоре отправил полицейских с обыском.

В конце допроса член Комиссии Даллес спрашивает Фрица, знала ли полиция Далласа что-то об Освальде до этого ареста. И капитан решительно заявляет, что ни он, ни члены его отдела ничего не слышали об этом человеке и никаких материалов на него в полицейских досье не обнаружено.

Однако ведь и полицейские — люди, и у них нервы не железные. Где-то в начале допроса Фриц на минуту расслабился и проговорился, что он послал двух своих подчиненных по адресу 1026 Норт-Бэкли-стрит сразу по приезде в полицейское управление. Тут же он так пугается, что начинает нести околесицу:

ФРИЦ: Я не думаю, чтобы у нас был адрес на Бэкли в этой части этого вопроса. (Sic!)

БОЛЛ (следователь Комиссии): У вас не было этого адреса к этому моменту, хотите вы сказать?

ФРИЦ: Нет, не в это время, но как только я прибыл по этому адресу.

БОЛЛ (спешит на помощь): Давайте поговорим об этом позже и тогда разберемся, когда вы туда прибыли.

ФРИЦ: Прибыл туда?

Капитан даже не сумел воспользоваться передышкой, предоставляемой ему следователем. Он так спешит замазать свою промашку, что тут же выдумывает какого-то полицейского (имени, конечно, не помнит), который в коридоре сказал ему про адрес на Норт-Бэкли-стрит. Час от часу не легче: опять получается, что полиция знала про этот адрес, который Освальд держал в тайне даже от жены. Следователь снова спешит на помощь, задавая бессмысленный тавтологический вопрос:

БОЛЛ: Он /Освальд/ был уже доставлен в полицейское управление к этому времени?

ФРИЦ: Он был в управлении, когда мы туда прибыли, вы же знаете.

БОЛЛ: Значит, был?

ФРИЦ: Да, сэр. Так что, начав разговаривать с ним, я спросил, где он снимает комнату на Бэкли. (Курсив мой — И. Е.)

Откуда он узнал, что Освальд снимает комнату, если управляющий Трули дал ему адрес в Ирвинге? Откуда узнал, что на Бэкли? Бедный Фриц совсем бы пропал, если бы семь страниц спустя добрый следователь Болл не придумал, как помочь ему.

БОЛЛ: И вот во время этого первого разговора Освальд сказал вам, что он живет на 1026 Норт-Бэкли?

Только тут до Фрица доходит, что ему подсовывают толстую соломину; что остальных присутствовавших при допросе Освальда не будут спрашивать, была ли речь о его адресе вообще. «Да, сэр», — с облегчением говорит капитан. Нет, что ни говорите, а вести допросы без магнитофона и стенографа — полезнейшая вещь.

Но еще полезнее было бы не иметь среди подчиненных честных упрямцев, которых никак не заставишь играть по сценарию. Таких, например, как лейтенант Ревилл.

В сущности 13 мая 1964 года Комиссия Уоррена допрашивала лейтенанта совсем о другом. В день убийства президента он столкнулся со своим приятелем, агентом ФБР Джеймсом Хости, и тот в волнении проговорился, что они знали об Освальде, знали о его прокоммунистических настроениях, знали, что он может быть опасен. Лейтенант был возмущен тем, что ФБР утаило такую важную информацию от них, от полиции, и, несмотря на старую дружбу с Хости, немедленно написал рапорт о состоявшемся разговоре своему начальству. Вот этот-то доклад, написанный по свежим следам примерно в 3.30 пополудни, 22 ноября 1963 года, и привлек внимание следователей. Ибо в отведенных строчках бланка, сразу вслед за именем Освальда, стоит адрес: 605 Элзбет-стрит.

Освальд с семьей, действительно, жил по этому адресу в конце 1962-го и в начале 1963 года. Но откуда же полиция, которая якобы не имела о нем никаких сведений, могла знать этот старый адрес уже в 3.30, в день убийства президента? Лейтенант Ревилл заявил, что он был передан ему двумя детективами, и обещал расспросить их, откуда они его взяли. Однако никаких сведений о дальнейшем расследовании этой загадки мы не находим в 26 томах. Более того: сам доклад был поначалу утаен от Комиссии полицией. Лишь после того, как сведения просочились в прессу, пришлось обнародовать этот важный документ.

В тот же день, то есть 22-го ноября 1963 года, капитану Ганнавей был передан список всех служащих ТРУ с адресами. Имя Освальда стоит первым. И адрес рядом с ним не тот, что был в документах распределителя, — адрес Руфи Пэйн в Ирвинге. И не тот на Норт-Бэкли, который капитан Фриц каким-то чудом знал сразу по приезде в полицейское управление. Нет, там вписан все тот же старый адрес: 605 Элзбет.

(Между прочим, полиция могла бы предложить довольно невинное объяснение: при аресте у Освальда нашли библиотечную карточку — правда старую — с этим адресом. Однако в его карманах были и другие карточки с другими адресами. Кроме того, уже были точно известны два его текущих адреса. Думается, выбрать из всех возможных именно адрес на Элзбет-стрит можно было лишь в том случае, если этот адрес был взят прямо из полицейского досье.)

Только очень наивные люди могут поверить, что далласская полиция не знала о жителе их города, который прославился тем, что убежал в Россию, отказался от американского гражданства, а затем вернулся обратно и агитировал за «новую Кубу». Поведение капитана Фрица, который сразу оставил обыск здания ТРУ и помчался в полицейское управление, как только услышал имя Освальда; полицейский доклад о некоем человеке, который распространял прокубинскую литературу на улицах Далласа, совпадающий с описанием этого инцидента в письме самого Освальда и подтверждающий, что это был именно он; наконец, знание полицией по крайней мере двух адресов Освальда ясно показывает, что сведения о нем были в их архивах.

А значит, и капитан Фриц, и шеф Карри лгали Комиссии Уоррена в этом вопросе. Но зачем? Неужели признание в ошибке, в недооценке опасности подозрительного человека было чревато для них более серьезными последствиями, чем разоблачение прямой лжи под присягой? Или Освальд, как и Руби, для отвода глаз предлагал им свои услуги в качестве осведомителя, они пользовались им и теперь были в смущении, боялись, что это выплывет наружу?

Нам остается лишь гадать о мотивах поведения этих людей. Их психология, действительно, должна была обладать какой-то туповатой инерцией, ставившей служебные интересы и соображения превыше всего. Посреди бела дня, на глазах всего мира в их городе был убит президент страны, а они даже не перекрыли движение на Дэйли-плаза. Как же можно — ведь образовались бы пробки! Грузовики, автобусы, автомобили продолжали катить, как будто ничего не случилось. Площадь не была оцеплена, и половина свидетелей разошлась по домам, не дав никаких показаний. Конечно, ускользнули и убийцы.

Полицейское начальство могло иметь и другие причины для тревоги. Связи их подчиненных с преступным миром выплывали в расследовании дела Руби неудержимо. Но они уже к тому моменту наверняка знали больше, чем пресса и публика. Они не могли, например, не знать, что двое полицейских находились вблизи места гибели Типпита при весьма подозрительных обстоятельствах.

 

17. ДВА ПОЛИЦЕЙСКИХ ВБЛИЗИ ТОГО МЕСТА, ГДЕ БЫЛ УБИТ ТРЕТИЙ

Загадка № 1: Призрак патрульной машины

Домохозяйка Освальда показала на допросе в Комиссии, что в тот короткий момент, когда ее опасный постоялец заскочил в последний раз в свою комнату, у дома остановилась полицейская машина.

ЭРЛЕН РОБЕРТС: Прямо у двери — остановилась и посигналила. У меня были знакомые полицейские, у которых я работала, и иногда они заглядывали ко мне, передавали что-нибудь от своих жен, так что я подумала, может быть, это они, и выглянула, и когда увидела номер машины, я сказала «А, это не их машина», потому что их машину я знала.

БОЛЛ (следователь): Вы имеете в виду, у полицейских, которых вы знали, была другая машина?

РОБЕРТС: Это была не та машина, которую я знала, потому что у той номер был 170, а у этой не 170, так что я перестала обращать на нее внимание.

БОЛЛ: Сообщили вы кому-нибудь номер машины?

