Статуэтки Набары выполняли из дерева и покрывали золотом. Матерью живущих, богиней любви и плодородия, источником страсти называли Набару в Линне. Птица не раз видела статуэтки, которые в четвертый день каждого месяца носили по городу одетые в прозрачные шелковые туники жрицы, держа на плечах шесты от легких деревянных переносок. Во время таких шествий каждый мог кинуть денежное приношение Набаре прямо в золотую мисочку у подножия богини. Золотая фигурка Набары представала перед жителями совершенно нагой, но обязательно с четырьмя руками. Одна пара протянута вперед и украшена миниатюрными золотыми браслетами, а другая поднималась вверх с ворохом полных колосьев, клонящихся вниз от тяжести зерен. Набара давала жизнь - так считали в Линне, потому к храму ее мужчины всегда приносили зерна пшеницы, подсолнечника или риса - священные знаки богини. И золото - Мать живущих очень любила золото, и в ее храме главными цветами были золотой и алый. Алые прозрачные ткани на жрицах, на самой статуэтке и даже витражи на окнах сияли красным и желтым.

   Но Птице Набара явилась совсем другой. Нагой, абсолютно синей, с черными губами и огромными черными глазами. Двигаясь стремительно и бесшумно, синетелая богиня приблизилась, и от нее потянуло мертвенным холодом. Запахло гнилой рыбой и солью, и толстые, налитые черной кровью губы богини еле слышно прошептали:

   - Ты моя жрица, Нок. Ты моя жрица...

   Синие груди Набары воинственно поднимались и опускались, круглый живот казался совсем рядом, и Птице представлялось, что он мерзкий и холодный. Ни ответить, ни двинуться Птица не могла. Зловонное дыхание Набары сковывало и забирало ясность мысли. Затягивалось все синим туманом, и только совсем близко шептали черные губы:

   - Впусти меня, Нок, впусти меня. Я пришла за тобой, впусти же меня... произнеси свое заклинание...

   Птица увидела, как тянуться к ней руки, покрытые зеленоватой слизью, как шевелятся толстые пальцы с позеленевшими кольцами. Пальцы, покрытые сухой морской травой. Набара вдруг выбросила вперед одну из четверых своих ладоней, разжала кулак, и перед лицом Птицы зашевелились толстые голубые черви.

   - Впусти меня, или я наполню твое чрево червями... - прошептала Набара и поднесла ладонь к самому лицу Птицы.

   Черви воняли гнилью и шевелились, шевелились, шевелились. Прямо перед губами Птицы, и она не могла ничего сделать, не могла двинуться, мотнуть головой. Даже сжать губы не получалось...

   Беспомощность сковала и накрыла, точно тяжелая волна прибоя, из которой нет сил выплыть. Что же делать? Читать заклинание? Знакомые слова тут же возникли в голове. Надо только прочесть и представить стену между собой и богиней Набары. Но ведь Птица сама хотела быть жрицей богини любви, это ее собственное желание! Она мечтала об этом, стремилась и ожидала столько лет! Неужели сейчас она отступит?

   Может, надо впустить Набару?

   - Ну, же... впусти меня, иначе внутри тебя поселяться черви...

   Позвать на помощь. Надо позвать на помощь Ога, или Саена - не важно, как правильно его называть. Он знает, что делать, он сказал, что будет защищать!

   - Саен! - то ли подумала, то ли закричала Птица. Вновь и вновь она повторяла это имя, пока резкий крик не вырывался из ее рта, не зазвенел, заставив отпрянуть Набару. Синетелая богиня разлетелась на мелкие осколки, как будто глиняная статуэтка, которую по недосмотру уронили на пол. Птица почувствовала, что ее трясут, поднимают и с явным облегчением открыла глаза.

   Над ней стоял хозяин, приподнимал за плечи и ласково приговаривал:

   - Все в порядке, Птица, все в порядке. Она ушла. Набара не придет больше, просто проснись. Слышишь меня, Птица? Кивни головой, если слышишь.

