Не пришлось Гильгардовцам познать покой в тенистых рощах Ингельдотовой обители. Только истребили демонов, на следующий же день прискакал гонец от пэра Стока. Привез послание. В нем, доблесный муж уведомлял Сигмонда, что в Поморье высадился проклятый конунг Альт Бездонная Бочка. Король Саган со своим войском уже направился на побережье и призывает верных ему лордов оказать всемерную помощь. Грядет битва и Сток будет ожидать друзей на пути к морю. Где, гонец знает и проведет.

Запоздал перстеневец, разыскивая витязя Небесного Кролика. Не успевал Сигмонд собрать Волчью дружину. Приходилось спешить.

* * *

В лагерь войска земли Нодд союзный отряд прибыл в тревожную вечернюю пору. Прозрачная ясность дня иссякла, но не наступило еще таинство ночи. Дневное светило, Ярило-солнце, засыпало за краем окоема, периной далеких облаков укрывшись. Помрачнели тучи в скорби своей, потемнели густотой траурной. Последние лучи света, на излете забрызгали их багрянцем, как сталь доспехов заливает горячая живица крови.

Дух унылой тревоги витал над биваком, стлался туманной промозглостью, горчил костровым дымом, темнел истоптанной, раскисшей землею. Не торговались крикливые маркитантки, не переругивались ратники с кашеваром, понося того за пустые щи да постную кашу. Не слышался хохот ветеранов, смакующих добрый эль и скабрезные былицы о прошедшем. Даже прибытие подкрепления, столь необычного отряда, не вызвало всегдашнего, в таких случаях, оживления. Мутным взглядом провожали люди Гильдгардцев и безучастно отворачивались, сутуля плечи. Брели неосмысленно от шатра к шатру, сами себе бормоча что-тo невнятно.

Выбрав место, военноначальники поручили дружине расставить палатки, сами направились к шатру с королевским штандартом. Саган, предупрежденный об их прибытии, в сопровождении сенешаля Короны, вышел навстречу. Кузены чистосердечно обнялись. Лорд Сток представил королю своих спутников. Саган учтиво поприветствовал, слава о витязе Небесного Кролика и его воинственной спутнице достигла монаршего слуха. Но было заметно, что он, в преддверии предстоящего сражения, более желал бы видеть отряд помногочисленнее, пусть и под предводительством менее знаменитого воителя.

Умудренный же годами опыта сенешаль Короны, воевода Сагана, однако, был вполне доволен. Жаль, конечно, что не смог Сигмонд привести с собой ратников клана, да если молва людская, хоть наполовину, верна будет, то стоил витязь целого войска.

Король пригласил пэра Стока в свою полевую резиденцию, тот, извинившись, последовал за монархом. Гильда была одновременно и горда, ведь удостоились они быть представлены самому королю, однако и несколько уязвлена скорым уходом венценосца. Сигмонда, как всегда, такие вопросы не тревожили вовсе. Волновало его другое. С тем и обратился к сенешалю.

Мудрый воевода, сам, тревожась исходом нынешней компании, провел новоприбывших в свой шатер. Сели за стол, куда уже челядь ставила снедь, раскладывала миски, наполняла кувшины.

— Прилично хозяину, насытить утомленных дорогой путников, а с докучливыми разговорами, до поры повременить. Так велит нам долг гостеприимства. — Говорил старый воин. Да прямодушен сенешаль, сразу видать, не чревоугодие у него на уме. В сердце своем ждет разговора серьезного. И Сигмонд того ждал.

— Спасибо за приглашение. — Ответил. — Да аппетит ты мне не испортишь, если за столом диспозицию изволишь изложить. У меня пищеварение и мыслительный процесс проистекают не взаимосвязано.

— Слыхал я про необычность витязя. — Удивлялся в душе сенешаль. — Но он таки чуден. Ох, чуден.

— Ратные думы лорду Сигмонду харчиться не в помеху. — Истолковала Гильда речения витязя.

