1

Утром меня разбудил робот, который доставил срочную телеграмму. В ней говорилось о прибытии подполковника Динго. Я вспомнил свой недавний телефонный разговор с полковником Арнольдом Цигевартеном, в котором меня потрясли его первые слова — он попросил меня оставаться в госпитале столько времени, сколько необходимо для моего полного выздоровления. Дальнейший разговор показал, что Арнольд Цигевартен был убежден в том, что в последнем бою я получил ранение и сейчас прохожу курс лечения в одном из специальных закрытых госпиталей Люфтваффе. Полковник Цигевартен также сообщил мне, что собирался сам посетить меня в этом госпитале, но дела на фронте складывались не лучшим образом, и он не смог оставить полк, поэтому решил командировать ко мне подполковника Динго.

Вот сейчас я снова и снова читал телеграмму, в которой говорилось о точном времени прибытия подполковника Динго, и в то же время пытался сообразить, а куда именно прибывал этот поезд, ведь замок находился в другом измерении. В этот момент по интеркому со мной связался князь Оболонский, который проинформировал меня, что встреча подполковника Динго поручена Жеко и Ортису, которые поедут на вокзал на специальной машине с медицинскими эмблемами на борту. Уже завершая разговор, князь вежливо поинтересовался, когда я найду время, чтобы пройти медицинское обследование в лазарете замка, так как время моего пребывания здесь близится к завершению.

Последние дни я работал над модернизацией своего истребителя и мне было некогда заниматься другими делами. Но сегодня моя работа в ремонтном боксе отменяется, потому что половина ремонтников будет занята встречей подполковника Динго, а вторая половина будет занята построением второго экземпляра истребителя, на котором предстоит летать и воевать моему ведомому Динго. Поэтому, подумав немного, я сказал князю Оболонскому, что готов пройти освидетельствование сегодня во второй половине дня. На что князь утвердительно кивнул головой и отключил интерком.

Подполковника Динго я встречал у ворот замка. Когда машина с эмблемами медицинской службы Люфтваффе въехала во двор замка и остановилась, то здоровяк Ортис, осторожно поддерживая подполковника Динго, помог ему выйти из машины. А я ужаснулся при виде своего друга и ведомого, сейчас он выглядел ужасно, по всему было видно, что человек болен и очень серьезно болен. Я вспомнил, что в свое время, когда появился в этом месте, то выглядел аналогичным образом, даже не мог самостоятельно передвигаться. Но время в замке текло независимо от скорости протекания времени за его стенами. В замке могут пройти сутки, а за его стенами — всего лишь час времени. К моменту приезда моего друга я провел в его стенах уже две недели, а за этими стенами, как я понял из разговоров с Цигевартеном, прошла одна неделя. После двух недель пребывания в замке я выглядел здоровым тридцатилетним мужчиной, а Динго за одну неделю превратился в ходячую мумию. Он страшно похудел, как будто на нем остались только кожа да кости, щеки у него ввалились, глаза запали и потеряли присущий ему мальчишеский блеск, он едва переставлял ноги. Если бы не Ортис, то Динго не смог бы самостоятельно покинуть санитарный автомобиль. Я обнял друга, а затем поддержал его под локоть, и, я с одной стороны, а Ортис с другой, мы повели его к входу в замок.

Я очень ждал появления в замке своего друга и заранее готовился к его приезду, еще утром попросил автоповара-кулинара замка приготовить экзотический обед, которым собирался угостить его. Но увидев, в каком состоянии Динго приехал, я отказался от этой идеи и первым делом решил подвергнуть его медицинскому осмотру в лазарете. По браслету связался с Жеко и попросил его подготовить для Динго койку в лазарете и срочно вызвать доктора. Жеко заверил меня, что в лазарете все уже давно готово для приема нас обоих. Оказывается, Жеко и Ортис, когда увидели, в каком состоянии находится Динго, еще на вокзале по рации связались с ИИ замка и попросили искусственный интеллект заранее подготовить кибер-доктора к приему больного. Пока я разговаривал по браслету, рядом с нами появилась гравитационная медицинская тележка, Ортис глазами показал, что нам необходимо уложить на нее подполковника, который в этот момент был совсем плох и близок к потере сознания. Гравитационная тележка опустилась до уровня колен, а мы с Ортисом осторожно опустили Динго на нее. Как только его голова коснулась подушки, Динго с видимым облегчением закрыл глаза и забылся тяжелым сном. Тележка с заснувшим Динго приподнялась и скользнула в одну из дверей, по всей очевидности, ведущую в лазарет. Я рванулся было следом за ней, так как судьба друга была мне небезразлична, но путь мне преградил Ортис. Смущенно почесывая рукой затылок, парень вежливо сказал:

— Милорд, сегодня вы обещали князю Оболонскому пройти медицинское обследование. Так почему бы вам не воспользоваться этой возможностью. Ваш друг целые сутки будет находиться в распоряжении кибер-доктора, построение второго истребителя займет около пяти часов. Таким образом, вы свободны все эти пять часов, а за это время наш кибер-доктор мог бы поработать с вами.

Мне нечего было сказать или противопоставить логике рассуждений Ортиса. Пришлось и мне лечь на вторую тележку, которая уже поджидала меня, и, как только голова коснулась подушки, то я почувствовал, что тело наливается тяжестью и мне очень хочется спать. От яркого света я на минуту прикрыл глаза и не заметил, как заснул.

Проснулся я в кровати своей комнаты, когда за окнами уже сгустилась ночная темнота. Первое, на что я обратил внимание, так это на то, что мне страшно хотелось есть: я был готов съесть целиком зажаренного быка. Отбросив в сторону простыню, которой был прикрыт, я вскочил на ноги и устремился к угловому столику, который уже был заставлен едой, но на середине пути круто изменил маршрут и присел за стол с интеркомом. Князь Оболонский ответил на третий звонок вызова. Увидев меня на мониторе, он даже не дал мне возможности задать вопрос, а тут же начал, предварительно вежливо поздоровавшись со мной, отвечать на вопрос о здоровье моего друга. Он сказал, что в настоящее время подполковник Динго чувствует себя лучше, но кибер-доктор считает, что его лучевая болезнь была запущена и перешла границы дозволенного, она стала угрожать его жизни. Больному предстоит еще много процедур, но утром ему будет позволено покинуть помещение лазарета при условии, что в назначенное время подполковник будет возвращаться в лазарет для проведения определенных процедур.

Несколько раз я встречался и разговаривал с князем Оболонским, но так до конца и не разобрался, что это за человек и какие конкретно функции этот бывший белый офицер-интеллигент выполняет в этом замке неземных чудес.

