Поздно проснулся я на другой день; солнышко глядѣлось привѣтливо въ мои окошки, свѣтлый ясный день уже царилъ въ природѣ. Я открылъ окно и въ комнатку пахнуло свѣжестью утра и воздуха напоеннаго запахомъ душистыхъ цвѣтовъ. Говоръ уже давно ожившихъ паломниковъ наполняли садъ и постройку, въ которой бѣгала и хлопотала хозяйка. Гигантскій самоваръ, пожертвованіе Туляковъ, уже кипѣлъ на всѣхъ парахъ, чуть не качаясь на своей каменной поставкѣ; вокругъ его, словно у источника, суетились богомольцы, наполняя свои походные чайнички и заваривая чай. На зеленой травѣ, залитыя яркимъ сіяніемъ солнца, размѣстились живописныя группы чайничающей Руси, и еще оживленнѣе и веселѣе полились рѣчи паломниковъ, несмотря на то что рослый кавасъ и погонщики ословъ уже торопили ихъ въ дальнѣйшій путь. Высокій, благообразный Антиповъ какъ патріархъ расхаживалъ среди паломниковъ, которыми онъ повидимому руководилъ, и его рѣчи дѣйствовали сильнѣе всѣхъ понуканій каваса.

Изъ постройки, хорошо выспавшись, закусивъ и напчвшись чайку, грузно переваливаясь вышелъ путеводитель-монахъ; на его непоствомъ румяномъ лицѣ и красивомъ профилѣ обрамленномъ сѣдинами были написаны такое спокойствіе и довольствіе что сравненіе съ изможденными лицами большинства паломниковь напрашивалось само собою. Быстро собрались богомольцы вокругъ путеводителя, сняли шапки и запѣли молитву вслѣдъ за батюшкой.

Окончилось молитвенное пѣніе, всколыхнулась толпа, двинулась въ путь, стараясь еще до полудня поспѣть на берега благословенной рѣки.

— Йяллахъ-емхи (пойдемъ и мы впередъ)! Довольно мы застоялись съ тобой, заговорилъ вдругъ и мой Османъ, когда по уходѣ каравана ему не оставалось уже болѣе возможности угощаться у паломвиковъ и болтать съ ихъ кавасомъ и мукрами (погонщиками). — Наши кони ржутъ нетерпѣливо. Чрезъ часъ или два мы будемъ уже на берегахъ Бахръ-эл-Лута.

— Эв Аллахъ (съ Богомъ)! отвѣчалъ я своему проводнику, — иди и готовь на дорогу коней.

Кони были уже давно готовы, всѣ наши скудные пожитки собраны и привязаны къ сѣдламъ. Оставалось только проститься съ гостепріимнымъ Іерихономъ, русскою страннопріимицей и ея хозяйкой. Какъ-то жалко мнѣ было покидать этотъ теплый, словно насиженный русскій уголокъ.

Быстро мчались впередъ наши кони чрезъ луговины и перелѣски по направлевію къ блистающему сіяніемъ дня зеркалу Мертваго Моря; быстро пропадалъ вслѣдъ за нами Іерихонъ, который не возвышается надъ долиной гигантскими постройками, а тонетъ въ зеленой чащѣ садовъ, тая среди нихъ свои немногія, но драгоцѣнныя для науки и религіознаго чувства развалины.

— Йянакъ, Йянакъ (скорѣе, скорѣе), покрикивалъ Османъ, которому повидимому болѣе нравилось мчаться на конѣ чѣмъ отдыхать. Причина была понятна для меня. Взявшись дѣлать со мною извѣстный кругъ по Іорданской долинѣ, старый кавасъ зналъ что мы не вернемся пока не совершимъ намѣченнаго объѣзда; отдыхъ только отсрочивалъ возвращеніе, тогда какъ Османа ждала дома молодая жена, черноокая Ахмаръ, на которой недавно женился старикъ, вымѣнявъ ее у отца за десятокъ золотыхъ лиръ.

