Второй год обучения. «Вояж с вампирами», голодный василиск и маленькие лесные друзья.

 

11

Каникулы начались, но моя жизнь почти не изменилась. Первую или вторую половину дня я торчал в библиотеке или в лаборатории, остальное время проводил с Хагридом или профессором Спраут, рекрутировавшей меня помогать обустраивать новую теплицу, на которую расщедрился совет попечителей. Мы устанавливали длинные металлические столы, присоединяли к толстым железным столбам крепления для горшков и расставляли постепенно прибывающие новые растения. Я был рад делать что-то руками, иногда оставляя свою палочку в спальне, потому что ее оказалось некуда девать — на лето я избавился от длинной, вечно путающейся под ногами мантии, к которой так и не смог привыкнуть.

Через неделю работы со Спраут, перетаскивая в теплицу очередной горшок, я случайно задел рукой какой-то длинный желтый кактус, который не замедлил выстрелить в меня иголкой. Я не знал, что это за растение, но профессора поблизости не оказалось, а поскольку никаких немедленных реакций на мне (или во мне) не появилось, я выкинул иглу и благополучно забыл об этом, продолжая носить горшки и расставлять их на столах. Прошло несколько минут, и до моих ушей вдруг начал доноситься невнятный шепот. Шепот становился все громче, но я не разбирал ни единого слова. Прекратив работу, я начал озираться по сторонам, пытаясь понять, что происходит. Неожиданно теплица предстала передо мной совершенно в ином виде. Вместо длинного желтого кактуса я вдруг заметил светло-фиолетовое свечение с алыми вкраплениями, которое с каждой секундой становилось все ярче. Другие растения также меняли свой вид, превращаясь из плотных материальных объектов в сверкающих разноцветных созданий неопределенной формы. Через некоторое время, словно с каждой минутой зрение мое становилось все четче, я заметил, что от каждого растения тянутся тонкие нити энергии, переплетаясь с соседними. Вся теплица представляла собой пеструю сеть живой энергии, динамичную, текучую и переливающуюся. Некоторые растения испускали свою энергию толчками, посылая ее соседям, и я понял, что так они общаются между собой.

Не знаю, сколько времени я простоял, наблюдая за происходящим в теплице, прежде чем заметил у входа какое-то движение. Повернув голову, я увидел какое-то высокое красно-коричневое существо, окруженное тусклой аурой тех же оттенков. Существо рывками двигалось ко мне, повсюду оставляя коричневатые следы, напоминавшие вонючую дрянь, которой Хагрид периодически подкармливал фестралов.

— Не подходи! — крикнул я и с ужасом понял, что не могу произнести ни слова. Через мгновение существо оказалось рядом. Оно будто постоянно стекало вниз, источая из себя все новые красно-коричневые потоки отвратительной энергии. Я отшатнулся, но тело не послушалось. Цвета вокруг стали нестерпимо яркими, существо склонилось надо мной, и я понял, что сейчас оно проглотит меня в свою грязную ауру, откуда мне никогда не выбраться…

— … ничего страшного.

— И это ты называешь ничего страшного? Он был желтым, как лимон!

— Тише, Поппи, не надо так возмущаться. От дредуса еще никто не умирал.

Я прислушался, но голоса звучали глухо, будто в длинном туннеле. Я приоткрыл глаза и понял, что лежу на больничной койке. Это привело меня в некоторое замешательство — я совершенно не помнил, как тут оказался.

— Смотри-ка, он проснулся!

Я с некоторым трудом сел на кровати и осмотрелся. У кабинета мадам Помфри стояла профессор Спраут, с ней рядом была сама целительница. Увидев, что я сижу, они поспешили ко мне.

— Немедленно ложись! — воскликнула мадам Помфри и даже замахала на меня рукой.

— Не хочу, — пробормотал я, покачав головой. У меня было ощущение, что в меня влили литр снотворного. В голове царила неприятная пустота, мысли текли с трудом. Профессор Спраут, напротив, выглядела очень довольной.

— Профессор Спраут… — раздраженно начала целительница, но Спраут ее остановила:

— Поппи, прошу тебя! С ним все в порядке. Правда, Линг? Ты хорошо себя чувствуешь?

— Наверное… — пробормотал я. Спраут уселась на соседнюю кровать и внимательно взглянула на меня.

— Голова болит?

— Нет. Я что, спал?

— Вроде того. Ты помнишь, что произошло?

— Ничего не помню… — мысли никак не хотели мне подчиняться.

— Попытайся…

— ПОМОНА! — возмущенно воскликнула мадам Помфри, и Спраут решила пока отстать от меня.

Я умылся холодной водой, и мне стало немного полегче. Возвращаясь к кровати, я почувствовал, что в голове проясняется. Сев обратно, я, наконец, вспомнил, что случилось в теплице. Однако странное отупение еще не прошло, и пугающее существо не вызвало у меня никаких эмоций.

— Профессор Спраут, — позвал я. Спраут, о чем-то тихо спорившая с мадам Помфри, мгновенно оказалась у моей кровати.

— Я вспомнил, — сказал я. — Что-то в теплице набросилось на меня.

— Так-так, — глаза у профессора загорелись. — Начни-ка сначала.

— Ну, я переносил горшки, как вы и сказали, а потом вдруг услышал шепот.

Профессор вытащила палочку и наколдовала себе пергамент и перо, которое мгновенно начало что-то строчить. Ого, подумал я. Такой магии мне еще не доводилось видеть, и тем более не ожидал я ничего подобного от профессора гербологии, которую всегда считал немного приземленной.

— Шепот? — переспросила Спраут. — Ты понял, что они говорили?

— Они?

— Они, растения.

— Это были растения?!

— А кто же еще, — улыбнулась Спраут.

— Но как… — я в изумлении покачал головой.

— Рассказывай, рассказывай, — поторопила она меня.

— Ну вот, я услышал шепот, — медленно продолжил я, пытаясь одновременно сообразить, что же все это значит. — Потом растения стали выглядеть как-то иначе, словно они были из света. Еще я увидел нити энергии, как будто по всей теплице лежала разноцветная паутина. Некоторые растения испускали такие… пучки света… другим растениям. Наверное, так они общались?

— Точно! — обрадовалась Спраут моей догадке. — Именно так.

— А вы понимаете, что они говорят? — потрясенно спросил я.

Спраут бросила взгляд на недовольную мадам Помфри, стоявшую неподалеку, грозно сложив руки на груди, и ответила:

— Зависит от обстоятельств. Ты продолжай, продолжай. Что было потом?

— А потом я увидел какое-то существо…

— Зеленое? — с явной надеждой спросила профессор.

— Нет, коричневое, — ответил я. На лице Спраут отразилось некоторое разочарование.

— И что же случилось? — спросила она.

— Оно на меня набросилось, и больше я ничего не помню. Профессор, что все это значит?

— Ты забыл сказать, что перед тем, как это началось, тебя уколол мексиканский желтый дредус, — сказала профессор Спраут, сворачивая пергамент. — Это магический мексиканский кактус… впрочем, они там почти все магические. Сок этого кактуса позволяет волшебникам проникать в мир растений, понимать их язык и даже общаться с ними. Конечно, такое общение требует опыта и подготовки, поэтому ты не понял, о чем они разговаривали.

— А что за зеленое существо?

— Ну, это, скорее, легенда, чем правда, — уклончиво сказала профессор. — Я так спросила, мало ли…

— Помона! — угрожающе произнесла мадам Помфри.

— А коричневое? — заторопился я, пока профессор не ушла. — Кто это был?

— Я, — кратко ответила Спраут. — Люди с точки зрения растений выглядят не слишком привлекательно, не правда ли?

Мне оставалось только ошарашено покачать головой. Профессор Спраут удалилась, а мадам Помфри жестом заставила меня лечь.

— Не знаю, о чем она только думает, — недовольно произнесла целительница. — Спрашивается, почему она не предупредила тебя быть поаккуратнее?

Я только усмехнулся: если бы она мне рассказала о подобных свойствах кактуса, я бы не преминул воспользоваться шансом узнать, как растения общаются между собой. Ближе к вечеру мадам Помфри выпустила меня из больницы, и я отправился к Хагриду поделиться своим удивительным опытом. Однако, кроме интересных переживаний, сегодняшнее происшествие привело меня к мысли о том, что по сути я ничего не знаю о людях, преподающих в Хогвартсе. Этот пробел показался мне непростительным, и его надо было срочно исправлять.

Я решил не откладывать в долгий ящик задания Снейпа и очень скоро понял, что поступил правильно. Зелье ночного видения, хоть и не слишком сложное, пришлось переделывать четырежды — никак не получалось правильно наложить на него консервирующее заклятье: в первый раз флакон попросту взорвался, во второй сжался до размеров горошины, в третий раз, когда мне показалось, что я все сделал правильно, зелье стухло через сутки, превратившись из темно-синего в серое с грязно-фиолетовым осадком, и лишь на четвертый раз консервирующее заклятье удалось. К тому времени я уже понял, что заклятья такого рода нуждаются в коррекции согласно объекту, на который его накладывают, но лишь с разрывающим зельем Марса у меня не возникло проблем — его я законсервировал сразу и сам понял, что все сделал правильно.

Работы для Макгонагалл я написал еще в июле, полистал книжки, которые она мне рекомендовала, и с облегчением взялся за задания Флитвика. Хагрид регулярно водил меня в лес, показывая самых разных животных и странных существ, загружал работой на огороде и рассказывал о своих питомцах, которые перебывали у него за долгие годы работы. К тому времени я уже знал, что он не окончил Хогвартс — по какой-то причине его выгнали и даже сломали палочку, но Дамблдор предоставил ему место лесничего, и с тех пор Хагрид стал неотъемлемой частью школы.

Бродя между полок в библиотеке, я наткнулся на шкаф с фольклором волшебников — здесь были собраны многочисленные сказки, легенды и истории самых разных магических сообществ мира. Устав от постоянной учебной теории, по вечерам я с удовольствием читал их — кроме приятного отдыха, они давали мне темы для рисунков.

Я свел более тесное знакомство с некоторыми хогвартскими эльфами, которые помогли привести в порядок мою одежду. Особенно меня беспокоила обувь — она разваливалась на глазах, и я не представлял, как прохожу в ней еще одну зиму. Но денег на новую не было, а просить их я ни у кого не собирался.

Как-то раз в начале августа мы шли кормить фестралов. Познакомившись с ними поближе, я не оставлял мысли о том, чтобы прокатиться на одном из этих крылатых созданий.

— Даже не думай, — ответил мне Хагрид, когда я в очередной раз обратился к нему с такой просьбой. — Чем тебя гиппогриф не устраивает? На нем я тебе, пожалуй, разрешу сделать кружок над лесом.

— Я не хочу на гиппогрифе, — сказал я. — Они хорошие, но фестралы — совсем другое дело.

— То-то и оно, — Хагрид краем глаза следил за очередной бочкой, которую я осторожно левитировал перед собой — впервые увидев, что Хагрид собирается тащить ее на себе, я вызвался помочь, и с тех пор мы делали так всегда: я вел бочку над землей, а Хагрид следил, чтобы она ни на что не наткнулась. — То-то и оно, что другие… К ним подход нужен, они, знаешь ли, с норовом.

— Что-то я не заметил у них норова, — пробормотал я. — По-моему, спокойные животные, ну клыкастые немного…

— Клыкастые! — Хагрид хохотнул и вдруг поднял руку:

— А ну стой.

Я опустил бочку и осмотрелся. Лес тихо шумел. Я представил, как деревья видят друг друга — сверкающие столбы энергии, соединенные разноцветной паутиной.

— Что? — спросил я. Хагрид не опускал руку, и я, подойдя к нему, всмотрелся в сумрак, скрывающий то, что так его насторожило.

Между деревьями происходило какое-то движение. Высокие тени скользили навстречу нам, и я на всякий случай покрепче сжал палочку, но тут Хагрид опустил руку и сказал:

— Веди себя спокойно, и все будет хорошо. Палочку спрячь.

Я не спешил следовать его совету, потому что пока не понимал, кто там впереди. Но прошла еще секунда, и тени обрели четкую форму. К нам направлялись кентавры.

Их было четверо, все вооружены луками, на лицах застыло неприветливое и даже грозное выражение. Они неприязненно смотрели на меня. Я убрал руки за спину, чтобы не мозолить им палочкой глаза.

— Хагрид, — произнес один из них.

— Бейн, — без улыбки сказал Хагрид. — Как поживаешь?

— Мы видим, ты постоянно таскаешь с собой этого человеческого детеныша, — сказал тот, кого Хагрид назвал Бейном. — Раньше ты справлялся один.

— Малыш остался на лето в Хогвартсе, и Дамблдор велел за ним присматривать, — объяснил Хагрид. Бейн снова взглянул на меня. Я покрепче сжал палочку, пытаясь вспомнить какие-нибудь заклинания, которые могли бы оказаться полезными в такой ситуации.

— Чем меньше людей бывает на нашей земле, тем лучше, в том числе и для них, — сказал тем временем Бейн. — Нам совсем не хочется, чтобы тайные пути леса открылись людям.

Я тут же подумал о книге, которую недавно прочитал.

— Когда-то они были открыты, — сказал я. Хагрид вздрогнул, а кентавры как по команде посмотрели на меня.

— Что ты сказал? — Бейн прищурился.

— Они были открыты, когда Хольм Белабур пришел к Фонгу Могучему в качестве дипломатического посланника Визенгамота.

— Это легенда! — прорычал Бейн. — Ты еще Хирона вспомни!

— К тому же, Хольм Белабур плохо кончил, — пробормотал один из кентавров.

— Но он не виноват, его оболгали, — возразил я. — Над ним даже суда не было, его просто убили.

— У кентавров нет судов, какие есть у вас, — высокомерно заявил Бейн. — И нечего рассуждать о том, чего не знаешь.

— У вас есть тинг, где все имеют право слова и могут высказаться.

— Ты это… того… лучше помолчи, — негромко сказал Хагрид, встревожено косясь на меня.

— Дипломатических посланников не убивают без суда и следствия, — заметил я.

— Он проник в тайны, которые не следует знать никому, кроме нашего племени!

— Доказательств подготовки нападения не было! — возразил я. — Волшебники не собирались пользоваться тайными путями леса.

— Да что ты вообще с ним разговариваешь! — нетерпеливо проговорил другой кентавр. — Предупреди их, и скачем дальше.

Но Бейн молчал, переводя взгляд то на Хагрида, то на меня.

— Следи за своими пауками, — наконец, сказал он Хагриду, развернулся и быстро направился в чащу. Остальные кентавры, на лицах которых проступило легкое удивление, молча последовали за ним. Через несколько секунд они скрылись за стволами в лесном сумраке, и мы остались одни.

— За какими еще пауками? — спросил я. Хагрид покачал головой:

— Что на тебя нашло, а? Кентавры — народ своеобразный, с ними нужен глаз да глаз.

— Знаю, — ответил я. — Про них много легенд.

— Ладно, двигаем дальше. Чего они от нас хотели-то? — пробормотал Хагрид, следя за тем, как я поднимаю бочку.

— Так что за пауки? — повторил я вопрос.

— Забудь, — сказал Хагрид сурово, и я решил, что на сегодня с нас в любом случае хватит приключений.

В августе профессор Спраут оправилась в отпуск, дав мне почитать книгу Дионисио Бандейроса «Глазами растений».

— Тебе будет интересно, — сказала она на прощание. — Только больше не провоцируй дредуса.

— Не буду, — сказал я, поблагодарив за книгу. Гербология в списке моих любимых предметов явно перемещалась на более высокие позиции, соперничая теперь с зельями, а то и с самой трансфигурацией.

К моему восторгу, мадам Пинс тоже собиралась отдохнуть пару недель. Ей очень не хотелось оставлять библиотеку без присмотра, но доверить ее Филчу было бы еще большим безумием, чем, например, мне.

— Я тебе верю, — сказала она, положив руку мне на плечо. — Ставь книги на те же места, откуда их берешь, протирай пыль, следи за миссис Норрис и склей те экземпляры, которые я оставила тебе на столе.

Я кивал с серьезным выражением лица, не в силах дождаться, когда же она покинет замок, и, наконец, забраться в Запретную секцию.

Я понимал, что за две недели не успею толком изучить все, что хотелось, поэтому в первый же день свободного пользования нашел в справочнике копирующее заклятье. Однако оно оказалось мне не по зубам. Положив лист пергамента на разворот книги по тибетской магии, я применил нужные чары, но вместо четких букв и рисунков на пергаменте возникли расплывчатые синеватые подтеки. Я бился над заклятьем почти час, прежде чем понял, что для начала надо прочитать текст, а самое главное — понять его. Оставив затею с копированием, я решил просто прочитать книгу. В конце концов, можно рискнуть и «забыть» ее сдать…

Запретная секция занимала всего один, но большой шкаф. Было ясно, что вряд ли здесь встретятся действительно опасные книги, к которым и прикасаться-то не стоило без серьезной защиты, но я надеялся, что среди того, что за долгие годы собиралось в школе, найдутся не только сборники самых ядовитых составов, пособия по вызову и заклятию элементарных демонов и серия брошюр «Темные ритуалы мира». На многих томах не было вообще никаких названий, и их я даже не трогал. Не слишком меня обрадовала и полка с торчащей табличкой «Боевая магия»: на ней стояла лишь пара десятков книг. В основном это были переводы древних восточных трактатов, большей частью стратегических, но две из них меня заинтересовали. Первая называлась «Подготовка послушника» и была переводом с китайского, рассказывая о системе физических упражнений и умении правильно двигаться, что было так необходимо боевому магу, а вторая, небольшая и очень старая книга без титульного листа, чем-то напомнила визуальную магию — похожие схемы движения руки и кисти, смешные изображения волшебников с выставленными вперед палочками, из которых вырывается нечто длинное и гибкое. Ее я тоже взял полистать на досуге.

Второй моей задачей, о которой я не забывал ни на минуту, был сбор информации о преподавателях. Я стоял перед картотекой, не решаясь заставить себя произнести чье бы то ни было имя. Когда-то я уже искал сведения о Дамблдоре, но это мне казалось вполне логичным — все же он наш директор и самый сильный колдун Британии. Однако сказать «Минерва Макгонагалл» или «Помона Спраут» означало нечто совсем иное. К тому же, я был почти уверен, что Дамблдор при желании мог быть в курсе того, чем я занимаюсь в библиотеке, когда поблизости никого нет.

Наконец, я решился.

— Преподаватели Хогвартса, — сказал я. Картотека зашуршала. Выдвинув ящик, я обнаружил довольно много карточек. Большинство из них указывали на биографии тех или иных выдающихся профессоров. Встречались и книги с их трудами. Но все это было не то.

— Помона Спраут, — наконец, решился я, на всякий случай осмотревшись по сторонам. Картотека выдала мне всего пять карточек. Профессор Спраут была автором двух небольших брошюр по гербологии и трижды упоминалась в газете «Ежедневный пророк». Это показалось мне интересным. Я взял карточку на газету и отправился в секцию периодики.

