1

Прямо с утра в кабинет к Бороздину и Колодкову ворвался возбужденный начальник отдела:

– Слышали новость? МУР объявил, что нынешней ночью в результате силовой операции ликвидирован наш маньяк!

– Какой еще маньяк? – удивился Дмитрий.

Тот, что застрелил двух безобидных парней в Раменках. Он же, как считают на Петровке, совершил и большинство убийств, которые числились за нами по «делу Арзаевой». А лично полковник Огнев придерживается версии, что данный маньяк совершил вообще все эти убийства, включая Карнаухова и его любовницу, а Арзаеву изощренно подставили. – Поскольку оба оперативника в словесной форме никак не отреагировали на сенсационное сообщение Зайцева и молчали, переваривая сказанное, майор решил разъяснить им суть дела более подробно: – Версия Огнева в общих чертах сводится к следующему. Все убийства совершил один человек, но по двум мотивам: в Раменках он проявил свою маниакальную сущность, а остальных фигурантов, по известному вам делу, устранял по заказу. Причем по заказу разных конкурирующих кланов. Изначально шла борьба за карнауховское наследство, и вслед за самим президентом «Этели» убирали претендентов на его бабки и нежелательных свидетелей.

– Выходит, убийца ликвидирован, – констатировал Дмитрий, отметив про себя, что по версии Огнева Аза Арзаева вообще ни при чем, что, конечно, не могло не радовать капитана. – Но кто же заказчики?

– А вот на этот вопрос и ответит следствие, – назидательно произнес Зайцев. – Главное – маньяк уничтожен.

– Хорошенькую версию изобрел полковник! – подал наконец реплику и Колодков. – На одного маньяка повесили все трупы, а потом его самого ликвидировали. Тогда отчего же прячется Арзаева? – неуместный, по мнению Дмитрия, вопрос задал старший лейтенант.

Боится, что ее привлекут за убийство, которого она не совершала, – снисходительно пояснил начальник отдела. – Она же с юга, дикая женщина, что с нее возьмешь? Кстати, к вопросу о наследниках, – спохватился майор. – Пришел-таки факс из Ашхабада: Людмила Силкина из «Монмартра» – действительно родственница Карнаухова. Именно поэтому ее ликвидировали! – торжествующе заявил он.

– Но ведь известно, что Арзаева покупала на рынке патроны к «Макарову» и глушитель! – не унимался старший лейтенант. – Если она вообще ни при чем, то на черта ей были нужны все эти игрушки?!

– А откуда мы знаем, что она делала приобретения на рынке оружия?– Зайцев поднял вверх указательный палец и потом дугообразным движением вперил его в Колодкова.

– Как откуда? От моего осведомителя, – несколько растерянно ответил оперуполномоченный, еще не понимая, куда клонит его начальник.

– Правильно! И мы, как и положено, выписали ему за ценную информацию премию! Полагаясь на честное слово этого уголовника! Ведь проверить мы его сообщение не могли! – И майор победно взглянул на своего подчиненного.

Сергей помрачнел.

– До сих пор информация этого парня всегда оказывалась достоверной, – возразил он, но не слишком уверенно: сообщение осведомителя.

будто Арзаева покупала на рынке боеприпасы, изначально казалось ему очень странным, но Колодков действительно доверял этому своему стукачу.

– Видно, бабки понадобились твоему сексоту, вот он и впарил тебе липу, только и всего, – развел руками Зайцев. – Ну а ты, Димыч, чего молчишь? Как тебе версия Огнева и его операция?

– Версия симпатичная, – отметил Бороздин. – Во всяком случае, Огнев продвинулся в правильном направлении. А операция эта был;, нужна, скорее, широкой публике. Только один Бог знает, кого там муровцы на самом деле ликвидировали. Ведь личность его, насколько я понимаю, не установили?

Зайцев развел руками:

– Документов при нем не было, а тело при огневом контакте оказалось сильно изуродовано, поскольку маньяк при задержании отчаянно сопротивлялся органам милиции.

Выходит, его ликвидировали по делу, но вряд ли по «делу Арзаевой» – мало ли в районе Раменской поймы болтается темных личностей. Да и сам Огнев сие понимает, но ему надо успокоить общественность. Но вообще если эту дикую местность как следует почистили, то мероприятие проведено полезное, – заключил капитан Бороздин.

2

В три часа капитан, как обычно, пошел на обед в «Радугу». И здесь, к своему удовлетворению, увидел наконец профессора Круга.

– Рад встрече с вами, Дмитрий. – Григорий Алексеевич встал и протянул ему руку.

Капитан поздоровался с профессором, и ему показалось, что Круг действительно искренне рад этой встрече.

– Давно хотел вам сказать, Григорий Алексеич, что я глубоко вам признателен за ваше личное участие в моем освобождении. Но я до сих пop не понимаю, как вам удалось прочувствовать ситуацию, в которую я попал.

– Я всего лишь наблюдаю и делаю выводы, друг мой. Поверьте мне на слово – это большое искусство. Впрочем, я, кажется, занимаюсь саморекламой. – При этом профессор явно смутился.

– А мне кажется, вы просто отдаете себе должное, – заметил капитан с улыбкой.

– Ну, так или иначе, нам пора предаваться пиршеству.

– Вы, как всегда, правы, профессор. Но сегодня я никуда не спешу и надеюсь дослушал, вашу лекцию «Об эволюции смерти» до конца. Помнится, вы в прошлый раз заявили, что смерть придумана человеком.

– Человеком с индивидуализированным со знанием, – поправил капитана профессор Круг.

– Как же вы пришли к такому удивительному выводу?

– Вообще-то природа не топчется на месте К примеру, на смену гермафродитизму пришло разделение полов. Но это я так, к слову. Перейдем к существу дела. Любите ли вы собирать грибы?

– Для меня это одно из самых больших удовольствий. – Капитан нисколько не покриви.! душой.

– Считаете ли вы, что грибы как бы прячутся от вас?

– Пожалуй, так оно и есть, профессор.

– И вы ошибаетесь, друг мой! – с неожиданным пылом объявил об этом Круг.

– Отчего же? Разве не растут они в самых что ни на есть укромных местах?

Грибы растут там, где им, так сказать, удобнее. Где, например, наиболее благоприятная экология. Но какой же им смысл прятаться от того же человека? Ведь грибы, в частности, состоят из спор и размножаются с их помощью. А спора выдерживает и желудочный сок, и кипячение, Грибам просто выгодно попадать в человеческий желудок, а покинув его, множить свой род.

– Любопытно. Но к чему вы мне это говорите, профессор?

– Я подвожу вас к мысли, что простейшие, да и достаточно сложные биологические организмы не боятся собственной физической смерти, для них главное – продолжение рода.

Тут капитан приметил в зале Сергея Колодкова, который знаками подзывал его к себе.

– Одну минутку, профессор. Я вынужден ненадолго вас покинуть.

Круг недовольно сморщился:

– Как показывает практика, вы вряд ли сегодня вернетесь за стол. Я бы настоятельно попросил вас в следующий раз уделить общению со мной побольше времени. Дело в том, что у меня заканчивается контракте местным колледжем, и я покидаю эти благословенные места.

– Слово офицера, профессор! Весь следующий обед – я с вами. Может быть, и отметим вместе ваш отъезд? Согласны?

– Насчет «отметим» – неуверен, – покачал головой Круг. – Здоровье, знаете ли, Дмитрий…

Приглядевшись, капитан заметил, что профессор сегодня действительно бледнее обычного и даже вроде как слегка осунулся.

– Надеюсь, ничего серьезного? – обеспокоился он.

– Да нет! – отмахнулся Григорий Алексеевич. – Но сказывается и возраст, и бурно проведенная молодость. А в общем, при встрече посмотрим. Может, действительно что-нибудь организуем…

Краем глаза капитан увидел, что Колодков ему сигнализирует все более нетерпеливо, и он быстро распрощался с профессором.

– Что стряслось? – спросил Дмитрий у старшего лейтенанта.

– Точно не знаю, но что-то серьезное: тебя, меня и, конечно, Зайцева сам полковник Крутилин вызывает.

Да, похоже, действительно произошло что-то чрезвычайное, констатировал Бороздин. В таком составе Крутилин вызывает их только в одном случае: если что-то стряслось в высоких сферах и требуются строго конфиденциальные действия, потому начальник управления лично инструктирует оперативников, которых собирается использовать по делу.

Когда Бороздин и Колодков вошли в кабинет начальника управления, майор Зайцев находился уже там, держа в руках некую компьютерную распечатку и впившись в нее глазами.

Полковник жестом указал вошедшим оперативникам на стулья, на которых те и расположились.

Лев Зайцев, закончив чтение, вопросительно посмотрел на Крутилина. Тот кивнул в сторону оперов:

– Передайте для ознакомления своим сотрудникам.

Бороздин забрал распечатку у начальника отдела и углубился в ее изучение. Колодков знакомился с бумагой, заглядывая в нее сбоку.

– Послание, насколько можно понять, анонимное? – осведомился капитан у начальника управления, закончив чтение.

– Да, и пришло оно на мой личный электронный почтовый ящик. Впрочем, мой электронный адрес большим секретом не являлся, при желании и обладая некоторыми навыками в компьютерном сыске, его можно было установить достаточно легко.

– Отправителя тоже можно установить достаточно легко, – заметил Бороздин.