РОБЕРТС: Я думаю, что да… Я, правда, не уверена… Сначала я помнила… Кажется, это был номер 106…

БОЛЛ: 29 ноября 1963, давая показания ФБР, вы сказали: «После того, как Освальд вошел в свою комнату, вы выглянули в окно и увидели полицейскую машину № 207».

РОБЕРТС: Сто семь?

БОЛЛ: Значит, 107?

РОБЕРТС: Да — я помнила его. Не знаю, откуда я взяла эти 106, 207. Так или иначе, я знаю, что не 170.

БОЛЛ: И вы утверждаете, что в машине были двое полицейских в форме?

РОБЕРТС: Да, и машина была черная…

БОЛЛ: И один из полицейских посигналил?

РОБЕРТС: Так слегка бибикнул — дважды.

БОЛЛ: И потом уехал по Норт-Бэкли в сторону бульвара Зангс?

РОБЕРТС: Да.

Полиция заявила, что машины 170 и 107 были проданы за полгода до событий, а машины 207 и 106 находились все это время около книжного распределителя. Документы и свидетельские показания, однако, говорят лишь о том, что в здании ТРУ находились полицейские, приписанные в тот день к этим двум машинам. То, что кто-то другой мог воспользоваться ими около 1.00, не учитывается. Вывод Отчета: свидетельница ошиблась.

Загадка № 2: полицейский Гарри Олсен

Да, это тот злополучный Гарри Олсен, который упоминался выше, в начале главы 10 (стр. 64). Напомним: он был возлюбленным (а вскоре и мужем) танцовщицы Руби, по имени Кэй Колеман. Через две недели после убийств в Далласе он попал в тяжелейшую автомобильную аварию, был уволен из полиции, бежал вместе с Кэй в Калифорнию. Комиссия разыскала его там только в августе 1964-го. Он подтвердил, что Руби провел полтора часа ночью с 22-е на 23-е, болтая с ним и его подругой в гараже о несчастном президенте. Однако допрос не ограничился этим. Следователь Спектер начал спрашивать его, где он находился днем 22-го ноября. И тут у бедного Гарри начались провалы в памяти.

Он заявил, что в те дни у него нога была в гипсе, поэтому на службу он не ходил, но кое-какую легкую работу мог выполнять и нанялся подменить товарища-полицейского, охранявшего дом какой-то пожилой леди. В этом доме он и находился 22-го. Имя товарища? Не помнит. Имя хозяйки дома? Не помнит. Адрес? Где-то на 8-ой улице, примерно в двух кварталах от шоссе Стимонс. (Между прочим, на Восьмой улице вблизи шоссе Стимонс тогда было лишь несколько развалюх, два многоквартирных дома и ни одного частного жилища, которое нуждалось бы в специальной охране.) Как вы узнали о гибели президента? Знакомая хозяйки позвонила и сказала об этом. Имя знакомой? Не помнит. Были у вас другие телефонные разговоры? Позвонил в полицейское управление, спросил, нужна ли его помощь. Они сказали, что нет. С кем говорили в управлении? Не помнит. Куда вы отправились вечером после дежурства? В дом Кэй. На машине? Нет, пешком. С ногой в гипсе? Там всего четыре квартала. Правда, нога распухла потом. Почему же не на машине? Не помню. Кажется, я оставлял машину в тот день моей невесте. Позже мы вместе поехали на ней в город.

Механик гаража, в котором произошла потом ночная встреча четы Олсенов с Руби, показал, что «полицейский Олсен пришел, чтобы забрать свой автомобиль из гаража. Потом подъехал к выезду и стал ждать свою подругу».

И еще одна деталь: в какой-то момент Олсен (по его же словам) вышел из охраняемого дома и перемолвился парой слов с прохожими. А дом, надо сказать, находился в четырех-пяти кварталах от того места, где примерно в это время был убит Типпит.

Загадка № 3: полицейский-резервист Кеннет Крой

Выше, на странице 72, описывается подозрительное поведение сержанта Гаррисона, за спиной которого Руби укрывался за минуту до броска на Освальда. Но рядом находился еще один полицейский, которого никто ни в чем не заподозрил. Кеннет Крой показал, что, когда Руби с пистолетом в руке кинулся мимо него на Освальда, он попытался ухватить нападавшего, но пальцы его только задели полу пиджака.

О том, что произошло в гараже полицейского управления 24-го ноября, Крой дал самые подробные показания ФБР и полицейскому начальству. В них почти нет противоречий. Ту же самую историю, слово в слово, он повторил на допросе в комиссии Уоррена в конце марта 1964 года. Но совершенно неожиданно он заявил следователю, что хотел бы рассказать и о том, что он видел на месте убийства Типпита 22-го ноября.

Да, он оказался там совершенно случайно. Его дежурство кончилось примерно в 12.30. Он приехал на Дэйли-плаза в своем автомобиле вскоре после убийства президента и разговаривал там с другими полицейскими. Нет, он не помнит имен. Он спросил, не нужна ли им помощь, и они сказали, что нет. Потом он ехал домой и вдруг услышал по радио сообщение об убийстве полицейского. Да, у него в личной машине есть полицейское радио. Он поехал по указанному адресу и оказался первым полицейским, прибывшим к месту происшествия. Тело Типпита как раз переносили в скорую помощь.

Он, Крой, начал опрашивать свидетелей. Одна женщина видела встречу Освальда и Типпита, но она была в таком истерическом состоянии, что от нее почти не удалось получить связной информации. Была ли это Элен Маркхэм? Нет, имени ее он не помнит. Она описала, как Освальд был одет, но сейчас он уже не помнит ее слов. Еще она сказала, что Освальд обошел полицейскую машину и разговаривал с Типпитом, засунув голову в открытое окно. Потом прибыли другие полицейские, и он передал свидетельницу им. Нет, он не помнит их имен. Он знает их в лицо. Там был еще один свидетель — мужчина. Он сказал, что видел, как Освальд шел по улице. В каком направлении — не сказал. Имени его он не помнит.

(Напомним, что Элен Маркхэм ни в одной из своих версий не говорила, что Освальд обходил машину и засовывал голову в окно; ни один из свидетелей, кроме Маркхэм, не заявлял, что он видел Освальда, идущим по улице, до выстрелов.)

Пробыв у места происшествия около 30–40 минут, Крой решил, что пора уезжать, потому что у него была назначена встреча с женой в закусочной.

ГРИФФИН (следователь): Подъезжали ли вы к тому кинотеатру, где задержали Освальда?

КРОЙ: Нет.

ГРИФФИН: А вблизи него?

КРОЙ: Я проехал мимо, да. На расстоянии квартала, по пути домой.

ГРИФФИН: Был ли Освальд уже арестован?

КРОЙ: Нет.

ГРИФФИН: Откуда вы знаете?

КРОЙ: Они только направлялись туда. По радио сообщили, что он укрылся в кинотеатре «Техас»… Я видел, как они ринулись туда в переднюю и в заднюю двери.

ГРИФФИН: И что вы сделали?

КРОЙ: Их там было больше, чем достаточно, так что я поехал дальше.

(Опускаем часть стенограммы.)

ГРИФФИН: Вы своими глазами видели, как полицейские вбегали в кинотеатр?

КРОЙ: Нет.

ГРИФФИН: Откуда же вы узнали, что они ворвались туда именно в тот момент, когда вы проезжали неподалеку?

КРОЙ: Там было три /полицейских/ машины у входа в кинотеатр, три — у выхода, и все пустые.

(Опускаем часть стенограммы.)

ГРИФФИН: Каким путем вы ехали оттуда домой?

КРОЙ: Я не поехал домой. Я отправился поесть.

ГРИФФИН: Куда?

КРОЙ: В закусочную Остин.

(Опускаем часть стенограммы.)

ГРИФФИН: Вы встретили там кого-нибудь, кого вы знали?

КРОЙ: Мою жену.

Круг случайностей замыкается.

