На третий раз после настойчивых звонков отца Татьяна решила взять трубку. Она на него сердилась, потому и не хотела отвечать. Думала — пусть поволнуется, тогда, быть может, сообразит, что ей нужна его помощь. Краб с ходу предложил встретиться, сказал, что дело есть. Татьяна торжествовала. Наконец-то папочка решил проявить к ней интерес и вспомнить, что, собственно говоря, ради нее он в Москву и приехал. Решили встретиться недалеко от станции метро «Савеловская». Там рынок, толкучка, легче затеряться.

У Краба была мысль, что Веня наверняка не ограничится только проверкой места его службы в Североморске, он приставит к нему «хвост». Поскольку Краб уже вылез в их «вертикали» из рядовых исполнителей в число приближенных к начальству, о нем должны были знать все. Вот это Краба и беспокоило. Рано или поздно его «раскусят», и пока это произойдет, он должен добраться до Магнита и до Гомункула.

Поэтому Краб не поехал сразу же после разговора с Татьяной на «Савеловскую». Он сначала доехал до кинотеатра «Космос», что недалеко от ВДНХ, припарковал машину на площадке перед зданием и пошел наверх по ступенькам к сверкающему зданию с космическим кораблем на крыше. Почти сразу на эту же площадку заехала еще одна машина — «Опель» с темными стеклами, в котором сидел за рулем второй знакомый кабан — приятель того, что любил безалкогольное пиво. Не изменяя своей привычке, он, остановившись, стал ковыряться в носу. Еще в машине сидел худой и подвижный парень лет двадцати пяти с тревожно бегающими глазками. Он приник к лобовому стеклу носом и спросил больше у себя, чем у напарника:

— Куда это он пошел? В кино, что ли? Чего ему в кино делать?

— Фильм смотреть, что еще в кино делают? — ответил ему кабан. — Ты давай не сиди, а иди — посмотри. У тебя рожа не засвечена, он тебя не знает. А то, если уйдет, Веня с нас голову снимет.

Худой выскочил из машины, забежал в кинотеатр и увидел, что Петруччо, за которым им приказали следить, действительно стоит у кассы в очереди за мамой с тремя детьми. Чтобы не привлечь к себе внимания, худой спросил у привратника, что за фильм сейчас будет и когда сеанс. Тот ответил, что детский сеанс, и ткнул в афишу с названием фильма пальцем. Худой стал разглядывать афишу с нарисованным на ней зеленым мордатым уродцем с добрыми глазами и увидел, что тот, за кем им приказано было следить, взял билет и пошел в кинозал. Худой сразу же выскочил из кинотеатра, побежал к машине, прыгая через три ступеньки, уселся на переднее сиденье и сообщил, тяжело дыша:

— Слышь, он правда в кино пошел, — сообщил он кабану, — через пять минут уже начало. Слышь, а чего это он пошел в кино на детский сеанс?

— Хрен его знает, может быть, он извращенец, — ответил кабан и прикрикнул на худого: — Ну, а ты чего приперся сюда? Иди быстро бери билет и следи за ним в зале.

— Да не хочу я в кино, сам ты иди, — возмутился худой, — это же мультик для детей, мне будет неинтересно.

— Ты, придурок, тебе не мультик надо будет смотреть, а следить за тем, чтобы Петруччо никуда не «свильнул», — ответил кабан, — а я тут на улице в машине посторожу, чтобы он не уехал. Если ты его упустишь в зале, а он захочет уехать, я его попасу, понял?

— Да не упущу я, — сказал худой.

Он уловил некоторую логику в рассуждениях кабана, выскочил из машины и побежал обратно в кинотеатр. Купил билет, по дороге к залу прикупил пакет попкорна и кока-колу, а забежал в зал, когда уже под восторженный визг детей медленно гасили свет. Народу было не слишком много, в основном родители со своими отпрысками, поэтому он сразу же нашел глазами сидящего недалеко от прохода Петруччо и стал за ним наблюдать.