Полковник остановил на нем тяжелый взгляд:

– Должен вас предупредить, товарищи офицеры, что мне не хотелось бы, чтобы этим делом занималось слишком много людей. И потому привлекать к расследованию еще кого-то, кроме присутствующих здесь специалистов, следует только при крайней необходимости. Должен и вас предупредить о полной конфиденциальности этого дела. Я также полагаю, что отправитель послания – человек в сыске достаточно опытный и принял меры к тому, чтобы установить его было невозможно или чрезвычайно трудно. Что вы думаете по содержанию письма? Возможно ли, что указанная в нем информация носит достоверный характер? Я лично вас спрашиваю, товарищ Бороздин.

Капитан замялся.

– Вообще-то изложенные в этом письме сведения… как бы это поточнее сказать… не выглядят очень уж вероятными. Станислав Шуйский – в качестве организатора заказных убийств… Это как-то чересчур экзотично. Правда, очень интересно следующее обстоятельство: согласно данному письму, Шуйский, в частности, выполнил заказ Петра Малахова но ликвидации его конкурента на рынке золота. И этот самый Малахов являлся мужем застреленной любовницы Карнаухова, то есть у золотовалютного спекулянта был мотив заказать известное всем нам двойное убийство в доме на Большой Филевской. И вдруг Малахов, как только им заинтересовалось следствие в моем лице, скоропостижно умер. Между прочим, от сердечного удара! А наш аноним полагает, что Шумский обладает специальным препаратом, который вызывает инфаркт миокарда! Очень занимательно! – Бороздин повернулся к старшему лейтенанту. – А ты как считаешь, Серега?

Но тот ничего не ответил своему напарнику, только пожал плечами и с необыкновенной частотой захлопал ресницами. Причем у Колодкова был такой ошеломленный и даже испуганный вид, будто он только что встретил по меньшей мере дьявола.

– А стоит ли нам возбуждать дело по анонимке, товарищ полковник? – осторожно высказался майор Зайцев. – Ни по одному из указанных в письме фактов смерти, насколько мне известно, даже не заводилось дела из-за отсутствия каких-либо намеков на криминал. Мы после «дела Арзаевой» еще долго отмазаться не сможем, а тут новые чудеса… Не похерить ли нам эту бумажку, а, товарищ полковник? – И Зайцев умоляюще посмотрел в глаза начальнику управления.

– Это невозможно, Лева, – ласково ответил тот. – Речь идет, в частности, о смерти Олега Фролова, у которого были обширные связи, в том числе родственные и дружеские, в правительстве Москвы. Если он и вправду убит, а мы не примем никаких мер по раскрытию данного преступления, нам этого не простят. Я-то уж точно распрощаюсь со своим креслом. – Как бы для пущей убедительности он постукал по стулу, на котором сидел.

– Но если мы не поднимем пыли, то никто об этом письме и не узнает! – продолжал настаивать на своем майор. – Друзья и близкие распрощались с покойником, и пусть земля ему будет пухом. К чему нам тревожить его прах и беспокоить его родственников? Кому вообще все это надо?

– Лева, я бы подписался под каждым твоим словом, – понимающе кивнул полковник, но при этом тяжело вздохнул. – Однако есть один нюанс. А вдруг аноним послал письмо не только мне? Допустим, отправил экземпляр в прокуратуру? Или в газету? В каком тогда мы окажемся положении? Ведь Олег Фролов проживал на территории нашего округа…

– Зато умер на территории другого, – осмелился перебить майор Зайцев своего патрона, – в «Склифе»!

Полковник покачал головой:

– Но убили то его не в «Склифе». Если убили, конечно.

– Товарищ полковник! – уже просто взмолился Зайцев. – Но если мы с прокуратурой заведем дело и не раскроем его, то будет еще хуже: высокопоставленные родственнички Фролова нас самих в могилу сведут! А раскрутить это дело, уже сейчас ясно, будет почти невозможно. Тем более что ни одного из фигурантов без большого шума в оборот не возьмешь: всё они, начиная с журналиста «Криминального вестника», – люди достаточно известные. А что им предъявить? Анонимку из электронной почты? И пресса будет все время вокруг крутиться. – Майор безнадежно махнул рукой. – Облом нам гарантирован на все сто.

Полковник успокаивающе поднял ладонь:

– Никакого дела мы заводить не будем. Расследование проведем неофициально, без лишнего шума. Я ведь не зря вас сразу предупредил о полной конфиденциальности. Усвоили?

Майор с капитаном дружно кивнули, а Колодков продолжал отстраненно смотреть прямо перед собой.

– Сергей, что с тобой?! – Полковник взглянул на него с удивлением.

Но старший лейтенант никак не отреагировал, и лишь когда Бороздин незаметно пнул его ботинком по ноге, он откликнулся неопределенным междометием.

– С чего начнем? – обратился начальник управления ко всем присутствующим.

– С эксгумации тела Фролова, я полагаю, – немедленно предложил Бороздин.

– Без прокурора ничего не выйдет, – возразил Зайцев. – Да и что в покойнике искать? Никому неведомый препарат?

– Об эксгумации Фролова я договорюсь, – задумчиво произнес полковник. – А что касается препарата… Насколько мне известно, что-то все равно в организме остается, какие бы совершенные химические средства ни использовались. Думаю, что сумею пригласить очень квалифицированного патологоанатома. В ФСБ, как вы сами понимаете, мы обратиться не можем. Итак, эксгумацию проведем сегодня же ночью. А вы, ребята, сразу приступайте к работе по анонимке.

4

Как только «дело Арзаевой» передали на Петровку, Дмитрий Бороздин почувствовал даже некоторое облегчение. И совсем не потому, что расследование по этому делу зашло в тупик. Он считал, что раскрытие двойного убийства на Большой Филевской и связанных с ним других преступлений – теперь вопрос ближайшего времени. Собранного материала уже достаточно, чтобы решить эту задачу. Требуется только некоторое интеллсктуальное усилие с его, Дмитрия Бороздина, стороны.

И тем не менее совершить это усилие капитан как бы боялся по одной существенной причине – его особого отношения к Азе Арзаевой. Дмитрия нe удовлетворял даже вариант, что ее использовали втемную – ему хотелось, чтобы эта женщина была вообще выведена из контекста преступления. Мысленно он связывал с Азой свое будущее, и смириться с фактом, что спутницей его жизни окажется пусть невольная, но все-таки убийца, он никак не мог. Да и в принципе невозможно было преследовать человека как преступника и одновременно пытаться спасти его. И вот эту двусмысленную ситуацию, этот, по терминологии социологов, конфликт интересов Дмитрий разрешить не мог.

Вновь и вновь перед Бороздиным вставал проклятый вопрос: если бы Аза была убийцей, а он мог бы во имя общего с ней счастливого будущего формально доказать ее невиновность и спасти тем самым от преследования по закону, то пошел бы Дмитрий на это? И он не мог ответить на такой вопрос ни утвердительно, ни отрицательно. Ему хотелось, чтобы Аза была невиновна на самом деле.

Именно по этой причине Дмитрий даже обрадовался, что «дело Арзаевой» теперь забрала Петровка. По крайней мере он сможет хотя бы временно отвлечься от мучавшей его дилеммы. А в то, что МУР раскроет «дело Арзаевой», капитан не верил: оно тамошним сыскарям попросту не по зубам. И точку в нем поставит именно он, Дмитрий Бороздин, но только когда решит свою проклятую проблему.

И здесь он интуитивно возлагал надежды на лекции профессора Круга, которые капитану, однако, никак не удавалось прослушать. Бороздина почему-то неотступно преследовала мысль, что этот ученый муж знает некую последнюю правду о Жизни и Смерти, которая поможет определиться и Дмитрию в главном вопросе его личного бытия.

Но одновременно он и боялся получить ответ на этот вопрос. Бороздин не был уверен, что от полученного знания ему в конечном счете станет легче.

Письмо неведомого анонима, в котором упоминался, в частности, Малахов, фигурант в «деле Арзаевой», несмотря на публично выраженное капитаном недоверие к содержащейся в нем информации, внесло новые аккорды дисгармонии в душу Бороздина. А вдруг автор послания все-таки прав? Вдруг высказанная Дмитрием в кабинете Крутилина вроде как не всерьез мысль, что Малахов мог заказать Шуйскому убийство Карнаухова и своей жены, осуществлена на практике? Тогда схема, выстроенная Бороздиным, которая более-менее стройно объясняла почти всю цепь совершенных убийств (несмотря на наличие в ней многих белых пятен, каковые капитан сам боялся заполнять), просто разваливалась.

Хорошо это или плохо? Скорее первое, чем второе. Тогда Аза Арзаева уж точно оказывается кем-то подставленной – когда она вошла в свою квартиру, убийство уже было совершено другим лицом.

Впрочем, подобное могло произойти и согласно другим версиям. Когда полковник Огнев предполагает, что все убийства в «деле Арзаевой» мог совершить один человек, он как раз имеет в виду, что Аза «пришла на готовенькое». Может, и цинично звучит, но точно.

Правда, имеются показания Людмилы Силкиной, что Аза сама призналась ей и Малкову в содеянном преступлении. Но Силкина как одна из наследниц Карнаухова – лицо в данном деле заинтересованное, и такое ее свидетельство выгодно в первую очередь ей самой, поскольку устраняет главную наследницу – Азу Арзаеву.

У Бороздина тоже имелась версия со схожим сюжетом – Аза приходит домой, а любовная парочка мертва, – но версия эта имела, по мнению самого капитана, много дыр.