Так и было. Сигмонд угощением не брезговал, налегал основательно. Да в миску смотрел мало. Больше глядел на сенешаля, слушал вдумчиво, умно спрашивал.

Неторопливо, обстоятельно, вел воевода свой рассказ, не приукрашая, но и не черня ничего. Сигмонд хмурился. Положение королевских войск выглядело весьма сложным. Сир Саган попал в неприятное положение.

Расположились злоопытные варяги хитро — в междуречье. Два мутных потока, прорезая гряду прибрежных дюн, несли в море свои черные воды. Вот на этих-то песчаных холмах, со стороны суши задернованных, покрытых редкими, ветром искривленными, соснами, и раскинул свой бивак конунг Альт Бездонная Бочка, лодьи держа позади себя, напоготове, у кромки прибоя.

Прикрытый с тылу морем, с флангов — непреодолимыми эстуариями рек, Альт не страшился обходного маневра Сагана. Королевское войско могло атаковать только в лоб, но решиться на это было не просто.

Варяжская дружина в численности уступала ноддовцам, и в ее составе не было конницы. Но рать Сагана, наспех собранная, состоящая из баронских дружин, кланов материковых лордов и коронного войска, монолитностью не отличалась. Предводители поглядывали друг на друга с недоверием. Старые обиды, честолюбивые амбиции и нежелание подвергать себя и своих людей опасной непредугадываемости грядущего сражения, лишало ратников, так необходимого сейчас, решительного упорства истинных воителей.

А вот варяги, этим упорством обладали в полной мере. Вскормленные с острия копья, вспоенные медвежьей кровью, взращенные шквальной волной, с измальства спаянные суровым морским братством, воинами были злыми, умелыми, отчаянными рубаками. Объявленные вне закона у себя на родине, отвергнутые скалами полуночных фьордов, пропитание добывали в бою, жизнь проводили в походах. Как поется в древней Песне «Наши отцы — конунги молодцы, наши браты — острые булаты, наши жены — лодьи снаряжены, наши сестры — длинны веслы, наши деды — ратные победы». И той напевной заповеди неотступно верность хранили.

Вот такие молодцы составляли дружину Альта, да и их ратные доблести блекли рядом с неуемным напором ярых берсеркеров. По тому и объявлен конунг вне закона, что вопреки исконному канону, завел безудержных бойцов на каждом струге втрое больше обычного. И того мало — на бой облачил их в доспехи, чего отродясь варяги не делали. Укрытые броней, напитанные ядом гриба-душегубца, ополоумевшие воители не ведали ни страха, ни боли. Не знали ни жалости, ни сострадания. Не тревожились раскаяньем, не маялись провиною. Но только в сумеречных обломках отравленного сознания одного желали — смерти врагам, смерти, смерти. И густо сеяли ее, костлявую, своими острыми двуручными секирами.

Стратегия Альта была проста, но весьма эффективна. Закрепившись на прибрежных дюнах, обезопасив себя от фланговых ударов, он сидел и выжидал, предоставив юному монарху самому избирать свою долю. Понимал, не может Саган просто так свернуть свой лагерь и уйти восвояси, с позором вернуться в столицу. Еще бы — стоял против варягов, да тронуть убоялся, упустил, позволил разор наводить. Признав тем собственную слабосильность, невозвратно потеряет, так необходимую ему, поддержку поморских баронов. Тогда материковые сеньоры окончательно отворотятся от Короны, начнется в земле Нодд полное безвластие. На руку такое конунгу.

Не может король, и вступать в бой в столь проигрышной для него ситуации. Бесславное поражение, разгромленное войско, а главное — гибель щитоносной конницы, оплота королевской власти. Побежденных не любят, проигравших не жалуют. Тот же позор, в державе разброд, а для конунга — та же выгода.