— Получилось своевременно, и замечательно, что вы имеете еще одного, и такого умного друга, как полковник Цигевартен, — продолжал говорить князь Оболонский. — Он вовремя сообразил, что врачам медсанчасти полка нечем помочь Динго в борьбе с лучевой болезнью, они ведь даже не знали, что это такое. Понимая, что если срочно не принимать меры, то парень умрет в ближайшее время, его решили командировать в твой госпиталь, под предлогом посещения раненого друга. Он полагал, что врачи госпиталя, которые справились с лечением одного больного лучевой болезнью, наверняка обратят внимание на состояние здоровья подполковника Динго и займутся его лечением. Это был единственный шанс спасти вашего друга, и Арнольд Цигевартен сумел им правильно воспользоваться. Динго будет жить, но он уже не будет тем человеком, которым был прежде.

Я некоторое время постоял, посмотрел на уже потухший экран монитора интеркома — князь Оболонский только что отключился, — а затем поплелся к столику с едой, где начал без всякого разбора поглощать сэндвичи с ветчиной, сыром и колбасой. Придавив парой сэндвичей голодного червяка в желудке, по интеркому я набрал Ортиса и, увидев на экране его добродушное лицо, поинтересовался, как обстоят дела со вторым истребителем. Ортис, улыбаясь, замер по стойке смирно и, приложив руку к пустой голове, доложил, что работа завершена и оба истребителя находятся во внутреннем дворике замка в полной боевой готовности. Дальше он говорил о том, что кибер-доктор передал им информацию по физическим и психическим параметрам подполковника Динго, которые уже введены в ИР его истребителя, но завтра перед вылетом следует провести последнюю калибровку этих параметров с техническими характеристиками его машины. Я поблагодарил Ортиса за информацию и отключил интерком.

* * *

Я был доволен временем пребывания в замке неземных чудес. Мне удалось многое сделать, самому поработать и головой, и руками, а главное, я познакомился и встретился с такими людьми, как князь Оболонский, Ортис, Жеко, Мунди и Олекса. Несмотря на их молодость и крестьянскую внешность, за плечами последней четверки стоял богатый жизненный опыт, авантюры и приключения, которые и привели их в это место пересечения миров.

Ортис родился и вырос в послемавританской Испании, где свою честь и достоинство отстаивал не шпагой дворянина, а складным ножом-навахой в трущобах раннесредневековых Мадрида и Валенсии. Инквизиция (а в Испании того времени не было другой более страшной организации) на этого молодого удальца положила свой тяжелый глаз и поставила его перед жизненной дилеммой — стать ее наемным убийцей или идти на костер еретиком. Молодой испанец свято верил в Бога, но не захотел лишать жизни невинные души по решению неизвестно кого и во имя кого, поэтому он собрал немногие свои вещи и бежал из Мадрида. Инквизиция преследовала его по пятам по всей Испании, она вновь и вновь находила беглеца, но он вновь и вновь в последний момент вырывался из ее рук и бежал в другой город, пока его не загнали в угол в Валенсии. Проведенная городскими стражниками всегородская ночная облава в трущобах бедняков Валенсии собрала всех городских босяков на морском побережье. Утром стражники, а за спиной каждого из них маячила фигура монаха-иезуита, начали просеивать и отсеивать попавших в облаву людей. Они не торопились, а тщательно проделывали свою работу, осматривая каждого человека, чтобы определить, что он собой представляет. Если стражник начал сомневаться в чем-то при осмотре или обыске подозреваемых, то монах тенью скользил к нему и подсказывал, что сделать в таком случае.

К этому времени Ортис сообразил, что на этот раз ему не удастся бежать из оцепления, и, достав свою верную наваху, он приготовился дорого продать свою жизнь. Совершенно неожиданно внутри оцепления перед ним появился испанский гранд, который жестом руки приказал ему следовать за ним. Никто из валенсийских оборванцев, попавших в облаву, городских стражников и монахов-иезуитов не видел, как эти два человека покинули оцепление. Этим испанским грандом, разумеется, оказался князь Оболонский, который и доставил Ортиса в замок. Князь помог Ортису обучиться грамоте и направил его для дальнейшего продолжения учебы в университет, который появится на Земле лет через четыреста после даты рождения парня в Испании. По разговорам с Ортисом я понял, что ему нравится такая жизнь вне времени, но он хотел остепениться, создать семью и иметь детей. Несколько раз он уже отправлялся в средневековую Испанию в поисках будущей жены, но пока не встретилась женщина, которую полюбил бы с первого взгляда и сделал бы своей женой.

Аналогичные истории скрывались за плечами и других работников замка. Мунди в прошлом был французским жандармом, Олекса — холопом боярина Кучки, первым жителем древней Москвы, а Жеко — человек из будущего, родная планета которого была уничтожена космическим агрессором, а он спасся, бежав на космическом квадроцикле. Воздух в квадроцикле быстро закончился, и Жеко уже находился на грани смерти, когда пролетавшая неподалеку космическая яхта князя Оболонского спасла погибающего космонавта. Всю четверку объединяло одно — их любовь и беззаветная вера в князя Оболонского, который был спасителем, отцом родным и богом для каждого из них. В разговорах со мной они, улыбаясь, не раз говорили, что не колеблясь отдадут свою жизнь за этого человека, который нашел их и сделал из них настоящих людей.

 

2

Когда я снова увидел подполковника Динго утром следующего дня, то это был совершенно другой человек, который ничем не напоминал вчерашнего доходягу, едва передвигавшего ноги. Тот парень, который без стука в дверь ворвался в мою комнату, уже ничем не напоминал ходячий труп, он двигался очень быстро, и в его движениях ощущалась та легкость, которая присуща одним только охотникам на крупного зверя или лесным егерям. Динго, увидев меня спящим, резко сдернул с меня простыню и нагло заявил, что в такое утро пошло дрыхнуть в постели, когда за окном стоит такая прекрасная погода. И он предложил немного пробежаться вдоль морского побережья. Целый час мы носились по прибрежному песку, время от времени окунаясь в морские волны, чтобы немного охладиться. Когда настало время завтрака, я коротко объяснил другу правила и регламент проведения завтрака, и мы помчались по своим комнатам, чтобы привести себя в порядок и прилично одеться. Все это время я наблюдал за Динго, ведь парню было всего двадцать шесть лет от роду, а он уже сбил сто шестьдесят три самолета противника и в столь раннем возрасте стал подполковником Люфтваффе. Еще в полку я много слышал разговоров о том, что парень получает тысячи и тысячи писем от немецких парней, которые мечтают стать летчиками-истребителями и сражаться с врагом во имя фюрера и славы рейха, а также множество писем от немецких фройляйн, которые готовы были выйти замуж за него и нарожать ему кучу детей. Что самое удивительное, подполковник всерьез принимал эти письма, и, когда у него выдавалось свободное время, его часто можно было видеть отвечающим на эти письма за переносным компьютером.

