Глава девятая

Вечером 11 августа я, как и обещал моему новому другану Борису, торчал дома в ожидании его звонка.

До того времени я успел пообщаться с Толяном и поведал ему о жутких событиях, приключившихся в кафе «Шоколадница».

Приятель, услышав такое, заявил, что теперь разборки между командами Коха и Угрюмого не избежать. Угрюмый просто вынужден будет принять этот вызов, чтобы не потерять статус авторитета в криминальном мире.

«А с чего ты, Толян, решил, что мочилово в „Шоколаднице“ дело рук людей Коха?» — поинтересовался я.

Но оказалось, что Толян как раз ничего и не решил, но все московские воры будут считать именно так, поэтому и Угрюмый должен реагировать соответственно. Тут уж ничего не попишешь — так по закону (в смысле, воровскому) положено.

А вообще, затянул он свой любимый мотивчик, здесь только Долинский знает что к чему, и надо обязательно к нему смотаться. Дня через два, как только Толян свободен будет. И он в очередной раз взял с меня слово, что я составлю ему компанию в этой долгой и нудной экспедиции куда-то в Приволжье.

Тут я припомнил предсмертные слова Цикли о некоем Жунте, и Толян мне пояснил, что это бригадир из команды Коха, довольно крупная фигура в криминальном сообществе. Телефончик его Толян, конечно, для меня достанет, но больше ничем в данном вопросе мне посодействовать не сможет.

Жунта я решил оставить на послезавтра, когда, как я наивно надеялся, закончится мой контракт с шантажистом Борисом…

Звонок, причем в дверь, раздался ровно в десять вечера, как и было договорено. И такая пунктуальность не могла не настроить меня на оптимистический лад.

Пришел действительно Борис.

— У тебя есть кейс с эмблемой «Сименса»? — сразу же поинтересовался он.

Я развел руками — увы.

— Все за тебя приходится и делать, и доставать, — недобро покосился на меня Борис. — Ладно, пошли.

Не задавая лишних вопросов, я двинулся вслед за ним.

Прямо во дворе моего дома стояла машина с яркими эмблемами «Сименс» и «Бош».

— А почему «жигуль»? — недовольно буркнул я. — Московский «Сименс» «Шкоду» использует.

— Подходящую «Шкоду» быстро найти не удалось. Да и эта тачка сойдет — кто там, в охране, разбираться в таких тонкостях будет?!

Скорее всего, он был прав, и я воздержался от препирательств.

Борис протянул мне ключи от машины:

— Открывай!

Дверь открылась без проблем.

— Давай пяток минут по району покатаемся, — предложил Борис.

Завелась машина легко, движок гудел ровно, лишних шумов не выдавал. На дороге «шестерка» вела себя вполне лояльно.

Приехали назад, во двор.

— Теперь держи полный комплект, — Борис достал с заднего сиденья чемоданчик с эмблемой «Сименса» и раскрыл его. — Вот тебе техпаспорт, вот тебе права на имя Годунова Степана Федорыча. А вот общегражданский и загранпаспорт на имя Санина Антона Василича. Доволен?

— А права на имя Санина?

— Перебьешься, — сурово произнес Борис. — Вообще ты, пацан, не борзей, если неприятностей не хочешь.

— Ну, ладно, ладно, — примирительно сказал я, — одно все-таки дело делаем. А где все остальное?

— Вот это спрей, — протянул он мне пузырек белого цвета. — Нажимаешь на желтую кнопку и брызгаешь прямо в лицо охраннику. Сам свой хлебальник в то же время в сторону отводи. Направление струи указывает зеленая стрелка. Клиент должен рухнуть замертво.

— А если не рухнет?

— Такого еще не бывало. Но, в случае чего, держи пушку. — Он вытащил все из того же кейса фирмы «Сименс» ТТ, вынул из пистолета обойму. — Видишь? Пушка заряжена. Но стрелять не рекомендуется. Только в крайнем случае. Если действительно спрей не сработает, глуши охранника рукояткой пистолета. И еще — держи конверт. В нем две бумажки. Одна — с адресом коттеджа Вельтмана. Вторая — с комбинацией сейфа. Комбинацию запомнишь, а бумажку с цифрами уничтожишь.

— А вдруг забуду я эту комбинацию? — недовольно буркнул я.

— Не забудешь, если ты — не полный придурок.

Я открыл конверт. На бумажке была комбинация из пяти цифр — 1,2,3,4,5.

— Во сколько мне надо быть в коттедже?

— К десяти утра.

Я издал вздох облегчения:

— Ну тогда все в ажуре: время у меня еще есть — успею запомнить эту комбинацию.

— В таком разе инструктаж закончен, — объявил Борис. — Вопросы есть?

— Есть, — печально вздохнул я, — но ответов на них ты, корешок, все равно не знаешь.

…Не могу сказать, что спал эту ночь мертвым сном. То и дело вставал, сосал сигарету.

Утром, 12 августа, поднялся часов в шесть утра. Завтракать не смог — в горло ничего не лезло. И что скрывать — ощущал довольно чувствительный мандраж.

Да что с тобой, собровец!? — разозлился я на себя. Разве ты не прошел Чечню? Не отстреливался в одиночку, окруженный духами? Не полз раненым две версты по горному склону и, испытывая жуткую боль в ноге, не подавлял стоны, чтобы не попасть в позорный и мучительный плен к чеченам?

Да сегодняшняя операция, по сравнению с перенесенным в Чечне, — просто загородная прогулка!

Аутотренинг подействовал, я заметно расслабился, а выпив кофе, и вовсе почувствовал себя в полной норме.

Я внимательно осмотрел ТТ — в порядке ли оружие? Вроде бы никаких изъянов не нашел, но все равно заменил его на свой испытанный ПМ.

Проверил уровень масла в машине — норма, бензина — полный бак. Чемоданчик с эмблемой «Сименса» — на месте.

Посмотрел на часы — девять.

Ну что ж, с Богом.

Но, как только тронулся, обнаружил, что забыл свой фирменный прикид — пиджачок и кепочку с эмблемами «Сименса».

Пришлось вернуться — дурная примета.

Выехал на Аминьевское шоссе, потом на Рублевку. Под молчаливыми взглядами гаишников пересек МКАД.

Вот и пошли они, заповедные места! Такое чувство, будто ворье со всей России в одну резервацию собрали.

Однако все эмоции — по боку.

А вот и Ромашково-2. Окружено аж трехметровым забором — сплошным, без единого просвета.

Подъезжаю к проходной. Смотрю на часы — без десяти десять. Все по расписанию.

Но что такое?! На проходной вместо штатных охранников — менты!

Два сержанта. Один — в будке сидит, другой — на улице покуривает.

Строго говоря, ничего странного в этом нет: менты охраняют многие коттеджные поселения в Рублевском регионе.

Однако Борис говорил, что именно он встретит меня на проходной, а его как раз что-то не видно.

Обозначилось первое упущение — у нас отсутствовала с Борисом мобильная связь.

Но надо принимать какое-то решение — ведь я уже с минуту стою напротив проходной, и оба мента уже эдак подозрительно посматривают на меня.

Вылезаю из тачки.

— Привет, командир! — обращаюсь к сержанту, что стоит у проходной. — Это Ромашково-два?

— Оно самое, — лениво цедит он. — Ты что, по вызову?

— Ну. Мне нужна Липовая аллея, четыре, — отвечаю без запинки.

— А чья там дача?

— Вельтмана.

Он оборачивается к напарнику:

— Серега, прозвони Вельтманам! Мастера они вызывали?

Вот это номер! Ищу глазами Бориса. Нет его, подонка! Что делать, если ответ будет отрицательный? Правда, еще до разговора с Борисом человек с маскираторным голосом обещал мне поддержку в самом коттедже Вельтмана…

Не берусь передать мои ощущения, когда я ожидал ответа Сереги.

И вот…

— Есть заказ! — объявил Серега.

Его напарник, нажав на педаль, открыл ворота в коттеджное поселение и пояснил:

— Дуй сразу направо, никуда не сворачивай. Увидишь трехэтажный особняк, огороженный ажурным решетчатым забором, — это и есть коттедж Вельтмана.

Поблагодарив мента, нажал на газ, обрадованный удачным исходом дела у проходной, но и озадаченный, что не все идет так, как прописано.

Не проехав и пятидесяти метров, заметил у обочины дороги сигнализировавшего мне Бориса. Тормознул, и он сразу подскочил ко мне.

— Не дергайся и ничему не удивляйся, все нормально, только небольшое изменение диспозиции произошло. Но действуем по старому плану, — жарко зашептал мне в лицо подельник, просунув в салон большую бумажную упаковку. — Здесь твои баксы. Когда пойдешь в коттедж, лучше в машине их не оставляй, сунь в кейс, — и он тут же отскочил в сторону.

Отъехав еще метров семьдесят, я остановился, вытащил свой кнопочный десантный нож и вскрыл бумажный пакет, который сунул мне в машину Борис. Зеленые купюры в банковской упаковке. Не поленился — пересчитал: ровно пятьдесят пачек.

Неужели идет все-таки честная игра? — задумался я. Может, бабки фальшивые? Но с виду, по крайней мере, кондиционные. Значит, и вправду компакт-диски из сейфа Вельтмана того стоят — отмел я последние сомнения.

Остановился перед особняком олигарха и вновь задумался. Что значит совет Бориса — взять баксы с собой? Машина ведь будет под охраной — неужели у кого-то хватит наглости в нее залезть?

В общем, что-то не понравилось мне в совете подельника.

Сунул пакет с баксами под заднее сиденье и, выйдя из салона, двинулся к проходной коттеджа, где… встретил Бориса. С ним был еще один парнишка в камуфляже.

— Заезжай, мастер, — приветливо сказал подельник, открывая ворота. — А то мы уж тут тебя заждались.

Ситуация вроде бы и упростилась, но и становилась, по моим ощущениям, все более тревожной. Если здесь Борис, то зачем тут нужен я? Что он, с сейфом не справится?

Но, возможно, я зря психую. Борис, наверно, временно замещал отсутствовавшего по какой-то причине охранника. А пройти в кабинет хозяина он, не вызвав подозрений, не может по-любому.

Так или иначе отступать уже поздно. Но бдительность терять не следует, напомнил я себе.

— Хозяйка отошла, мастер. Пошли, я вместо нее к забарахлившей посудомойке тебя провожу, — и Борис ободряюще похлопал меня по плечу.

Прямо у подъезда стоял шикарный малиновый «кадиллак» с откидным верхом. Я было загляделся на него, но Борис подтолкнул меня к входу в дом.

Он провел меня в огромное кухонное помещение и сам на щите врубил отключенный тумблер — то есть «починил» посудомойку.

— Всё стало гораздо проще. Теперь тебе и охранников вырубать не надо. Я с экономкой трахаться отваливаю. А ты сейчас иди сразу к сейфу. Когда возьмешь конверт с компакт-дисками, принесешь его сюда и засунешь под посудомойку. И тут же — на выход. Мой напарник будет предупрежден, что ты уедешь, как только закончишь работу. Если он вдруг спросит тебя, почему ты не стал дожидаться оплаты, скажи, что расчет — безналичный. Ну я пошел, а то моя подружка уже, наверно, вся соком изошла.

Он дружески, но как-то криво подмигнул мне и был таков.

Я по имеющемуся у меня плану стал искать кабинет хозяина. Шел практически бесшумно, благо повсюду лежали ковры. В одной руке — чемоданчик, в другой — план дома, а в кармане пиджака — «макаров» на боевом взводе: спрей подельника не внушал мне особого доверия.

Сколько ни прислушивался — ни малейшего звука в доме, только на улице был слышен гул мотора. Кто-то отъехал или приехал.

А вот и дверь с вензелем — переплетающиеся буквы «Г» и «В». Кабинет хозяина, знаменитого олигарха.

Легонько толкнул дверь, и она бесшумно открылась.

Рассматривать красоты кабинета не стал, сразу двинулся по диагонали в дальний угол.

Вот она, медвежья голова!

Дернул ее, подалась легко. И действительно — под ней небольшой сейф.

Ну что ж, осталось только набрать знакомую комбинацию цифр.

И тут, к своему изумлению, я, видимо, от пережитого волнения забыл, как набирать шифр! Помню, конечно, — 1, 2, 3, 4, 5. Но в каком порядке? Может, наоборот — 5, 4, 3, 2, 1?

Но тут же выяснилось, что зря я и дергался-то.

— Привет, любимый мой! — раздался сзади голос, вроде бы мне знакомый.

Я резко обернулся: передо мной стояла… Эмма. И держала в руках нацеленную на меня и уже известную мне «беретту» девятого калибра на боевом взводе.

Так вот оно в чем дело…

* * *

В своей избенке на холме, что располагался напротив Розового дома, Владимир Евгеньевич торчал уже целые сутки, а может, и того больше — он не следил за временем. Но результата не было.

Да, Дерябин наблюдал разговор своего главного врага секретаря Андрея с его боссом, ну и что с того? Звукоуловитель с такого расстояния не сработал, а из здания собеседники так и не выходили.

Само же по себе визуальное наблюдение — хотя бы для интеллектуального анализа — ничего не давало.

Неясной оставалось и участь Ирины, к которой как-то неожиданно для себя он стал испытывать нечто вроде чувства нежности — сказалось, видимо, то обстоятельство, что он слишком долго думал и гадал о ее судьбе. И эта девушка как бы виртуально стала близким ему человеком. А о том, что с ней могло статься, доктор думал со все возрастающим беспокойством.

В конце концов он решил, что только зря теряет время. Надо пока выкинуть из головы свои неопределенные, толком не оформившиеся планы о мести секретарю олигарха за нанесенное Владимиру Евгеньевичу оскорбление и заняться активным поиском Ирины — девушки ему теперь небезразличной. Вдруг с ней действительно случилось что-то страшное, и ей требуется немедленная помощь? Возможно, именно он сумеет эту помощь Ирине оказать.

Дерябин определил для себя время окончательного отъезда домой — восемь часов вечера, — а пока решил все-таки продолжать наблюдение: вдруг, да напоследок обнаружится что-нибудь интересненькое.

Однако ничего особенно любопытного ни на территории особняка, ни на подъезде к нему по-прежнему не происходило, и это однообразие в конце концов утомило его, и пожилой человек незаметно для себя закимарил.

Во сне он увидел совершенно удивительную картину. Недалеко от Владимира Евгеньевича, на топчане, сидела Ирина и крутила в руках его «вальтер». Она пару раз передернула затвор, вынула обойму, пересчитала патроны, вставила ее назад и заключила, повернув к Дерябину голову:

— Отличная пушка, док. Ты понимаешь толк в оружии. Наш человек. — После чего девушка сделала глоток из большой бутылки «Наполеона», стоявшей рядом с ней, и закусила из пакета с хрустящим картофелем. — Я, пожалуй, позаимствую у тебя эту игрушечку, а то в моей патроны кончились. А тут в трех обоймах аж тридцать штук. — Она вновь повернула к нему голову. — Ты не бзди, старый, я заплачу. Только попозже. У меня сейчас бабок нет. Папуля кислород мне в банке перекрыл. Но ничего — все поправимо.

Специфический коньячный запах ударил в нос Владимиру Евгеньевичу, и он решил, что сон этот чересчур натурален. Дерябин в буквальном смысле протер себе глаза — видение не исчезло. Видение это продолжало сосать из горлышка коньяк и хрустеть картошкой.

— Ирина, вы как сюда попали? — все еще не вполне доверяя собственным глазам, тихо спросил он.

— Наверно, так же, как и ты, старый хрен. Что ты вообще здесь делаешь? Впрочем, это как раз понятно. Лучше скажи, на кого работаешь? А впрочем, и это ясно — на Вельтмана.

— Да я, собственно, ни на кого не работаю. Я о вас беспокоился, потому и… — Владимиру Евгеньевичу действительно трудно было объяснить свое пребывание здесь вместе со средствами наружного наблюдения и прослушивания, и он, окончательно растерявшись, замолчал.

— Не парься, дед! — ободрила его собеседница. — Мне теперь что Вельтман, что собственный пахан — один хер. Мой папуля обложил меня со всех сторон, как дикого кабана. Вот и приходится в такой вот конуре пока отсиживаться. Но это ненадолго.

— А за что он на вас ополчился, Ирина? — обрадовался Дерябин перемене темы.

— Да, можно сказать, благодаря тебе, док. Хороший ты мне курс лечения прописал. Натуральный экстрим. Маялась я душой года два, не знала, куда руки приложить. Все вроде бы в жизни испробовала, и осточертели мне до тошноты — и пьянки, и наркота, и секс во всех видах. Думала уже — ну ее к той самой матери, эту жизнь. Пулю в лоб — и дело с концом. Но тут ты появился на моем горизонте, док, со своим чудо-пойлом. Я, помнится, как хлебнула его разок, другой — и все в моей голове и жизни разом перевернулось.

— И что же вы почувствовали в тот момент, Ирина? — спросил Владимир Евгеньевич не без гордости за дело своих рук.

— Почувствовала новый вкус к жизни, связанный с чужой смертью. Я представила себе, как, должно быть, круто — зайти в некий ресторанчик, подойти к какому ни на есть хмырю, который сидит там, ханку жрет да белорыбицей закусывает, в общем, в отличие от меня, жизнью наслаждается, да в упор прострелить ему башку — так, чтоб его мозги с кровью мое собственное лицо обрызгали. — Тут Ирина в очередной раз приложилась к коньяку, и ее миловидное лицо приобрело мечтательное выражение.

— Я так понимаю, ваши мм… своеобразные фантазии не имели практических последствий? — осторожно поинтересовался Дерябин, уже, однако, подозревая худшее.

— Ты хочешь узнать, шлепнула ли я кого-нибудь на самом деле? Конечно, док! Иначе для чего же ты прописывал мне свое замечательное снадобье?

Дерябин решил больше вопросов не задавать. Ему с каждой минутой становилось все страшнее и страшнее, а вскоре он испытывал уже самый настоящий ужас.

— Я завалила несколько штук мужиков. Хотя мне, в общем-то, до фени: мужики-бабы, просто как-то так по ситуации получилось, — между тем продолжала, не забывая подкреплять себя коньяком, свой, по всей видимости, совершенно искренний рассказ Ирина. — Расстреляла их всех так красиво — как в кино не показывают. Я сама, кстати, все это на микрокамеру снимала. В общем, все шло хорошо, но меня заложил отцу Андрей. Расколол он, сука, моего домуправа Филиппыча и забрал у меня из квартиры отснятый мной материал. Жалко мне Филиппыча — хороший такой старикан был, вроде тебя, док.

— Вы что же, убили и его? — охнул, не выдержав, Владимир Евгеньевич.

— Да нет, мне таких убивать без интереса. Но, конечно, наказания Филиппыч заслуживал. Дала ему пушку, он сам и застрелился.

Теперь Дерябин замолк уже окончательно и, чтобы не впасть в шоковое состояние, чреватое в его возрасте летальным исходом, старался более не слушать свою юную собеседницу, с помощью одного из известных ему приемов аутотренинга психологически отгородившись от окружающей действительности.

Но это не помешало Ирине продолжить свое жизнерадостное повествование:

— Ну а когда этот поганец Андрюха доложил обо всем моему папулечке, тот напустил на меня целую свору всяких шпиков и ищеек. В одном из отелей меня чуть не прихватили, едва унесла ноги. Хотела заночевать в своем микроавтобусе, но сообразила, что его тоже ищут. Пришлось на мотоцикле катить сюда, в эту развалюху, спрятаться в ней на время. — Она допила коньяк и поставила пустую бутылку на пол. — Где-то у меня еще одна есть. — Ирина обвела помещение помутневшими глазами. — Да ладно, потом… А в этой конуре я когда-то с деревенскими парнями трахалась. Да и с тем же Андреем. Сволочь неблагодарная! Но он свое еще получит. Ну, так вот… Давно это было, потом я как-то отвыкла от мужиков. — Она повернула голову в сторону Дерябина и с зажегшимся в глазах интересом взглянула на него. — А тебе сколько годков, док? Чего молчишь, старый козел!!! — гаркнула Ирина, выводя Владимира Евгеньевича из психологического ступора.

— А? Чего? — очнулся он и часто-часто заморгал ресницами.

— Трахаться, говорю, ты еще не разучился? Что-то мне вдруг захотелось чего-то такого. Очень редко, однако, это бывает. Ну, заклинило тебя там, что ли?

Владимир Евгеньевич давно не знал женского тепла, однако не сильно страдал от этого, поскольку уже притерпелся к многолетнему одиночеству. Но в свои шестьдесят пять он был, в общем-то, в достаточном мужском порядке, и, наверно, мог бы в разумном объеме удовлетворить и партнершу, и себя самого.

Ирину Дерябин не считал особенно привлекательной девушкой, но и дурнушкой она не была, а ее молодость являлась сама по себе достаточной сексуальной приманкой. И если бы отношения с нею развивались с чистого листа, если бы вдруг каким-либо образом возникла аналогичная ситуация, но без всякой предыстории, то Владимир Евгеньевич, несомненно, тряхнул бы стариной.

Но сейчас, перед лицом убийцы-маньяка, говоря библейским языком, ужас сковал его члены. Включая, естественно, и тот самый член.

Однако Ирина ждала ответа, и Дерябин уже понял, что испытывать ее терпение — смертельно опасно.

— Я не знаю, — пробормотал он, с трудом подбирая слова. — Я уже далеко не молод…

— Что ты там кудахчешь, не понимаю. Подойди-ка сюда. — Она продублировала свой приказ повелительным жестом руки.

Владимир Евгеньевич на каменных ногах подошел к топчану, где возлежала Ирина, и остановился в метрах трех от нее.

— Да ближе, ближе… Вот так. А ну-ка снимай штаны!

— Ирина… Я…

— Выполняй, что тебе говорят, старый мудак, и не раздражай меня своим вяканьем!

Дерябин поспешно стянул брюки.

— Ну, дальше, дальше! Я, что ли, за тебя портки снимать буду!?

Владимир Евгеньевич, выполняя эту команду, удивился, что еще не потерял чувство стыда, поскольку явственно ощутил, как у него горят щеки.

Ирина, приподнявшись с дивана, стала внимательно рассматривать содержимое его трусов, потом несколько брезгливо пощупала двумя изящными пальчиками его гениталии и с большим сомнением покачала головой:

— Ну, раскачать тебя, наверно, все-таки можно, но работы тут непочатый край. Сейчас мне это не потянуть. Может, как-нибудь самой обойтись? — Она взяла с пола пустую бутылку 0,8 из-под коньяка и задумчиво покрутила ее в руках. — Нет, сделаем по-другому, — решительно заявила она и стала стягивать с себя трусики. — Ложись-ка на топчан, док. Вот сюда к моим ногам. Языком умеешь работать? Сейчас быстро научишься. Ну, давай. Глубже, глубже! И активней, активней! А теперь нежнее…

Лев Долинский так и не дождался, когда к нему зайдет его секретарь. К концу дня он сам заглянул в приемную.

— Ну, ты чего, Андрюш? Все никак не соберешься? — приветливо спросил он.

— Да, Лев Михалыч, сегодня уехать не получается. Все мои планы сорвались. А ваше письмо очень срочное? — В голосе секретаря чувствовалась нешуточная озабоченность, что он мог поставить шефа в затруднительное положение. — Может, до завтра оно потерпит? Или еще какое-то время? Я, ей-богу, чувствую себя перед вами очень виноватым, Лев Михалыч, но на меня сейчас столько срочных дел навалилось… Хотел свои личные дела в Москве решить, да вот не выходит.

— Ничего страшного, Андрюша. Я отправлю письмо курьером. А ты работай, раз такое дело, работай. — Олигарх похлопал своего помощника по плечу и покинул приемную. Войдя в кабинет, он вызвал Жору: — Недооценил я Андрюху — расколол он меня. Этот парень еще более опасен, чем я думал. Спешить с ликвидацией не будем. Пусть Артюхов успокоится. Но, как только он покинет Розовый дом, действуй без дополнительных указаний.

 

Глава десятая

— Ты — дочка Германа Вельтмана? — печально спросил я.

— Угадал. Позвольте представиться — Амалия Вельтман собственной персоной. Есть ли у тебя, милый мой, последнее желание? — Она повела влево-вправо дулом пистолета вроде как для того, чтобы у меня не оставалось никаких иллюзий относительно ее намерений. Должен отметить, что у меня их уже и не имелось. — Я потому так добра к тебе, что ты не совсем чужой мне человек.

Как, однако, все стало ясно и просто. Ясно и просто с самого начала — никакой бомбы и не было в том треклятом кейсе, который эти пьяные мудаки, включая некоего Санчо, кореша Вована, действительно забыли в «Шейхане».

— Так, значит, это ты с Борисом взорвала джип на светофоре? — поинтересовался я, скорее, для проформы.

— Хм… Это и есть твое последнее желание — узнать истину в последней инстанции? Ну что ж, все равно данная информация из кабинета папули уже не выйдет. Так оно все и было. Когда я нажала кнопку на пульте, и эти засранцы разлетелись по всему району в разобранном виде… Ох, какой я получила кайф!

— Я только хочу заметить, просто в интересах истины, если бы даже я и вышел с такой информацией из этого кабинета, то все равно не смог бы ничего доказать, да и не стал бы ничего такого предпринимать, — осторожно заметил я, в слабой попытке навести мосты.

— Брось, Игорек, не строй иллюзий — ты уже на Небесах вычеркнут из списка живых.

— Да-да, Эммочка, — позволь мне называть тебя именем, которое нас с тобой связало, — я все понимаю, шансов у меня нет. И я оценил ваш с Борисом юмор: ведь вы специально взорвали джип именно после того, как я передал братве Угрюмого забытый ими кейс. Красивая подстава! А потом вы отследили меня и все разыграли по высшему разряду. Ты усмотрела у меня одежду фирмы «Сименс», и у тебя родился еще один интересный замысел. Я только не пойму: если бы я был с тобой более ласков, у меня оставался шанс на жизнь? Или ты меня решила шлепнуть изначально?

— А зачем мне было бы тебя убивать? Это месть оскорбленной женщины, мой дорогой!

— А зачем в таком случае ты шантажировала меня по телефону? Разве не для того, чтобы в конце концов красиво меня пристрелить? Разве ты не представляла себе заголовки в газетах — что-то типа «Молодая красавица застрелила вооруженного до зубов грабителя, проникшего в ее дом»?