   - Слышу... слышу... - одними губами проговорила Птица.

   - Вот и славно. Попробуй подняться, чтобы сон окончательно развеялся. Приснилось тебе все, Птица, сюда Набара не приходила и не решилась бы прийти. Она являлась только тебе и во сне, а это не так страшно.

   - Она была синяя... - Пробормотала Птица усаживаясь и поднимая глаза на Саена.

   Хозяин смотрел немного грустно, и зрачки его казались совсем темными. Он опять пользовался своей силой? Или просто злился?

   - Все в порядке, Птица. Это места тут такие. Вернее, на верху, над нами. Там, на поверхности находятся Курганы Ламуца. Слышала о таких?

   Как не слышать? Эту жуткую легенду рассказывают по вечерам матери Линна своим детям. И мама Мабуса тоже рассказывала ее Ежу и Птице, когда те были поменьше.

   Саен подкинул в огонь дров, и когда ленивое пламя вцепилось в кору полешек, повернулся к Птице. Сел рядом, заботливо подоткнул одеяло на Травке. После заговорил, лениво и медленно:

   - По преданиям раньше, несколько сот лет назад на месте этих курганов стоял храм Набары. И возлюбленную Ламуца ее родители продали в этот храм. Так же, как и тебя. Это чудовищно, когда родители продают собственных детей, но беда в том, что не все могут прокормить столько, сколько рождается. Для равновесия вполне достаточно троих - двоих сыновей, чтобы помогали с охотой и на поле, и одной дочери, чтобы выгодно продать ее замуж и получить откуп. Весь остальной излишек ребенков продают. Так ведь? Жрецам, Ордену всех Знающих. Кто купит - тому и продадут. Вот и любимую Ламуца продали, едва ей сравнялось четырнадцать. А он был сильный воин в своей деревней, и братьев родных у него было четверо, и двоюродных три раза по четверо. Потому Ламуц решил вернуть свою девушку и напал на храм Набары и на город, в котором он стоял. Но связанные священным обетом жрицы подожгли храм и сгорели в нем, принеся себя в жертву любимой богине. Вместе с ними пожар уничтожил и половину города, и когда Ламуц добрался до этих мест вместе со своими жестокими братьями, полный гнева и жажды крови, от города и храма осталось лишь пепелище и несколько хижин на окраине. Ламуц сжег оставшееся, и поклялся отомстить всем храмам. А уцелевшие жители прокляли его именем Набары и предрекли скорую гибель, потому что по их словам никто, осмелившийся восстать против богов, не остается в живых. И Ламцу погиб этой же ночью - он и все его братья, от кровожадных надхегов, возникших из подземелий. Так говорит легенда. Ламуца и всех его братьев похоронили в этих местах, насыпав Курганы и назвав их Местью Набары. Потому и приснился тебе плохой сон - наверху неспокойное место. Мало кто отважится оставаться там на ночь.

   Птица слушала знакомую историю и чувствовала, как стынет в ее жилах кровь. Ее стало колотить, точно в лихорадке, и она тщетно пыталась укрыть ноги одеялом, чтобы хоть как-то согреться. Набара не отпустит ее просто так, она очень мстительна. Никто не может восстать против Матери живущих, это знали все. Недаром в Линне убивали всякого, кто осмелился хотя бы словом оскорбить служительницу богини. А тут Птица, предназначенная в жрицы и до сих пор носившая на плечах цветочки девственности и посвящения, покинула город и уходит все дальше от своего призвания и от храма. Не отпустит ее просто так Набара, ни за что не отпустит. Страшный гнев ее обрушиться на голову Птицы, да и на голову Саена тоже.

   Саен вдруг обнял Птицу за плечи, притянул к себе и ласково произнес:

   - Ты дрожишь. Замерзла, или боишься? Не бойся, с твоей Набарой я смогу справиться. И не с таким встречался. Успокойся и постарайся заснуть.

