Слива ржал как умалишенный и не мог остановиться. Дарья спокойно курила на облезлом диване, закинув ногу на ногу. За узким окном Дашиной хибары окном вечерело. Зверюга-пес — смесь бульдога с носорогом спокойно дремал на своем излюбленном месте возле входной двери.

— Ну как ты их грамотно развела этих спецов хваленых! Они-то думали, что мы э… а мы это ни-ни… мы-то в другом месте. Ты вообще как придумала так уйти? Откуда ты такое знала?

— В кино подсмотрела, — спокойно ответила Даша, стряхивая пепел прямо на пол.

— В кино подсмотрела? — переспросил Слива. — Нет, кроме шуток, в кино? Ха-ха-ха. В кино! Эти уроды-то думали, что они нам «бабки» передадут за депутата и мы, как лохи, в натуре, будем их дожидаться, пока они нас за задницу схватят! А мы их напарили, как снопов, как лохов последних!!! Хер вам менты в обе руки! Представляю как сейчас дрючат того начальника, который эту операцию разрабатывал — у него аж портупея дымиться! Ха-ха-ха!

— Да, неплохо за какого-то паршивого старого хрыча получить миллион баксов, — спокойно согласилась Даша.

— Ничего! — вскочил с табуретки Слива. — Это только начало большого дела! Мы еще поимеем их всех по много раз! Они у нас еще попляшут!

Он подбежал к заветному чемоданчику, открыл крышку и восьмидесятый раз за вечер полюбовался ровными рядами долларовых банкнот. Даша только усмехнулась — она знала, что когда-то это должно будет случиться в ее жизни и поэтому была так спокойна и самоуверенна. Деньги — это просто деньги и ничего больше.

— Ну, что по второй выпьем? — предложил Слива, хлопнув в ладоши.

Даша молча встала, взяла со стола початую бутылку водки и разлила ее в два грязных замызганных стакана. Один взяла себе, а второй дала Сливе.

— Ничего, маленькая, скоро мы будем пить из хрусталя французское вино!!! — провозгласил Слива и залпом опрокинул в себя содержимое стакана.

Закусил черствой коркой хлеба с килькой еще из старых запасов Даши, потому как с чемоданом «зеленых» пробирались они по лесу и в магазин за спиртным с таким грузом решили не забегать. Водки у Дарьи в загашнике была всего одна бутылка, что Сливу тяготило, потому что душе хотелось праздника, но купить где-то еще одну не было никакой возможности — в округе жили три старухи, а ближайший магазин был расположен верстах в пятнадцати. Даша прилегла на скрипучий диванчик, из которого торчали пружины и в упор посмотрела на Сливу.

— Ты че уставилась-то? — спросил он. — Че ты?

— У меня должок в Москве остался, — сказала она, — я только вот этим временем и жила, знала что когда-нибудь у меня будет чемодан баксов и такой злющий «кобель», как ты. Я теперь смогу свой должок вернуть.

— Ну, ты вообще, — возмутился Слива, — если я начну свои долги раздавать, то нам этого чемодана «зеленых» не хватит. Я тут одному баклану только за последнее время почти двести тысяч баксов вернуть обещал! Обломится! Переживет! И твои переживут! Не хрен!

— Мои не переживут, — уверенно сказала Даша, — это из-за них я в этой дыре гнию уже пятый год. Козу пасу на лужайке и резиновыми сапогами говно мешу.

— Че-то я не пойму о чем ты? — развел руками Слива.

Даша вздохнула, прищелкнула языком и сказала:

— Я в Москву приехала из провинции пятнадцать лет назад, чтобы в театральное училище поступить. Думала того, что я языком щелкаю, как затвором хватит для того, чтобы меня сразу же приняли. Дура была глупая. Но когда провалилась с треском сразу в три училища, мне потом само собой домой стыдно было ехать, да и не хотелось уже возвращаться в свой замызганный маленький городок. Песня старая, осталась я в столице. Жить-то как-то надо — сначала пошла в киоск продавать там всякую мелочь, потом еще куда-то устроилась, квартиру снимала, парень у меня был — москвич. Сначала он сам за меня взялся, а потом предложил, мол, не хочешь ли отгрести сто баксов «зелени» за ночь? Я подумала и согласилась — это все лучше, чем горбатиться за прилавком круглые сутки. И ты знаешь как-то поперло мне в «профессиональном» плане, понеслось, меня брали нарасхват. Квартиру я себе стала снимать трехкомнатную еще с такими же, как я, двумя бутанами. Круглосуточно клиенты со всей Москвы к нам ездили. Работали мы, конечно, как швейные машинки и день, и ночь. А «крышевал» нас бандит по кличке Борман — рожа такая, в дверь не пролезет, весь волосатый, как обезьяна. «Стриг» с нас купоны, только перья летели. Но все равно и нам неплохо с этого дела перепадало. Вот так я и жила. Мало-помалу накопила и на однокомнатную квартиру в пределах Садового кольца и на иномарку новую, обставила квартирку свою лучшим образом. И стала уже копить уже на трехкомнатную в центре, ведь мне под тридцатник поджимало, возраст для путаны пенсионный. Я понимала, что все — год-два и выйду в тираж. А как брошу заниматься этим делом, думала, можно и на работу устроиться в какую-нибудь контору. Диплом о высшем образовании у меня был, я его заранее купила. Хотела нормально жить, ребенка родить…