Сержант-резервист Крой случайно оказался на Дэйли-плаза как раз в то время, когда Освальд, совершив свое злодеяние, убегал оттуда. А полчаса спустя он случайно первым прибыл на место, где Освальд (как полагают) убил Типпита. И так уж вышло, что в памяти его сохранились имена по меньшей мере шести полицейских, которых он видел в гараже полицейского управления 24 ноября; зато напрочь забылись имена всех, кого он встретил 22-го — и свидетелей, и других полицейских, которые могли бы подтвердить его слова. А потом он совершенно случайно оказался у кинотеатра, где Освальда арестовали. А потом — уж такой выдался денек! — проехав три мили, он выбрал во всем огромном Далласе именно ту закусочную, которую по викендам охранял только что убитый Типпит. Ту самую закусочную, которой владел Остин Кук — приятель Ральфа Поля, ближайшего друга и покровителя Джека Руби. А два дня спустя сержант Крой случайно оказался в двух шагах от того места, где Руби, выпрыгнув из-за его спины, застрелил Освальда,

Такого сцепления случайностей не найти ни в детских сказках, ни в средневековых романах. И тем не менее его проглотили, не моргнув глазом, десятки серьезных исследователей. Чего же требовать от рядового читателя Отчета комиссии Уоррена?

Сколько правды можно выцедить из явной лжи?

Ясно, что и Гарри Олсен, и Кеннет Крой не говорят всей правды. Их силуэты проступают сквозь туман лжи расплывчато, но в них угадывается странное сходство.

Оба признают, что в час дня 22-го ноября они оказались вблизи места убийства Типпита.

Оба признают, что знали Джека Руби.

Оба демонстрируют полную амнезию на имена людей, с которыми встречались или говорили в этот день.

И тот, и другой на вопрос «кто может подтвердить ваши слова?» отвечают: «Моя жена».

Оба заявляют, что предлагали свою помощь коллегам-полицейским, но получили ответ, что помощь не нужна. (И это посреди столпотворения, в котором каждый человек был на счету.)

Версии обоих оказываются выстроены таким образом, чтобы обеспечить им алиби на час дня.

То есть именно на тот момент, когда Эрлен Робертс видела двух полицейских в машине, остановившейся около ее дома.

Есть большой соблазн поместить этих двоих в загадочную машину и попытаться выяснить, что они могли делать в коротком промежутке времени между двумя убийствами: президента Кеннеди и полицейского Типпита. Но прежде чем мы поддадимся соблазну, попробуем собрать воедино то, что известно об этих двоих.

Гарри Олсену было 29 лет. С 16 лет он работал в фирме своего отца, некоторое время учился в колледже, потом два года служил в армии. До поступления в Далласскую полицию работал в страховых компаниях, расследовал несчастные случаи, после которых люди требовали компенсации. В полиции пять с половиной лет. Разведен. Имел роман с танцовщицей из клуба Руби, Кэй Колеман, на которой и женился впоследствии. С Руби встречался довольно часто, пытался (по его словам) утихомиривать его в минуты бешенства. Однажды во время какой-то паники в клубе «Карусель» посоветовал ему убрать извлеченный револьвер, предоставить полиции навести порядок. В ночь с 22-го на 23-е ноября 1963 года у него была встреча с Руби и долгий разговор в гараже, в центре города. Через две недели Олсен был тяжело ранен во время автомобильной аварии. Его невеста в эти дни скрывается в другом городе. По выходе из госпиталя Олсен был уволен из полиции.

СПЕКТЕР (следователь): Кто предложил вам уйти из полиции?

ОЛСЕН: Шеф Карри.

СПЕКТЕР: На каком основании?

ОЛСЕН: Я израсходовал весь запас больничных дней, и он не хотел предоставить мне больше.

СПЕКТЕР: Было ли это единственной причиной, по которой он предложил вам покинуть службу?

ОЛСЕН: Это была одна из причин.

СПЕКТЕР: Были и другие причины?

ОЛСЕН: (долгая пауза) Я не помню точно, что было сказано.

После этого он забрал Кэй с двумя ее детьми и уехал в Калифорнию, где вернулся к своей старой работе: следователь-контролер в финансовых организациях.

О Кеннете Крое известно гораздо меньше.

Ему 26 лет. На вопрос о профессии уклончиво отвечает «у меня их несколько»: торгует недвижимостью, владеет заправочной станцией, занимается стальными конструкциями, а также участвует в родео как профессиональный ковбой. В полицейском резерве четыре года. Это значит, что не реже раза в месяц он должен принять участие в патрулировании. Да, ему доводилось встречаться с Джеком Руби. Однажды они с напарником заехали перекусить в кафе во время ночного дежурства. Вдруг прибежал Руби и сказал, что угощает их ужином. Похоже, что он почему-то хотел удержать их от визита в его клуб «Вегас», который был через улицу. Возможно, были и другие встречи, но их не припоминает.

Крой очень осторожно называет имена людей. В его рассказах почти все фигуры анонимны. «Знаю в лицо, но имен не помню».

ГРИФФИН: Сколько полицейских прибыло к месту убийства Типпита, пока вы находились там?

КРОЙ: Я не знаю. Их было там полно. Трудно сказать.

ГРИФФИН: Были среди них те, кого вы знаете?

КРОЙ: Да, несколько. Я только имен их не знаю.

ГРИФФИН: Но хоть кто-нибудь, кого вы знали?

КРОЙ: Вне всякого сомнения.

ГРИФФИН: То есть кого-то вы все же знали?

КРОЙ: Ну да, тем же манером. По виду, в лицо.

Более того: возникает впечатление, что и его никто не знает по имени. Или не хочет называть. Во всех 26 томах опубликованных документов нет ни одного упоминания сержанта Кроя, сделанного другим свидетелем. И это несмотря на то, что он неизменно оказывался у всех узловых точек драмы.

Ни полиция, ни ФБР в течение четырех месяцев не спрашивали его, где он находился днем 22-го ноября. Он сам предоставил эту информацию следователю Комиссии Уоррена. Зачем? Ведь не мог он не видеть, как слабо сплетены его объяснения, как перегружены случайностями. Тогда ради чего?

Конечно, он мог подозревать, что кто-то из полицейских видел его во всех трех местах (Дэйли-плаза, угол Десятой и Паттон, кинотеатр 'Техас») и рано или поздно его имя всплывет на допросах. Он мог разработать набор невинных объяснений на этот случай. Но зачем соваться с ними, пока никто не тянет за язык? Это так непохоже на сдержанного и осторожного Кроя.

Я не вижу другого объяснения, кроме одного: он пошел на этот опасный ход не только потому, что нуждался в алиби, но и потому что ему нужно было выполнить поручение. И смысл поручения проступает вполне отчетливо в протоколе допроса. Любой ценой он старается подкрепить рушащуюся версию гибели Типпита.

Для этого прежде всего необходимо было восстановить репутацию главной свидетельницы Элен Маркхэм. (Напомним, что как раз в начале марта 1964-го, за три недели до допроса Кроя, Марк Лэйн рассказал Комиссии о своем разговоре с Маркхэм по телефону и передал перечень примет якобы виденного ею человека, которые ни в чем не совпадали с внешностью Освальда.) Крой заявляет, что первым из полицейских прибыл на место происшествия, что застал там Маркхэм (или женщину, похожую на нее), что пытался расспрашивать ее и, несмотря на истерику, она дала ему описание стрелявшего (правда, сейчас он не может припомнить, какое именно). В своих показаниях Маркхэм заявляет, что Типпит разговаривал с Освальдом через окно с правой стороны машины. Но свидетели и фотография говорят, что это окно было закрыто. Крой исправляет Маркхэм, утверждает, что ему она сказала, будто разговор имел место у окна со стороны водителя. После разговора он передал ее другим подоспевшим полицейским. Кому? Как всегда, не помнит. Зато вспоминает, что там был еще мужчина (имени не помнит), который уверял, что видел, как Освальд шел по улице, прежде чем Типпит остановил его.

В отличие от рассказа о событиях воскресенья (убийство Освальда), рассказ Кроя о событиях пятницы (убийство Типпита) наполнен такими оговорками, несообразностями и путаницей, что, кажется, никто из защитников Отчета не решился ссылаться на него. Ибо эффект мог бы оказаться противоположным желаемому. Ведь если явный лжец пытается поддержать явную лжесвидетельницу и всучить нам какую-то версию (да еще с некоторым риском для себя), мы очень легко можем придти к обратным выводам: что Элен Маркхэм не видела своими глазами стрельбу и что Освальд не шел пешком по Десятой улице.

Но в рассказе сержанта-резервиста есть еще две детали, имеющие зловещий оттенок.