Хогвартс выписывал довольно много изданий, в основном специальных, вроде «Трансфигурации сегодня» или «Вестника зельевара». «Ежедневный пророк» за этот год хранился в виде подшивки на нижней полке. Как добыть газету трехлетней давности я себе даже не представлял.

Постояв рядом с газетами и так ничего и не придумав, я вернулся к картотеке, сунул карточку на место и решил, что поработать с периодикой можно и после возвращения мадам Пинс. В конце концов, в этом нет ничего подозрительного.

За несколько дней до начала учебы я пришел в лабораторию проведать свои составы. К счастью, ничего не протухло и не скисло — все три зелья были надежно запечатаны заклятьем. Я полюбовался на дело своих рук, зажег пару горелок для освещения и снял с полки банку с мариновавшимся там разноцветным существом, напоминавшим огромную лохматую гусеницу. Поставив ее недалеко от огня, я сел за соседнюю парту, вытащил из рюкзака бумагу и пастель и принялся рисовать.

На парте скопилось уже несколько набросков гусеницы с разных точек зрения, как вдруг дверь позади меня распахнулась. Я обернулся и вздрогнул — в подземелье вошел профессор Снейп. За ним в открытый проем влетал большой сундук. Отпуск не произвел на Снейпа благотворного влияния — он был все таким же напряженным и замкнутым. Судя по всему, этот человек вообще не умел расслабляться.

— Здравствуйте, — сказал я.

И к своему удивлению услышал в ответ:

— Здравствуйте, Ди.

Чтобы не злить его в первый же день возвращения в Хогвартс, я быстро собрал рисунки в папку, запихнул в рюкзак, потушил огонь и с банкой в руках направился к полкам. Водрузив гусеницу на место, я было собрался взять оставшийся на парте рюкзак и покинуть класс, как вдруг Снейп, который уже поставил сундук перед своим столом, обернулся ко мне и сказал:

— Останьтесь. Поможете разложить препараты.

Он снял с сундука несколько запирающих заклятий и открыл крышку. Внутри оказались коробки с ингредиентами для наших лабораторных работ.

Мы занимались расстановкой и распределением веществ до самого обеда. Мне было страшно любопытно узнать, что же хранилось в некоторых коробках и баночках, но Снейп явно не был настроен на чтение лекций до начала учебного года. Закончив с последней коробкой, я в нерешительности застыл у пустого сундука. Снейп ставил на полку банки с наиболее ценными препаратами, в том числе и большие флаконы с новыми мертвыми тварями. Заметив, что я бездельничаю, он проговорил:

— Вымойте эти колбы, — и указал на три моих зелья, которые я варил летом.

Не то чтобы я ожидал от него слов похвалы, но такое пренебрежение слегка меня задело. С другой стороны, размышлял я, выливая составы в раковину и посыпая ее поверхность нейтрализующим порошком, мне не придется потрошить по субботам живность — если бы ему что-то не понравилось, он бы не преминул об этом сказать.

 

12

— Вы уже знаете? — в восторге спросил нас Флетчер, едва переступив порог спальни. — Поттер и Уизли прилетели сюда на автомобиле и врезались в Дерущуюся иву!

— Да слышали, слышали, — отмахнулся Нотт, запихивающий сумки под кровать. Он явно неплохо отдохнул за лето — светлые волосы выцвели до белизны, кожу покрывал ровный загар. Пирс заметно подрос и начал отращивать волосы, а Флетчер слегка пополнел.

— Да ты отъелся на домашних харчах! — усмехнулся Нотт, поднимаясь с пола. Флетчер смутился. — Ничего, мы тебе не дадим пропасть. Попросим у Близнецов, чтобы они специально для тебя сварганили какое-нибудь средство для похудания.

Близнецами у нас называли братьев Уизли из Гриффиндора, которые были горазды на всякие авантюры и эксперименты над ничего не подозревающими учениками.

— Заткнись! — разозлился Флетчер. Он явно обиделся.

Я рассматривал учебники, которые только вчера получил от Хагрида, сгонявшего за ними в Косой переулок.

— Что представляет собой этот Локхарт? — спросил я. — Здесь тьма его книг.

— О, Локхарт, — с восхищением произнес Флетчер, отрываясь от своих сумок, — моя бабушка от него просто восторге.

— Она случайно не в Хаффлпаффе училась? — поинтересовался Нотт. Флетчер подозрительно покосился на него и ничего не ответил.

— Звезда домохозяек, — между тем сказал Пирс. — Я посмотрел — полная ерунда. Это даже не учебники — так, беллетристика.

Я с разочарованием листал «Заклинание Зомби», убеждаясь в правоте его слов. Опять год коту под хвост, подумал я. Не везет нам с защитой.

Перед сном мы рассказывали друг другу, как провели лето. Нотт с отцом побывали в Таиланде. Почти час мы смотрели фотографии изящных храмов, на фоне которых стояли Нотт и обнимающий его за плечи немолодой бородатый мужчина, больших и маленьких статуй Будды, слоновьей фермы, монастыря, где монахи растят многочисленных тигров — Нотт был от нее в особом восторге, поскольку очень любил этих животных. Я рассматривал снимки, испытывая невероятную зависть. Казалось, что эти места со всеми их храмами, статуями, пышной природой и улыбающимися людьми — даже слонами и тиграми, — напоминают о моем подлинном доме. Я с грустью слушал оживленные рассказы Нотта о том, где он побывал в Таиланде, и думал, что если когда-нибудь у меня и возникнет возможность туда отправиться, то это будет еще очень нескоро.

Пирс, как всегда, ездил в Скандинавию, а Флетчер оставался дома с родителями и скучающей сестрой.

— Она меня достала, — пожаловался он. — У нее какой-то очередной неудачный роман, и она из-за этого так нервничала, просто ужас. Подумаешь, роман, большое дело…

— Ну а ты чем занимался? — спросил меня Нотт, убирая фотографии в пакет. — С Хагридом небось веселился?

— И с Хагридом тоже, — ответил я. — Мы с ним ходили в лес кормить фестралов и гиппогрифов… даже единорогов издалека видели. Еще там живут какие-то пауки, о которых он мне не стал рассказывать, а один раз мы даже встретили кентавров.

— Да ладно, — недоверчиво протянул Нотт.

— Точно, там водятся кентавры, — поддержал меня Флетчер. — И они довольно агрессивные.

— Покажи, чего нарисовал за лето, — вдруг сказал Пирс.

Я протянул ему новую папку, которую трансфигурировал из листа бумаги и теперь хранил в ней новые работы. Трое моих товарищей начали листать рисунки.

— Ого, действительно кентавры… они что, и правда с луками? — удивился Нотт.

— Правда, — сказал я. — Хагрид рассказывал, что они помешаны на астрологии и предсказаниях.

— Может, кто-нибудь из них сменит, наконец, эту сумасшедшую тетку, которая сидит в Северной башне? — усмехнулся Нотт. — У кентавров явно больше мозгов, чем у нее.

— Фу, а это что? — Флетчер бросил лист с одним из рисунков на кровать, где мы сидели, словно тот мог его укусить.

— Мертвый ребенок, — ответил я.

— А что у него с головой? — недоверчиво спросил Флетчер.

— Ну вот такая голова… да и мертвый он довольно давно.

— Ты псих, — с некоторым восхищением произнес Нотт, взглянув на рисунок. — По-моему, это даже как-то чересчур.

— Слушай, — нерешительно сказал Пирс и посмотрел на меня. — А ты не мог бы мне его подарить?

— Его? — я указал на рисунок с ребенком. — Да забирай.

Просьба Пирса несколько меня удивила, но он тут же объяснил причину своего интереса:

— Мой отец собирает всякие… странные вещицы. Я пошлю ему это на день рождения. Если, конечно, ты не против.

— Посылай, — я пожал плечами. Пирс свернул рисунок в трубочку, вытащил из-под кровати сумку и аккуратно положил его в одно из отделений. Мне стало немного завидно, что у Пирса такой отец — я никогда не встречал взрослых, которым могли бы понравиться подобные вещи. Интересно, что сказал бы по этому поводу Дамблдор?

Пирс не ошибся насчет Локхарта. На первом же уроке стало ясно, что в этом году мы снова ничему не научимся.

— Хвастун, — процедил Пирс, глядя на заливающегося соловьем Локхарта, рассказывающего о своих титулах, наградах и боевых достижениях. Когда он раздал нам листы с тестовыми вопросами по его книгам, я не поверил своим глазам.

— Простите, сэр, — я поднял руку.

— Не лезь, — тихо сказал Пирс, но Локхарт уже смотрел на меня, сверкая белозубой улыбкой:

— Да, мой юный друг?

— Я не очень понимаю, какое отношение этот тест имеет к защите от темных искусств.

— О, самое что ни на есть прямое, — Локхарт остановился рядом с нашей партой. — Если вы читали мои книги, то должны это понимать! — он игриво погрозил мне пальцем.

— Мне как-то сложно проследить связь между вашим любимым цветом и заклинаниями против баньши и зомби, — с сомнением в голосе ответил я. — Не могли бы вы объяснить?

Раздались смешки. Улыбка Локхарта увяла.

— Это тест на внимание, — ответил он. — Из него я пойму, насколько внимательно вы относитесь к предмету.

— В тесте нет ни слова про предмет, — тут же сказал я. — Там есть только про вас.

— Ди, заткнись, — прошептал Пирс, прикрывая рукой рот. Локхарт манерно нахмурился.

— Молодой человек, — произнес он, — побольше уважения! Зная ответы на эти вопросы, вам, безусловно, будет легче успевать по моему предмету. Личность преподавателя играет важнейшую роль в понимании того, чем он занимается, а потому, — он, наконец, вернулся к первой парте и обратился ко всему классу, — чем лучше вы знаете содержание моих книг, тем проще вам будет изучать защиту от темных искусств. Не медлите! Приступайте к работе!

Следующие полчаса мы отвечали на идиотские вопросы расфранченного позера. Ближе к концу урока он собрал наши листы и быстро просмотрел их.

— Надо сказать, я слегка разочарован, — протянул он. — Возможно, у вас было не слишком много времени на детальное изучение всех моих подвигов… — Локхарт улыбнулся, — однако, поскольку вам так не терпится приступить к практическим занятиям… — тут он бросил на меня выразительный взгляд, — давайте-ка начнем прямо сегодня. Конечно, я не буду оставлять вас один на один с зомби или баньши, — он хихикнул, — тем более что ни того, ни другого под рукой нет… — Локхарт помолчал, видимо, ожидая реакции на свою шутку, но поскольку ее не последовало, он продолжил: — Начнем с самого простого.

Он наклонился и достал из-под стола ящик с мелкими дырочками в стенках.

— Это плюющийся коровяк, — сказал он, со стуком водружая ящик на стол. — Вряд ли вы сталкивались с ним в природе, — Локхарт издал смешок, — поскольку коровяки обитают в тропических зонах. Итак, дорогие мои, вуаля!

Он поднял одну из стенок ящика — ту, что была обращена к нам, — и резво отпрыгнул в сторону. Некоторое время из ящика никто не показывался. Затем из темноты вылезло большое зеленоватое существо, напоминающее гибрид растения и слизня. Из его толстого блестящего тела во все стороны торчали длинные тонкие щупальца, а на спинке колыхались ярко-алые отростки, похожие на морские актинии. Подтягиваясь на щупальцах, коровяк забрался на ящик. Локхарт спрятался под парту.

Некоторое время ничего не происходило — все ошеломленно рассматривали странное создание. Потом коровяк изящно приподнялся на своих щупальцах, повернулся к нам алыми отростками и выпустил из них целые фонтаны вонючей грязно-коричневой слизи, окатив ею всех, кто сидел на первых партах. Раздались вопли и ругань, все вскочили и ринулись прочь, подальше от стола преподавателя. Испачканные ученики пытались избавиться от слизи, но лишь размазывали ее по рукам, лицу и одежде. Коровяк выпустил щупальца и в мгновение ока оказался на первой парте, снова поворачиваясь к нам спиной с отростками.

— Вот козел! — орал Нотт, на которого тоже попала отвратительная слизь. Он уже держал в руке палочку, наставляя ее на коровяка, но, судя по всему, никак не мог придумать, каким бы заклинанием его прикончить.

— Ну же! — кричал Локхарт из-под парты. — Давайте! Действуйте!

Коровяк тем временем выпустил вторую порцию слизи, забрызгав тех, кто не успел убраться подальше. Девчонки, подобно Локхарту, лезли под парты, Малфой прятался за широкой спиной Гойла, а Флетчер почему-то забрался с ногами на стул, прикрываясь «Вояжем с вампирами».

— Petrificus Totalus! — выкрикнул Пирс и выстрелил в коровяка. Однако тот с удивительной быстротой убрался с пути заклинания, в мгновение ока оказавшись у окна. Нотт присоединился к Пирсу и начал палить в слизня тем же заклятьем.

— Загоните его на стол! — крикнул он. Я старался получше прицелиться в существо, но оно стремительно уворачивалось, перемещаясь по классу, подтягиваясь на щупальцах к потолку, стенам и партам.

— Давайте-давайте! — подбадривал нас Локхарт, однако когда коровяк прыгнул на свой ящик и решил, следуя примеру профессора, спрятаться под столом, тот выскочил оттуда с быстротой молнии и исчез за дверью в коридор, крикнув напоследок:

— Урок окончен!

Наконец, коровяк приземлился прямо в прицеле моей палочки. Оказавшийся неподалеку Нотт выстрелил в него Petrificus'ом, и одновременно с ним выпалил и я, в азарте охоты заорав:

— Inflammo!

На этот раз мы оба попали в цель. От заклинания Нотта коровяк замер на месте, распустив во все стороны гибкие щупальца и став легкой мишенью. Когда в него угодило мое заклятье, застывший слизень мгновенно вспыхнул ярко-оранжевым пламенем, превратившись в причудливую огненную скульптуру. Через несколько секунд на парте и на соседних стульях остались лишь черные кучи пепла. В дымном классе стоял отвратительный приторный запах горелого. Все молча глядели на то место, где еще недавно сидел наш противник.

— Вот гадость-то, — проговорил Нотт. Его заметно трясло. Мои руки тоже дрожали.

— Evanesco пепел, — я махнул палочкой, и основная куча пепла исчезла; Пирс подчистил остальное. Никто не вымолвил ни слова. Все мы быстро собрали вещи и отправились в туалет отмываться от слизи и копоти.

После происшествия с коровяком Локхарт больше не демонстрировал нам «темных» существ, заставляя нас изучать свои дурацкие подвиги и описывать их в максимально пафосных выражениях.

Пирс злился на Малфоя: того взяли в команду по квиддичу, поскольку его отец купил всем игрокам метлы последней модели, и когда Пирс подошел к тренеру Хуч напомнить о прошлогоднем обещании порекомендовать его капитану Флинту, та лишь развела руками: «Извини, Трент, но, судя по всему, место уже занято».

— Не расстраивайся, — сказал ему Нотт. — Такое в жизни случается. Его отец — большая шишка, куча денег, всё везде схвачено.

— Охотно верю, — пробормотал Пирс, поглядывая на своего соперника, сидевшего неподалеку за столом и уминающего пюре с котлетой. Заметив, что на него смотрят, Малфой ухмыльнулся, помахал Пирсу вилкой и пожал плечами — мол, что поделаешь, кто успел, тот и съел.

Я снова дни напролет просиживал в библиотеке, занимаясь навалившимися на меня домашними заданиями. У меня почти не оставалось времени на книги из Запретной секции, которые я так и не вернул на место, однако мало-помалу я все же продвигался вперед. Закончив с учебником по окклюменции и понимая, что достиг не слишком многого, я начал изучать «Подготовку послушника» и был немало удивлен, что едва ли не треть книги оказалась посвящена упражнениям отнюдь не физического толка — прежде всего, писал неизвестный автор, от воина требуется умение успокаивать сознание и эмоции, настраиваясь не на конечный результат — победу, — а на процесс, к ней ведущий. Я с некоторым отчаянием рассматривал списки работ, которые должен был сделать по чарам, трансфигурации и зельям (плюс гербология, которая занимала меня все больше) — мне очень хотелось уделять описанным в «Подготовке» упражнениям хотя бы час в день. Однако проблемой являлось даже не отсутствие времени. Прежде всего у меня не было места, где я мог бы спокойно тренироваться.

Я вновь бродил по замку, обыскивая комнату за комнатой, но ни одна из них мне не подходила. Как-то раз я забрался на седьмой этаж и шатался взад-вперед по узким пустынным коридорам, погруженный в поиски тренировочной базы. Оказавшись в каком-то тупике, я в задумчиво рассматривал картины, которых еще не видел. Сделав несколько кругов по пятачку, на котором они были развешены, я вдруг уткнулся носом в дверь, до сих пор почему-то мной не замеченную.

Осторожно приоткрыв ее, я увидел перед собой небольшой плохо освещенный коридор, по обе стороны которого высились шкафы с книгами. Решив, что это рабочий кабинет какого-нибудь преподавателя, я уже было собирался захлопнуть дверь, как вдруг взгляд мой упал на корешок одного из томов. На нем было написано: «Защита от темных искусств. Продвинутый курс». Я подумал, что ничем не рискую, если немного полистаю эту книгу — в конце концов, если вдруг вернется преподаватель, я найду способ объяснить свое присутствие в его кабинете.

Закрыв за собой дверь, я вытащил книгу с полки и направился к выходу из коридора в поисках стула или кресла, где можно было бы спокойно почитать. Но то, что я увидел за ним, заставило меня позабыть и о книге, и о гипотетическом преподавателе.

Коридор вывел меня в просторный, погруженный в полумрак зал. Пол его был выстлан тонким синим ковром, стены обиты темной тканью. Это было идеальным местом для тренировок — большим, тихим и, что самое главное, пустым. Я не верил своим глазам. До сих пор мне ни разу не доводилось слышать, что в Хогвартсе существуют помещения, где можно заниматься нормальной физической подготовкой, не связанной с гонками на метлах. Я положил книгу на ближайшую полку и осторожно вошел в зал, все еще опасаясь, что сейчас откроется дверь, и сюда вломится какой-нибудь непрошеный гость.

Однако чем дольше я здесь находился, тем яснее понимал, что кроме меня здесь никого нет и не будет. Это был мой тренировочный зал. Только мой. Как он возник, я не знал, но это было не важно. Главное, что у меня теперь появилась реальная возможность заниматься практикой, а также собственная библиотека необходимой для этого литературы.

С тех пор я почти каждый день поднимался на седьмой этаж, внимательно наблюдая за тем, чтобы мои передвижения оставались незамеченными. Проанализировав свои действия, приведшие к тому, что в доселе глухой стене образовалась дверь в заветный зал, я понял, что, вероятно, таким способом можно создать не только место для тренировок, однако решил не злоупотреблять этой магией. Работать по вечерам было сложно, поскольку я уставал после уроков и библиотеки, и первое время успокоение сознания давалось непросто. Однако постепенно тишина и покой этой комнаты начали благотворно влиять на мои занятия. Первые десять минут я медитировал, освобождая ум от всего, что происходило со мной в течение дня, затем полчаса проделывал упражнения, развивающие реакцию и ловкость, а потом осваивал новые заклинания, которые находил в «Защите от темных искусств». Ближе к концу октября я начал читать взятую в Запретной секции книгу без титульного листа и быстро понял, какое сокровище оказалось в моих руках.

