За окошком света мало, белый снег валит, валит. Возле Курского вокзала домик маленький стоит. За окошком света нету, из-за шторок не идет. Там печатают поэта — «шесть копеек разворот». Сторож спит, культурно пьяный. Бригадир не настучит — на машине иностранной аккуратно счетчик сбит. Без напряга, без подлянки дело верное идет на Ордынке, на Полянке, возле Яузских ворот… Эту книжку в ползарплаты и нестрашную на вид в коридорах Госиздата вам никто не подарит. Эта книжка ночью поздней, как сказал один пиит, под подушкой дышит грозно, как крамольный динамит. Но за то, что много света в этой книжке между строк, два молоденьких поэта получают первый срок. Первый срок всегда короткий, а добавочный — длинней. Там, где рыбой кормят четко, но без вилок и ножей. И когда их, как на мине, далеко заволокло, пританцовывать вело, кто-то сжалился над ними: что-то сдвинулось над ними, в небесах произошло. За окошком света нету. Прорубив его в стене, запрещенного поэта напечатали в стране. «Против лома нет приема» — и крамольный динамит без особенного грома прямо в камере стоит. Два подельника ужасных, два бандита — Бог ты мой! — недолеченных, мосластых, по шоссе Энтузиастов возвращаются домой… И кому все это надо, и зачем весь этот бред, не ответит ни Полянка, ни Ордынка, ни Лубянка, ни подземный Ленсовет, как сказал другой поэт.