Сам Альт ничего не терял. Начнет Саган сражение — хорошо, перевес на стороне варягов. Разбить королевское войско, тогда все побережье, да что там, и глубинные земли, окажутся в полной власти морских разбойников. Не начнут, и ладно. Уйдут ли королевские войска, не уйдут, в любой момент можно отчалить и ударить в неожиданном месте. Пока туда сухопутьем успеют добраться ноддовцы, пограбить и безнаказанно уйти времени с лихвой хватит. После опять ударить у нового поселения, потом у нового.

А спешить варягам и впрямь было некуда. Войско ни в чем недостатка не испытывало. Реки снабжали питьевой водой, море — рыбой, в болотных зарослях водились утки, постреливали их. А чтоб разговеться, небольшие дружины о двух — трех стругах, уходили на разбойный промысел. Разоряли ближайшие села, привозили хлеб, мясо, хмельное.

Не в пример варягам, расположилось войско ноддовцев, в гнилой, нездоровой низине. Туманы да мошка, вечная сырость и грязь. Люди хворать начали. И когда пираты на сухих дюнах посиживали, по вечерам у костров залихватские матросские песни горланили:

ноддовцы месили болото, мерзли и мокли. Почем зря ругались между собой, поносили дожди, варягов и своих командиров.

* * *

На плоской вершине дюны задумчив сидел грозный конунг. Соленый морской ветер разметал густые кудри, трепал полы обширного кафтана. Да привычен бриз Альту, не замечает он его. Попивает из огромной, драгоценной церковной чаши крепкий эль, хмурит брови, думает думу.

Недобрая слава, что по всем берегам Ойкумены, шквальным прибоем, катится впереди его лодей, порядком конунга утомила. Велика, непомерна цена той славы. Полновесно оплачена безвременными скитаниями изгнанника. Струги добра полны, на заповедных островах в тайных местах, многократ более схоронено. Да какой прок от тех богатств? Одни змеи подколодные, да летучая погань ночная, сокровищами бесценными любуется.

Седина в бороде, что снег на скалах, а ни кола, ни двора. Пора бы уже внукам радоваться, так и наследника еще нет. Безжалостно сердце морского разбойника, бесстрашно, да порой и его грызет злая тоска, давит обручем черная кручина. Устали глаза от водного блеска, от желтизны песков, от краевидов чужеземных. Все не так, без фьордов родных, без утесов гранитных, без духа верескового.

Да как воротиться в отчий край, в Варяжскую Гиперборею? Покаянным просителем, повинной головой, в рубище и веригах вымаливать милости? Нет, не для Альта это уготовано. Не для ратной его дружины такое бесчестье.

Во славе и почестях надлежит ступить им на родной гранит. Чтоб приветствовали с гимнами да песнопениями. Чтоб ликующие толпы на встречу Альтовым драгонам устремились, с монахами, хоругвями и трубачами. Чтоб по всем храмам попы молебны правили, алилую кричали. Чтоб из самых дальних шхеров съехались конунги с подначальными людьми своими. Что б сам король, ярл Варяжской Гипербореи на берег с приветствием самолично вышел.

И тогда довеку осесть в наследном замке. Привести молодую жену, деточек завести. Сменить боевую секиру на охотничий лук и бестревожно ожидать зимние свои годы. Студеными вечерами, под просторными сводами, у пылающего камина, на хмельных пирах вспоминать прошлые походы, знатные победы.

Да чтоб сие сбылось, нынешней славы пиратской, недостанет. Сильны недруги, злопамятны. Не простят ни доблести Альтовой, ни порушений дурных дедовских порядков, те кичливые в королевских палатах конунги, что страшатся доверить судьбу лодье, а жизнь мечу. Не оберег от них ни злато семитское, ни шелка китайские, ни самоцветы индусские. Напротив, только горше разожгут зависть к его победам, которая и так, тресковой костью в глотке торчит, ночами спать не дает.