— Довольно, Брагин, твоя земная жизнь окончена, — с очевидной нервозностью произнесла она, и я понял, что попал в точку.

В этот критический момент я позволю себе сделать небольшое лирическое отступление.

Я с детства любил книги Джека Лондона. Прочел его всего от корки до корки. И, кажется, помнил наизусть многие его рассказы.

Но это в детстве, а потом жизнь, как пишут в передовицах, стала диктовать свои суровые законы. Я давно уже не читал книг и основательно подзабыл творчество любимого писателя.

Но именно в процессе короткого диалога с Амалией я вдруг припомнил один его рассказ, который и подсказал мне истинные мотивы ее действий по отношению ко мне.

Помнится, в этом рассказе какой-то несчастный мужик, кажется, разоренный фермер, залез в дом одного богатея, который вроде бы его и разорил. Бедняге просто нужно было стащить хоть что-нибудь, дабы его дети не умерли с голоду.

И за этим занятием его застукала молодая хозяйка дома, наставив на него кольт. Америка! Там все ходят с кольтами. Правда, как раз у бедного грабителя оружия и не было.

Так вот, он умолял мисс отпустить его ради несчастных голодных детей. Ведь у них, кроме него, никого нет.

А у мисс было всё — и красота, и молодость, и деньги. Но не хватало одной малости — славы. И ей прямо грезилось, чтобы ее имя попало в заголовки газет. Поэтому мисс, наплевав на умирающих детей, одной рукой держала разоренного фермера на мушке кольта, а другой — тянулась к телефонному аппарату, чтобы вызвать полицию. И завтра из прессы вся страна узнает ее имя — молодая красивая девушка задержала опасного грабителя, проникшего в ее дом!

И тут тот самый разоренный фермер вдруг заявляет: а ведь если я сейчас просто уйду, вы не сможете выстрелить в меня. Непростое, мол, это дело — убить человека. Противоестественное.

И вот он взял, да и пошел. А мисс как ни трясла перед его носом своим кольтом, так и не решилась на выстрел.

Опираясь на классика, я нынешнюю ситуацию так и трактовал: Эмма разработала свою комбинацию специально для того, чтобы ее имя попало в средства массовой информации, дабы насладиться славой и популярностью.

Но с одним нюансом: эта сука с самого начала собиралась меня пристрелить! Ведь ей ничего за убийство не будет — грабитель был вооружен, и она защищалась. Потому мне и подсунули этот ТТ, да и легко согласились выплатить денежки, которые должны были быть при мне. И хотя я их оставил в машине, меня сие, конечно, не спасало.

Ну а то, что казалось противоестественным для американских девушек девятнадцатого века, вызывает только восторг у некоторых российских баб века двадцать первого.

Мне осталось недолго ждать рокового выстрела, и поэтому пора было действовать — у меня, как и у разоренного американского фермера, имелся свой шанс, правда другого рода.

Я резко выхватил свой ПМ:

— Только шевельнись, сучка! У меня не ваш ТТ с холостыми патронами, а мой боевой «макаров». И я знаю, как из него дырявить людей. Так, чтобы больнее было. Если ты и выстрелишь первой, все равно получишь пару маслин в брюхо! От таких ран умирают не сразу — долго и мучительно. Пару месяцев продержат тебя на аппарате искусственного обеспечения жизнью, а потом отключат к чертовой матери. Хочешь жить — бросай свою пушку! И учти — мне терять уж точно нечего, а ты потеряешь все, что только вообще возможно.

«Беретту» Эмма не бросила, но девушку, в мановение ока превратившуюся из палача в жертву, затрясло самым жутким образом. Идея обменять свою роскошную жизнь на наше двойное самоубийство пришлась ей явно не по нутру.

Я подчеркнуто спокойным шагом подошел к совершенно деморализованной дочке олигарха и забрал у нее из рук пистолет.

И тут открылась дверь, на пороге которой показался Борис. Реквизированная «беретта» немедленно уткнулась ему в лоб.

— Ну что, надеюсь, ты хорошо потрахался со своей подружкой, приятель?

Он что-то злобно промычал, не решаясь шелохнуться.

— Говоришь, оттянулись по полной программе? Тогда искренне поздравляю тебя, Боря. Если везет в любви, то все остальное уже не важно. А теперь вытащи свою пушечку из кобуры и брось ее на пол. Только без резких движений, пожалуйста.

Борис беспрекословно выполнил мою команду.

— А сейчас ты медленно и спокойно пойдешь на выход, а мы с моей подружкой Амалией двинемся вслед за тобой. Мы решили с ней немного поразвлечься за пределами коттеджного поселения. Вот такое у нас обоюдное и неугасимое желание. Тебе ведь не надо объяснять, что такое настоящая любовь?

Борис издал какие-то горловые звуки, будто певец, прочищающий голос перед выступлением.

Я понял свою ошибку: надо дать человеку высказаться, но он не может этого сделать, когда к его лбу приставлено дуло пистолета.

Я отошел на два шага назад:

— Проходи в кабинет и встань у сейфа. Что ты имеешь мне сообщить?

— Тебя ни под каким видом не выпустят отсюда с Амалией, — глухо произнес Борис. — Она — любимая дочь Германа Вельтмана. Если с ней что-то случится, с нас со всех головы снимут. Причем в буквальном смысле, — мрачно добавил он.

— Как раз, если меня с ней выпустят отсюда, с Амалией ничего и не случится. А если не выпустят, то сам понимаешь… Как я уже говорил моей подружке, — Амалия, которую, не переставая, била дрожь, стояла рядом со мной под прицелом «макарова», и я при этих словах нежно поцеловал ее в щечку, — мне при создавшихся условиях терять совершенно нечего.

— Хорошо, что ты предлагаешь? — быстро ответил Борис, уже, видимо, приняв какое-то решение. Решение, явно для меня неприятное.

— Повторяю. Мы все идем на выход и уезжаем. Когда покинем Рублевскую зону — все свободны. Не вижу, какие тут могут быть проблемы, если ты нас будешь сопровождать?

— Я согласен, — немедленно ответил он. — Пошли?

— Пошли, — ответил я несколько растерянно, поскольку взгляд мой уперся в стоящий у сейфа чемоданчик с эмблемой «Сименса». В нем находилось все, чем меня снабдил Борис: фальшивые документы, якобы парализующий спрей и ТТ с холостыми, как я предположил, патронами. Впрочем, они могли быть и боевыми. Так или иначе все это мне было, по сути, не нужно. Спрей наверняка безобидный, документами на чужое имя уже не воспользуешься. Не помешал бы ТТ, но у меня и так было три пистолета — еще один ПМ я реквизировал у Бориса.

Но дело в том, что, по мнению того же Бориса, в этом кейсе находилось пятьдесят тысяч долларов. И не с того ни с сего оставлять такие деньжищи — выглядело крайне подозрительным. Борис может быстро сообразить, что баксы я оставил в машине. А мне было пока непонятно, что задумал мой недавний подельник, да и как в дальнейшем будет развиваться ситуация — тоже неясно. Поэтому лучше пока не раскрываться, в конце концов решил я, и чемоданчик прихватить с собой. Кроме того, он, пожалуй, еще и пригодится как психологическое оружие.

Я подхватил кейс и, кивком указав на него Борису, заявил:

— Идя на дело, я решил подстраховаться. В этом кейсе не только баксы, но и бомба на три кэгэ в тротиловом эквиваленте. Взрывается радиоуправляемым сигналом. — Я вытащил из кармана свой кнопочный нож. — Достаточно только нажать на эту кнопку.

У меня не возникло достоверного ощущения, что он поверил в мою туфту насчет бомбы, но так или иначе кейс я взял с собой.

Через секунду вся процессия двинулась на выход из здания. Впереди шел Борис, за ним — Эмма-Амалия, ну а сзади — понятно кто.

Вдруг Борис притормозил:

— Мне надо поставить в известность остальных охранников о создавшейся ситуации. Если их заранее не подготовить, то, увидев, что происходит, по тебе сразу откроют огонь.

— Как ты их собираешься предупреждать?

— По мобильнику.

В его словах было много правды, но мне они все равно не понравились.

— Предупредишь, когда выйдешь из подъезда. Мы же с Амалией в подъезде останемся. Указания будешь отдавать, оставаясь у меня на глазах и, не забывай этого, под дулом пистолета.

Уже у самого выхода он вновь притормозил:

— А на чем ты собираешься сматывать?

— Да уж не на вертолете. На чем приехал — на том и уеду.

Он помотал башкой:

— Эта машина при расследовании твоей смерти не должна была фигурировать. Она уже отогнана и, скорее всего, уничтожена. Сюда скоро доставят «Шкоду», которую использует «Сименс». Будем ждать?

Вот это номер! Я и не сразу сообразил, что мои баксы-то кукукнулись!

— Ждать не будем. Что, у вас тут других тачек нет? Меня, например, вполне устроит «кадиллак», что стоит сейчас у входа в особняк.

— Нет проблем. Кроме одной — к нему нужны ключи.

— У кого же они?

— Это «кадиллак» Амалии.

— Так где ключи, моя радость? — нежно обратился я к олигарховой дочке. — Надеюсь, ты не против немного покататься?

— Нет, не против, — уже вполне придя в себя, ответила красотка Амалия. — Ключи у меня в сумочке. Сумочка на тумбочке у кровати. Кровать в моей комнате.

— А в комнату надо кому-то идти, — заключил я ее логический ряд. Тащиться по особняку всей честной компанией за ключами с перспективой нарваться на какую-нибудь неприятную неожиданность вроде пули в собственный затылок — а откуда мне знать систему охраны этого здания? — мне не улыбалось, и я решил, что мудрить более нечего. К тому же всю дорогу держать на мушке одновременно двоих — хорошо подготовленного боевика и способную на что угодно, уже вполне оклемавшуюся стерву — задачка не из простых. Пора ставить позицию на попа, тем более что у меня созрела одна довольно подлая идейка. — Пожалуй, ты прав, Боренька. Объяви всем своим, что дочка Вельтмана взята в заложницы ну и все остальное, что сочтешь нужным. После чего мы с моей подружкой садимся в «кадиллак» и ждем тебя с ключами. Надеюсь, машина заправлена, детка?

— Да, — вместо Эммы ответил явно обрадованный таким поворотом дела Борис. — За этим внимательно следит механик особняка.

— Тогда звони своим людям по мобиле.

Борис ясно и толково, на мой взгляд, изложил охране особняка ситуацию и объявил нам:

— Можете идти, проблем не будет.

— Ты тоже можешь идти, приятель, — и я приставил пистолет к виску Эммы, после чего мы неразлучной парочкой двинулась на выход.

На улице нас ожидал напарник Бориса, которого мы видели, входя в здание. Он, хотя и получил исчерпывающие инструкции по сотовику от того же Бориса, явно не знал, как себя вести. То хватался за кобуру, пытаясь вытащить пистолет, то запихивал его обратно и постоянно ходил кругами радиусом метров в десять вокруг ожидавшего нас «кадиллака».

— Успокойся, малый, — сказал я ему нравоучительным тоном, — и постой где-нибудь в сторонке, в холодке. А то ты мельтешишь перед глазами и этим отрицательно воздействуешь на мою неуравновешенную психику. Того и гляди, у меня из-за тебя палец на спусковом крючке дрогнет.

Мой небольшой спич дал положительный результат: охранник, будто ему хорошенько пнули под зад, тут же отлетел куда-то в сторону.

— Садись за руль, принцесса, — скомандовал я и с большим облегчением избавился наконец от этого чертового чемодана, который сильно стеснял меня в движениях, бросив его на заднее сиденье шикарного авто. — Ну, а теперь, дорогая, сольемся в объятиях, — я, не отрывая пистолета от виска девушки, плотно прихватил ее за талию, — и будем ждать нашего Буратино с его золотым ключиком.

«Буратино» ждать пришлось довольно долго, но зато он появился с большим эффектом: на черном джипе «Лендровер», имеющем люк на крыше, со снайперской винтовкой ВСС, специально сконструированной для бесшумной и беспламенной стрельбы (оружие киллера, однако!) и в сопровождении трех гвардейцев в камуфляже с автоматами «Абакан», имеющимися на вооружении только элитных спецподразделений!

Камуфляжники остались в джипе, а Борис подошел и протянул мне ключи, надо так понимать, от «кадиллака».

— Отдай ключи моей девушке, невежа! — возмутился я. — Разве ты не знаешь, что это ее машина!?

Не один мускул не дрогнул на его суровом лице в ответ на мой издевательский тон: этот человек решил меня сегодня убить и нисколько не сомневался в том, что так оно и произойдет.

— Слушай меня, сынок, слушай внимательно, — произнес я, прямо глядя ему в глаза, — потому что если ты не будешь внимательно меня слушать, то можешь что-то неправильно понять, и тогда произойдет нечто непоправимое. — И после этих слов я нажал на курок пистолета, приставленного к виску девушки.

Голова Амалии откинулась назад, и она издала страшный визг. А наш Буратино, я бы сказал, помертвел взглядом и как бы заледенел.

Я, казалось бы, сильно рисковал: Борис мог сдуру открыть по мне огонь, но я уже заметил, что его снайперская винтовка пока еще стоит на предохранителе.

— Спокойно, дети мои, — сказал я и передернул затвор, — патрона в патроннике, как вы понимаете, не было, но сейчас он, как вы понимаете, есть. Так вот, Боренька, сейчас мы тронемся, и машину поведет моя любовь Амалия. Сделай так, чтобы нас нигде не останавливали, йес? Мы выедем с Рублевской зоны на МКАД и через какое-то время остановимся. Вы, конечно, поедете вслед за нами и тоже остановитесь. Мы с Амалией в этот момент поменяемся позициями, как и принято между любящими друг друга людьми в порыве неутолимой страсти. Далее мы вновь остановимся с девушкой в удобном для нее месте, то есть там, где она попросит, и расстанемся навеки. Что, конечно, очень печально, но так уж написано у нас с Амалией на роду… А если ты, мой дорогой друг Борис, дашь мне на время свой мобильник, я по указанному тобой телефону сообщу, где я оставил «кадиллак». В нем же будет лежать и твой мобильник.

— Бери, — протянул мне «моторолу» Борис. Держался он сейчас очень спокойно: по-видимому, предложенный мной план полностью соответствовал его плану. — Позвонишь на имя «Антон». Твои условия принимаются, но с небольшим изменением. Из коттеджного поселения через проходную мы поедем в обратном порядке: сначала мы, — он кивнул на джип, — потом вы.

А вот это хорошая новость! Справедливости ради скажу, что я ее ожидал.

Меня ранее мучила проблема: сам Борис попытается разрулить возникшую ситуацию или доложит о ней Вельтману, и тогда на ноги поставят всю милицию Москвы и Московской области.

Во втором варианте у меня никаких шансов на спасение не было. Я имею в виду, на спасение собственной жизни — поскольку даже сдаться я не мог, меня бы все равно пристрелили по приказу Вельтмана. Олигарх не мог рисковать — вдруг следствие начнет копаться в этой истории слишком глубоко?

Но в том же втором варианте не поздоровится и Борису. Всю ответственность за взятие своей дочери в заложницы Вельтман возложит именно на него. Ведь по всему видно, Борис — главный телохранитель Амалии.

И вот этот Борис предлагает первым проехать через милицейский пост, охраняющий Ромашково-2, а мы вроде как вместе с ним. А если бы мы ехали первыми, у ментов могли возникнуть кое-какие подозрения: ведь я в форме «Сименса» (в которой оставался и сейчас) въезжал на территорию коттеджного поселка на «жигуленке», а сейчас возвращаюсь на «кадиллаке» с дочкой Вельтмана, и у нее при этом весьма бледный вид! Да и неизвестно, как поведет себя Амалия, если менты нас остановят и зададут пару совсем невинных вопросов. Ситуация может стать критической и совершенно непредсказуемой.

Поэтому, чтобы ничего подобного не произошло, ментов пришлось бы ввести в курс дела хотя бы в общих чертах.

Но Борис на такой вариант не пошел! Значит, ни Вельтман, ни московские менты в курсе событий не будут. Борис все сделает сам: заложницу освободит, а меня ликвидирует.

А Амалия, конечно, папочке потом ничего не скажет. У них с Борисом общая тайна: они оба — большие любители приключений. Хотелось бы надеяться — на собственную задницу.

Короче говоря, Борис пошел на первый вариант, и у меня появилась реальная надежда, что в обозримом будущем мой организм не перестанет переводить кислород на углекислый газ.

И вот кортеж тронулся в путь. Впереди — джип с четырьмя бооевиками-охранниками, позади — мы с Амалией на малиновом «кадиллаке», причем пока с открытым верхом, но в моих планах было его впоследствии прикрыть.

Милицейскую коттеджную охрану миновали без затруднений. Сержант, открывая ворота, даже козырнул — сначала джипу, набитому охранниками, а потом и нам с Амалией.

Вскоре после этого джип сбавил ход, пропуская нас вперед.

Девушка спокойно вела авто, несмотря на то что я буквально воткнул ей в бок свой ПМ. Но, видимо, уверенное поведение Бориса перед самым нашим отъездом повлияло на нее благотворно, и она уже считала, что выберется из этой передряги и вернется к своей прежней веселенькой жизни, до краев наполненной весьма специфическими развлечениями. Достаточно вспомнить тех четверых братков у «Шейханы». Я сам не испытывал к ним никакой симпатии, что, однако, не основание для того, чтобы отправлять их в мир иной, испытывая при этом свинячий восторг. Я уж не говорю о том, что милая Амалия попыталась проделать со мной.

И вот я ехал и рассуждал: сколько ни говорят о недопустимости смертной казни, но не могут такие люди, как Амалия Вельтман, жить на Земле. Не могут — и все тут. Жить на нашей несчастной планете имеют право только те, кто дает жить другим. Амалия Вельтман такое право потеряла.

Наверно, найдется немало людей, которым мои рассуждения, мягко говоря, не понравятся. Но тут уж ничего не поделаешь — так воспитала меня жизнь, именно она сформировала мои убеждения и уверила меня в их правоте.

Другой вопрос: если Амалии Вельтман не место на Земле, то что же мне теперь с этим делать? Да, я прошел Чечню, и от моей руки гибли люди. Лично убить человека, которого и следовало, по моим убеждениям, убить — для меня проблемы не составляло.

Но Амалия — женщина… И вот сидел во мне какой-то древний (наверняка неправильный) инстинкт-рудимент — женщину убить я не мог. Ну если только в порядке самозащиты, как и могло произойти в особняке Вельтмана… А «просто так» я этого сделать не в состоянии. Как не могла застрелить человека та самая мисс из рассказа Джека Лондона….

Когда выехали на МКАД, я закрыл верх «кадиллака» — тем, в джипе, не стоит видеть, что у нас будет происходить.

Через пять-шесть километров, как я и расписывал Борису, мы остановились. Я снял свои фирменные пиджачок и кепку «Сименса» и передал девице:

— Надевай!

— На фига мне твое шмотье!? — огрызнулась она.

— Без вопросов! — прикрикнул я и пнул ей под ребро ствол «макарова».

Амалия, что-то недовольно бурча себе под нос, стала облачаться в мою униформу.

Я посмотрел в зеркало заднего вида: джип остановился, причем очень недалеко от нас. Бориса не было заметно — он, похоже, сидел на заднем сиденье, да и стекла тонированы: хрен чего толком разглядишь.

Как только Амалия приняла вид служащего фирмы «Сименс», я приказал ей трогаться.

Пошел обратный отсчет.

Мы доехали до намеченного мной поворота на Сколковское шоссе, по которому движение достаточно свободное, и въехали в черту Москвы. Джип последовал за нами.

— Скинь скорость до двадцати, — скомандовал я, — скоро тебе сходить.

И только она притормозила, я откинул верх «кадиллака».

Ну, Боренька, где же ты и твоя винтовка с оптическим прицелом!?

А вот он, Боренька! Показался из люка на крыше джипа с ВВС в руках и выстрелил два раза подряд.

Не промахнулся, парень, — обе пули попали девице в затылок, сбив с нее фирменную кепочку «Сименса».

Я тут же закрыл верх, скинул труп на мостовую, предварительно сдернув с него фирменный пиджак, мгновенно переместился на место водителя и вдавил в пол педаль акселератора.

В джипе не сразу уразумели, в чем дело, а когда поняли, бросились в погоню, даже не подобрав с асфальта тело девушки.

Когда я погнал к Минке, стрелка на моем спидометре перевалила за сто пятьдесят. Тем не менее обезумевший Борис — теперь уже ему нечего было терять, поскольку телохранителя Амалии ожидала грозная месть Вельтмана, — видимо, чуть ли не пинками подгонял своего водилу, и джип неумолимо настигал меня, на виражах не снижая, а увеличивая скорость.

За ближайшим поворотом я резко тормознул и, развернув «кадиллак» поперек сужающегося в этом месте шоссе, вылетел из машины.

Джип появился практически мгновенно, проходя поворот в сумасшедшем темпе. Его водила, заметив у себя под носом развернутый посреди дороги «кадиллак», резко затормозил и одновременно вывернул руль вправо.

Столкновения с американской иномаркой японскому джипу удалось избежать, но с фонарным столбом — нет.

Что сталось с моими преследователями, я не удосужился узнать, поскольку немедленно бросился в ближайший двор и успешно затерялся в местном жилмассиве.

Куда теперь? В Матвеевку, на старую съемную квартиру, — нельзя. Даже если вся команда джипа спалилась, что совсем не факт, адрес мой наверняка фигурирует у кого-то из оставшихся в живых дружков Бориса в Ромашково-2.

Так куда же все-таки теперь?

Как — куда!? Да, конечно, к Ольге! Моей Ольге!

* * *

— Ну, довольно, котик, я вполне удовлетворена. — Ирина ласково потрепала доктора по щеке. — Ты у меня, оказывается, просто душка. А сейчас иди к окну и бди, следи за особняком. Как из ворот покажется серебристый «мерс», на нем Андрюха Артюхов разъезжает, сразу тормоши меня, если я закимарю — устала чего-то.

Владимир Евгеньевич оторвался от своего занятия с большой неохотой. Он никогда не занимался ничем подобным и вместо ожидаемого отвращения почувствовал настоящее, давно не испытанное им сексуальное удовольствие.

Теперь и Ирина не казалась ему кровавым монстром, а просто девушкой, испытывающей серьезные психические проблемы, выход из которых она ищет в садистских фантазиях.

Сам он сейчас находился в состоянии повышенного возбуждения. Вроде бы давно позабытое желание обладать женщиной — в полном объеме этого понятия — не только проснулось, но прямо-таки зафонтанировало в нем. И в отличие от Ирины, которая выглядела достаточно умиротворенной, он законченного, исчерпывающего удовлетворения от контакта с ней не получил.

Однако настаивать на продолжении этого процесса в той или иной — но лучше все же в классической — форме доктор опасался. Как бы ни успокаивал себя Владимир Евгеньевич, что Ирина — всего лишь сочинительница жутких сказок, в душе он чувствовал: даже если эта девушка и фанатазерка, то все равно она очень опасна и действительно способна на любую, причем даже не мотивированную, жестокость.

— А зачем тебе этот Андрей? — уже вполне по-свойски переходя на «ты», поинтересовался Дерябин, беря в руки бинокль и располагаясь у окна.

— Мне к папуле надо прорваться, — зевая, молвила девушка. — Мне бабки нужны, причем большие бабки, и я сумею со своим стариком договориться, если окажусь с ним с глазу на глаз. Но Андрей — его цепной пес. Через этого пацана не проскочишь. И лишь только он по какому-либо дельцу покинет особняк, я попробую прорваться к папочке. Надеюсь, он меня еще любит. Ну а если нет, ему же хуже, — добавила она довольно-таки зловещим тоном.

— Почему бы тебе своему отцу просто-напросто не позвонить?

— Звонком моего папулю не прошибешь. Тут нужен личный контакт.

Владимир Евгеньевич добросовестно вел наблюдение за особняком, бросая время от времени на мирно сопевшую на диване Ирину вполне откровенные взгляды.

Серебристый «мерс» из ворот Розового дома так и не появился. Зато Дерябин пару раз усмотрел Артюхова, когда тот входил в кабинет Долинского. Получалось так, что планам Ирины сбыться пока не суждено.

Наконец та открыла глаза и потянулась:

— Сколько времени, дед?

Дерябину, душа и частично плоть которого все еще были воспалены, это обращение — «дед» — очень не понравилось.

— Какой я тебе дед? — поджал он губы. — А время — половина седьмого.

— Вечера?

— Да, восемнадцать тридцать.

— Ну что ж, пожалуй, пора.

— Куда пора?

— Это твоя дряхлая тачка в кустах по ту сторону холма стоит? — Оставив без внимания вопрос Дерябина, в свою очередь поинтересовалась Ирина.

— Машина как машина, — вновь обиделся Владимир Евгеньевич. — А такого качества как «Волга» сейчас вообще автомобили не делают.

— Значит, твоя. А она на ходу?

— Естественно. Такие машины практически не ломаются.

— А ты не хочешь искупаться? — совсем неожиданно предложила Ирина.

— И для этого нужна машина? — Дерябин недоуменно воззрился на собеседницу.

— Нет. Но твоя тачка нам пригодится позже. Сейчас хорошо бы освежиться. Тут, если спуститься с холма, окажешься на небольшом диком пляже. Там сейчас никого не может быть. А во время сенокоса — деревенские любили купаться. Лесочек, песочек, и вход в Волгу в этом месте — пологий и песчаный.

Освежиться бы, конечно, не мешало, задумался доктор, ведь он даже не умывался более суток. Ну а самое главное — девушке придется на пляже раздеться…

— А вода не холодная? — спросил он как-то автоматически, и сам испугался собственного неосторожного вопроса: вдруг Ирина действительно убоится прохладной августовской водицы и откажется от своего предложения?

— Ну что ты, док?! — весело улыбнулась девушка. — Август-то какой в этом году стоит! Сейчас на улице за двадцать, река за день нагрелась, и у берега должна быть очень теплой.

— Тогда пошли!? — быстро предложил Владимир Евгеньевич.

— Да, только возьми с собой ключи от машины и спрячь куда-нибудь под топчан, что ли, свои шпионские инструменты. Конечно, вряд ли сюда кто-нибудь заявится, но все-таки… — Сама же она подхватила большую наплечную сумку, с которой и прибыла в эту избенку, небрежно бросила туда, вызвав при этом у Дерябина очередное нервное (но уже легкое) потрясение, его «вальтер» и направилась к выходу.