— Малэшъ (ладно), отвѣчалъ я, поддразнивая каваса, — еще успѣемъ; мнѣ еще не хочется такъ скоро возвращаться въ Іерусалимъ.

Недалека была уже цѣль нашего путешествія; въ лучахъ полуденнаго солнца какъ растопленное серебро блистало, сверкало и переливалось Мертвое Море; только ближе къ темнымъ каменнымъ берегамъ оно еще принимало голубой цвѣтъ лазури, изъ которой отраженіе солнечныхъ лучей дѣлало блистающую поверхность полированнаго металла. Солончаковая окраина и бѣлесовато-желтые берега своею яркостью усиливали блескъ и сіяніе исходящее изъ воды и превращали море въ огромный источникъ свѣта, какъ бы второе солнце, потонувшее въ немъ. Отъ нестерпимаго блеска не спасали аи двойные консервы, ни козырекъ фуражки, ни даже легкая покрышка спадавшая съ тульи на лицо; глазъ невольно закрывался, голова начинала кружиться…

Чѣмъ ближе къ берегу проклятаго озера, тѣмъ печальнѣе и мертвѣе становилось все вокругъ; солончаковыя отложенія тянутся далеко отъ моря, говоря о томъ что нѣкогда оно занимало еще большее пространство; обломки какихъ-то раковинъ напоминали о высшей жизни, но то вѣроятно были остатки прѣсноводной или наземной фауны, такъ какъ въ водахъ Мертваго Моря не можетъ выжить моллюскъ. Чахлые кусты и травы подходятъ близко къ берегу Бахръ-эл-Лута, озеру Лота; ихъ корни разростаются широко въ безплодной почвѣ, силясь широкимъ распространеніемъ захватить какъ можно больше мѣста, а вмѣстѣ съ тѣмъ урвать и тотъ ничтожный запасъ веществъ который. еще схоронился въ землѣ. Задыхаясь отъ жажды, вѣчно голодая, изсушенныя жгучими лучами и обвѣянныя ядовитыми солеными вѣтрами, чахлыя растенія въ самомъ сосѣдствѣ Мертваго Моря кое-какъ влачатъ свое жалкое существованіе; жизнь для нихъ, болѣе чѣмъ гдѣ-либо, есть настоящая борьба за существованіе. Только одно микроскопическое животное осмѣливается жить въ водахъ Бахръ-эл-Лута, вмѣстѣ съ одною низшею водорослью недавно открытою. Жизнь сведенная на minimum своей возможности, не активная, а такъ сказать дремлющая жизнь только и можетъ прозябать среди солянаго раствора его водъ; все остальное живое бѣжитъ подальше отъ Мертваго Моря, этого «больнаго мѣста Святой Земли, самымъ именемъ своимъ выражающаго идею нынѣшней Палестины», какъ выразился прекрасно одинъ изъ нашихъ палестиновѣдовъ.

Да, эта нѣкогда обѣтованная земля, текшая медомъ и млекомъ, кормившая многіе милліоны обитателей, служившая яблокомъ раздора между двумя частями св 123;та, теперь безглагольна и мертва. Какъ огромный каменный саркофагъ поставленный между двумя морями, она хранитъ въ своихъ дикихъ ущельяхъ и нынѣ ужасныхъ пустыряхъ останки нѣкогда прекрасной страны. Великія развалины славнаго прошлаго, слѣды пяти-шести цивилизацій древняго міра и рядъ могилъ, начиная съ дольменовъ Іордана и кончая монолитами Іосафатовой долины, вотъ все что осталось отъ исторической Палестины. Запустѣніе легло на нѣкогда плодородныя ея нивы, волчцемъ и терніемъ заросли останки прошлаго, и жадная гіена повытаскала изъ древнихъ могилъ кости людей видавшихъ прошлое величіе Палестины. Цѣлые города изсѣченные въ скалахъ, огромные холмы просверленные цистернами, гигантскіе водопроводы, все это покрылось прахомъ.

