Коммунальные бани этого областного центра уже воспеты в русской литературе, и все же для полной ясности изложения я позволю себе сказать предварительно несколько слов о принятой здесь системе налаживания пара, в меру сухого и душистого, который, не обжигая кожи, тем не менее пригибает вас долу и заставляет минут пять сидеть, не шевелясь, у подножия полка, тихо постанывая от удовольствия. Почему у подножия? Да потому, что сам полок, рассчитанный на четыре лежащих тела, увы, вам недоступен, ибо его занимают члены сформированной загодя бригады или, по другой терминологии, команды, которая как раз и готовила парок.

Дело это, на взгляд человека несведущего, простое и нехитрое, требует помимо выносливости, потому как переносить немалые физические нагрузки приходится в раскаленной душной атмосфере, еще и особого таланта. Сначала выметаются опавшие с веников листья, причем не пропускается ни одна щелочка, куда бы они могли забиться. После этой утомительной процедуры на полок, пол и стены выливается с десяток шаек холодной воды. Затем, чтобы вытереть парную насухо, устраивается своеобразный конвейер. Трое-четверо членов бригады тряпками собирают влагу и выбрасывают их в открытую дверь. Оставшиеся в мыльной напарники налету подхватывают тряпки, быстро, с выкрутом отжимают их и переправляют обратно. Так повторяется до тех пор, пока даже в зазубринах между кафельными плитками пола не останется ни капли воды. Тогда дверь парной плотно закрывается, на нее навешивается изнутри полог из толстого шинельного сукна, дабы не просочился наружу ни один глоточек пара, и начинается само таинство поддачи.

Поддают вдвоем, по очереди. Даже самый крепкий банный страстотерпец не в силах в одиночку перекидать на каменку, оборудованную на почти трехметровой высоте, ведерную шайку кипятка — сперва по ковшичку, потом по полковшичка, потом по четвертушечке, по наперсточку, по граммулечке. Да бросать надо не абы куда, не на те камушки, что маняще светятся красным отблеском, а на те, что доведены, в самом прямом смысле, до белого каления. Тут уже требуется и снайперский глазомер и четкая координация движений. Бросается ковшичек с оттяжкой, так, чтобы вода не разбрызгивалась в полете. Тогда каменка примет ее не с недовольным шипением, что случается, если за дело берутся самоуверенные дилетанты, а с благодарственным чмоканьем, будто малыш целует любимую мамочку.

Говорят, в не столь давние времена рядовые, так сказать, посетители бань в парилку вообще не допускались, пока не обработают вениками друг друга все члены бригады. С приходом демократии порядки и здесь стали либеральнее. Теперь, после того как пар налажен, насладиться им могут все желающие, но полок, как уже отмечалось, для них заказан. Лишь самые проворные успевают примоститься на нижней из четырех ведущих к нему ступенек, большинство же вынуждено устраиваться на полу, который, справедливости ради надо отметить, надраен до стерильной чистоты. Начинать махать вениками разрешается лишь по команде бригадира, когда на это даст «добро» разомлевшая на полке первая смена бригады, а выходить из парилки никто не имеет права, пока не попарится вторая.

Хотя пар получается отменный, и достается он вам, как не преминет подчеркнуть бригадир, на халяву, у этого порядка есть один изъян. После того, как добрых три десятка мужиков на славу поработают вениками, от первоначального божественного духа не остается и следа, зато начинает шибать в нос крепкий запашок рабочего пота. Поэтому, пока бригада отдыхает, попивая пивко, квас или чай, заглядывать в парную нет никакого смысла, только настроение испортишь. Остается ждать, когда профессионалы снова наладят парок. Порой интервал между пропарочными заходами растягивается чуть ли не на час.

Вот во время такой вынужденной паузы я и стал невольным свидетелем разговора, который состоялся между банщиком и одним из вновь прибывших любителей русского пара. Шкафчик для одежды достался мне недалеко от входа, так что не надо было прислушиваться, да и говорили они довольно громко.