Они спускались вниз по петляющей, едва заметной тропинке по смешанному редколесью — березы, осины, небольшие дубы.

Да, погода стояла не по сезону теплая, но листья уже густо застилали склоны холма, причем многие из них успели пожелтеть и покраснеть.

Владимир Евгеньевич знал, почему так произошло: все эти столь рано увядшие листья сорвало с деревьев еще в конце июня, когда по здешним местам пронесся небольшой, но очень злобный ураган.

Конец июня… Подумать только — он тогда еще и не знал о существовании Ирины Долинской, идущей сейчас впереди него в открытой майке и обтягивающих шортиках, и само ее передвижение по склону, видимое напряжение и расслабление ее упругого тела все более возбуждало его.

Конец июня… Он тогда не только не знал Ирину — Дерябину и в голову не приходило, что ему когда-нибудь вот так, немедленно и всерьез, вдруг захочется женщину.

С этим полом он всегда испытывал проблемы. Не то что бы Владимир Евгеньевич был нехорош собой, панически боялся неудач в постели или являлся асексуалом от природы. Скорее, наоборот. Хорошо сложен и симпатичен, он, даже будучи уже немолодым человеком, чувствовал на себе заинтересованные взгляды своих студенток и в душе был совсем не прочь иметь с какой-либо из них короткий, да пусть и долгосрочный роман, а то и просто взять ее в жены. Но его жизнь как-то очень неудачно сложилась именно в этой области человеческого бытия.

Женился он, являясь еще совсем молодым аспирантом, грубо говоря по расчету, на дочке проректора университета. И, в общем-то, не он взял Анну в жены, а его взяли в мужья. Этот брак ему был совершенно необходим для служебной карьеры — он давал возможность способному, но не имеющему «руки» в своем родном вузе Володе Дерябину, с помощью обретенного влиятельного тестя, вступить в партию и прорваться на престижную кафедру Истории КПСС.

Все так, по намеченному плану, и произошло. Потом он стал заведующим кафедрой и еще через какое-то время — деканом исторического факультета.

Но вот семейная жизнь не задалась. Не сработала народная мудрость: стерпится — слюбится. С каждым годом вынужденная близость с нелюбимой женой все более раздражала его.

Супруга это, конечно, чувствовала и стала искать более комфортный для себя вариант на стороне. И нашла.

Самый разумный и естественный вроде бы в данной ситуации выход — развод — был в то время совершенно невозможен.

Молодой Дерябин еще только стремился к административным высотам, а развод ставил крест на его амбициях: таковы были реалии советской системы жизнеустройства.

В схожей ситуации оказалась его жена Анна. Она тоже работала в университете преподавателем, только на другом факультете — филологическом, и тоже стремилась руководить, как минимум, кафедрой.

Они все-таки разошлись, но — неофициально. Жили отдельно, однако на общеуниверситетских мероприятиях держались вместе, демонстрируя благополучие своего брака.

В курсе происшедшего был только тесть, но он, как умудренный жизненным опытом человек и партийным стажем коммунист, естественно, помалкивал и публично подыгрывал им обоим.

В результате Дерябин заданной административной вершины достиг, но, чтобы все это в один момент не потерять, даже боялся завести роман на стороне.

И сейчас, глядя на ритмично вибрирующий зад Ирины Долинской, он вспоминал, как песочили на парткоме, потом исключили из партии и в конце концов попросили из университета одного преподавателя, когда выяснилось, что у того приключился роман со студенткой из его группы.

Насколько же ярко и жарко выступал тогда на заседании партийного комитета завкафедрой Дерябин, когда клеймил своего коллегу! Какие экспрессивные эпитеты приводил, какие эмоциональные фигуры речи применял!

Справедливости ради, не все с этим любовным романом было чисто. Между собой коллеги поговаривали, что данный преподаватель Маклаков склонил уже не одну студентку к сожительству за положительные оценки в зачетке. Но на парткоме, правда, говорить о такого рода делах не решились: все понимали — это уже несмываемое пятно не только на всем факультете и университете, но и на советском высшем образовании вообще.

Наконец, ближе к девяностым годам, вопросы моральной репутации вузовского преподавательского корпуса стали всем по фигу, и супруги Дерябины смогли мирно, тихо и незаметно разойтись.

Вот бы тогда и подыскать уже немолодому, но и не дюже старому, пятидесятилетнему Владимиру Евгеньевичу спутницу жизни, но тут как раз и начались гонения на его предмет преподавания, которые в конце концов вынудили его завершить трудовую деятельность и для общего успокоения организма перебраться в деревню.

И здесь он действительно успокоился. Как-то быстро стало не до чего — не до либеральных реформ, не до коммунистов с демократами, не до старых обид, не до Истории КПСС и не до… женщин.

Теперь же, когда они спустились к реке, и Ирина Долинская стала не спеша обнажать, хотя, видимо, уже и познавшее очень многое на своем недолгом веку, но все еще юное и крепкое тело, Владимиру Евгеньевичу стало казаться, что он прожил совершенно дикую и нелепую жизнь, а тот самый развратный преподаватель Маклаков был как раз во всем прав.

Долинская, нисколько не стесняясь его, между тем оголилась до конца и вроде как в ответ на обращенный на нее неотрывный мужской взгляд, пояснила:

— Купальника-то у меня с собой нет. — Она пошла к воде и призывно махнула ему рукой. — Чего вылупился? Раздевайся — и в воду.

У Дерябина тоже не было ничего такого купального: обычные синие трусы в белый горошек, не слишком, впрочем, позорные, не «семейные», и он, оставшись в них, хотя и не очень решительно, побрел к Волге. Ему казалось, что вода все-таки окажется для него чересчур холодной.

Да, ухнув в реку с головой, он понял, что долго не протянет, и уже через минуту выползал на берег, покрывшись пупырышками, как породистый спелый огурец.

Быстро растеревшись собственной сорочкой и отжав в кустиках трусы, он натянул их и стал наблюдать за бултыхающейся в реке Ириной.

А та получала настоящее удовольствие от купания, и ее молодая горячая кровь не давала девушке замерзнуть. Выяснилось, что она прекрасно плавала, далеко и, как казалась Дерябину, даже опасно оторвалась от берега и, свободно меняя стили — кроль, брасс, баттерфляй, с видимым наслаждением бороздила речное пространство.

Наконец она вроде бы угомонилась и повернула к берегу.

Конечно, показавшись в полный рост из реки, Ирина вряд ли напоминала Афродиту, появляющуюся из пены морской, или хотя бы девиц из сериала о Джеймсе Бонде, выходящих из моря на курортный берег. Но Владимиру Евгеньевичу, наблюдавшему сейчас за обнаженной дочкой олигарха, что называется, во все глаза, казалось, что более волнующей картины и быть не может.

Ирина достала из сумки большое пляжное полотенце, не вытираясь, расстелила его на песке и разлеглась, раскинув руки и ноги. Наступавшая вечерняя прохлада как будто не ощущалась ею.

— Док, ты где там? — с ленцой спросила она, закинув ногу на ногу и слегка поглаживая обнаженные груди.

— Я здесь, — внезапно осипшим голосом откликнулся Владимир Евгеньевич и появился из-за кустов.

— Да подойди поближе, не бойся, я тебя больше не трону, — коротко рассмеялась девица.

Такое ее обязательство — «больше не трону» — не слишком-то вдохновило Дерябина на подвиги, тем не менее он подошел к Ирине, все более возбуждаясь всем своим естеством.

— Ого! — отметила она, слегка коснувшись пальцами вздувшего сатина его трусов. — Да ты, оказывается, в полном порядке, док! — Она внимательно посмотрела ему в лицо. — Хочешь меня, да?

Владимир Евгеньевич сглотнул слюну и, не в силах произнести и слова, медленно кивнул.

— Ну, что ж, — в задумчивости произнесла она, — считай, что это тебе вместо аванса. Только имей в виду, я ничего делать не буду, отвыкла я уже от активного секса. Ложись со мной, попробуй исполнить какие-нибудь упражнения. Посмотрим, что у тебя получится.

Еще не вполне веря своему счастью, Владимир Евгеньевич на удивление шустро — пока девушка не передумала! — стянул с себя трусы и прилег рядом с ней, тут же накрыв ртом одну из ее грудей и поочередно поглаживая руками все известные ему чувственные зоны женского тела.

Впрочем, тактильные ласки закончились очень скоро. Нестерпимо долго сдерживаемое сексуальное напряжение требовало немедленного выхода, и Дерябин поспешил водрузиться на Ирину, тыкаясь вздыбленной плотью ей между ног — но бестолково и безрезультатно, поскольку никак не мог найти желанную цель.

Он попытался направить фаллос рукой, но не помогало — тот промахивался раз за разом.

— Ну, помоги же, Ирина! — взмолился доктор.

Девушка как-то тяжко вздохнула и легонько коснулась пальцем его плоти, и Владимир Евгеньевич почувствовал: вот оно!

Поначалу Дерябин дергался крайне нервно, пытаясь синхронизировать с партнершей ритм движений, но вскоре понял, что эти его потуги излишни: Ирина, как, собственно, и обещала, ничем не помогала ему, недвижно лежа под ним на манер того пляжного полотенца, на котором они оба расположились.

И тогда Владимир Евгеньевич, успокоившись, постепенно нащупал удобный для себя темп. Удивительно, но уже давно вроде бы забытая техника движений сбоев не давала, природный навык восстановился быстро и сработал безотказно.

Теоретически Дерябин понимал: следовало бы доставить партнерше, да и себе удовольствие, максимально продлив соитие, но то, что с такой силой в последние часы возбуждало и давило Владимира Евгеньевича, имело особое мнение на сей счет и выплеснулось из него в считанные секунды.

— Ну все, что ли? — скучным голосом осведомилась Ирина.

— Угу, — буркнул он. — Извини, что так быстро.

— Я, скорее, скажу тебе за это «спасибо». Давай сваливай с меня.

Владимир Евгеньевич, тяжело пыхтя, поднялся и направился к реке — совершать обряд омовения. Ирина последовала вслед за ним с той же целью.

— Тебя как зовут-то, док? — неожиданно спросила она.

— Владимир Евгеньевич, можно просто Владимир.

— Вован, короче. Ну вот что, Вован, — объявила она, выходя из реки, — побаловались, теперь делом надо заняться.

— Каким делом? — насторожился Дерябин.

— Это дело называется убийством, или, по-современному, мочиловом, — назидательно пояснила девушка.

— И кого же ты собираешься убить? — Он попытался придать своему вопросу иронический тон, но уже почему-то нисколько не сомневался: все, что Ирина Долинская рассказывала ему о своих подвигах, — полная правда, а ее намерение совершить убийство — совершенно серьезное.

— Кого? — переспросила она и легонько, как игривая любовница, шлепнула ладошкой по его голой заднице. — Да, в общем-то, без разницы. Можно даже прямо здесь, не отходя от кассы, — добавила Ирина и весело, задорно рассмеялась, доставая из своей сумки «вальтер».

 

Глава одиннадцатая

Ольга, конечно, приютила и приветила меня, но как-то без особой радости. Впрочем, я понимал ее настроение. Квартира ее напоминала магазин или склад — шла распродажа всего и вся. А потому по жилплощади постоянно шастали разнообразные покупатели.

— Как это копия?! — эмоционально препиралась Ольга с очередным клиентом. — Настоящий Саврасов. Вот у меня и сертификат из художественного салона есть. А сейчас русские художники в моде. За их картины на последнем «Сотбисе» по миллиону долларов давали!

Клиент в ответ на ее слова скептически крутил головой:

— Этот ваш сертификат поддельный, как и сама картина. А тот художественный салон, что сертификат выдавал, давно уже прикрыт, причем именно за мошенничество.

— Отделала одну комнату в русском стиле, — плакалась она мне потом в жилетку, — не одну сотню тысяч баксов вложила. Думала теперь отобью хоть половину. Но самое ценное — картины, буквально все оказались дешевыми копиями. Вся надежда на мебель ручной работы. Она-то уж точно по моему заказу делалась.

— Грубая, аляповатая работа, — чуть позднее оценивал эту ее мебель потенциальный покупатель. — Не краснодеревщик делал, и даже не столяр. Скорее, плотник. Художественной ценности этот гарнитур вообще никакой не представляет. Ценность только хозяйственная — тарелки с кастрюлями туда ставить.

И очередной поток слез вперемежку с бранью моей подруги.

В конце концов стало вполне очевидно, что сейчас, а может быть, и в ближайшие два-три дня Ольге будет не до меня, и надо заняться собственными делами.

А дела мои, надо признаться, были совсем дрянными. Я так думаю, что похуже, чем у Ольги.

Совершенно ясно, что теперь я в официальном розыске. Меня, конечно, и раньше разыскивали в качестве неведомого киллера с видеопленки, но сейчас, после «налета» на дачу Вельтмана, моя персона полностью идентифицирована.

Может быть, олигарх предпочел бы и не обращаться в милицию — он бы с большим удовольствием расправился со мной самолично, тем более что разыскать меня у его службы безопасности возможностей не меньше, чем у ментов. Но прокуратура, в связи с убийством его дочери и вероятной гибели Бориса и его людей (или тяжких телесных повреждений, полученных ими), просто вынуждена будет открыть дело.

И что в такой ситуации предпринять мне? В голову не приходило ничего путного — оставалось просто положиться на судьбу.

А пока я решил частично легализоваться — то есть поставить в известность Толяна, где я нахожусь.

К счастью, я додумался, покидая «кадиллак», прихватить мобильник Бориса и теперь мог без проблем связаться с кем бы то ни было. Хотел приобрести новую сим-карту, но вовремя вспомнил, что нахожусь в розыске. А значит, сыскари обязательно проверят клиентскую базу сотовых операторов на предмет моей личности.

Где-то ближе к вечеру я позвонил Толяну и сообщил, что влип в неприятную историю и, скорее всего, нахожусь в розыске. Предупредил, что, в связи этим происшествием, на него, возможно, выйдут менты, а он в таком разе должен просто делать круглые глаза и неопределенно мычать. Впрочем, мой приятель и вправду ничего толком не знал.

Толян очень обеспокоился и предложил встретиться завтра вечером (поскольку весь этот субботний день он будет занят богоугодными делами) у него дома и все хорошенько обсудить.

На ночь глядя я просительно заглянул Ольге в глаза.

— Не могу, — грустно покачала она головой, сочувственно глядя на меня печальными и прекрасными очами. — Потерпи немного, пока я не приду в норму: у меня сейчас и с физикой, и с психикой нелады. А сейчас ложись на тахту в соседней комнате — я тебе уже там постелила.

Утром, 13 августа, я проснулся, и вдруг перед моим внутренним взором предстали заплаканные глаза Светланы Васильевны Крайновой. И я мысленно стал бить себя в грудь: какой же я подлец — взял деньги у пожилой, находящейся в безысходном горе женщины (у меня сложилось именно такое мнение, пусть Ольга и считала совсем иначе), а думаю только о собственных проблемах!

Я немедленно набрал номер Жунта, назвался вымышленным именем и представился человеком, которому Максим Крайнов, мол, должен кучу бабок, и с ходу предложил урке любые деньги — в разумных пределах, разумеется — за достоверную информацию о местонахождении Макса или же его судьбе.

На самом деле у меня уже не осталось и двухсот баксов, но я решил идти напролом. Главное — получить более-менее точные сведения, а потом я как-нибудь выкручусь. Тем более что подобный опыт, правда очень своеобразный и вряд ли применимый в данном случае, у меня был при контакте с Циклей. Так или иначе жизнь подскажет, что да как.

— А с чего ты взял, пацан, будто я что-то знаю о каком-то Максиме Крайнове? — в эдаком грубоватеньком тоне осведомился Жунт.

— Слушай, приятель, если я звоню именно тебе, значит имею цинк на этот счет. Лучше будет для нас обоих, ежели ты не будешь крутить, а просто назовешь сумму, — довольно-таки грозно заявил я, что, к сожалению, не всегда действует на серьезных криминальных авторитетов, каким, по словам Толяна, и являлся Жунт.

Блатарь на некоторое время примолк — ясное дело, обдумывал мои слова и то, как на них реагировать. Процесс обдумывания затянулся, поскольку Жунт явно не мог понять, с фигурой какого уровня он имеет дело и, соответственно, какую степень угрозы лично для него я могу представлять.

— Но вот что, кент, — спокойно, с расстановочкой начал он. — Ты, похоже, весь из себя деловой, свое и чужое время ценишь. Тогда давай часика через два встретимся в баре «Белый медведь». Знаешь такой?

— Тот, что у метро «Алексеевская»?

— Точно.

— Заметано. Ровно через два часа. Я буду в коричневом пиджаке в белую полосочку и джинсах. А как я тебя узнаю?

— Я буду сидеть в левом от входа дальнем углу, за отдельным столиком, в красной майке с тремя семерками на груди.

«В левом от входа дальнем углу…» Цикля, помнится, сидел точно так же…

Тьфу-тьфу-тьфу! Этот парнишка, Жунт, нужен мне живым — иначе я вообще последний след Макса потеряю.

Собирался я недолго — сунул в карман пиджака ПМ: вот и все сборы.

Зашел к Ольге. Та была еще сонная, в постели, но уже говорила по телефону о каких-то антикварных статуэтках.

Поцеловал ее в щечку, и — с Богом.

Ехал не спеша — время было, и я пытался предугадать, какую гадость мне мог приготовить Жунт.

В баре «Белый медведь» мне несколько раз доводилось бывать с Толяном — он жил от данного заведения неподалеку. Бар этот — самая заурядная пивнуха. Не для блатных — для рядовых посетителей. Вооруженной охраны там нет.

Чем же он приглянулся Жунту? Может, как раз отсутствием серьезной охраны? Завалил да отвалил? Неужели Жунт в самом деле настолько крутой? А если так оно и есть, то что мне следует предпринять?

Чесал, чесал башку, но ничего путного в нее не приходило. Положился, как со мной часто бывает, на волю рока.

И вот он, этот рок! А может, и счастливый случай! Прямо у входа в бар я нос к носу столкнулся с той самой девицей, что обула меня на сто пятьдесят долларов плюс к тому деликатесы от покойной ныне Амалии Вельтман.

Я тут же крепко ухватил девушку за руку и оттащил за угол здания, а потом еще дальше — в небольшой дворик, густо усаженный деревьями. Место довольно-таки глухое.

— Милочка, не могу передать, как я рад встрече с тобой!

Та ошалело таращила на меня зенки — видимо, никак не могла меня идентифицировать с кем-нибудь из знакомых.

— Ты кто? — наконец выдавила она из себя. — Мой клиент?

Я отпустил ее руку и сделал шаг назад, внимательно оглядев девицу на предмет ее профессиональной пригодности к известного рода деятельности. При ближайшем рассмотрении она оказалась совсем недурна собой и хотя не слишком походила на машину для секса, но могла быть совсем не последним в этом святом деле человеком.

Впрочем, прикид девицы мне показался чересчур скромным для ночной бабочки: белая блузка, джинсы, кроссовки, да и макияж вполне умеренный. И вообще сейчас она выглядела не так вульгарно, как в квартире Петра Ивановича, а ее уставший вид вызвал у меня даже приступ сочувствия к ней.

— Какой клиент? Что ты гонишь? — Я несколько умерил агрессивный тон.

— А-а! — вдруг прозрела она. — Ты из квартиры Петрунчика! Ты извини, что так получилось, но очень уж деньги мне тогда были нужны. Я тебе готова вернуть должок, но у меня сейчас с собой нет.

— А чем ты вообще занимаешься? — из чистого любопытства поинтересовался я.

— А ты не догадываешься? Ну да, я уже с ночи пришла и переоделась. Зашла вот только в бар перекусить. А теперь мне идти на лекции. Я, вообще-то, студентка. Но на жизнь как-то надо зарабатывать.

Эта небольшая грустная исповедь произвела на меня определенное впечатление, но все-таки я не считал, что она стоит двести баксов:

— Я тебе сочувствую, милая, но деньги мне нужны не меньше, чем тебе.

— Да я ж говорю: у меня с собой нет. Пошли — я здесь совсем рядом живу, — она махнула рукой куда-то в сторону Звездного бульвара, — и получишь свои денежки без проблем.

Я было уж совсем дернулся, чтобы идти по указанному ей направлению, да вовремя вспомнил, что у меня деловое свидание.

Я взглянул на часы. Матерь Божья — я опаздывал уже на десять минут! Блатари такое не любят. Очень не любят.

— Паспорт у тебя есть? — быстро спросил я.

Девица удивленно посмотрела на меня, но с готовностью вынула из сумочки свою ксиву.

Я выхватил документ из ее рук:

— Живешь по месту прописки?

— Да. — Девушка недоуменно захлопала длинными ресницами.

Нет, она определенно очень мила — как же я еще тогда, в своей съемной квартире, это не рассмотрел? Видно, из-за шокового состояния, в котором в то время находился.

— Я зайду к тебе вечером, тогда и сочтемся.

Я сунул ее паспорт в карман пиджака и быстрым шагом направился в бар.

Мимо, чуть не зацепив меня, от тротуара стартовал мотоциклист в шлеме, но я не обратил на инцидент особого внимания — слишком торопился на встречу с информатором.

«В таверне были шум и суета…», вспомнились мне слова знаменитой песни, когда я вошел в бар. Я никак не мог понять, отчего тут стоял такой хай, пока не взглянул в направлении дальнего левого угла — там, где должен был находиться Жунт, если он, конечно, уже ни ушел, расценив мое опоздание как неуважение к его персоне.

Жунт не ушел. Он сидел, как и обещал, один за столиком, в красной майке с тремя семерками. И на ней, из-за ее цвета, совсем не были видны следы крови, которая довольно насыщенным ручейком стекала по лицу, шее и телу из пробитого черепа.

— Что здесь произошло? — спросил я у немного знакомого мне бармена: обычно он наливал нам с Толяном пиво, когда мы заходили в «Белый медведь».

— Замочил беднягу из пистолета какой-то пацан. Наверно, тот самый маньяк, о котором в газетах пишут.

Посетители между тем шумели и охали, но никто почему-то не решался подойти к телу — наоборот, народ стал быстро покидать бар.

Народ всегда прав, подумал я, и мне следует взять с него пример.

* * *

— Ирина, такими вещами не шутят, — тихо произнес доктор, не отрывая глаз от пистолета, который девушка этак небрежно, без видимой цели покручивала в руках. Его стало знобить и от холода, поскольку он был все еще раздет, но больше от страха и даже, скорее, от ужаса.

— Ты что, Вован, и вправду подумал, что я решила тебя прямо на месте кончить? Гляди, как трясешься-то весь. Не бойся, док, — мне тебя мочить нет никакого интереса. Да и нужен ты мне еще. — Она положила «вальтер» в сумку. — Одевайся, Вован.

Владимир Евгеньевич стал медленно натягивать одежду на мокрое тело, то и дело настороженно посматривая на Ирину, которая в свою очередь тоже одевалась.

— Раньше я как работала? — деловито поясняла она, доставая из все той же сумки расческу и зеркальце. — Шлепнешь кого-нибудь в кафе, и сразу на мотоцикл. Но на нем долго ехать нельзя — засекут и перехватят. Где-нибудь в районе Черкизовского рынка я оставляла свой мини-вэн «Мерседес» — там, у торговых рядов, много всякого транспорта, и никто на тебя особого внимания не обращает. На байке я подъезжала к «мерсу» и загружала в него через заднюю дверь свой «Судзуки». Для удобства погрузки я даже в одном автосервисе заказала, чтобы к мини-вэну приделали небольшую платформочку на шарнирах. Знаешь, как на эвакуаторах? Ну, поменьше только. С «мерсом», однако, пришлось расстаться, — грустно вздохнула девушка. — Потому и нужна мне твоя «Волга». Я бы в этом деле и без тебя обошлась, но в багажник твоей тачки мне мой «Судзуки» одной не погрузить. Байк этот хоть и компактный, весит всего двести кэгэ, но мне и столько не потянуть. А вот вдвоем — в самый раз, — и Ирина весело подмигнула Владимиру Евгеньевичу, озноб у которого уже прошел, но вид доктор имел совершенно убитый.

— И в кого же ты все-таки здесь стрелять собираешься? — Дерябин, собравшись с духом, попытался провести с маниакальной убийцей нечто вроде воспитательной работы. Как когда-то на парткоме. Для чего взял подчеркнуто укоризненный тон. — В деревенских баб с мужиками?

— Зачем же? Мне в кайф мочить только тех, кто слишком жизнью своей доволен. Вот мне жить неинтересно, а кому-то интересно. Почему так? Разве это справедливо? Вот всадишь пару маслин в его довольную харю, и мне тоже становится жить интересно.

— В здешних деревнях людей, о которых ты говоришь, нет, — назидательно пояснил Владимир Евгеньевич. — Тут живут крестьяне, работающие от зари до зари. И если получают удовольствие — то только ближе к ночи от стакана самогона.

— Это ты брось, док, и тут хватает местных аристократов. В любой деревне по десятку кирпичных особняков сыщется, где во дворах стоят джипы, «мерсы» да бумеры.

— И что с того? Разве у тебя не было своего «мерса»? Ты, однако, все равно оказалась несчастлива в жизни.

— Между прочим, все эти люди, у которых есть большие бабки, тоже в своей жизни хоть кого-нибудь, да убили, иначе бы у них таких денег и не было бы. Может, не самолично, но убили точно. Поверь мне, док, уж я знаю, о чем говорю. Покрутилась в этих высших сферах. — Она закончила причесываться и уложила предметы туалета в сумку. — Ну, ты готов, док? Тогда пошли.

Однако Дерябин оставался стоять на месте, и, хотя его аргументы никакого видимого успеха не имели, а дискуссия ушла куда-то вбок, он попытался продолжить душеспасительную беседу в надежде отговорить девушку от ее безумного замысла:

— Ну и как же ты собираешься этих несчастных людей убивать? Подъезжать к их домам и стрелять через забор?

Ирина, однако, отнеслась к его явно ироническому, заданному с воспитательной целью риторическому вопросу, как к естественному желанию подельника быть в курсе деталей задуманной операции:

— Нет, Вован, мы с тобой сделаем по-другому. — Она по-заговорщицки снизила голос: — Тут по трассе много всяких мелких заведений, где очень довольные жизнью людишки брюхо свое разными деликатесами набивают. Я подъезжаю к такому заведению на байке, замаскированная под пацана, вхожу в зал и вышибаю мозги кому-нибудь из этих типов. А ты меня ждешь где-то километрах в пяти на лесной грунтовке — здесь таких дорог много. Грузим байк в «Волгу», где я принимаю прежний женский образ, и возвращаемся на место, сюда же. Вот и все, Вован.