Огромные лѣса исчезли съ горныхъ откосовъ и вершинъ; перегной листъевъ и пней, плодородная почва нагорныхъ пастбищъ окаймлявшихъ и пересѣкавшихъ лѣсъ, черноземъ нагорныхъ полей, все это смыто водой; тамъ гдѣ были поемные луга, теперь безплодныя равнины, потому что нѣтъ уже болѣе водоемовъ и резервуаровъ, снабжавшихъ водой древніе каналы и, наконецъ, изсякли даже самые ключи; рѣки обратились въ ничтожные ручьи.

Но нѣкогда живой организмъ Палестины и въ самомъ разцвѣтѣ своей жизни, во глубинѣ груди своей таилъ мертвый органъ: море безжизненныхъ водъ. Никогда не было судоходства на Мертвомъ Морѣ, никогда корабли не бороздили его стально-синей воды. Библія не говоритъ вовсе о судахъ на проклятомъ озерѣ, и только указанія Флавія, Талмуда и Эдризи позволяютъ думать что въ древности въ исключительныхъ случаяхъ человѣкъ осмѣливался пускаться на лодкѣ по водамъ Мертваго Моря. Длинный рядъ береговъ его былъ такъ же необитаемъ и мертвъ, и только на южномъ исѣверномъ концахъ обиталъ человѣкъ, пользуясь присутствіемъ прѣсной воды. Бродячій Бедуинъ бѣжитъ также подальше отъ береговъ Бахръ-эл-Лута, не рѣшаясь раскинуть чернаго шатра тамъ гдѣ вѣютъ дыханія моря проклятаго Богомъ, гдѣ грѣхъ входитъ въ тѣло человѣка вмѣстѣ съ воздухомъ и парами воды. Мертвое Море мертво вполнѣ, запертое черными горами и сдавленное столбомъ атмосферы и соляныхъ испареній необыкновенной упругости. Только страшныя бури и землетрясенія волнуютъ порой поверхность темно-синей воды; быть-можетъ на днѣ Мертваго Моря есть вулканическія жерла, пробуждающяся по временамъ и своими изверженіями колеблющія всю массу воды; быть-можетъ, множество горячихъ минеральныхъ ключей, бьющихъ въ самой глубинѣ его, дѣлаютъ Озеро Лота, огромнымъ вскипѣвшимъ котломъ, какъ его назвалъ Англичанинъ Линчъ, пробывшій двадцать два дня на поверхности Мертваго Моря.

Много легендъ сложилось издавна о водахъ чуднаго озера; разказами о нихъ полны даже историки древности. Аристотель передаетъ сказаніе что въ Мертвомъ Морѣ не тонетъ желѣзо и люди держатся на немъ свободно, даже не умѣя плавать; Флавій разказываетъ объ опытѣ Веспасіана, бросившаго въ соленыя воды нѣсколько невольниковъ со связанными руками, и они всплыли ни поверхность не успѣвъ погрузиться, потому что чудная вода, не принимаетъ въ свое лоно ничего посторонняго. Еще больше сказаній и легендъ сложили о водахъ Мертваго Моря досужіе Бедуины, пылкость фантазіи коихъ пропорціональна ихъ темпераменту. Не мало розказней прибавили многочисленные паломники и верхогляды-туристы.