Тем временем фильм начался. Вопреки ожиданиям худого, сюжет мультфильма увлек его настолько, что он постоянно отвлекался от наблюдения за «объектом», закидывал горстями попкорн в рот, рассыпая его по полу, и хохотал вместе с детьми над приключениями героев. Когда он вспомнил, что не дома телевизор смотрит, — кресло, в котором сидел Краб, было уже пустым..

— Ой, е-мое, — громко воскликнул худой, всплеснув руками.

Попкорн фейерверком разлетелся по залу, обсыпая зрителей, они стали возмущаться, но худой, не обращая внимания, сорвался с места и подбежал туда, где только что сидел Краб. Он заглянул под кресло, но там никого не было. Тогда он спросил у сидящей неподалеку мамаши с ребенком — не видела ли она, куда подевался мужчина, который сидел здесь? Но женщина, гордо подняв высоко подбородок, ответила, что она уже десять лет замужем, поэтому за чужими мужчинами не наблюдает. А после этих слов настойчиво попросила его не мешать им с сыном смотреть фильм.

— Ах ты, селедка сушеная! — нервно закричал худой. — Да кто тебя замуж-то взял?

Это он сказал не от злости, а от страха, что его сейчас, когда он выйдет на улицу, напарник-тяжеловес будет бить по почкам, приговаривая, что он мог бы и раньше взять на складе DVD-диск с этим мультфильмом и посмотреть, чтобы не отвлекаться от наблюдения за объектом. И тут его осенило. А может быть, кабан сумел сесть на хвост Петруччо, когда тот вышел из кинотеатра, и уже «пасет» его по улицам? Худой вытащил из кармана телефон, набрал номер и заорал, скрепляя каждое литературное слово двумя матерными:

— Слышь, кабан, этот фуфлогон, проканал из кинотеатра, я не видел, когда он свалил. Ты его пропас, да? Гонишься за ним?

Ответ, который выдал кабан, состоял уже из одних матерных слов. Худой понял, что Петруччо обставил их, и теперь виноватым перед Веней кабан точно сделает его. В зале стали возмущаться, что какой-то хулиган нагло матерится в присутствии детей и не дает смотреть кино. Нашелся и доброволец, который решил усмирить хулигана, не дожидаясь охраны. А худому только и надо было, на ком сорвать свою злость, тем более что папаша с пацаненком вида был ботанического — обычный очкарик, дохлый, как вяленая мойва. И поэтому, когда папаша подошел к нему и сделал замечание, худой взмахнул рукой с намерением врезать ему по очкам, но, срубленный неожиданной подсечкой, как пушинка полетел по ступенькам вниз ближе к первым рядам. Все дети и взрослые отвлеклись от происходящего на экране и как зачарованные наблюдали за творящимся в зале безобразием, а когда папаша срубил подсечкой хулигана, дружно зааплодировали.

Кабан, который остался на улице в «Опеле», матерился беспрестанно и не знал, что делать. «БМВ» Петруччо стоял на площадке перед кинотеатром, сам «объект» неизвестно куда делся, исчез бесследно, да еще и напарника два охранника вынесли на руках из кинотеатра и спустили вниз с высокой лестницы. Худой шпик прикатился по ней прямо к ногам кабана.

— Обнаглели вообще эти суки, — возмущенно говорил худой, цепляясь за одежду кабана и поднимаясь на ноги, — какое право они имеют меня выкидывать из кинотеатра, если я за билет заплатил? Пусть тогда и деньги вернут, да?

Он искал поддержки у своего товарища. Но тот был хмур и неприступен, как скала.

— Я вообще на них в суд подам, — продолжал вещать провинившийся худой, — меня еще там один дзюдоист кинул вниз своим приемом! Оборзели, очкарики, да? И эти со ступенек скинули! Давай-ка вместе сходим, деньги пусть вернут!

— Давай, — согласился кабан.