— И тебе это обязательно надо делать, Ирина? — печально спросил Владимир Евгеньевич, уже понимая, что все его потуги отговорить девушку от ее чудовищного плана — совершенно пустое дело.

— Обязательно, док, — очень серьезно сказала она. — Жизненно необходимо.

— Ну… а если я откажусь? — спросил Владимир Евгеньевич и сам не услышал своего голоса.

Но Ирина не пристрелила его на месте, чего он опасался на полном серьезе, и даже не рассердилась. Она удивилась.

— Почему, Вован? — Девушка подошла к нему и нежно поцеловала его в небритую щеку. Он не шелохнулся. — Ведь тебе-то не придется никого убивать. Ты же просто будешь сидеть в машине, только и всего. Даже знать ничего не будешь, если от этого дела тебе не совсем по себе. Я тебя понимаю, но и ты меня пойми: мне это просто надо, а ты должен мне лишь немного помочь. — Владимир Евгеньевич, однако, молчал, всем своим видом показывая, что ее увещевания его не убеждают. И она начала атаку с новой силой: — А ведь я помогла сегодня тебе! Я же видела, что ты меня хочешь. Очень хочешь. Я понимала, что ты просто с ума сходишь. А мне это надо было? Вот сколько тебе лет, Вован? — Шестидесятипятилетний Дерябин игнорировал вопрос, продолжая молчать и стоять, не шелохнувшись, на манер каменной бабы. — Мне вот только двадцать лет исполнилось. Ты, наверно, на полвека старше меня. Думаешь, мне в удовольствие с тобой было трахаться? Да я ко всему уже два года как с мужиками не сплю. Я — лесбо. А ради тебя пошла на все. И после этого ты мне хочешь отказать в таком пустяке? — Она укоризненно покачала головой. — А я-то размечталась: вернемся после этого дельца сюда, в наше гнездышко, и ты получишь все, что захочешь. Возьму, думаю, у Вована минетик, побалую мужика — он заслужил. А ты?.. Ладно, без тебя обойдусь. А ты из избенки сваливай, от греха подальше. — Ирина безнадежно махнула рукой, развернулась, закинула сумку на плечо и медленно направилась к тропе.

Владимир Евгеньевич испытал одномоментное чувство невероятного облегчения. Только что он чуть не влип в совершенно кошмарную историю, которую невозможно себе представить, вероятно, даже в наркотической ломке. И отделался воистину лишь легким испугом. Абсолютно ясно, что этой девке ничего не стоило пристрелить его, «не отходя от кассы».

Дерябин перевел дух: бывает же такое.

Доктор бросил прощальный взгляд в сторону девушки, все еще бредущей по узкой пляжной полосе, грустно и в то же время, как показалось ему, призывно покачивая бедрами, и у него вдруг пронзительно резко защемило на сердце.

Да что же он делает, идиот эдакий! Ведь совсем недавно Владимир Евгеньевич мечтал только об одном: о юном теле Ирины. Он проклинал свою дурацкую жизнь и благодарил Бога, что тот напоследок подарил ему минуты истинного счастья.

И разве тогда он не знал, с кем именно это счастье испытывал? Разве Ирина не все ему рассказала с самого начала? И разве он после этого не мечтал, чтобы отношения с ней длились как можно дольше? Длились вечно?!

Что же теперь, как говаривали в его молодости, он из себя целочку строит?

И как ему дальше жить с этим проснувшимся в нем желанием — иметь женщину!? С кем он, в сущности старик, сможет испытать нечто подобное? С опустившимися деревенскими бабами за стакан водки?

А ведь эта юная девушка, с ее жарким крепким телом, уходит из его жизни навсегда! Навеки!!!

— Ирина! — вырвалось из Владимира Евгеньевича, казалось, помимо его воли, и она остановилась…

Ее черно-желтый мотоцикл оказался припрятан недалеко от «Волги».

— Давай попробуем погрузить в багажник — вдруг не влезет? — озабоченно произнесла Ирина.

Но эта модель «Судзуки» действительно была компактной, и они вдвоем хотя и не без напряжения, но все-таки довольно быстро загрузили мотоцикл в «Волгу».

— Поехали, — скомандовала Ирина, — я по дороге прикинусь.

Владимир Евгеньевич медленно ехал по грунтовке, поглядывая в зеркало заднего вида, как девушка переодевалась.

Процесс преображения длился недолго. Широкие, не в обтяжку, джинсы и большая байкерская куртка совершенно скрыли ее фигуру, а мотошлем и мотоочки довершили дело. Узнать в этом стандартном байкерском прикиде Ирину было совершенно невозможно, и определить пол — тоже.

— Вот приличная забегаловка. Сбрось-ка скорость, осмотрим ее снаружи. — Когда они медленно проехали мимо, девушка задумчиво отметила: — Одни «жигуленки» стоят, не то. Поехали дальше — в десяти кэмэ еще одна шашлычная имеется. — И тут она вскрикнула: — Блин, гаишники сзади! А у тебя даже номера столетней давности. Связалась с тобой, мудаком старым! Теперь все из-за тебя сорвется.

Владимир Евгеньевич испытывал в это время непередаваемый комплекс ощущений. Ему как любому нормальному человеку и хотелось, чтобы задуманный убийцей план по чему-либо не сработал. И в то же время он понимал, что это может стать причиной ухода от него Ирины, который теперь казался ему настоящей жизненной катастрофой.

Но постепенно возникало еще и третье, абсолютно неожиданное, чувство — то, что час, другой назад казалось совершенно чудовищным, вызывало у него теперь нарастающий охотничий азарт!

— Не бойся, Ирина, — заявил он с небрежной уверенностью профессионального гангстера в собственной безнаказанности, — меня эти ребята знают и не остановят.

И два гаишника в салоне патрульной машины, чуть-чуть притормозив и бросив короткие взгляды в сторону дерябинской «Волги», действительно помчались дальше.

— Вован! — в восторге вскричала Ирина. — Да ты у меня просто супер! Я тебя обожаю!

У следующей шашлычной оказалось всего одна машина.

— Джип БМВ, — почему-то шепотом произнесла Ирина, — то, что надо. Быстро разворачивайся.

Километра через три, после засеянных овсом и рожью полей, показался лес.

— Вот налево просека, сворачивай. Остановись, как только скроется из вида дорога.

Метров через пятьдесят Дерябин притормозил. Вдвоем они выгрузили из багажника байк.

— Разворачивайся пока. Я подъеду не позднее, чем через десять минут, — и Ирина почти мгновенно скрылась из виду.

Свое обещание она выполнила: Владимир Евгеньевич даже не успел особенно поволноваться.

В руке у нее оказался большой целлофановый пакет.

— Грабить, конечно, очень нехорошо и совсем не в моих правилах. Но пожрать, да и выпить что-то надо. Пришлось хозяина шашлычной попросить, чтобы положил что-нибудь в пакетик для хорошего ужина на двоих, — деловито пояснила она. — Мне показался этот кавказский человек очень гостеприимным хозяином, и, я думаю, он постарался на славу.

Более Ирина о том, что произошло в шашлычной, к большому облегчению доктора, не сказала ни слова. И он, естественно, ее ни о чем не спрашивал.

… В избенке сразу навалились на еду и выпивку. Впрочем, Владимир Евгеньевич сделал только пару глотков армянского коньяка, а Ирина практически в одиночку допила полулитровую бутылку.

А вот в еде основательно проголодавшийся, да и переволновавшийся за последние сутки Дерябин себе не отказывал. Тем более что шашлык был сочным, хорошо пропеченным и еще теплым.

Ирина больше налегала на фрукты, особенно на оказавшийся в пакете большой ананас.

Наконец дело дошло до топчана. Ирина, видимо, действительно отвыкла спать с мужчинами, но свое слово сдержала — старалась, как могла.

Когда Владимир Евгеньевич полностью удовлетворился содеянным и полученным и просто лежал рядом с девушкой, мысленно благодаря судьбу, Ирина стала излагать ближайшие планы на жизнь:

— Долго мы тут торчать, конечно, не можем. Романтично, да, но уж больно некомфортно. Сегодня вроде тринадцатое, суббота. Завтра еще скатаем в одну шашлычную, а потом Андрея из особняка выуживать надо. Как — даже пока не представляю. Но другого выхода нет. Как только выбью из папули бабки, подадимся с тобой в Москву. Купим хорошую квартиру на твое имя, и хрен меня там кто найдет. — И она мечтательно подытожила: — Ну и заживем мы с тобой, Вован: столица просто содрогнется от ужаса!

Но Дерябин ее почти не слушал. Ему было так хорошо, что он не хотел ни слушать, ни говорить, ни думать.

Владимир Евгеньевич попытался вспомнить, с чего все это счастье началось.

Кажется, с болота. Да, он там обнаружил черную шляпку замысловатого фасона. И вспомнил, что видел ее в особняке Долинского. И был не в состоянии понять, как она попала в центр трясины.

А действительно, как это могло произойти?

— Ир, у тебя никогда не было черной шляпки?

— Ой, была, Вован, чудесная черная шляпка! Из Англии. Но я ее посеяла.

— Каким образом?

— Мне в прошлом году папуля подарил на день рождения дельтаплан. Знаешь, фигня такая — с мотором, крыльями и кабиной. Я одно время им увлеклась. И даже еще совсем недавно на нем летала. Ну, летала-то я в шлеме. А эту свою любимую шляпку в кабину сунула. И ее как-то выдуло оттуда. Жаль ту шляпку до невозможности. А дельтаплан мне после этого сразу опостылел. Сейчас он в ангаре на территории особняка стоит. А чего ты меня вдруг об этой шляпке спросил?

Вот и вся великая тайна, улыбнулся про себя Владимир Евгеньевич, не отвечая сразу на вопрос девушки. Но если бы той тайны не было, он никогда бы испытал такого счастья в жизни, как сегодня. А может быть, оно теперь продлится долго-долго, насколько это вообще возможно.

— Ирина, я хочу преподнести тебе небольшой подарок, — торжественно объявил Дерябин.

— А ну-ка, ну-ка, — заинтересовалась она.

— Вернуть тебе твою любимую шляпку!

— Блин! Вот это сюрприз! И где же она?

— В одном надежном месте.

— Перед нашим отъездом в Москву надо будет ее оттуда забрать, — решительно заявила Ирина.

 

Глава двенадцатая

Я — вообще-то не такой уж недоумок, как можно помыслить, глядя на некоторые мои действия за последнюю неделю бытия. И то, что убийства Цикли и Жунта очевидным образом связаны между собой, был в состоянии сообразить. Обоих мочканули именно в тот момент, когда я пригласил их на стрелку в надежде получить информацию о судьбе Максима Крайнова. Выходит так, что кто-то очень не хотел, чтобы я подобную информацию мог поиметь.

Кто же этот кто-то?

Я устроился на открытой веранде небольшого пивного зала возле метро «Алексеевская» сразу после того, как спешно покинул бар «Белый медведь», посасывал «Клинское», покуривал «Яву» и проводил, как бы поточнее сказать, интеллектуальный розыск.

Итак, кто он, этот человек, которому было ой как невыгодно, чтобы я вышел на Максима Крайнова или узнал о постигшей его участи? Причем невыгодно настолько, что он пошел на крайнее средство — убийство?

Приходилось начинать поиск со своих знакомых, не щадя, в данном случае чисто мысленно, ни родных, ни близких.

Начнем с простого вопроса: кто мог знать о моих планах встретиться с Циклей и Жунтом и, мало того, пронюхать о точном времени и месте этих встреч?

Первое имя, которое приходило на ум, — мой приятель Толян, ведь он сам назвал мне этих ребят. Но раз сам их назвал, так вроде бы Толян и вне подозрений? Как сказать…

Допустим, он предположил, что я все равно бы вышел на них без его ведома, а подставив мне братанов-информаторов, Толян держал ситуацию под контролем и опять-таки отводил от себя возможные подозрения.

Но как он узнал об этих встречах? Убей меня бог, я не мог вспомнить, говорил ли что-нибудь своему корешу о встрече с Циклей. Может быть, и обронил невзначай пару слов, к примеру, по телефону. Все эти телефонные разговоры имеют свойство как-то быстро забываться или перепутываться по теме с другими телефонными разговорами. К тому же я не придавал будущей встрече с Циклей очень уж серьезного значения и не собирался ее секретить.

Но как быть тогда со стрелкой с Жунтом? Ведь мы встретились всего лишь через два часа после телефонного разговора с ним! Как мог узнать о той стрелке в баре «Белый медведь» Толян? Это же совершенно исключено! Выходит, Толян отпадает.

Однако, еще немного пораскинув шариками-роликами, я вынужден был оставить своего приятеля под подозрением.

Представим себе примерную картину убийства Крайнова, если оно, конечно, вообще было совершено. Впрочем, после ликвидации Цикли и Жунта это убийство из категории вероятности практически перешло в категорию свершившегося факта.

Итак, самая простая версия — это версия Цикли. Крайнов занял большую сумму у какого-то крутого авторитета и истратил все свои и чужие бабки, скупив некие акции, имея на руках инсайдерскую информцию, которая оказалась липовой. Расплатиться с авторитетом в назначенный срок Макс не смог. Даже залог квартиры под заем в банке не спас — видимо, и эти бабки он проставил на бирже.

Тут у блатарей разговор короткий — с Крайнова вытрясли все, что только у него осталось (если вообще что-то осталось), и закопали где-нибудь в подмосковном лесочке.

Допустим, в деле были завязаны Цикля, Жунт и Толян: они исполняли приказ авторитета. Последний, узнав, что некий Игорь Брагин разыскивает Крайнова по поручению его родственников, да и в милицию передано от них заявление, решает, что об этом убийстве известно слишком многим людям. Наименее надежных и наиболее разговорчивых следует ликвидировать, и он ставит на Толяна, разработав с ним хитрую комбинацию. Толян должен подставить мне Жунта и Циклю и сам же исполнить их. Причем авторитет лично посоветовал обоим будущим покойникам встретиться со мной, дабы запудрить мне мозги, и держать в курсе дел Толяна — тот якобы должен страховать их.

Отсюда понятно, откуда Толян так оперативно узнал о моей скорой встрече с Жунтом — да от самого Жунта!

Но почему тогда Жунта не насторожила ликвидация Цикли? Да потому же, почему она не насторожила и меня! Ведь в то время происходил обмен ударами между бригадами Угрюмого и Коха, а убийство Цикли задумали и обставили в духе этой разборки. Ко всему Жунт, естественно, был не в курсе того, что Цикля в момент своей смерти имел встречу со мной. Ведь авторитет и, видимо, Толян канифолили мозги Цикле и Жунту по отдельности.

Есть, правда, один нюанс, который не вписывался в выстроенную мной схему. Ведь версия убийства Крайнова, принятая мной за основу, была выдвинута именно Циклей. Если он сам принимал в этом деле участие, то на хрена блатарь так разоткровенничался? И в нашем разговоре с ним назвал даже имя Жунта!

Тогда в мою схему следует внести небольшие коррективы. Цикля не был участником дела, но что-то о нем прокоцал и решил подзаработать, поведав мне о том, что знал, хотя знал он, может быть, и не очень много. Тогда неведомый авторитет, обладая всей этой информацией от своих многочисленных «шестерок», и подставил мне через Толяна несчастного Циклю.

Да, теперь получается так: Толян узнал о моей встрече с Циклей, скорее всего, от меня, а о встрече с Жунтом — именно от Жунта.

Ликвидировал ли Циклю и Жунта сам Толян?

Мой приятель широк в кости и снабжен мощным мышечным каркасом, но роста обычного, среднего. Тот человек, который продырявил мозги Цикле, был примерно такого же роста. О комплекции киллера трудно что-то сказать, поскольку плащевая накидка скрывала ее контуры.

И я почти не сомневался, что Жунта ликвидировал тот самый байкер, что чуть не сшиб меня на мотоцикле у бара «Белый медведь». Тут все сходилось не только по времени, но и по одежде, и по манере отхода — все убийцы, включая и тех, кто валил людей Коха по каким-то своим соображениям, уносили ноги именно на мотоцикле в прикиде байкера.

Но на того пацана, что чуть меня не покалечил, когда отваливал с места преступления, я вообще не обратил внимания, поскольку спешил на встречу с Жунтом.

Не обратил я внимания ни на номер (который, впрочем, был наверняка заляпан), ни на марку, ни даже на цвет его мотоцикла. А жаль — ведь мотоцикл имелся и у Толяна!

Ну а если обобщить, то все сходится: мой ближайший приятель Толян — убийца Цикли, Жунта и Максима Крайнова!

Поехали дальше: моя главная в жизни любовь — Ольга.

Ну у той были ясные мотивы покончить со своим муженьком. Она вышла замуж за денежный мешок, который оказался дырявым. Денежки уплыли, и от мешка с баксами осталась одна пыльная холщевина.

Ольге стало ясно, что перспектив у мужа нет, но какие-то наличные в достаточно серьезном размере у Макса могли остаться. Однако они должны были уйти в счет погашения долга. И тогда Ольга решает спасти последние денежки, избавившись от мужа.

Вероятная версия? Вполне! Ольга — ну очень прагматичная женщина.

В деле опять же участвовали нанятые ею Цикля и Жунт, раз они ликвидированы. Точнее будет сказать, один только Жунт. А Цикля — возвращаясь к моей предыдущей версии — что-то прокоцал, и Ольга решила его обезвредить. Ну а когда я вышел на Жунта, покончила и с ним.

А как она могла узнать о моих встречах с обоими этими братанами? С Циклей — все очень просто: я точно помнил, что сам ей сообщил о стрелке с ним. Ежели я при этом не упомянул время и место, Ольга могла меня просто отследить. Или отследить Циклю — уж как ей было удобнее.

Могла она сама исполнить собственный приговор? Запросто! Очень решительная женщина, эта Ольга. Да и по росту она с той фигурой в накидке определенно совпадает.

Был ли у нее мотоцикл, я точно не знал. Но у Ольги имелся гараж, где она держала свою «Опель-Астру». Что ей мешало хранить там и байк?

Трудно ли ей было узнать о моей встрече с Жунтом? Я звонил из ее квартиры, когда она лежала в постели в другой комнате и сама разговаривала по телефону.

Впрочем, разговаривала она, когда я зашел в ее комнату, а чуть раньше Ольга могла делать все что угодно. Например, меня подслушивать. Или у нее имелось прослушивающее устройство — в таком деле ей надо было страховаться всерьез.

В общем, что она шлепнула своего супруга, — сомнений уже не оставалось.

Кто там у нас еще? Светлана Васильевна!

Та, по авторитетному мнению Ольги, просто ненавидела своего сына так же, как он ненавидел ее. Уж и не знаю, с чего там у них все началось, но я слышал нечто подобное и от других общих знакомых — от тех ребят, с кем доводилось быть в чеченской командировке.

То есть убить собственного сына она могла попросту из мести, а может быть, и имела материальный расчет. Не факт, что от богатства Максима Крайнова вообще ничего не осталось.

И здесь у нее были общие с Ольгой интересы. Вполне возможен сговор между свекровью и невесткой против сына и мужа, которого они в одинаковой степени ненавидели. А очевидная нелюбовь Ольги к Светлане Васильевне, которую моя подруга подчеркивала в разговорах со мной, всего лишь игра и не более того.

Впрочем, они, похоже, и вправду без особой симпатии относились друг к другу, что, однако, никогда не мешает двум лицам провести обоюдовыгодную комбинацию против третьего лица.

В общем, итог моего расследования таков: замазаны могут быть все окружающие меня люди.

А может, все они вообще ни при чем. На самом-то деле ни против Толяна, ни против Ольги, ни против Светланы Васильевны никаких серьезных улик нет.

Убийца же — некий незнакомый мне субъект, о котором я ничего не знаю и вообще не ведаю о его существовании.

Однако возможно и другое: попав в тяжелую жизненную ситуацию, Максим Крайнов собрал все свои денежки и смотался к чертовой матери, куда-нибудь за кордон.

Но если дело обстоит действительно так, за что же тогда убили Циклю и Жунта?

Ну, а за что киллер в том же стиле шлепнул других братков?

Может, действительно все эти убийства вместе взятые — фрагменты разборок между криминальными группировками? А то, что завалили Циклю и Жунта при назначении стрелки со мной, — не более чем совпадение?

Черт его знает…

Ясно только одно — в своих поисках Макса Крайнова я оказался в полном тупике.

Я допил кружку пива и набрал номер домашнего телефона Толяна. Редкие гудки. Понятно — Толян на какой-нибудь благотворительной акции, проводимой итальянцами.

Номер его мобильника я наизусть не помнил и достал записную книжку. Против его фамилии располагались не только номера телефонов, но и число — 13 августа. Сегодняшнее, между прочим, число! Выходит, у Толяна нынче день рождения!

— Привет, именинник! — бодро приветствовал я его по сотовику. — Прими мои категорические поздравления!

— Спасибо, — уныло отозвался он. — Ты вообще где сейчас?

— Да недалеко от твоего дома. В пивном зале на «Алексеевской».

— Подожди меня! — оживился Толян. — Я как раз домой еду. Через пяток минут буду.

Пока его ожидал, вспомнил о свежем «Криминальном вестнике», который я купил по дороге, когда ехал на встречу с Жунтом, и сунул газету в карман, но так и не успел ее просмотреть.

Об убийстве дочки Вельтмана сообщили достаточно скупо, упомянули и о катастрофе на Сколковском шоссе: из джипа «Лендровер» спасатели извлекли четырех мужчин, все они в тяжелом состоянии доставлены в больницу.

Что ж, я не желал их смерти, но, если бы исход автокатастрофы оказался летальным, я бы несильно опечалился.

Подъехавший на своей старенькой, но еще прилично выглядевшей БМВ Толян выглядел грустно, совсем не так, как именинник.

— Что с тобой, приятель? Ты разве из тех оригиналов, которые страдают от того, что стали на год старше?

— Не в этом дело, — вздохнул он, присаживаясь за мой столик — Очередное мочилово: теперь вот Жунта завалили.

— Что ты говоришь? — вскинул я брови. — Ах, беда-то какая! Но разве он был твоим корефаном?

— Опять-таки — не в том суть. Теперь разбор между пацанами Угрюмого и Коха неизбежен.

— Думаешь, перешмаляют друг друга? Сказать по совести, по мне — так печаль невелика.

Толян окинул меня укоризненным взглядом:

— Как ты можешь так говорить, Игорек? Ведь это же живые люди!

— Ну извини. Да и бог с ними. Лет до ста расти им без старости. Скажи лучше, как день рождения отмечать собираешься?

— Никак, Игорь. Разбор назначен на семь утра. Мне в полном порядке быть требуется.

Я не сразу вникнул в смысл его слов:

— Разбор в семь утра… Тебе надо быть в порядке… Причем тут вообще ты!?

— Когда я уходил из бригады, меня отпустили только с одним условием: в случае разбора я должен явиться на него с волыной. Меня только что предупредили по телефону: завтра в семь утра я должен быть в районе автополигона под Дмитровом.

Я замолчал, и причем надолго. Мне было совершенно очевидно, что отговорить его участвовать в этом убийственном мероприятии совершенно невозможно. Толян дал слово, а он за свои слова отвечает. А кроме того, если он не прибудет на разбор, то, по законам блатного мира, разберутся уже с ним. Хотя в последнем я очень сомневался — им всем, браткам этим, потом не до того будет.

— Не ходил бы туда, — тоскливо произнес я, без всякой надежды, но все-таки пытаясь отговорить своего приятеля. — Ведь погибнешь просто не за хрен собачий.

— Мне надо там быть — так по закону положено. Да и разбор будет мирный.

— Разборы мирными не бывают, — махнул я рукой.

— В этот раз будет по-другому. Угрюмый с Кохом договорились: во всем разобраться без стрельбы. — Я промолчал, и Толян спросил меня: — А что у тебя за проблемы? На что ты мне по телефону вчера намекал?

Я действительно хотел рассказать ему о том, что случилось со мной в Ромашково-2 и обо всей этой истории с подорванным джипом «Шевроле». Обрадовать Толяна, что его дружок Санчо отомщен. Хороший, однако, был бы подарок моему приятелю ко дню рождения!

Но сейчас, пока оставались хоть какие-то шансы отговорить его участвовать в разборе, я решил эту информацию до Толяна не доводить. Если он узнает, что Санчо подорвали люди Вельтмана, то Толян поедет завтра на Дмитровский полигон уже просто по велению души, поскольку для него Гарри Вельтман и Кох — можно сказать, одно юридическое лицо.

— Да так, есть кое-какие проблемы с законом, но я хотел с тобой обсудить все это за бутыльком. Тем более у тебя нынче день рождения…

— Ну я вообще-то сегодня целый день дома буду. Заходи ближе к вечеру. Стаканчик я с тобой могу пропустить.

Прямо скажу: произнес он это как-то нехотя. Видно, завтрашний разбор не выходил у него из головы.

— Слушай, кореш, а как у тебя дела с женским полом? — спросил я его с потайной мыслью, негаданно-нежданно посетившей мою голову. — Ты ведь не женат, а ни с одной девицей я тебя что-то не видел. Или дела божественные и всякое там бабье — вещи несовместные?

Толян усмехнулся:

— Ну почему же? Мужской организм своего требует. Но знаешь, я не хочу ни с кем личную жизнь связывать.

— И как же ты тогда?

— Да все очень просто. Есть же девочки по вызову. Один раз в две недели — сто баксов: дешево и сердито.

Я призадумался: кажется, моя абстрактная идея начала принимать конкретный образ. Я бы сказал — предельно конкретный.

* * *

Ближе к полуночи Артюхов покинул свое рабочее место, приемную Льва Долинского, и отправился отдыхать в личные апартаменты в Розовом доме, состоящие из большой гостевой комнаты, спальни, рабочего кабинета, кухни, туалета и ванной.

Он зашел в кабинет, где имелся небольшой бар, извлек из него бутылку итальянского красного вина «Кьянти классико» знаменитой фирмы «Пиччини», откупорил и налил напиток в бокал.