Первое: Крой заявляет, что он разговаривал с Элен Маркхэм, облокотившись о машину Типпита. Не странно ли, что профессиональный полицейский позволяет себе прикасаться к столь важному вещественному доказательству? Зато если обнаружатся на дверце отпечатки пальцев сержанта Кроя, объяснение у него готово.

Второе: на вопрос следователя «кто была свидетельница, с которой вы разговаривали первой?» Крой отвечает:

КРОЙ:…Это была женщина, стоявшая через улицу от меня. (Курсив мой — И. Е.) Я не помню ее имени. Впрочем, тогда она назвала себя.

Что это значит — «стоявшая через улицу от меня»? В какой момент она там стояла? Маркхэм заявляла, что она сразу подбежала к упавшему Типпиту и пыталась разговаривать с ним. Потом собралась толпа, приехала скорая помощь. Крой заявляет, что прибыл, когда тело вносили в машину. Надо ли это понимать так, что Маркхэм отбежала обратно из толпы собравшихся людей на свою исходную позицию (как она ее описала) на северной стороне перекрестка Десятой и Паттон, а Крой остановился на южной стороне? Ситуация, вообразимая на съемочной площадке, где решили переснять дубль, но не в реальной жизни. Но даже если такое случилось, нелепо было выбрать в качестве приметы не цвет платья, возраст, рост, а именно местоположение свидетельницы. И не похоже ли это больше на обмолвку, слетающую с языка в момент нервного напряжения и выдающую правду, которую надо любыми средствами скрыть: что Крой, как и Маркхэм, уже находились заранее в каком-то условленном месте в районе перекрестка Десятой и Паттон, когда началась стрельба?

Попытка собрать головоломку

Первый вопрос: сколько патрульных машин охотилось за Освальдом в районе его дома? И если их было две, как мы можем распределить по двум машинам трех подозрительных полицейских, находившихся в час дня вблизи места убийства?

Возможны варианты:

а) Типпит охотился в своей машине № 10, а Крой и Олсен самостоятельно выполняли ту же задачу в машине № X — ее-то и увидела Эрлен Робертс около своего дома в час дня.

б) Машина № 10 и была машиной № X, а Крой (или Олсен) сидел в ней вместе с Типпитом и лишь в последний момент покинул ее.

в) Учитывая, что Эрлен Робертс была почти слепа на один глаз, и то, что куртка Типпита висела на заднем сиденьи его машины на плечиках, мы можем, чисто теоретически, допустить, что Робертс видела все ту же машину Типпита, но ошиблась в числе полицейских. (Это значит, что второй машины вообще не было, что Крой и Олсен пользовались своими личными автомобилями.)

Ни одна из трех возможных версий не имеет под собой достаточно прочного фундамента доказательств. Все, что нам остается, — попробовать реконструировать события таким образом, чтобы свести к минимуму противоречия в свидетельских показаниях и в мотивировках действующих лиц.

Повторяю: мы исходим из допущения, что убийство Освальда полицейскими (или подставными лицами в ситуации, когда улики указали бы на полицейских) вскоре после выстрелов на Дэйли-плаза было запланированным и весьма важным элементом заговора. Настолько важным, что заговорщики не удовлетворились одним исполнителем (Типпитом), одной машиной (№ 10), но имели и запасной (или основной?) вариант, который почему-то не сработал: машину X. Так как я склонен верить самым первым показаниям свидетелей, дадим ей тот номер, который Эрлен Робертс назвала на первых допросах: 207.

Водитель машины № 207 показал, что он отпарковал ее на Дэйли-плаза и отдал ключ от нее сержанту Путнаму примерно в 12.45, после чего три часа находился в здании книжного распределителя, участвуя в обыске. Крой, по его словам, прибыл в это же время на Дэйли-плаза. Будучи резервистом-патрульным он мог без труда заготовить заранее запасные ключи не только к этой машине, но и к нескольким другим. Он был в форме, так что никто не обратил бы внимания, если бы он сел в эту машину и поехал по своим делам. Он мог подобрать напарника и вместе с ним пуститься в погоню за Освальдом.

Возможно, они замешкались где-то. (Крой, например, упоминает, что на подъезде к Дэйли-плаза в 12.40 он застрял в автомобильной пробке.) Возможно, Освальд был уже увезен в зеленом Рэмблере. Они помчались разыскивать его. Адрес Освальда они знали от Руби, поэтому подъехали к его дому в час дня и сделали неловкую попытку вызвать его из дома. Возможно, осознав свою оплошность, они решили разделиться: Крой пересел в свою личную машину и поехал к месту, где была запланирована встреча Типпита с Освальдом, а Олсен погнал машину № 207 обратно на Дэйли-плаза.

В отношении Гарри Олсена подобная версия позволила бы разрешить сразу три недоумения: 1) покушение на его жизнь две недели спустя; 2) беспричинное увольнение из полиции и спешный отъезд в Калифорнию; 3) опасное признание, сделанное им во время допроса в Комиссии, о том, что около часу дня он находился на улице за несколько кварталов от места убийства Типпита. Объяснений: 1) он понял, во что его вовлекают, и категорически отказался принимать участие, несмотря на нажим, оказанный на него Руби во время ночного разговора (ночь с 22-го на 23-е), за что и был наказан; 2) он был замечен при возврате машины № 207, и полицейское начальство поспешило услать его подальше (впрочем, его могли убрать и за долгую беседу с Руби, о которой могло стать известно шефу Карри); 3) поджидая сообщника на улице, он был замечен кем-то из знакомых (его невеста жила неподалеку, так что его видели там много раз), поэтому пришлось придумывать такое неправдоподобное алиби (охрана чьего-то дома) в таком опасном соседстве.

В отношении Кроя картина тоже сильно прояснилась бы. Так как этот человек в течение 22-го и 24-го ноября четыре раза оказывался рядом с Освальдом в самые ответственные моменты, мы вправе допустить, что он следовал за намеченной жертвой по пятам. Его оговорка — «женщина через улицу от меня» — позволяет допустить, что он был участником засады. Хотя никто из полицейских, прибывших на место убийства, не называет Кроя по имени, трудно представить себе, что он мог выдумать факт своего присутствия там только для того, чтобы поддержать шатающуюся официальную версию. Такая ложь была бы слишком рискованной, слишком легко разоблачимой. Он был там — в этом ему можно верить. Но трудно поверить в то, что затем он лишь проехал мимо кинотеатра «Техас» и «случайно» увидел около него полицейские машины. Имея в своем автомобиле радио, он был в курсе поисков убийцы полицейского, он двигался в нужном направлении вместе с преследователями.

Тем не менее они опередили его и схватили Освальда раньше, чем сержант-резервист смог добраться до него. Крой увидел, как арестованного выводили из кинотеатра. После этого ему ничего не оставалось, как мчаться в закусочную Остин и доложить о провале.

Вариант «в» тоже не следует сбрасывать со счета слишком легко. Если мы допустим, что Эрлен Робертс видела из своего окна машину № 10 и стала «путать» номера лишь после того, как ей объяснили, какими неприятностями грозят ей правдивые показания, сразу отпадет нужда во включении в головоломку второй патрульной машины. Объяснить же ей это могла родная сестра, Берта Крик, у которой с Руби были постоянные делишки, которая встречалась с ним за несколько дней до трагедии в Далласе. Внезапная смерть Эрлен Робертс от сердечного приступа в январе 1966 года в этом случае приобретает зловещую многозначительность.

Так или иначе, к двум часам дня 22-го ноября стало ясно, что из трех полицейских, вовлеченных Руби в операцию уничтожения Освальда, один был убит, второй, скорее всего, испугался и сбежал, третий не сумел добраться до жертвы.

Повторяю: это всего лишь версия. Но версия, которой как официальное, так и неофициальное расследование не уделило никакого внимания. Гарри Олсен и Кеннет Крой остались всего лишь свидетелями — не подозреваемыми.

Нам осталось рассмотреть еще одного свидетеля, не вызвавшего до сих пор, как это ни странно, никаких подозрений даже у независимых исследователей: Доминго Бенавидеса.