Я уже отметил про себя, что к банщику здесь обращались уважительно, по имени-отчеству — Александр Борисович. Вообще-то представителей этой отнюдь не престижной профессии зовут панибратски по имени, если им не перевалило за шестьдесят, или только по отчеству — Иваныч, Петрович, Сидорыч и т. п. — когда человек уже явно в пенсионном возрасте. Для Александра Борисовича завсегдатаи бань делали исключение, видимо, потому, что в его облике и манерах чувствовалась интеллигентность и даже некий аристократизм. Благородная, отливающая серебром шевелюра, гладко выбритые чуть впалые щеки и волевой подбородок, точеный нос с горбинкой, выразительные серые глаза — он вполне бы сгодился на роль, скажем, старого князя Болконского или какого-нибудь английского лорда. А когда, перед тем как заняться уборкой мыльного отделения, банщик надевал поверх белого халата темно-зеленый клеенчатый фартук и не спеша натягивал на руки медицинские резиновые перчатки, он становился похожим на профессора-хирурга, который готовится к сложной операции. К моющимся гражданам Александр Борисович обращался исключительно на «вы», не забывая прибавлять старомодные словечки «извините» и «пожалуйста»: «Извините, я должен сделать приборку и буду вынужден вас потревожить», «Не обижайтесь, но в круглых тазиках ноги отпаривать не положено, пользуйтесь, пожалуйста, для этой цели овальными»…

— Что-то ты, Аркадий, давненько к нам не заглядывал, — после обмена рукопожатиями, из чего я сделал вывод, что они хорошо знакомы, сказал банщик и, вертя в руках билет, продолжил раздумчиво.

— Куда бы тебя определить получше? Середина дня, а народу много. Всего три местечка свободных. Двадцать девятый шкафчик, в правом углу у окошка, там сквознячок. В тридцать втором крючок сегодня утром сломали. Ну, и рядом со мной — первый, резервный.

— Я уж, если не возражаете, поближе к вам, — окинув беглым взглядом предбанник, проговорил Аркадий, невысокий лысеющий брюнет с уже заметным брюшком. Был он лет на десять-пятнадцать моложе банщика.

Судя по извлеченным из спортивной сумки аккуратным ровненьким веникам — березовому и дубовому, а также серому фетровому колпаку, бывшему некогда модной мужской шляпой, новый посетитель понимал толк в банных утехах. Раздевался он торопливо, будто кто подгонял. Видимо, сохранилась привычка с тех времен, когда в бани выстраивались очереди и не сразу удавалось найти свободное местечко в мыльной, не говоря уже о шайке, которую приходилось «столбить» у заканчивающего помывку сопарника.

— Да ты не спеши особо, — посоветовал Александр Борисович. — Сегодня Леша командует. Он мужик основательный. Уборку они только начали, так что у тебя в запасе минут пятнадцать минимум. Расскажи, чего там новенького у нас в «Меридиане»?

Аркадий не поспешил с ответом, а продолжал раздеваться и, лишь оставшись в одних трусах, присел на скамейку и заговорил несколько удивленно:

— А вы разве не в курсе, Александр Борисович? Из «Меридиана»-то я ушел. Уж восемь месяцев как.

— И ты тоже? — не то осуждая, не то сожалея, протянул банщик. — Ты же лучшим по профессии считался. С чего это начальство такими кадрами разбрасывается?

— Ну, во-первых, директор там новый. Лебедев Григорий Захарович. Может, слышали?

— Что-то ничего не говорит мне эта фамилия, — носче короткого раздумья ответил банщик.

— Так он в оборонке никогда не работал, — объяснил Аркадий. — Он, как это теперь называется, менеджер. Это такие ушлые ребята, которые любое производство могут организовать.

— Ну, если даже ты уволился, значит, не очень-то он ушлый! — усмехнулся банщик.

Точнее сказать, в его голосе мне послышалась усмешка. Я сидел к ним вполоборота и делал вид, что старательно перевязываю веник, так что выражения их лиц не видел.

— Да вроде дело сейчас потихоньку налаживается, — не очень уверенно сказал Аркадии. — Я-то, лично, ушел потому, что бабки хорошие предложили. В три раза больше, чем получал. Сами понимаете, глупо было такой шанс упустить. Пригодилось, что двадцать лет за рулем. Работаю теперь личным шофером одного босса. Видели магазинчики с вывеской «Ч. П. Глухов»? Вот его самого.