Подполковник Динго некоторыми чертами лица и сложением тела, а когда он отвечал на твой вопрос своим вопросом, то и этой своей привычкой, напоминал моего единственного сына, пропавшего в раннем возрасте. Но могло быть и так, что в душе я очень хотел бы, чтобы такие близкие мне люди, как сын Артур и подполковник Динго, были бы не только похожими друг на друга, но были бы близки между собой, не только родственными связями, но и дружбой.

Завтрак был накрыт на летней веранде, где уже собрались все обитатели замка — Мунди, Ортис, Олекса и Жеко, разодетые в шикарные костюмы от лучших модельеров мира. Я пришел в шортах и летней тенниске, Динго натянул на себя мундир подполковника Люфтваффе и выглядел весьма экстравагантно на общем фоне гражданской одежды. В этот момент к нам присоединился князь Оболонский, одетый в весьма приличный костюм. Прежде чем всех пригласить к столу он представил подполковника Динго, сказав несколько слов о том, что он великолепный летчик-истребитель, которого ожидает большое будущее. На этом официальная часть закончилась, все расселись по местам за столом и принялись завтракать. Первые несколько минут за столом царила полная тишина, слышались только стук столовых приборов о тарелки да краткие просьбы завтракающих о передаче соли, сока или хлеба.

Постепенно официальщина закончилась, парни за столом оживились, стали переговариваться и переходить с места на место, чтобы положить себе в тарелку ту или иную пищу. Здесь я на собственной шкуре убедился, что моя одежка оказалась все же наиболее подходящей для подобного утреннего мероприятия. Я свободно передвигался по веранде, мог дотянуться до любого блюда, не боясь поставить пятно на одежду, а разодетая в пух и прах четверка чувствовала себя более скованно. В результате неосторожного движения Мунди умудрился капнуть кетчупом на свой великолепный пиджак от Версаче. У парня моментально пропал аппетит, он начал тяжко вздыхать, постоянно сыпать соль на пятно и пытался стереть его специальной салфеткой, но у него, разумеется, ничего не выходило. Князь Оболонский посоветовал Мунди особо не суетиться и после завтрака сдать костюм в какую-нибудь итальянскую химчистку, где за пару минут растворят пятно специальными реактивами. Но к этому моменту Мунди уже практически плакал и в ответ на предложение князя хмуро заявил, что эти хваленые итальянские химчистки скорее способны испортить костюм, как это произошло с его прошлогодним костюмом, после этой хваленой химчистки пиджак оказалось невозможно натянуть на плечи.

А я в этот момент за обе щеки уплетал французский паштет и внимательно прислушивался к семейной перепалке за столом. Благодаря этой перепалке я почувствовал, что снова попал домой, завтракаю вместе с родными, которые ласково переругиваются между собой по не особенно важному поводу. Когда Мунди в своем костюме от Версаче в очередной раз пробегал мимо меня, то я пальцем слегка коснулся этого яркого пятна на его пиджаке, и оно без следа исчезло. В свое время моя теща Императрица очень увлекалась подобными магическими трюками и часто во время семейных застолий меня учила, как плести эти заклинания и когда ими пользоваться. А за столом внезапно наступила тишина, все присутствующие прекратили болтовню и уставились на меня. Первым это молчание нарушил князь Оболонский, который поднялся и тихо сказал, что он и его коллеги горды тем, что их скромную компанию впервые посетил настоящий маг. Все парни поднялись на ноги и негромкими хлопками ладоней поприветствовали меня.

* * *

Наши модернизированные истребители BF109E практически ничем не отличались от серийных машин, тот же планер, те же крылья и шасси. Разве только была изменена кривизна угла крыльев, имелся второй двигатель, который работал в экстренных ситуациях, по мысленному приказу пилота, разумеется. Ортис настаивал на том, чтобы летный шлемофон превратить в настоящий контур-шлем со всеми полагающимися ему причиндалами — с выведением на сетчатку глаза доски приборов истребителя, целеуказаний и прицеливания для пушки и пулеметов, с мощным локатором. Но подумав немного, я отказался от такой кардинальной ломки привычных стандартов работы летчика-истребителя, оставив привычный шлемофон, добавив к нему кислородную маску. Было много и других нововведений типа герметизированной кабины пилота, мощного бортового локатора, но все это было глубоко запрятано в истребителе, и человеку со стороны было незаметно. А что касается моего мастера на все руки обер-ефрейтора Шульце, то в моей голове для него хранилась специальная программка для любознательных. Получив такую программу, человек перестает удивляться всяким там новинкам и обслуживает истребитель по высшему уровню, молча и не задавая лишних вопросов. Аналогичную программу подполковник Динго имел и для своего инженера-техника.

А сейчас мы с подполковником Динго стояли перед истребителями, одетые в летные комбинезоны, а шлемофоны держали в руках. В этот вечер нам предстояло совершить испытательный полет на этих стальных птицах, которые стояли крыло в крыло во внутреннем дворике замка, готовые в любой момент подняться в небо, но пока площадки для разбега у них еще не было. Дворик был квадратом десять на десять метров, и по его периметру располагались замок и хозяйственные постройки, трех или четырех этажей высотой. Все это время ожидания вылета меня трепало сильное волнение по отношению к тому, а как именно будет осуществляться процесс взлета, но на лице я сохранял выражение абсолютного спокойствия, так как хорошо помнил, каким образом мой истребитель попал во внутренний дворик.

Еще раз обойдя кругом машины, осмотрев и потрогав руками ее основные узлы, мы с Динго не торопясь взобрались на крылья истребителей и нажатием кнопки отодвинули назад фонари кабин, чтобы занять кресло пилота. Подполковник Динго, особо долго не раздумывая, перекинул ноги через борт кабины и скрылся в ней, фонарь автоматически вернулся на свое прежнее место. Сначала загорелись бортовые огни его истребителя, а затем они начали весело перемигиваться между собой. Потом послышался тихий шелест двигателя, начал вращаться главный вал. В этот момент я сообразил, что несколько задержался и мне пора было поспешить с разогревом двигателя своего истребителя. Я еще раз осмотрелся кругом, все мои новые друзья во главе с князем Оболонским собрались в проеме ворот ремонтного бокса и, улыбаясь, внимательно наблюдали за моими действиями. Их лица все это время оставались спокойными, но я-то хорошо знал, какая буря чувств бушует в их сердцах, ведь они столько своих знаний, умений и сил вложили в этих стальных птиц! Я еще раз вдохнул этот изумительный воздух, наполненный морской свежестью и кислородом, натянул на голову шлемофон с кислородной маской и решительно полез в кабину своего истребителя.