Нужно деяние великое, победа невиданная, варяжскими воителями от века не свершенная. Такая, чтоб в скрижали летописные во всех краях монахи худомясые, багряными литерами занесли несмывно. Чтоб весь мир подлунный содрогнулся, ужаснувшись. Чтоб по всем крепостям да весям, дорожным трактирам да замкам, пели скальды Песнь об Альтовой победе. Чтоб старики внукам говорили, а те, сыновьям своих сыновей порассказали. Чтоб друзья возликовали, а недруги от тоски в прибое утопились.

А что может быть подходяще, что славнее, чем сломить силу Ноддовскую. Побить короля Сагана, порубить баронов Поморских, веками варягам препятствия творивших, рассеять, потопить в болотах коронную конницу, оплот вражий. А расправившись с той помехой, сокрушив силу супротивную, разящим мечем войти в пределы королевские, воевать где силой, а где одною угрозою. Лорды слабовольны, горожане пугливы, поселяне лапотные вовсе не в счет. Как своей дружины мало станет, клич кликнуть, есть еще в Гиперборее сорви головы, удальцы ушкуйники. Приплывут на подмогу, пристанут к Альту, коль дело к победе, к богатой добыче. И наймиты ратные, псы войны, толпами сбегутся, души запродажные. А там и герцоги с лордами, в ножки поклонятся, на верность присягнут.

Задумался еще крепче конунг. Так может и не в холодной Варягии, не во вьюжном фьорде, суждено ему окончить дни свои. Но самодержавным властелином богатых земель Ноддовских, увенчанным королевской короной, что силой своего оружия сорвал с головы непутевого Сагана.

Зловеще ухмыляется Альт. Подхватился на ноги, ухватил секиру, крутанул над головою. Холодно сверкнула сталь, и блик этот далеко виден был, в королевском лагере ноддовцам по глазам резанул.

Видел и Саган этот отблеск. Сидение в грязи становилось ему нестерпно. Не по гроб же жизни кильты просиживать, невесть чего ожидаючи. Пора настала решать судьбы людей, долю Поморья, участь Короны. Объявил большой военный совет. Услыша про то, Гильда нерешительно переминалась с ноги на ногу, но Сигмонд, как само собой разумеющееся, сказал: — Ну, чего ждешь? Раз такое дело — пошли совещаться.

Пришли в монарший шатер. Отводилось им место на самом краю стола, все собравшиеся или были, или мнили себя родовитее чужеземного витязя. Гильда покраснела от такого поношения, но Сигмонд спокойно направился за герольдом и спокойно сел. Да сел не сбоку, как все сидели — ухватил табуреты, передвинул в торец, величественно расположился, таким образом, оказавшись напротив короля, да еще и Гильду устроил рядом. Сидевший одесную Сагана пэр Сток, который, равно как и сенешалевна, был неприятно уязвлен пренебрежением доблестных заслуг друга, довольно усмехнулся. Витязь Небесного Кролика с невозмутимым видом положил руки на столешницу и, окинув всех присутствующих внимательным взглядом, изготовился слушать. И вышло так, что скоро все говорящие, нет-нет, да и стали оборачиваться то к витязю, то к королю. От чего смущались, вертя головами в разные боки.

А совещались тяжело.

Лорды нервничали. Воюют они здесь, защищают баронаты. Своих людей губят. А как, не приведи благостный Бугх, алчные соседи на их вотчинные земли позарятся. Пойдут ли на подмогу сегодняшние союзники? Аж никак не пойдут. Каков же резон лордам на окраинных берегах кровь проливать?

Того не мыслили, что не баронские замки они сейчас спасают. Что поморцы не одни только свои наделы от варягов боронят, не об одном своем благе пекутся. Стоят на страже всего взморья, всего водного рубежа королевства Нодд.

