За огородом начинался лес. И развивалась леса сердцевина. В ней шевелилась длинная пружина и шелестел таинственный процесс. И, заплетаясь, уходила в лес густая полимерная малина. Стояло солнце, плотное, как глина, и длинный луч качался, как отвес. Делился пруд и снова тарахтел. Он первый лед разламывал, как китель, и снова сокращался, как числитель, и снова что-то выдумать хотел. С какой глубокомысленной тоской копаясь в темном фейерверке видов, он ворошил новорождённых гадов и потрошил разгневанной рукой! Но как цвела наждачная роса, когда сходились, щелкнув, варианты и шли огнеупорные мутанты, как будто бы десанты, сквозь леса. Как хорошо в корпускулярный хлам уйти с башкой, вращаясь, как Коперник, и, наступив с размаху в муравейник, провозгласить: «Природа есть не храм!» Московский лес игрушечно кипит. В нем зайцы мрут и плавают министры. А он стоит, промытый, как транзистор, и щелкает, и дышит, и свистит!..

Цветы не пахнут. Пахнет самосвал. Два трактора буксуют на дороге. Четыре агронома, свесив ноги, сидят на стульях около реки. Сидят и смотрят вдаль из-под руки. Туда, где жар закатов остывает. И восемь рыбок медленно всплывают внизу, как телефонные звонки. К ним подойдет, расталкивая плес, гофрированный гад из мезозоя, он без сапог, на нем пальто чужое, он весь — как бронепоезд без колес… Они зажарят мясо — и съедят. Задвинут речь — и свалит их зевота. Потом внезапно вспомнят, что суббота, и спиннинги над ними засвистят… «Природа есть не храм». И не вольфрам! В ней можно наступать на муравейник! А по утрам гремит, как рукомойник, наполненный водою по утрам.

Сама в себе развешана природа. На холмах экспонируют холмы своих холмов округлости, где мы гуляем в котелках и с веерами, мужчины — в брюках, дамы — с топорами, собачки с автоматиками и небритый Марк в рубашке из бензина. За деньги можно, вынимая рук пустые клешни из вечерних брюк, смотреть, как развивается природа: направо — лес, налево — вытрезвитель, а прямо — речка в собственном соку, и пароход, похожий на клюку, и паровоз над ними, как числитель. Прекрасен лес и в лесе человек! Я так люблю варенье из малины. По почве погулять, насобирать для самовара пучеглазых шишек и возвратиться к вечеру домой… . А загорится — бомбами потушим!