Артюхов сидел за столиком, потягивал благородное винцо из благословенных тосканских виноградников и думал о своем бедственном положении. Надо наконец отвлечься от эмоций и реально оценить создавшуюся ситуацию.

Судя по некоторым нюансам в поведении босса, которого его секретарь за десять лет совместной работы очень хорошо изучил, он понял, что Андрей догадался о его решении. То есть Долинский знает, что Андрей знает о вынесенном приговоре. А также босс знает, что Андрей знает, что Долинский знает, что Андрей догадался… Ну и так далее. В общем, обоим все совершенно понятно.

Что же из этого следует, если учесть, что Андрей до сих пор живой и здоровый?

Да все то же самое, о чем он думал, еще сидя в приемной: в особняке его не тронут. Единственное — могут отравить каким-нибудь препаратом, вызывающим остановку сердца и не оставляющим в организме следов. Сейчас таких специальных химикалиев много понаизобрели. И это Андрею надо иметь в виду при приеме пищи — есть и пить только из своих запасов, что имеются у него на кухне. Картофель в пакетиках, арахис, консервы из крабов, селедка в винном соусе, шпроты, минералка, пиво. Все продукты в заводской упаковке.

Но всего этого добра надолго не хватит. Он держал немного провизии у себя лишь для того, чтобы не ходить лишний раз в ресторан при особняке. Да и разве Андрей мог предположить, что окажется, по сути, в блокаде?

Впрочем, так или иначе подобное положение дел не может сохраняться слишком долго. Надо уносить отсюда ноги. Уносить ноги и из безопасного места протелефонировать боссу, что теперь он уже подстраховался — весь компромат на Ирину Долинскую (да и на ее папашу тоже кое-что имеется!) многократно продублирован и в случае его, Андрея, нежданной смерти обязательно всплывет на свет божий. Надежные, специально подобранные люди передадут все компрометирующие материалы в правоохранительные органы, а также в средства массовой информации, включая западные. Сам же Андрей, если ему дадут жить спокойно, и рта не раскроет.

Именно так он скажет боссу. Классический прием для создания личной безопасности! И тогда Долинский повязан по рукам и ногам, а Андрей дышит легко и свободно.

Все это так, все правильно, но как же, черт возьми, выбраться отсюда?

Если он выедет из ворот на своем «мерсе», даже ни о чем не предупреждая босса, его должны выпустить. Охрана особняка не может знать о вынесенном ему приговоре и не имеет полномочий задерживать его. Охранников, скорее всего, просто предупредили — в связи с неким чрезвычайным положением (ведь наших людей в Москве отстреливают и взрывают!), кто бы ни выезжал из Розового дома, немедленно докладывать об этом Витебскому. Тот здесь вроде как за коменданта и по совместительству заместитель начальника службы безопасности всего холдинга «Потенциал груп» Калганова, бывшего генерала КГБ.

А этому генералу сейчас, конечно же, поручено найти Ирину. Поиском должна в данное время заниматься вся его служба безопасности. Андрей сегодня, вроде как прогуливаясь по территории особняка, специально заглянул в гараж — там, если иметь в виду лишь интересующих его лиц, стояли только «Ягуар» Витебского, джип БМВ Жоры и «Субару» Васи Ивушкина, молодого технаря, специалиста по прослушиванию во всех его видах.

Но далеко Андрею все равно уйти не дадут. Его «мерс» уже, конечно, обработан соответствующим образом. Скорее всего, на скорости свыше ста километров в час у него откажут тормоза. Андрея, если он и останется в живых, добьет следующий за ним вне зоны видимости Жора на своем джипе. Этот личный телохранитель Долинского и одновременно профессиональный ликвидатор будет отслеживать продвижение «мерса» с помощью радиомаяка, который уже, ясное дело, запрятан где-то в машине Андрея.

Но если даже «мерс» будет ползти, как «Запорожец», автомобильную катастрофу Андрею все равно где-нибудь устроят. Мастер этого дела не только Жора — в службе безопасности Калганова имеется сразу несколько таких спецов.

И не стоит утешать себя мыслью, что их машины сейчас не стоят в гараже Розового дома. Да, в данное время эти ребята на задании, но, как только Андрей покинет особняк, они получат приказ немедленно ехать ему навстречу.

Впрочем, и автокатастрофа — совсем необязательный вариант. Допустим, на его «мерс» нападает группа кавказцев, вроде как с целью угона дорогой иномарки, и, понятное дело, ликвидирует ее владельца. Очень правдоподобный, навеянный самой жизнью вариант.

Да о чем тут вообще рассуждать! Эти ублюдки из службы безопасности могут много чего изобрести. У них в делах такого рода чересчур богатый опыт.

Но если отсюда нельзя унести ноги, то может ли Андрей обратиться к кому-то за помощью извне? По сути, нет, ведь все его более-менее влиятельные знакомые связаны с Долинским.

А родственники? Сестра, референт министра транспорта, — слишком мелкая фигура, так же, как его брат, — всего лишь начальник отдела в мэрии Москвы.

Да и что он им всем может сказать? Что его хочет убить Лев Долинский? Выглядит просто по-идиотски.

И сестра, и брат предложат ему в таком случае обратиться в правоохранительные органы.

К тому же у Андрея с этими ближайшими родственниками слишком напряженные отношения — уж так исторически сложилось. А то бы, в принципе, можно было бы пригласить их в этот особняк вроде как в гости. И потом уехать вместе с ними.

Наверно, люди Калганова и в этом случае что-нибудь, да придумали бы, но, может статься, и не решились на силовую акцию — гибель чиновников федерального министерства и московской мэрии при достаточно подозрительных обстоятельствах вызвала бы определенный резонанс, а расследование могли взять под контроль какие-нибудь высокие прокурорские чины.

Да и кроме всего прочего — как Андрей мог кому-то позвонить и вести при этом откровенный разговор, если все его телефоны наверняка прослушиваются!?

Правда, в вопросах прослушки Андрей плавал и не знал толком, каким образом могут контролироваться телефонные звонки.

Как-то он, любопытства ради, решил побеседовать на эту тему с Васей Ивушкиным. Тот, правда, ничего ему толком так и не сказал, но заявил безапелляционно, что записать любой разговор — хоть по мобильнику, хоть по спутниковому телефону, хоть по обычному — никакого труда лично Васе Ивушкину не составит.

Ну с обычным телефоном понятно — вставляется жучок или к кабелю подключается соответствующая аппаратура.

А как быть с мобильником? Неужели можно прослушать разговор без помощи соответствующего оператора сотовой связи?

А может, подслушивающими устройствами просто-напросто снабдили приемную и его, Андрея, апартаменты? Или воткнули какую-нибудь фигню в его мобильник, когда он без присмотра оставил телефон на столе?

К примеру, вызвал его сегодня Долинский в свой кабинет побеседовать о текущих делах. «Нокиа» Андрея осталась в приемной. Он с шефом разговаривал почти час — да за это время с мобильником могли сделать что угодно!

И вдруг в это время зачирикала его «нокиа». Андрей взглянул на часы — ровно полночь. Кто бы это мог быть? Он посмотрел на определитель номера и ахнул — со своего мобильника звонила Ирина Долинская!

И сразу же мелькнула мысль — с какой бы целью она ни звонила, это мог быть его шанс. И наверняка — последний шанс.

Он взял трубку и действительно услышал голос Ирины, явно подпитый:

— Хэлло, Эндрю! Ты узнаешь меня?

— Узнаю, — быстро ответил он, — больше ничего не говори, я тебе сейчас перезвоню.

Он стер ее звонок с мобильника и полез за бар, где у него имелся небольшой тайник, в котором был припрятан новый, еще не использованный сотовик «сименс».

Потом Андрей пошел в ванную и открыл кран с водой на полную мощность.

Теперь он принял все меры предосторожности, какие только возможно, и хотя не знал, уберегут ли они его от прослушки, все равно следовало рискнуть и говорить с Ириной без особых недомолвок — просто иного выхода не было.

— Привет, это я, — позвонил он Ирине по «сименсу», — лучше не называй себя по имени.

— Хм… Ну, как скажешь. Что там мой старик — еще сердится на меня?

— Тебя разыскивают по всей Москве и окрестностям. Старик хочет засадить тебя в дурдом.

— И все благодаря тебе, миленочек мой. Не так ли?

— Не так. Я просто выполнял приказ босса.

— А ты все еще любишь меня?

Ничего, кроме раздражения, дочка Долинского у Андрея никогда не вызывала. Но приходилось одно время с нею спать — исключительно в интересах собственной карьеры.

— Конечно, люблю, дорогая. Неужели ты сомневаешься в этом? Но, к сожалению, ты бросила меня.

— Да, было дело, — вроде как печально вздохнула Ирина, — полной дурой я оказалась. Но ведь все можно исправить, правда?

— Конечно. Что касается меня, я готов немедленно возобновить прежние отношения.

— Вот и договорились! Но сначала ты должен мне помочь.

— Как?

— Мне надо переговорить со стариком. С глазу на глаз.

— Я попробую это устроить, но у меня самого возникли трения с ним. Думаю, что не все можно обговорить по телефону. Где ты находишься? Ты вне пределов столицы?

— Я на месте нашей с тобой любви, мой мальчик.

— Неужели ты… там, на холме?..

— Да, я в шалаше сенокосов. Мы можем встретиться здесь и обо всем договориться.

Да, это вариант! Ирину можно использовать для собственного спасения. Андрей, правда, еще не представлял — каким образом. Но чувствовал — Судьба действительно дала ему шанс.

Но как и когда встретиться с этой девицей? Ночью из особняка незаметно не выбраться — он усиленно охраняется.

Завтра в первой половине дня шеф будет обязательно его дергать по всяким пустякам — такая уж у Долинского привычка. Как правило, Андрея он оставляет в покое лишь после обеда.

Именно тогда можно свалить под каким-нибудь предлогом из особняка. Допустим, сходить за грибами.

Впрочем, нет — это вызовет подозрения. Андрей — не грибник, о чем шефу известно.

Тогда, может быть, он сообщит Долинскому, что собирается искупаться в Волге?

Годится! Андрей любит поплавать, и это всем известно.

Он выйдет без машины и без вещей, с не слишком большой сумочкой вроде как с купальными принадлежностями.

Вряд ли за ним устроят слежку, но так или иначе Андрей в лесном массиве от нее легко оторвется. Скорее всего, запустят по шоссе сторожевую машину — если он попытается смыться пехом, ему придется выходить на дорогу. Тут-то его и засекут. Да, такую меру сочтут достаточной.

— Завтра, в четыре дня.

— Йес! — услышал он в ответ и разъединился.

Итак, завтра он встретится с Ириной, разработает с ней некий план и вернется в особняк.

А может быть, и нет! Надо исходить из того, что следует ожидать чего угодно. Возможно, удастся все-таки сразу же, не возвращаясь в особняк, оторваться вместе с Ириной или еще как-нибудь. Поэтому в сумку «с купальными принадлежностями» и в пиджак он положит все необходимое: документы, деньги, мобильник, оружие. Есть у него в тайничке ТТ с глушителем. Не дай бог, конечно, но, может, и придется им воспользоваться.

 

Глава тринадцатая

Когда Толян покинул меня и отправился домой, я вытащил из кармана пиджака паспорт девицы, так лихо обувшей меня на квартире Петра.

Екатерина Никитична Антонова. Двадцать три года девушке. Не замужем. Зарегистрирована в Москве, Звездный бульвар. Действительно недалеко отсюда.

Но вот незадача — забыл я в спешке взять у нее номер телефона. Однако сейчас дело близится к вечеру, и занятия в ее институте уже закончились — если, конечно, она мне про этот институт не наплела. Так или иначе работает Катенька в основном ночью, и в любом случае должна в данное время отсыпаться. А может, уже отдохнула и готовится к выходу в свет.

Я не спеша, пешочком, двинулся по указанному в паспорте адресу.

Дверь девушка мне открыла быстро и оказалась, как я понял, в полном боевом обмундировании: черные колготки и короткое красное платьице с глубоким вырезом на некрупной, но высокой и, по моей визуальной оценке, еще достаточно крепкой груди. Катя была в пушистых домашних тапочках, а ее, видимо, выходные (они же — рабочие) на высоких тонких каблуках туфли, тоже красного, под цвет платья, колера, стояли в прихожей.

— За должком явился? Ну что ж, заходи, красавчик! — кокетливо улыбнулась она, но сама отстранилась лишь слегка, так, чтобы я не мог пройти в квартиру, не прижавшись достаточно плотно к телу девушки.

И Катя добилась того, чего, по всей видимости, хотела: протиснувшись через порог и ощутив жар ее плоти, я почувствовал ощутимый прилив мужского желания.

Поразительно, как изменчив облик этой женщины!

В моей съемной квартире она выглядела маргиналкой с городской окраины — штукатурщицей, швеей или даже судомойкой в столовой, в общем, как раньше говаривали, лимитой.

Сегодня у бара «Белый медведь» у Кати действительно, как она и утверждала, был вид бедной студентки, вынужденной любыми доступными способами зарабатывать себе на жизнь и образование.

Сейчас же, ни дать ни взять, я находился в компании настоящей ночной феи достаточно высокого класса.

— Однако в день, когда ты ушла от Петра Иваныча, то выглядела совсем по-другому, — не удержался я от реплики.

— Петр являлся моим постоянным клиентом, и мне не было нужды, когда я встречалась с ним, одеваться как-то по-особенному, — пояснила она и кивком пригласила меня следовать за ней.

Мы вошли в комнату, где я сразу же обратил внимание на накрытый в ожидании некоего гостя стол: на нем находились бутылка шампанского и открытая, но непочатая коробка конфет.

Я сразу почувствовал себя неуютно: похоже, Катя готовилась именно к встрече со мной! Я же не догадался прихватить с собой ничего из обычного джентльменского набора: ни цветов, ни спиртного, ни фруктов или сладостей. Озабоченный реализацией задуманного мной плана, я проявил элементарное неуважение к даме — кем бы она по жизни ни была.

— Присаживайся за стол и принимайся за дело, — кивнула она на неоткупоренную бутылку.

— Спасибо, Катюша. — Я выложил ее паспорт на стол. — Меня, между прочим, Игорь зовут. У тебя какой-то праздник?

— Нет, этой мой бизнес-ланч, — весело улыбнулась она. — Мне хочется, чтобы ты разделил его со мной. Одной как-то скучно.

Я не без доли смущения принял ее предложение. Признаться, я вообще никогда не имел дела с профессиональными проститутками, а чтобы еще и принимать от них угощение…

Но выпили по бокалу шампанского, и у меня элементы стеснительности пропали, а язык развязался сам собой.

— Так что у тебя случилось с Петром Иванычем? Ты что, кинула своего клиента, да еще и постоянного?

Катя печально вздохнула:

— С Петрунчиком у меня были кое-какие проблемы. Я часто контактировала с ним только потому, что он хорошо платил. Но вся беда в том, что он был физически больным — кажется, Петя страдал лейкемией, — а главное, нездоровым психически. У него не раз случались буйные приступы, и тогда он пытался меня избить. И вот в последний раз ему это удалось: он просто застал меня врасплох. — Она с профессиональной сноровкой мгновенно стянула с себя платьице, повернулась ко мне спиной, и на ее теле обнаружилось несколько синяков. — Я немного вздремнула, а он подкрался ко мне и вдруг стал колотить меня скалкой. Я едва отбилась, а потом решила с ним окончательно расстаться, наказав его на прощание. Когда он успокоился, я подсыпала ему кое-что в стакан с водкой, — при этих словах я встрепенулся, — и Петюня надолго уснул. Но я нашла в его карманах только пятьсот рублей — это совсем мало даже за один визит. Я знала, что он сдает квартиру, в которой принимал меня раньше, и решила посетить ее — в надежде как-то компенсировать нанесенный мне физический и моральный урон. Вот так я с тобой, можно сказать, и познакомилась, и ничуть не жалею об этом. — Она заговорщицки подмигнула мне, посмотрела на свое платье, которое держала в руках, и повесила позади себя на стул, так и оставшись в одном бюстгальтере. — Потом он звонил мне, просил прощения и умолял приехать к нему. Обещал осыпать меня золотом. И уговорил-таки. Представляешь, я приезжаю к Петруше, а его уже санитары уносят. Умер-таки Петр Иваныч от своей лейкемии. Накаркала я тогда в разговоре с тобой. — Катя пододвинула в мою сторону свой бокал. — Налей мне еще шампанского.

Я исполнил ее просьбу, не позабыв и о себе.

— А что ты ему такого подсыпала в водку? Клофелин, что ли? — заинтересованно спросил я.

— Нет, клофелин не совсем безопасен для здоровья клиента. Есть более эффективное и безобидное средство, очень хорошее снотворное — меня знакомые девочки им снабжают. Его необходимо иметь при себе просто для собственной безопасности. Знаешь, иногда ты начинаешь понимать, что попала в руки настоящего садиста, и, пока не поздно, лучше его безболезненно выключить да делать ноги. — Мы выпили еще по бокалу, после чего она сказала: — Ну извини, что я задерживаю тебя своими глупыми разговорами. Ты ведь пришел за бабками. — Девушка сделала попытку встать, чтобы, видимо, из своей заначки принести мне двести баксов.

— Подожди. — Я чуть-чуть прихватил ее за руку. — У меня есть другое предложение.

Катя мило улыбнулась:

— Ты хочешь получить должок натурой?

— Ну, можно и так сказать… — неопределенно протянул я, непроизвольно затягивая с конкретным ответом: я совсем не был уверен, что ей понравится мое предложение и она согласится на него.

Но Катя расценила мою неуверенность совершенно в другом смысле:

— Не бойся, я лишь два дня назад проходила медобследование. У меня все в полном порядке. Ты вполне можешь обойтись без презервативов. Ну, так как? — Она расстегнула бюстгальтер, бросила его на спинку стула, причем достаточно небрежно, вследствие чего этот элемент белья свалился на пол, осталась топлес и устремила на меня призывный взгляд.

Я отвел глаза в сторону:

— Я хотел тебе предложить кое-что другое, Катюша.

— Что же? — В ее голосе послышалось откровенное недоумение с долей очевидного беспокойства.

— У моего близкого друга сегодня день рождения, — осторожно начал я. — У него нет подруги, и он пользуется услугами девочек по вызову. Я бы хотел сделать ему подарок.

— Понятно, — после довольно-таки продолжительно молчания заключила она, — подарок ценой в двести баксов. Ну что ж, я готова. Где живет твой друг? — несколько укоризненным тоном спросила она.

— В вашем же районе, на проспекте Мира. Отсюда совсем недалеко. — Я передал ей бумажку с заранее написанным адресом, описанием, как добраться до дома Толяна, номером домофона в подъезде и номером мобильника.

— Во сколько мне там следует быть? И кстати — ждет ли он меня?

— Нет, это сюрприз. Ты придешь к нему часов в десять вечера и так и скажешь, что явилась в качестве подарка от его друга. Он поймет — от кого.

— Оригинально, конечно, — недовольно буркнула она. — Ну да у меня работа такая. Будет исполнено, Игорек. А на какой срок ты меня выписал?

— Это зависит только от тебя. Как только ты его выключишь, — при этих словах у Кати вытянулось лицо, — можешь уходить по своим делам. Только дверь оставь незапертой, чтобы я потом мог зайти. Кстати, а каков срок действия того средства, что подарили тебе подружки?

Она опять надолго замолчала, а я с тревогой ждал ее реакции.

— Игорек, — наконец выдала Катя, — я хорошо, даже может быть очень хорошо, отношусь к тебе, но на криминал не пойду. А средство это мне, между прочим, не дарят — я его покупаю.

Настала пора объясниться до конца.

— Катюша, — я теперь смотрел ей прямо в глаза, — мой близкий друг Толик хочет завтра сделать большую, скорее всего даже смертельную ошибку. И я не в силах отговорить его от этого безумного шага. Если он не проснется до завтрашнего полудня или хотя бы часов до десяти утра, проблема будет решена. А ты можешь спать или не спать с ним — смотри сама, как сочтешь нужным или как сложатся обстоятельства. Главное — выключить его до указанного срока.

Ее напряженное лицо заметно оттаяло:

— Ну, Игорек, ты — действительно настоящий друг своему другу. Не стану спрашивать тебя, какую ошибку твой Толик собирается сделать: я тебе полностью доверяю. — И она пропела на мотив известного шлягера: — Все будет так, как ты захочешь.

Я протянул ей две бумажки по пятьсот рублей:

— Купи что-нибудь к столу: хочется, чтобы вы достойно провели этот день рождения. Кроме того в данный транш, — щегольнул я финансовой терминологией, — входит оплата используемого тобой усыпляющего средства. Этого достаточно? — Она кивнула, и я поднялся со стула: — На бумажке, которую я тебе дал, написан номер мобильника. Это не Толика, это — мой номер. Хорошо бы ты дала мне свой.

— Я тебе дам свою визитную карточку.

Она, профессионально покачивая бедрами, вышла из комнаты и вернулась с визиткой, на которой были два ее телефона и фотография топлес. Профессия указана не была, но фото снимало все вопросы.

Протягивая визитку, Катя прижалась ко мне всем телом и жарко дыхнула в лицо:

— Ну а как же мы с тобой? Ты не останешься у меня на часок? Это не за баксы. Мне просто хочется тебя.

Ольга, любовь моя, где ты! Меня соблазняют! — впору было закричать мне.

Но, конечно, любовь любовью, а мужское начало в подобные минуты требует своего, и перед такой девушкой, как Катя, я бы не устоял.

Однако есть у меня некая внутренняя, что ли, брезгливость по отношению к профессиональным проституткам. Чисто по-человечески я с пониманием отношусь к их образу жизни и способу зарабатывать себе на бутерброд с любительской колбасой, но лечь с такой женщиной в постель я не могу. Как только представлю, сколько мужиков она пропускает через себя за сутки — и все, попросту говоря, опускается.

Хотя выпей я сейчас не два бокала шампанского, а пару стаканов водки, неизвестно бы, чем дело закончилось. А скорее всего — известно чем…

— Не сейчас, Катя, — мягко сказал я и столь же мягко отстранился от девушки. — Но у меня теперь есть твой телефон, — многозначительно добавил я.

— Ну, что ж, тогда буду ждать твоего звонка, — вздохнула она. — А сегодня, как управлюсь с твоим другом, сама тебе позвоню.

… Ближе к полуночи Катя действительно позвонила:

— Все прошло по плану. Твой Толик будет гарантированно спать до десяти утра. Теперь я жду звонка от тебя. Как договаривались…

* * *

В воскресный полдень Ирина, вдосталь набултыхавшись в волжской водичке, возвращалась в хибару на холме. Дерябина она на этот раз с собой не взяла: постоянное общение с ним успело девушке поднадоесть. Ну да что делать — старик ей пока еще нужен.

Настроение у нее было отличное: тяжелое положение, в которое она попала после того, как Андрюха Артюхов обнаружил ее видеокадры и, надо так понимать, передал их отцу, очень похоже, скоро изменится к лучшему.

Случилось просто какое-то чудо — Андрей, любимчик отца, почему-то попал к нему в немилость и теперь готов помочь ей выбраться из всего этого дерьма. Ирина еще не знает, какие условия Артюхов выдвинет в обмен на свое содействие ее плану, но ей на это наплевать: Андрюша просто не понимает — при встрече с ним условия будет диктовать именно она.

А план ее очень прост. Ирине надо попасть к папочке в кабинет и поговорить с ним по душам. Он должен пойти навстречу: дать любимой дочке жить так, как ей того хочется, как требует ее душа. Для чего папуле следует прекратить преследовать Ирину и разблокировать ее личный счет в банке. К несчастью, по особым условиям договора с этим банком, отец имеет право наложить запрет на все операции с ее счетом. Что он и сделал. А счет большой, два миллиона долларов, ей по крайней мере на год бы хватило.

Если же отец продемонстрирует упрямство и дурость, что с ним иногда случается, то она поговорит с ним по-другому — под дулом пистолета он ни в чем не сможет ей отказать. И Ирина потребует от него ключ от их общей ячейки в другом банке. Там лежит миллион долларов наличными и два чемодана с антикварными драгоценностями. Папуля говорил, что эти побрякушки все вместе стоят чуть ли не полста лимонов зелеными и следует хранить их на «черный день», в случае какой-нибудь жизненной катастрофы.

У Ирины тоже есть ключ от этой ячейки, но ее можно открыть только двумя ключами — тем, что у нее, и тем, что у отца.

И из кабинета папули она в любом случае выйдет с его ключом. Чего бы ей это ни стоило…

А потом Ирина прихватит своего старичка Вована и рванет в Москву.

Трудно такое представить, чтобы отец уже заявил в ментовку о ее играх в киллера или заявит позже, каков бы ни был исход разговора с ним. Тогда он подставит не только ее, но и себя. Скандал разразится буквально на весь мир, а ведь у папули бизнес не только в России, но и серьезные финансовые интересы на Западе. Там его бизнес в результате просто рухнет. Да и в конце концов отец Ирину по-своему любит. Нет, он ее не заложит.

Но в любом случае следует подстраховаться, уйти в тень. Для этого ей и нужен в Москве Вован. Она купит квартиру и машину на его имя, и ее тогда не найти никому, поскольку никто не знает о каких-либо отношениях Ирины с доктором. Один раз он с ней побеседовал в особняке — вот и все.

А если станет совсем туго, то она сделает себе документы на чужое имя. В таком случае старикан ей будет не нужен, и от него придется избавляться. Но это — вопрос технический.

В Москве Ирина найдет себе молоденькую девочку для постельных дел, чего ей, правда, недостаточно — отстрел мужиков будет продолжаться.

Ирина начала вести взрослую половую жизнь, когда ей не было и тринадцати. Из литературы она уже знала о сексе все, но до поры до времени не ощущала в нем потребности. Наконец ей показалось, что в ней проснулась женщина.

И вот однажды, когда шофер-охранник вез ее домой из частного колледжа, она приказала ему найти по дороге какое-нибудь не особо людное местечко, остановиться и опустить шторы. На вопрос «зачем?» последовало простое — «мне так надо». Когда он выполнил все ее указания, Ирина предложила шоферу перебраться на заднее сиденье. Ей хочется трахнуться с ним, пояснила девочка, а если он этого не сделает, то она сейчас порвет на себе платье и закричит, а потом скажет всем, а главное — отцу, что охранник хотел ее изнасиловать.