Да тревоги у лордов не напрасны. Варяжские дружины редко в сухопутные пределы захаживали, потому врагами особо не считались. А в тех пределах из своих же ноддовцев недругов в достатке. И враждебные кланы, и разбойничьи ватаги и так, по мелочи, всякий люд вооруженный. Все норовят поживиться чужим добром. Одна разница, что забредший пес войны у поселянина поросенка сопрет. А лорд владетельный может и земли соседские захватить и замок сжечь и весь клан под корень изгубить. Вот и выходит — не с руки у моря свои силы свои растрачивать, когда в этой силе и дома нужда имеется. Потому склонялись материковые сеньоры, покуда люди их поголовно не похворали, по женам и чадам не истосковались, поворотить коней, да в родные пределы отправиться. Пусть и без славы, зато и без урона.

Бароны же, наоборот, настроены были воинственно. Роптали. Стоят они тут без дела, а Альт вольно разоряет их поместья. Нехорошо выходит. Упрекали союзников своих в нерешительности, да непостоянстве. Спорили до хрипоты. Забывались порой, что на королевском совете они заседают, друг другу обидные, горькие слова говорили. Близилась ссора.

И тогда Сигмонд сказал свое слово. Гордой медью звучало оно под сводами королевского шатра. Набатом гремело, звенело мечем, ударяемым о вражеский щит. Так сказал, что одобрительно король голову склонил, а сенешаль утер незваную слезу. Так сказал, что Гильда устыдилась, да годиться ли ей, да пристало ли, петь свои Песни пред очами столь красноречивого витязя? Она не знала, что не все слова Сигмондом придуманы. Скорее, как бы он сам определил, речь составляли документальные цитаты и литературные аллюзии, ноддовцам незнакомые.

А говорил какое:

— Полно, братии мои, унынию предаваться.

Полно черной грусти когтить ваши благородные сердца.

Пусть ваш дух взовьется сизым сколом в поднебесье,

Пусть доблесть ваша воспарит могучим орлом.

Не любо ли нам лагерем стоять, да во чистом поле,

Да под шатрами?

Не любо ли нам червлеными щитами поле перегородить,

Ища себе чести, а венценосцу славы?

Пусть не кружит над нами черный Хьюгин-Ворон.

Пусть не распускает свои перья,

Здесь ему добычи не дождаться!

Лети Хьюгин-Ворон в стан варягов — там твоя пожива.

Спеши галичь, каркай громко: «Летим на уедие!»

— Пес им на тризну! — Не утерпел, вскипела горячая кровь у сенешаля Короны. Вскочил, опрокинувши лавку, выхватил из ножен меч. И многие повставали, сверкая глазами, потрясали булатами. Сигмонд, и свои клинки волшебные обнажив, рек далее:

— Лучше от мечей быть потяту, понеже от поганых сраму имать.

Хочу я, братия, копье свое обломать о дюны басурманские.

Хочу я с вами, витязи земли Нодд,

Голову сложить в жаркой сече,

Или зачерпнуть шеломом из великого моря-океана!

Хук! Я все сказал!

А когда стихли боевые кличи, уже спокойно, буднично, словно о деле уже вовсе решенном, добавил:

— Ну, до вечера не долго осталось, пора идти, готовить дружины к бою.

Лорды и бароны потянулись к выходу.

— Ну ловко ты их! — Восхищалась Гильда.

— Тоже мне, ловко. Это пустяки. Ты бы построила акционеров, на годовом заседании. Вот то ловко. А здешний народ прост и чистосердечен. С ним легко.

Саган, тоже доволен был, такому скорому единодушному решению совета. Пригласил Сигмонда придвинуться поближе. Кроме них в шатре остались сенешаль короны, пэр Сток и другие воеводы. Надо было оговорить предстоящее сражение, надо решить, что противопоставить дружине Альтовской, как ее одолеть.

Тут ясности не было. Совет опять зашел в тупик. Восторженность давешнего подъема, сменяла мрачная тревога, шаткая неуверенность.