 

18. СВИДЕТЕЛЬ С ДВУМЯ ГИЛЬЗАМИ

Противоречия в словах свидетеля вызывают у судьи и присяжных недоверие. Вещественные доказательства могут ясно показать, что свидетель лжет. Но бесконечные сцепления случайностей и совпадений в рассказе почему-то не кажутся большинству людей подозрительными. Если каждое из случайных событий было физически возможным (случайно отправился в город, случайно положил в карман револьвер, случайно зашел в гараж мимо случайно отвернувшегося полицейского, а в этот самый момент случайно выводили Освальда, и т. д.), версия, как правило, проглатывается. Человек должен обладать скептическим, аналитическим складом ума, чтобы заподозрить неладное в двух совпадениях, случившихся подряд, и решительно сказать «не верю», когда ему попытаются подсунуть третье. Но много ли таких? И не их ли в первую очередь опытный адвокат попытается не допустить в состав жюри?

Призвав читателя заострить имеющийся у него скептицизм, я прошу его перечесть историю, рассказанную главным свидетелем убийства Типпита — Доминго Бенавидесом. Должен предупредить при этом, что ни один из следователей и ни один из критиков Отчета ни в чем дурном этого человека не заподозрил. (Некоторые, правда, считают, что он сменил показания и начал утверждать, будто видел именно Освальда убегавшим, лишь после того, как в феврале 1964 года был убит его брат, Эдуардо Бенавидес; но к этому относятся с пониманием — чего не сделаешь из страха за собственную жизнь.)

Бенавидес рассказал, что он работает автомехаником. Ему 27 лет. Женат, двое детей, третий на подходе. Два года отслужил во флоте. На вопрос следователя «демобелизованы с почетом?» ответил «нет». Следователь Белин (уже знакомый нам) не стал спрашивать, «что случилось? за что вас выгнали с флота?» По возвращении к штатской жизни он работает там и тут, уходит из фирм и нанимается снова. В нынешней фирме (ремонт и продажа подержанных автомобилей «Дуч-моторс») работал с перерывами три года, подрабатывая также в разных транспортных компаниях.

В день убийства президента Бенавидес (по его словам) спокойно ел ланч на своем рабочем месте. (То есть в автомастерской на Паттон-стрит, управляющим которой был Тэд Калловей.) Тут появился человек, который сказал, что у него испортился мотор и машина остановилась на улице. Это бывает. Не очень часто, но случается, что мотор глохнет на ходу. Однако в сто, в тысячу раз реже случается, чтобы мотор заглох прямо напротив автомобильной мастерской. Это просто какая-то невероятная удача. С вами случалось? С вашими знакомыми?

Бенавидес осмотрел мотор и решил, что неполадка в карбюраторе. Он сел в свой грузовичок и поехал в магазин, который обычно снабжал их запасными частями. Если вы когда-нибудь ремонтировали машину, вы знаете, что обычно так не делается. Механик звонит в магазин и спрашивает, есть ли нужный узел и в какую цену. Потом сообщает цену владельцу испортившейся машины. Если того устраивает, механик просит привезти деталь или отправляется за ней сам. Но тут почему-то телефонный звонок сделан не был. Может быть, автомобилист был такой богатый, что сказал, что цена его не интересует? Чего не бывает на свете.

Бенавидес подробно описывает, как он ехал в магазин запчастей, расположенный на углу улиц Марсалис и Десятой. Но тут случилась третья неожиданность подряд: он забыл номер карбюратора, который ему следовало купить. Бывает же такое! Может человек вдруг забыть и более важную вещь. И что тут оставалось делать? Он повернул назад и поехал по Десятой улице, обратно в сторону автомастерской, где его ждал человек с испорченной машиной.

Тут-то оно и случилось. Тут нагрянула неожиданность номер 4. Да какая! Он услышал выстрел. В страхе он свернул к обочине, затормозил, пригнулся в кабине. Прогремели еще два выстрела. Он выглянул и увидел убегавшего человека с пистолетом. Он снова спрятался в кабине и просидел несколько минут, боясь, что стрелявший вернется. Потом вышел и приблизился к лежавшему на мостовой полицейскому.

Выше, на странице 92, описано, что происходило дальше. Мы помним, как Бенавидес (опять же, по его словам) пытался радировать диспетчеру, как его сменил более опытный Боули, как собралась толпа. (Напомним, что Боули так и не был вызван Комиссией и его не спросили, видел ли он там Бенавидеса.) Потом Бенавидес ненадолго покинул сцену убийства. Он направился к дому своей матери. Оказывается, и мать жила через два дома от того места, где застрелили Типпита! Совпадение номер 5! А потом он передумал, вернулся и подобрал гильзы, выброшенные стрелявшим. Он, видите ли, прятался в кабине, но выглянул как раз вовремя, чтобы увидеть, куда убегавший выбросил гильзы, — совпадение номер 6. Бенавидес передал подоспевшему полицейскому две гильзы в сигаретной коробке. А потом ушел и вернулся к своей работе.

Но где же тот неудачливый автомобилист, который застрял посреди улицы Паттон и из-за которого Бенавидес вынужден был покинуть свое рабочее место? Ведь, как мы помним, Бенавидес должен был вернуться без карбюратора. Или мотор исправился сам собой, и автомобилист уехал? И вдобавок к цепи шести невероятных совпадений мы получим еще небольшое автомоторное чудо? Во всяком случае, ни управляющий мастерской Тэд Калловей, ни подсобник Сэм Гиньярд, выбежавшие на Паттон-стрит и видевшие убегавшего Освальда, никакого автомобилиста с испорченной машиной там не заметили.

Возможно, судьи, следователи, адвокаты, присяжные, подчиняясь правилам американского судопроизводства, обязаны были бы поверить истории Бенавидеса. Я не верю ему. Я думаю, что он лжет. И так как ложь под присягой — дело рискованное, я думаю, что альтернатива — рассказать правду — была в десять раз опаснее для него (вспомним судьбу его брата).

Следует обратить внимание на то, что нанизывание совпадений подчинено было двойной задаче: не только объяснить его присутствие через улицу от того места, где полицейский встретил своего убийцу, но и исключить возможность разрушения версии другими свидетелями. Испорченная машина не была доставлена на территорию мастерской, поэтому никто из сослуживцев не мог опровергнуть или подтвердить факт ее существования. Никто из них не видел, в какое время Бенавидес выехал на своем грузовике из гаража. До магазина запчастей он не доехал — значит, и продавцы не могли выступить свидетелями. Без свидетелей он прибыл именно на то место, где ему и положено было быть по сценарию убийства, и ждал там прибытия главных действующих лиц.

Впрочем — ждал ли он там? Даже этот факт попадает под сомнение. Ибо другой свидетель, дававший показания на четыре часа раньше, но в том же здании федеральной прокуратуры на углу Брайан и Эреей-стрит, опровергает слова Бенавидеса. Это был тот самый Сэм Гиньярд, который вместе со своим начальником, Тэдом Калловей, видел убегавшего Освальда и потом прибежал к тому месту, где лежал убитый полицейский.

БОЛЛ (следователь): Что вы сделали потом?

ГИНЬЯРД: Помог погрузить тело в скорую помощь.

БОЛЛ: Вы оставались там, когда прибыла скорая помощь?

ГИНЬЯРД: Да, сэр.

БОЛЛ: А были вы там, когда приехал грузовик, за рулем которого сидел Бенавидес?

ГИНЬЯРД: Да, сэр.

БОЛЛ: Он приехал сразу после этого?

ГИНЬЯРД: Да, он приехал с восточной стороны, двигаясь на запад.

БОЛЛ: Что вы сделали после этого?

ГИНЬЯРД: Ну, мы стояли там, разговаривали, и я называл его Донни, а он подобрал все эти пустые гильзы, которые выпали из пистолета.

Это, кажется, уже совпадение номер 8: приехал позже всех и тут же нашел гильзы. Везет человеку!

Инспектор Ливель упоминает в своем отчете, что на месте убийства Типпита он говорил со свидетелем Доминго Бенавидесом, который «прибыл к месту просшествия, подобрал две пустые гильзы и передал их полицейскому По». Никакого упоминания о том, что Бенавидес был свидетелем происшествия, в то время как все остальные свидетели в отчете инспектора упомянуты. Да и можно ли поверить, что человек, который видел убийство полицейского своими глазами, который (как он утверждал позднее) находился всего в 25 футах — через улицу — от убийцы, не был даже вызван в полицейское управление для опознания Освальда?