   Он прижал спину Птицы к своей груди, положил на ее ладони свои крепкие, сильные руки и велел, придав строгость голосу:

   - Спи давай. Ничто тебе больше не присниться. Набаре вашей синей и вонючей не тягаться со мной, сил не хватит.

   Он сам укрыл Птицу одеялом, и от его дыхания было немного щекотно шее. От Саена исходила сила, Птица чувствовала ее слишком хорошо. Теплая, ясная, светлая. Как волны моря в жаркий полдень, когда на горизонте ни облачка, и ветер замер, и воздух неподвижен. Объятия Саена были простыми, без мужских притязаний. Он прикасался к ней так же легко, как, например, к Травке или Ежу. Он поддерживал и жалел, и эту его жалость Птица тоже чувствовала очень хорошо.

   Это казалось странным, но Птица все лучше и лучше понимала своего хозяина, словно настраивалась на его тон, на то звучание, что издавала его сила. К хозяину тянуло и влекло с каждым днем все больше и больше. Только не стоит думать сейчас об этом, иначе он поймет, засмеется или... Или что? Овладеет ей, как должен был овладеть еще в первую ночь покупки?

   - Птица, не смеши меня... - еле слышно проговорил над ухом Саен. - Какие вы наивные в этом своем Линне. Наивные и глупые. Спи уже, завтра нам предстоит долгий день. Согрелась хоть чуть-чуть?

   Птица еле заметно кивнула в ответ и порадовалась, что под землей темно и не видно, как она покраснела и нахмурилась. Все-таки уловил ее мысли Саен. Какой же он...

   Приглушенным шепотом полилась еле слышная молитва, Саен говорил тихо, скорее сам для себя. Просьбы высшим существам, духам или... Птица уловила в конце молитвы слово "Создатель" и почувствовала, как подскочило к самому горлу сердце. Все-таки Саен молиться Создателю, и, значит, наверняка живет рядом с Орденом Всех Знающих. Знающие тоже молились Создателю...

   - Кто ты? - еле слышно выдохнула Птица.

   - Я - Знающий, - последовал тихий ответ.

   - Знающих уже нет. От них остались только статуи в Храмах Ордена.

   - Я - последний Знающий.

   - Тебе молятся Железные Рыцари? - вопрос повис в тишине, и только трещал веселый костерок, непонятно чему радуясь.

   - Да. Молятся. Ложись и спи. После все узнаешь, - Саен отвернулся и отодвинулся.

   Птица легла, подложила ладони под щеку. Хозяин накрыл ее одеялом, устроился рядом. С другого его бока посапывала Травка, которую он обнял одной рукой и прижал к себе, стараясь согреть. Жалеет ее, Травку эту, бережет и заботиться. Неужели ему не надоедает с ней возиться?

   - Знаешь что? - Саен вдруг повернулся и тихо продолжил. - Между тобой и Травкой странная связь, я ее чувствую очень хорошо, когда вы лежите вот так, рядом. От Травки к тебе постоянно перетекает энергия. Ты будто забираешь из нее энергию. Не могу понять, только зачем. Какой толк от такой связи? Ты не чувствуешь этого, Птица?

   Птица мотнула головой и на всякий случай сказала:

   - Нет. Ничего не чувствую.

   - А должна была бы. По идее. Ладно, спи. Еж вон храпит рядом так, что воздух дрожит. Поверни его на бок, иначе уснуть невозможно. Завтра выберемся наружу и к вечеру, может, даже доберемся до Каньона. Скоро будем дома и сможем отдохнуть.

   Сна не было еще долго. И не было сил унять дрожь и тревожные мысли. Саен - Знающий? Их хозяин и есть Знающий? Ерунда какая-то, Птица никогда бы не поверила в это, если бы своими глазами не видела умирающего надхега, пляшущий на воде плот и падающие в костер сами по себе дрова. Похоже, хозяин говорил правду. Он, видимо, действительно Знающий. Духи, в какую историю ей и Ежу удалось влипнуть? За что такая напасть?