Но еще больше дыр было все-таки в гипотезе, будто Карнаухова с любовницей заказал Малахов, а их убийство организовал Шумский. А как же остальные ликвидации, которые следовали потом одна за другой? Кому они были нужны? Уж точно не покойному Малахову!

Так что от этой бредовой идеи придется отказаться. А жаль! Аза в данном варианте выглядела невинной жертвой.

Как раз в тот момент, когда, сидя в своем кабинете, капитан с сожалением отверг эту версию, он услышал голос своего напарника:

– Димыч, я тебе должен кое в чем признаться. Ты уж прости меня, подлеца.

Бороздин с удивлением взглянул на Колодкова: чтобы старший лейтенант просил у кого-то прощения – такого ему слышать еще не доводилось!

– В чем дело, Серега? Да на тебе лица нет! – воскликнул капитан, тут же вспомнив, что и десять минут назад, в кабинете начальника управления, у Колодкова была точно такая же убитая физиономия, но тогда, озабоченный иными мыслями, Дмитрий не обратил на это особого внимания.

И вдруг старший лейтенант сполз со стула и грохнулся перед капитаном на колени.

– Сукин сын я, а не мент! – буквально запричитал он. – За штуку баксов продался этому подонку!

– Какому подонку? – растерянно спросил Бороздин. – Да ты встань на ноги-то: не ровен час, зайдет кто-нибудь!

Но Колодков продолжал оставаться на коленях, и Дмитрий с изумлением разглядел на его ресницах самые настоящие слезы.

– Я этому гаду Шуйскому за тыщу баксов все грехи отпустил! Век себе не прощу! – продолжал стонать старший лейтенант.

Бороздин рывком, взяв под локти, поднял Колодкова на ноги.

– Успокойся, Серега! Садись и рассказывай все как есть.

– Мне мой стукач донес, – понемногу приходя в себя, начал Колодков. – Вдень своей смерти Малахов имел секретную встречу с Шумским в Измайловском парке, а мой сексот, как старый кореш этого Малахова, его страховал. И он все слышал. Торговец рыжьем требовал у журналиста с пистолетом в руке назвать убийцу своей жены. Шумский, правда, имя не назвал: стукач говорит, что, наверное, просто не успел – у Малахова вдруг сердце остановилось.

– И ты потом имел беседу с газетчиком, – понимающе кивнул капитан. – Он, видимо, сумел тебе баки забить.

– Я, конечно, понимал, что здесь дело нечистое, – горячо оправдывался опер, – но не считал Шуйского причастным к убийству Карнаухова с любовницей: ведь я сам сообщил журналисту об этом. Я мог поклясться, что Шумский впервые услышал о двойном убийстве на Большой Филевской именно от меня. Теперь-то ясно, что он только изображал свое неведение. Купил меня, как пацана. – Старший лейтенант понурил голову. – И он мне за это сообщение сто долларов заплатил. По таксе.

Понятно. А потом ты взял с него еще штуку за свое молчание: мол, никому не скажу о твоих темных делишках с торговцем золотом. Нехорошо, конечно, товарищ старший лейтенант, но я, так и быть, об этом ни гу-гу. Ты ведь у нас материально и морально пострадал в автоаварии, и тебе деньги на машину нужны, – слегка улыбнулся Бороздин. – Ну а сейчас-то что изменилось? С чего это ты так распсиховался?

– Как – что? – искренне удивился старший лейтенант. – Ведь из письма же ясно, что Шумский – организатор заказных убийств. И совершенно понятно, что ему заказал Малахов убийство любовника своей жены. Ты же сам об этом в кабинете полковника говорил! Но киллер прихлопнул заодно и супругу Малахова. Вот тот и рассвирепел: хотел с убийцей рассчитаться.

– Но наш аноним об этом заказе ничего не сообщает, – скептически покачал головой капитан. – А у Крутилина я эту версию выдвинул не на полном серьезе.

– В письме сказано, что могли быть и другие заказы. Аноним конкретно упоминает лишь о тех четырех, о которых знает точно! – настаивал, в сущности, на своем проколе Колодков.

И Бороздин призадумался. А если все-таки правы Колодков и аноним? Что из того, если к другим убийствам Малахов и Шумский непричастны? Ведь кто-то мог воспользоваться ликвидацией Карнаухова и развернуть кровавую борьбу за наследство президента «Этели»! А то, что вес его, Дмитрия, наработки по делу в данном варианте летят к чертовой матери, так это и к лучшему – главное, что Аза оказывается невиновной.

– Хорошо, что ты предлагаешь?

– Немедленно берем журналюгу за жабры! – потирая руки так, будто заранее предвкушая предстоящую экзекуцию, предложил старший лейтенант.

– А что мы ему предъявим? Анонимку без фактов? В этом тексте ведь одни предположения! Автор сам ни хрена толком не знает!

– Доверься мне, Димыч! – молитвенно сложил руки опер. – Косвенных улик предостаточно, и главное, что они именно меня, меня лично убеждают. Я из этого газетчика признание выбью с позиции правого дела. Если бы я не был уверен в его вине, у меня бы ничего и не вышло. Теперь – выйдет!

Ладно, – решился наконец Бороздин. Он понимал, что поддается распространенному среди ментов соблазну: потряси как следует подозреваемого, и дело в шляпе. Но возможность покончить с этим проклятым делом раз и навсегда за какие-нибудь пару часов была слишком заманчива. – Но нашим буграм – ни слова. Даже Леве Зайцеву.

– Заметано! – обрадовался Сергей.

До конца дня Колодков, чертыхаясь, пытался связаться с Шуйским, но в редакции журналиста не было, а его мобильник не отвечал.

Бороздин же, полагая, что газетчик может или не разговориться, или как-нибудь вывернуться, с помощью компьютера и телефонного аппарата собирал всю возможную информацию, помогавшую воссоздать картину смерти четырех упомянутых анонимом человек. Тем, кому дорогу в лучший из миров указал, если верить электронному посланию, не кто иной, как криминальный репортер Станислав Шуйский.

Мотивировка всех этих возможных преступлений выглядела достаточно убедительной.

Еще живой Фролов лишил заказа на многие миллионы долларов главу строительного холдинга Виктора Карманова.

Полутеневой коммерсант Борис Клинский, при своем земном существовании, перекрыл кислород на столичном нелегальном рынке золота Петру Малахову.

Две другие, несколько ранее совершенные – возможно! – ликвидации были связаны с борьбой за контроль над московскими бензоколонками и централизованными закупками продовольствия для столицы.

Трое из четырех умерли после внезапных сердечных приступов, один погиб в результате авто мобильной катастрофы.

Получалось так, что упомянутая анонимом «эфэсбэшная таблетка» применялась не всегда. Впрочем, автор письма предполагал, что Шуйский со своим киллером или даже целой бандой наемных убийц располагает многообразным арсеналом смертельных трюков и средств, имитирующих летальный исход без видимого криминала.

От дальнейших размышлений на эту тему капитана отвлек возмущенный возглас Колодкова. Дмитрий вопросительно посмотрел на напарника.

– Не хочет встречаться, гаденыш! – Колодков раздраженно покрутил телефонной трубкой в воздухе. – Дела у него, видите ли. А я ведь сказал, что у меня есть сенсационные новости, которые по телефону не сообщишь.

Бороздин, конечно, догадался, что речь идет о Станиславе Шумском.

– Он что, вообще отказывается от встречи" Или предлагает состыковаться как-нибудь попозже?

– Позвони, талдычит, завтра: там, мол, видно будет. – Колодков возмущенно сплюнул на пол, но, наткнувшись на негодующий взгляд капитана, затер плевок ногой. – Почуял, видно, что-то господин журналист. Раньше, бывало, только свистни… Как бы он вообще не залег на дно, – угрюмо добавил старший лейтенант и потянулся за сигаретой.

Бороздина, однако, это сообщение не слишком расстроило: несмотря на то что он согласился вместе с Колодковым «колоть» Шумского, данное мероприятие было капитану как-то не по душе. Неудачный исход телефонных переговоров старшего лейтенанта с журналистом Дмитрий встретил даже с чувством облегчения.

– Ну что ж поделаешь, – пожал он плечами, – пока будем, как говорится, работать с документами.

– Нельзя его выпускать из рук, капитан! – тут же вскинулся Колодков. – Давай нанесем ему визит прямо по месту жительства.

– Если он по какой-либо причине не хочет с тобой встречаться, то просто не откроет квартирную дверь. Может, оставим газетчика все-таки в покое, пока не накопаем против него что-нибудь реальное?

– Капитан! – взмолился Сергей. – Но мы же договорились! Чего ж ты менжуешься?

– Ладно, ты меня достал. Но что ты конкретно предлагаешь? Если он действительно не откроет?

Колодков сразу повеселел.

– А мы ему звонить больше не будем. Подождем его в подъезде и возьмем тепленьким, прямо у квартирных дверей. Положись на меня, капитан. Я заделаю этого пацана по всей форме! – Он посмотрел на часы. – Через полчасика и двинем. В самый раз будет.

Они остановились возле высокого и длинного здания на Мичуринском проспекте, где проживал журналист Шумский. Машину поставили во дворе соседнего дома, опасаясь, что газетчик может знать номера бороздинской «Самары».

Оказалось, что в нужный им подъезд так просто не войти – тот был снабжен домофоном.