Но какъ ни сложны и многообразны миѳы и легенды сложенныя вѣками о ничтожномъ по величинѣ бассейнѣ соленой воды, ихъ подкладкой и основною канвой служитъ сказаніе о Содомѣ и Гоморрѣ библейское, повторяемое во всѣхъ варіантахъ. Дикій сынъ Іорданской пустыни, Бедуинъ Моавитскихъ горъ, и феллахъ изъ садовъ Іерихона повторятъ тотъ же библейскій разказъ; въ ихъ устахъ онъ лишь разцвѣтится и оживетъ, яркій восточный колоритъ ляжетъ на всемъ пересказѣ и на немъ загорятся блестки поэзіи. Арабъ укажетъ вамъ Озеро Лота, укажетъ мѣсто гдѣ похороненъ Содомъ, тотъ островъ гдѣ стоятъ развалины Лота (Раджемъ-Лутъ), цѣлую уади со слѣдами древнихъ построекъ и могилъ, носящую имя уади Гоморанъ и даже гору Усдумъ, ставшую на мѣстѣ сланаго столпа. Пылкая фантазія Араба воскреситъ предъ вашимъ воображеніемъ самыя тѣни погибшихъ городовъ, самые облики народовъ и царей схороненныхъ въ озерѣ Лота. Мрачные очерки схороненныхъ городовъ, грѣшныя тѣни утонувшихъ людей, свѣтлыя видѣнія ставшія надъ ихъ могилой, все это видали разкащики не разъ; слышали они также голоса схороненнаго люда. Хотите сами видѣть, вамъ укажутъ мѣсто гдѣ встаютъ, рѣютъ и толпятся воздушныя тѣни; хотите слышать васъ сведутъ къ камню который проводитъ стоны заключенныхъ въ скалѣ. Не вѣрить нельзя: по разказамъ, самъ Пророкъ и сотни шейховъ побывали даже въ улицахъ грѣшнаго города, говорили съ людьми погубившими Гоморру, приносили оттуда подарки и тѣмъ губили себя и свое потомство.

Кто былъ на Мертвомъ Морѣ, кто переночевалъ хотя разъ на берегу его, проблуждалъ въ дикихъ дебряхъ его окружающихъ скалъ и хотя разъ окунулся въ соленыя воды его, тотъ согласится со мной что Мертвое Море достойно всѣхъ этихъ легендъ. Величайшее пониженіе земнаго шара, достигающее до 1.312 фут. (ниже уровня Океана), {Въ зимнее время уровень Мертваго Моря на 1.292 фут. ниже поверхности Океана, тогда какъ лѣтомъ во время засухи достигаетъ до 1.300-1.312 фут.}немогло не поражать издревле человѣка рядомъ своихъ необыкновенныхъ чудесныхъ свойствъ. Наполненная какою-то особою, густою, стально-синяго цвѣта водой, выплескивающеюся часто на берегъ съ черноватымъ оттѣнкомъ, не имѣющею даже консистенціи обыкновенной воды, тяжелою, солено-жгучею, вязкою и клейкою, Мертвое Море могло казаться дѣйствительно чѣмъ-то несвойственнымъ живущему міру, бассейномъ похожимъ скорѣе на воды подземнаго царства, ведущія, подобно Стиксу, прямо въ адъ. Полное отсутствіе жизни въ его нѣдрахъ и вблизи береговъ, страшныя соленыя испаренія и вѣтры, иногда убивающіе все живое, еще болѣе подтверждали связь между водами этого чуднаго бассейна и рѣками подземнаго царства. Куски асфальта, издревле признаваемаго адскимъ камнемъ, плававшіе на поверхности Мертваго Моря, указывали тоже на міръ иныхъ силъ и явленій, что подтверждалось частыми землетрясеніями, бывающими въ окрестностяхъ Асфальтоваго Озера, и горячіе ключи, бьющіе какъ на днѣ его такъ и на берегахъ (о которыхъ упоминаетъ и Библія). Дикія и мрачныя скалы окружающія этотъ бассейнъ, подточенныя и сильно изъѣденныя ударами его полукаменныхъ волнъ, могли казаться также входами въ страшныя подземелья, чему способствовали и множество трещинъ, и черный цвѣтъ нѣкоторыхъ береговыхъ утесовъ. Полное трагизма сказаніе Библіи, перешедшее въ сознаніе всѣхъ народовъ побывавшихъ въ Палестинѣ, придаетъ особенный смыслъ всѣмъ тѣмъ географическимъ даннымъ коими характеризуется Мертвое Море. Частые миражи на его поверхности, являющіеся то въ видѣ картинъ поразительной ясности, то въ видѣ черныхъ неясныхъ столбовъ и тумановъ, также могли подать поводъ къ легендамъ о тѣняхъ погибшихъ городовъ, возстающихъ надъ моремъ. Точно также глухіе удары тяжелыхъ соляныхъ волнъ, отражающихся въ каменныхъ, изрытыхъ пустотами прибрежьяхъ, могли породить повѣрье о стонахъ и вопляхъ грѣшныхъ людей заключенныхъ подъ водой въ каменные утесы. Минеральные, соляные вѣтры и ураганы, пораждаемые огромною массой испаряющейся соляной воды, {Лѣтомъ съ поверхности Мертваго Моря испаряется толща воды достигающая до 20–22 футовъ.}описанные еще въ Библіи подъ названіемъ мертвыхъ восточныхъ вѣтровъ и сопровождаемые иногда соляными дождями, въ поэтическихъ представленіяхъ полудикаго народа легко могли превратиться въ дыханіе грѣшнаго народа и слезы его, которыми онъ оплакиваетъ свое ужасное несчастіе. Нерѣдкія грозы разражающіяся надъ Мертвымъ Моремъ и долиной Іордана, своимъ происхожденіемъ отчасти обязанныя страшной массѣ атмосферныхъ испареній, скопляющихся въ періодъ лѣтнихъ жаровъ надъ глубоко впавшимъ бассейномъ, дали поводъ къ легендѣ о гнѣвѣ Творца, отвѣчающаго громомъ и молніей на моленія глубоко схороненныхъ людей. Если ко всему описанному прибавить еще замѣченное издревле свойство воды Мертваго Моря поддерживать на своей поверхности плавающія тѣла, а въ томъ числѣ и людей, неумѣющихъ даже плавать, то мы поймемъ почему Мертвое Море получило такой чудный ореолъ легенды и сказаній, благодаря которому оно рисуется даже въ нашемъ воображеніи полнымъ таинственности, загадокъ и миѳа.