Но когда вдохновленный поддержкой товарища худой повернулся к нему спиной, намереваясь идти требовать деньги за билет, кабан размахнулся и врезал своему напарнику по спине кулаком так, что тот прочно влип в ступеньки кинотеатра «Космос».

* * *

Татьяна сидела в своем «Лексусе» возле Преображенской площади в самом начале Краснобогатырской улицы, где они договорились встретиться с отцом. Машина Татьяны была закрыта, чтобы никакие гопники не могли неожиданно открыть дверцу, выбросить хозяйку на улицу и машину угнать. Сколько хочешь таких случаев бывает в Москве, особенно если женщина за рулем. Она смотрела на дорожку, которая вела по направлению к метро. Как всегда, отец появился с другой стороны и постучал в стекло. Татьяна вздрогнула от неожиданности, отец приложил руку к отсутствующему козырьку и отдал ей честь.

— Привет, ты меня напугал, — сказала Татьяна, открыв дверь машины, — я думала, бандиты напали, а это ты…

— А я теперь тоже практически бандит, — сказал отец, — одно радует, что это временно, я просто «диверсант» в стане наших злейших врагов. Ну, рассказывай, что там у тебя стряслось.

Татьяна так ждала отца, чтобы выговориться, поэтому затараторила, как швейная машинка, не останавливаясь. Она рассказала про то, как они со Святогором вычислили сбежавшую Анжелику и потом заманили ее в квартиру звукооператора, чтобы узнать, кто стоит во главе «пиратов» и кому она передала материал, а та начала палить по ним из револьвера и заперла их в комнате. Рассказала и о том, как Святогор нашел визитку Владимира Исааковича Каца — директора агентства фотомоделей «Афродита», как Татьяна поехала к нему и узнала домашний адрес и телефон Анжелики.

Вот теперь она хочет вместе с отцом проникнуть к ней в квартиру, прижать ее хорошенько и выведать, кому Анжелика передала музыкальный материал, похищенный Святогором из студии. Без отца она этого сделать не может, потому что Анжелика вооружена, вдобавок может быть в квартире не одна, а со своим другом, или с двумя-тремя, и Татьяне одной со всей этой ордой не справиться. А у отца есть пистолет, она видит его рукоять, торчащую из подмышечной кобуры. Краб, которого Веня и правда снабдил новеньким «Макаровым» и разрешением на ношение оружия, хмыкнул и сказал:

— Выходит, у тебя, кроме меня, в этом городе и обратиться не к кому? Как же ты живешь-то, дочка, в этих каменных джунглях, где тебя каждая собака знает, где плакаты с твоими фотографиями висят на каждом углу? А друзей, выходит, у тебя совсем нет?

— Вот так и живу, — грустно ответила Татьяна, — в шоу-бизнесе друзей и не бывает, папа, там как в курятнике — каждый норовит повыше забраться и на того, кто ниже сидит, нагадить. О какой тут дружбе может идти речь? Да и нет у меня времени на друзей. Я думала, что Бальган мой друг, а оказалось, он просто мною торгует, как вещью. Тут недавно хотел подложить меня под олигарха Сметанина, чтобы тот начал меня спонсировать.

— Погоди, — перебил отец, — в каком смысле «подложить»? Неужели в том самом, что я боюсь даже подумать?

— Именно, — кивнула Татьяна, — в том самом, что ты боишься даже подумать. Я еще подралась с певцом Алмазом, разбила ему губы и дала пинка. И спонсор его, Аркадий Варламович Гандрабура, на меня тоже обиделся. Так что мне теперь в любом случае надо добраться до этого Магнита, а то ведь Бальган меня толкает на панель.

— Да я самого его на панель поставлю, — хмуро сказал Краб, — не хватало еще. Ты держи меня в курсе…

— Не заводись, я не маленькая, сама справлюсь, — сказала Татьяна.

— Хорошо, — кивнул отец, — давай, пока у меня есть время, сгоняем к дому твоей Анжелики, посмотрим, что там можно сделать. Только надо мне какую-то маску купить, а то, если эта Анжелика связана с Веней, Гомункулом или самим Магнитом, то мне свою физиономию «светить» ни к чему. У меня и так сегодня была «приятная» встреча со старым знакомым. Меня чуть не разоблачили.