– Оно и к лучшему, – прокомментировал Колодков. – Сейчас мы выясним: не добрался ли, случаем, клиент до дома, что было бы не совсем хорошо с его стороны.

Однако после набора номера квартиры никто не ответил, и операм оставалось только дождаться, когда кто-нибудь войдет в подъезд или выйдет из него.

– Давай на пиво, капитан: если дверь откроют изнутри – выиграл я, если снаружи – ты, – предложил очередное пари Колодков, и Дмитрий, как обычно, кивнул. – Хорошо бы открылась дверь подъезда, и из него появилась неземной красоты женщина. Тогда бы я одержал и материальную и моральную победу, – размечтался Сергей.

Бороздин же думал совсем о другом. Он только по дороге сюда, сидя за рулем, вдруг осознал то, на что ранее, в процессе своих сегодняшних компыотерно-телефонных изысканий, не обратил внимания, а именно: все предполагаемые жертвы Шумского, о которых упоминалось в анонимном послании, умерли в «Склифе».

Что бы сей факт мог означать? Простая ли это случайность или нечто такое, за что можно зацепиться в их неофициальном дознании? И ему тут же припомнилась фраза Крутилина, сказанная им на сегодняшнем секретном совещании об Олеге Фролове: «Но убили-то его не в «Склифе». А может быть, как раз там?!

Капитану уже было показалось, что он близок к истине; киллер Шумского – врач в Институте имени Склифосовского! Но Дмитрий быстро понял, что погорячился: ведь сначала будущих покойников кто-то в этот «Склиф» отправил и уже наверняка в безнадежном состоянии…

– А победа-то, однако, Пиррова, – услышал он негромкую реплику напарника и из своего внутреннего мира перебрался в окружающий.

Из подъезда вышел непотребного вида бомж. Под обоими глазами у него виднелись следы побоев, а лицо было покрыто коростой. В руке он держал сумку с пустыми бутылками, которые, видимо, в этом подъезде и собирал.

– Держи, – капитан достал из бумажника две десятки и протянул их Колодкову. – Твоя взяла.

Журналист жил довольно высоко, на семнадцатом этаже. Опера на лифте добрались до восемнадцатого и спустились на расположенную ниже лестничную площадку. Отсюда хорошо просматривалась квартира газетчика, а их, стоявших в темноте, из достаточно ярко освещенного парой лампочек межквартирного коридора вряд ли было более-менее четко видно. Да и в любой момент они могли подняться чуть выше по лестнице и окончательно скрыться от любопытных глаз.

Поначалу Бороздин чувствовал определенное волнение и напряжение, как и обычно, перед каждой относительно важной операцией, но когда они проторчали между этажей битых два часа, капитан уже не ощущал ничего, кроме стопроцентной скуки. Выручали только сигареты, пепел от которых оперативники сбрасывали в баночку из-под растворимого кофе, предусмотрительно поставленную каким-то аккуратным местным курильщиком на принесенный, видимо, им же деревянный ящичек.

Люди выходили из дверей квартир и лифта и входили в них, а опера, стараясь не светиться перед жильцами, маневрировали туда-сюда по лестнице.

! Побеспокоили их только однажды. Дюжий мужик, спустившись с верхнего, восемнадцатого, этажа довольно грубо осведомился: какого, мол, хрена они тут торчат. Колодков молча продемонстрировал ему свое удостоверение, и местный житель, удовлетворенный таким ответом, отвалил.

– Невмоготу мне уже, – пожаловался напарнику Бороздин, – ноги затекли. Позвони, что ли, этому Шуйскому – вдруг он передумал и удастся с ним договориться о рандеву. Ведь этот парень сидит сейчас, наверное, где-нибудь в кабаке, расслабляется.

Колодков понимающе вздохнул и полез за мобильником. Но тут затрезвонил сотовик Бороздина.

Капитан вышел на связь.

– Это Зайцев, – сказал он шепотом Сергею, как только звонивший себя обозначил. – Да, Лева… А Колодков как раз со мной… Как что делаем? Ведем расследование… Как?.. Где?… Сейчас будем… Да, да, будем немедленно. – Он разъединился и повернулся к напарнику, напряженно пытавшемуся понять, о чем шла речь. – Наш начальник даже не представляет, насколько быстро мы окажемся на месте преступления.

5

Вчера Света объявила, что ждать более не может. Оговоренная со Станиславом неделя на подготовку избавления от садиста-мужа пропит. Всё, супруг должен быть убит не позднее следующих суток.

Итак, сегодня Стае должен на что-то решиться. Есть, собственно, два варианта: или сказать Светлане «гуд бай», или самому взять в руки ствол. Потому как подготовить гарантированную ликвидацию Садиста, как Шумский мысленно называл мужа своей любовницы, чужими руками ему не удалось.

Сперва он разыскал в записной книжке телефон эфэсбэшника Спирина, с которым когда-то имел приватный разговор насчет чудесной таблетки, но тогда она не понадобилась, и более с подполковником госбезопасности Шумский на контакт не выходил.

И вот теперь Станислав позвонил ему, намекнул подполковнику на годичной давности разговор, и тот довольно неожиданно сразу же пригласил его к себе домой.

Встреча эта продолжалась недолго. Дверь Шуйскому открыл совершенно спившийся тип и заявил, что чудодейственная таблетка у него как раз сейчас имеется. Инфаркт миокарда и инсульт на выбор. Летальный исход гарантируется, слово офицера. Десять таблеток за какие-то сто тысяч долларов. Так дешево потому, что оптом.

Шумский быстро сообразил, что если он немного поторгуется, то приобретет весь товар за бутылку водки, поскольку продавцу надо было позарез опохмелиться. Но Станислав рядиться с подполковником не стал. Сказав, что пошел за деньгами, он ретировался с пустыми руками: было вполне очевидно, что этому продавцу доверять нельзя, а значит, предлагаемый им товар – контрафактный. """

Когда-то Стае общался и с представителями бригады Чирика, известного специалиста по постановке несчастных случаев со смертельным исходом, и попытался опять навести с ними мосты. Но вдруг выяснилось, что Чирику самому устроили вполне квалифицированный несчастный случай, а его пацаны разбежались кто куда.

А больше не к кому было Станиславу обратиться теперь за добрым советом. Со своим криминальным консультантом Артуром Шалимовым он насмерть рассорился, отказавшись заплатить тому десять тысяч долларов, о чем сейчас Шуйский очень пожалел. Тем более что все деньги, заработанные за последние три месяца, Стае благополучно спустил в разного рода азартных играх. Даже свою новенькую «БМВ» пришлось продать, и все равно, как и год назад, Шумский остался в долгах.

Свете он в общих чертах рассказал о возникших проблемах с ликвидацией ее обожаемого супруга. Она и посоветовала ему самому взять в руки оружие: ведь оно мужчине к лицу, а разве Стае – не настоящий мужчина?!

Конечно, Шуйского на демагогию и чересчур нарочитые комплименты не возьмешь, но с другой стороны – а что же делать?

Брак со Светланой выглядел совсем недурным выходом из непростой жизненной ситуации, в которую Станислав в очередной раз попал. Проклятая страсть к игре, из-за которой он периодически вылетал в финансовую трубу, отразилась к тому же и на его работе: он совершенно перестал ощущать к не слишком денежному журналистскому ремеслу какой-либо интерес, что сразу же почувствовало высокое начальство. Ему прозрачно намекнули на его профнепригодность и уже порекомендовали подыскивать другое место работы.

Что-то не склеивалось теперь и в его криминальном бизнесе. Отрицательно повлиял, конечно, разрыв с Шалимовым – трудно теперь стало получать качественную криминальную информацию. Но главное – его психически надломили неудачи в деле с Малаховым и Карманом. Вспоминая, как стоял на коленях под дулом пистолета в Измайловском парке, он все больше испытывал страх перед весьма рискованными операциями. А после знаменательной беседы с опером Колодковым вообще потерял покой.

Однако морально Станислав был готов самостоятельно совершить убийство Садиста и в осторожной форме сказал об этом Свете, хотя на вчерашний вечер и не принял окончательного решения.

Та сразу же ухватилась за его слова и, видимо, даже не ожидала другого ответа, поскольку немедленно познакомила Стаса со своим планом. План ее оказался очень примитивным, но именно этим и понравился Шуйскому: чем проще, тем лучше.

Итак, поздним вечером или даже ранней ночью Станислав должен прийти к Свете домой. Мужа не будет, он торчит в своем найт-клубе «Падший ангел», совладельцем которого является, до трех утра и ровно в половине четвертого возвращается домой. Исключений не бывает, но предварительно, на всякий случай, Шуйский позвонит подруге по телефону.

Стае со Светой смогут проконтролировать приезд Садиста, поскольку окна ее квартиры, расположенной на втором этаже, выходят прямо на подъезд. Как только муж откроет подъездную дверь, спустившийся к тому времени на первый этаж Станислав расстреляет его из пистолета.

Оружие у Светы имелось, причем, как она сказала, «чистое» и даже с глушителем, но откуда она все это взяла, Стасу не сообщила.

Впрочем, у Шуйского тоже имелся пистолет, и уж точно чистый, сие известно Станиславу доподлинно: он его купил совсем недавно и причем прямо на оружейном заводе. Так что Стае воспользуется именно своим стволом, а уж глушак позаимствует у Светы, благо пистолеты у них одной марки – ПМ.