Всѣмъ этимъ обязано Мертвое Море, главнымъ образомъ, одному своему свойству, страшному насыщенію минеральными солями, коихъ въ водѣ его до 25 %. Если мы, согласно этому содержанію, предположимъ что Мертвое Море на цѣлую четверть своей массы состоитъ изъ солей, то мы поймемъ огромное значеніе этого факта. Пересыщеніе солями, въ особенности хлористымъ магніемъ и поваренною солью, водъ асфальтоваго озера обусловливаетъ всѣ отличительныя качества его воды, береговъ, окружающей атмосферы. Много вѣроятныхъ. причинъ породило такое необыкновенное свойство воды; онѣ общи по большей части всѣмъ значительнымъ бассейнамъ соленой воды, каковы Большое Соляное озеро въ Утахѣ, Элтонъ въ Киргизской степи, степныя озера Турана и рядъ тому подобныхъ вмѣстилищъ соли и воды. Самое свойство грунта, безъ сомнѣнія содержащаго соленыя отложенія, такъ какъ здѣсь находятся въ изобиліи источники минеральной воды, уже указываетъ на одну изъ главныхъ причинъ пресыщенія. Масса этихъ ключей вѣроятно бьетъ и на днѣ Мертваго Моря, дѣлая его, вскипѣвшимъ котломъ; вулканическая дѣятельность ложа помогаетъ усиленному испаренію, которое велико и безъ того, благодаря крайне низкому положенію бассейна, запертаго отовсюду горами, и страшнымъ жарамъ. Громадное испареніе, уносящее ежегодно толщу воды почти въ двадцать футовъ, восполняется весьма недостаточно осенними и зимними дождями и притокомъ прѣсной воды Іордана, несущаго также не мало землистыхъ и минеральныхъ частицъ. Огромная доставка отовсюду солей въ нѣдра Мертваго Моря не можетъ покрываться расходомъ, такъ какъ оно не даетъ начала исходящимъ рѣкамъ и вотъ приносимыя вѣками соли остаются въ нѣдрахъ небольшаго бассейна, непрерывно сгущая его и безъ того пересыщенныя воды и превращая ихъ въ настоящій разсолъ.