— Я знаю, тут недалеко есть магазин карнавальных костюмов, там разные маски продают, — ожила Татьяна, — купим и тебе, и мне по маске, чтобы нас не узнали.

— Думаешь, карнавальные маски будут как раз? — с сомнением спросил Краб. — Волки, лисички там всякие?

— А то! — ответила Татьяна. — Только мы с тобой купим что-нибудь позабавнее, чем просто волк или лиса. Например, тебе маска вурдалака очень подойдет.

— Спасибо, — кивнул отец, — всю жизнь мечтал побыть вурдалаком.

— Но сначала нам надо позвонить Анжелике и узнатъ, дома ли она, — продолжила Татьяна. — Позвони ей со своего телефона, попроси Анжелику. Если она спросит кто это, скажи, что ты менеджер модельного агентства и приглашаешь ее принять участие в показе, ну, например, нижнего белья. Она откажется, и ты положишь трубку.

— А если она согласится участвовать в показе?

— Это вряд ли, — помотала головой Таня, — у нее теперь есть другой источник дохода, чтобы голой задницей вилять за копейки. Но если даже она согласится, ты скажи ей, что заплатишь за показ пятьдесят долларов, и тогда она наверняка откажется.

Краб взял в руку свой мобильный, Татьяна вытащила из бардачка листок с приклеенной фотографией Анжелики в купальнике и написанным внизу адресом. Краб глянул на фото, заметил, что фигурка у девочки что надо, и сказал об этом вслух. Татьяна удивилась.

— А я-то думала, что ты вообще женщин не замечаешь, — сказала она.

— Если бы я женщин не замечал, то как бы ты на свет появилась? — парировал Краб. — Хотя вот тут на днях, когда я на Украину ездил, прокололся. Одна женщина понравилась мне, маму твою в молодости напомнила. Отвлекся я на нее, а мне потом все ребра пересчитали. Видишь, ссадины на лице?

— Вижу, — кивнула Татьяна, — сразу заметила, только спрашивать не стала, думала, сам расскажешь. А я-то думала, что ты непобедимый, а тебе, значит, на Украине наваляли по самое не хочу?

— Не все коту Масленица, — усмехнулся в ответ отец, — бывает и метлой под зад.

Он еще раз взглянул на бумажку с домашним телефоном Анжелики и стал набирать номер. В трубке раздались длинные гудки. На пятый или шестой гудок нетрезвый мужской голос что-то пробурчал в трубку. Краб поздоровался и попросил пригласить к телефону Анжелику.

— А ее нет, этой суки, — ответил мужчина, — и передай ей, пусть за вещами лучше не приходит, пока все деньги украденные мне не вернет! А если сам найду ее — убью! А вообще, кто ее спрашивает, а? Ты кто вообще, ты чего звонишь? Ухарь ее новый, что ли? Или старый какой козел на «Мерседесе»?

Краб вежливо ответил, что он-де не козел на «Мерседесе» и на руку и сердце Анжелики не претендует, он всего-навсего менеджер модельного агентства и хочет пригласить Анжелику на очередной показ французского белья. На это нетрезвый мужчина ответил, что она здесь больше не живет, а потом выдал в адрес Анжелики целую тираду ругательных слов. Краб поинтересовался, а кто, собственно, с ним разговаривает — муж ее, что ли?

— А тебе не все равно, падла, кто я такой? — спросил мужчина. — Или ты меня вместо нее хочешь на показ нижнего белья позвать?

И он снова стал ругаться матом, теперь уже в адрес звонившего. Краб благоразумно не стал вступать в перепалку, а просто выключил трубку, повернулся к Татьяне и сказал:

— Похоже, она там больше ни живет…

— Я знаю, слышала, — нахмуренно буркнула в ответ Татьяна.