Важный момент – по свидетельству его любовницы именно в эту ночь муж должен принести свою долю от ежемесячной клубной выручки: порядка двадцати тысяч долларов. Поэтому Стае после ликвидации должен обязательно обыскать труп и выгрести все имеющиеся деньги. Когда начнется расследование, милиция, конечно же, будет отрабатывать версию ограбления в качестве основной и начнет потрошить в клубе всех, кто знал, что у Садиста в эту ночь была при себе крупная сумма денег.

Вряд ли милиция в процессе дознания выйдет на Стаса, полагала Света, но если вдруг запахнет жареным, можно будет организовать ему алиби: у Светланы есть подруга, которая за соответствующее вознаграждение подтвердит, что эту ночь он провел с ней.

Шумский в тот момент подумал: для пущей достоверности логично было бы после ликвидации Садиста сразу отправиться к этой подруге, но озвучить свою идею он не решился – Свете такая мысль могла очень не понравиться. От женщин ведь следует ожидать чего угодно, кроме проявления обычной житейской логики.

И вот сегодня, даже сейчас, поскольку уже вечерело, он должен был принять окончательное решение: сказать Свете «да» или сказать Свете «нет».

На самом деле в душе Станислав уже на все решился: пистолет он еще с утра откопал и принес из гаража домой. Вроде бы оружие было в порядке, но кто знает – вдруг осечка? И у него возникла недурная мысль: взять пистолет и у Светы. В случае чего – воспользоваться им.

Он сидел в редакции газеты, уткнувшись в компьютер, и делал вид, что готовит срочный материал. Стае не отвечал на телефонные звонки, а когда секретарь редакции сказала, что его вызывает главный редактор, он небрежно отмахнулся рукой. Шумский знал, что работает сегодня последний день – хватит с него ишачить за гроши. Впереди безбедная и сладкая жизнь с любимой женщиной!

Тем не менее рабочий день, который в газете обычно тянется до позднего вечера, Станислав добросовестно отсидел до конца, дабы не привлекать к себе ненужного внимания слишком уж откровенной обструкцией служебного распорядка.

По плану ему сначала надо было зайти домой, переодеться в неброский, но удобный, не стесняющий движений спортивный костюм, а главное – забрать пистолет. Но время позволяло прогуляться немного по улице в этот теплый летний вечерок, чего ему уже много лет ни разу не приходило в голову.

Увидев вывеску ирландского бара, Стае решил было туда зайти: он еще никогда не пробовал пива марки «Гиннесс», и ему вдруг страшно захотелось этого. Но он засомневался – а стоит ли принимать спиртное перед таким важным делом?

Нет, не стоит. И Стае направился к своему дому.

Интересно, что дом, в который, как оказалось, переехала недавно Света, точно такой же. Она сама ему об этом сказала. Только квартира у нее намного шикарнее. Это тоже она сказала. Ну что ж, скоро и он будет жить в такой.

Подходя к своему подъезду, он как бы в порядке тренинга представил себя на месте Садиста, тем более что дома у них одинаковые.

Вот Стае, то есть Садист, доходит до подъезда, набирает код домофона, открывает дверь, через тамбур направляется к лифтам…

Но не дойдя до них, Станислав Шумский получил две пули в грудь, а потом криминального репортера добили контрольным выстрелом в голову.

6

Спустившись на лифте вниз, на первый этаж. Бороздин и Колодков обнаружили на месте преступления опергруппу окружного УВД, возглавляемую капитаном Виталием Дроздовым, их сослуживцем.

Дроздов, увидев оперов, не только очень удивился – он уставился на них с нескрываемым подозрением:

– Как это вы здесь так быстро очутились? Зайцев по телефону всего лишь пару минут назад сказал, чтобы я не отдавал труп журналиста в морг, а дождался вас.

– Майор нам позвонил еще полчаса назад, – быстро нашелся Колодков.

И у Сергея, и у Дмитрия был крайне удрученный вид. Еще бы!. У них под носом убили человека, которого они выслеживали. Хороши сыскари – нечего сказать!

– Майор сам только от меня узнал об убийстве Шуйского всего-то четверть часа назад, – с прежним подозрительным выражением на лицо возразил Дроздов. – Да и появились вы почему-то из лифта!

Остынь, Виталик, – попытался успокоить капитана Бороздин. – Мы этого Шуйского совсем даже не убивали, а выполняли секретное задание. Зайцев знал об этом, потому и предложил нам посетить место преступления. Он полагает, что убийство журналиста может быть связано с «делом Арзаевой».

Однако капитан Дроздов, раздраженный тем, что к нему прислали кого-то вроде надсмотрщиков, никак не мог угомониться:

– «Дело Арзаевой», всем известно, передано на Петровку. Так что чего вы тут ошиваетесь и вынюхиваете, мне непонятно.

– Мы выполняем приказ полковника Крутилина, – решил немного попугать чересчур мнительного оперативника Дмитрий. – Поэтому все претензии к нему лично.

Услышав фамилию начальника управления, Дроздов действительно заметно остыл и, пожав плечами, махнул рукой: мол, делайте тут что хотите.

Между тем пока два капитана выясняли отношения, Колодков успел бегло осмотреть тело газетчика, но ничего такого, что бы пролило свет на его смерть, не обнаружил.

– – Три огнестрельных ранения, одно, в голову, смертельное, – бормотал он как бы про себя. – В общем-то ничего специфического. – Повернувшись в сторону Дроздова, вежливо спросил: – А пули нашли, товарищ капитан? , Да, все три, – уже вполне мирно ответил Дроздов. – Прошли навылет и валялись в подъезде. Криминалисты уже с ними работают.

– Значит, совсем скоро станет ясно, кто в конце концов займется убиенным журналистом – Петровка или наше управление, – заключил Колодков.

Дмитрий согласно кивнул и приветливо сказал Дроздову:

– Вот, собственно, и все. Наша миссия завершена.

Бороздин позвонил Зайцеву – тот попросил это сделать после посещения операми мест;! убийства журналиста.

– Ты полагаешь, это преступление все из той же серии? Связано с «делом Арзаевой»? – поинтересовался майор.

– Не похоже. Наших фигурантов расстреливали и вырезали в собственных квартирах.

– Думаешь, это фирменный почерк убийцы или убийц? А как же те двое, из Раменок?

Шуйского шлепнули не в Раменках. Но сейчас вообще нет смысла гадать: если криминалисты установят, что выстрелы в газетчика были произведены из известного нам по «делу Арзаевой» пистолета, то Шуйским обязана заняться Петровка.

– А убийца что же, не мог сменить оружие?

– Если бы мог, то уже сменил бы. Но он этого по какой-то причине не делает. Возможно, хочет, чтобы все убийства по «делу Арзаевой» из огнестрельного оружия были приписаны одному лицу.

– А на самом деле это не так? – живо спросил Зайцев.

– Напоминаю, Лева, что сие уже не наша забота: дело передано МУРу.

Майор замолчал и, как показалось Бороздину, даже обиделся.

– Нехорошо, – наконец сказал он, – вернемся к нашим баранам. Вам с Колодковым надо будет присутствовать на сегодняшней эксгумации тела Фролова.

– Зачем? – изумился капитан.

– На всякий случай. – И Зайцев тут же добавил: – Так полковник распорядился.

Да мы же с Серегой с утра на ногах! А сейчас времени сколько? Для чего нам в полночь переться на кладбище?! Мы же с Колодковым – не упыри какие-нибудь! И даже не вурдалаки! Мы – всего лишь из плоти и крови. И сон, и еда, увы, являются неотъемлемой частью нашего существования!..

– Это приказ начальника управления, – акцентированно повторил Лев Зайцев, гася эмоциональный выплеск капитана. – Немедленно приезжайте с Колодковым к входу на Кунцевское кладбище. – И майор разъединился.

У закрытых ворот кладбища стояли три машины. Бороздин опознал среди них «Ауди» Крутилина и «Вольво» Левы Зайцева. Третий автомобиль, по виду «труповозка», был капитану незнаком.

Начальник отдела тут же подскочил к остановившейся «Самаре»:

– Выгружайтесь побыстрее, а то полковник заждался!

Крутилин окинул прибывших оперов недовольным взглядом:

– Вы чего это вырядились? На светский раут, что ли, собрались?

Оперативники недоуменно переглянулись: они были в обычной «рабочей» одежде – в костюмах-двойках, светлых сорочках, при галстуках и в легких летних ботинках. Прикид вполне стандартный, рекомендованный их же начальством, Особенно при общении с фигурантами. Так опера и были одеты весь день.

Бороздин, пораскинув мозгами, заподозрил неладное, но промолчал, понадеявшись, что ошибается. Однако невольно взглянул на небо: не дай бог, еще и дождь пойдет. А небеса действительно затянуло тяжелыми лохматыми облаками.

– Майор, ты что же, ребят не предупредил? – повернулся полковник к Зайцеву.

– А я думал… – растерянно заморгал тот ресницами и развел руками.

– Я рассчитывал, что вы могильщикам поможете, – пояснил Крутилин операм, – чтобы дело побыстрей обстряпать. Но, видно, ваш начальник меня не совсем понял. Нуда ладно, как-нибудь обойдемся, понадеемся на профессионализм местных работяг.

– Так мы с Колодковым вам не нужны? – с надеждой в голосе спросил Дмитрий.

Гнетущая атмосфера кладбища втемную, безлунную и довольно прохладную ночь подавляюще действовала на его психику. Капитан милиции вдруг ощутил себя слабым, беззащитным ребенком. Ему как никогда остро захотелось домой, в теплую постель, и даже, если бы она была жива, к маме. Дмитрию вообще вся эта процедура, вся эта возня с покойником совершенно не нравилась.