Вся она была посвящена одному-единственному заклинанию, имевшему, однако, чрезвычайно широкий спектр применения. Судя по стилю, ее написали очень давно, возможно, в раннее Средневековье, поэтому мне пришлось продираться сквозь мудреный, витиеватый язык, огромные сложносочиненные предложения и бесконечные рассказы о колдунах, неоднократно страдавших от неверного исполнения этого заклятья.

Суть заклятья состояла в том, что оно превращало волшебную палочку в огненную плеть. Ею можно было не только сражаться с противником, но и гасить ряд заклинаний. Большая часть из них сгорала, другие рикошетили, а мастера обращения с плетью могли отбивать их обратно на противника. Силу этого заклинания невозможно было контролировать, поэтому, предупреждал автор, работающие с ним должны беречь ноги и руки, «ибо нередко встречаются те, кто по своей неосторожности и самоуверенности лишался конечностей, сделав неточный выпад либо не сумев правильно сообразовать движение «огненной змеи».

Сперва, однако, желающему освоить это заклинание следовало научиться правильно двигать рукой, в которой он будет держать палочку-плеть, так что я не спешил с практикой и терпеливо следовал упражнениям, обстоятельно описываемым в книге.

Приближался Хэллоуин. Последнее время я был в приподнятом настроении — удивительным образом у меня на все хватало времени. Мне удалось организовать свой ежедневный распорядок дел так, что не пришлось жертвовать ни субботними визитами к Хагриду, который вырастил к Хэллоуину целую тьму гигантских тыкв и из которого я мало-помалу вытягивал сведения о самых разнообразных и далеко не мирных лесных существах, ни поисками информации о преподавателях, в которые я погрузился ближе к концу сентября.

На чарах моя палочка, казалось, творила чудеса самостоятельно. Флитвик составил для меня индивидуальный план занятий, и мы работали не только по основному учебнику, но и по нескольким вспомогательным пособиям. Отчего-то мне становилось все сложнее контролировать интенсивность магической энергии, аккумулировавшейся в ней, и в день празднования Хэллоуина, работая в классе над заданием по погодной магии, я создал самый настоящий потоп, мощной волной захлестнувший сидящих неподалеку Панси Паркинсон и Миллисент Балстроуд: волна приподняла их со стульев и плавно отнесла к противоположной стене.

— Ты с ума сошел? — отплевываясь и отжимая волосы, выкрикнула Панси. Ее соседка поднималась с пола, мокрая с ног до головы. Я не мог удержаться от смеха, но ответил:

— Извини пожалуйста, немного не рассчитал.

— Он не рассчитал! Все Снейпу расскажем! — она обменялась с Миллисент гневными взглядами.

— Валяйте, — я махнул рукой. Нашли тоже кем пугать!

— Чертов грязнокровка! — тихо процедила Балстроуд, чтобы не услышал искоса наблюдавший за нами Флитвик. Я улыбнулся и направил на нее палочку Левиафана. Миллисент взвизгнула и спряталась за Паркинсон.

— Да стой ты на месте… — из палочки вылетела струя теплого сухого воздуха, которая быстро высушила одежду обеих девочек. Они выглядели крайне недовольными, но к Снейпу, судя по всему, не пошли.

— А тебя не напрягает, что она обозвала тебя грязнокровкой? — спросил Флетчер, когда мы сидели за праздничным столом под светящимися оранжевыми тыквами, висевшими над нашими головами, словно лилипутские НЛО.

— Нет, — я пожал плечами, — а надо, чтобы напрягало?

— Вообще-то это ругательство, — протянул Флетчер. Я чуть не поперхнулся от смеха:

— Флетчер, если это ругательство, то я — единорог! Мне плевать на такие вещи, пусть называют как хотят.

— Это не просто ругательство, — с необычной для него серьезностью произнес сидящий напротив Нотт. — Из-за таких вещей людей раньше убивали. Сами-Знаете-Кто не выносил не только магглов, но и волшебников, которые от них рождались.

— Ну а ты сам? — спросил Пирс. — Вон Малфой, твой приятель — и дня не проходит, чтобы он кого-нибудь не поддел на эту тему.

— У Малфоев пунктик насчет чистоты крови, — вполголоса ответил Нотт. — А Драко наслушался дома всякого… И вообще, то, что мой отец кем-то там когда-то был, не значит, что я не соображаю своими мозгами. Да, мы общаемся с Малфоями, и не только с ними, но мы не заморочены. Отец на эти темы больше помалкивает. Не то чтобы он так не думал… — Нотт скривился, — наверное, думает… хотя кто его знает. Дома мы все это не обсуждаем.

— То есть ты весь такой демократичный, — с иронией в голосе уточнил Пирс. — Ничего не имеешь против того, что рядом с тобой сидит грязнокровка Ди.

— Пирс, ты придурок, я тебе сейчас врежу! — обозлился Нотт и ухватил Пирса за воротник, намереваясь стащить его со скамейки. Тот не остался в долгу и вцепился в Нотта, собираясь вымазать его в варенье, налитом в стоящую перед нами широкую чашу. В конце концов они привлекли внимание старост и прекратили свою возню, когда Мишель пригрозила отправить их к Филчу чистить швабры и протирать какие-то кубки.

— Меня не надо защищать, — сказал я, когда они с довольными улыбками на лицах вернулись к еде. — Я сам могу о себе позаботиться.

— Кто бы сомневался, — хмыкнул Пирс. — Я тебя и не защищал. Я просто хотел над Ноттом поиздеваться.

— Ладно-ладно, — Нотт горстями накладывал себе в тарелку зеленый жевательный зефир. — Кстати, — он снова понизил голос и придвинулся ближе к столу. — Снейп ведь тоже когда-то был Пожирателем.

Это оказалось сногсшибательной новостью только для меня и Флетчера. Пирс, судя по всему, не был удивлен.

— С него станется, — проговорил он, взглянув на сидящего за преподавательским столом Снейпа. — В ядах, небось, сечет.

— Откуда ты это знаешь? — пораженно спросил Флетчер у Нотта. Тот пожал плечами.

— Знаю, — сказал он. — Это не тайна. Просто о таком не говорят. Он типа оправдан, все подозрения сняты…

Мне вдруг очень захотелось поскорее отправиться в библиотеку и продолжить свой сбор информации о преподавателях. Сведения о Спраут и Флитвике не слишком вдохновляли на дальнейшие изыскания, но Снейп — Пожиратель Смерти, собственными глазами видевший Волдеморта… я испытал странный восторг при мысли о том, что нахожусь рядом с человеком, тесно общавшимся с Темным Лордом. Об этом нужно было поразмыслить, но не сейчас, а в тишине моего зала для тренировок, а потому я временно выбросил Снейпа из головы и приступил к пирогу с клубникой…

После ужина толпы учеников возвращались в свои гостиные, когда вдруг шедшие перед нами начали останавливаться. В коридорах постепенно воцарялось странное молчание. Мы протиснулись ближе к передним рядам и увидели, что на креплении для факела висит бездыханная кошка Филча, а неподалеку от нее стоят растерянные гриффиндорцы — Поттер, Гермиона Грейнджер и рыжий Уизли.

— Берегитесь враги Наследника! Вы будете следующими, грязнокровки! — громко произнес Малфой, который, как и мы, вылез вперед и стоял теперь рядом со мной. — Берегись, Ди, — он взглянул на меня. — Скоро такие, как ты и Грейнджер, будут висеть на фонарях вместо этой кошки.

— Ну, это мы еще посмотрим, кто и на чём будет висеть, — проговорил я, читая тем временем надпись на простенке между двумя окнами: «Потайная комната открыта. Берегитесь, враги Наследника».

Надо в библиотеку, подумал я с тоской. К сожалению, был уже вечер, и предстояло вытерпеть еще много часов, прежде чем у меня появится возможность дорваться до вожделенной картотеки.

 

13

Нельзя сказать, что я был доволен результатами своих поисков. Оставив на время мысль о Снейпе — Пожирателе Смерти, я сосредоточился на Потайной комнате, однако не нашел ничего, кроме расплывчатых легенд. Суть их, однако, была ясна — Салазар Слизерин перессорился с остальными основателями и построил в Хогвартсе Потайную комнату, где поселил некое существо, предназначенное для зачистки школы от тех, кто, по его мнению, не должен был в ней учиться. Ясности это не прибавляло. Наличие Потайной комнаты отрицалось, но я прекрасно видел, насколько встревожены преподаватели.

Кошка Филча не умерла, а только окаменела под действием какого-то проклятья. Я облазил все доступные справочники, но заклятья с такими характеристиками не нашел. Замораживающее заклинание подходило лишь на первый взгляд — оно было кратковременным и легко снималось. Миссис Норрис, однако, должна была дожидаться созревания мандрагоры для приготовления лекарственного зелья. Кто бы ни наложил на нее таинственное заклятье, он был очень сильным магом.

Впрочем, через некоторое время ажиотаж, связанный с кошкой Филча, поутих, и все вернулись к привычным заботам.

— Представляете, — как-то за завтраком сказал нам Флетчер, — сестра говорит, что Поттер может быть наследником Слизерина. Что это он открыл Потайную комнату.

— Смешно, — ответил Нотт. — Он на том месте случайно оказался, это и ежу понятно. К тому же, тогда бы он так легко не отделался от Дамблдора…

В это время в зал с шумом влетели совы. Перед Пирсом опустилась большая серовато-коричневая самка филина по имени Лета с привязанным к лапке посланием. На ней была надета удобная мягкая сбруя, не мешавшая летать, а к нагруднику прикреплен небольшой сверток. Пирс снял письмо и сверток, и Лета тотчас поднялась и покинула зал — она никогда не брала еду со стола.

— Слушай, а ведь это тебе, — удивленно сказал Пирс и протянул мне посылку.

— Мне? — я взял ее и прочитал на обертке: «Мистеру Л. Ди». Сверток был довольно тяжелым.

— А что там? — спросил я. Пирс развернул письмо и пробежал его глазами.

— Отец ничего не написал, — через некоторое время ответил он. — Только то, чтобы я тебе это передал.

— Давай, разворачивай, — сказал Нотт. Но я не хотел смотреть содержимое посылки в зале.

— Разверну, когда придем к себе, — ответил я. — Здесь не буду.

Позавтракав, мы отправились на трансфигурацию. Но едва мы поднялись на нужный этаж, как я был вынужден остановиться от нахлынувших на меня странных ощущений.

С некоторых пор я перестал носить палочку в кармане мантии. Прежде всего, это было страшно неудобно. Ее было некуда девать на занятиях в тренировочном зале, а просто положить палочку Левиафана на пол казалось мне в некотором роде кощунством. Поэтому несколько вечеров я посвятил изобретению специального крепления, удерживавшего палочку на руке и позволявшего легко выхватывать ее при необходимости. Крепление было похоже на шину, которую накладывают на сломанные конечности. Двумя мягкими кольцами оно обхватывало мое предплечье от кисти до локтя, а в специальные отверстия на этих кольцах вставлялась палочка. Это было удобно и имело лишь один недостаток — такое приспособление некрасиво растягивало рукав свитера, хотя под школьной мантией это было незаметно. Последнее время палочка просто кипела энергией. Я чувствовал ее даже тогда, когда она была вставлена в держатель и не касалась моей кожи. И сейчас, оказавшись в коридоре, ведущем к классу Макгонагалл, я испытал неожиданный прилив силы, но по сравнению со всеми предыдущими он оказался настолько мощным, что я был вынужден остановиться и прислониться к стене.

Сила захлестывала меня подобно волнам, распространяясь от палочки по всему телу. Это было дикое и невероятно приятное ощущение. Казалось, сейчас я могу сделать все, что только захочу, что у меня получится любое заклинание, пусть даже самое сложное. Меня распирало желание действовать…

Неожиданно в эту эйфорию вкрался шелестящий голос. Поначалу он звучал будто бы издалека, но довольно быстро приближался, становясь все громче и отчетливее. Чем ближе он становился, тем мощнее были исходившие от палочки волны силы. Голос шептал: «Голод, смерть… иди же… скорее… слишком долго… убить… хочу убить…» Эти слова проникали прямо в мозг и сливались с переполняющими меня энергиями…

…Кто-то тормошил меня за плечо. Я вдруг осознал, где нахожусь, и что вокруг столпились встревоженные одноклассники.

— Да что с тобой! — говорил Нотт, тряся меня за плечи и заглядывая в глаза. — Эй, очнись!

— Может, на него кто-то наложил заклинание зомби? — с опасением предположил Флетчер.

— Я в порядке, — пробормотал я, отлипая от стены. Палочка успокоилась, голоса больше не было слышно.

— Ну и как это понимать? — спросил Нотт. Мы продолжили наш путь в класс трансфигурации.

— Пока не знаю, — ответил я, пытаясь разобраться, что же только что произошло. — Вы ничего не слышали, когда мы там стояли?

— Кроме визга Паркинсон?

— Да. Чего-нибудь более странного.

— Нет, — сказал Пирс. — А ты слышал?

— Возможно…

Пирс не стал ничего уточнять, поскольку к тому времени мы уже добрались до Макгонагалл, встречавшей нас у входа в класс.

— Поторопитесь, — сказала она. — Сегодня у нас много работы.

Как и остальные преподаватели, последнее время профессор Макгонагалл была беспокойной и нервной. На трансфигурации я работал так же активно, как и на чарах, но сейчас, после происшествия в коридоре, было трудно не связать очевидные факты воедино. Палочка Левиафана вела себя странно, и мои магические способности были здесь не при чем. Если голос, который я слышал, действительно существует, то она среагировала именно на него — точнее, на его обладателя. Возможно, конечно, что голос был у меня в голове — к примеру, из-за переизбытка энергии, — но с какой стати палочке вдруг выкидывать такие фортели? Ничего подобного в книге, рекомендованной мне Флитвиком, описано не было.

Я размышлял над этим во время урока, стараясь по возможности контролировать интенсивность заклинаний, чтобы не разорвать несчастную мышь на клочки. Макгонагалл, тоже составившая индивидуальный план для нашей работы, задала мне послойную трансфигурацию — я должен был создать животное из обыкновенной кости: начать со скелета, постепенно наращивать сухожилия, хрящи, мышцы и завершить все это белой шкуркой. Анатомический атлас помог мне не слишком — сотворенная мышь едва ходила, хромала на обе передние лапы, а ее череп больше напоминал птичий.

— Для первого раза неплохо, — сказала Макгонагалл, косясь на ковыляющее по парте существо. — Только в следующий раз сделайте ее хотя бы в два раза меньше.

Для лучшего понимания анатомии я создал мышь полтора фута длиной, и в самый разгар моих экспериментов Пирс отсел за другую парту, сказав, что опасается, как бы мое чудовище не позавтракало его рукой.

Вечером я раскрыл сверток, присланный мне отцом Пирса. В нем оказался мешочек и письмо.

«Мистер Ди, — начиналось письмо, — я был чрезвычайно впечатлен тем подарком, что прислал мне Трент. У вас безусловный талант художника, и я не сомневаюсь, что, реши вы связать свою жизнь с искусством, вас ожидает большое будущее. У меня есть деловое предложение. Возможно, Трент рассказывал, что я коллекционер, в том числе и предметов искусства. Также у меня есть множество знакомых, которые могли бы быть заинтересованы в приобретении ваших работ. Я буду благодарен, если вы пришлете мне несколько своих рисунков — не обязательно подобной тематики, а тех, что сами сочтете интересными. Возможно, я или кто-нибудь другой приобретем их за достойную цену. В любом случае, даже если это предложение покажется вам неинтересным, напишите мне ответ и отправьте с Летой.

Деньги, что я вам прислал, не плата за подарок. Считайте это меценатством, вкладом в ваше будущее творчество. Я, как и многие коллекционеры, заинтересован в том, чтобы магический мир прирастал талантами. Не воспринимайте это как аванс и не считайте себя обязанным высылать мне свои работы, если вы того не хотите.

С уважением, Клайв Пирс».

Я протянул письмо Пирсу:

— Прочти-ка.

Пока Пирс читал, я высыпал из мешочка деньги и начал их подсчитывать.

— Ничего себе! — восторженно произнес Флетчер. — Сто галеонов! Это же целое состояние!

Я не знал, много это или мало, но огромных размеров золотые произвели на меня некоторое впечатление.

— И что на это можно купить? — спросил я.

— Сто галеонов — это неплохие деньги. Хотя, конечно, не состояние, — сказал Нотт со знанием дела. Я подумал, хватит ли их на новые ботинки, но спрашивать не стал. Пирс, наконец, дочитал письмо и положил его на кровать.

— Ну поздравляю, — сказал он. — Начинаешь карьеру.

— Какую карьеру? — поинтересовался Флетчер.

Я посмотрел на Пирса. Тот поднял брови:

— Это ваши дела, я тут не при чем.

— Его отец хочет купить у меня рисунки, — сказал я.

— Ничего себе, — протянул Нотт. — Пошли ему Хагрида у бочки, он у тебя хорошо получился. Особенно эта дрянь, которая у него с руки стекает.

— Фестралова вкуснятина, — пробормотал я и взглянул на Пирса. — Слушай, ты должен помочь мне отобрать рисунки — я понятия не имею, что твоему отцу может быть интересно. К тому же, мертвых детей у меня больше нет.

— У тебя есть много чего другого, — ответил Пирс. — Но так уж и быть, помогу.

Остаток вечера мы провели, раскладывая рисунки на несколько куч. В одну клали рабочие наброски, которые не представляли никакого интереса, в другую — работы, которые, по моему мнению, были слишком банальны или недостаточно хороши с художественной точки зрения, а в третью — те, что я собирался послать Клайву Пирсу. Под конец в последней куче накопилось десятка три рисунков, включая портреты Снейпа, Дамблдора, Макгонагалл и Хагрида у бочки.

— Не посылай ему все, — посоветовал Пирс. — Пошли для начала пять. Может, самому ему не слишком интересно будет покупать Хагрида или Макгонагалл, но он водит знакомство с кучей народа, и многие живут не в Европе. Для них это будет экзотикой.

Следующим утром на уроке Биннса я написал ответное письмо, аккуратно свернул рисунки в трубочку, завернул их в простую бумагу, наложил водоотталкивающее заклятье — всю эту неделю дожди шли практически не переставая, — а после обеда мы вместе с Пирсом привязали посылку к Лете и отослали ее домой.

Единственным местом, где палочка Левиафана вела себя нормально, был тренировочный зал. Я не прекращал своих занятий, но моя голова полнилась мыслями о том, что же происходит во мне и в Хогвартсе. Мне казалось, что все это может быть как-то связано, но не понимал, как. Тем временем я закончил изучать движения руки для заклинания огненной плети — наступило время осваивать его на практике.