— У нас рядом с домом такая палатка, — оживился банщик. — Кстати, Аркадий, а как зовут твоего Глухова? Фамилия чисто русская, а вот имени на «Ч» в наших святцах вроде нет. Может, в честь писателя Айтматова родители Чингизом сына назвали?

— Ну, вы и хохмач, Александр Борисович! — заливисто рассмеялся Аркадий. — Надо же выдумать такое! Юрием Васильевичем зовут моего хозяина. А «Ч. П.» — это значит «частное предприятие».

— Вот как просто все объяснилось! — сконфуженно крякнул банщик. — А я-то голову ломал! Никак не могу приспособиться к реалиям новой жизни.

— Так я почему здесь давно не был? — вернулся к началу разговора Аркадий. — Сауной теперь пользуюсь. Хозяйской. Босс у меня еще молодой, одноклассник моего сына. Славка меня с ним и свел. Нормальный парень, без выпендрежа, хотя и деньжищами ворочает — ой-ой-ой! На даче у него сауна с бассейном. Пару раз в неделю собирается их компания, такие же молодые ребята, естественно, с девками. Попотеют в сауне, потом само собой — застолье. Летом на веранде они гужуются, зимой в гостиной или бильярдной. Ну, а пока гуляют, нам, водителям, дозволяется сауной попользоваться. Парок, конечно, мы пытаемся там наладить, но все не то. Соскучился я по настоящей баньке. Шефа утром в Киев проводил, он деловые контакты с нашей заграницей налаживает, и сразу сюда.

— Разумно поступил, — одобрил банщик. — Парок сегодня фирменный. У Алексея свои рецепты. В один заход добавляет для вкуса мяту, в другой — ромашку и какие-то еще травки, в третий — эвкалипт.

— Вы уж извините, Александр Борисович, — после небольшой паузы со смущением в голосе произнес Аркадий, — в прошлый раз постеснялся вас спросить, а чего это вы сюда устроились?

— Вопрос понятный, — грустно вздохнул банщик. Конечно, стыдоба это, а что прикажешь делать? Я после института, считай, без малого сорок лет отработал на «Меридиане». Сам знаешь нашу специфику, ничего похожего в городе нет. Так что мой опыт нигде не пригодится. Да и простым инженером сейчас никуда не устроишься. «Станколит» уже лет пять, как закрыли, имени Калинина тоже, на «Радуге» — сокращение большое. Ну, и возраст мой не в плюс. Вон сколько молодых работу ищут! Да мне б и пенсии хватило, одному много ли надо? Только беда у меня случилась — два года назад сын погиб.

— В Чечне? — участливо спросил Аркадий.

— Нет, — тихо сказал банщик, — в автокатастрофе. Сноха библиотекаршей работает, жалованье грошовое, а на внучонка моего, в честь деда Сашкой его назвали, пособие за потерю кормильца — кот наплакал. Вот я и решил пенсию им отдавать, а чтоб себя прокормить, в банщики подался. Да, поверишь, не так-то просто было сюда устроиться. Пришел к директору, так, мол, и так, слышал, вам банщик требуется, могу предложить свои услуги. Посмотрел он на меня недоверчиво. Шутите, говорит. Что-то вид у вас не больно рабочий, а у нас, извините, работа грязная, специфическая. Справлюсь, обещаю, с детства в баню хожу, представляю эту специфику. А шваброй я четыре года орудовал. На Северном флоте служил. Старший матрос эскадренного миноносца «Удачливый». Думаю, навыков не потерял. Ладно, хмыкнул директор, беру, но с месячным испытательным сроком. Я, как видишь, выдержал испытание.

Наступило долгое молчание. Видно, каждый размышлял о том, как круто повернулась жизнь, раз даже в банщики проблема устроиться. Наконец, Аркадий воскликнул, хлопнув себя по лбу:

— Вот черт! Чуть не забыл! Зверева просила вам привет передать.

— К-какая Зверева? — почему-то заикаясь, спросил банщик.

— Будто не знаете? — голос Аркадия звучал насмешливо. — В отделе главного технолога работала.

— А-а, Нина Васильевна! — с показным равнодушием протянул банщик.