А ведь он сам эксгумацию трупа Фролова на совещании у Крутилина инициировал, корил себя капитан. Впрочем, он тогда совсем не рассчитывал, что ему лично придется принимать в ней участие.

– Да уж оставайтесь, коли заявились, – разрушил, однако, все его мечтания начальник управления, – может, и сгодитесь на что.

Через открытую калитку четверо сотрудников милиции двинулись к административному кладбищенскому зданию.

Капитан снова с тревогой посмотрел на небо: ему показалось, что уже начало капать. Зонтиков ни у кого из них не было. Хорошо бы в здании и переждать дождь, подумалось Бороздину, поскольку на самом кладбище серьезных деревьев с густой кроной практически не имелось.

– А где же патологоанатом? – спросил Крутилина майор. – Что-то его не видно.

– В «труповозке» вместе с ассистентом, по совместительству шофером, сидит. Светиться не хочет, блюдет свое инкогнито. Акция-то наша – не вполне законная. Или скажем так – неофициальная.

Перед кем же он светится не хочет? Перед нами, что ли? Ишь ты, чистоплюй! – подивился и одновременно возмутился Зайцев.

– Просто очень осторожный, человек, – укоризненно поправил его начальник управления и добавил: – Это крупная фигура в медицинском мире, и помогает он нам не за деньги, сам вынужден из личного кармана оплатить услуги ассистента и аренду «труповозки». Им движет любовь к науке. Ему интересно: действительно ли существуют легендарные таблетки ФСБ, которые не оставляют никаких следов в организме.

И в этот миг раздался могучий раскат грома, ночное небо эффектно прорезала молния, и то, чего так опасался Бороздин, произошло: на них обрушился редкий для начала лета, сокрушительный, всепобеждающий ливень.

Милиционеры опрометью понеслись к административному зданию.

В резиденции кладбищенского начальства, прямо у входных дверей, их встретил адекватно соответствующий обстановке,, не вполне жизнерадостный тип, своей комплекцией способный составить конкуренцию скелетам, какие украшают аудитории в медицинских вузах.

– Заявились, наконец! – Доходяга с искренней злобой уставился на Крутилина, который шел впереди своих подчиненных. – У меня что, блин, личной жизни нет?!

– Вам Александр Герасимы звонил? – мгновенно налившись краской гнева, спросил начальник управления, не привыкший к такому непочтительному обращению.

– Конечно, звонил! Иначе бы какого хрена я тут торчал?! Фамилия твоя как? – гробовым голосом осведомился главный, по-видимому, местный могильщик у совершенно потерявшего свой товарный вид полковника милиции.

– Крутилин, – едва шевельнул тот губами.

Вот именно что Крутилин, – произнес злобный кладбищенский гном столь же загадочную, сколь и бессмысленную фразу. После чего полез в нагрудный карман пиджака, вынул оттуда смятый листок бумаги и, с полминуты покрутив его перед глазами, кивнул: – Есть такой. – Он вновь вперил взгляд в начальника управления. – Слева на выходе – деревянная пристройка. Двери в нее не заперты. Справа от входа найдете тележку и две лопаты. Когда все закончите, инструмент положите на место. – И поскольку пребывавший в шоке полковник никак на его инструктаж не отреагировал, специалист по ритуальным услугам шикнул в сторону Крутилина: – Ну чего, блин, на меня уставился? Выметайтесь из помещения, пока охрану не позвал!

Бороздин, в отличие от полковника, уже «въехал» в ситуацию, и она его забавляла. Но в то же время ему по-человечески стало жалко Крутилина, вероятно, впервые в жизни испытавшего толь жестокий афронт со стороны какого-то мозгляка.

Во всем, конечно, был виноват заместитель городского прокурора, упомянутый Крутилиным, Александр Герасимыч». Видимо, именно его попросил полковник о протекции перед властями кладбища вскрыть могилу Фролова без ведома родственников усопшего и официального на то разрешения суда. Прокурор просьбу полковника выполнил, но не стал объяснять кладбищенскому начальству, для чего это нужно, что диктовалось конфиденциальным характером дела. Скорее всего, он просто попросил о некоем личном одолжении.

Но, похоже, у прокурора это получилось не слишком ловко. Кладбищенский бугор, с которым сейчас приходилось иметь дело, даже не догадывался, что передним находится высокое милицейское начальство, и счел всю эту историю со вскрытием могилы некоей темной махинацией, которую он вынужден прикрывать, чтобы на него не наехала под каким-либо предлогом прокуратура. Атакой предлог, понятное дело, всегда отыщется в криминогенном, можно сказать, по своей сути, кладбищенском хозяйстве.

Кроме того, содействие неизвестному ему Крутилину – и это, знамо дело, более всего травмировало психику замогильных дел мастера – он вынужден был оказывать совершенно бесплатно. Что вообще можно взять с городской прокуратуры? Разве что ордер на собственный арест…

И до начальника управления тоже наконец дошло, что Александр Герасимович его соответствующим образом не представил кладбищенскому начальству, и полковник в конце концов тоже решил не раскрывать свое инкогнито, тем более что и сам не был уверен, будет ли с этого хоть какой-нибудь толк. И потому, подавляя негодование хамским поведением собеседника и стараясь быть предельно корректным, Крутилин спросил:

– Федор Антоныч, а где же могильщики?

Именно к «Федору Антонычу» он должен был обратиться по наводке прокурора, но сейчас полковник вдруг засомневался: а к тому ли именно должностному лицу он попал?

Выяснилось, что к тому, поскольку это лицо ответило:

– Какие вам еще могильщики? В случае чего – разговора между нами никакого не было! Я вообще знать не знаю, для чего вы ночью приперлись на кладбище и что тут делать собираетесь! Я лишь по просьбе Александра Герасимыча закрываю на ваше присутствие глаза, и все! Считайте, что меня тут вообще нет! Всё, валите, мужики, отсюда! – И Федор Антонович демонстративно вытащил из кармана своей спецовки огромную связку ключей и направился к выходу.

Сотрудникам милиции ничего не оставалось, как последовать за ним. И Бороздин только сейчас осознал, что дело приняло неприятный для него и Колодкова оборот: кажется, придется самим исполнять роль могильщиков… Единственное, что его порадовало, и, конечно, не только его одного: внезапно начавшаяся гроза столь же внезапно закончилась.

– Придется самим копать, ребята, – хмуро констатировал, отводя глаза в сторону, полковник, когда их общество окончательно покинул жестокий и непреклонный, как сама смерть, начальник над всеми здешними покойниками. – Не в службу, а, как говорится, в дружбу.

Хранитель мертвецов, а также полагающегося к ним хозяйственного инвентаря не обманул: дверь в деревянную пристройку действительно оказалось не заперта. И в помещении сотрудники окружного управления внутренних дел обнаружили, в свете своих зажигалок, обещанных две – к сожалению, только две, отметил про себя Бороздин, – лопаты, штыковую и совковую, а также громоздкую телегу, которая предназначалась для перевозки гробов.

– В ней Фролова прямо в его ящике до «труповозки» и довезем, – уже вроде как вполне освоившись с нештатной ситуацией, давал установку своим подчиненным полковник Крутилин.

– А зарывать могилу будем? – осведомился Зайцев. – Когда наш патологоанатом аутопсию закончит? Ведь к утру, наверное, не успеет?

– Вряд ли успеет. Могилу придется закопать. – Полковник взял в руки одну за другой обе лопаты, вытащил их на улицу, осмотрел при тусклом свете отдаленного фонаря на столбе у входа на кладбище и постучал ими о землю. – Орудия производства в норме.

– А следующей ночью, значит, всю процедуру повторим в обратном порядке, – мрачно констатировал начальник отдела.

– Посмотрим, как дело пойдет, – неопределенно высказался Крутилин. – Тащите телегу, ребята. – И он аккуратно положил на эту самую телегу обе лопаты.

Полковник шел впереди в качестве проводника, а сотрудники «убойного отдела», будто владимирские битюги, кряхтя и сопя, волокли, толкая перед собой по размытой после ливня грунтовке увязающее в грязи тяжеленное и неуклюжее транспортное средство.

Фонарик взять с собой никому не пришло в голову, а Крутилин к тому же не очень четко помнил дорогу. Он то и дело подходил к надгробьям и чиркал зажигалкой, но каждый раз недоуменно покачивал головой и двигался дальше.

– Товарищ полковник, – взмолился вовремя одной из таких остановок взмыленный Колодков, вываливая поочередно из каждого башмака по стакану жидкой грязи, – может быть, перекурим?

– Дыми, коли приперло, – отозвался начальник управления, и в его голосе Бороздин уловил нотки обреченности.

Оба опера достали сигареты, а бросивший курить майор Зайцев неожиданно вытащил из кармана спортивной курточки бутерброд с варено-копченой колбасой и стал смачно жевать. Крутилин же шагнул куда-то в сторону и скрылся во мгле.

Вернулся он не скоро, но на его лице, несмотря на ночную пору, можно было разглядеть улыбку радости и даже счастья.

– Неужели могилку надыбали, товарищ полковник? – оживился старший лейтенант.

– Нет, – последовал неожиданный ответ, и лица милиционеров вытянулись.

– Чему же вы так радуетесь? – спросил, похоже, более других обманутый в своих надеждах Колодков.