Если вы устраиваете западню, если вы хотите, чтобы в готовящемся убийстве подозрения пали на другого человека, нельзя полагаться на одни вещественные доказательства, например, на гильзы с рисками нужного вам револьвера. Гораздо лучше иметь у места происшествия надежного человека (а то и двоих), на роль случайного свидетеля. Хорошо бы, чтобы за ним не числилось уголовщины. Чтобы у него были невинные причины находиться в этом месте в эту минуту.

Все говорит за то, что Элен Маркхем* и Доминго Бенавидес и были такими подставными свидетелями. Недаром поведение обоих в тот день выдает крайнюю степень испуга. Оба утверждают, что видели убийство полицейского своими глазами. Но противоречия в их показаниях и рассказы других свидетелей указывают на то, что оба лгут. Скорее всего, встреча Освальда с полицейским была запланирована в другом месте, неподалеку, где эти «свидетели» и ждали своего часа. Лишь услышав выстрелы, они поспешили к месту убийства и смешались с собравшейся толпой. (Тут-то Сэм Гиньярд, прибежавший туда раньше, и увидел, как Доминго Бенавидес подъехал на своем грузовике.) Спрашивается: было ли вблизи от перекрестка Десятой-стрит и Паттон какое-то здание или площадка, которые вызывали бы наши подозрения и выглядели бы подходящим местом для засады? И если были, не оставили ли заговорщики там каких-то важных следов?

* Еще одно совпадение: Маркхем работала официанткой в Итвелл-кафе — том самом, завсегдатаем которого был другой лжесвидетель, завербованный Руби, — Джордж Сенатор. (См. выше, стр. 35.) А где же еще мог Руби набирать исполнителей на второстепенный роли, как не среди знакомых? Не в газете же давать объявление.

 

19. СЕМЬ КВАРТАЛОВ ЗА ПОЛЧАСА

Покушение на Уоррена Рейнольдса

Даже если мы примем утверждения Комиссии Уоррена, заявлявшей, что Освальда видели убегающим с пистолетом в руке в 1.15 (а не в 1.10, как следует из показаний свидетелей) и что следующее сообщение о нем поступило от владельца обувного магазина, Джонни Брюэра, в 1.45, остается одна неразрешенная загадка: где он провел эти полчаса?

Место убийства полицейского находится всего в восьми кварталах от кинотеатра «Техас», где Освальд был арестован в 1.50. Пробежать это расстояние можно за три минуты. Освальд мог прятаться, отсиживаться — но где? Улицы к тому моменту кишели патрульными машинами, разыскивавшими убийцу полицейского. Район этот крайне малолюден, прохожие редки — и речи не может быть о том, чтобы замешаться в толпе. Один молодой человек слишком быстро вбежал в публичную библиотеку на углу Джефферсон и Марсалис — кто-то немедленно сообщил об этом, и полиция ринулась туда, схватила молодого человека, но он оказался работником библиотеки, который просто спешил рассказать сослуживцам о покушении на президента. То есть мы должны придти к выводу, что без посторонней помощи Освальду невозможно было спрятаться на эти полчаса. Кто-то должен был укрывать его — в доме или в автомобиле.

Вызывает недоумение и другое: почему Освальд побежал от места убийства в сторону оживленной улицы Джефферсон, а не в сторону пустынных кварталов к северу от Десятой улицы? Эти кварталы заселены латиноамериканской беднотой (даже 22 года спустя, когда я осматривал их, меня поразила запущенность жилищ, спрятанных в густых кустах), которая меньше всего склонна помогать властям в поимке беглецов. Бежал ли Освальд куда глаза глядят или у него была определенная цель?

Последним свидетелем, видевшим убегавшего Освальда, был Уоррен Рейнольдс (см. схему на стр. 98). Он следовал за беглецом на безопасном расстоянии, но все же довольно близко, чтобы заметить, как тот скрылся за зданием заправочной станции Боу-Тексако, расположенной на углу Кроуфорд и Джефферсон. Рейнольдс побежал через улицу, пересек стоянку подержанных автомобилей и выглянул в проезд, проходивший за заправочной станцией, но никого там не увидел. Он вернулся и спросил служащих, не видели ли они убегавшего. Те сказали, что видели, что он пробежал мимо. Однако, отвечая на вопросы следователя

Комиссии Уоррена, Рейнольдс заявил: «Я и по сей день думаю, что он все еще прятался там».

Вскоре нагрянула полиция, начала обшаривать окрестности, нашла куртку Освальда, брошенную около какой-то отпаркованной машины на участке между Кроуфорд и Сюррей-стрит. Потом пришло сообщение о подозрительном молодом человеке в библиотеке, и все полицейские умчались туда. Ушел и Уоррен Рейнольдс. Появившимся репортерам он охотно рассказывал о случившемся, его слова передавали по радио и по телевидению, однако в полицию для опознания Освальда его не вызвали. Впервые его попросили дать показания лишь два месяца спустя — 22 января 1964 года. На следующий день кто-то попытался убить его, подкараулив в подвале авто-магазина и выстрелив в голову из ружья.

Спрашивается: почему пытались убить Рейнольдса?

Я не согласен с теми критиками официальной версии, которые утверждают, что Рейнольдс видел кого-то другого и лишь после урока — пуля в голову — стал говорить, будто убегавший был Освальд. В первые же два дня Освальд был опознан пятью безусловно честными свидетелями (Скоггинс, Калловей, Гиньярд, Барбара и Вирджиния Дэвис), видевшими убегавшего. Если бы даже шестой выразил сомнение, не было никакой нужды убивать его за это. Но Рейнольдс и не выражал сомнения. В течение двух месяцев до покушения он рассказывал репортерам о виденном, и, если бы его версия расходилась с общепринятой, это должно было бы попасть в газеты. На допросе в полиции он тоже заявил, что убегавший человек и предполагаемый убийца президента, на его взгляд, одно и то же лицо. Он отказался формально опознать его — но о каком формальном опознании могла идти речь, если Освальда уже два месяца не было в живых, а фотографии его заполняли экраны телевизоров и страницы газет?

Нет, причина покушения на Рейнольдса должна была крыться в другом. И если мы допустим, что он был прав в своих ощущениях, что Освальд, действительно, не пробежал дальше, а спрятался на территории или в помещении Боу-Тексако, то вывод должен быть однозначным: именно на этой бензозаправочной станции Освальд имел сообщника или сообщников, именно сюда он бежал, рискуя быть замеченным на оживленной Джефферсон-стрит. Если 22 января 1964 года Рейнольдс поделился этой уверенностью с допрашивавшим его полицейским (в короткий протокол это могло и не попасть) и если известие о его показаниях достигло заговорщиков, у них были все основания убрать Рейнольдса до того момента, когда власти начнут вызывать для допроса служащих заправочной станции. Или тех, кто «случайно» находился там в этот момент. Кого случайно заметил Уоррен Рейнольдс, не зная, насколько опасно было для него увидеть и запомнить этих людей. Что если Кеннет Крой или Элен Маркхем находились там в этот момент? Что если сам Доминго Бенавидес (который, по его словам, в этот момент должен был находиться около сраженного пулями Типпита) или его брат, Эдуардо, околачивались там с неизвестной целью? Добавим лишь, что свидетели, видевшие того, кто покушался на Рейнольдса, описали его как невысокого, очень темного латиноамериканца.

Сам Рейнольдс был уверен, что покушение на него связано с тем, что он видел 22-го ноября 1963 года. Однако следователю Комиссии Уоррена он сказал довольно загадочно: «Сейчас вы не сможете доказать эту связь». В феврале 1964-го, когда чудом выживший Рейнольдс выписался из больницы, кто-то попытался на улице заманить в машину его 10-летнюю дочь. В другой раз лампочка над его крыльцом (укрытая колпаком-абажуром на трех винтах) оказалась вывернутой. Примечательно, что такого сорта неприятности прекратились после марта 1964 года, то есть после того как Эдуардо Бенавидес был убит в пьяной драке только что выпущенным из тюрьмы уголовником. Впоследствии Рейнольдс отказался отвечать на вопросы репортеров и независимых исследователей. На мое письмо, посланное в 1986 году, не ответил.