Секьюрити был настолько напуган, что она даже пожалела его, бедняжку. В конце концов он выполнил ее пожелание, но так волновался при этом, что у него долго вообще ничего не получалось, а Ирина, кроме боли и раздражения, не испытала никаких чувств.

В последующие три дня она требовала от шофера останавливаться в том же месте, и процесс повторялся. Дела вроде бы пошли получше: охранник успокоился и свою миссию выполнял строго и беспрекословно, но она хоть и ощущала некое чувственное волнение, но оргазма, как тот описывался в литературе, явно не испытывала.

Тогда Ирина решила, что все дело в этом шофере и попросила отца заменить его, поскольку он, мол, недостаточно вежливо с ней обращается.

Со следующим водителем-секьюрити Ирина проделала тот же номер, но с тем же результатом.

Через несколько месяцев она уже не то чтобы пошла по рукам — Ирина сама могла выбирать, в чью постель ей залезть, — но пустилась во все тяжкие. Так продолжалось год за годом, однако оргазма, этого главного, как говорили ее подруги и писалось в специальных книгах, удовольствия в жизни, Ирине ощутить все никак не удавалось.

Отец, занятый своим многоотраслевым бизнесом, не интересовался похождениями дочки, возложив контроль за ее моральным обликом на гувернантку-француженку. А та относилась к многочисленным романам юной девушки достаточно хладнокровно, особенно после заявления Ирины ей в лицо — если мадмуазель чего-нибудь вякнет по этому поводу, она будет немедленно уволена. Что касается матери, то с ней Лев Долинский развелся, оставив дочь себе за отступные в пять миллионов долларов.

Ирина не хотела кого-либо из близких посвящать в свою проблему и к врачу сексологу обратилась тайно. Тот ей предложил несколько новых, очень сложных, сексуальных позиций и выписал целый ворох чрезвычайно дорогих пилюль. Не помогало ничего.

В семнадцать лет она попробовала спать с девочками. Их ласки нравились Ирине, определенно волновали ее, но все равно главный эффект достигнут так и не был.

В конечном счете на этой почве у нее развилась депрессия, пропал интерес к жизни.

Возродился он неожиданно, именно после того, как с ней поговорил и оставил ей бутылку какого-то пойла старикан Дерябин — как говорили, знахарь-травник.

Помнится, она пару дней попила этой фигни и действительно почувствовала себя лучше. Бодрее, что ли. Но подействовало ли снадобье знахаря на то, что она стала ощущать позднее, — Ирина точно сказать не могла.

Так или иначе через несколько дней после визита доктора она по пути в Москву остановилась перекусить в придорожной забегаловке — чего, вообще-то, никогда ранее не делала.

Столиков свободных не оказалось, и Ирина была вынуждена присесть рядом с каким-то мужиком, который вроде бы ничего собой не представлял, кроме того что на его жирных пальцах красовалось штук восемь крупных и, похоже, дорогих перстней.

Однако у девушки возникло к нему странное чувство, которое она не смогла бы описать. Но Ирина явственно ощутила, что при неких, не понимаемых пока ею, обстоятельствах этот мужик мог бы доставить ей долгожданное, до сих пор неуловимое оргастическое удовольствие.

У нее мелькнуло в голове, что надо обязательно с ним познакомиться, и она уже попыталась завязать разговор, когда произошло нечто ужасное. В зал вошел паренек в полном байкерском прикиде, подошел к их с мужиком столику, вытащил из куртки пистолет и выстрелом в упор размозжил ее соседу череп. После чего быстро свалил, видимо, на мотоцикле.

Чужая кровь брызнула Ирине в тарелку и на блузку, из головы убитого мужика буквально вываливались мозги, но вместо чувства ужаса она, под долго не прекращающиеся в забегаловке вопли, визг и хай, ощутила нечто особенное. Вскоре Ирина поняла — что именно. Оргазм.

Несмотря на свою внешнюю безбашенность, Ирина обладала чисто мужским, логическим, складом ума. Дома, в московской квартире, она тщательно проанализировала произошедшее с нею событие и попыталась воспроизвести его.

Ирина вышла на улицу и посетила ближайший ресторан. Она долго сидела одна со скучающим видом. Наконец к ней подвалил какой-то шустрый малый, но девушка того непередаваемого ощущения к нему не испытала и быстро его отшила.

Перейдя в другое, более людное заведение общепита, она вскоре наткнулась взглядом на паренька лет двадцати пяти, к которому ее сразу же потянуло. Не сказать, что он как-то особенно отличался от других молодых людей, посетителей кафе, — черная майка с профилем Че Гевары, бейсболка, повернутая козырьком назад, — но именно от него почему-то исходила некая аура, которая и приводила ее в волнение.

Навык знакомств с мужчинами у Ирины был отработан до автоматизма, и не прошло и часа, как этот парень оказался в ее постели.

А еще через час она умывалась горючими слезами — несмотря на обоюдное старание, у нее опять ничего не получилось.

Вывод последовал однозначный: парня следовало убить — только тогда Ирина испытает оргазм. И она немедля рванулась к своему личному сейфу, где у нее был припрятан пистолет.

Ирина всадила в своего нечаянного и несчастного любовника всю обойму, но — тщетно. Паренек, конечно, погиб, но никакого удовольствия ей это не доставило.

Труп ей пришлось лично расчленять кухонным ножом и ночью в трех специально купленных для этой цели чемоданах вывозить в своей «Ауди» за город, к Москве-реке. Добавив в чемоданы кирпичей, ей удалось постепенно, по одному багажному месту, доставить вещички почти к центру реки, где они благополучно пошли на дно.

Однако эта неудача не остановила творческий поиск Ирины — ее путь к своему счастью продолжался.

Долинская, вернувшись в Розовый дом, вновь и вновь вспоминала обстоятельства ее первого и последнего оргазма и как-то на лоне природы, то есть в очередной раз купаясь в Волге, пришла к выводу: для того чтобы полное удовлетворение состоялось, необходимы три вещи.

Мужчина, обладающий специальной аурой, или, по-другому, человек, в которого она как бы «влюбилась с первого взгляда».

Его смерть на глазах у Ирины, причем, как показали события в придорожной забегаловке, совсем необязательно от ее руки.

Обстановка публичности, то есть что-то близкое, как пишут в учебниках, к эксгибиционизму.

Но нужен был решающий эксперимент, и Ирина стала к нему готовиться. Она быстро поняла, что нанять киллера и ходить с ним по всякого рода публичным заведениям, дабы тот на месте отстреливал указанного ею человека, — задача, может быть, и реальная, но только для одной, разовой акции. Как ни крути — убивать ей придется самой.

Табу на убийство для Ирины не существовало — уж такой в ее окружении, да и во всей стране сложился моральный климат. Смелости, почти безумной, у нее хватало. Но вот попасть за решетку Ирине было по-настоящему страшно.

Конечно, она немало знала из того, что выделывали Калганов, Артюхов и их подручные по приказу ее папочки, и ничего — все им сходило с рук. Но Ирина видела, что ситуация в стране меняется, и может возникнуть такое положение дел, когда даже олигарх Долинский не сможет отмазать свою дочь — особенно при огласке ее преступления. Значит, следовало серьезно подстраховаться.

Сработать под киллера Ирину надоумил подслушанный ею разговор отца с Артюховым. Шлепнуть кого-либо из банды Коха было неплохим прикрытием для нее. Лишь бы в этом самом «Палермо», где братки тусовались, кто-нибудь подошел бы ей по своей специфической физиологии.

Ирина поехала в Москву и, посетив в своем обычном женском облике бар «Палермо», в деталях проработала операцию, купив компактный мотоцикл «Судзуки» и мини-вэн «Мерседес» для транспортировки байка.

И тогда же, при посещении «Палермо», она почувствовала тот самый странный зов плоти, который уже дважды доводилось ощущать ранее, исходивший от одного из братков Коха. Лишь бы этот парень оказался на месте на следующий день, молила она Бога!

И мольба ее дошла до Небес. Все сложилось так, как она задумала. И испытала то, о чем мечтала.

Но не сразу. Уже разрядив в голову того самого паренька почти половину обоймы, Ирина все стояла и ждала — ну, когда же?!

Организм отреагировал, наверно, только через полминуты. И все это время она стояла с пистолетом в руке, а окружающие ее мужики не смели шелохнуться и с ужасом ждали, кого сразит следующий выстрел.

Но вот Ирина внутренне улыбнулась и расслабленной походкой пошла к дверям. Никто не посмел ей воспрепятствовать.

В газетах потом писали, что убийца действовал с особым хладнокровием и цинизмом.

Конечно, второй раз она направилась туда зря. Ирина пошла без дополнительной подготовки, практически наугад. Но уж очень ей тогда захотелось вновь испытать то самое удивительное ощущение счастья.

И тут Ирина чуть не влипла. Хотя она полностью сменила прикид, девушка чувствовала, что на нее многие смотрят, и причем очень подозрительно. Но главное — она не чувствовала ничего другого. Ни от кого из присутствующих не исходило таких нужных ей флюидов, и совершать убийство просто не было смысла.

Но пришлось.

Один из боевиков Коха, сидя за своим столиком, окрикнул ее: «А ну-ка, пацан, подойди сюда и сними свои очки — мне что-то познакомиться с тобой захотелось». И в тот же момент он полез в карман, как показалось Ирине, за пистолетом.

Она почти автоматически выхватила свой «глок» и сделала в сторону бычка пару выстрелов.

На этот раз ожидать было нечего, и Ирина быстренько покинула «Палермо».

К счастью, и на сей раз все обошлось.

Никакого другого прикрытия она себе придумать не смогла и решилась посещать публичные места — все с той же целью, — просто продолжая маскироваться под байкера.

Тогда же Ирина подумала, что если эпизод убийства ее специфического любовника заснять на камеру, то она сможет получить аналогичное удовлетворение при просмотре видеокадров. Долинская приобрела миниатюрную видеокамеру японской фирмы Джи-ви-си, способную снимать в автоматическом режиме, и приспособила ее к своему байкерскому прикиду.

В последующие пару дней она разъезжала по столице на своем «Судзуки», заходя в различные заведения общепита, где не было серьезной охраны. И дважды за это время ей повезло.

Однако при просмотре видеокадров девушку ожидало разочарование — никаких особенных ощущений она при этом не испытывала.

Купив в секс-шопе пупырчатый эластичный фаллос, она, мастурбируя с помощь данного предмета, повторила видеосеанс — безрезультатно.

Тогда же Ирина и совершила самую большую глупость в своей жизни. Вместо того чтобы немедленно уничтожить опасные видеокадры, она положила их в сундучок вместе с использованной в своих акциях байкерской экипировкой. Одежда эта, по ее соображениям, могла еще пригодиться, но для чего Ирина оставила результаты своих съемок, она и сама толком не знала. Но, конечно, девушка и подумать не могла, что до них доберется Артюхов.

Однако видеоулики оказались в его руках, что и предопределило все ее дальнейшие неприятности. И это надо будет иметь в виду при разговоре с отцом.

А вот и «шалаш сенокосов», как выразилась она в разговоре с Андрюхой.

Вован-то, между прочим, костерок разложил — видно, хочет побаловать ее горячим блюдом.

Ах, как он на нее сейчас смотрит — вошел, однако, старикан во вкус!

Вообще-то в чисто физиологических отношениях Ирина терпела его с трудом — если только она не находилась под кайфом, а Вован при этом не исполнял функции девочки-лесбиянки, — но все равно ей было приятно, когда на нее смотрели мужчины вот так: не скрывая своего желания.

— Подсаживайся, Ирочка, к костру. Я разогрел остатки вчерашнего шашлыка, — заискивающе глядя ей в глаза, с приторной лаской произнес он.

— Времени нет, Вован, — строго сказала она. — Часа через три должен уже прийти Андрюха, а нам надо еще успеть повторить наш вчерашний подвиг.

Доктор заметно помрачнел, но тем не менее, слегка вздохнув, произнес:

— Ну что ж, надо, так надо, — и он принялся заливать костер водой.

Быстро, однако, она воспитала дока, с удовлетворением отметила Ирина и сразу перешла к постановке задачи:

— Километрах в десяти по направлению к Москве от той забегаловки, где мы были вчера, находится еще одна шашлычная. Она даже имеет название — «Красный буйвол». Вот в этот «Буйвол» мы сегодня на охоту и нагрянем.

… У «Красного буйвола» стоял только одна черная БМВ.

— Годится, — объявила девушка, — наверняка владелец бумера — один из тех пацанов, которым жить в охотку. Особенно за счет бедных и несчастных.

Ирина — как ни странно, может быть, это прозвучит применительно к ее нравственной сущности, — по-настоящему стыдилась раскрывать кому бы то ни было истинную причину своей охоты на людей. Долинская предпочитала маскировать совершаемые ею убийства социально-психологическими мотивами.

Но, конечно, убивать людей только за то, что они богато и хорошо живут, а она — хоть и тоже богато, но плохо, Ирина вовсе не собиралась. И если сейчас, в этом «Красном буйволе», она не почувствует так необходимого ей импульса, исходящего от одного из присутствующих в заведении мужчин, то просто вернется несолоно хлебавши.

На самом деле так и произошло вчера в шашлычной. Никого она там не убивала, поскольку не оказалось подходящего мужика. И Ирина со злости и, соответственно, желания напиться действительно ограбила ту забегаловку. А что прикажете делать — денег-то у нее не было? И потом перед Вованом пришлось еще и корчить из себя счастливую дурочку, исполнившую свою прихоть, а заодно и священный долг перед обществом.

Но сегодня такого не повторится. Если в «Красном буйволе» не найдется подходящего мужика, они рванут в ближайший городок — Талдом называется. И пока Ирина там своего не добьется — не успокоится.

Они проделали вчерашнюю манипуляцию, загнав «Волгу» на лесную грунтовку, и девушка на мотоцикле подъехала к «Красному буйволу».

В зале сидели двое молодых людей и с аппетитом поглощали шашлыки. Один, лет двадцати пяти, был одет в совершенно дурацкий, коричневый в белую полоску, пиджачок и сорочку с расстегнутым воротом. Другой, постарше, напялил на себя строгую костюмную тройку и галстук.

И она быстро почувствовала знакомый, дурманящий импульс, исходящий от кого-то — сразу не разберешь — из этих парней.

А может быть, от обоих?

Держа руку в кармане байкерской куртки, она спустила «вальтер» с предохранителя…

 

Глава четырнадцатая

Звонок от Кати прозвучал, когда я находился у Ольги на квартире, лежа в постели — опять-таки отдельно от своей любимой женщины. Что делать — она была «еще не готова».

После звонка я стал немедленно собираться в путь, оставив Ольге записку, что, мол, совершенно неотложные дела, связанные с поиском ее мужа, позвали меня в дорогу. Интуитивно я доверял Кате и был почти на сто процентов уверен, что она проделала все как надо. Однако необходимость подстраховаться выглядела очевидной — какие бы идиотские подозрения у меня ни возникали на его счет, Толян на самом деле являлся моим единственным близким другом.

… Он действительно спал. Спал сладко, слегка приоткрыв рот, мерно и ритмично посапывая и счастливо улыбаясь, наверно, при виде тех чудесных событий, что происходили в его снах.

Я снял с руки Толяна часы и передвинул стрелки на сто двадцать минут вперед, после чего вернул продукт московского завода «Слава» на место. Если мой приятель проснется несколько раньше указанного Катей времени, то, убедившись, что опоздал к разборке на Дмитровском автополигоне, он, скорее всего, откажется от своей безумной идеи — ему не будет никакого смысла ехать туда.

Ту же операцию со стрелками я проделал со стоящим на столе будильником. Я, между прочим, хорошо знал достоинства этого неприметного на вид часового механизма, поскольку мне как-то доводилось ночевать в квартире Толяна.

В то памятное утро, когда будильник моего приятеля вдруг заголосил, мне показалось, что этот непереносимо визгливый, непередаваемо противный, раздирающий душу до смертного ужаса звон и является сигналом к началу Страшного суда. Потому как изрыгание именно подобного рода звуков способно подвигнуть мертвецов покинуть свои веками обжитые гробы, а поднять на ноги какую-нибудь Спящую красавицу или законченного коматозника — этому будильнику вообще плевое дело.

И теперь я недрогнувшей рукой отключил его главную функцию.

В центре комнаты стоял накрытый стол, где располагались початая бутылка водки, ополовиненная бутылка «Киндзмараули», два бокала — один пустой, другой с вином — и немного закуски: нарезка красной рыбы и холодного мяса, а также несколько мандаринов. Все это, видимо, и было приобретено Катей на выделенный мной транш в тысячу рублей.

Поскольку я имел полное основание считать, что сильнодействующее снотворное было добавлено в водку, я выпил наполненный прекрасным грузинским вином бокал и закусил его красной рыбкой. После чего прилег в той же комнате на кушетке и задремал — как мне казалось, чутким непродолжительным сном…

— Что ты тут делаешь, черт тебя побери!? — раздалось вдруг над моим ухом.

Я очнулся и увидел перед собой сонную с очумелыми глазами и слегка припухшими веками физиономию моего приятеля. Не отвечая на его вопрос, взглянул на свои часы: была половина одиннадцатого, насколько я понял, утра. Стрелки часов Толяна можно было бы и не переводить: он все равно уже опоздал к разбору на Дмитровский автополигон. Что и требовалось доказать.

— Да вот пришел к тебе вчера отметить твой день рождения, а ты дрыхаешь, — отозвался я с обидой в голосе. — Было уже поздно, и я решил остаться у тебя ночевать.

Толян выслушал мои объяснения с большой подозрительностью, что ясно отражалось на его открытом, честном лице.

— А… — попытался он что-то мне сказать, но я продолжал развивать инициативу:

— А вот тебе подарочек! — Я встал с кушетки и из своей сумки извлек фаянсовую статуэтку обнаженной женщины. Ольга попыталась ее кому-нибудь впарить как антиквариат, но никого из любителей старины это произведение искусства не вдохновило: обычная, мол, халтура. Я едва успел прибрать статуэтку к рукам, поскольку Ольга в порыве раздражения попыталась спустить ее в мусоропровод. Интересный факт: эта обнаженная девица чертами лица и вообще своей фигуркой очень походила на мою новую подругу Катю. — Антикварная вещица, цены ей нет. — Я с отчетливо выраженным радушием на лице протянул презент Толяну.

— Спасибо, — буркнул он, принимая подарок и внимательно его разглядывая. — Кого-то эта бикса мне сильно напоминает. — Тут Толян поднапряг память и изрек: — Ну, прямо вылитая сучка, что вчера вечером меня оприходовала.

— А что такое вчера с тобой стряслось? — невинным голосом осведомился я. — Ты, что ли, кого-то пригласил на свой день рождения, а сам напился?

Толян опять с крайним подозрением уставился на меня, но на мой вопрос ответил обстоятельно:

— Часов в десять вечера ко мне заявилась какая-то девица. Сказала, что она из Бюро специальных добрых услуг. В это бюро поступил, мол, заказ: ей поручено поздравить меня с днем рождения. Говорит, это сюрприз от одного из моих друзей. — Тут мой приятель в очередной раз окинул меня пристальным взглядом. — Пока я буркалами хлопал и киксовал, девица проскочила ко мне в квартиру и быстренько накрыла на стол. Ну, а вообще она выглядела классной телкой, и я был не прочь, чтобы эта бикса составила мне компанию. Я выпил грамм сто водки, она — вина. А потом мне захотелось попробовать грузинского винца, и я налил его в ее и свой бокал, а потом за какой-то фигней, да, кажется, хлеба было мало, пошел на кухню. Когда я возвращался назад, то из коридора через открытую дверь увидел в комнатном зеркале, что девица мне вроде бы что-то сыпанула в бокал с вином. Я догадался, что это какая-то аферистка, но промолчал, решив с ней сыграть в ее игру. И, когда она отлучилась в туалет, поменял бокалы местами. Потом мы чокнулись, я свой выпил, а девица вино едва пригубила: мол, она на работе и больше пить не может. Это последнее, что я помню, поскольку сразу же вырубился.

Я, слушая его повествование, внутренне улыбался. Мне легко было представить, что произошло. Катя зарядила снотворным всю бутылку водки, но, поскольку Толян выпил не слишком много, она решила подстраховаться и добавила своего зелья в его бокал вина. Однако, как позже выяснилось, моему приятелю хватило и того, что было растворено в водке.

Но почему Катя отказалась от второго бокала вина? То ли она, как и Толян, еще из коридора заметила его манипуляцию, то ли действительно не желала терять форму, приняв избыточное количество спиртного, — ведь девушка перед этим уже выпила два бокала шампанского в компании со мной.

Так или иначе невольной жертвой комбинации Толяна оказался я! Ведь именно я принял на грудь заряженный бокал с «Киндзмараули». Вот почему был столь долог и сладок мой сон.

— Значит, тебе так и не удалось с ней переспать. — Я соболезнующе покачал головой.

— Переспать! — недовольно буркнул он. — Скажешь тоже! — Толян встал, открыл шкаф и стал шарить по карманам пиджака. Потом с облегчением вздохнул: — Деньги и документы на месте, и на том спасибо. Но на фига она все это проделала? — И он в очередной раз смерил меня оценивающим взглядом. Потом перевел глаза на будильник и понимающе кивнул: — Разбор на Дмитровском полигоне закончен. Твоя работа, Игорек?

— Моя, — легко согласился я. А что, собственно, было делать? Мой приятель не такой олух, чтобы не сложить цветную детскую картинку из трех-четырех фрагментов. — Если твоя жизнь тебе не дорога, то она, эта твоя жизнь, может еще сослужить мне добрую службу. Уж такой я эгоистичный малый.

— Как же я смогу пацанам теперь в лицо смотреть, меня ж за падло все братаны держать будут, — печально произнес он.

— Вот уж не думаю! — решительно возразил я. — Уверяю, друг мой: очень скоро выяснится, что всем твоим браткам будет отныне не до тебя. Да и вообще — пора обрывать все старые связи. У тебя же есть Паоло, есть «Сименс».

— Надоело мне все это! — неожиданно объявил он. — Тоска одна: и молитвы, и ремонт стиральных машин.

— А чего же ты хочешь? — забеспокоился я. — Уж не вернуться ли к прошлым блатным делишкам?

— Нет, я хочу снимать кино, — последовал поразивший меня ответ. — Вот, смотри. — Толян выволок из шкафа видеокамеру. — Хожу по улицам, снимаю. Жутко интересное дело. — И неожиданно он вернулся к давно вроде бы забытой теме: — Надо к Долинскому съездить.

— Ты все еще хочешь найти того, кто убил твоего дружка Санчо? Ну, так я тебе расскажу, что за люди это сделали и где они теперь находятся.

И я действительно рассказал ему почти все, что со мной случилось за последнюю неделю.

Он слушал меня, не перебивая и раскрыв рот. После чего сделал неожиданный вывод:

— Ну, тогда тем более надо съездить к Долинскому.

— Да зачем?

— Поставить его в курс, что пацанов Угрюмого замочили люди Вельтмана.

— Так позвони ему по телефону и прозрачно намекни.

— У меня нет прямого номера Льва Михалыча. Могу только позвонить его секретарю.

— Этого вполне достаточно.

Толян отрицательно замотал головой:

— Он должен оценить то, что я сообщил такую важную вещь лично ему. Но самое главное в другом. Я уже тебе говорил, что он приглашал меня работать к себе. Ему, сказал Долинский, нужны честные и преданные люди, а кругом — одна сволота. Тогда я поделился с ним своей мечтой — стать кинооператором. И Лев Михалыч сказал, что это очень хорошо, потому что он покупает крупную киностудию и меня возьмет туда работать. А параллельно я буду учиться во ВГИКе — Долинский оплатит мое обучение. Поехали со мной, Игорек! Мне всегда одному очень тоскливо в дороге.

Я, конечно, совершенно не верил всей этой галиматье. То есть я не верил не Толяну, а благим помыслам олигарха Долинского. На хрена ему Толян в качестве кинооператора? Он — честный, смелый и исполнительный парень, что и оценил Долинский, а теперь хочет его использовать в каких-то своих темных делишках. Но я уже хорошо изучил своего приятеля: если что-то засело в его упрямой башке, то никакими аргументами это «что-то» из нее не выбьешь.

— А вдруг твой Долинский в Москве? — вздохнув, спросил я.

Справедливо расценив мой вопрос, как фактическую готовность ехать с ним в далекое поместье олигарха, по моим представлениям в неведомую глушь, Толян радостно схватился за мобильник. После короткого разговора с каким-то Андреем он сообщил:

— Долинский там, в своем особняке, и никуда уезжать не собирается. Поехали, Игорек!

— Но сегодня воскресенье, и мне завтра на работу: отгулы кончились, — сказал я и тут же вспомнил: какая на хрен теперь работа, ведь я же в розыске!

— Сегодня же к вечеру и вернемся, — поспешил ответить Толян. — Мне ведь тоже на работу.

— А как насчет оружия? Дорога не опасная? А то у меня с собой пушки нет. — Весь свой арсенал я хранил у Ольги и предпочитал без особой нужды пистолет с собой не брать.

— Нет, и слава богу. Мы же не на разбор едем, — и он укоризненно посмотрел на меня.

Сборы несколько подзатянулись, поскольку Толян собирался, как на свадьбу, — видимо, хотел произвести на олигарха солидное впечатление. В результате долгого перебора одежды — никогда не подозревал, что у моего приятеля столько шмоток, — он надел шикарную костюмную тройку, нацепил строгий галстук, и наконец мы на БМВ Толяна тронулись в дорогу.

Выяснилось, что путь в логово олигарха лежал по Дмитровскому шоссе. И, когда Толян, помедлив на одной из развилок, свернул куда-то в сторону, я легко догадался о его намерениях, но промолчал.

Часть Дмитровского автополигона оказалась оцеплена милицией. Стояло несколько машин скорой помощи, которые, впрочем, никуда не торопились. Видимо, тех, кто еще дышал, уже вывезли.

Остальные братки в услугах медиков не нуждались — полтора десятка тел лежало на довольно ограниченном пространстве, примерно, в два квадратных километра. Вокруг них, как в таких случаях обычно бывает, крутились люди в штатском и в милицейской форме.

Так и хотелось процитировать полузабытые строки из школьной программы по литературе: «О поле, поле! Кто тебя усеял мертвыми костями?..»

Но Толян взирал на эту мрачную картину молча, и на его глазах я заметил капли влаги.

