10 августа 20.. года

Она ждала меня в библиотеке.

Отчего я не поэт! Я не умею воспеть ту красоту, от которой болят глаза и сладко ноет сердце. Пепельные волосы, глаза темнее ночи, высокие скулы, чистый лоб... слова пусты и безжизненны, разве способны они передать сияние, исходящее от неё!

Я смотрел ей в глаза - и тысячу раз умирал.

– Ты нашёл книгу, - сказала она голосом, нежным, как шелест ветерка, и звонким, как медный колоколец. Если б хоть капля осуждения промелькнула в этом дивном голосе, я упал бы к её ногам и рыдал, вымаливая прощение.

– Да, - прошептал я, - госпожа.

– Ты спрятал её, - она не спрашивала - знала. Бархатные глаза взирали на меня с затаённым любопытством.

– Да, госпожа.

Она поднялась с кресла, и столько грации было в её движениях, словно античная богиня сошла с Олимпа.

– Сможешь ли ты таить её и впредь?

– Да...

– Скрывать от людей всю свою жизнь?

– Да.

– И не выпустить силу, заключённую в ней?

– Да!

Я был согласен на что угодно. Я не слышал слов, лишь голос. Целый мир умещался в озёрах её глаз.

– О да.

Госпожа моя улыбнулась, осветив пыльную библиотеку пуще дюжины свечей.

– Что ж, будь хранителем, мальчик, и помни свои обещания. Но бремя клятв должно вознаграждаться. Чего бы ты хотел?

Я хотел лишь одного: чтоб навечно застыло время, и мгновение длилось столетия.

– Проси самого несбыточного, - сказала моя госпожа.

Кто знает, как повернулась бы вся моя судьба, выбери я иное...