В один из вечеров я уединился в зале, с трудом успокоил взбаламученное за день сознание и, убрав рюкзак и рабочие книги подальше в коридор, вышел на середину зала. Сосредоточившись, я поднял левую руку, произнес:

— Flamma Flagrum! — и резко выбросил кисть вперед.

Из кончика палочки вылетела тонкая огненная струя. Палочка мгновенно нагрелась, хотя в книге ничего не было сказано об этом эффекте. Ладони, в которой я держал палочку, стало горячо, но заклинание уже работало, и чтобы прекратить его, нужно было сделать два особых движения.

Плеть оказалась длиной не меньше четырех метров. Она вяло свисала с кончика палочки, свернувшись кольцами на ковре и прожигая его насквозь. В зале запахло паленой шерстью, а от едкого дыма, быстро поднимавшегося от ковра, защипало глаза. Я проделал нужные движения, и плеть исчезла.

Разогнав дым и убрав с пола ковер, я повторил упражнение. На этот раз палочка грелась меньше, а плеть вела себя более активно. Она не слишком меня слушалась, но и не бесилась, об опасности чего неоднократно предупреждал анонимный автор учебника, указывая на неподчинение плети как на основную причину отсечения конечностей у неопытных колдунов. Под конец часа я умудрился срезать со стены несколько фрагментов темной обивки, которые теперь медленно тлели на каменном полу. В следующий раз, подумал я, все эти горючие материалы со стен надо будет убрать.

Тем временем приближался очередной квиддичный матч. Гриффиндор играл против Слизерина, и Пирс снова начинал злиться на Малфоя, который коварным способом лишил его места в команде.

— Вот увидите, Малфой облажается, — говорил он, не особо скрывая своего удовольствия, — и мы снова продуем.

— Ты действительно хочешь, чтобы мы проиграли? — расстроено спросил Флетчер, когда мы спускались в подземелье на урок зельеварения.

— Теперь уже не знаю, — сказал Пирс, злорадно улыбаясь. — Может, и хочу.

В отличие от Флитвика и Макгонагалл, Снейп не составлял для меня никаких особых расписаний, вместо этого заставляя варить на уроке по два зелья за раз. Таким образом я снова обгонял своих одноклассников, однако, не испытывал от этого особой радости. Если у меня что-то не получалось, Снейп приглашал меня в лабораторию по субботам, лишая возможности сходить к Хагриду, отдохнуть от бесконечной учебы и спокойно порисовать.

Однажды он едва ли не слово в слово повторил замечание Макгонагалл, которое она сделала мне в прошлом учебном году.

— Что толку от того, что вы следуете букве учебника, — сказал он мне на одном из занятий, глядя, как я переливаю только что сваренное зелье ускоренного роста во флакон, на который предварительно наложил заклятье инертности, чтобы тот не вступил в реакцию с раствором. — Все, что я вижу в вашем исполнении, это примитивная механика, повторение уже сделанного. Учитесь мыслить самостоятельно. Рецепт, приведенный в книге, не обязательно является лучшим вариантом приготовления. Зелье, которое вы сейчас сварили, можно сделать иначе.

— Как? — спросил я и тут же понял, что совершил ошибку — Снейп слегка улыбнулся и произнес:

— А вот об этом вы расскажете мне в субботу.

Малфой хихикнул:

— Бедняга Ди снова лишится общества своего волосатого дружка…

— Заткнись, Малфой, — процедил я сквозь зубы. Последнее время этот блондин бесил меня все сильнее.

— Не указывай мне, что делать! — Малфой повернулся ко мне и выставил вперед палочку.

— Чтобы оторвать тебе башку, мне даже палочка не понадобится! — угрожающе произнес я, не двигаясь с места, и словно в ответ на возникшую злость палочка Левиафана начала распространять по моему телу волны энергии.

— Да неужели! — Малфой поводил палочкой из стороны в сторону. — А ну попробуй!

Я следил за движениями его руки, чтобы вовремя убраться с пути заклинания. Свое оружие вынимать не хотелось — агрессии, которая с недавних пор поселилась во мне, было не место в переполненной лаборатории.

— Прекратить, — Снейп, наконец, обратил на нас внимание. — Драко, уберите палочку.

Малфой нехотя послушался. Я покосился на внимательно следивших за нами гриффиндорцев и вернулся к работе. До субботы оставался всего один день. Как можно было придумать другой состав зелья за столь краткий отрезок времени, я себе не представлял.

Весь вечер я бился над выведением альтернативной формулы состава, пока названия растений и грибов не перепутались у меня в голове до такой степени, что я перестал отличать наперстянку от лютика. Отложив учебники в сторону, я подошел к картотеке, решительно положил руку на один из ящиков и подумал: «Северус Снейп». Картотека немного пошуршала и умолкла. Я заглянул в ящик. Там оказалось всего две карточки, и обе они указывали на номера «Ежедневного Пророка» тринадцатилетней давности.

Матч «Слизерин — Гриффиндор» закончился тем, что мы продули, как и предсказывал Пирс, а профессор Локхарт лишил поймавшего снитч Поттера всех костей на руке. Услышав об этом от Флетчера, я сделал себе пометку не забыть поискать это заклинание в справочнике.

Однако на следующий день стало известно нечто более тревожное — один из первоклассников был найден в коридоре таким же окаменевшим, как и миссис Норрис. Та до сих пор пребывала в обездвиженном состоянии (впрочем, никто из нас ей особо не сочувствовал — даже любивший кошек Нотт). Школа гудела, особо предприимчивые торговали амулетами, а Нотт написал письмо отцу и вскоре получил ответ.

— Он говорит, чтобы я держался от этого подальше, — недовольно произнес он, лежа на кровати перед отходом ко сну. Пирс читал астрономию, а Флетчер, по своему обыкновению, с головой погрузился в новый выпуск «Мира Квиддича».

Я в кои то веки дорвался до своих рисунков и трудился над изображением новой твари, подсмотренной у Снейпа в кабинете во время лабораторных занятий. На свой день рождения я получил очередной набор принадлежностей для рисования, на этот раз, помимо разнообразной бумаги, баночку туши с набором тонких перьев. В такой технике я еще не работал и нашел ее чрезвычайно привлекательной для передачи мелких деталей разнообразных монстров.

— Неужели ты собирался заняться поисками чудовища? — спросил Пирс.

— Очень надо… — буркнул Нотт. — Я к тому, что отец наверняка что-то знает, но ничего не говорит.

— А Малфой?

— По-моему, он тоже не в курсе.

— Кстати, кто сегодня подбросил петарду в котел Гойла? — поинтересовался я.

— Мы решили, что ты, — сказал Пирс. Я поднял голову:

— Я? Мне что, жить надоело? Да Снейп любого, кто это сделал, в порошок сотрет.

— Не знаю, не знаю, — с сомнением в голосе сказал Пирс и перелистнул страницу. — Он к тебе неровно дышит.

Я взглянул на Нотта. Тот слегка улыбался.

— Вы это серьезно?

— Что ты любимчик Снейпа? Конечно. Это все знают.

— Я не любимчик Снейпа! — разозлился я. — Малфой — любимчик Снейпа!

— Смотрите-ка, он засмущался! — Нотт захохотал. Пирс тоже улыбнулся.

— Два придурка, — сказал я и вернулся к своему рисунку.

Через несколько дней на доске объявлений появилась листовка, сообщающая об открытии клуба дуэлянтов. Мы с нетерпением ожидали начала мастер-класса, а вечером отправились в Большой зал, где вместо привычных обеденных столов уже стоял длинный золотой помост в окружении свечей. Мы сгрудились вокруг помоста, строя предположения, кто и с кем здесь будет драться. Долго ждать не пришлось — откуда ни возьмись, на платформу выскочил Локхарт в шикарной фиолетовой мантии и прошелся по нему, как модель по подиуму. Следом за ним поднялся Снейп.

— Ну все, Локхарт покойник, — сказал Нотт.

— Вот было бы славно, — проговорил Пирс.

Не подозревая о своей печальной судьбе, Локхарт тем временем произнес краткую речь о дуэлях, представив Снейпа своим помощником. Если бы профессор мог убивать взглядом, от Локхарта осталось бы не больше, чем от плюющегося коровяка. Наконец, противники поклонились друг другу и отправились к краям помоста.

— Сделайте его, профессор! — сказал я, когда Снейп проходил мимо. Он хмуро покосился на меня, а Пирс усмехнулся:

— Раньше я не замечал в тебе такой кровожадности.

— Так то было раньше, — ответил я. Снейп и Локхарт остановились.

— Итак, на счет три, — заявил Локхарт, вытягивая руку с палочкой. — Раз, два, три…

— Expelliarmus! — крикнул Снейп, и из его палочки вылетела алая молния, которая сбила преподавателя защиты от темных искусств с ног, отшвырнув с помоста к стене. Мы заулыбались. Поверженный Локхарт выглядел жалким. Сочувствующие поклонницы принесли ему выбитую палочку, а Снейп смотрел на него так, что Локхарт больше не решился вызывать его на показательные выступления. Вместо этого он предложил Снейпу разделить всех на пары и посмотреть, как мы усвоили продемонстрированное заклинание. Мы с Пирсом тут же отошли подальше от помоста и нацелили друг на друга палочки, но когда нас заметил Снейп, то немедленно разделил, отправив Пирса к какой-то девочке из Равенкло, а меня поставив со светловолосым Захарией Смитом из Хаффлпаффа.

— Итак, — воскликнул Локхарт. — Встаньте напротив своего партнера и поклонитесь.

Мы со Смитом отвесили друг другу дежурный поклон.

— Теперь прицельтесь и попытайтесь друг друга обезоружить, — продолжил Локхарт. — На счет три…

Смит ударил на счет два, но месяцы тренировок не прошли для меня даром: Смит произносил заклинание вслух, а это требовало как минимум секунды, за которую я отпрыгнул с пути заклинания, а потом, упав на одно колено, выстрелил в ответ. Палочка Смита отлетела под помост, и он, скорчив недовольную мину, полез ее доставать. Я поднялся и огляделся по сторонам. В зале царил полный хаос. Флетчер валялся на полу, сраженный кем-то из Хаффлпаффа. Малфой бился с Поттером, Миллисент Балстроуд и Грейнджер колотили друг друга, позабыв об оружии, а Пирс и его соперница из Равенкло искали свои палочки под ногами у окружавших их учеников. Наконец, мой противник вернулся, но к этому времени Снейп и Локхарт остановили вакханалию.

— Лучше я вас научу блокировать атаку, — сказал Локхарт и занялся поиском добровольцев. Тем временем ко мне подошел Пирс.

— Ну как? — спросил он. Я пожал плечами:

— Могло бы быть и лучше. Почему он нас разделил?

— Не знаю… может, хотел, чтобы мы прикончили не друг друга, а кого-нибудь еще?

Мы расхохотались, но тут же умолкли, заметив, как посмотрел на нас Снейп.

На помост для демонстрации защиты взошли Поттер и Малфой.

— Сейчас еще посмеемся, — проговорил за нашими спинами Нотт. Я обернулся. Нотт выглядел потрепанным, но довольным.

— С кем ты дрался?

— С Патил. Она продула

Мы снова обратили свои взгляды на помост. Снейп и Локхарт раздавали последние инструкции. Я не завидовал Поттеру — Снейп наверняка советовал Малфою какую-нибудь пакость.

Однако все оказалось не так уж плохо. Малфой выкрикнул заклинание змей — «Serpensortia», — и из его палочки вылетело пламя, превратившись в огромного черного полоза. Стоявшие рядом с помостом ученики в ужасе отшатнулись. Змея плюхнулась в центре платформы и недовольно зашипела. «Ну же, — подумал я, — это всего лишь змейка». Однако Поттер словно окаменел и даже не попытался направить на нее палочку.

Совсем не кстати в дело вмешался Локхарт. Его попытка уничтожить змею завершилась тем, что та подлетела в воздух, шлепнулась на пол и окончательно разозлилась. Наметив себе жертву в ошеломленной толпе, полоз направился прямо к ней. Поттер, наконец, вышел из ступора и бросился к твари, заорав:

— Не смей его трогать!

Змея замерла, обернувшись на его голос. По залу прокатился недоуменный шепот. Мальчик, на которого собиралась напасть змея, отчего-то оказался не слишком доволен происходящим.

— В какие игры ты тут играешь? — крикнул он и пулей вылетел из зала. Снейп направил на змею палочку, и та исчезла в облаке темного дыма. Настороженные голоса вокруг становились все громче. Снейп внимательно смотрел на недоумевающего Поттера, а потом отчего-то бросил взгляд на меня.

— Поттер — змееуст, — потрясенно прошептал Нотт. Я резко обернулся.

— Что ты сказал?

— Ты что, не слышал? — на его лице была написана смесь изумления и страха. — Он говорил на парселтанге!

— Это змеиный язык, — объяснил Пирс.

— Я знаю, что такое парселтанг, — сказал я. — Но…

— Поэтому змея остановилась! — Нотт заглянул мне через плечо. Я приподнялся на цыпочках и увидел, как гриффиндорцы в спешке покидают зал. Остальные ученики казались испуганными и потрясенными. Локхарт пытался привести себя в порядок, Снейп все также молча глядел на уходящего Поттера.

— Ну и что, ну парселтанг, — сказал я, решив, впрочем, не делиться тем, что я тоже змееуст.

— Знать змеиный язык — это редкий врожденный дар, — с некоторой завистью проговорил Пирс. — Салазар Слизерин был змееустом. И Сам-Знаешь-Кто.

— Ого, — сказал я. Теперь понятно, почему все так напряглись сейчас и почему я собрал толпу в Темном переулке, когда подошел поглазеть на клетки с рептилиями, где неосторожно обнаружил свой дар. Видимо, поэтому один я понял, что Поттер сказал змее… Я вздрогнул. Мне показалось, что головоломка, которую я пытался сложить последние недели, была как никогда близка к завершению — еще усилие, и я ее разгадаю. Все детали были у меня в руках, требовалось лишь правильно расположить их, связать одно с другим, найти все причинно-следственные связи. Я настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как толпа вокруг начала рассеиваться. Мои товарищи уже ушли. Подняв голову, я увидел, что Снейп теперь смотрит прямо на меня. Решив больше не задерживаться и не привлекать к себе лишнего внимания, я устремился вслед за остальными к выходу из Большого зала.

 

14

На следующий день мальчик, за которым направлялась змея, и Безголовый Ник — привидение Гриффиндора, — были найдены окаменевшими в одном из коридоров замка. Гипотеза «Поттер — наследник Слизерина» приобретала все больший размах. Даже Нотт начинал склоняться к этой мысли.

— Мало ли, — рассуждал он. — Все думают, что он весь такой из себя невинный, потому что его родителей убил Сами-Знаете-Кто. А между тем у Сами-Знаете-Кого наверняка были причины, чтобы пытаться убить Поттера. Может, он знал о нем что-то такое, чего не знал больше никто?

Я регулярно уединялся в тренировочном зале, желая поразмышлять в тишине над всем, что происходило в Хогвартсе. Головоломка не складывалась, хотя я чувствовал, что все, что надо для ответа, у меня есть. Палочка Левиафана, которая реагирует на таинственный голос… никогда прежде она не делала ничего подобного. По крайней мере, пока не началась вся эта история с наследником Слизерина. А какая связь между наследником Слизерина и тем, что сейчас происходит? Наследник выполняет завет творца Потайной комнаты и избавляет школу от тех, кто, по мнению отца-основателя, не достоин здесь учиться… Но как он это делает?..

Внезапно все встало на свои места. Я вскочил с пола, кляня себя за непроходимую тупость — все ингредиенты лежали передо мной, а я так долго думал, какое же зелье из них можно приготовить! Воодушевленный своим открытием, я бросился прочь из зала, на ходу размышляя, как бы мне отловить Поттера одного, без его обычной свиты из Уизли и Грейнджер.

Однако они всегда ходили втроем или вдвоем, а мне не хотелось разговаривать с ним при свидетелях. Я никогда не понимал, что умная и рассудительная Гермиона находит интересного в обществе откровенно недалекого Уизли и нервного Поттера, но это, конечно, было не мое дело. К тому же, Снейп последнее время буквально не спускал с меня глаз. Он только не устраивал за мной слежку, и где бы мы ни встречались помимо занятий — будь то в Большом зале, в коридорах или на улице, — я был морально готов отразить его вероятное вторжение в мою голову. На уроках зельеварения я выполнял все задания с первого раза, чтобы не оставаться со Снейпом по субботам один на один, поскольку кое-что мне хотелось узнать и у Хагрида.

— Что-то тебя давно не видать, — проговорил Хагрид, впуская меня в дом.

— Дел полно, — кратко ответил я, бросая рюкзак на пол и стаскивая запорошенную снегом мантию. Лежащий у огня Клык поднял голову и приветственно гавкнул. Я помахал ему рукой. Хагрид поставил на огонь чайник.

— Ну рассказывай, что за дела, — сказал он, усаживаясь за стол.

— Надо поговорить, — ответил я, садясь напротив. — Это очень важно.

Хагрид покосился на меня.

— О чем это поговорить? — спросил он. Я заметил его настороженность, но продолжил как ни в чем ни бывало:

— Скажи, в лесу водятся змеи?

— Змеи? — Хагрид был удивлен. — Конечно.

— А какие?

— Хм… разные. Ну, во-первых ужи, их тут полным-полно. Гадюки встречаются — правда, эти в чаще живут…

— Ты не мог бы… принести мне какую-нибудь змею? Для рисунков.

Хагрид подозрительно посмотрел на меня.

— С чего это ты вдруг змеями заинтересовался?

— Я не вдруг, — ответил я. — Просто ты носил мне самых разных животных, а змей — еще ни разу. Даже пауков носил. — Я внимательно взглянул на него, но Хагрид не отреагировал на мой намек.

— Это ты после той дуэли захотел? — спросил он меня и поднялся, чтобы плеснуть в кружки с заваркой и сахаром кипятка. Я не был в восторге от чая Хагрида, но так замерз в своей драной одежде, что был рад даже этому пойлу. Прихлебывая чай, я ответил:

— Вообще-то да. Я мог бы создать змею сам, как это сделал Малфой, но она будет ненастоящая, а хочется нарисовать нормальную, живую змею, из леса… Ты ведь всех их знаешь — наверное, даже по именам.

Хагрид усмехнулся:

— По именам не знаю, они мне свои имена не докладывали. Да я бы их и не понял. Только нормальные змеи сейчас спят. Придется тебе подождать весны.

И почему я сам не додумался до того, что змеи зимой впадают в спячку?

— Ладно, — сказал я и снова сделал глоток. Хагрид поставил на стол миску с коричневыми сухарями, в которых я признал бывшие шоколадные печенья.

— Скоро Рождество, — произнес я и посмотрел на Хагрида. — Ты пойдешь за елкой?