Даша замолчала на минуту, поднялась с дивана, взяла бутылку и налила им обоим еще по полстакана. Сливу, который внимательно слушал рассказ Даши, жгла непонятно откуда нахлынувшая на него ревность. Он сам себя не узнавал. Ведь еще недавно он даже не знал о существовании этой женщины, да и вообще относился к женщинам как только к способу сбросить излишнее напряжение, а теперь вот скрипел зубами, слушая ее бесстыдные откровения.

— Однажды Борман приехал ко мне и говорит, мол, собирайся скорее, — продолжила Даша, — клиент такой, говорит, упакованный «бобер», старый хрыч какой-то, торговец антиквариатом, денег, говорит, отбашляет за ночь будь здоров! Я, конечно, быстро оделась и поехала. Ну, правда, там у этого антиквара была не квартира, а музей! Все заставлено всякими безделушками, стены увешаны, мебель вся старинная и дверь в квартиру толщиной со стену. Борман меня привез, я вижу развалина такая лет под семьдесят пять шаркает папочками по коридору. Я еще испугалась — думаю, как бы он на мне не сдох. А этот старый хрыч меня увидел, облизывается аж слюна течет по подбородку. Ну, Борман оставил меня с ним до утра, сам ушел, антиквар меня в койку потащил, даже вином не напоил, сволочь. Хорошо у меня в сумочке с собой всегда коньяк был, чтоб если клиент противный, выпить. Кое-как отмучилась, а утром Борман за мной приехал, забрал меня, денег дал и пошла я в ванную отмокать. Не прошло и получаса — звонок в дверь. Я халат накинула и побежала открывать. Только приоткрыла дверь, а мне Борман как даст в нос, я отлетела и на полу растянулась. А он мне говорит — где яйцо? Я говорю — какое яйцо? А он мне — у старого антиквара яйцо пропало! А я ему говорю — на хрена мне этого старого хрыча волосатое обвисшее яйцо нужно? Жарить я его что ли буду? А он мне как даст ногой в живот, залетели его бандиты, потащили меня в комнату, стали бить. Борман мне говорит, что, мол, стерва прикидываешься — у старика яйцо Фаберже пропало, какого-то там века, цены немереной! Где яйцо? Я ему отвечаю со злости в п… Он говорит — ах, там, так мы проверим! И давай они на мне все то по очереди, то толпой «гарцевать»! Порвали все внутри. А я в глаза этого яйца не видела! Перевернули всю квартиру, меня избили так, что я еле-еле ползать могла…

Тут уж Слива не выдержал, вскочил, схватился за свой обрез и завопил:

— Поехали сейчас же, постреляем, козлов!

— Погоди, — удержала его Даша, — успеем еще. С этим твоим «огрызком» они из тебя самого решето сделают. Дослушай.

Слива покорно сел.

— Ну, вот, — продолжила она, — приходит Борман назавтра и говорит, мол, давай, долг отдавать надо. Яйцо Фаберже пропало после твоего визита, с тебя, мол, миллион баксов за него. А я говорю, мол, откуда у меня такие деньги? А он мне говорит — все с себя снимай, квартиру продавай, машину, короче все, иначе тебе крышка. Через два дня я осталась в старой куртке и рваных джинсах без жилья, без сбережений. Выкинули меня братки Бормановские у трех вокзалов прямо на дорогу и уехали. Я с синяками под обоими глазами, одета, как бомжиха. В карманах ни шиша, куда идти не знаю. Села в электричку, поехала куда глаза глядят, вылезла потом, шла-шла и забрела сюда. Смотрю дом брошенный стоит, я тут и поселилась. Как видишь, обжилась за пять лет. А поначалу в крыше звезды были видны, а в стенах забор, а теперь ничего, даже зимой тепло.

— Я этого суку Бормана, я его, — завелся Слива, — я ему в задницу пасхальное яйцо вставлю и кукарекать заставлю!

— Ты знаешь, я года два назад ездила к девчонкам в Москву, — добавила Даша, — оказалось, что я еще легко отделалась. Оказалось, что Борман со многими проститутками так поступал. Привезет к богатому клиенту, оставит на ночь, а потом предъявит, мол, ты у него то-то и то-то украла. Начинает прессовать и все, что нажито было, отбирает. А куда пойдешь на него жаловаться? В милицию? Так им дела нет. Я хоть жива осталась, а вон Танька из Калуги и Наташка из Орши вообще без вести пропали. Убил он их.