Было однозначно ясно — силами баронов и лордов с варягами не совладать. Те сомнут их войска, рассеют по долине, потопят в болоте. Не обойтись без сокрушающего удара панцирной конницы. В ней сила короля Сагана, на нее надежда. Отборные воины, умелые наездники, закованные в стальные кирасы, на крепких, укрытых кожаными доспехами конях, не раз решали исход битвы в пользу земли Нодд.

А вот, нанести этот удар было негде.

Хитрый конунг, заманив юного короля в межречную долину, напрочь лишил его этого единственного преимущества. Завтрашнее поле боя с правой стороны обрамлялось топким берегом, левый борт был еще болотистее, а у дюн, и вовсе перерастал в обширную непроходимую топь. Раскисшая, вязкая почва сковывала движение коней, отбирала силы, снижала скорость. Русла рек, ограничивали маневр, а многие старичные озера и болота, рассекали строй, заставляли двигаться кружными путями.

Только центральная, укая, чуть приподнятая часть, была хоть и мокрой, но проходимой для конницы. Логично было, и двинуть этой полосой коронное войско, разрубить варягов по центру.

Да и Альт Бездонная Бочка, знал это. Давно приготовился, предусмотрительно вкопал острые колья, ежей бревенчатых наставил, должно быть и стальные шипы, ранящие копыта, в траве разбросал, и другие ловушки в избытке приготовил.

И тогда, оказавшись в узком пространстве, встретив хорошо налаженную оборону, конница потеряет наступательный порыв, замедлит движение, и тем ослабит силу удара. Не получится одним махом смять, разрубить ушкуйничий строй. Завязнет цвет войска в кровопролитной битве, будет топтаться на месте, гибнуть бесполезно. А как варяги смогут, с них станется, опрокинуть королевские фланги, прорваться по краям, то и вовсе беда будет.

Нет, нельзя пускать сенешалеву дружину узостью срединного сухопутья. Да и держать в резерве, вернее в бездеятельности, наилучших бойцов, никак не годится. Вот и выходит, куда ни кинь, всюду клин. Поморский воевода барон Рансонборг даже предлагал спешить всадников. Да в этом предложении ничего стоящего не было. Сенешаль крепко воспротивился, приводил свои резоны: Дружина коронная, мол, тем и сильна, что кона. Ратники и навыками и оружием для пешего боя непригодны. Поморец и сам это знал, предложил так, от безнадежности, потому на своем не настаивал. Положил на стол тяжелые кулаки, хмуро на них уставился.

Тогда витязь снова взял слово.

— Сир, есть одна задумка. — Вспомнив полковника Приходько, улыбнулся. — Проведем операцию «Багратион». Осуществим прорыв подвижной фланговой группировки в стратегический тыл противника по, наименее ожидаемом неприятелем, направлении главного удара.

Его собеседникам это мало что говорило. Но пэр Сток уже знал, как туманны речения витязя, да как ослепительно ясны дела его.

— Лорд, растолкуй замысел. Поведай пояснее.

Сигмонд поведал. А дело было в том, что ранним утром, еще до света, отправился он с гриднями и Малышом на рекогносцировку. Убедился, что все верно рассказал ему сенешаль, да только болото у левого борта долины, не показалось ему таким уж непролазным. Хаживал он в рейнджерах худшими топями, ничего, живым выбирался. И Ингрендсоны со своим лордом заодно: — Нам, — говорят, — денька два-три, непременно сыскали бы путь к дюнам, есть он, должон быть.

Да деньков этих не было. Зато был Малыш. Положились на звериное чутье, направили вепря вперед. Сами, вооружившись слегами, двинулись следом.

Малыш только всхрюкнул и, довольный, уверено устремился в родную стихию. Болото ему нипочем, почитай, родной дом. Безошибочно обходя губительные трясины, ломая заросли, продираясь сквозь куртины, пробился таки к самому подножию дюн.

Перепачканные, промокшие насквозь, люди изучали вражескую территорию. Как и думалось, никаких дозоров со стороны трясины Альт не выставлял. Такая предосторожность казалась излишней, без надобности здесь людей держать.