Масса условій превращающихъ воды Бахръ-эль-Лута въ мертвый бассейнъ породила полную безжизненность и его береговъ; ни одинъ арабскій шатеръ не стоитъ постоянно у водъ темно-синяго озера. Пустынная, ровная подчасъ какъ зеркало поверхность его можетъ въ самомъ дѣлѣ служить символомъ мертвенной тишины. Въ 1835 году, на водахъ ужаснаго бассейна появилась лодка перваго изслѣдователя-Европейца. Ирландецъ Кастиганъ приплылъ сюда по Іордану и пустился въ море, желая снять съ него таинственную завѣсу. Шепотъ изумленія пронесся по пустынѣ; стоустая молва разнесла вѣсть объ отважномъ пловцѣ. легенды Арабовъ и до сихъ поръ помнятъ о Кастиганѣ, но онъ погибъ неизвѣстно отчего, заплативъ жизнью за подвигъ, до него не совершенный никѣмъ. Хотя ни одного слова не повѣдалъ міру Кастиганъ, не оставившій даже замѣтки, но не безъ пользы для науки погибъ отважный пловецъ. Густая завѣса, до того покрывавшая Мертвое Море, была приподнята; вѣковая дѣвственность, хранимая доселѣ легендой, была нарушена, и ладьи болѣе счастливыхъ изслѣдователей не замедлили появиться на таинственныхъ водахъ озера Лота.

Не прошло и двухъ лѣтъ съ безвѣстной смерти Кастигана, какъ Моръ и Бекъ, плывя по Мертвому Морю съ барометромъ въ рукѣ, впервые провѣряютъ низкій уровень этого бассейна сравнительно съ уровнемъ Средиземнаго моря. Въ 1847году лейтенантъ Молине пытается уже измѣрить самую глубину Мертваго Моря; арабскіе шейхи кочевавшіе въ заіорданскихъ странахъ сочли личнымъ для себя оскорбленіемъ плаваніе нечестиваго Франка по водамъ Бахръ-эль-Лута и напали на ладью Молине. Несмотря на то что отважный изслѣдователь отбился отъ Арабовъ пустыни, онъ все-таки не въ силахъ былъ бороться со стихіями и погибъ на водахъ Бахръ-эль-Лута. Только экспедиціей Линча и Деля, предпринятой чрезъ годъ послѣ смерти Молине, была снята окончательно завѣса покрывавшая Мертвое Море. Оно перестало быть загадкой для географовъ, потому что экспедиція въ двадцать два дня своего пребыванія на водахъ соленаго бассейна описала его довольно подробно. Рядомъ точныхъ измѣреній были опредѣлены не только относительный уровень и глубина Мертваго Моря, но даже описаны его берега и изучены во всѣхъ отношеніяхъ его таинственныя воды. За всѣ эти данныя экспедиція заплатила дорогою цѣной, такъ какъ одинъ изъ членовъ ея, Дель, наслѣдовалъ участь Кастигана и Молине. Несмотря на всѣ эти успѣхи, Мертвое Море еще не изучено вполнѣ, и полное описаніе его вѣроятно будетъ стоить еще не одной человѣческой жертвы. Ядовитое дыханіе моря тушитъ жизнь вокругъ себя, оно вѣетъ далеко и по окрестнымъ горамъ. Никогда мертвое не станетъ живымъ, никогда озеро Лота не оживится. Библейское проклятіе тяготѣетъ надъ водами Мертваго Моря; оно вѣетъ и надо всею окрестною страной. Палъ великій Іерихонъ, пали грозный Махерусъ и Масада; великолѣпный Раббатъ-Аммонъ, Раббатъ-Моабъ, Киръ-Моабъ, Хесбонъ и Атаротъ превратились въ развалины и не воскреснутъ. И Пе тра, и Моавія, и Аммонъ, нѣкогда царившіе надъ Палестиной и богатые городами, не возстанутъ изъ ничтожества. Пустыня заняла ихъ мѣсто, песокъ засыпалъ великія развалины, и конь Араба мчится свободно надъ прахомъ схороненной страны. Эс-селямъ алейкумъ (миръ съ вами)!