Я не успел еще удобно расположиться в кресле-ложементе пилота, как в голове прозвенел колокольчик и послышался голосок искусственного разума моего истребителя. ИР поинтересовался, готов ли я ко взлету, и, получив мое мысленное подтверждение, включил зажигание и начал процесс запуска двигателя. Через затемненное остекление своей кабины я увидел, что в этот момент истребитель Динго подпрыгнул вверх и завис на высоте в десять метров над землей. Это было настолько неожиданно, что я даже охнул от удивления, охватившего меня. По непонятной мне сейчас причине мы с ремонтной бригадой никогда не обсуждали вопрос взлета истребителей с внутреннего дворика замка. Я всегда думал и был уверен в том, что разбегаться и взлетать они будут с асфальтированного шоссе, ведущего к замку. А что касается момента протаскивания истребителей через узкий проход, то я хорошо помнил, как Мунди, Ортис, Жеко и Олекса проделали этот трюк на второй день моего появления в замке.

Истребитель Динго на мгновение завис на высоте десять метров, а затем медленно, а потом все быстрее и быстрее стал набирать высоту. Несколько секунд спустя и моя машина подпрыгнула вверх, внутренний дворик замка резко ушел вниз, а затем все быстрее начал уменьшаться в размерах, пока вместе с замком не превратился в мелкую точку, которая быстро исчезла из виду. Внизу подо мной с одной стороны простиралось бескрайнее Средиземное море, которое на горизонте сливалось с небосклоном в одну линию, а на другой стороне темнела земля. Я связался с подполковником Динго, поинтересовался, как он себя чувствует, и, получив ответ, что сейчас ему лучше, чем в саркофаге кибер-доктора, предложил подполковнику следовать заранее запланированным курсом. На один из мониторов приборной доски истребителя, а потом на сетчатку моего глаза ИР вывел карту местности с проложенным маршрутом. Альтиметр показывал высоту в четыре тысячи метров.

Маршрут проходил через Францию, Испанию в Португалию, а обратный путь мы должны были пролетать в основном над Средиземным морем. Пока маршрут проходил над Южной Францией, нас никто не беспокоил. В этом районе британцы проявляли малую активность своей бомбардировочной авиации и наших истребителей-перехватчиков практически не было. Одна неполная эскадрилья на все побережье?! Франция к этому моменту была полностью оккупирована нашими войсками и сохраняла спокойствие. Поэтому я не обращал внимания на местность, проплывающую под крыльями своего истребителя. В этот момент вместе с ИРом тренировался по пилотированию машины в условиях воздушного боя. Старался поднять уровень своих рефлексов и быстрее реагировать на воссоздаваемые в бортовом компьютере ситуации одиночного боя. К стыду своему, я обнаружил, что сказывается долгий период отсутствия хороших симуляторов воздушного боя для компьютеров, когда играл в покер с товарищами по полку, а не стучал пальцами по клавиатуре, играя с компьютером. К тому же секретная служба рейха наложила такие наказания за включение компьютеров не в рабочей обстановке, что многие офицеры и рядовые не подходили к ним и после объявления тревоги или появления врага. ИР истребителя наголову обыгрывал меня в самых простейших ситуациях, я не успевал мысленно заставить истребитель вовремя отреагировать на угрозу и постоянно ему проигрывал. Судя по тому, как испуганно шарахался из стороны в сторону истребитель подполковника Динго, то и он со своим ИРом играл в симулятор.

Но как только мы с Динго приблизились к границам Испании, то на перехват наших машин поднимались истребители BF109M, более современные, год назад переданные рейхом франкистской Испании в знак нерушимой дружбы и военного братства. В этой ситуации франкистские пилоты вели себя более чем нагло, имея численное большинство, они с ходу пошли на нас в атаку. Шесть испанских BF109M еще в процессе набора высоты с дальней дистанции открыли огонь из пулеметов и пушек по нашим истребителям. Франкисты хорошо видели, что стреляют по истребителям BF109E, несущим на своих крыльях опознавательные знаки из черных крестов Люфтваффе рейха. Огонь они вели с дальней дистанции, поэтому он был неэффективен, но эти парни стреляли по нашим машинам! Некоторое время мы с подполковником Динго не обращали внимания на эту шестерку дилетантов от авиации, ни один из маневров которых нельзя было бы подвести под рамки искусства пилотирования истребителей-перехватчиков. Но когда эта толпа так называемых истребителей приблизилась к нам на близкое и опасное для нас расстояние, то мы с Динго совершили простейший маневр. Он ушел на мертвую петлю Нестерова и с верхней полусферы зашел франкистским истребителям в хвост, а я кувырком к земле начал заходить в атаку на эти истребители с нижней полусферы. Несколько очередей из мотор-пушки — и четыре истребителя франкистов потянулись к земле, разматывая за собой черные клубы дыма и жирного пламени.

Франкистская авиация Испании, наученная первым горьким опытом, больше не поднимала в воздух своих перехватчиков, а передала эстафету противоборства с нами в руки зенитной артиллерии. Гражданская война в Испании официально закончилась в 1940 году, но по стране, особенно в горных районах, еще можно было встретить остатки подразделений республиканской армии, которые вели партизанскую войну. Поэтому вокруг крупных городов Испании создавались оборонительные укрепления с размещением как зенитной, так и обычной артиллерии. Зенитные батареи заработали, как только наши истребители начинали вырисовываться на горизонте на подступах к защищаемым городам. Особенно яростно зенитная артиллерия обрушилась на наши истребители, когда мы стали приближаться к Мадриду.

Это я, дурак, решил поинтересоваться, как там Мадрид поживает, ведь столько лет не был там, когда в 1938 году безусым мальчишкой прибыл в «Кондор», на замещение должности младшего летчика-истребителя. Когда мы приближались к Мадриду, то небо над городом и его окраинами расцвело сначала разрывами мелкокалиберных, затем 88-ми миллиметровых зенитных снарядов. Облако разрывов было настолько плотным, что, сколько бы мы ни давали противозенитных маневров, отдельные разрывы происходили в опасной близи от крыльев и фюзеляжей наших истребителей. Подполковник Динго даже поинтересовался, что я такое забыл в этом городе, что пру туда, несмотря на такой не столь, по его мнению, гостеприимный прием. Но я не мог даже своему другу открыть очень важную военную тайну, которую хранил в сердце с тех лет.