Довольные результатами, разведчики двинулись обратно, на пути все повороты, все опасные места, обозначили приметными знаками, чтоб легче было дорогу найти, чтоб не сбиться с безопасного пути.

В этом то и заключался план Сигмонда.

— Сир, болото можно пройти. Трудно, но можно. С этой стороны Альт нас не ждет. Вот здесь и ударить надо главными силами.

С сомнением, недоверием слушали витязя военноначальники. А сенешаль спросил:

— Верно ли, проходима та хлябь?

— Проходима, я сам там сегодня был, всю дорогу отметил.

Страшно бросать цвет войска в такое гиблое место. Пехом то пробрались, а как кони завязнут, а как потонут тяжелые латники?

— Надо до завтра наделать гати, утром незаметно свезти. Есть перед болотом роща, в ней замаскироваться. Оттуда, для варягов незаметно, и проложить путь. Когда бой войдет в кульминационную стадию, когда Альт весь резерв исчерпает, когда его правый фланг окажется незащищенным, тогда и двинуть через болото кавалерию. Решительным ударом смять боевое охранение, вывести мобильное соединение Коронного сенешаля на оперативный простор, и, развивая успех, овладеть тактическими тылами вражеской группировки.

Чудно, непривычно было такое предложение, да только иного не оставалось, как поступить по-сигмондову. Да не таков сенешаль Короны, чтоб с чужих слов своих людей, оплот земли Сагана, в гнилую трясину посылать. И Сигмонд не таков, чтоб на гридня одного полагаться.

Съездили к болоту все вместе, пробрались к дюнам. Хмурился воевода, вязкость дна прощупывал, примерялся, как его дружинники одолеют топи. Наконец, улыбнулся. Хоть седы брови, да глаза молодецким задором искрятся.

— А и вправду, пройдем. Ну, и хитер ты, витязь. Может что из твоей затеи да и получится путевое.

Галопом, как только позволяла дорога, коней не жалея, поскакал коронный сенешаль в лагерь. На ходу команды гридням раздавая, подлетел к своему шатру, оруженосец стремя еще не поддержал, уже спрыгнул старый воин на землю, зычно кликнул сотников да вельделяев.

Унылое оцепенение сменила нервная суета. Все задвигалось, зашевелилось. Тотчас снарядили команду в лес деревья валить, бревна готовить, других за осокой да лозой направили, тех за жердями, этих к вязке настилов приставили. Всех лошадей, вьючных да тягловых обозных, собрали, много груза перевезти надо. Много дел, да людей не хватает и животных маловато будет. Поскакали вельделяи в окрестные села, привели поселян, пригнали коней.

Возчики скотину запрягают, к ременным шлеям цепями бревна крепят, на других въючно навязывают циновки, пригодились поселянские волокуши, настилы на них складывают. Все свозят все в назначенную Сигмондом рощу.

Много впереди работы. Многое успеть надо. Да смеркается уже. Разжигают работники костры, чтоб и ночью гати готовить. И Гильда собралась в шатре свечу засветить, да Сигмонд не одобрил. Спать де мол пора, говорит.

— Так битва же завтра, до спанья ли? — Удивилась сенешалевна. Вот бы нынче…

— Нынче надо как следует отдохнуть, ну а завтра… Это будет завтра. — Сказал свою присказку, скинул одежды, накрылся мохнатым пледом, и тотчас уснул.

А вот в лагере долго не ложились. Но и кто лег, тревожно на ложе ворочался, метался, стонал. Гильда, примостившись у плеча своего витязя, спавшего мирным сном, словно не ратные труды ожидали его следующим днем, но охота в королевском парке, сама долго заснуть не могла. Прислушивалась к звукам растревоженного лагеря, к скрежету затачиваемого оружия, к звону доспехов, к скрипу кожаных седел, к нервной поступи ратных людей.