Несколько камер с операторами и корреспондентами расположились неподалеку. Одна из телегрупп вела то ли прямой репортаж, то ли делала запись для своего канала. Во всяком случае, корреспондент что-то говорил в микрофон и смотрел при этом в камеру.

Я подошел к той телегруппе поближе.

— Как сообщили нам информированные источники, — бойко вещал молодой корреспондент, — органы внутренних дел имели оперативную информацию о предстоящей разборке двух криминальных группировок, но слишком поздно оказались на месте событий. По имеющимся данным, — тут репортер заглянул в бумажку, — в перестрелке участвовало более тридцати человек с обеих сторон. В результате шестнадцать человек убито, восемь ранено, пять из которых тяжело, и еще восемь задержано. Не исключено, что некоторые из участников этой кровавой разборки сумели скрыться. Но замначальника ГУВД Московской области полковник Свиридов считает, что задержать их удастся достаточно быстро, не более чем через два-три дня.

— Поехали отсюда, — глухо сказал подошедший ко мне Толян.

После часа езды, который мы в основном провели в молчании: мой друг пребывал в глубокой печали, а я не хотел травмировать его душу беззаботной болтовней, Толян объявил:

— Скоро резиденция Долинского. Перекусить бы надо.

— Неужели у олигарха пожрать чего-нибудь не найдется?

— Найдется, конечно. Но мы же напрашиваться не будем.

В его словах был резон, да и перекусить чего ни на есть действительно хотелось, и мы стали высматривать подходящую точку общепита.

Наконец у дороги мы заметили заведение, на котором красовалась надпись «Красный буйвол», и, когда Толян притормозил, почувствовали манящий аромат шашлыка.

Запах был столь аппетитен, что даже хмурый Толян заметно повеселел, и мы в предвкушении небольшой пирушки ввалилсь в «Красный буйвол».

В небольшом зале посетителей не оказалось. Хозяин — кавказец, естественно — нам искренне обрадовался:

— О, какая удача! Какие дорогие гости ко мне пожаловали! Что будем пить-закусывать, уважаемые?

Я бы от чего-нибудь, градусов на сорок, и не отказался, но не хотел дразнить ведущего машину Толяна.

— Пить будем только минералку, — решительно заявил я. — А есть только шашлыки. Не возражаешь? — спросил я у приятеля.

— Принимается, — кивнул он.

— Какой шашлык предпочитаете? — деловито осведомился хозяин «Красного буйвола». — Свиной, телячий? Из молодого барашка?

Последнее предложение прозвучало соблазнительно, хотя никакой гарантии, что нам подадут именно это блюдо, естественно, не было. Тем не менее мы на него согласились.

Хозяин будто только этого и ждал, поскольку «шашлык из молодого барашка» появился на нашем столике практически немедленно, и мы — тоже немедленно — принялись за дело.

Я хавал молча и смачно, а Толян, пережевывая то, что презентовалось как юная баранина, непрерывно бормотал:

— Отличный мужик, этот Долинский. Как приедем, я тебя с ним познакомлю. Он не только мне снимать кино поможет, но и твои проблемы с ментами мигом уладит. Вот увидишь!

Но я увидел нечто совсем другое…

Когда первые, самые назойливые, требования голодного желудка были удовлетворены, я оторвался от тарелки и с ленивой сытостью оглянулся по сторонам.

То, что я узрел, привело меня в сильное волнение: у стойки бара стоял байкер с закрытым мотоочками лицом и смотрел в нашу сторону. Слишком хорошо знакомая мне картина…

Только не это! — взмолился я и импульсивно сунул руку в карман, но, увы, пистолета в нем не было…

* * *

Наконец она разобралась: сексуальные флюиды исходили от молодого широкоплечего мужичка, одетого в костюм-тройку. Он, пережевывая мясо, что-то говорил своему соседу в нелепом полосатом пиджачке. Ирина слышала только обрывки фраз, и ей вдруг показалось, что прозвучала ее фамилия.

Но не это привлекло особое внимание девушки. Она заметила, что парень в полосатом прикиде вдруг очень подозрительно посмотрел на нее и сунул руку в карман.

Он полез за пистолетом! — сразу же поняла Ирина. Точно такое же положение дел сложилось во время ее второго посещения бара «Палермо», когда ей пришлось стрелять на опережение. Ничто не мешает ей действовать подобным образом и сейчас.

И все-таки от ситуации в «Палермо» имелось в данном случае серьезное отличие. Тогда она вынуждена была стрелять, просто чтобы унести ноги, ничто ее в том баре не удерживало. А здесь, в «Красном буйволе», находился парень, который необходим ей для коитуса — таким умным книжным словом Ирина обозначала свои действия, благодаря которым она добивалась оргастического эффекта.

Так или иначе нужно было срочно вырубить того полосатого, который явно ее в чем-то заподозрил.

Не отходя от стойки бара, девушка выхватила из кармана куртки «вальтер» и, пока паренек не успел достать из кармана свою пушку, на вскидку, почти не целясь, выстрелила в него.

Кажется, попала — посетитель в полосатом пиджачке свалился со стула.

Тогда она сделала два быстрых шага по направлению к своей главной цели, и три выстрела в упор опрокинули на пол мужичка в тройке.

Ирина, держа пистолет в полусогнутой руке, оглянулась по сторонам. Следовало некоторое время контролировать ситуацию, поскольку сразу уходить было нельзя. По предыдущему опыту она знала, что высшая степень наслаждения настанет через двадцать-тридцать секунд на месте коитуса. Если Ирина немедленно сорвется с места, то сорвется и процесс достижения оргазма. Все эти тонкости девушка теперь изучила достаточно хорошо.

Но ничто вроде бы не мешало ей дождаться пика сладостных ощущений: зал шашлычной был пуст, а хозяин заведения и его помощник стояли за стойкой бара с поднятыми руками и круглыми от ужаса глазами.

И вдруг Ирина почувствовала отнюдь не оргазм, а нечто совсем иное: ее будто подвергли бомбардировке — в лицо девушки врезались и отлетали от него куски чего-то теплого и липкого, напоминающего, как ей поначалу представилось, конский помет.

Оказалось, что атака исходила от паренька в идиотском пиджаке — жив-таки остался этот урод!

Ирина отреагировала почти мгновенно — несколько раз подряд нажала на спуск.

Но на сей раз именно «урод» сыграл на опережение, и уже в момент первого выстрела она увидела, что в нее летит столик, за которым ранее и сидели те двое парней.

От внезапного удара деревянной мебелью девушка едва удержалась на ногах, тут же сообразила, что все пули попали в этот столик, но в глазах у нее как-то сразу поплыло, и она не могла понять, где сейчас находится тот засранец, что напрочь испортил ей кайф.

Более не размышляя ни о чем, Ирина рванулась к дверям. На ходу она обернулась и увидела, что полосатый пиджак бросился за ней вдогонку.

Сделав серию выстрелов в его сторону, девушка метнулась к своему мотоциклу. Японский байк не подвел: быстро завелся и мгновенно набрал скорость.

Метров через пятьдесят она обернулась — нет ли преследования? Но черная БМВ, на которой, видимо, приехали в шашлычную те два пацана, стояла на приколе.

Да, ей серьезно не повезло, и Ирина была расстроена чрезвычайно. Однако прилив адреналина в крови — следствие опасной ситуации, в которую она попала — частично компенсировал ее неудачу в коитусе, и девушка сейчас испытывала возбуждение, очень близкое к сексуальному.

Вован ждал Ирину в условленном месте и вглядывался в ее лицо с очевидным беспокойством:

— У тебя все в порядке, Ирочка?

— Все нормально, док. Грузим быстренько байк в багажник.

— Твое лицо в чем-то измазано.

Она пошарила рукой по карманам, но носового платка не оказалось.

— А, пустяки! Потом где-нибудь умоюсь, сейчас некогда шарм наводить.

Они привычно загрузили мотоцикл в багажник «Волги», и Дерябин, сев за руль, газанул. Ирина расположилась на заднем сиденье.

Взглянув на часы, она распорядилась:

— Дуй к нашему холму, да побыстрей: скоро Андрюха должен подойти.

Девушка постоянно посматривала сквозь заднее стекло, и ее опасения сбылись: на горизонте показались очертания черной БМВ, которая стремительно приближалась к «Волге».

«Гони!» — захотелось ей крикнуть Вовану, но она быстро сообразила, что от преследования им не уйти. Главное, чтобы у этого полосатика — а в том, что в БМВ находился недостреленный пацан из «Красного буйвола», девушка нисколько не сомневалась — не возникло на их счет каких-либо подозрений.

Но, конечно, выглядело совершенно невероятным, что он вот так, походя, расколет Ирину, ведь она уже почти полностью переоделась.

И все же надо быть настороже. Девушка достала «вальтер» передернула затвор, и — о, ужас! — в патроннике не оказалось патронов. Обойма пистолета была пуста, а запасную она с собой не захватила.

А ведь этот недобитый гад наверняка при стволе! Впрочем, почему же он тогда в Ирину не стрелял…

БМВ между тем приблизилась к ним вплотную и пошла на обгон.

Да, за рулем оказался тот самый малый в полоску. Обгоняя «Волгу», он замедлил ход, и теперь обе машины шли бок о бок. Причем водила БМВ чрезвычайно подозрительно смотрел именно на Ирину, она же, бросив на парня короткий взгляд, чтобы, на всякий случай, получше запомнить его лицо, тут же отвернулась в сторону.

Машины шли параллельным курсом, как казалось девушке, томительно долго, но она ничем не выдала своего беспокойства.

Наконец БМВ прибавила газу и быстро ушла в отрыв, что вызвало у Ирины глубокий вздох облегчения.

— Кто это был? — подал голос Дерябин. — Ты его знаешь? Мне кажется, он как-то странно глядел на тебя.

— Ревнуешь? — хмыкнула девушка. — Не переживай, Вован. У меня, кроме тебя, никого нет, да и быть не может. Ты — единственный в своем роде.

Вскоре показалась шашлычная, где Ирина вчера совершила свое первое в жизни ограбление. К ее удивлению, у заведения стояла все та же черная БМВ. Что бы это значило?

Парень выясняет, не видел ли кто-нибудь из посетителей мотоциклиста в черной байкерской куртке! — догадалась она. Сейчас он должен появиться.

И действительно — только они проехали шашлычную, от нее отвалил и бумер. Но на этот раз, догнав «Волгу», полосатик не заглянул в ее салон, а промчался мимо. Стало окончательно ясно, что Ирина и Вован не вызывают у него более никаких подозрений.

Забавно, но ровно та же картина повторилась, когда они проезжали еще одну, самую ближнюю к Розовому дому, шашлычную. Возле нее опять-таки стояла знакомая бээмвуха, которая чуть позже уже в третий раз обогнала их и скрылась вдали, похоже, теперь навсегда.

Не доезжая до особняка, они свернули на знакомую грунтовку.

— Загони машину на прежнее место, но особо мы ее маскировать не будем: в любом случае сегодня мы отсюда уедем.

— Куда?

— Я же тебе говорила, Вован, — в Москву!

— На «Волге»? — изумился Владимир Евгеньевич.

— Только этого не хватало! Свою телегу ты загонишь домой. Все должно выглядеть так, что ты просто куда-то уехал, причем очень далеко, по каким-то своим делам. Да и на самом деле так оно и будет. Машину загонишь один — нас не должны видеть в твоей деревне вместе. Да и вообще никто не должен видеть нас вдвоем. Ты — моя тайная любовь, и все имущество, которое мы приобретем, будет записано на твое имя. Поэтому, когда я буду разговаривать с Андрюхой — не вздумай высовываться.

— Понятно. Но не понятно все же, на чем мы поедем в Москву.

— В общем, примерный план таков. После разговора с Андрюхой я направляюсь в Розовый дом для беседы с папочкой. Получив от него то, что надо, я прихвачу из особняка какую-нибудь тачку — скорее всего, свою старую «Ауди», тем более что у меня от нее даже ключи остались. Потом я на «Ауди», а ты на «Волге» едем за моей любимой шляпкой. Где, ты говоришь, она находится?

— На болоте?

— На болоте? — Ирина изумленно захлопала ресницами. — И ты думаешь, ее там до сих пор никто не подобрал?

— Сейчас еще не сезон сбора клюквы или брусники, а больше на болоте делать нечего.

— Ну, хорошо, если так. Уж больно шляпка клевая. Обидно будет, если ее сперли.

— Это вряд ли. — Про торфяную лакуну, чтобы не пугать девушку, Владимир Евгеньевич не упомянул. В лесу, рядом с болотом, достаточно высоких высохших деревьев. Свалив одно из них, можно им воспользоваться, чтобы подтянуть шляпку к безопасному месту.

— Значит, забираем шляпку. А дальше, как я уже сказала, ты отгоняешь «Волгу», а я жду тебя в условленном месте.

Они покинули машину, и Ирина, подумав с полминуты, объявила, что из багажника «Волги» нужно вытащить мотоцикл и оставить его где-нибудь в кустах. Что они и сделали, после чего поднялись по холму в хибару.

Здесь, прежде всего, Ирина зарядила «вальтер». Потом ополоснула лицо водичкой из термоса, которую ранее принес Дерябин с Волги.

— Ну, теперь я готова к встрече с Андрюшей. — Она выглянула в окно. — А вот он и идет! — Ирина резко сбавила голос: — Сиди здесь, и еще раз повторяю: не высовывайся.

Она накинула на себя байкерскую куртку, в карман которой сунула пистолет, и вышла из избенки навстречу Андрею.

Они обменялись нежными поцелуями.

— Поговорим на свежем воздухе, присядем вот здесь, на бревнышке, — предложила Ирина и тут же уселась на поваленное деревце. — А то шалашик сильно загажен.

— Здесь, так здесь. Итак, что ты от меня хочешь, Ирочка?

— Всего лишь попасть к своему папочке в кабинет. Ты ведь меня пропустишь к нему, Эндрю? — Она игриво похлопала его по щеке.

— Конечно, пропущу, — сказал он, слегка поморщившись: манера Долинской развязно вести себя и играть в любовь его раздражала. — Но тебя там немедленно схватят.

— Кто? — изумилась Ирина.

— Ну ты ведь знаешь Жору?

— Тот, что тайно охраняет папочку?

— Он самый.

— С чего это вдруг Жора должен меня, как ты говоришь, схватить?

— У него есть соответствующий приказ твоего отца.

Никакого такого приказа, конечно, Долинский своему Жоре не отдавал, поскольку Ирину искали люди Калганова. Но Андрей считал, что он, если и соврал, то не очень сильно. Ведь как только Ирина появится в кабинете своего папочки и начнет качать права, он немедленно нажмет потайную кнопку для вызова Жоры. А тот, если такой вызов последует, должен задержать человека, находящегося в кабинете, кто бы он ни был.

А может, Долинский узнает о появлении дочери еще раньше — от Витебского, которому сообщит о визите Ирины охрана на проходной. Впрочем, вероятность такого развития событий Артюхов считал не очень высокой. Ведь Долинский свою детку здесь явно не ждет. Значит, и Витебский, который получает инструкции относительно Ирины непосредственно от олигарха, вряд ли ожидает ее приезда в особняк. Ну а сами охранники, конечно же, не в курсе того, что дочка их главного босса находится вроде как в семейном розыске.

Ирина надолго задумалась, а потом поинтересовалась у Андрея: что у него за проблемы с ее отцом?

Секретарь, конечно, ждал этого вопроса и считал для себя невыгодным более-менее правдивый ответ: мол, Долинский хочет его ликвидировать как человека, который в курсе преступлений Ирины. Здесь олигарх выглядел любящим отцом в глазах его дочери. Андрей же, наоборот, полагал, что следует вбить клин, поглубже и пошире, в отношения Ирины и ее папочки. Чем сильнее он взбаламутит воду, в которой плавают эта золотая рыбка и ее морской царь, тем больше у него шансов выбраться на спасительную сушу.

Пока, правда, все вроде бы тихо-мирно. Андрея свободно выпустили из особняка. Слежки он не заметил. Но Артюхов все равно нисколько не сомневался, что на нем Долинский поставил жирный крест: слишком многое говорило об этом.

Он взглянул на дорогу, идущую от особняка, которая отсюда, с холма, хорошо просматривалась, и точно — вот еще одно доказательство, что его пасут! Из ворот Розового дома выехал «Хаммер», на котором обычно разъезжает охранник Гоша. Как Андрей и ожидал, Долинский, отпустив своего помощника «поплавать в Волге», тут же распорядился установить мобильный контроль над дорогой, дабы его секретарь, не дай бог, не ушел пехом в бега.

— Твой отец считает, что ты расстреляла людей Коха, можно сказать, с моей подачи. — Этот ответ был заранее продуман, и Андрей считал его очень удачным. — Мол, я в разговоре с тобой как-то обмолвился, что хорошо бы проучить Вельтмана за его неправильное поведение, шлепнув кого-нибудь из подручных Германа. В общем, по словам твоего отца получается, будто я спровоцировал тебя на убийство, в результате которого у Льва Михалыча еще более осложнились отношения с Вельтманом, и обе стороны теперь несут крупные финансовые потери.

— Бедненький ты мой! — жалостливо произнесла Долинская. — Выходит, именно я виновата, что ты впал в немилость. И чем теперь тебе это грозит? Надеюсь, не смертной казнью?

— Не думаю, — неопределенно пожал плечами Артюхов. Категорический ответ «да, именно смертью» означал, что он, в сущности, просит эту девчонку спасти ему жизнь, чего в такой открытой форме делать не следовало. Тогда Ирина возомнит о себе бог знает что и начнет диктовать свои условия их небольшой сделки. — Хотя, с другой стороны, от твоего отца можно ожидать, чего угодно. Ты не хуже меня знаешь, что чужих ошибок, даже если их и не было в действительности, он не прощает. Короче говоря, я совсем не прочь потихонечку свалит из особняка.

— Ясненько, я смотрю, ты уже и вещички приготовил. — Ирина кивнула на сумку, которую секретарь принес с собой. — Ну что ж, если разговор с отцом закончится удачно, я не против прихватить тебя в Москву. Где, кстати, стоит моя «Ауди»? Она, вообще-то, в порядке?

— Твоя «Ауди» стоит в гараже, гараж не заперт, и машина должна быть в полном порядке. Ты ведь знаешь, что механики специально следят за тем, чтобы все автомобили были на ходу. Но я не понимаю, как твой разговор с отцом может закончиться для тебя благополучно. Еще раз повторяю: по тайному сигналу Льва Михалыча тебя тут же схватит Жора.

— Я что, не замечу, как он войдет?

— Он появляется всегда неслышно и всегда сзади посетителя твоего отца.

— Ну, теперь-то я предупреждена и буду настороже. Врасплох меня этот Жора не застанет!

— Да что с того? Что ты с ним сделаешь?

— Застрелю его, естественно, — услышал Артюхов долгожданный ответ.

— И ты думаешь, что на это спокойно посмотрит твой отец? Или ты его тоже застрелишь? — затаив дыхание, спросил он.

— Я вижу, тебе этого очень хотелось бы. — Девушка укоризненно покачала головой. — Скажем так, там видно будет. Может быть, возьму его в заложники.

— Ну бог тебе в помощь, любовь моя. — Артюхов нежно поцеловал девушку в лоб. — Но есть один нюанс: звуки выстрелов из кабинета босса всполошат всю охрану. У тебя есть глушак?

— Да, это проблема, — призадумалась Ирина.

Артюхов полез в сумку и вытащил оттуда ТТ с глушителем:

— Тогда держи небольшой презент от меня.

— Ну и жук ты, Эндрю! — Ирина в восхищении покрутила головой. — Да ты заранее все рассчитал! А охранники на проходной меня не задержат? — Она передернула затвор ТТ и убедилась, что он заряжен, но продолжала вроде бы без всякого смысла крутить его в руках.

— Они не могут быть в курсе того, что происходит в семье Долинских.

— А где видеосъемки, которые ты у меня спер?

— Повторяю: мне приказал это сделать твой отец. Снимки, естественно, у него. — Артюхов с нарстающим напряжением следил за манипуляциями Ирины с пистолетом. У него возникли определенные опасения за свою жизнь. И действительно, перед ним маниакальная убийца, которая наверняка полна желания ему отомстить. Он только сейчас сообразил, что Долинская получила всю необходимую ей информацию, и Андрей этой девке более не нужен, а значит, его жизнь действительно висит на волоске. А он еще и сам передал убийце пистолет с глушаком! — Знаешь, Ирочка, я так соскучился по тебе. Мы так давно не были вместе. — Артюхов пододвинулся к собеседнице вплотную, крепко обнял ее за талию, одновременно блокируя ее руку с пистолетом, и повалил Ирину со ствола дерева, на котором они сидели, на землю. — Брось ты пока эту игрушку, — жарко шептал он девушке в ухо, навалившись на нее всем телом, выхватывая из ее руки пистолет и отбрасывая его в сторону. — Давай наконец трахнемся с тобой в свое удовольствие, как когда-то раньше. — Он действительно считал, что сексуальный акт должен разрядить неприятную и даже накалившуюся, по его мнению, атмосферу. И Андрей стал решительно стягивать с девушки байкерскую куртку, пытаясь для начала обнажить грудь Ирины.

Но девушка, которой чисто физиологические контакты с мужчинами никакого удовольствия не приносили вовсе, скорее, наоборот, только раздражали, стала активно сопротивляться, упершись обеими руками в его грудь.

Однако Артюхов, будучи значительно сильнее ее, сумел подмять девушку под себя и решил более не возиться с ее курткой, а сразу стянуть с Ирины джинсы, а потом нижнее, причем самое нижнее, белье. Когда он войдет в нее непосредственно, полагал Андрей, девушка больше дергаться не будет, а станет просто получать кайф.

Но не тут-то было. Ирина вдруг завизжала и заорала во все горло:

— Да отстань же ты от меня, мудак!

Впрочем, такое активное сопротивление только распалило Андрея. Начав свою акцию в порядке самозащиты, он, добравшись до жаркого женского тела, теперь действительно его захотел, тем более что в Розовом доме Андрей торчит почти все лето, а баб тут никаких нет.

И вдруг он услышал за своей спиной:

— А ну слезай с девушки, гад!

 

Глава пятнадцатая

Андрей повернул голову назад, и его изумлению буквально не было предела: перед ним стоял местный знахарь Дерябин с пистолетом в руке. То был Иринин «глок», к которому кончились патроны, о чем, конечно, Артюхов знать не мог. А если бы и знал, то никакой роли это уже не играло.

Андрей Артюхов так и погиб с выражением беспредельного изумления на лице — пуля, выпущенная из «вальтера», пробила ему сердце.

Ирина, с трудом выползая из-под мертвого тела, выговаривала Владимиру Евгеньевичу:

— Кто тебе велел выходить из шалаша, старый ты козел?! Я из-за тебя вынуждена была убить человека — он же тебя увидел, а значит, в Москве нас могли бы теперь быстро найти. Я же тебе говорила — наша связь должна была быть тайной для всех.

— Но он же хотел тебя изнасиловать? — дрожащим голосом оправдывался Дерябин.

— Ну и кончил бы мужичок разочек в меня — подумаешь, проблема! Для пользы дела и не на такое пойдешь.

— Так чего ж ты тогда кричала?

— Потому что для дела трахаться с ним уже не надо было, — усмехнулась Ирина. — Успокойся, Вован. Считай, что я сделала тебе замечание в воспитательных целях. А Андрюху я бы все равно замочила. Все, что надо, я от него узнала, и нам он теперь не нужен. А главное, ему очень хорошо было известно про мои подвиги. — Она подхватила сумку Артюхова. — Пойдем в шалашик, Вован, мне надо готовиться к выходу на сцену.

— А с ним что делать? — Дерябин, нервно дергая жидкими ресницами, кивнул на тело.

Ирина сделала пренебрежительный жест рукой — лежит, мол, тихо, никому не мешает, пусть так себе и лежит — и направилась в избенку.

Здесь она вытряхнула содержимое сумки секретаря на топчан. В ней оказались большое махровое полотенце, плавки и две пачки долларов в банковской упаковке.

— Странное сочетание, — прокомментировала Ирина. — Видно, наш Андрюха никак не мог определиться: то ли ему смыться из особняка, то ли просто искупаться в Волге. Так или иначе его бабки нам пригодятся. — Она вынула из своей большой наплечной сумки дамскую сумочку, тоже, впрочем, не маленькую, и переложила туда артюховские доллары. — Ты уж извини, Вован, но бабки я заберу с собой, когда пойду к папочке. Я тебе не то чтобы не доверяю… Просто в мое отсутствие у тебя какой-нибудь искус может возникнуть.

— Как ты могла так обо мне подумать, Ирина? — Дерябин театральным жестом воздел руки к небу. — После всего, что мы с тобой…

— Кончай, Вован, со своими причитаниями! — резко оборвала его девушка, переодеваясь в свежую блузку, которую извлекла из наплечной сумки. Потом накинула на себя байкерскую куртку, в карман которой попыталась сунуть ТТ с глушителем, но тот туда не влезал. Тогда она переложила пистолет с глушаком в дамскую сумочку, а в кармане куртки поместила «вальтер». — Слушай мой последний боевой приказ! Сейчас я уезжаю на байке к папуле, а ты пока попытайся все-таки избавиться от тела Андрюхи. Я тут где-то видела обломок лопаты. Если не получится покойничка закопать, оттащи его куда-нибудь в сторонку и забросай ветвями. До следующего лета его не найдут. После чего забирай мои и свои вещички и перетаскивай в «Волгу». Жди меня возле машины. Я появлюсь, скорее всего, на «Ауди» или на какой другой тачке. Потом едем забирать мою шляпку, а дальше — все по тому плану, который ты уже знаешь. До скорого.

Она спустилась с холма, вытащила из кустов «Судзуки» и запылила по грунтовке.

Едва Ирина выехала на шоссе, как заметила двигающийся ей навстречу «Хаммер». На этом военном джипе разъезжал обычно Гоша, давно находившийся на службе у отца и пользующийся у него большой степенью доверия. Большой, но, к счастью, не абсолютной.

Впрочем, ей в любом случае следовало держаться настороже. Сейчас, кстати, и можно проверить — посвящена ли охрана особняка в то, что отец объявил на Ирину настоящую охоту.

«Хаммер» и «Судзуки», встретившись, остановились.

— Ирина, привет! — Гоша высунулся из окошка кабины. — А тут твой отец тебя обыскался.