Однажды на улицах этого города я встретил одну девчушку пятнадцати лет, которую полюбил всем сердцем, перед глазами появилось изображение чудной красавицы с грустными испанскими глазами. А тем временем наша пара BF109E, поднырнув под зонтик разрывов зенитных снарядов, неслась над улицами Мадрида на высоте в сто пятьдесят метров. Очень хорошо, что в это время в городе еще не были построены североамериканские небоскребы, а то мы с Динго наделали бы делов, а так между нашими истребителями и крышами высоких зданий города еще оставалось достаточно пространства. Но по улицам и проспектам Мадрида метались и бежали люди: женщины, дети, старики и старухи, а также мужчины — в поисках убежища, в их памяти еще сохранились времена гражданской войны и постоянных воздушных тревог. Естественно, при виде наших истребителей, пролетающих над их головами, жители города страшно запаниковали и бросились спасать свои жизни.

Только тогда я осознал, что эта испанская девчонка из воспоминаний фельдфебеля Зигфрида Ругге чуть не довела нас до греха. Зигфрид так полюбил ее, что предложил ей выйти за него замуж и уехать с ним в Германию. В то время он был настоящим красивым мальчиком, и девочки отдавались ему в первую же встречу. Безусый мальчишка в военной форме Люфтваффе возомнил себя настоящим «мачо». Но с этой молодой испанкой у него произошел настоящий облом, девчонка отказала «мачо» и выгнала его из своего дома. «Мачо» озверел и поклялся отомстить своей первой настоящей любви. Но война закончилась, и Зигфрид вернулся в рейх с неотмщенной честью младшего офицера Люфтваффе.

Я удивился тому обстоятельству, что после перенесения моего сознания в его тело в некоторой степени Зигфрид Ругге нравился мне как человек, и даже представить себе не мог, что он мог столько лет хранить в себе эту лютую ненависть к женщине, которая отвергла его ухаживания и предложение. С трудом я начал разжимать по одному пальцы своей руки, сжатые на ручке штурвала управления истребителем. Особенно с трудом поддался указательный палец, который уже снял с предохранителя и лежал на кнопке «открытия огня» мотор-пушки. Еще секунда, и трассы снарядов устремились бы вниз, чтобы вспыхнуть серией разрывов на улице Ортега-и-Гассет Мадрида, унося в мир иной десятки, а может быть, и сотни жизней невинных жителей Мадрида, но палец все же поддался приказу моего головного мозга и разжался. Никакой стрельбы не будет! Я приказал ИРу поднять истребитель на высоту в шесть тысяч метров и следовать в направлении Средиземного моря.

Когда разрывы зенитных снарядов над Мадридом остались далеко позади, я переговорил с подполковником Динго и разъяснил ему ситуацию, возникшую над Мадридом. Затем предложил своему ведомому возвращаться домой, нечего нам было теперь еще будоражить и Португалию, а сам задумался над тем, что меня волновало в последнее время.

Зигфрид Ругге был нормальным немецким офицером, искренне любил свою родину, фюрера и боролся за достойное место рейха среди других стран мира. Это его так научили думать, причем вбивали в голову с малых лет и до самой последней минуты, когда его разум не переселился в мое тело в другой вселенной, а он всем сердцем и душой поверил и принял это, поэтому честно воевал и сбивал самолеты противника. Когда мое сознание оказалось в его теле, то я понял и принял этого человека именно потому, что мне понравилось его отношение к жизни. В течение нескольких месяцев наши сознания, мое и его остаточное, мирно сосуществовали, и я в полной мере был Зигфридом Ругге.

Но последний бой с участием североамериканских истребителей, мое, а также подполковника Динго неожиданное заболевание лучевой болезнью резко повлияли на это мирное существование. Сознание Ругге было поражено направленным лучом ионизирующего излучения и перестало существовать, правда, сохранив в моем сознании какие-то свои вторичные проявления. Теперь можно смело говорить, что Зигфрид Ругге умер, оставив меня одного в своем мире. Болезнь, замок, встреча с новыми друзьями — все это на время меня отвлекло от реальной жизни, на некоторое время я забыл о войне и был за это жестоко наказан.

Во время полета, когда требовалось только проверить, как функционирует модернизированная техника, проснулось измененное сознание Ругге, и он на практике продемонстрировал свою некую звериную сущность. Если бы мне вовремя не удалось перехватить управление истребителем, то сегодня улица Ортега-и-Гассет в Мадриде была бы залита кровью невинных людей, а я даже не догадывался о таком возможном варианте развития ситуации. Но и сейчас я не верил в то, что именно Зигфрид Ругге воспылал такой страстью к испанской девушке, что за обладание ею готов был залить кровью одну из улиц города, который полюбил пять лет назад. В моих руках не было фактов или свидетельств очевидцев, чтобы документально подтвердить изложенные выше мысли. Но я твердо был убежден в том, что Зигфрида заставили поступить подобным образом, что эта попытка кровопролития заранее планировалась.

ИР истребителя сообщил, что мы приближаемся к конечной точке полета, диспетчер замка предупрежден о нашем раннем возвращении. На сетчатке глаза появилась масштабная карта, на которой мигали три точки — замок и наша пара истребителей. Действительно, через несколько минут следовало заходить на посадку. Я усмехнулся про себя, замок находился в другом измерении, а эти бездушные роботы и автоматы его местонахождение привязали к земной карте и сейчас будут имитировать посадку тяжелой машины. Но меня это особо не волновало: я знал, что посадка будет успешной, иначе на что нам нужны эти ИРы истребителей?!

Но мне так и не удалось продолжить свои размышления о том, что делать дальше в этом мире, когда меня покинул Зигфрид Ругге, я аж от ярости готов был скрежетать зубами, но ничего дельного в голову не приходило. Когда шасси истребителя касалось асфальта внутреннего дворика замка, меня словно озарило — следует встретиться с североамериканским летчиком, пилотировавшим Р-47 «Тандерболт» с бортовым номером US Army 109-99-9 E.

Испытательный полет успешно завершился. Завершился очередной этап нашей с Динго жизни, настало время возвращаться в родной полк.