— Конечно! — Хагрид явно обрадовался смене темы, и мне больше не хотелось его нервировать. — Я уже присмотрел одну красавицу — высокая, пушистая, хоть порадует вас немного… а то последнее время… — он шмыгнул носом и полез за платком.

Расстроить Хагрида было очень легко — в этом смысле он был как малое дитя, но, возможно, именно эта детская непосредственность мне в нем и нравилась. Не желая видеть его переживаний, я перевел разговор на другие темы, поинтересовавшись, как проводят зиму его любимые гиппогрифы и мои любимые фестралы, и скоро он перестал сморкаться, утирать глаза, и вернулся к нашим обычным разговорам.

Наступили рождественские каникулы. На этот раз Снейп не приглашал меня на дополнительные занятия, хотя задал довольно большое сочинение, в котором я должен был проанализировать принципы индийской школы зельеварения. Он даже выписал мне разрешение на книгу «Самые сильные яды мира», стоявшую в Закрытой секции. Макгонагалл была в своем репертуаре, выдав очередной список трансфигурирующих заклинаний и потребовав уже привычного анализа работы с ними. Флитвик штудировал со мной азы магии стихий, и его задание было связано с освоением ряда чар по заклинанию огненных элементов.

— Это теоретическая работа, — сказал он мне, выдавая тему сочинения. — Расскажете мне, как и из каких категорий предметов можно вычленить огненный элемент, а также все возможные трансформации, которым он доступен. Вот список необходимой литературы. Однако, Линг, — он посмотрел на меня предостерегающе, — не практикуйте без меня. Мы вместе попробуем разобраться с этим в следующем семестре. Вы последнее время уж чересчур активно за все беретесь… все эти наводнения, вихри, тропические ливни… если так пойдет и дальше, мистер Пирс рискует остаться без работы!

— Мистер Пирс? — удивился я. — Вы случайно имеете в виду не Клайва Пирса?

— Да-да, — улыбнулся Флитвик и кивнул головой. — Именно его. Кажется, вы дружны с его сыном? Кстати, тоже очень талантливый молодой человек…

— А что, мистер Пирс занимается погодной магией?

— Клайв Пирс — один из самых сильных заклинателей стихий в Европе, — уверенно произнес Флитвик, с удовольствием следя за выражением моего лица. — А то и самый сильный. Вообще стихийная магия лучше всего развита в Африке… говорят, Клайв провел там несколько лет. Впрочем, что я вам рассказываю — поговорите лучше с Трентом, он-то наверняка знает об этом побольше моего.

Но я отложил этот разговор на неопределенное время — через день после беседы с Флитвиком мои товарищи разъехались по домам, напутствовав меня не попадаться на глаза всяким чудовищам и темным магам, шныряющим по замку в надежде превратить в камень еще одну грязнокровку.

К моему неудовольствию, на каникулы в Хогвартсе оставались Малфой с Крэббом и Гойлом. Малфой продолжал раздражать меня непроходимым самодовольством, но все свои бурные эмоции я теперь списывал на влияние палочки. Поттера было невозможно поймать одного — рядом с ним все время торчал Уизли, да к тому же Гермиона по какой-то причине оказалась в больнице, и теперь они постоянно таскались к ней.

Клайв Пирс прислал мне еще денег и письмо, в котором рассказывал, что все мои рисунки удалось продать. Я выслал ему новую партию, размышляя, сам ли он купил их или действительно кому-то предлагал. По большому счету мне было все равно, лишь бы это не делалось из каких-то «благородных» чувств или из желания помочь «бедному художнику». Меньше всего я хотел, чтобы меня жалели.

После нового года я принес в тренировочный зал несколько веток и стал изучать удары плетью, превращая для этого ветки в большие, высокие пни или просто увеличивая их в размере. Когда у меня впервые получился правильный удар, и плеть рассекла пень пополам, ровно срезав верхушку, я так обрадовался, что на секунду потерял над ней контроль, и кольцо плети в своем обратном движении просвистело в нескольких сантиметрах от моей головы — кожей я почувствовал исходивший от нее жгучий жар, а волосы оказались опалены. Больше я не позволял себе отвлекаться на эмоции, сосредоточенно тренируя различные удары.

Упражнениям из «Подготовки послушника» я уделял первые полчаса своих занятий — они оказались чрезвычайно полезны в работе с плетью и уклонении от ее смертоносных колец. Книгу по визуальной магии я, к сожалению, даже не открывал — она так и лежала на полке среди других не менее интересных томов. Было ясно, что невозможно выучить все и сразу, хотя именно этого мне и хотелось…

Однажды я работал над двойным косым ударом: плеть должна была особым образом перекрутиться в воздухе, окружить петлей ствол высокого пня, а при обратном движении разрезать его крест-накрест на несколько частей. Но представить это было гораздо легче, чем сделать. Петля оказывалась не сплошной, плеть сбивала верхушку пня еще до того, как на нее надевалась, а по комнате то и дело пролетали отколовшиеся от дерева щепки. Одна такая щепка полетела прямо мне в лицо. Я отпрыгнул в сторону, споткнулся о кусок дерева, валявшийся под ногами, и едва удержал равновесие. Однако все эти прыжки нарушили мою сосредоточенность. Следующим, что я увидел, было летевшее на меня огненное кольцо. Тело сработало быстрее сознания — я резко развернулся и упал на пол, чтобы уберечься от удара, но все же нескольких сантиметров не хватило: гибкое огненное лезвие рассекло правую руку, и я в ужасе замер, ожидая, что сейчас она отвалится и покатится по полу. Но шли секунды, а рука никуда не катилась. Осторожно поднявшись, я убрал успокоившуюся плеть и с опасением взглянул на правое плечо.

— Ни хрена себе, — вырвалось у меня при взгляде на то, что осталось от моей руки и одежды.

Плеть срезала мне мышцы вдоль плеча до самого локтя. Я мог видеть окровавленную кость, черную обгоревшую кожу, сожженные мышечные волокна и сплавившуюся с кровью ткань футболки. Кажется, я даже не чувствовал боли. Огонь прижег рану, и кровь почти не текла. Мне совершенно не хотелось идти в больницу, поскольку это означало множество лишних вопросов, но наращивать мышцы я не умел. Кое-как собравшись, я со всеми предосторожностями покинул зал и отправился к мадам Помфри, мысленно моля, чтобы никого не встретить по дороге.

Однако молитвы мои не были услышаны. Спустившись на этаж ниже, я нос к носу столкнулся с профессором Макгонагалл. Я слегка развернулся боком, чтобы она ничего не заметила, но было поздно — увидев мое плечо, она в ужасе застыла на месте. Впрочем, через секунду она взяла себя в руки и приказала мне немедленно идти в больницу. Голос ее слегка дрожал.

Мадам Помфри осмотрела мою рану.

— Чем это вы так? — хмуро поинтересовалась она, внимательно разглядывая обожженные края и загустевшую к этому времени кровь.

Я с любопытством бросил взгляд на противоположный угол зала, где за яркой разноцветной ширмой, как мне подумалось, лежала Гермиона Грейнджер. Мадам Помфри удалилась за снадобьями, а в больничном крыле тем временем появились Макгонагалл и Снейп. Они быстро подошли ко мне и остановились рядом. Целительница еще не начала обрабатывать рану, подыскивая нужные средства, и оба профессора имели возможность в подробностях рассмотреть внутреннее строение моей руки.

— Объяснитесь, мистер Ди, — холодно произнес Снейп, переведя взгляд с раны на меня.

— Это досадное недоразумение. Я изучал огненных элементалей, и вот… — я пожал здоровым плечом.

— Огненных элементалей? — переспросила Макгонагалл, а Снейп с легким раздражением проговорил:

— Разве профессор Флитвик не предупреждал вас не практиковать эти заклинания до начала следующего семестра? Я одобрил ваш ускоренный учебный план, рассчитывая на ваше благоразумие, но, видимо ошибался. Вы несетесь вперед, сломя голову, хотя должны понимать, насколько опасны вещи, которые вы сейчас проходите. Судя по всему, вы до них еще не доросли.

Я молчал, опустив глаза и пытаясь изобразить некоторую степень раскаяния, но ни Снейп, ни Макгонагалл на это не купились.

— Профессор Снейп назначит вам адекватное наказание, — строго сказала Макгонагалл. — А что касается взыскания с моей стороны, то с этих пор и до конца каникул будете работать над своими практическими заданиями у меня в классе. Извольте являться туда каждое утро после завтрака.

В этот момент к нам подошла мадам Помфри с несколькими баночками снадобий. Макгонагалл повернулась к двери и взглянула на Снейпа, но тот пробормотал:

— Я задержусь, Минерва, — и профессор отправилась из больницы в одиночестве.

Тем временем мадам Помфри навела в стакане какую-то молочно-белую жидкость и дала мне ее выпить. Жидкость оказалась отвратительно густой и кислой. Ко всему прочему, болевой шок начинал проходить, и я все отчетливее ощущал поверхность среза. Пока мадам Помфри готовила очередное лекарство, я наложил на плечо заклинание локальной анестезии — на этот раз оно получилось без проблем, и боль мгновенно ушла. Снейп стоял у моей кровати, явно ожидая, когда целительница закончит свои дела и оставит нас наедине.

Мадам Помфри навела раствор и с помощью волшебной палочки направила его на мою открытую рану. В тот же момент я понял, что заклинание локальной анестезии здесь не подходит — для такого лечения она должна быть общей! Я постарался соблюсти лицо и просто закрыл глаза, успокаивая свой ум и пытаясь отстранить сознание от болевых ощущений, как рекомендовалось в книге «Подготовка послушника». Мастера, писал автор, способны полностью диссоциировать себя с болью, тем самым подчиняя себе тело и возвышая дух. Я пока еще не был мастером, но возвысить дух хотелось.

Наконец, пытка закончилась. Я открыл глаза. Мадам Помфри подозрительно смотрела на меня, потом перевела взгляд на Снейпа.

— Мне показалось, вы наложили обезболивающее заклятье, — сказала она осуждающим тоном. Снейп проговорил:

— Он сам его наложил. Не бог весть как, конечно…

Мадам Помфри недовольно поджала губы, собрала свои баночки и удалилась к шкафу с лекарствами. Воспользовавшись моментом, Снейп шагнул ко мне и уселся на кровати напротив.

— А теперь рассказывайте, что произошло на самом деле, — тихим, угрожающим тоном проговорил он, не желая, чтобы нас услышала Гермиона за ширмой.

— Я уже рассказал, — ответил я как можно спокойнее — руку все еще страшно жгло, хотя и значительно меньше, чем во время лечения.

— Огненные элементали оставляют подобные раны только в двух случаях, и в обоих из них они должны быть воплощены телесно, — почти прошептал Снейп, глядя мне в глаза. — Сомневаюсь, что вы способны на магию такого уровня — в противном случае профессора Флитвика можно было бы спокойно отправлять на пенсию, а вас назначать на его место.

Я был готов к тому, что в любой момент он может применить ко мне легилименцию, но Снейп просто глядел на меня, и в его черных глазах я не мог прочесть ничего — ни злости, ни интереса, ни беспокойства. Кто научил его так смотреть на людей? Волдеморт?

— Я этого не делал, — сказал я. Снейп слегка нахмурился, не понимая, о чем идет речь, но я уже продолжал:

— Я не открывал Потайную комнату.

Снейп хотел что-то сказать, но передумал и просто молча смотрел на меня, давая возможность закончить.

— Я не знаю, где она находится, но даже если бы знал, то не открыл бы — мне это не нужно, у меня нет заморочек насчет чистоты крови… к тому же я сам грязнокровка, так что она… он… в общем, чудовище убило бы меня первым.

Я надеялся, что Снейп не будет разыгрывать непонимание и отрицать существование Потайной комнаты — это бы означало, что он считает меня полным кретином. Но профессор не считал меня кретином. Он некоторое время молчал, а потом сказал то, чего я никак не ожидал от него услышать:

— С чего вы решили, что вы… что ваши родители — магглы?

— Будь они волшебники, они бы меня не бросили, — повторил я слова Нотта. В эту секунду вернулась мадам Помфри.

— Профессор Снейп, — слегка язвительно проговорила она, и я подумал, что целительница наверняка знала его еще учеником. — Не будете ли вы так любезны оставить, наконец, моего пациента в покое и дать мне заняться своей работой?

К моему удивлению, Снейп несколько смешался — он явно хотел поговорить со мной еще, но спорить с мадам Помфри, пребывающей в плохом настроении, явно не стоило. Профессор бросил на меня еще один взгляд и направился к выходу.

— Придется резать свитер, — сказала целительница. Я не стал возражать, прекрасно понимая, что иначе свитер не снять и не заживить рану. С трудом мы избавились от свитера и футболки, и я улегся на кровать, поглядывая на то, как мазь впитывается организмом и постепенно наращивает мышцы и кожу.

Незадолго до начала семестра я решился поговорить с Поттером, поймав его с Уизли в коридоре по пути в больницу, где они навещали Гермиону.

— Эй, Поттер, — сказал я, когда они проходили мимо. — На пару слов.

— Чего тебе? — недовольно спросил Уизли, но я его проигнорировал.

— Кое-что хочу спросить, — продолжил я.

У меня была не такая ужасная репутация, как у Малфоя, с которым они постоянно цапались, да к тому же они знали, что я общаюсь с Хагридом, с которым дружили и сами, так что Поттер, хоть и был удивлен, но все-таки подошел.

— Только с тобой, — сказал я Поттеру. Уизли оскорблено покачал головой:

— Что еще у тебя за тайны? Гарри мой друг, он все равно мне расскажет…

— Вот и пусть рассказывает, — ответил я.

— Ладно, Рон, я расскажу, — пообещал Поттер, и Уизли недовольно отошел в сторону.

— Я хотел у тебя узнать… — начал я. — Только не ври мне — я это сразу пойму… В общем, ты за последнюю пару месяцев не слышал ничего странного?

— Насчет чего? — спросил Поттер.

— Да не насчет чего. Ну странное… звуки там, слова… то, что кроме тебя, больше никто не слышал?

По его лицу было заметно, что мой вопрос попал в точку, и, не желая спугнуть удачу, я продолжил:

— Возможно, это слышал только ты, и когда рассказал другим, тебе никто не поверил.

— А ты это тоже слышал? — недоверчиво спросил Поттер. Я кивнул:

— Похоже, в замке есть кое-кто голодный и жаждущий крови.

— Но почему ни Рон, ни Гермиона, ни кто другой…

— Это очень просто, — перебил я его, и Поттер нахмурился. — Подумай сам. Ты слышишь слова, которые больше никто не слышит. Или не понимает.

— Ну и что?

— О Мерлин! — в досаде я покачал головой. — Ладно, проехали. — Все, что мне требовалось, я уже узнал. — Если не можешь сам обо всем догадаться, поговори с Гермионой. Насколько мне известно, у нее с логикой все в порядке.

Я развернулся и направился к лестнице, ведущей в наши подвалы, но Поттер догнал меня.

— Что ты знаешь? — он ухватил меня за плечо, и я был вынужден остановиться.

— А ты хочешь, чтобы тебе все разжевали? — спросил я. — Давай, подумай сам, это не трудно.

— Гарри! — нетерпеливо крикнул Уизли, и я, воспользовавшись моментом, покинул их теплую компанию, чтобы поразмышлять над всем в одиночестве своей спальни.

Однако несмотря на то, что большая часть элементов головоломки улеглась на свои места, сформировав довольно мрачную картину, я не знал, что мне теперь с этим делать. Может, подойти к Макгонагалл и прямо так и сказать — профессор, мы с Поттером, как два змееуста, можем засвидетельствовать присутствие в замке здоровенного злобного василиска, который жаждет убийств и охотится на грязнокровок… Как я об этом узнал? Очень просто. Видите ли, сердцевина моей палочки содержит шкурку одного такого экземпляра и, судя по всему, реагирует на своего собрата, испуская волны энергии, которые практически выводят ее из-под моего контроля. Василиски, знаете ли, очень могущественные магические создания, и их свойства еще до конца не изучены… что, впрочем, вполне объяснимо — один взгляд, и вы превращаетесь в камень, как кошка Филча и тот первокурсник… Нет, я его не выпускал; мы с профессором Снейпом уже имели разговор на эту тему…

Все это, конечно, было глупо и бессмысленно. Возможно, преподаватели и так в курсе, что по замку ползает змеюка, но чтобы ее поймать, надо знать, где искать, а если василиск еще не пойман, значит, они этого не знают. Поэтому я решил пока помалкивать и заняться более насущными проблемами, а именно — своей одеждой.

 

15

Первым делом я отправился к Хагриду. Он был едва ли не единственным, к кому я мог обратиться с неформальной просьбой. К тому же, Хагрид свободно покидал территорию замка, когда ему заблагорассудится.

К моему облегчению, Хагрид с удовольствием согласился помочь.

— В Хогсмиде есть один магазинчик с одеждой, — сказал он мне, — прямо завтра туда и загляну. — Он еще раз осмотрел мой свитер, от рукава которого ничего не осталось. — Где ж это ты так приложился?

— Переборщил с заклинаниями, — ответил я. — Макгонагалл мне уже вкатила по первое число. Зато Снейп даже не наказал! Только пожалуйста, не бери ничего светлого. Купи черный, или зеленый, или темно-серый.

Хагрид взвесил на ладони мешочек с галеонами.

— Этого даже много, — сказал он и взглянул на меня. — Значит, говоришь, рисунки продал? — Он улыбнулся. — Молодец, Линг, может, когда подрастешь, художником станешь, будешь волшебные портреты писать.

— Вряд ли, — ответил я. — Хотя кто знает…

Хагрид убрал деньги и снова улыбнулся.

— А я тут тебе кое-кого принес.

— Ух ты! — я полез в рюкзак за бумагой и карандашами. Хагрид тем временем надел кольчужные перчатки, взял стоящий у камина металлический ящик, на который я до этого не обращал внимания, и поставил его на стол. Ящик был заметно раскален.

— Ты вот мне о змеях давеча говорил… — начал он. Я вытаращил на него глаза:

— Там змея?!

— Спокойно! — засмеялся Хагрид. — Я тут на днях вспомнил, что есть пара видов, которые не впадают зимой в спячку. Зима для них как раз самое время… знаешь, на нарлов охотятся да за фестралами подъедают… В общем, это магматический питон.

— Магматический питон? — я впервые слышал такое название.

— Вообще они скорее червяки, — объяснял Хагрид, любовно поглаживая раскаленный ящик. — Живут под землей, глубоко забираются… говорят, могут рыть норы на мили вглубь, чтобы до тепла добраться. Может, сказки, но кто знает… Вишь, как ящик раскалила? Горячая змейка!

Он приоткрыл крышку и пригласил меня заглянуть внутрь.

На дне ящика свернулось самое чудесное создание, какое мне только доводилось видеть. Змея была довольно большой, около метра в длину, и, казалось, состояла из жидкого пламени. Ее шкурка переливалась огненными цветами, начиная от ярко-оранжевого и заканчивая темно-бордовым, почти черным. За этими потоками цвета не обнаруживалось обычной для змей чешуи. Голова была вытянутой и овальной, действительно напоминая червячную, за исключением рта — он был обычным, змеиным. По обе стороны черепа располагались черные глаза под темными нависающими веками. Змея приподняла голову и взглянула на нас с Хагридом.