Анжелика была какой-то неуловимой. Вот и ухажера своего обставила — у него деньги украла. Может быть, Татьяне и правда не стоило затевать это расследование, а положиться на отца, который уже очень близко подобрался к Магниту?

Но назавтра к вечеру Татьяне пришла в голову умная, на ее взгляд, мысль. Она подумала — а если тот самый нетрезвый мужик, что ответил по телефону ее отцу, и есть перекупщик, что в паре с Анжеликой провернул эту сделку по одурачиванию влюбленного Святогора и похищению музыкального материала Татьяны? Эту версию сначала следовало проверить, а потом уже звонить отцу и обращаться к нему за помощью, чтобы зря его не дергать. К тому же и страшные маски латексные она уже купила — страшную маску ночного вурдалака с волчьей головой для отца и для себя — злобной ведьмы. Адрес Анжелики в Новокосино она знала — номер дома и квартиры, а также название улицы были написаны на листке, который она получила от Владимира Исааковича Каца.

В студии пока работы не было, обиженный Алмаз взял тайм-аут и уехал вместе со спонсором на Карибы, поэтому Святогор круглые сутки паял какие-то провода и устанавливал новые программы на свой компьютер.

Татьяна, решив провести опознание ухажера Анжелики с помощью Святогора, который единственный видел перекупщика, насильно забрала звукооператора из студии, не дав ему допаять схему, и потащила с собой в Новокосино. План ее был прост — попытаться выманить из дома того мужчину, чтобы Святогор его увидел и опознал. Если этот Анжеликин ухажер и играл роль перекупщика, то наверняка он знает и того, кому они вместе с Анжеликой передали музыкальный материал.

Татьяна и Святогор подъехали к дому, указанному на листке. Святогор всю дорогу в машине не выпускал фото Анжелики из своих рук, любуясь на возлюбленную в бикини и вздыхая. Татьяна остановила машину в пространстве между гаражами, куда не падал свет фонарей. Был уже поздний вечер, редкие прохожие спешили домой к телевизорам, но в основном улица была пустынной.

— И все-таки Анжелика — это лучшее, что было в моей жизни, — с печалью в голосе произнес Святогор.

— Дай сюда, — выхватила у него фото Татьяна. Она посмотрела на листок и набрала номер, по которому вчера звонил ее отец. Снова ответил тот же мужик, только на этот раз он был трезв, разговаривал внятно и почти без матов.

— Я от Анжелики, — сказала Татьяна, — она попросила меня забрать у вас ее вещи…

— Что она просила? — вспылил мужчина. — Что эта сука просила? А деньги, которые она у меня сперла, она мне передала обратно, эта сука?

— Она дала мне какой-то толстый конверт, — быстро нашлась Татьяна, — сказала, отдать его вам, мол, там лежит то, что она вам должна. Я жду вас около вашего дома, внизу около гаражей-ракушек, только, пожалуйста, соберите все вещи.

Мужик бросил трубку. Непонятно было — выйдет он или нет. Татьяна и Святогор стали наблюдать за подъездом. Минут через двадцать металлическая дверь открылась, и из нее вышел широкоплечий мужчина лет тридцати с большой сумкой, закинутой на плечо, которую он придерживал левой рукой. А правую руку он засунул под куртку и там держал. Татьяна процентов на девяносто была уверена, что под полой этот мужик с уголовной мордой держит то самое оружие, из которого палила по ним Анжелика. Дело принимало не слишком приятный оборот.

Выйдя из подъезда, мужик остановился и пристально огляделся вокруг, не спеша выходить на дорогу, а уличный фонарь хорошо освещал его. Святогор приник к биноклю, который еще с прошлого раза оставил в машине Татьяны Григорий Иванович и, разглядев лицо мужчины, закивал головой:

— Да, это он! Точно он! Он был тогда с ней, когда я ему музыкальный материал передал! А он мне деньги заплатил, которые потом Анжелика забрала.

Мужик шагнул на дорогу, по-волчьи озираясь и держа руку под полой наготове.