 

3

Когда шасси истребителей коснулись асфальтобетона взлетно-посадочной полосы родного аэродрома, мы из кабин выскочили на свежий воздух и осмотрелись кругом, то у меня захолодело сердце и мне показалось, что мы вернулись не домой, а в другое место. Производственные, служебные и хозяйственные здания авиабазы, заново заасфальтированная взлетно-посадочная полоса, ангары и укрытия для истребителей BF109E — все это за две недели моего отсутствия практически не изменились. Удивление вызывали люди, работающие на авиабазе, их поведение и отношение друг к другу. В большинстве своем приписной состав полка составляли молодые люди в возрасте от восемнадцати до тридцати лет. Таких парней, только начинающих жизнь, трудно представить себе не подтрунивающими, не улыбающимися по поводу и без повода и не разговаривающими друг с другом. А сейчас перед нами проходили, проезжали на мотоциклах и автомобилях эти молодые люди, которые перестали улыбаться и громко смеяться. Они занимались работой и сноровисто делали свое дело, но глаза их не излучали прежнего мальчишеского и озорного блеска. Совсем недавно они много и охотно смеялись над любой шуткой друга или товарища. Да, с офицерами унтер-офицерский и рядовой состав полка всегда был серьезен, но и офицер, отдав распоряжение унтер-офицеру или рядовому, улыбаясь, наблюдал, как они исполняют его распоряжение. А сейчас этого не происходило, отдав приказ, офицер отправлялся по своим делам и не обращал внимания на то, как рядовой исполнял этот приказ. Одним словом, сегодня люди на базе больше напоминали тени.

До глубины души раздосадованный неприятными впечатлениями, я вместе с подполковником Динго отправился в штаб полка, чтобы доложить о прибытии и готовности приступить к исполнению служебных обязанностей. Полковник Арнольд Цигевартен встретил нас в своем кабинетике, расположенном в здании штаба на втором этаже. Он был одет в отутюженный мундир полковника Люфтваффе, и вся его фигура сохраняла присущее Арнольду арийское высокомерие. Но, усталое и испещренное морщинами, его лицо не скрывало напряженного графика работы, который приходилось Цигевартену выдерживать каждый день, независимо от дня недели. К тому же очень трудно командовать истребительным полком, зона ответственности которого лежала в секторе, наиболее притягивающем внимание высшего руководства рейха. Арнольд тяжело поднялся из-за стола, вышел мне навстречу, обнял за плечи и сказал, что рад возвращению старых друзей. Возвращаясь за стол, он сунул свою правую руку для рукопожатия подполковнику Динго. Когда они жали друг другу руки, я обратил внимание на то, что рука Цигевартена мелко подрагивает. В этот момент я очень надеялся, что это была не болезнь Паркинсона или возрастное подрагивание руки, а простая усталость, и подумал, что один-два сеанса лечения у кибер-доктора замка и полковник Цигевартен стал бы другим человеком и напрочь забыл бы о том, что это такое усталость.

Устал не только полковник Арнольд Цигевартен, но устал воевать и весь десятый истребительный полк. Разговор с Арнольдом не получился, ему приходилось все время говорить по телефону, который звонил не переставая. Офицеры штаба крутились, словно заведенные волчки, все время к ним поступала информация из различных штабов, пунктов наблюдения за самолетами противника ВНОС, с радиолокационных станций РЛС, а иногда и от простых граждан рейха. Всю эту информацию им следовало проверить, процедить через ситечко и отобрать только те факты, которые позволили бы спланировать рабочий день полка и определить цели и задачи боевых вылетов эскадрилий. Полковник Цигевартен извинился, что не может найти свободной минутки и переговорить с лучшим другом, поэтому предложил перенести встречу и беседу на более позднее время, когда утихнет эта чехарда с информацией и принятыми на ее основании решениями. Он успел только добавить, что очень рад видеть меня посвежевшим и не таким усталым, каким был до своего ранения. Когда он глядел на подполковника Динго, то глаза его по-отцовски и одновременно по-собственнически поблескивали, мне в этот момент вспоминались слова князя Оболонского о том, что командир нашего полка — настоящий умница.

* * *

За время моего отсутствия никто не побывал в моей комнате, поэтому я воспользовался имеющимся у меня ключом, чтобы ее открыть и убедиться, что там все в порядке, немного пыли, но жить было можно. Армейскую сумку с запасной формой бросил на специальную подставку при входе, снял черный дождевик и повесил его на вешалку, хотел было посидеть в кресле, но развернулся и отправился в комнату Динго. Вход в нее находился строго напротив двери моей комнаты. Вежливо постучав в дверь, я подождал немного и, так не дождавшись приглашения, вошел в комнату ведомого.

Подполковник Динго, в отличие от меня, не любил путешествовать налегке, он всегда набирал с собой много нужных и ненужных вещей. Даже будучи при смерти, в свою командировку ко мне на излечение он умудрился притащить два чемодана шмоток. Сейчас Динго был чрезвычайно занят, он распаковывал чемоданы и аккуратно раскладывал рубашки и все, что находилось в чемоданах, по отдельным полочкам в стенном шкафу. Пока парень занимался таким важным делом, я осмотрел его комнатку и пришел к выводу, что по площади она меньше моей, к тому же чуть продолговатая, вытянутая к окну. Стенной шкаф неимоверных размеров, двуспальная кровать или сексодром, как называл это мощное ложе сам герой, и четыре мощных довоенных стула составляли обстановку этого бедного офицерского жилища. При этом чувствовалась опытная женская рука, пол комнаты был отмыт до зеркального блеска, да и кругом было очень чисто, а вещи аккуратно расставлены по местам. Ни один мужчина этого сделать не мог! Но подполковник хранил полное молчание по поводу того, кто же из связисток полка предпочитает ночевать на этом сексодроме, а в свободное от ночевок и службы время отмывать пол и следить за порядком в этой офицерской берлоге.

При моем появлении подполковник Динго кивнул головой, словно хотел дать знак, что обратил внимание на появление гостя в комнате и хорошо знает, кто именно посетил его, но продолжал заниматься любимым делом. Почувствовав, что подчиненный мне офицер этим кивком ограничился и не собирается больше обращать на меня внимания и развлекать приятными разговорами, я предложил ему сходить перекусить в офицерскую столовую, ведь последний раз мы с ним завтракали рано утром в замке. Динго тут же согласился, хорошо понимая, что иначе я от него не отстану. Столовая была уже безлюдна, основной офицерский состав полка давно поужинал, а дежурные повара ожидали появления пилотов, заявленных в ночные полеты и перехваты. Они с удовольствием покормили нас. Съев по бифштексу, которые в действительности были приготовлены наполовину из мяса и наполовину из ржаного хлеба, мы сразу поняли, что вернулись в родные пенаты. Я смотрел, как мой ведомый красиво и аристократично разрезал котлету-бифштекс столовым ножом, и думал о том, что сейчас Динго ничего не помнил о времени нашего пребывания в замке.