— Потрясающе! — прошептал я.

— Ну так! — Хагрид был доволен, что магматический питон пришелся мне по душе. — Только сам понимаешь, ему нельзя давать тут ползать — он все дерево пожжет.

— А как ты его поймал?

— Да они сейчас у фестралов околачиваются, подъедают, что осталось… кости там или что еще… обычно я на них и внимания не обращаю, а тут заметил одного и вспомнил про тебя. Они вообще-то не пугливые, так что я просто пришел с ящиком и вот… — Хагрид постучал по металлической стенке. Змея недовольно зашипела, приоткрыв темную пасть.

Я приступил к работе. Все это время питон лежал, свернувшись спиралью, и я попросил у Хагрида перчатки, чтобы достать его и рассмотреть поближе.

— Этого, конечно, не полагается, — засомневался Хагрид, — все ж таки опасно, но раз он такой смирный, то, пожалуй, можно.

Он снял перчатки и протянул их мне. Хагридовы перчатки доходили мне почти до локтя и были настолько велики, что в них, наверное, можно было просунуть голову. Это было не слишком удобно, поэтому я спросил:

— А можно их немного уменьшить?

— Уменьшить? — удивился Хагрид. — Ах, ну да… только потом верни обратно, а то они у меня единственные.

С третьей попытки я сотворил перчатки, более-менее подходящие мне по ширине, и аккуратно достал питона из ящика. Он не сопротивлялся, обвив крепкими кольцами мою руку. В этот момент Клык прыгнул к двери и залаял.

— Ну-ка кто там? — Хагрид поднялся, накинул шубу, толкнул дверь и вышел на мороз. Клык стремглав вылетел на улицу, и Хагрид отправился за ним, чтобы узнать, в чем дело. Я остался один и не преминул этим воспользоваться.

— Ты говорящий? — спросил я питона, не зная, понимает ли он меня. Питон развернул ко мне сверкающую голову и прошипел:

— Змееуст?

— Класс! — я едва верил, что у меня получилось. — Значит, ты понимаешь, что я говорю?

— Это ты понимаешь, что я говорю! — возразил мне питон. — Верни меня обратно в лес.

— Да, конечно, — сказал я, любуясь переливами его огненного тела. — Я просто хотел тебя нарисовать… и спросить кое о чем.

Тем временем перчатки Хагрида начали понемногу нагреваться.

— Что у тебя за интерес? — спросил питон, осматривая хагридову берлогу. — И что это за место?

— Ты знаешь о змее, живущей в замке? — поинтересовался я, поднимаясь и подходя ближе к печке на тот случай, если магматическим питонам нравится огонь. Питон вытянулся по направлению к печи, и я присел рядом с пылающими дровами.

— Слухи, — промолвил он. — Пауки разносят… но зачем мне обсуждать это с тобой?

— Пауки… — повторил я. — Вообще-то это не слухи. Вы ведь не выползаете сюда, к замку?

— Здесь ничего нет, одна суета, — ответил питон, едва ли не залезая головой в камин. — Так что насчет змеи?

— Тебе это интересно? — спросил я, прислушиваясь, не идет ли Хагрид. Питон повернул ко мне голову.

— Возможно. Но пока я вижу только твой интерес.

— Верно, — я кивнул. — Где я могу найти этих пауков?

— А ну домой! — раздался на крыльце бас Хагрида, и я вскочил с пола. Питон снова обвился вокруг моей руки. Перчатки были уже горячими. Дверь распахнулась, и в дом ввалился Хагрид, пропуская вперед Клыка.

— Вот ведь принесла нелегкая, — недовольно буркнул лесничий, сбрасывая шубу.

— Кого?

— Да этого… — Хагрид подошел к печи и поставил греться чайник. — Советы мне будет давать, знаток тоже выискался…

Я мгновенно понял, о ком идет речь, но поддерживать разговор в раскаленных перчатках было крайне неудобно.

— Я пойду его отпущу! — крикнул я и вылетел из дома.

Оказавшись у леса, я положил змею в снег. Тот мгновенно растаял до самой земли. Питон вытянулся и неторопливо пополз к деревьям. Я отправился следом за ним.

— Пауки — хищники, так что лучше тебе к ним не ходить, — сказал он, добравшись до первого дерева и оставляя за собой темную узкую проталину. — Но мы могли бы договориться. Добывать пищу зимой не так-то просто…

— Отлично! — воскликнул я. — Я принесу тебе еды, а ты расскажешь про эти слухи.

Вернувшись к Хагриду, я увеличил перчатки до их первоначального размера, закончил наброски, и мы с удовольствием перемыли косточки Локхарту, который пытался научить Хагрида, как правильно подкармливать нарлов, чтобы те не сбросили иглы. На прощание я еще раз напомнил ему о свитере и как бы между прочим попросил купить на оставшиеся галеоны какой-нибудь еды для магматических питонов.

— Это еще зачем? — недоверчиво спросил Хагрид.

— Ну… хочу их подкормить, — сказал я. — Зимой сложно добывать пищу.

— Это ж змеи, как ты их подкормишь-то? На опушку они не выползают.

— Выползут, когда узнают, что тут для них кое-что припасли, — сказал я, и Хагриду оставалось только пожать плечами:

— Я-то куплю, но если у тебя ничего не выйдет, придется скормить мясо фестралам.

Начался новый семестр. Я ошибся, посчитав, что Снейп решил меня не наказывать. В первую же субботу мне пришлось драить несколько котлов, отмывать колбы и флаконы и размалывать в мясорубке личинки сонных мух. Снейп больше не заговаривал со мной о Потайной комнате и родителях. Все время, пока я отбывал свою повинность в лаборатории, он с недовольным видом проверял чьи-то домашние работы, и я был уверен, что мало кто получит за них хотя бы «выше ожидаемого».

Хагрид купил мне два отличных свитера — черный и темно-зеленый, а также целый пакет мяса и потрохов для магматического питона. До своего собеседника мне удалось дозваться только на третий день, когда я уже потерял всякую надежду: бродить по опушке леса на глазах у Хагрида и звать на парселтанге змею было, мягко говоря, рискованно. Впрочем, от питона я не узнал ничего нового. Пауки покидали замок, испуганные появлением василиска, но было неизвестно, где располагалось его логово — меньше всего пауки стремились знать такие подробности из жизни своего заклятого врага.

У меня почти не оставалось времени на рисунки — Флитвик и Макгонагалл загружали меня больше остальных преподавателей, а ведь была еще история, к которой я по своему обыкновению притрагивался только перед контрольными, и астрономия, где приходилось полагаться лишь на Пирса.

— Это же так просто, — говорил мне Пирс, когда я в очередной раз списывал у него домашнюю работу. — Ты как творческая личность должен понимать.

— Я понимаю, — отвечал я. — Космос — это круто. С метафизической точки зрения. Но все эти цифры, азимуты, периоды вращения, заходы и восходы, долгота и широта, всякие там противостояния, затмения… у меня каша в голове! Так что позволь я буду просто тупо списывать.

Самым сложным для меня являлось определение созвездий. Хоть убей, но я не мог понять, чем Цефей отличается от Лебедя, а Пегас — от Рыб. Как я ни старался, звезды не складывались для меня в какие-то узнаваемые формы, и было совершенно непонятно, почему вот эти три-четыре звезды — Единорог (где они там нашли единорога?), а эти — Скульптор (подумать только, скульптор!). В этом году мы заканчивали изучение солнечной системы и в следующем должны были приступать к исследованию галактики. Рассматривая в библиотеке звездный атлас, я находил определенное очарование в названиях далеких звезд — иногда они были настолько странными, что не запомнить их было невозможно: Граффиас, Зубен эль Шемали, Альният… Но я сильно сомневался, что смогу вычислить время их восхождения в Северном полушарии, запомнить звездную величину, правильно высчитать градус высоты и расстояние. С легкой завистью я наблюдал за Пирсом, который обожал астрономию и мог часами рассказывать о строении вселенной, с легкостью употребляя непонятные мне термины вроде параллакса, склонения и спектрального класса.

После нового года нападения на учеников прекратились, и стали поговаривать, что чудовище, кем бы оно ни было, убралось из Хогвартса или вернулось в свое логово. Я не был в этом уверен, однако больше ни разу не слышал шепота за стенами, а палочка Левиафана вела себя более-менее уравновешенно. Впрочем, с некоторых пор я начал замечать на себе косые взгляды Поттера, хотя, судя по всему, он не поделился содержанием нашей зимней беседы с Уизли и Грейнджер. Я был невысокого мнения о его аналитических способностях, но, возможно, ему все-таки удалось сложить два и два. В любом случае, заговорить со мной он не пытался.

Огненная плеть слушалась меня все лучше. Я уже мог разрубить неподвижный пень на три-четыре части одним изящным движением и решил приступать к работе с подвижными целями. Заколдовав пень так, чтобы он быстро передвигался по залу, я охотился за ним, воображая себя аврором, гоняющимся за Пожирателем Смерти, который, впрочем, сдавался без боя и сопротивления.

Медленно, но верно, я читал остальные книги по тибетской магии, которые не находились в Запретной секции. В основном это были жизнеописания мастеров и рассказы о монастырях и школах, однако из этих историй возникала вполне четкая картина того, что же происходило в волшебном мире Тибета, Непала, Индии и Китая. Меня все сильнее затягивал этот мир. Возможно, размышлял я, голос крови — не такая уж пустая теория. Кто знает, кем был мой китайский родитель?

В пасхальные каникулы перед нами встала непростая задача — выбрать дополнительные предметы, которые мы будем изучать на третьем курсе.

— Отец пишет, чтобы я выбрал арифмантику и древние руны, — недовольно сказал Нотт.

— Мой то же самое написал, — ответил Пирс. — Руны я, конечно, возьму, но арифмантику…

— Не бери арифмантику, — помотал головой Флетчер. — У меня сестра выбрала ее в свое время, так теперь не знает, куда от этих чисел деваться. Профессор Вектор хоть и выглядит божьим одуванчиком, но тетка жесткая.

— Твоя сестра ведь на пятом? — спросил Нотт. Флетчер кивнул.

— Значит, в этом году сдает С.О.В.?

— Ага. Вся в учебниках и конспектах, из библиотеки не вылезает, прямо как Ди. Ну, нам-то еще не скоро, так что не стоит волноваться.

Я тоже склонялся к тому, чтобы взять руны. По моему мнению, выбор был небольшой. Кто из выросших среди магглов, находясь в здравом уме, будет изучать маггловедение? И уж тем более я не собирался выбирать арифмантику, с моей-то любовью к числам. Оставались руны, прорицания и уход за магическими животными. Некоторое время я соблазнялся мыслью выбрать прорицания и уход: прорицания, которые вела полубезумная профессор Трелони, представлялись мне царством покоя и работы собственной фантазии, а уход за магическими животными я вот уже два года «проходил» с Хагридом. Однако, когда пришла пора заполнять ведомость, которую Макгонагалл пустила по рядам на трансфигурации, против своей фамилии я вписал «прорицания» и «древние руны». На прорицаниях буду отдыхать, а руны того глядишь и пригодятся, рассудил я.

Весной, как известно, обостряются различные расстройства, вот и в Хогвартсе при наступлении этого времени года произошло сразу несколько событий, свидетельствовавших о помрачении умов. Во-первых, василиск снова выполз из своего укрытия — на этот раз в больнице оказалась Гермиона Грейнджер и какая-то девочка из Равенкло, — во-вторых, Хагрида отправили в Азкабан, тюрьму для волшебников, а в-третьих, Дамблдора временно отстранили от должности. Я считал, что отстранение Дамблдора и заключение Хагрида больше похоже на чей-то полночный бред, и не представлял, кому такое могло придти в голову, пока однажды на уроке зельеварения Малфой не начал выступать.

— Мой папа всегда говорил, что Дамблдор слишком мягкий и что зря он пожалел Хагрида, оставив его в Хогвартсе. Хотя где сейчас Дамблдор? Надо надеяться, новый директор будет вести себя умнее… — разглагольствовал Малфой. — Впрочем, одну услугу Хагрид нам все же оказал — открыл Потайную комнату и избавил нас от пары-тройки грязнокровок, — тут он выразительно взглянул на меня.

— Ты прекрасно знаешь, что Хагрид ее не открывал, — ответил я, тут же пожалев, что ввязался в этот разговор. Малфой только того и ждал:

— Ну да, а почему же тогда его забрали в Азкабан, к дементорам? Посмотрим еще, вернется ли он оттуда!

— Вернется, — пробормотал я, пытаясь разрезать пополам извивающуюся пиявку для приготовления зелья временной слепоты.

— Следующий директор избавит школу от всякой шушеры, — продолжал Малфой как ни в чем не бывало. — Чтобы в Слизерине — да и вообще везде, — учились только достойные.

— Тогда начинай паковать чемоданы, — сказал я. — Потому что с достоинством у тебя большие проблемы.

Пирс и Нотт сползли под стол от смеха. Некоторые гриффиндорцы также пытались скрыть от Снейпа улыбки. Малфой аж посерел:

— Да кто ты такой, чтобы со мной так разговаривать? Вот скажу отцу, и он тебя в два счета отсюда выгонит! Он входит в совет попечителей, его там слушают!

— Ах вот как, — я оставил на время упрямую пиявку и с размаху воткнул нож в столешницу. — Значит, это благодаря твоему пронырливому папаше Хагрид теперь сидит в Азкабане, а директор вместо того, чтобы решать проблему, отстранен от работы? Что ж, по крайней мере теперь я знаю, в кого ты уродился таким бестолковым!

— Оставь моего отца в покое! — взорвался Малфой и собрался было направить на меня волшебную палочку, но я опередил его, наставив свою и подумав: «Insulto!»

Малфой мгновенно разразился потоком таких ругательств, которые были достойны лишь грузчика лондонских доков. И откуда только он их понабрался?

Оба класса — и Гриффиндор, и Слизерин, — взорвались от смеха. Снейп, до сих пор спускавший нам с рук эту перебранку и не заметивший, что я выстрелил в Малфоя, тут же вышел из себя.

— А ну тихо! — заорал он. — Прекратить! Немедленно замолчите!

Все с трудом угомонились, продолжая улыбаться или хихикать, слушая брань, изливавшуюся из уст бедняги Малфоя. Тот зажимал руками рот, но это помогало плохо. Уже спокойным тоном Снейп приказал:

— Мистер Гойл, отведите Драко к мадам Помфри и скажите, чтобы она дала ему настойку Хулителя… — Однако, увидев выражение лица Гойла, профессор пробормотал: — Ладно, я запишу.

Он быстро подошел к столу и что-то написал на клочке пергамента.

— Передайте это мадам Помфри. Идите же скорее!

Когда Гойл увел Малфоя, изрыгающего в мой адрес нешуточные проклятия вперемешку с площадной бранью, Снейп развернулся и посмотрел на меня. Я улыбался, как и подавляющее большинство учеников, и нарезал сдавшуюся, наконец, пиявку.

— Мистер Ди, — сказал Снейп прохладным тоном, и я поднял глаза, едва удерживаясь, чтобы не расхохотаться. — Потрудитесь-ка объясниться, с чего это вдруг вам взбрело в голову налагать на вашего одноклассника проклятье нечестивой речи?

— Проклятье нечестивой речи? — слегка удивился я. — Я ничего не заметил, сэр. По-моему, он всегда так разговаривает.

В классе снова возникло оживление. Последнее время все так редко смеялись, что теперь, кажется, желали повеселиться впрок.

— Тишина! — рявкнул Снейп, и все умолкли. — Вы сорвали мне урок и будете за это наказаны, — сказал он мне. — Жду вас у себя в субботу после завтрака. А теперь все приступили к работе, или начну вычитать очки!

Вопреки ожиданиям, он не исполнил свою угрозу и не вычел очки у Гриффиндора, что было обычным явлением практически на любом уроке. Возможно, подумал я с некоторой надеждой, подлиза Малфой достал и его. Когда мы поднимались из подвалов в Большой зал на обед, Нотт и Пирс продолжали потешаться над Малфоем.

— Проблемы с достоинством! — хихикал Нотт. — Это же перл года!

— Ты действительно сорвал урок, — улыбался Пирс. — Теперь всю субботу просидишь у Снейпа в кабинете.

— Все равно Хагрида нет, — сказал я. — Да и вообще — скоро уже экзамены, а там — каникулы.

— Если ту тварь, которая это делает, не поймают, школу могут закрыть, — заметил Нотт. Мне стало не по себе — если Хогвартс закроют, куда же денусь я? Неужели обратно в интернат?

Однако на носу были экзамены, в теплице созревали мандрагоры, и все лелеяли надежду, что когда окаменевшие ученики придут в себя, то расскажут все необходимые подробности случившегося. Но я и так знал, что они скажут. Возможно, это знали и учителя. Проблема была не в том, кто это сделал, а в том, как его остановить.

Готовиться к экзаменам в этом году было сложно — после шести нам запрещалось выходить в коридоры, а в перерывах между уроками нас постоянно сопровождали преподаватели. Впрочем, улизнуть в библиотеку для меня не составляло особого труда. В ней постоянно сидели пятикурсники и семикурсники, которых ожидали серьезные испытания, и, судя по отчаянному виду, им было наплевать на всех василисков земли, лишь бы сдать экзамены.

Однажды днем я шел в библиотеку, в очередной раз прогуливая урок истории. Коридоры были пусты, и я надеялся, что мадам Пинс не станет слишком строго допрашивать меня, что это я делаю в читальном зале во время занятий. Внезапно я ощутил, как моя палочка начинает пробуждаться. Чем ближе я подходил к библиотеке, тем сильнее становились волны энергии, что она испускала. Я осторожно вытащил ее из креплений и осмотрел. Даже зажатая в ладони, она слегка вибрировала. Внимательно прислушиваясь, я добрался до начала коридора, ведущего к библиотеке, завернул за угол и остолбенел. В противоположном конце коридора ползла гигантская ярко-зеленая змея. Голова василиска уже скрылась за поворотом, и он не мог меня видеть. Я лихорадочно пытался сообразить, каким же заклятьем можно ударить с такого расстояния, но быстро вспомнил, что василиски устойчивы к боевым заклятьям, и победить их можно только магическим оружием (если, конечно, не считать петухов, которых у меня в рюкзаке не водилось). Значит, плеть, подумал я и быстрыми шагами направился вперед. Но тут василиск замер. Вот черт, подумал я и тоже остановился. Он меня услышал!

В следующую секунду тело змеи изогнулось, и она стремительно поползла назад. Я не представлял, как можно сражаться вслепую, да еще со змеей, движения которой были значительно быстрее и точнее моих. И когда ее голова показалась из-за поворота, мне пришло в голову только одно — я упал на колени и уперся лбом в пол, чтобы василиск не смог заглянуть мне в глаза. Палочка в моей руке вибрировала так, что едва не выскакивала из ладони. Змея приближалась, шурша чешуей по каменному полу; в коридоре разносилось ее сердитое угрожающее шипение… «Слово Акхепера», приводившееся в книге о волшебных палочках… как же оно начинается?