– Я понял, куда надо идти! – торжествующе объявил начальник окружного управления. – Мы не в том месте свернули. Слишком далеко спустились вниз.

И действительно, они уже оказались едва ли ни на самом берегу речки Сетунь.

– Выходит, вверх теперь надо топать, – печально подытожил Сергей.

Дорога в гору оказалась, естественно, еще тяжелее, и каждый из тянувших и толкавших телегу подумал, что с трупом в добротном дубовом гробу – а именно на такое престижное ритуальное изделие тянул по своему социальному статусу покойник Фролов – будет совсем невмоготу.

Наконец полковник издал нечто вроде победного клича, и все остальные поняли: они добрались-таки до места назначения.

Колодков удивленно обозрел то, что должно было быть могилой:

– А что это тут ни надгробного камня, ни оградки? Как будто здесь бомжа второпях зарыли, а не зятя столичного министра. Вы уверены, товарищ полковник, что это то самое место?

– Вот! Какой-то мерзавец опрокинул. – Крутилин поднял с земли лежащий чуть в стороне небольшой железный крест. – Видишь, что написано? – Полковник поднес распятие поближе к глазам Колодкова. – Фролов Олег Никитич. А то, что могилка еще не оформлена, так это дело времени и воли его тестя. Когда Олег Фролов помер, Яков Михайлович Бондарчук был в загранкомандировке и не попал даже на похороны. Но вот теперь он вроде бы приехал, так что в скорости тут все заделают как надо. Беритесь, ребята, за лопаты. Как запыхаетесь, мы с майором вас сменим.

Колодков взял в руки оба орудия производства.

– Одной, значит, раскапывать, а другой – закапывать. – Он потряс в воздухе сначала штыковой, а потом совковой лопатой. – Одновременно обеими работать несподручно.

– Да уж как-нибудь! – Бороздин, мечтавший только о том, чтобы все это приключение поскорее закончилось, выхватил из рук Сергея совковый инструмент и стал ковырять им мокрую и тяжелую глину.

Колодков секунд десять понаблюдал за его малорентабельными усилиями и глубокомысленно заключил:

– Не выйдет из вас, однако, товарищ капитан, профессионального гробокопателя. Разве что дослужитесь до мелкого осквернителя могил. – После чего снял пиджак и галстук, закатал рукава сорочки и взялся орудовать лопатой с эффективностью многоковшового экскаватора.

Грунт под мокрым и тяжелым поверхностным слоем оказался рыхлым и податливым. Яма быстро углублялась, и оба старших офицера, вытянув шеи, не отрывали от нее глаз.

Между тем Колодков и капитан стояли в могиле уже с головой, однако до логического финала дело все не доходило.

Крутилин и Зайцев стали уже озабоченно переглядываться, когда наконец лопата Колодкова уткнулась во что-то твердое.

– Есть! – воскликнул он и с еще большим пылом стал расчищать показавшийся из могилы гроб.

Но вдруг остановился и с видимым сомнением стал его ощупывать.

– В чем дело, Сергей? – заволновался полковник.

– Гроб-то, между прочим, совсем дряхлый, – объявил старший лейтенант.

– Как так? – выдохнул Курутилин.

Бороздин тоже ощупал трухлявые доски.

– Действительно, старое захоронение, – подтвердил он. – Видно, тут уже хоронили кого-то из родственников Фролова либо Бондарчука. – И капитан, выбравшись из ямы, добавил: – Так, собственно, и должно было быть. Ведь могила-то на старом месте, в самом центре кладбища.

– А где же гроб Фролова? – спросил его полковник с таким ошарашенно-комичным видом, что Дмитрию, несмотря на безусловный драматизм и даже трагичность ситуации, стоило немалых волевых усилий сдержать смех.

– Дорогое, видно, было изделие, вот и увели, – на полном вроде бы серьезе предположил Колодков, тоже поднимаясь на поверхность. – Поди, не меньше десяти штук баксов домовина-то стоила.

Полковник окинул его диким взором:

– А ты хорошо посмотрел внутри, Сергей?

Этот вопрос показал Бороздину, что начальник управления сейчас явно не в себе, но и сам капитан не мог взять в толк, что же такое произошло с гробом, а главное, с трупом, к которому, собственно, у них и было дело.

– А Фролова точно здесь закопали? – робко спросил Зайцев полковника, который теперь неотрывно сверлил взглядом свежевскопанную яму, словно пытаясь разглядеть на ее дне нечто такое, что укрылось от взоров его нерадивых сотрудников.

– Я сам был на похоронах, крышку гроба на моих глазах заколотили, – последовал исчерпывающий ответ.

– А когда это было? – поинтересовался Колодков.

Вроде бы несколько оклемавшийся полковник стал загибать пальцы:

– Вторник, среда… Девять дней назад.

– Девятины, значит, сегодня, – заключил старший лейтенант. – Выходит, друзья и близкие на могилку нынче придут, чтобы Олега Фролова помянуть. А покойничка-то на месте и нет. Он, оказывается, ноги сделал. Вот смеху-то будет.

Крутилин встрепенулся:

– Зарывайте эту яму немедленно!

Опера дружно взялись за лопаты, и вскоре уже катили телегу к выходу из кладбища.

– Чем завтра заняться думаешь? – спросил Зайцев Дмитрия.

– По какому делу?

– У тебя сейчас одно дело: анонимка по поводу Шуйского и убийства Фролова.

– А убийство самого журналиста?

– Пусть им Дроздов занимается.

– А исчезновение трупа Фролова?

Майор покачал головой:

– Это – не твое. Это – Крутилина. Больше у тебя никаких направлений не наметилось?

– Только «Склиф». Там умерли все четыре упомянутых в анонимке фигуранта.

Зайцев с любопытством взглянул на капитана:

– Думаешь, есть за что зацепиться?

– Может быть.

– Тогда отсыпайся и езжай в «Склиф». Колодков будет в управлении – он мне нужен там.

7

Отоспаться Бороздину толком опять не удалось. Сон не шел, а когда удавалось-таки на короткое время забыться, снилось нечто неопределенное, но такое кошмарное, что Дмитрий заставлял себя немедленно проснуться.

Смирившись с бессонницей, капитан открыл глаза и принялся выстраивать версию, хоть как-то объясняющую события вчерашнего дня – убийство журналиста и пропажа трупа на Кунцевском кладбище – в свете полученной Крутилиным анонимки. Ему казалось, что все эти эпизоды должны быть связаны между собой.

Ничего путного, однако, в голову не приходило, возможно, потому, что мысли его неуклонно возвращались к «делу Арзаевой», а точнее, к образу самой Азы.

Тогда он встал, включил свет, подошел к серванту и открыл ящичек с документами. Здесь у него лежала фотография Азы Арзаевой. Она была переснята с художественного фотопортрета девушки, что висел в ее квартире. Исполнил эту работу по его, Дмитрия, просьбе (в смысле, за бутылку коньяка) судебный фотограф Юра.

Бороздин взял ее и пошел на кухню в поисках свечки. Лежал у него где-то небольшой огарочек на случай очередной аварии в электросети.

Найдя свечку, он зажег ее, поставил на стол на блюдечке и выключил электролампочку. После чего сел напротив свечи на стул и принялся разглядывать фотографию Азы. Снимок девушки при слегка колеблющемся от потока свежего ночного воздуха через открытую форточку пламени возвращал Дмитрию душевное равновесие. Он в этом убеждался неоднократно.

И постепенно мысли капитана очищались от мучавших его кошмаров, приобретая характер неких светлых мечтаний, хотя, может быть, и достаточно греховных, а потом голова его опустилась на стол, веки смежились, а рука непроизвольно коснулась блюдечка со свечой, которая, опрокинувшись, потухла.

Горячий воск капнул на тыльную сторону ладони Дмитрия, обжигая ее, но он не почувствовал боли, забывшись наконец в глубоком и сладком сне.

С заведующим реанимационным отделением «Склифа» Бороздин был знаком – неоднократно приходилось общаться с ним по службе. Поэтому Дмитрий считал, что с этим интеллигентным и располагающим к себе человеком он может быть в разумной мере откровенен.

– Вопрос совершенно конфиденциальный, Владимир Георгиевич, и было бы очень нежелательно, если суть нашего с вами разговора стала бы известна кому-либо еще.

– Излишнее напоминание, капитан, – понимающе улыбнулся доктор, – ведь мы с вами, так сказать, сотрудничаем не первый год.

– И тем не менее… Случай особый. – Чтобы не обидеть уважаемого человека, Бороздин осторожно подбирал слова: – В вашей реанимации в течение трех последних месяцев умерли четыре человека…

– Вы ошибаетесь, капитан, – вновь улыбнулся врач, не реагируя на напряженную интонацию сыщика, – умерло у нас за этот период времени гораздо больше больных, что, конечно, очень печально. Однако процент смертности в нашем реанимационном отделении неуклонно снижается. У нас работают очень квалифицированные специалисты.

– И вы, конечно, всех своих сотрудников хорошо знаете?

Заведующий насторожился:

– Вы кого-то конкретно имеете в виду?

– Пока нет. Но, возможно, какая-то фамилия в процессе наших с вами изысканий и всплывет.

– Я вас внимательно слушаю. – Врач заметно посерьезнел.