Князь Оболонский перед нашим отлетом в полк подошел ко мне и попросил разговора тет-а-тет. Мы отошли в сторону, и он заговорил о том, что как только истребитель подполковника Динго оторвется от земли, то в памяти подполковника сотрутся воспоминания о замке, его обитателях и о его пребывании в нем. Одновременно с этим у него сохранятся знания обо всех технологических усовершенствованиях, внесенных в конструкцию истребителя. Причем подполковник будет знать, как применять на практике эти усовершенствования, но при общении с товарищами и приятелями по полку будет избегать разговоров на тему их использования. Что касается отсутствия в полку, то Динго будет думать, что вместе со мной лежал в закрытом госпитале, где проходил курс лечения от тяжелого заболевания. В конце разговора князь Оболонский остановился на мгновение и добавил, что подполковник Динго в свое время вспомнит о замке и когда-нибудь обязательно вернется в него, но для этого он должен пройти некоторые испытания. Я не стал задавать князю лишних вопросов, про себя решив, что если наступит такой момент и мне придется покидать данную реальность, то я обязательно предложу подполковнику отправляться вместе со мной: Динго стал моим настоящим другом.

Было уже совсем поздно, когда мы с Динго вернулись в общежитие, но полковник Цигевартен пока не приходил. Через час он перезвонил мне в комнату, извинился и сказал, что встреча откладывается, так как командир дивизии вызвал его к себе для важного разговора. В комнате, несмотря на сильный и холодный ветер на улице, было хорошо и уютно. Двойные окна держали тепло, не давая возможности холоду извне проникнуть в комнату. Я некоторое время постоял у окна, чтобы полюбоваться непогодой.

Затем разделся и нырнул под теплое одеяло, потянулся всем телом и начал думать о том, как там, где-то во вселенной, поживает обер-ефрейтор Смугляночка, ведь скоро у этой девчонки начнет расти животик с моим сыном. Это были приятные мысли, но хотелось спать, щелчком пальцев я выключил верхний свет, оставив тоненький лучик ночного светильника, стоящего на прикроватной тумбочке. С детства я не любил и боялся спать в темноте, тогда мама меня научила засыпать при свете ночника. Бесконечная мысль о маме увела меня в сон, я даже не помнил, удалось ли мне веками прикрыть глаза, как уже забылся глубоким сном.

 

4

С утра до вечера мы с Динго провели в кабинах своих истребителей в ожидании очередного сигнала тревоги и вылета на боевое задание. Но, как назло, день выдался нелетным, был очень пасмурным, и вражеские самолеты не покидали своих аэродромов. Может быть, нелетная погода пришла потому, что сегодняшний день был воскресным днем. До войны по утрам в такие дни недели люди всей семьей ходили в церковь, чтобы помолиться Господу Богу о спасении души. А может быть, я был не прав, думая, что по воскресным дням люди вообще не воюют. Но в любом случае, погода была нелетной, а мне и Динго пришлось на всякий случай восемь часов просидеть в кабинах своих истребителей.

Все это время я поддерживал магический контакт с подполковником Динго, который находился в кабине своего истребителя, я обучал его азам магии. Обучение происходило в виртуальном мире, а для этого нужно было закрыть глаза и с головой погрузиться в этот мир магии и волшебства. Долгое время парень категорически отказывался закрывать глаза, так как ужасно боялся магии и не хотел иметь с ней дела. В принципе, Динго был не против того, чтобы поболтать с собеседником, находящимся далеко от него, на ментальном уровне. Он не возражал, чтобы потусторонние голоса звучали в его голове, но категорически не хотел выучиться на мага, так как считал их исчадиями ада. Когда в очередном сеансе магической связи я предложил ему начать обучение на мага, то подполковник пришел в ужас и первым делом перестал спать, чтобы я не мог больше связываться с ним магическим путем. Вот и этим утром подполковник долго хорохорился, но уже через час впал в утреннюю дрему, и тогда я в его сознании сформировал изображение приборной панели истребителя. Динго потребовалась целая минута, чтобы убедиться, что реальный аналог приборной доски ничем не отличается от виртуального изображения этой же приборной доски.

Поверив в то, что панели управления истребителя ничем не отличались друг от друга и что обеими можно пользоваться в равной степени, Динго перестал противиться мне и согласился учиться магии. Парню нравилась сама идея летать во сне или пилотировать истребитель с закрытыми глазами. Но, как это часто случается, ученик захотел одним махом освоить весь предмет в целом, он начал спешить и начал делать ошибки из-за своей спешки. Я немного подумал, как отучить парня от ненужной в учебе спешки, и придумал следующее. Поместил его в компьютерный стимулятор обучения пилотированию BF109E, где на хорошо знакомом ученику предмете воссоздавал различные летные ситуации, объясняющие причину той или иной совершенной им в процессе обучения магии ошибке. Аллегорически, разумеется.

Обучение магии я решил начать со спички, этот трюк у меня наиболее легко получался. А именно, взять в руку спичку и попытаться зажечь ее взглядом. Сначала Динго отказывался брать спичку в руки, затем отказывался смотреть на эту спичку, но когда спичка вспыхнула в его руке, то от испуга этот осел так отбросил ее в сторону, что чуть не поджег кабину своего истребителя. Слава богу, вовремя сработала система пожаротушения истребителя и пожара не произошло. Через некоторое время Динго научился зажигать спичку не взглядом, а щелчком пальцев. Открылось это совершенно неожиданно для него и меня. Мы тысячу раз повторяли этот трюк зажжения спички одним взглядом, но у парня ничего не получалось, если же спичка и загоралась, то это сразу грозило началом большого пожара, но чаще спичка холодно реагировала на пристальные взгляды этого парня. Честно говоря, я не знал, как следует поступать в таких случаях, и хотел уже было прекратить этот эксперимент, чтобы перейти к другому опыту, как взбешенный своими неудачами Динго с остервенением щелкнул пальцами правой руки — и спичка загорелась ровным пламенем. Сам парень не обратил на это внимания, так как продолжал, страшно выпучив глаза, всматриваться в спичку, но я, выступая в роли опытного наставника, успел-таки заметить этот щелчок и попросил для чистоты эксперимента его повторить. Спичка загорелась и после второго щелчка, третьего… шестого и седьмого. Таким образом, Динго вступил на стезю изучения магии, оставаясь при этом упертым дилетантом, не верящим в существование самой магии.

Поэтому мне пришлось перейти к обучению своего ученика еще одному простейшему магическому трюку — движению физического предмета в пространстве под влиянием силы мысли или взгляда. Практикующий мастер телекинеза способен силой своей мысли переносить в пространстве любой предмет и на любые расстояния, но я решил начать обучение с движения по пластмассовой панели коробка спичек.