— Бля буду… — начал было говорить Слива, но Даша прервала его:

— Я сама знаю как мне с ними рассчитаться. Завтра поутру двинем в столицу к одному гаврику, моему бывшему клиенту, он занимается всякими темными делишками и нам с тобой поможет. Ты только меня слушайся иногда и все будет ОК.

— Это этот сука Борман тебя бабой называл? — скрипя зубами, спросил Слива.

— Он, — кивнула Даша, — избивал нас каждую неделю для профилактики. Но давай об этом не будем. Ты мне расскажи про себя лучше. Ты-то сам москвич или как? Кто у тебя родители были?

Слива усмехнулся и ответил:

— Мне тут недавно один чудик рассказал, что я это на самом деле не я, а он. А он это на самом деле я.

— Как это? — не поняла Даша.

— Он сказал, что нас в роддоме подменили, — ответил Слива, — что я сын уборщицы и алкоголика, а не сын из семьи профессоров и дедушки, который в Кремле работал и Брежнев ему руку лично жал.

— А ты что сын профессоров?

— А что, не похоже?

— Слушай, ты конечно не обижайся на меня, но первое тебе больше подходит, — сказала Даша, — дети профессоров пристроены, сидят на теплых местах и не бегают по лесу с обрезами.

Слива не обиделся на то, что сказала Даша, ему было по фиг на то что про него думают. Теперь уже он принадлежал только самому себе и ни перед кем не хотел отчитываться. Похож он на сына уголовника и уборщицы — ну и пусть так и будет! Кому какое дело до его происхождения?

— Ну что, всю водку допили, теперь пора идти спать, — предложила Даша.

— Мало водки, — сказал Слива.

— Хватит, — ответила Даша, — не хрен напиваться, завтра трудный день.

Слива согласился. Не идти же за пузырем за пятнадцать километров по сырой пожухлой траве в темноте. Он встал со стула и не раздеваясь рухнул на диван.

Бандит по кличке Борман сидел вечерком с братками в летнем кафе в одном из проулков центра Москвы. Это кафе было его любимым местом уже лет десять и несмотря на то, что уже осень далеко вступила в свои права и все летние кафе в округе были закрыты, хозяин этого заведения не осмеливался закрываться без особого на то распоряжения Бормана.

Все бандиты были одеты в одинаковые кожаные куртки, которые обтягивали их могучие плечи и едва не трещали по швам. Борман что-то рассказывал, громко матерясь и сплевывая на тротуар, по которому изредка проходили прохожие. Беззащитные перед бандитами прохожие метались, убегая от смачных плевков, что очень забавляло дружбанов Бормана. В кафе, кроме них никого больше не было и никто не жаждал задерживаться рядом с такой опасной компанией.

Вскоре неподалеку от Бормана и его друзей мягко остановилась ярко красная «БМВ» с низкой посадкой, стекло окошка ее опустилось и показалось приятное лицо женщины лет тридцати. Она внимательно разглядывала Бормана и его спутников сквозь стекла темных очков минут пять пока бандиты не заметили это.

— Ну, мля, уставилась коза, — громко сказал Борман, обращаясь как бы братве, но так, чтобы и женщина его слова услышала, — дырку на мне протрет скоро.

Братаны громко рассмеялись и повернулись поглазеть. Женщина услышала подколку пущенную в ее сторону, но никак на нее не среагировала. Тогда Борман тоже слегка повернул голову и, искоса посмотрев на женщину, спросил:

— Чего тебе надо тут, чего ты стоишь, чего ждешь?

— Борман, а ты меня не узнаешь? — в ответ спросила женщина своим глухим низким голосом и сняла с глаз темные очки.

— Я тебя не узнаю, — ответил Борман, даже не взглянув на нее, — и давай вали отсюда, не видишь мы отдыхаем, а ты нам мешаешь.

— Я Даша, — сказала женщина.

— Да мне все равно кто ты, — начал уже сердиться Борман, — я тебе говорю — уезжай, ты мне не даешь отдыхать. А не отдохнувший я сердитый.

— Пять лет назад я на тебя работала, — напомнила Дарья.

— Ну ты, в натуре, видимо русского языка не понимаешь, — покачал головой Борман, — ты знаешь, что таких как ты баб у меня несколько сотен работало пять лет назад и я не обязан был вас всех подстилок помнить. Достаточно и того было, что я с вас деньги собирал. Но теперь у меня другой бизнес и шалавами я больше не занимаюсь. Могу дать бесплатный совет. Проедь на Тверскую, скажи, что от меня, там тебя без испытательного срока «оформят».