На схеме на странице 98 рядом с Рейнольдсом указан еще один свидетель — Гарольд Расселл. В феврале 1967 года этот свидетель был убит полицейским в баре. Напомним, что февраль 1967 года — это начало второго официального расследования убийства президента Кеннеди, возглавленного прокурором Нового Орлеана, Джимом Гаррисоном, и что в эти же недели умирают два ключевых свидетеля: Джек Руби и Дэвид Ферри (о нем речь пойдет ниже, в главе 27).

Свидетель, видевший Освальда в пропавшие полчаса

Телевизионный корреспондент Вес Вайс (ставший впоследствии мэром Далласа) рассказал ФБР и полиции в декабре 1963 года интересную историю. Один механик, работавший в гараже на Седьмой улице (примерно в шести кварталах от места убийства Типпита), заметил красный автомобиль, неправильно отпаркованный на стоянке около ресторана примерно в 2 часа дня, 22-го ноября 1963 года. Человек, сидевший в автомобиле, явно старался спрятаться. Район к тому времени был наводнен полицейскими машинами, которые с воем проносились по улицам. Встревоженный механик на всякий случай записал номер красного автомобиля. Вскоре после этого автмобиль выехал со стоянки и умчался на большой скорости. Вечером того же дня механик увидел на экране телевизора Освальда и узнал в нем прятавшегося водителя.

Вес Вайс, следуя репортерскому правилу, не открывал имени своего информанта, а тот, напуганный случившимся, не соглашался встретиться с представителями властей. Прошло больше двух недель, прежде чем он поддался нажиму Вайса и ответил на вопросы агента ФБР. Во время этого разговора механик Уайт повторил историю, рассказанную им журналисту, и подтвердил, что красный автомобиль, виденный им, был марки «фалькон» 1961 года, с техасским номером РР-4537. Агент справился в полиции и сказал, что под этим номером зарегистрирован «плимут» 1957 года, покрашенный в голубой и синий цвет. Механик настаивал на том, что номер был им записан правильно и что человек, сидевший в автомобиле, был Освальд.

Эта история не попала в опубликованные материалы Комиссии Уоррена. Но Комитет Стокса извлек ее из забвения 15 лет спустя и снова допросил участников. Ибо в истории была одна весьма примечательная деталь: голубой и синий «плимут» с номером РР-4537 принадлежал близкому другу полицейского Типпита, Карлу Матеру.

В свое время Вес Вайс встретился с супругами Матер и пытался расспросить их об обстоятельствах происшествия. Встреча была устроена в ресторане. Мистер Матер так нервничал, что не мог есть. Жена его оставалась очень холодной и спокойной. Она заявила, что муж ее в тот день, как обычно, был на работе, а когда вернулся, они тотчас отправились выразить соболезнование семье покойного Типпита. При этом оставалось неясно, в какой из двух машин, принадлежавших семейству Матер, они поехали к Типпиту, в какой из двух сам Матер ездил на работу.

Проще всего было бы допустить, что механик Уайт ошибся и что виденный им в машине человек не был Освальдом. Но в этом варианте остается необъяснимым совпадение (опять совпадение!): как мог записанный им номер совпасть с номером машины близкого друга Типпита? Если же представить себе, что, по неизвестным причинам, он захотел оклеветать мистера Матера, обвинив его в том, что преступник пользовался его машиной, он не стал бы упоминать красный «фалькон», а так и сказал бы: сине-голубой «плимут».

Похоже, что ни Вес Вайс, ни ФБР, ни Комитет Стокса не сомневались в правдивости механика Уайта. История была оставлена ими без последствий, потому что она не находила никакого осмысленного объяснения.

Попытаемся же разработать версию, которая снимала бы пелену загадочности со всех четырех событий, описанных в этой главе: 1) бегство Освальда в сторону оживленной улицы; 2) его исчезновение на заправочной Боу-Тексако; 3) покушение на Рейнольдса и убийство Расселла; 4) появление Освальда в автомобиле на стоянке у ресторана.

Версия романиста

Как я писал выше (в главе 15) невозможно представить себе Освальда невинной игрушкой в руках заговорщиков. Он мог быть сильно дезинформирован ими, но при этом сам-то считал себя активным, а может, и центральным участником заговора. Следовательно, должен был думать о бегстве. Его попытки сдать экзамен на водительские права (9 и 16 ноября) не увенчались успехом не по его вине (автоинспекция была закрыта в эти дни). Показания по меньшей мере четырех свидетелей подтверждают, что водить машину он умел. Поэтому он и выбирает в качестве способа бегства автомобиль. Сообщники идут ему в этом навстречу и предоставляют красный (его любимый цвет) «фалькон». Освальд знает, где этот автомобиль будет ждать его (на углу Кроуфорд и Джефферсон, рядом с Боу-Тексако). Не знает он лишь того, что этот автомобиль и станет ловушкой для него.

Задержание (а может быть и уничтожение) Освапьда поручено полицейскому Типпиту. Но для задержания необходим повод. Никто заранее не мог быть уверен, что приметы Освальда передаст полицейское радио. (Хотя усилия для этого и были сделаны, и они впоследствии увенчались частичным успехом.) Нужно было что-то другое. Но что? Украденный автомобиль — чего же лучше! Или даже не сам автомобиль (тут снова надо выдумывать кражу, вовлекать других людей, которые сообщили бы о краже в нужный момент, и т. д.), а всего лишь табличку с номером. Да, именно так: табличка с номером была накануне «украдена» с автомобиля мистера Матера, а полицейский Типпит на следующий день был крайне удивлен, увидев номер своего друга на каком-то неизвестном красном «фальконе». Это и будет вполне достаточной и вполне невинной причиной для задержания Освальда. А дальше — случайная перестрелка, бах-бах, и опасный свидетель исчезает. А с ним, может быть, и задержавший его полицейский.

В 12.30, после выстрелов на Дэйли-плаза, все полицейские, по приказу диспетчера, несутся к центру города. Один лишь Типпит с неизвестной целью сидит в своей машине на территории чужого участка неподалеку от заправочной Боу-Тексако. Впрочем, мы знаем, с какой целью: он ждет, когда появится Освальд и сядет в свой красный «фалькон». Но Освальда все нет. Типпит начинает нервничать, начинает делать круги по окрестным улицам. (Может быть, даже останавливается около дома Освальда на Бэкли-стрит, где полицейскую машину видела в час дня Эрлен Робертс.) Именно во время этих разъездов и происходит (примерно в 1.07) незапланированная — то есть не в том месте, не в том автомобиле — встреча с Освальдом. Сообщник, везущий Освальда, узнаёт патрульную машину Типпита и резко сворачивает к обочине (вспомним показания Фрэнка Райта, стр. 99: машина, отпаркованная против движения). Типпит узнаёт в пассажире остановившейся машины Освальда (вспомним, что у него скорее всего была фотография намеченной жертвы) и приказывает ему выйти. Именно таким образом Освальд (которого никто из честных свидетелей не видел идущим к месту этой роковой встречи) оказывается рядом с патрульной машиной. Именно из-за неожиданности тренированный полицейский Типпит извлек свой пистолет на секунду позже Освальда.

Дальше сообщник (по показаниям Фрэнка Райта) в испуге кидается в машину и уезжает. Освальд же продолжает свой путь к намеченной цели — к заправочной Боу-Тексако. Он пока еще думает, что встреча с полицейским была случайной. (Пробегая мимо таксиста Скоггинса, он бормотал «глупый коп».) Он прибегает в здание бензоколонки и прячется от преследующего его Рейнольдса. Сообщники, как и было уговорено, дают ему ключ от красного «фалькона». Они заверяют Рейнольдса, что убийца полицейского пробежал дальше, а сами дают Освальду уехать еще до прибытия полицейских машин. После этого они подкидывают куртку на автостоянке как свидетельство того, что он пробежал мимо, не останавливаясь. (Если допустить, что это сделал сам Освальд, поступок его выглядит крайне нелепо: он не мог надеяться сбить преследователей с толку таким примитивным приемом; но сообщники на заправочной станции, чтобы отвести от себя подозрения, вполне могли потребовать у него оставить куртку и подбросить ее — это было оправдано и логично.)

Если бы в этот момент он направил свой «фалькон» прямо на юг по бульвару Зангс, через пять минут он мог бы вырваться на шоссе, ведущее к Вако, мог бы затеряться хотя бы на несколько дней на юге Техаса, даже перебраться в Мексику.

