Сильный холод больничной палаты и удар, неподвластный уму. — Мы пришиты иглой, как заплаты, к временному континууму. Так сказал санитару Островский и прогнул свое тело дугой. Над ошибкой схалтурил Перовский, мы прошли по дороге другой. И на этой дороге студеной — Беломор, Перекоп, сопромат и рыдающий скупо Буденный, с ходу взявший Ворошиловград! Взгляд его возвратился в канале, душу, нервы и кровью связал, грохоча, словно перья в пенале, когда кашель его сотрясал. На больничной кровати лежал ты, презирая больничный уют, и считал орудийные залпы, совпадая свой пульс и салют!