— На хрена нам тогда сдалась Анжелика? — спросила у себя Татьяна.

И приняла решение действовать немедленно, не дожидаясь помощи отца. Она резко нажала на газ, и «Лексус» рванул вперед прямо на мужика с сумкой. Тот увидел мчащуюся на него машину, выдернул правую руку из-под куртки, в которой, как и предполагала Татьяна, оказался револьвер. Видимо, мужчина и не рассчитывал на благоприятный исход встречи, если заранее вооружился, но никак не предполагал, что его будут таранить иномаркой. Он замешкался — не зная, то ли стрелять, то ли бежать, — и оттого проиграл время.

— Что ты делаешь, ты задавишь его!!! — закричал испуганный Святогор.

— А то! — сквозь зубы произнесла Татьяна, сильно давя на педаль газа.

Растерянный мужик решился стрелять, бросил сумку и вскинул руку с револьвером в направлении мчащегося на него «Лексуса». Но выстрелить не успел, Татьяна снесла невысокий деревянный заборчик у подъезда, и ударила бампером стрелка раньше, чем тот успел нажать на спусковой крючок. Его от удара закинуло на капот, Татьяна вдавила тормоз в пол, мужик, соскользнув с капота «Лексуса», упал на асфальт и прокатился метров на пять вперед. Святогор от резкого торможения съехал с сиденья и ударился лбом о ветровое стекло.

— Я знал, что ты ненормальная, — едва придя в себя, сказал он, — но не знал, что настолько. Ты же убила его!

— Хватит скулить, — ответила Татьяна, открывая дверь «Лексуса», — живой он. Лучше помоги мне загрузить его в машину.

Сбитый ими мужик в самом деле оказался живым и даже в сознании. Когда они волокли его в салон «Лексуса», он матерился и скрипел зубами от боли, но сопротивления оказать не мог. Запихав его на заднее сиденье, Татьяна подобрала сумку с вещами Анжелики и револьвер. Оружие сунула Святогору в руки и приказала стрелять, если мужчина надумает дурить. Звукооператор, который никогда раньше оружия в руках не держал, стал отнекиваться, но Татьяне уговаривать его было некогда, она гневно взглянула на него, и звукооператор понял, что лучше подчиниться, взял револьвер в правую руку, а Татьяна завела мотор, и они помчались подальше с этого места.

— А-а, как больно, — стонал сзади мужчина, — вы, твари, суки, падлы, вы ответите за это!

Но призвать никого к ответственности он не мог, похоже, действительно сильно пострадал при столкновении с машиной, потому мог только скрипеть зубами и стонать. Святогор паниковал, что сбитый ими мужчина умрет, но Татьяна махнула рукой — мол, ничего страшного — от пары переломов еще никто не умирал. Остановившись на обочине, Татьяна сказала стонущему мужчине, что они отвезут его в больницу лишь в том случае, если он сейчас быстро, как на духу, расскажет им, кто заказал ему и Анжелике украсть музыкальный материал. Но тот матюгнулся и потерял сознание.

— Черт, что делать теперь? — засуетился Святогор. — Нас посадят в тюрьму за преднамеренное убийство! Я не хочу в тюрьму, там таких, как я, интеллигентов не особо жалуют!

— Да замолчи ты! — рассердилась Татьяна. — Отвезем его на студию, там сейчас тетя Шура уборщица убирается. Она до пенсии была врачом-травматологом, причем не простым, а заслуженным. Пусть посмотрит его и скажет, что нам с ним делать.

— А если он умрет по дороге? — паниковал Святогор.

— Если умрет, то мы камень ему на шею прицепим и в Москву-реку с моста сбросим, — спокойно ответила Татьяна, — на корм рыбам-мутантам.

— А-а-а-а, — затрясся от страха звукооператор, — я на это не пойду, я не убийца…

— Ладно, успокойся, шучу я, — сказала Татьяна, — я тоже не убийца.

И она вырулила свою машину на улицу, которая вела в Центр, туда, где находилась их студия.