— А в чем, собственно, дело? — вроде как равнодушно спросила девушка.

— Московские менты заинтересовались твоим «Мерседесом». Он будто бы простоял несколько дней в каком-то дворе с незапертыми дверцами. Выяснили, что тачка зарегистрирована на твое имя. А тебя и дома нет, и на звонки ты не отвечаешь.

— Что ты говоришь!? — Девушка сделала изумленное лицо. — Значит, в мое отсутствие «мерс» угнали из гаража? И где он сейчас?

— Его кто-то из наших у ментов забрал по поручению Льва Михалыча. Уж я и не знаю, куда твою тачку поставили.

— А отец как? Жив-здоров? А то я давненько ему не звонила. Загуляла я малость, Гоша, — несколько смущенно добавила она.

— Понятно, — подмигнул ей охранник. — Уж такие твои годы. А со Львом Михалычем все в порядке. А что ему сделается? Крепкий мужик!

— А ты куда направился? Андрей за чем-нибудь послал?

Гоша замялся, поскольку задание у него было секретное, но приемлемый ответ все же нашел:

— Витебский распорядился присматривать за дорогой. Ты же знаешь, у нас проблемы с Вельтманом. Я, кстати, слышал, сегодня такая заруба под Дмитровом случилась между пацанами Коха и Угрюмого!

Но это сообщение не вызвало у Ирины интереса. Главное, что подтвердилось предположение Артюхова — охрана особняка никаких поручений относительно ее персоны не имеет.

— Ну, будь на страже, Гоша! А я к отцу двинула.

Она подъехала к проходной особняка, но ворота, как это бывало раньше, перед ней не открылись. Из проходной вышел охранник Витек, еще один старый кадр отца.

— Ну, чего уставился?! — сразу же напустилась на него Ирина. — Открывай ворота! Не узнал, что ли, меня?

Витек, явно испугавшись гнева олигарховой дочки, поспешил назад, в проходную, нажал на педальку, и в монолитной вроде бы стене образовался широкий проход.

Ирина газанула, но поехала не в сторону Розового дома, а к гаражу.

В помещении она обнаружила автомеханика Степана, покуривающего сигаретку и смотрящего телевизор.

— Моя тачка в порядке? — строго спросила она, кивнув на «Ауди».

Механик тут же вскочил, бросил на пол окурок, топча его ногой и при этом приговаривая:

— Конечно, Ирина Львовна! Все в лучшем виде. Полный бак, масло залито.

Она протянула ему ключи от машины:

— Отгони «Ауди» к главному входу в особняк. Ключи оставишь в замке зажигания.

И, усевшись на мотоцикл, девушка понеслась к Розовому дому.

У входа в особняк ее встретил очередной охранник. Этот пост учредили совсем недавно — когда началась заварушка с Вельтманом.

Секьюрити вежливо поздоровался с Ириной, она небрежно кивнула ему и направилась к кабинету отца. По дороге девушка спустила с предохранителя и «вальтер», и ТТ.

В приемной никого не оказалось — и не мудрено: ее хозяин сейчас на соседнем холме почивает вечным сном.

Ну что ж, войти ей сюда никто не помешал. А выйти?.. Очень может быть, что Витебскому будет доложено о ее прибытии в особняк, и тогда…

Впрочем, там видно будет.

— Привет, папуля! — прощебетала девушка, влетая в кабинет отца и повиснув у него на шее.

Долинский выглядел ошеломленным:

— Ирина!? Откуда ты взялась?

— Прилетела на дельтаплане, — с улыбкой ответила она.

— Но разве дельтаплан не…

— Да брось ты задавать какие-то пустяковые вопросы! — весело перебила его Ирина. — Ведь мы так с тобой давно не виделись! Неужели ты не соскучился обо мне?

— С тобой не соскучишься, — мрачно сказал олигарх, стряхивая дочку с шеи. — Что с тобой случилось, Ирина? — спросил он, пристально вглядываясь в лицо девушки. — Андрей мне рассказывал о тебе ужасные вещи.

— Андрей!? — возмущенно воскликнула Ирина. — Этот сексуальный маньяк, который пытался изнасиловать меня еще в тринадцатилетнем возрасте!? И который уже семь лет смотрит на меня да облизывается?!

Долинский явно опешил:

— Андрей пытался тебя изнасиловать!? А почему я никогда об этом от тебя не слышал?

— Потому что он у меня в ногах валялся, когда я дала ему отпор! Умолял ничего не говорить тебе о том случае. Мне его стало жалко. Я пообещала молчать и сдержала слово. И вот как он меня за мое благородство отблагодарил!

— Но Андрей представил доказательства!

— Какие еще доказательства!?

— Видеоматериалы, например.

— И где же они? Хотелось бы мне посмотреть на то фуфло, которое он тебе подсунул.

Растерявшийся под напором дочки олигарх направился в соседнюю комнату, где у него находился сейф, а Ирина не преминула последовать за ним.

Набрав комбинацию на кодовом замке, Долинский открыл сейф и вынул оттуда ворох одежды, которую девушка, конечно, узнала без труда, и видеокадры двух ее последних «коитусов».

Ирина взяла снимки в руки и, коротко просмотрев их, с выраженным недоумением воскликнула:

— Что это за гадость?! И причем здесь я?!

— Андрей сказал, что обнаружил все это в твоем личном сейфе.

— Да он просто наглый, патологический лгун! Этот Артюхов что-то задумал против тебя, но сначала решил убрать меня с дороги. Где он сейчас находится? Почему его нет в приемной? Вызови его немедленно! Посмотрим, что он скажет, глядя мне в лицо! — И тут же ей пришла в голову еще одна вдохновенная мысль: — А в меня, между прочим, в течение этой недели уже дважды стреляли! Чудом осталась цела! Понятно теперь, чья это работа! Сначала меня дискредитировать, а потом — убрать, чтобы я не могла оправдаться. Вот он, почерк твоего Артюхова!

— Подожди, не горячись, моя девочка, — нежно успокаивал свою разгневанную дочь Долинский. — Артюхов пошел искупаться на Волгу, скоро он вернется, и мы во всем разберемся.

— Постой-ка, папа, — вроде как задумалась девушка. — А в чем он был одет? Не в синий ли спортивный костюм? И не было ли при нем большой красной спортивной сумки?

— Да, — растерянно заморгал олигарх. Именно в таком виде заходил к нему секретарь, когда сообщил, что хотел бы искупаться в Волге, «пока вода еще не очень холодная».

— Значит, это я его видела на шоссе, когда ехала к Розовому дому, — понимающе кивнула девушка. — То-то, я думаю, мужик мне вроде бы знакомый! Но я гнала очень быстро и не могла его толком рассмотреть. Тем более Артюхов стоял, согнувшись к окошку остановленной им машины. Он о чем-то разговаривал с шофером.

Долинский при этих словах пришел в необычайное волнение.

— Какой марки была машина!? — почти заорал он.

— М-м… Дай подумать… Голубая… Да, простая голубая «шестерка».

— А номер?! Номер ты не запомнила?! — Олигарх настолько вышел из себя, что схватил Ирину за плечи и стал ее трясти, будто пытаясь вытрясти из нее этот самый номер.

— Да нет, конечно, папуля. Откуда же я знала…

Но Долинский ее уже не слушал. Он бросился назад, в кабинет, к селектору и заорал в него:

— Витебский! Артюхов ушел… Как! Как! Очень просто — проскочил под носом у этого олуха Гоши и взял частника… Известно из достоверных источников! Голубая «шестерка»… Ясное дело, что он катит в Москву! Поднять всех и перехватить подлеца! Задержать Артюхова в любом виде!

Девушка в это время рылась в сейфе. Бумаги, бумаги, опять бумаги, а вот и он, ключ! Точно, ключ от их общей ячейки в банке — она его уже пару раз видела в руках отца.

Ирина быстро вернулась в кабинет, пора брать быка за рога:

— Папа! А почему ты заблокировал мой счет в банке? У меня ведь ни копейки денег нет.

Долинский вздохнул и ответил осторожно:

— Мне еще во многом разобраться надо, дочка. Не все пока в этом деле понятно.

— В каком еще деле!? Мне надо в Москву! Я хочу, чтобы ты разблокировал мой счет!

Но Долинский уже взял себя в руки и спокойно отреагировал на требование Ирины:

— Побудь немного в особняке, дочка. Расслабься, отдохни. Расскажешь мне, что у тебя за дела в Москве. Тем более что, по твоим словам, на тебя было совершено покушение. В этом уж точно надо серьезно разобраться.

— Я сама разберусь, с кем мне надо. — Девушка неожиданно для Льва Михайловича тоже перешла на спокойный тон. — Не разблокируешь счет, хрен с тобой и с твоими деньгами — тоже. Я все равно уеду в Москву. — И она неспешно направилась к выходу из кабинета.

— Ирина! Вернись немедленно! — раздался требовательный окрик олигарха.

Она остановилась, развернулась к нему лицом и, четко разделяя слоги, коротко ответила:

— Ни-ког-да.

Ирина вновь пошла к дверям, оставляя отцу последний шанс — если только он ее отпустит в Москву. Но она уже мало сомневалась в том, что именно в этот момент ее атакует Жора.

Так оно и произошло. Слева от девушки возникла массивная мужская фигура и набросилась на нее.

Но Ирина была уже готова к нападению. Она мгновенно отскочила в сторону, выхватив при этом «вальтер»:

— Стой, сука, на месте! А ты, отец, отойди в сторону от стола! Не вздумай там что-нибудь нажать — сразу получишь желудь в лобешник.

Видимо, такое моментальное преображение милой девушки в хладнокровную стерву с пистолетом в руке произвело должное впечатление на обоих мужчин. Никто не просил их этого делать, но они оба подняли руки.

Ирина же, продолжая держать на мушке Жору, но поглядывая при этом и на отца, вытащила из своей дамской сумочки ТТ с глушителем, и, прежде чем кто-либо из присутствующих сообразил, что она задумала, последовали выстрелы: два — в Жору, два — в Льва Долинского.

Попала девушка не очень удачно, поскольку стреляла с левой руки, дабы использовать фактор неожиданности. Если бы она стала перекладывать глушак из одной руки в другую, оба мужика, которые сразу бы все поняли, наверняка одновременно набросились бы на нее. И кто знает, чем бы дело кончилось.

У Жоры, который получил ранение в плечо, появился в ладони пистолет, но Ирина уже успела, скинув на пол «вальтер», перехватить ТТ двумя руками и прицельным выстрелом в голову перевела громилу в горизонтальное положение.

Ее отец, держась за грудь, смог добраться до своего кресла и даже усесться в него. Сейчас он с ужасом и мольбой смотрел в такие когда-то родные, а сейчас хладнокровные и беспощадные, без следа снисхождения, глаза дочери.

Она подошла к нему вплотную и приставила глушитель к его лбу.

— Я не хотела этого. Лучше бы ты отпустил меня в Москву.

Ирина подняла с пола «вальтер», сунула его в карман куртки, положила в дамскую сумочку компрометирующие видеокадры, туда же поместила пистолет с глушителем и, оставив за своей спиной два трупа, пошла на выход.

Никто не остановил ее по дороге. Она села в «Ауди», и Витек, охранник на проходной, открыл ей ворота, сказав что-то приветливое на прощание.

Через пять минут девушка уже подъезжала к «Волге», где ее ждал Дерябин.

— Садись в свой драндулет, Вован, — распорядилась она, выглянув из окошка машины. — И езжай вперед, показывай дорогу. Теперь дело в шляпе, — и Ирина рассмеялась над своим удачным каламбуром.

* * *

Послушать некоторых, так у каждого человека есть свой личный ангел-хранитель. А как насчет, скажем, персонального демона-губителя? Кто же еще, кроме него, смог бы загнать меня к черту на рога только для того, чтобы подставить мой лоб под пулю безумного байкера?

В Москве мне один раз в аналогичной ситуации повезло — тогда под огонь попал братан Цикля. Надо так понимать, что в тот раз поработал мой ангел-хранитель.

Где-то он теперь, этот симпатичный малый? Отчего сейчас не идет мне на помощь?

И я вдруг представил себе, что моя душа имеет форму троса. И вот этот трос, как на соревнованиях по перетягиванию каната, сейчас тащат, каждый в свою сторону, два пацана. Один — симпатичный и с крылышками, но хлипкий и худосочный. Другой — с отвратной мордой, а также с хвостом и копытами, зато жилистый и мускулистый.

Мне как-то сразу стало понятно, чем тут дело закончится, и я решил, что могу рассчитывать только на себя.

Когда парнишка в черной байкерской куртке, мотоочках и слегка сдвинутом на затылок шлеме резким движением выхватил из кармана руку, в которой оказался зажат пистолет, я уже был готов к этому. И мне даже представилось, когда я рухнул под стол вместе с выстрелом, что увидел полет пули, которая просвистела над моей головой.

Однако дальнейшие действия этого сумасшедшего оказались для меня абсолютно неожиданными. Черный байкер открыл пальбу по моему приятелю, и было совершенно очевидно, что теперь выстрелы достигли результата.

Уже не думая о последствиях для собственной жизни, я вскочил на ноги и, в бешенстве схватив со стола тарелку с недоеденным шашлыком, бросил ее в лицо убийцы. Куски баранины накрыли цель на манер шрапнели, что привело в явное замешательство этого маньяка.

Продолжая развивать атаку, я швырнул в него столиком, за которым мы обедали, и вновь удачно, поскольку несколько пуль, предназначенных для моей скромной персоны, принял на себя именно этот совершенно необходимый для любого приличного заведения предмет мебели.

И тут байкер-убийца, у которого, видимо, сдали нервишки, рванул на выход, а я в пылу борьбы кинулся за ним. Но он охладил мою прыть целой серией выстрелов через плечо, которые хоть и не причинили мне вреда, но заставили прекратить преследование.

Я бросился назад, к своему другу, чтобы оценить его состояние, на ходу крикнув хозяину шашлычной:

— Срочно вызывай «скорую»!

Но очень быстро стало ясно, что врачебная помощь Толяну уже не понадобится. Две пули попали грудь, а третья — пробила голову. Пульс не прощупывался.

Мой приятель был мертв.

Я рванул на выход и успел увидеть, как байкер, набирая скорость, уходил по шоссе.

Я вновь бросился в шашлычную, вывернув карманы пиджака у моего убитого друга, схватил ключи от БМВ, а заодно и права с техпаспортом и на прощание дал хозяину шашлычной информацию для ментов:

— Убийца ушел по шоссе в сторону от Москвы на черно-желтом мотоцикле.

Сам я сел за руль БМВ и помчался вслед за черным байкером, правда, тот уже успел скрыться из вида.

Я втопил в пол педаль акселератора, и стрелка спидометра быстро перевалила за сто пятьдесят, но из-за большого количества ответвлений, отходящих от основного шоссе, вынужден был то и дело тормозить, вглядываясь, не свернул ли в какой-нибудь из этих поворотов безумный убийца.

По дороге я обогнал несколько машин, одна из которых вызвала у меня не то чтобы подозрение, но определенное удивление. То была бежевая «Волга» с номерами, которые использовались еще, наверно, при Советской власти. В салоне сидели пожилой мужик и ничем вроде бы не примечательная девица.

Но особо долго любоваться ими мне было ни к чему, и я помчался дальше.

Километров через десять я подумал, что имеет смысл остановить какую-нибудь встречную машину, дабы поинтересоваться у ее водителя, не попадался ли ему по пути байкер на черно-желтом мотоцикле. Но тут я заметил придорожную шашлычную и решил зайти туда в надежде, что кто-то из посетителей мог этого байкера недавно видеть, тем более что у заведения стояло несколько машин.

К сожалению, никто из присутствующих не находился там менее пятнадцати минут, поэтому полезной информации я от них не получил.

Вскоре показалась еще одна шашлычная, но, зайдя в нее, я и здесь толком ничего не узнал, после чего покатил дальше.

Я наконец все-таки решил остановить встречную машину и притормозил на обочине.

Вскоре показался огромный джип «Хаммер». Почесав в затылке, я его пропустил: слишком крутая тачка, владельцы таких авто на поднятую руку никогда не останавливаются.

Но вот простенький «жигуль» я тормознул. Старичок-водитель сказал, что лишь пять минут назад выехал на трассу из ближайшего села и описанного мной мотоциклиста не видел.

Проехав еще пару километров, я увидел шикарный особняк, обнесенный каменными глыбами, — цитадель какого-нибудь олигарха, и притормозил. Очень вероятно, что это и была цель путешествия Толяна. Путешествия, как я считал, бессмысленного, но оказавшегося много хуже того — смертельным.

Где-то не очень далеко прозвучал выстрел, скорее всего охотничий, который вдруг навел меня на мысль, что я могу из охотника сам превратиться в дичь. Наверняка меня теперь ищут не только московские, но и местные менты, правда, как свидетеля, но, когда установят мою личность, то непременно захомутают.

Поэтому следовало избавляться от БМВ, которую наверняка видел хозяин шашлычной и сможет ее описать, и значит, эту машину скоро начнут отлавливать.

Простое благоразумие требовало, чтобы я прекратил бесперспективный в моем положении поиск убийцы и сам уносил ноги куда-нибудь подальше их этих мест.

Я все же рискнул доехать на машине Толяна до Дмитрова и лишь здесь оставил ее, добравшись до Москвы на электричке.

…Квартира Ольги была практически пуста.

Сама хозяйка, открыв дверь на мой звонок, предложила мне присесть на единственный, по ее словам, оставшийся предмет мебели — видавшую виды двуспальную кровать.

— Где это тебя носило? — лениво поинтересовалась она и, не дожидаясь моего ответа, огорошила сообщением: — Собирайся, если у тебя есть, что собирать, и заканчивай все свои дела, если у тебя есть, что заканчивать: завтра мы с тобой улетаем в Сочи.

— В Сочи? А зачем? — растерянно спросил я.

— Зачем ездят в Сочи? Отдыхать, естественно, — пожала она плечами. — Тем более что жить нам все равно больше негде: завтра эту квартиру я должна освободить.

— А на какие бабки ты собираешься отдыхать? У меня лично в кармане…

— Знаю, знаю, что у тебя в кармане — блоха на аркане. Но на несколько десятков штук зелеными я все же наторговала. Так что не парься — поселимся в самой шикарной гостинице и недельку оттянемся по-взрослому.

— Не привык я как-то отдыхать за чужой кошт. — Эту фразу я произнес, можно сказать, потупив глаза.

— Считай это моим свадебным подарком, — мило улыбнулась она. — А подарок от тебя я буду ждать по возвращении в Москву.

Услышав, что Ольга собирается выйти за меня замуж, я не выдержал — подхватил ее на руки и попытался уложить на единственную в квартире кровать.

— Но-но! А как же свадебная ночь? — Ольга все-таки вывернулась, нежно поцеловала меня в щеку и мягко сказала: — Дождемся Сочи, дорогой. Я хочу, чтобы это случилось красиво.

Удовлетворившись скромным поцелуем, я вдруг с ужасом осознал, что, находясь в розыске не смогу ни полететь на самолете, ни поселиться в гостинице по своим документам. Что же делать? Я чуть не взревел белугой!

— Кстати, мой дорогой, — услышал я голос Ольги, доносившийся из соседней комнаты, куда она уже пошла собирать чемоданы, — через турбюро я взяла билеты на самолет и забронировала номер в гостинице. Пришлось использовать паспорт моего мужа, иначе нас бы не поселили вместе. Так что на ближайшую неделю ты у нас Максим Крайнов.

Нет, эта Ольга — просто чудо какое-то!

— А при регистрации на самолет не будет проблем? — с некоторой тревогой спросил я.

— Вряд ли, вы с Максимом достаточно похожи, да и я буду рядом с тобой. Но на всякий случай тебе надо постричься под скобочку, как мой муж на паспортном фото. К тому же и без того ты сильно зарос.

Тут я вспомнил еще об одной проблеме. Что мне делать с моим арсеналом в количестве трех пистолетов?

С собой в самолете не провезешь. А оставить просто некому. Закопать эти стволы, что ли?

А потом решил — продам их к чертовой матери. Какие ни на есть, но деньги.

От своих сослуживцев по Чечне, живущих в Москве, я знал, где «железо» можно скинуть.

Не торгуясь, сбросил три ствола за одну штуку баксов, и теперь, с деньгами в кармане, я чувствовал себя как-то уютнее.

В понедельник, 15 августа, мы вылетели в Сочи и поселились в шикарном отеле «Жемчужина», в номере, как сейчас помню, 312.

А потом было все, как Ольга обещала. Ночи и дни вдвоем, и только вдвоем.

Ну, и конечно — куда же без них? — обычные для отпускников экскурсии: дендрарий, дельфинарий, башня на горе Ахун…

Я не думал тогда ни о чем. Ни о том, где и на что мы с Ольгой в Москве будем жить, ни об исчезнувшем Максиме Крайнове, ни о связанных с ним загадочных убийствах Цикли и Жунта. Не вспоминал, к стыду своему, ни убитую горем Светлану Васильевну, ни моего трагически погибшего друга Толяна.

Не осталось ничего, что не утонуло бы в бескрайнем и, казалось, бесконечном счастье взаимной и почти безумной любви, которая хотя и редко, но иногда все-таки случается между мужчиной и женщиной.

20 августа, в субботу, я проснулся довольно поздно и не сразу осознал, что Ольги рядом нет.

Мне показалось, что работает душ, и я окликнул ее, но она не отозвалась.

Я встал и убедился, что душ действительно включен, но Ольги в ванной не было.

Ну что ж, она просто забыла закрыть кран, только и всего. Однако где же сама Ольга?

Ответ нашелся быстро. На столе я заметил записку и еще несколько предметов.

«Любимый мой! Спасибо тебе за эти прекрасные и сумасшедшие дни, и прощай. Мы больше не увидимся с тобой никогда. Я не хотела, просто не в силах была тебе сказать, что выхожу за другого. Это решилось давно, еще в Москве. Номер в гостинице оплачен по завтрашнее число. На завтра же я купила тебе билет на самолет. Оставляю тебе паспорт бывшего мужа и двести долларов. Я думаю, эти деньги следует вернуть Светлане Васильевне. Уходя, я нежно поцеловала тебя. Твоя навеки, Ольга».

И я заплакал. Заплакал, кажется, впервые в жизни. Во взрослой жизни, во всяком случае. В детстве, конечно, случалось хныкать по пустякам.

Но, положа руку на сердце, разве я вправе был рассчитывать на что-то другое? Такая женщина, как Ольга, самим фактом своего существования заслуживает обеспеченной, беззаботной жизни, возможность которой я ей предоставить не мог.

И она поступила так, как и должна была поступить. Красиво и честно.

Прилетев 21 августа в Москву, я сразу же направился к Светлане Васильевне — покаяться в своем непрофессионализме в качестве сыщика и, конечно, вернуть гонорар, что совершенно справедливо предлагала сделать Ольга.

Я приехал к матери Максима Крайнова и едва узнал эту женщину — к моему изумлению, она, казалось, помолодела лет на пятнадцать и просто-таки светилась счастьем.

Женщина сразу же бросилась мне на шею:

— Игорек, дорогой! Мой сын, мой Максимка нашелся!

Вот это, блин, натюрморт! Какие, однако, фольтики жизнь выкидывает!

— И где же он? — спросил я, осторожно освобождаясь из объятий Светланы Васильевны.

— Не знаю, — последовало еще одно неожиданное сообщение.

— Как не знаете? Но вы же сказали, что Максим нашелся! Вы его сами-то видели?

— Да, — перешла она на заговорщицкий шепот. — Максимка пришел ночью и открыл дверь своим ключом. А я чутко спала и слышала: кто-то замок открывает. Но нисколько не испугалась, что это какие-то воры. Материнское сердце подсказало: сынок пришел!

— Ну и где же он пропадал?

— Максим скрывается, Игорек, от должников, — еще больше понизила голос Светлана Васильевна. — Он даже сказал, что если его найдут, то могут убить. Максим, к несчастью, у каких-то бандитов деньги занял. Поэтому он живет по чужим документам. А так у него все хорошо. Максим не хотел нам с Ольгой звонить — боялся, что ее и мой телефон прослушивается этими бандитами. Просил меня к ней зайти. Я приехала к Ольге на квартиру, а там живут совсем другие люди. И номер мобильного она, наверно, сменила. Я звонила, хотела договориться о встрече, но мужской голос сказал, что никакой Ольги он не знает. Я и тебе звонила, но тебя ни разу дома не было. Максим мне свой телефон оставил, но ты извини, Игорек, я тебе его дать не могу. Мой сын так и сказал: никому не давай этот телефон, даже моему лучшему другу.

— Ну что ж, я рад, что все в конце концов обошлось, — не слишком откровенно сказал я, поскольку было ясно: впереди у Максима нелегкая жизнь. — Главное, что ваш сын жив-здоров. Вот вам, кстати, ваши двести долларов. — Светлана Васильевна попыталась отказаться от них, но я все-таки всучил ей эти бабки. — А вы возьмете свое заявление из милиции?

— Я уже взяла.

— А как в милиции к этому отнеслись? Что вы им вообще сказали?

— То же, что и тебе. В милиции с пониманием подошли. Жив, мол, и слава богу.

Наступил уже вечер, и я попросился переночевать у Светланы Васильевны, поскольку у меня крыши над головой не имелось, а искать краткий ночлег было поздновато.

Ночью я ворочался с боку на бок, все никак не мог понять — раз Максим Крайнов жив, кому же тогда была выгодна смерть Цикли и Жунта? С какого следа меня на самом деле сбивали, ликвидируя этих братанов?

А еще у меня мелькнула злорадная мыслишка: Максим Крайнов жив и формально, и натурально — значит, он до сих пор состоит в официальном браке с Ольгой. И получается так, что она не сможет выйти замуж за своего, вероятно очень богатого, дружка.

Утром же я проснулся в депрессивном состоянии. Нет у меня теперь ни работы, ни жилья, ни денег, ни друзей, ни любимой женщины.

Да и вообще в своем нынешнем положении я нормально существовать не могу. Я — в розыске, и этим все сказано.

С другой стороны, никаких особых преступлений я не совершал. Разве что незаконно хранил да один раз продал оружие. Ну, мобильник чужой присвоил в экстренных обстоятельствах.

Нормальные сыскари должны во всем разобраться.

Поэтому я и решил сегодня, 22 августа, прийти в МУР и написать вот это чистосердечное признание, что и подтверждаю собственноручно.