9 августа 20.. года
С чего мне начать эту дивную историю? Как школьник перед чистой тетрадью: хочется выписать первую красивую букву и боязно испачкать лист.
Но разве у меня были чистые тетради? Мальчик, взятый в услужение, из прихоти выученный грамоте, я писал прутиком в пыли, углем на досках старого сарая. Тетради у моих нынешних внуков, которые и не внуки мне вовсе...
Зачем именно теперь мне хочется рассказать обо всем? Безликая ли пустота больничной палаты тревожит меня, заставляя прятаться за листами тетради, как многие годы прятался я за стенами одиноких домов. Или унизительная беспомощность да хмурые взгляды здешних сестёр милосердия.
Милосердия, что пахнет горелой кашей и кислой старостью.
Так с чего начать? Право, не знаю. Да и не все ли равно? Начну, пожалуй, прямо с книги.
Она нашла меня в хозяйской библиотеке, выпала к самым ногам, бесстыдно развернувшись на середине. Словно позволяя, нет - требуя взять её, украсть, укрыть от чужих глаз. Отчего-то я не могу вспомнить, как она выглядела в тот день. Был ли это толстый том, переплетённый в кожу, или сшитые грубыми нитками листы, или хрупкий свиток... проклятая память подводит меня, и, боюсь, не только из-за старости. Смутно помню, что книга не единожды меняла обличье, пока не остановилась на нынешнем непритязательном виде.
Толстая тетрадь в картонном переплёте.
Пустые пожелтевшие страницы.
И надпись на обложке - всё та же, что и столетие назад. Чернильные буквы почти стёрлись, различимо лишь несколько штрихов: "весь" и на другой строке "сил".
Весь сил. Что за чудная надпись! Долгими ночами я пытался проникнуть в суть её, она виделась мне в очертаниях облаков, в свивающихся языках огня. Весь сил... и ни строчки внутри. Лишь ощущение тайной силы.
Весь - что? реестр, список? Сонм? Весь сонм сил - сплошное шипение закипающей воды. Или "весь" - это пространство? Города и веси, да.
Во сне чернильный отпечаток насмешливо шипел мне в лицо: "Вес-сь с-сил", и я просыпался с чувством, что чуть-чуть не поймал разгадку. И сидел с книгой в руках, находя пальцами мельчайшие трещинки корешка, гладя бархатистые страницы. Вспоминая ту, что сделала меня хранителем.
Она пришла в первый же вечер.
Я зову ее госпожа. Хотя вернее стало бы - богиня.