— Великий Атум вызвал Тота и сказал: «Позови мне Геба, скажи ему «Поторопись!»… — нужные фразы не без труда всплыли у меня в памяти, и я начал говорить, всем сердцем надеясь, что это парселтанг, и василиск меня понимает. — Когда Геб появился, он сказал: «Береги змей, что находятся в тебе. Они проявляли ко мне уважение, когда я был внизу. Но теперь ты узнал их подлинную природу…

При этих словах василиск перестал шипеть. Теперь он замер рядом, и краем глаза я видел его огромное зеленое тело слева от моей руки.

— Отправляйся туда, где Отец Нун, и скажи ему, чтобы он охранял этих змей, будь они на земле или в воде. Теперь твоя работа идти туда, где находятся змеи, и говорить: «Следите, чтобы не никому не навредить!»…

Василиск снова задвигался, но на этот раз он пополз обратно. Я продолжал говорить, отчетливо понимая, что пропустил добрую половину «Слова», однако, судя по всему, змею услышанное вполне устроило.

— Берегись магических заклятий, что знают их рты, поскольку в них кроется сила. В своем величии я не стану охранять их, но передам их твоему сыну Осирису. Так они смогут приносить пользу, совершая поступки ради любви ко всему миру, используя магическую силу, что находится в них…

Василиск уполз, и когда палочка перестала дрожать, я встал с пола и со всех ног помчался к Макгонагалл. Однако дверь в ее кабинет была заперта, и я направился в учительскую.

В учительской, несмотря на учебное время, сидели деканы факультетов и вездесущий Локхарт. Они о чем-то шумно дискутировали, но когда я распахнул дверь и остановился на пороге, недоуменно замолчали.

— Василиск! — запыхавшись, выпалил я. — Там… у библиотеки!..

— Василиск?! — потрясенно переспросила Макгонагалл.

— Да, он там ползал! Может, он и сейчас еще там!

— Значит, я была права, — с удовлетворением в голосе заметила профессор Спраут. — Это все же василиск.

«Ничего себе, — подумал я. — Они, оказывается, не знали!»

— Хочешь сказать, ты видел василиска? — переспросил Локхарт. Я кивнул.

— Ага! — воскликнул он. — А вот и врешь! Если бы ты его видел, то обратился бы в камень!

— Действительно, Линг, если вы видели василиска, то как… — развела руками Макгонагалл. Я помолчал — мне не хотелось, чтобы преподаватели узнали, что я змееуст. Однако, если они не поймают змею, всем нам придется покинуть Хогвартс, и я ответил:

— Во-первых, я не смотрел ему в глаза, а во-вторых, сказал «Слово».

— Слово? — воскликнул Локхарт и ткнул в меня пальцем. — Он знает волшебное слово! Он и есть наследник Слизерина! Это он заклинал змею и науськивал на учеников!

— Он имел в виду «Слово Акхепера», — проговорил профессор Флитвик, глядя на меня с некоторым восхищением. — «Слово Акхепера» — это древнее заклинание, изобретенное великим египетским охотником на василисков Акхепера. Оно позволяет подобраться к змее и взять сброшенную ею кожу, которая, как известно, обладает мощными магическими свойствами и которую василиск сторожит два дня после того, как сбросит, ибо на третий день кожа теряет все свои магические качества и больше не представляет никакой ценности. Только для того, чтобы змея это заклинание поняла, нужно говорить на парселтанге… — Флитвик вопросительно поднял бровь, но Снейп меня опередил.

— Он на нем и говорил, — холодно сказал он.

Преподаватели молча смотрели на меня, и не нужно было никакой легилименции, чтобы понять, что происходит у них в головах. Локхарт, раскрыв рот, тыкал в меня пальцем, а когда первое потрясение прошло, продолжил свою обвинительную речь:

— Это он, это он открыл комнату! Он знает какое-то там слово, он говорит на парселтанге, и чудовище его не тронуло!.. Его надо арестовать!

— Нет ничего удивительного в том, что мистер Ди — змееуст, — сказал Флитвик, повернувшись к Локхарту. — В Китае, в Индии, в Восточной Азии и Индонезии змееустов значительно больше, чем в Европе. Там это не является каким-то редким, необычным даром. Возможно, потому, что змей там гораздо больше, чем у нас, да и отношение к ним, признаться, совершенно иное… Так что Линг просто унаследовал свой дар от предков. Я уверен, что он не открывал Потайную комнату. Но если по замку ползает василиск, Минерва, — он взглянул на Макгонагалл, — необходимо отослать учеников в спальни и поймать, наконец, эту зловещую тварь. И мистер Локхарт нам здесь очень пригодится.

— Я?! — потрясенно произнес Локхарт. — Но что я могу сделать?..

— Вы же преподаете защиту от темных искусств, — язвительно напомнил ему Снейп. — Вы должны знать, как бороться с такими созданиями.

Локхарт снова ткнул в меня пальцем, но Макгонагалл, наконец, взяла ситуацию под свой контроль.

— Мистер Ди, возвращайтесь к себе в гостиную. Гилдерой, я прошу вас подготовиться, иначе завтра нам придется распускать школу и возвращать студентов по домам. — Я похолодел. Если за василиском пойдет Локхарт, змея просто оторвет ему голову, и хотя этим она только окажет нам услугу, уезжать отсюда все равно придется. — Учащиеся будут у себя, и этой ночью вы сможете, наконец, заняться делом.

Локхарт выглядел потрясенным и только открывал рот. Вот мошенник, подумал я.

— Ладно, пойду г-готовиться, — наконец, пробормотал он и бочком вышел из учительской.

— Возвращайтесь к себе, мистер Ди, — повторила Макгонагалл таким тоном, будто это я был виноват во всех нападениях. — И закройте дверь, когда будете уходить.

Шагая по длинным коридорам, я впервые за два года подумал, не совершил ли ошибку, выбрав Слизерин. Возможно, шляпа все-таки была права, и мне надо было учиться в Равенкло? Лучше всего у меня получаются чары, да и Флитвик ко мне хорошо относится, вон как защищал сейчас… А Снейп? Он ведь мой декан, это он должен был меня защищать, тем более еще зимой мы говорили о том, что я не открывал эту проклятую комнату. Но Снейп помалкивал и только выдал, что я — змееуст…

По коридорам замка разнесся магически усиленный голос Макгонагалл, призывавшей учащихся идти в свои гостиные. Вокруг захлопали двери классов, зашумели сотни ног. Через несколько секунд я оказался в окружении десятков учеников. Но царящая суета не отвлекала меня от невеселых размышлений. В глубине души я понимал, что вел себя неправильно, и если бы пошел за василиском, а не помчался бы в учительскую, то мог бы рискнуть и сразиться с ним… все лучше, чем Локхарт. Через секунду эта мысль показалась мне глупой, а через две — вполне здравой… Так или иначе, я не знал, как должен был поступить, и, вернувшись в спальню, улегся на кровати, отвернувшись к полкам у стены и все еще не придя ни к какому выводу относительно своих сегодняшних поступков.

 

16

— Просыпайся! Да проснись же ты! — кто-то толкал меня в плечо. Я откинул одеяло и зажмурился от яркого света, заливавшего нашу спальню.

— Что? Который час?

— Да какая разница! — это был Нотт, и в его голосе сквозило восторженное нетерпение. — Поднимай свою задницу и пошли в Большой зал!

— Зачем? — глаза у меня автоматически закрывались, так я хотел спать.

— Дамблдор вернулся! Кажется, им все-таки удалось найти чудище!

Я вскочил — сна как ни бывало.

— Пошли же! — Нотт ухватил меня за руку и потащил за дверь.

Толпы учеников вливались в празднично украшенный Большой зал. Столы ломились от угощений. Судя по всему, был уже глубокий вечер, если не ночь, но это никого не смущало. Мы расселись по местам. Идя по коридорам, я вспоминал, что происходило со мной в течение дня, и мое настроение постепенно ухудшалось. Среди преподавателей за столом я не увидел Локхарта, зато в центре восседал довольный Дамблдор, а рядом с ним — сияющая Макгонагалл. Однако даже всеобщая радость по поводу избавления от василиска и возвращения пациентов мадам Помфри не могла стереть моей подавленности.

Еще больше она усугубилась, когда я узнал, что василиска победил Поттер, выследивший его и спасший от его зубов похищенную змеей Джинни Уизли. По большому счету мне было все равно, Поттер это, Локхарт, или кто другой. Я думал о том, какой смысл был в моих ежедневных упражнениях и в преследовании пней, если при столкновении с реальным противником все, что я сделал, это побежал в учительскую? Меня даже не обрадовала отмена экзаменов для всех курсов, кроме пятого и седьмого. Что с того? Подумаешь — экзамены… у меня, можно сказать, тоже был экзамен, и я его с треском провалил.

Флетчер снова переживал по поводу того, что из-за последних событий Гриффиндор по очкам опередил Слизерин и взял кубок.

— Да расслабься ты, — сказал ему Пирс. — Тоже мне, большое дело — кубок. Жестянка блестящая. По крайней мере, теперь мы нормально доучимся, и школу не закроют.

Малфой выглядел понурым и ни на кого не смотрел. Нотту было все равно — он радовался тому, что этой ночью можно не спать и есть всякую вкуснятину, а в следующем году сбрендивший Локхарт не будет преподавать нам защиту. Через несколько часов вернулся Хагрид, и это, пожалуй, было единственным, что меня немного порадовало.

Однако в последующие дни мое мрачное настроение только усугубилось. Я забросил тренировки, поскольку был разочарован в себе, и все свободное время рисовал, благо экзамены отменили, готовиться к ним было не надо, и времени стало хоть отбавляй. Рисунки получались мрачными — череда полумертвых уродцев, напоминавших гибриды человека и насекомых, искаженные пропорции, кровь и грязь… Клайв Пирс снова прислал мне деньги и просьбу о новых рисунках. Я отправил ему несколько работ тушью и вновь погрузился в переживания по поводу своей неудачи.

Ко всему прочему, впервые отправившись навестить Хагрида после его возвращения, я наткнулся на неразлучную гриффиндорскую троицу. Распахнув передо мной дверь, Хагрид приветственно улыбнулся и без предисловий подтолкнул меня с порога прямо к столу, за которым сидели Поттер, Уизли и Грейнджер. Сопротивляться Хагриду было невозможно — от его толчка я едва не врезался в столешницу. Гриффиндорцы неприветливо смотрели на меня. Стоит ли говорить, что я тоже не был доволен таким поворотом событий.

— Садись, — пригласил Хагрид и указал на колченогий табурет. Я сказал:

— Лучше я потом зайду.

— Никаких потом, — он хлопнул меня по плечу, и я против своей воли опустился на табурет. Передо мной тотчас возникла треснувшая кружка, в которой через пару секунд уже дымился черный чай.

Не знаю, о чем они говорили до меня, но после моего появления разговор не клеился. Впрочем, Хагрид не обращал внимания на наше угрюмое молчание. Он в красках живописал свое пребывание в Азкабане, рассказывал об ужасных охранниках-дементорах, антисанитарных условиях, о том, как тосковал по Хогвартсу и переживал за лесных подопечных. Я пил чай, желая только одного — поскорее отсюда убраться.

Пока я вполуха слушал Хагрида, мне вспоминалась жизнь до школы волшебства. Живя на улице, я чувствовал себя нужным. Ровесники меня уважали, взрослые поручали пусть и незаконные, но ответственные задания… мне доверяли серьезные вещи, и никто никогда не усомнился в том, что я смогу их выполнить. В интернате тоже было не так уж плохо — там, по крайней мере, меня если не уважали, то хотя бы боялись. А здесь? Расстроенный, я вертел в руках опустевшую кружку, дожидаясь удачного момента, чтобы вернуться в спальню и снова перемыть себе кости за проявленную перед василиском трусость.

Наконец, Хагрид иссяк, и я поднялся из-за стола. Вместе со мной начали прощаться и гриффиндорцы. Через минуту мы вышли на улицу и зашагали к замку.

Когда мы отошли подальше от хижины Хагрида, Поттер ухватил меня за руку:

— Почему ты не сказал нам про василиска?

— Я сказал, — буркнул я, погруженный в свои невеселые размышления.

— Ничего ты не сказал! — возмутился Уизли.

— А ты вообще заткнись! — повернулся я к нему. — Я все объяснил Поттеру, и если он вовремя не сообразил, что к чему, это его проблемы.

— Ты должен был сказать, что ты тоже змееуст, — продолжал Поттер.

— Во-первых, я ничего не должен, а во-вторых, я сказал! Чем ты только слушал? Помнишь, я говорил, что ты слышишь слова, которых не слышат и не понимают другие? Что тебе еще было надо?

— Линг, но ты мог бы выразиться… ну что ли более понятно, — заговорила Гермиона.

— Ладно, — я резко остановился. — Чего же вы хотите от меня сейчас?

Троица молча переглянулась.

— Вот и хорошо, — я развернулся и быстро зашагал в замок. Что они могут от меня хотеть? Да ничего. Просто лишний раз напомнили, что я подлый слизеринец, всегда себе на уме. Возможно, так оно и есть. Однако после этого разговора моя меланхолия странным образом начала исчезать. Ее место медленно занимала глухая ярость. Я вам еще покажу, думал я, обращаясь к не уточненным «им». Черта с два я брошу свои тренировки. Нет уж, я буду работать, и в следующий раз, когда представится случай, все сделаю сам. Больше никаких Макгонагалл и учительских. Никаких тщетных надежд на чью-то помощь. Каждый сам за себя, думал я, входя в замок, и так оно и должно быть.

Я уже направлялся к лестнице в подвалы, когда за моей спиной раздался голос:

— Мистер Ди, а я вас повсюду ищу…

Я повернулся.

— Здравствуйте, — сказал я Дамблдору. Возможно, мне стоило поумерить кипевшую злость, поскольку директор легко ее заметил. Однако что бы там ни писали в учебнике по окклюменции, вряд ли это было рассчитано на тринадцатилетних разочарованных подростков, и сдерживать свои эмоции мне сейчас было крайне сложно.

— Мне бы хотелось с вами поговорить, — сказал Дамблдор, глядя на меня своими пронзительными глазами. Это была не просьба. Твердость его голоса немного привела меня в чувство, и я зашагал с ним рядом по длинному коридору между классами.

— Хагрид поделился со мной тем, что вам удалось продать некоторые ваши рисунки, — сказал Дамблдор. — Надеюсь, это была не тайна, и вы не обижаетесь, что Хагрид мне об этом рассказал?.. — Он посмотрел на меня, и я отрицательно покачал головой.

— Трент Пирс послал один мой рисунок отцу на день рождения, и тот написал, что хотел бы купить какие-нибудь мои работы, — объяснил я. — Еще их вроде покупают его знакомые… вот уже десять рисунков продал.

— Поздравляю, — добродушно сказал Дамблдор.

— Спасибо, — ответил я уныло.

— Похоже, вы не слишком этому рады, — заметил директор.

— Просто не хочется, чтобы он делал это из жалости, — пробурчал я.

К моему удивлению, Дамблдор рассмеялся.

— Из жалости? — переспросил он, качая головой. — Клайв Пирс никогда ничего не делает из жалости. Он очень прагматичный человек. Если бы его действительно не интересовали ваши работы, он бы не стал с вами переписываться и утруждать себя их продажей или покупкой.

Это меня немного приободрило.

— А вы с ним знакомы? — поинтересовался я.

— Встречал пару раз, — ответил Дамблдор, кивнув проходившей мимо Макгонагалл, которая строго покосилась на меня.

— Профессор Флитвик рассказывал, что он очень сильный стихийный маг, — сказал я, все более заинтригованный фигурой Клайва Пирса.

— Это правда, — подтвердил Дамблдор и остановился. — Клайв Пирс способен убить человека обычной каплей воды.

Я в восхищении покачал головой:

— Ничего себе!

— Вам кажется это любопытным? — поинтересовался Дамблдор, блеснув очками. Я понял, к чему он клонит, но отступать было поздно:

— В общем, да. Не то, что он способен кого-то убить, а то, что он серьезный мастер… судя по всему.

Дамблдор помолчал.

— Профессор Макгонагалл рассказала мне о вашей встрече с василиском, — наконец, произнес он. Я подумал, что можно было бы начинать прямо с этого, безо всяких разговоров о рисунках. — Скажите, Линг, когда вы впервые поняли, что по замку ползает василиск?

— Кажется, зимой, — ответил я, ожидая теперь самого худшего. — Я слышал голос за стенами, и моя палочка на него реагировала.

— Реагировала палочка? — Дамблдор, кажется, был удивлен.

— Ее сердцевина — шкурка белого василиска… — объяснил я. — Это профессор Флитвик определил. Наверное, поэтому она весь год была такой непослушной — потому что василиск ползал, а она его чувствовала.

— Надо же, — директор покачал головой. — Я читал о похожих вещах, но ни разу не видел никого, кто испытывал бы на себе подобные эффекты. Очень интересно… не расскажете мне поподробнее? — он заглянул в ближайший класс и, увидев, что там никого нет, пригласил меня внутрь.

Мы сели друг против друга — Дамблдор за учительский стол, а я — за первую парту. Мне потребовалось минут пять, чтобы рассказать, как я впервые услышал василиска, как вела себя при этом палочка и какие стихийные бедствия я творил из-за ее безудержной энергии на чарах и трансфигурации. Под конец я описал встречу с василиском в коридоре, ведущем к библиотеке.

— … А когда она перестала вибрировать, это означало, что василиск уполз. Ну я встал и пошел к профессору Макгонагалл, — мрачно закончил я.

— Понятно, — задумчиво сказал Дамблдор. — И вы так никому и не рассказали о своей догадке?

— Я думал, все и так знают, — ответил я. — Да и профессор Снейп меня подозревал, но я ему еще зимой сказал, что не открывал комнату.

— Профессор Снейп вас не подозревал, — сказал Дамблдор несколько удивленно.

— Тогда почему он за мной следил? Ну не прямо следил, а… не знаю… В общем было понятно, что я у него на мушке.

Дамблдор засмеялся:

— На мушке… это замечательно! Нет, Линг, профессор Снейп наблюдал за вами вовсе не потому, что считал виновным в открытии Потайной комнаты. Напротив. Он беспокоился, что вы можете… скажем так, пуститься в самостоятельное плавание и решить найти чудовище в одиночку.

— Может, так и следовало сделать, — сказал я с горечью. — По крайней мере, тогда, в коридоре, я должен был пойти за ним.

— И вы полагаете, что смогли бы его победить?

— Не знаю, но я мог хотя бы попытаться. У Поттера-то получилось…

— Гарри был не один, — заметил Дамблдор.

— Теперь это уже неважно, — вздохнул я и взглянул на директора. — Профессор, а кто ее все-таки открыл, эту комнату?