— Она самая, — как мне показалось, эти слова Аркадий произнес с особым нажимом. — Стою на остановке сюда ехать, и она подходит. Узнала меня. Поздоровались. Видит, веники из сумки торчат. В баню, спрашивает. В баню, подтверждаю, ну и говорю, может привет передать Александру Борисовичу, если его смена будет. Непременно, говорит, передай.

— Постой, постой! — заволновался банщик. — Ты что, сказал ей, что я здесь работаю? Ох, стыдоба!

— А что тут особенного? — пожал плечами Аркадий. Разговор начал принимать любопытный характер, и я, хоть и старался не выдать своего к нему интереса, все же стал изредка поглядывать на собеседников.

— Ну зачем, скажи на милость, надо было сообщать ей о моей, нынешней работе? — укоризненно проговорил банщик. — Подумает, небось, что совсем опустился мужик, всякую гордость потерял.

— Да ляпнул по простоте, — принялся оправдываться Аркадий. — Не думал, что вы так близко к сердцу принимаете перемены жизненных обстоятельств. Я вон вообще на холуйской работе и то не переживаю особо. Стыдился поначалу, конечно, что дверцу в машине открываю сопляку, который мне в сыновья годится, но чего тут охать! Как нас в школе учили — любой труд почетен.

Банщик сидел, низко опустив голову, и нервно теребил седой чуб.

— Александр Борисович! — тронул его за колено Аркадий, — вы уж не сердитесь! Да и Зверева ваша спокойно к моим словам отнеслась. Может, знала уже, может, кто другой раньше меня ей о вашей новой работе сказал.

— Так ничуть и не удивилась? — поднял голову банщик.

— Честное слово, ни капельки! — горячо заверил Аркадий. — Не работой она вашей интересовалась, а Просто вами. Спрашивала настойчиво, как здоровье, как выглядите.

— А ничего другого не выведывала? — банщик перешел почти на шепот. — Насчет семейного положения, скажем? Я ведь не только сына, но и жену похоронил в позапрошлом году.

— Да не успели мы с ней потолковать как следует, — не снижая голоса, ответил Аркадий, — тут мой «девятый» подошел, а она «третьего» ждала. Но вдогонку крикнула: «Не забудьте Александру Борисовичу привет передать!»…

При этих словах в предбаннике появилась отливающая медью мускулистая фигура бригадира Алексея, и раздался его зычный призыв:

— Готовсь, мужики! Через три минуты заход. Опоздавших не пускаем!

Аркадий моментально скинул трусы, нахлобучил на голову шляпу-колпак, подхватил веники и рысцой припустил в парную.

Я чуть замешкался и услышал, как вздыхает и охает Александр Борисович.

— Ох, стыдоба! Ох, стыдоба! Видно, это несуразное словцо было у него в чести…

После парилки я решил пройтись по телу мочалкой, но только взбил мыльную пену в шайке, как услышал над ухом уже знакомый голос Аркадия. Оказывается, он устроился как раз напротив меня.

— Давайте потру вам спинку, а потом вы мне, — предложил он.

Продраил меня Аркадий основательно, на совесть. Думаю, и я ему угодил. В предбанник мы возвращались вместе. В дверях столкнулись с Александром Борисовичем, который шел убирать мыльное отделение.

Аркадий, как принято нынче говорить, оказался весьма коммуникабельным субъектом. В предбаннике он подсел ко мне и, сходу перейдя на «ты», поинтересовался:

— Извини за любопытство, но что-то я тебя здесь раньше не встречал. Предпочитаешь «Железнодорожные»?

— Нет, просто я приезжий, — объяснил я. — Здесь всего третий раз. А послезавтра уезжаю. Так что, можно сказать, это прощальный визит. Понравились мне ваши бани. Ну, во-первых, и главное — парок отменный. А во-вторых, кругом все чистенько, опрятно и шайки не в дефиците.

— Это заслуга Александра Борисовича, — кивнул в сторону тумбочки банщика Аркадий. — Раньше здесь грязновато было. А он, может, обратил внимание, чуть лужицу в предбаннике увидит, туг же шваброй пройдется, на скамье мокрый след от задницы останется — не поленится тряпочкой протереть. Аккуратист! Морская выучка — на Северном флоте служил.

Я придал лицу заинтересованное выражение, словно сообщаемая им информация была мне внове.