– Так вот, эти четыре человека, которые умерли у вас в реанимации… – Капитан вынул из своего портфеля листок бумаги с фамилиями упомянутых в анонимке возможных жертв журналиста Шуйского, с датами их поступления в «Склиф» и последующей смерти, и протянул врачу. – Не было ли в характере их заболеваний и летальном исходе чего-то особенного?

Владимир Георгиевич изучал бумагу недолго.

– Я в общих чертах помню все эти случаи, но чтобы ненароком не ввести вас в заблуждение, все же сверюсь с компьютером. – Заведующий повернулся к экрану и защелкал «мышкой». – Не нахожу в их эпикризе ничего криминального, – вскоре сообщил он. – Термин «криминальное» я употребил только потому, что в данный момент общаюсь с сотрудником милиции. Вас ведь именно эта сторона дела интересует?

– В принципе да. Ау этих больных был шанс выжить?

– Если бы был, мы бы его реализовали, – сухо ответил доктор. – Вы разве имеете заявления от их родственников? Речь идет о врачебной ошибке? Или о ненадлежащем исполнении служебного долга?

Бороздин протестующе приподнял обе ладони вверх.

– Я просто хотел уточнить: в каком они были состоянии по прибытии в ваше отделение.

Все четверо – в крайне тяжелом. Попросту говоря – в безнадежном. Борис Клинский, к примеру, получил травмы в автомобильной катастрофе, в сущности, несовместимые с жизнью. Странно, что его вообще довезли до нас живым. Не менее странно, что он еще несколько часов живым оставался. Вот, собственно, и все, что я вижу здесь особенного. Что касается трех других пациентов, то их, если не вдаваться в особенности клинической картины заболевания и говоря бытовым языком, свел в могилу тяжелый сердечный приступ. Вот и все. – Доктор развел руками.

– По поводу сердечного приступа… Мог ли он быть инициирован в каком-либо из трех упомянутых случаях искусственно, скажем, химическим или фармацевтическим путем?

Этот вопрос несколько успокоил разволновавшегося было доктора, поскольку речь пошла о возможном криминале не в стенах его реанимации.

– Обратитесь к патологоанатому, он ведь делал вскрытие. Мы такими процедурами не занимаемся. Но насколько я знаю, криминала опять-таки обнаружено не было. В противном случае меня бы, скорее всего, поставили в известность.

Следующую фразу Бороздину было произнести особенно трудно, но что делать – именно за этим он, по сути, сюда и пришел.

– Владимир Георгиевич, меня интересует состав реанимационных бригад, работавших в те смены, когда умерли четверо этих пациентов.

Заведующий неодобрительно покачал головой:

– Все-таки моих сотрудников подозреваете… Не понимаю, однако, в чем! Впрочем, воля ваша. Но боюсь, нужных вам данных в моем компьютере нет. Подождите немного.

Доктор встал из-за стола и покинул кабинет.

Капитан, воспользовавшись паузой, позвонил Колодкову, который должен был находиться в управлении. Там он и оказался.

– Ну что, Серега, сбежавший труп нашелся?

– Черта едва! Пропал с концами, и готов поспорить на два пива, что в свою могилу он уже не вернется! А ты вернешься? Я имею в виду, на рабочее место?

– К обеду буду. А что, Лева меня уже хватился?

– Нет, но мне без тебя как-то скучно, тем более что Зайцев меня засадил составлять отчет о деятельности нашего отдела за прошедший квартал. Тоска вселенская! Опять-таки одни трупы. Правда, не такие шустрые на ногу, как наш, кунцевский.

Тут в кабинет вошел заведующий, и Бороздин разъединился.

– Вот, – сказал врач, протягивая капитану компьютерную распечатку, – список членов всех четырех бригад. – Виду него при этом был задумчивый. – Собственно, бригада одна и та же, только состав ее видоизменялся.

– Но кто-то, значит, находился в ней постоянно? – полувопросительно произнес Дмитрий, разглядывая распечатку.

– Да, – неожиданно откликнулся на ход его размышлений доктор. Видимо, он понял логику действий капитана и успел провести собственное небольшое расследование. – Это дежурный врач-реаниматор Аркадий Бобров.

– И давно он у вас работает?

– Лет пять.

– Что вы можете о нем сказать?

– В человеческом плане или профессиональном?

– В обоих.

– Он достаточно молод, ему около тридцати, но в его квалификации никаких сомнений нет. Серьезных нареканий по работе к нему тоже нет. Дисциплину соблюдает. Вообще очень надежный, основательный человек.

– А кроме работы? Чем он еще занимается? Может, подрабатывает частным образом?

– Мне об этом ничего не известно. Но если и подрабатывает где-то, то на его основной работе это не сказывается.

Скажите, Владимир Георгиевич, что знает дежурный врач о пациенте, когда тот попадает в реанимацию?

Заведующий отделением настороженно посмотрел на сыщика, пытаясь угадать, что стоит за его вопросом, но в мысли Дмитрия, похоже, проникнуть не сумел и недоуменно пожал плечами:

– Да ничего не знает! Ведь больной очень часто попросту при смерти, и на счету каждая секунда. Врачам тут недосуг разбираться, кто есть кто. Хотя если пациент – известная личность…

– Но в вашем отделении обычно толпятся родственники больного…

– Это верно. И в разговоре с ними врач иногда может уточнить те обстоятельства, которые довели пациента до реанимации. Когда это полезно для дела.

– А когда ближайшая смена Аркадия Боброва?

– Он как раз сегодня с утра заступил. Хотите поговорить с ним?

Бороздин призадумался.

– М-м… Пожалуй, нет. Не имеется особых оснований. А взглянуть на него можно?

– Когда я возвращался в кабинет, то он входил в нашу курилку. Проводить вас туда?

–; Не стоит. – Капитан знал, где находится курилка. – Просто скажите, как Аркадий Бобров выглядит.

– Нет ничего проще: у него рыжие усы!

Сеанс физиогномики ничего не дал: Аркадий Бобров показался капитану обычным молодым человеком без видимых моральных изъянов, и Дмитрий возвратился в управление, выписав все возможные данные из его личного дела.

В коридоре Бороздин наткнулся на капитана Виталия Дроздова, который вел дело по факту убийства журналиста Шумского. Тот был в форме – дежурил сегодня по управлению, но, похоже, отлучался по срочной необходимости к криминалистам: он нес от них пакеты, в которых обычно находятся вещдоки.

– Привет, Виталик! Как идет расследование?

– Все на мази.

Дроздов редко находился в таком расположении духа, чтобы вести дружескую беседу, а в данный момент он выглядел особенно мрачным, но это не смутило Дмитрия.

– Оружие, из которого загасили журналиста, уже идентифицировано?

– Ствол в нашей картотеке не числится, – нехотя ответил Дроздов.

Бороздин теперь понял, почему его коллега находится в таком повышенно-дурном настроении: оружие не проходило по «делу Арзаевой», и значит, убийство Шумского не удастся спихнуть на Петровку. Но в данном варианте оно, убийство это, косвенно подтверждало достоверность анонимки: в чем-то смертельно опасном журналист все-таки был замешан.

– Виталик, я хотел попросить тебя об одолжении.

– Проси, коли так.

– Мне нужно две вещицы из тех, что принадлежали Шумскому.

Дроздов состроил недовольную гримасу.

– Не понимаю я, что ты все время крутишься вокруг дела, которое я веду! Если что-то разнюхал по поводу Шумского, так скажи мне, своему коллеге. А то как-то ты себя ведешь странно, не по-товарищески. И мне сдается, ты что-то знаешь относительно его убийства. – Как и накануне, Дроздов смерил Дмитрия крайне подозрительным взглядом. – Иначе почему ты оказался в подъезде, где журналиста завалили?

– Виталик, если я что-то накопаю по Шумскому, то тебе первому сообщу. Слово опера! Но я тебе уже говорил в том же самом подъезде: я выполняю спецзадание полковника Крутилина.

– Не крути мне мозги со своим Крутилиным! – повысил голос Дроздов и осекся: прямо на них, по коридору, шел начальник управления.

– Подвижки есть? – спросил он Бороздина с озабоченным видом.

– Имеется кое-что. Но и проблемы кое-какие имеются. – И Дмитрий с многозначительным видом уставился на Дроздова.

Тот спал с лица.

– Все в порядке, товарищ полковник! – затараторил он скороговоркой. – Оказываем капитану Бороздину всевозможное содействие!

Крутилин, чересчур занятый своими мыслями, не стал вникать в ситуацию, буркнул «ну-ну» и проследовал далее.

– Ну и мерзавец ты, Бороздин! – прошипел Дроздов. – Перед начальством выслуживаешься! Товарищей подставляешь!

– Неконструктивная критика, Виталик. Итак, мне, а точнее, полковнику Крутилину от тебя нужны две вещи: записная книжка Шуйского и его мобильник.

– Зачем?

– Спроси об этом полковника Крутилина. Вот он, кстати, назад идет!

Дроздов так всполошился, что даже не обернулся, чтобы проверить информацию Бороздина, который между тем просто пошутил. Виталий Дроздов сразу полез в свой пакет и выудил оттуда мобильник.

– Держи, это Шумского. – Но телефон не отдал, оставил в своей руке и лишь теперь оглянулся: – А где полковник?

– Зашел в кабинет к Филиппову. Дай же наконец мобильник!

И тут сотовый телефон Шумского зазвонил. Дмитрий не успел выхватить трубку из рук Дроздова, тот соединился и сразу же произнес:

– Алло?.. Нет, Стасик умер… Как-как?! Насмерть умер! Вот как!