— Волдеморт, — просто ответил директор. Я в изумлении покачал головой:

— Но ведь Волдеморт вроде развоплощен! Как он смог пробраться в Хогвартс?

— Сам он, конечно, не смог бы проникнуть в школу, — кивнул Дамблдор. — Но у него остались помощники, верные слуги, которые ждут его возвращения. Так что ему помогли.

— Надо же, — сказал я, не зная, что еще можно на это ответить.

Когда в Хогвартсе остались только пятые и седьмые курсы, мне стало значительно легче, а после их отъезда я почувствовал себя совсем хорошо. Профессор Спраут снова подрядила меня работать в теплицах — мы пересаживали некоторые подросшие растения, укореняли молодь и приводили в порядок чересчур разросшиеся экземпляры. Хагрид продолжал знакомить меня с Запретным лесом и, наконец, рассказал историю своего исключения из школы.

— … И живет теперь Арагог в лощине, вон там, — Хагрид махнул рукой куда-то в глубину леса. Был вечер, и мы возвращались с пастбища фестралов. — Вместе со своим племенем.

— Племенем? — переспросил я. — Значит, их много?

— Страсть как много, — кивнул Хагрид.

— Ты меня туда сводишь?

— Нет, — отрезал Хагрид. — Пауки — нервные существа. Лучше их попусту не тревожить.

— А мы не будем их тревожить. Только поздороваемся и пойдем обратно.

— И не проси, — Хагрид перебросил на другое плечо здоровенное бревно, которое тащил себе для хозяйственных нужд. — К паукам не пойдем. Зато в августе сходим с тобой в Хогсмид.

— Да ты что! — Я был потрясен. — Прямо в Хогсмид?

— Заходил профессор Снейп, — кратко объяснил Хагрид. — Он и разрешил.

— Снейп? К тебе заходил Снейп?

— Я и сам удивился, — хмыкнул Хагрид. — Ну да его наверняка Дамблдор послал. Пришел, значит, и говорит: мол, сходи с ним — с тобой то есть, — в Хогсмид, пусть там себе одежду какую купит, а то смотреть на него больно.

— Да ладно, — я засмеялся. — Снейп так не мог сказать.

— Я ж тебе не дословно передаю, а общий смысл. Так что готовься. Угощу тебя пивом.

— Хагрид, ты меня сегодня поражаешь! — воскликнул я в восторге.

— Сливочным, — с улыбкой уточнил Хагрид.

Беседа с Дамблдором немного успокоила мои расшатавшиеся нервы, но добавила пищи для размышлений. Теперь я целыми днями думал, что же он хотел мне сказать — или что узнать. Вряд ли ему просто захотелось поболтать на невинные темы вроде моих художественных успехов. Конечно, с Клайвом Пирсом я перегнул палку, но то, что капля воды может быть смертельным оружием, действительно поразило меня до глубины души. Я знал о существовании Непростительных заклятий, в том числе и заклятья Avada Kedavra, но что такое была какая-то Avada Kedavra по сравнению с умением управлять стихиями с такой степенью мастерства, что оружием мага становилось все что угодно — даже вода, из которой состояли наши тела. Я решил разузнать о магии стихий побольше и с нетерпением ждал, когда же мадам Пинс отправится в отпуск. К тому же, надо было вернуть книгу об огненной плети, упражнения из которой я давно выучил наизусть.

Вторая часть нашего разговора ставила меня в тупик. Ни на секунду я не верил, что Снейп мог беспокоиться о моей скромной персоне. Он следил за мной — и Дамблдор этого не отрицал, — но почему? Голова пухла от версий, но ни одна из них не казалась мне убедительной. Впрочем, финал нашей беседы был вполне однозначным — Волдеморт не дремал и собирался брать реванш.

Если я не занимался растениями и не болтался по лесу с Хагридом, то сидел в библиотеке или трудился в лаборатории. Снейп задал мне приготовить всего одно зелье — настой сквозного видения, которым обычно пользовались маги, ищущие в труднопроходимых горных местностях магические артефакты, — но делать его надо было в три этапа, несколько недель настаивать, накладывать в процессе изготовления два неизвестных мне заклинания и всегда оставаться начеку: состав был крайне нестабильным и мог взорваться при неправильном исполнении, особенно во время наложения заклятий.

— Когда я вернусь, — сказал мне Снейп в своей обычной манере, — лаборатория должна находиться в том же состоянии, что и сейчас. Никаких заляпанных стен, разбитых экспонатов и оправданий собственной невнимательности. У вас только одна попытка. Если зелье взорвется на втором этапе, можете не начинать варить его заново — все равно не успеете.

Флитвик перед своим отъездом вытянул из меня все подробности наших встреч с василиском — его, как и Дамблдора, очень заинтересовало поведение моей палочки.

— Я подозревал возможность чего-то подобного, — сказал он, когда я закончил свой рассказ. — Вы правы, василиски плохо изучены, в основном из-за опасности, которую они представляют для исследователя. Большинство работ о них написаны еще в древности. К тому же, египетский василиск давно вымер, гималайский белый живет в таких труднодоступных местах, что даже неизвестно, сколько их сохранилось, а индийский находится под охраной — там и осталось всего-то порядка тридцати особей, и все их шкурки на учете. Говорят, в Южной Америке, в джунглях, довольно много василисков, но они значительно мельче и слабее — их взгляд не способен убить, а только парализует, и магия их не такая сильная. То, что шкурка в вашей палочке отреагировала на своего живого собрата, означает, что палочка не новая и уже успела кому-то послужить. Что называется, тонкая настройка. Было бы интересно узнать, кто пользовался ею до вас. Олливандер вам ничего не рассказывал?

— Он сказал, что палочка перешла к нему от какого-то другого мастера, который тоже ее не делал, а только пытался продать, — ответил я. Флитвик покачал головой:

— Любопытно, любопытно… Что ж, Линг, задание на лето вы получили. Только не переусердствуйте — с механизмами работать не так просто, как это кажется на первый взгляд.

Мое летнее задание включало в себя теоретический обзор системы заклинаний для зачаровывания различных рукотворных механизмов, как магических, так и маггловских, и практическую работу с приборами, оставленными мне Флитвиком. Я просиживал над ними долгие часы, пытаясь сперва разобраться, как они действуют, а потом заколдовывая их так, чтобы они работали согласно наложенному заклинанию — или не работали вообще.

Вызванный Макгонагалл для получения задания на лето, я слегка опасался, что после происшествия с василиском она начнет относиться ко мне примерно как Снейп к Поттеру. Она и так не была слишком дружелюбной, а сейчас в ее голосе сквозил еще больший холодок. Я получил очередной список трансфигуративных заклинаний и выслушал сопроводительный комментарий профессора.

— Эти заклинания касаются трансфигурации противоположных элементов, — объяснила Макгонагалл, поглядывая на меня так, словно я нарушал правила одним своим существованием. — Речь здесь идет не о живой и неживой природе, а о структуре и придаваемом объектам смысле. Наше восприятие серьезно влияет на любой процесс превращения, о чем вы, вероятно, уже знаете. Поэтому превратить деревянный стол в камень значительно проще, чем, например, в синюю бабочку. Да, и поработайте над послойной трансфигурацией — ваши мыши до сих пор всех пугают.

Я снова ежедневно посещал тренировочный зал. Бросив заниматься преследованием пней и рассечением неподвижных бревен, я сосредоточился на точности движений тела и плети. Объединив упражнения из «Подготовки послушника» и работу с плетью, я учился успокаивать сознание, концентрироваться и доверять своему телу. Мои занятия напоминали сцены из фильмов о восточных единоборствах, которые я видел в интернате, где воины-монахи в одиночку отрабатывали боевые движения с простыми палками в руках. Через несколько недель такой практики я вдруг понял, что выполняю упражнения практически без участия сознания — тело само знало, когда развернуться, как взмахнуть рукой, когда присесть или отпрыгнуть с пути летящей на меня плети. Воодушевленный, я начал поиски какого-нибудь другого учебника наподобие «Подготовки послушника», чтобы расширить спектр упражнений, но к своему огорчению ничего не нашел. Однако под руку мне попалась книга по тибетской визуальной магии, и я, наконец, решил полистать ее, чтобы разобраться, что же все-таки это такое.

Визуальная магия традиции бон отдаленно напоминала магический алфавит. В книге приводился ряд фигур, которые чертились в воздухе палочкой с одновременным произнесением кратких формул на тибетском языке. Сочетание этих фигур давало новые заклинания. Все они чертились в воздухе, а затем палочкой отсылались на цель. Магия эта была очень древней, медленной и громоздкой.

Впрочем, почему бы не попробовать, решил я. Полистав учебник, я остановил свой выбор на разрывающем заклинании. Знак, который надо было чертить, показался мне несложным. Выучив тибетские слова заклятья, я наколдовал в центре зала большой пень, встал у выхода в коридор, взял в правую руку книгу, а в левую — палочку, и приступил к изображению символа.

Как только я начал произносить слова формулы, доселе невидимые знаки, что я рисовал палочкой, проявились в воздухе в виде золотистых полупрозрачных нитей. Исполнившись уверенности, я завершил рисунок, сравнил его со схемой в учебнике и, удостоверившись, что все изобразил правильно, указал палочкой на пень. Золотистый символ в мгновение ока подлетел к нему и окутал, словно сетью. В следующую секунду раздался чудовищный треск. Пень разорвало на сотни мельчайших кусков, которые разлетелись по всему залу с такой невероятной скоростью, что многие из них вонзились в каменные стены. Я едва успел отпрыгнуть в коридор. Часть щепок пронзила книги, стоявшие на ближайших полках. В воздухе распространился странный сладковатый запах. Я опасливо выглянул в зал. Там, где раньше стоял пень, было пусто. Весь пол усеивали тонкие острые щепки. Часть их торчала из стен.

— Ничего себе, — прошептал я.

Мне подумалось, что такой взрыв наверняка слышали в замке, и теперь мое укрытие обнаружат. Однако пока сюда никто не рвался, и остаток часа я потратил на выковыривание щепок из стен, поскольку они засели в камне так плотно, что их было невозможно подманить заклятьем. Часть из них я просто сжег, часть выковырял, собрал в одну большую кучу и удалил с помощью Evanesco.

К счастью, по ту сторону двери никто меня не поджидал. Судя по всему, взрыв не услышали. Дамблдора, Макгонагалл и Флитвика в замке не было, а те преподаватели, что пока оставались, нечасто поднимались на седьмой этаж. После обеда я с профессором Спраут пересаживал телескопические фикусы, широкие листья которых в особо ясные ночи были способны демонстрировать происходящее в космическом пространстве не хуже телескопов на Астрономической башне. Занимаясь пересадкой, я размышлял о том, что произошло сегодня днем. Тибетская магия была медленной, но мощной. Возможно, если я научусь рисовать эти символы быстро, из них выйдет какой-нибудь толк…

Летом во время завтраков, обедов и ужинов я сидел за одним столом с преподавателями. Обычно они болтали о всякой ерунде, которую слышали по магическому радио или читали в «Ежедневном пророке». В это лето, однако, все было иначе. В конце июля все буквально помешались на каком-то Сириусе Блэке, который — подумать только, — умудрился сбежать из Азкабана. Из разговоров преподавателей было неясно, что же такого совершил Блэк, но, судя по тому, что сообщения о нем передавали даже в маггловских теленовостях, мужик он был серьезный.

Наконец, наступил день нашего с Хагридом визита в Хогсмид. Я собрал все деньги, что у меня были, в мешочек, сунул в рюкзак и помчался к Хагридовой берлоге. Хагрид поджидал меня на крыльце.

— Мы идем? — крикнул я издалека.

— Идем, идем, — улыбнулся Хагрид. — А ты остаешься, — сказал он Клыку, решившему было, что Хагрид возьмет с собой и его.

Дорога до Хогсмида была неблизкой, и мы успели наговориться о всякой всячине вроде лесных пикси, решивших совершить набег на дом Хагрида, древесных лягушек, которые затеяли войну со своими озерными собратьями за доступ к гнездам двужальных комаров, выводивших свое потомство в болоте между озером и лесом, и невиданном нашествии магматических питонов. Зимой я сам привлек их своими подкормками, и теперь каждый питон считал нужным отметиться на опушке, чтобы разведать, не дают ли тут дармовое мясо. Мясо уже давно не раздавали, но питоны все равно то и дело появлялись, и некоторые из них болтали со мной, если я оказывался рядом. От них можно было узнать много интересного о том, что происходило в чаще, особенно о кентаврах, которых со времён моей первой встречи я больше ни разу не видел.

Так за разговорами мы не заметили, как вышли к Хогсмиду.

Это была самая обычная английская деревня с извилистой главной улицей, по обе стороны которой стояли небольшие дома с неизменными садиками за низкими заборами, отличавшаяся от любой другой английской деревни лишь тем, что здесь жили одни волшебники. Кое-где я замечал жителей — кто-то копался в саду, кто-то болтал с соседями; мимо нас промчалась стайка малышей, помахала руками Хагриду и исчезла за поворотом на соседнюю улицу… Чем дальше мы заходили, тем больше становилось на улице людей. Начали попадаться магазинчики и кафе. На старомодных фонарных столбах я заметил черно-белые объявления с изображением какого-то человека. Подойдя ближе, я прочитал: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ Сириус Блэк, Особо Опасный Преступник, сбежавший из Азкабана». Указывалась сумма награды за сведения о его местонахождении. С фотографии на меня смотрел худой, небритый мужчина с длинными волосами. Несмотря на то, что лицо его было изможденным, оно несло в себе остатки аристократической красоты и утонченности, свойственной, как я заметил, многим чистокровным волшебникам.

— Эй, Линг, — серьезным тоном сказал Хагрид, — давай, мы уже почти пришли.

Магазин, торгующий одеждой, располагался на углу большого перекрестка. Рядом было множество других магазинчиков и лавок, где толкалось немало народу. Мы зашли внутрь. Большую часть помещения занимали отделы с мантиями, но у дальней стены я заметил пару секций с маггловской одеждой. С трудом подыскав себе подходящие джинсы, я также приобрел пару футболок, кроссовки и зимние ботинки. После всех этих покупок у меня осталось лишь несколько галеонов.

— А теперь давай-ка выпьем пивка, — сказал Хагрид.

Прямо напротив магазина с одеждой находился небольшой трактир под названием «Три метлы». Мы уселись за столик у окна. Хагрида здесь отлично знали и сразу принесли ему огромную кружку темного пива. Передо мной же поставили высокий стакан чего-то отвратительно светлого и густого.

— Это что, молочный коктейль? — поморщился я. Женщина, принесшая нам заказ, рассмеялась.

— А ты чего хотел?

— Что я, нормального пива не пил? — буркнул я. Женщина усмехнулась и отошла за стойку. Хагрид хлебнул пива, за раз опустошив свою кружку почти на треть. Я понюхал белый напиток и осторожно глотнул.

— Сойдет, — оценил я и посмотрел на Хагрида. — Ну, теперь рассказывай.

— О чем это? — удивился Хагрид.

— О Сириусе Блэке, конечно. В школе никто толком ничего не говорит, а побег из Азкабана, судя по всему, событие совершенно невероятное. Что он натворил?

— Незачем тебе это знать, — буркнул Хагрид, отводя глаза.

— Хагрид, — спокойно сказал я. — Дамблдор перед самыми каникулами рассказал мне, что василиска из Потайной комнаты выпустил Волдеморт… — Хагрид вскинул голову и предупреждающе глянул на меня. — А ты щадишь мои нервы и не можешь рассказать о каком-то уголовнике! Давай, выкладывай! Он же здесь учился, верно?

— Откуда ты знаешь? — встревожено спросил Хагрид. Я покачал головой:

— Потому что здесь училось большинство английских волшебников.

— Верно, учился, — мрачно сказал Хагрид и сделал очередной гигантский глоток. — Давно это было, Линг, еще в первую войну, до падения Сам-Знаешь-Кого. И знаешь, с кем он учился? С Гарриными родителями … — Хагрид залпом прикончил пиво и махнул женщине за прилавком. — Розмерта, плесни-ка еще!

Через несколько секунд Розмерта притащила еще одну огромную кружку и забрала пустую. Я прикинул, смогу ли в одиночку дотащить пьяного Хагрида до дома, но пиво развязало ему язык, и он пустился в воспоминания, достав из кармана здоровенный носовой платок и поминутно промокая глаза.

— … А он стоит и хохочет!.. Можешь себе представить? Порвал на клочки два десятка человек, а сам… — Хагрид так вцепился в пятую кружку пива, поставленную перед ним Розмертой, что пиво выплеснулось через край и залило скатерть. — Вот потому-то… — Он глотнул пива и вытер платком лицо, — потому-то все так и суетятся. Прислужник Сам-Знаешь… кто бы мог подумать?.. И чего теперь ожидать, когда сюда поналетят дементоры?..

— Дементоры? — переспросил я. — Сюда прилетят дементоры? Зачем?

— Школу сторожить, — объяснил Хагрид, глядя в кружку. — Он же не просто так сбежал… Все считают, он за Гарри… охотится!..

— На кой черт… в смысле, зачем он ему сдался?

— А-а-а, то-то и оно… — Хагрид покачал перед своим носом огромным указательным пальцем. Глаза его расфокусировались и блуждали по всей площади стола. — То-то и оно…

И что мне теперь было делать? Слать сову в Хогвартс, чтобы за ним прислали карету? Я беспомощно взглянул на барменшу, которая обслуживала компанию пожилых длинноволосых волшебников, сидящих за стойкой, точно отощавшие вороны. Хагрид запустил пятерню в свисающие со лба волосы и в бессильном отчаянии мотал головой.

— То-то и оно, — бормотал он, — то-то и оно…

Я подошел к Розмерте и спросил:

— Сколько с нас?

Та махнула рукой:

— Хагрид заплатит, когда в себя придет.

— А что мне с ним делать?

— Думаю, тебе лучше вернуться в школу. Он еще долго будет тут сидеть, — сказала Розмерта. — Что-то его сегодня развезло…

Развезло — не то слово, подумал я и вернулся к столику забрать рюкзак.

— Хагрид, — сказал я, чувствуя себя немного виноватым за его теперешнее состояние. — Я пойду обратно. Может, вернешься со мной?

— Иди, иди… — пробормотал Хагрид и попытался хлопнуть меня по плечу, но промахнулся и чуть не свалился со стула. — Я еще посиж-ж-жу…

Я вышел из «Трех метел». Солнце уже скрылось за горами, но было еще светло, и я зашагал к школе, размышляя по дороге о том, что узнал из сегодняшнего рассказа Хагрида. Больше всего меня заинтересовали дементоры. Надо будет почитать о них, думал я, выходя из Хогсмида на лесную дорогу. Азкабанские стражники, которые наводили на Хагрида такой ужас, вероятнее всего, должны были прибыть в Хогвартс в конце августа, и к тому времени, решил я, необходимо собрать о них всю информацию, какую только можно найти в библиотеке.