— Да, заковыристо жизнь повернулась, — покачал головой Аркадий и, обнаружив в моем лице заинтересованного слушателя, с увлечением продолжил рассказ о личности банщика. — Не веришь, а Александр Борисович у нас на «Меридиане» начальником цеха был. На работу он меня принимал. По заводским масштабам шишка немаленькая, восемьдесят человек в подчинении, а теперь вот — банщик, обслуга, совсем неавторитетная работенка. Но он и здесь на совесть пашет. Старое воспитание. Наш цех по заводу чаще других первенство держал. И по производственным показателям и по чистоте. К работягам Александр Борисович хорошо относился. За меня, лично, в профкоме хлопотал, чтоб первым в очереди на «Москвич» поставили как лучшего токаря завода, и гордый был, с начальством часто цапался. Потому и вверх его не двигали. Ну, а когда персональное дело на него завели, тут уж забудь о карьере.

— А что за дело? — уже без всякого притворства поинтересовался я.

— Известно какое, — лукаво подмигнул Аркадий. — Из-за бабы. Роман он закрутил с одной инженершей. Симпатичная такая, фигуристая. Помоложе его. Он и сейчас в порядке, а тогда в полной силе был мужик. Эта история еще перед перестройкой случилась, он и пятидесяти не разменял. И кто-то на них стукнул в партком. То ли из соседей кто, то ли его супружница. В те годы у баб была такая мода партийному начальству жаловаться, если муж налево стал ходить. Сейчас с этим делом свободно, блядуй — не хочу! А тогда сигнал поступил — сразу на ковер. Между прочим, у Александра Борисовича серьезное вроде чувство оказалось к этой Зверевой. Он даже на парткоме в открытую заявил про свою к ней любовь. Ну, ему на выбор: любовь или партбилет.

— И он, разумеется, партбилет выбрал, — предположил я.

— А вот и ошибся, дорогой товарищ, — качнул головой Аркадий.

— Он-то любовь выбрал. А вот она, Зверева то есть, в конце концов, отказалась от него. Не захотела семью разрушать. Она-то разведенная, одинокая, а у него сын-школьник. Так и объявила: люблю, говорит, Александра Борисовича, но не прощу себе, если сын при живом отце сиротой останется и без мужского догляда собьется с пути истинного.

— И что, так они и расстались? — вырвалось у меня.

— Так и расстались, — вздохнул Аркадий. — Ему все равно строгача влепили, а она уволилась. В какое-то КБ перебралась. У нас город, хоть не ахти какой большой, а если не соседи и не по работе знакомые, годами можно не встретиться, особенно когда стремления к этому нет. Я ведь эту Звереву с того времени не видел, а сегодня жду троллейбуса, подходит она — сразу узнал. За столько-то лет постарела, конечно, но еще ничего бабец! Она меня тоже признала. Пот говорили немного. Про Александра Борисовича спросила, не вижу ли его случайно. А если увижу, чтоб привет ему передал обязательно. И, знаешь, когда его имя назвала, глазки так и заблестели. Я под дурачка сыграл: болтаем, мол, мы с вами, а вдруг муж ваш ревнивый появится, физиономию мне набьет? А она смеется: не бойся, Аркадий, я — баба-вековуха, так никого себе и не нашла. Смеется-то смеется, а глаза мокрые. Ну, я тему переменил, полюбопытствовал, где работает. КБ ихнее давно прикрыли. Челночным бизнесом попробовала она заняться, да неудачно. Чего-то посоветовали — ей купить для продажи, а спрос на тот товар уже прошел. Так что еле с долгами расплатилась. Нет, если уж нет в тебе жульнической жилки, в торговлю лучше не лезь! В общем, год ей до пенсии остался, и она, чтоб стаж не терять, лифтершей устроилась. Как раз в том доме, где один из приятелей моего босса живет…

Он вдруг замолчал, хитро посмотрел на меня и хмыкнул:

— А что, дорогой товарищ, может, подсказать Александру Борисовичу этот адресок? Как думаешь, сладится у них по новой?

Я не успел ответить, потому что в этот момент раздался зычный голос меднотелого Алексея:

— Внимание, мужики! Последний заход! Кто опоздает, пеняйте на себя!