Последняя фраза Бормана вызвала дружный гогот толпы братков. Он сам едва улыбнулся кончиками губ, потому что он был крутой и суровый, а оттого улыбаться ему не пристало.

— А ты свой новый бизнес, если не ошибаюсь, на подставах открыл? — спросила Даша. — Заставлял девчонок расплачиваться за вещи, которые они не крали. Яйцо Фаберже помнишь?

Борман наконец развернул к ней свой массивный корпус. По желвакам, заходившим на его скулах, было видно, что он сильно рассердился.

— Чего тебе надо, шалава? — сквозь зубы спросил он. — Ты чего мне тут предъявы кидаешь? Какое яйцо, че ты гонишь?

— Яйцо Фаберже, за которое ты меня оставил и без денег, и без квартиры, даже трусы все отобрал, — пояснила Даша.

— Но «поднялась» же ведь опять, не сдохла же, вон на «БМВ» прикатила. Вы, шалавы себе деньги быстро зарабатываете, так что не скули, езжай отсюда! И кто тебя, такую старую бабу Ягу трахает-то только? Молодых что ли нет?

Братки опять преданно заржали шутке шефа, дружно повернувшись чтобы посмотреть на реакцию женщины. Но она и сама широко улыбнулась, хотя одного зуба у нее с правой стороны не было. Выбили братки Бормана тогда, когда яйцо искали. Вставить пока было негде, да и не на что.

— Точно баба Яга! — сказал кто-то из бандитов, увидев щербатую улыбку Даши.

— А я в лесу и жила в избушке на курьих ножках, козу пасла, — сказала Даша, одевая на глаза очки от солнца, — все ждала своего Кащея Бессмертного, когда он придет за мной.

Братки загоготали впокатуху, крутя у виска пальцами.

— Дождалась Кощея-то? — спросил Борман, зло улыбаясь одной половиной рта.

— Дождалась, — подтвердила Даша.

— Ну, вот теперь проваливай отсюда, двинутая, — с презрением сказал Борман, — ты мне и правда, сильно надоела уже.

— Че ты, Борман, пусть посмешит нас еще, — предложил один из братков, — клевая старушка, двинутая по черепу. Давай, старая, ляпни что-нибудь еще, посмеши!

— Посмешить? — переспросила Даша, мстительно прищурив глаза под очками.

Никто этого не заметил.

— Валяй, — добродушно махнул рукой Борман.

— Что ж, посмейтесь, — спокойно произнесла Даша высунула в открытое окно машины ствол автомата.

Моментально опустилось и второе окно автомобиля, откуда высунул и свой автомат сгоравший от злости и нетерпения Слива. Бандиты слишком поздно поняли свою ошибку — свинцовый град пуль обрушился на них, разрывая кожаные куртки и их собственные тела, круша пластиковые столы, разбивая витрины и кроша стену дома. Даша и Слива стреляли грамотно — по очереди, когда один перезаряжал, второй не давал бандитам опомниться. Выпустили оба по три рожка. Из братков не уцелел никто. Трупы лежали друг на друге, кровь их смешивалась и растекалась на асфальте. Борман лежал на спине, раскинув руки с открытым от удивления ртом из которого текла струйка крови.

— Они все были у меня в квартире тогда, — сказала Даша, — и никто меня не узнал. Потому что мы были для них, как куклы надувные — все на одно лицо.

— Поехали, давай уже, — торопливо сказал Слива.

Но уехать они не успели — узкий проулок перегородил автомобиль ДПС. Милиционеры выскочили из машины, спрятались за капотом и нацелили пистолеты на зеркальное лобовое стекло «БМВ».

— Стоять на месте, не двигаться, иначе откроем огонь на поражение! — закричали они.

Никто не ответил им из машины, но автомобиль из которого положили столько бандитов и не попытался уехать с места преступления. Милиционеры восприняли это как сигнал того, что преступники хотят сдаться, но пока не решаются выйти из машины. Тем временем со всех сторон начало уже подтягиваться подкрепление, закрывая даже малейшие пути к отступлению.

— Выходите по одному с поднятыми руками! — снова громко приказал милиционер.

Но из «БМВ» никто не вышел. И тогда страж закона решил дать предупредительный выстрел по фаре, чтобы показать серьезность своих намерений. И он прицельно выстрелил из своего табельного оружия. Но как так вышло — то ли пуля в бензобак попала, то ли в какую-то еще взрывоопасную деталь, да только автомобиль вдруг как взорвался! Разлетелся на куски! Еле-еле успели милиционеры свои головы попрятать от взрывной волны, как на головы им посыпались стекла из разбившихся окон домов. «БМВ» преступников полыхнуло ярким пламенем и загорелось, как чучело зимы на масленицу.