Не знаю, по каким причинам этот трюк оказался не под силу не только Динго, но и мне. Правда, коробок спичек и пластмассовая панель находились в кабине истребителя Динго, а я в кабине своего истребителя, но сколько бы я ни старался, коробок спичек ни на йоту не сдвинулся со своего места. Может быть, этот эксперимент мне не удавался из-за плохого качества передачи сигналов по магическому коммуникационному каналу?! Я уж было решил сходить к Динго и попробовать напрямую мысленно воздействовать на коробок, как раздался вызов по рации и полковник Арнольд Цигевартен вежливо попросил меня заглянуть к нему в штаб.

Вежливая просьба командира — это вежливый приказ, и пришлось мне трусцой пробежаться по жуткому холоду до штаба полка. Когда я ввалился в здание штаба полка, то представлял собой полузамерзший труп.

Арнольд лично напоил меня двумя стаканами горячего чая и, когда убедился в том, что я стал в некоторой степени вменяемым, то заявил, что из столицы рейха получен приказ, согласно которому мне и подполковнику Динго в эту ночь было приказано совершить налет на одну из правительственных резиденций Острова. Полковник Цигевартен ткнул своим толстеньким пальчиком в карту северного побережья Острова и продолжил, что для выполнения задания оба истребителя на борт должны взять максимальную бомбовую нагрузку и, избегая встреч с врагом, найти и полностью уничтожить эту виллу. При этих словах полковник замолчал, а я спокойно ожидал продолжения его пересказа столичного приказа, так как хотел понять, что нам делать после уничтожения этой виллы. Ведь что получается: долететь до виллы мы сможем, сможем разыскать и уничтожить ее, но на чем нам тогда возвращаться назад, на родной аэродром? Эта чертова вилла была расположена на северном побережье, на дальнем конце Острова, а не на его ближнем к нам южном побережье. И расстояние до нее по прямой составляло радиус действия наших истребителей BF109E. Чтобы ее уничтожить потребуется минут десять-пятнадцать пребывания над целью, а это еще дополнительный расход топлива. Получается, что в данный момент полковник Арнольд Цигевартен продает мне билет в один конец — нашим истребителям будет не на чем вернуться на родной аэродром, на это попросту не хватит топлива!

Арнольд Цигевартен спрятал под тяжелыми веками свои честные глаза старого вояки, продолжая при этом хранить молчание, и тогда я понял, что и он не знает ответа на вопрос, каким образом нам можно вернуться домой после выполнения этого задания. Тогда я сделал то, чего никогда не сделал бы в другой ситуации — я силой воли заставил его поднять глаза, и взгляды наши встретились. Не торопясь, я начал мысленно рассказывать своему приятелю — он был другом Зигфрида Ругге, но сумел за короткое время стать и моим настоящим другом, — как мое сознание оказалось в теле его друга Зигфрида Ругге. Я рассказал обо всем, что со мной произошло за это время службы Оснаабрюкке и пребывания в замке.

Когда рассказ закончился, я поднялся на ноги и, небрежно козырнув присутствующим, направился к выходу. На улице по-прежнему завывал арктический ветер, но я уже не чувствовал холода. Только что стемнело, но я не торопясь брел к своему истребителю, размышляя о том, что следовало бы предпринять, чтобы в первом же боевом вылете не потерять модернизированные истребители. Но ничего путного не приходило в голову, разве только магическая ерунда. Расстроенный этими мыслями, я ментально связался с Динго и поделился с ним нашими несчастьями. Этот пилот-ариец, упрямый как осел, с абсолютным безразличием отнесся к информации, он беспечно отмахнулся от меня рукой, словно хотел бы сказать: «Ну и что, слетаем, отбомбимся и как-нибудь вернемся домой».

В расстроенных чувствах я добрался до своего истребителя, кивнул обер-ефрейтору Шульце, который в русском тулупе возился в своем уголке. И когда я уже поднимал ногу, чтобы взбираться на крыло своего BF109E, в мой лоб неожиданно врезался спичечный коробок, прилетевший неизвестно откуда. Удар по лбу был не очень сильным, но неожиданность всегда считалась одним из факторов успеха. Растерявшись, я со всего размаху глупо шлепнулся пузом на острую кромку крыла своей машины и стал озираться в поисках наглеца, так по-детски подшутившего надо мной. Никого из посторонних рядом не оказалось, и только тогда я услышал в своей голове хихиканье подполковника Динго, с большим трудом до моих мозгов дошло, что спичечный коробок — это дело его рук. Мой ученик самостоятельно научился телекинезу и стал настоящим телепатом! И тогда в моей голове родилось решение вопроса, каким образом мы после выполнения задания вернемся домой.

К нашим истребителям подъехали грузовики. Оружейники проверили вооружение и боезапас, стали на специальных кронштейнах в планерах машин подвешивать и крепить по две двухсотпятидесятикилограммовые авиабомбы. Я наблюдал за работой оружейников, а сам по телефону разговаривал с командиром полка и объяснял ему, что нам с подполковником Динго нужно, чтобы наши истребители вернулись бы на родной аэродром. Когда оружейники полка завершили работу и грузовики уехали, я мысленно пообщался с Динго, кратко объяснив, что он должен делать, и молча полез в кабину своего BF109E. Удобно расположившись в кресле-ложементе пилота, я мысленно приказал ИРу включить зажигание, и тут же приятными зелеными огоньками засветилась приборная панель машины. Чтобы не вызвать подозрений со стороны наземных служб аэродрома: как это может быть, чтобы два истребителя уходили на боевое задание без переговоров по рации о подготовке к полету, я по рации связался с Динго и поинтересовался, как его дела, и он в нескольких словах сообщил мне о полной готовности к полету.

Я ввел в память-карту ИРов обоих истребителей точное месторасположение виллы, предполагаемый маршрут следования до этой точки и предполагаемый маршрут возвращения. Через пару секунд получил подтверждение и согласие подполковника Динго со своим предложением, правда, с некоторыми небольшими коррективами. Подполковник предложил прорываться к вилле на малой высоте через центр Острова, так мы, по его мнению, могли бы избежать раннего обнаружения вражескими радарами, которые в основном были сконцентрированы на побережьях Острова.

После долгого разбега, натужно подгуживая двигателями, наши истребители оторвались от взлетной полосы и по спирали с большим трудом начали набирать высоту. Этим неуклюжим взлетом и тяжелым набором высоты мы хотели продемонстрировать невольным свидетелям, насколько перегружены оба истребителя. Достигнув требуемой высоты в четыре тысячи метров, наши истребители взяли курс на север. Но как только они достигли побережья Северного моря, мы с Динго увеличили их скорость полета, перейдя в пологое пике, чтобы скрыться в белой пелене прибрежного тумана.