Но он в панике. Он уже понимает, что все идет не так, как он предполагал. Что сообщники предают его, подставляют под удар. (Возможно, ему были обещаны деньги, но в автомобиле на условленном месте их не оказалось.) Ему нужно время, чтобы все обдумать. Именно ради этого он останавливается на стоянке у ресторана, где его заметил механик Уайт. Вскоре ему становится ясно, что если он предан, полиция в первую очередь будет охотиться за красным «фальконом». Что оставаться в этом автомобиле крайне рисковано. Вот уже и какой-то механик смотрит на него с подозрением, записывает номер. Освальд срывается со стоянки, едет до первого пустынного места и оставляет автомобиль. Дальше идет пешком по улицам до тех пор, пока бдительный обувщик не замечает его у витрины своего магазина и не звонит в полицию.

Если арест Освальда полицейским Типпитом был запланирован около заправочной Боу-Тексако, то и все подставные свидетели должны были находиться там. То есть в двух с половиной кварталах от того места, где судьба свела полицейского с беглецом. Доминго Бенавидес должен был сидеть в своем грузовике, имея в кармане сигаретную коробку с двумя гильзами от пистолета Освальда. Элен Маркхем должна была стоять на перекрестке в ожидании момента, когда ей надо будет увидеть сцену задержания. Может быть, был там и сержант-резервист Крой. (Вспомним его оговорку — «женщина через улицу от меня»; вспомним, что от места ареста Освальда он помчался не куда-нибудь, а в закусочною Остин, которую охранял Типпит и которая принадлежала ближайшему компаньону Руби, Ральфу Полю; вспомним, что и Элен Маркхем работала в Итвелл-кафе, завсегдатаем которого был другой друг Руби — Джордж Сенатор.)

Когда неподалеку раздались выстрелы, «свидетели» сначала растерялись, потом поспешили на звуки стрельбы. Именно поэтому Элен Маркхем оказалась таким плохо подготовленным свидетелем и врала так нескладно: она просто ничего не видела своими глазами и импровизировала на ходу, стараясь истерикой придать правдоподобие своим россказням. Именно поэтому Бенавидес прибыл в своем грузовике к месту происшествия несколько минут спустя (как следует из показаний Гиньярда и Ливеля, см. стр. 132—33), и его поначалу даже не считали свидетелем происшествия. (Примечательно, что в конце допроса он упоминает вдруг, что перед ним к обочине во время выстрелов свернул красный «форд», в котором сидел человек лет 25–30. Так как перед нами очевидный лжесвидетель, это можно расценивать как попытку запутать и исказить любые показания об Освальде в красном «фальконе», которые могли бы попасть в руки следствия.)

Если кто-то из этих «свидетелей» замешкался около заправочной Боу-Тексако до того момента, когда туда прибежал преследовавший Освальда Уоррен Рейнольде, если Рейнольдс увидел и запомнил Маркхем, или Бенавидеса с его грузовиком, или хотя бы красный «фалькон», версия заговорщиков рушилась. Да уже и его убеждение в том, что Освальд прятался там, было достаточной причиной, чтобы поспешить убрать его как можно скорее. Попытка убить его была предпринята на следующий же день после того, как он дал показания ФБР.

Протокол этого допроса Рейнольдса очень краток. Сказано только, что он спросил служащих на заправочной и те заявили, что бежавший скрылся. Следователь Комиссии Уоррена не стал расспрашивать Рейнольдса, кого он увидел там, и пропустил мимо ушей его замечание о том, что Освальд, скорее всего, укрылся на территории бензоколонки. Комитет Стокса 15 лет спустя вообще не вызвал Рейнольдса.

А жаль.

Ибо было бы очень интересно узнать, кого и что он увидел, преследуя Освальда. Наверное, увиденное им было достаточно важно, если его пытались убить. Вспомним также, что сержант Крой впервые заявил о своем нахождении вблизи места убийства Типпита в марте 1964 года, то есть именно тогда, когда стало ясно, что Рейнольдс выживет и что утраченная после ранения речь вернулась к нему.

Все вышесказанное позволяет нам сделать следующие выводы:

1. Убийство Освальда было запланировано заговорщиками заранее, и полицейский Типпит должен был сыграть в нем ключевую роль.

2. Заверив Освальда, что они организуют его побег, заговорщики на самом деле везли его с Дэйли-плаза в автомобиле к месту, где убийство могло быть обставлено с максимальным правдоподобием. Элен Маркхем и Доминго Бенавидес были подставными свидетелями, которым предстояло подтвердить версию задержания и «случайного» убийства Освальда полицейским. Покушение на Уоррена Рейнольдса и убийство Эдурадо Бенавидеса были совершены потому, что эти двое могли раскрыть какие-то детали и участников этой провалившейся засады.

3. В силу непредвиденной случайности (Освальд потребовал, чтобы его сначала привезли домой и произошла задержка?) задуманный план не сработал, Типпит не сумел выполнить свою задачу и сам пал, сраженный пулями Освальда. (Как вариант можно допустить, что его сообщник тоже принял участие в стрельбе. Но единственное основание для такого допущения: мухлевание полиции с пулями, извлеченными из тела Типпита, и с документами вскрытия. При этом следует учесть, что причиной мухлевания могло быть и несоответствие подобранных гильз пулям, найденным в теле.)

4. Так как Освальд избежал смерти 22-го ноября, заговорщикам пришлось убирать его два дня спустя — грубо, на глазах у всего света, выдавая наличие заговора. Как это ни грустно, все честные исследователи, считающие, что Освальд действовал в одиночку (Эдуард Эпштейн) или что он был невинной подставной пешкой (Иоахим Йостен, Ховард Роффман), автоматически должны допускать, что Руби убил его в силу эмоционального порыва, и этим допущением дискредитируют свои ценные изыскания, ибо предстают в глазах трезвых людей простодушными идеалистами.

5. Организация убийства Освальда была поручена Джеку Руби, его подручные не справились с поставленной задачей, поэтому два дня спустя ему пришлось самолично исправлять их «промах». Альтернативой для него был либо арест на основании разоблачений, сделанных Освальдом, либо смерть от руки гангстеров — организаторов заговора. (Вполне возможно, что Дэвид Ферри, срочно выехавший из Нового Орлеана в направлении Далласа вечером 22-го ноября, имел как раз такое задание; недаром Руби так судорожно пытался дозвониться и перехватить его по дороге, чтобы, по всей вероятности, заверить, что он доведет дело до конца. Подробнее об этом — в главе 27.)

6. Любое новое расследование должно будет заново расспросить сержанта Барнса и других полицейских, которые могут знать, куда девался блокнот Типпита и фотография, лежавшие в его машине. Следует также вызвать Кеннета Кроя, Элен Маркхем, Доминго Бенавидеса, служащих заправочной станции Боу-Тексако и устроить им очную ставку с Уорреном Рейнольдсом. Но останутся ли эти люди в живых, доживут ли до допроса? Гарантировать это трудно, ибо нравы синдиката не изменились за 25 лет.

Если взглянуть на схему на странице 98, можно заметить, что люди выбежали на звуки стрельбы из всех домов. Свидетели как бы рассыпаны по всему короткому пути бегства Освальда от места убийства Типпита. И лишь там, где он таинственно исчезает, — белое пятно, ни одного свидетеля. А ведь Рейнольдсу служащие автостанции Боу-Тексако сказали, что видели убегавшего и что он пробежал мимо. Но ни имен этих служащих, ни упоминания о них нет в документах. Это значит, что полиции они должны были заявить, будто ничего не видели и не слышали. Зачем им понадобилось лгать? Из страха? Почему же тогда не испугались все остальные свидетели? Не потому ли, что служащие Боу-Тексако знали, насколько опасно ввязываться в эту историю, а остальные — нет?

Даже название автомастерской в документах расследования дано неправильно — Ballew's Texaco вместо Bouw's Texaco. Независимая исследовательница, Мэри Феррелл, извлекла из своего компьютеризованного архива соответствующую карточку и сообщила мне, что мистер Боу владел автомастерской недолго, что он еще жив и проживает в Далласе. Она посоветовала мне запросить у него список людей, работавших у него в 1963 году. Но памятуя о судьбе Уоррена Рейнольдса и Гарольда Расселла, я не решился обращаться к бывшему владельцу этой таинственной мастерской, где человек мог исчезнуть так бесследно.