И Шуберт на воде, и Пушкин в черном теле, и Лермонтова глаз, привыкший к темноте. Я научился вам, блаженные качели, слоняясь без ножа по призрачной черте. Как будто я повис в общественной уборной на длинном векторе, плеснувшем сгоряча. Уже моя рука по локоть в жиже черной и тонет до плеча…