Выходцева с трудом разлепляет тяжёлые веки. Яркий свет отзывается резью в глазах. Кровь давит на мозг, черепушка раскалывается, словно после великой гулянки. Тело в полном изнеможении — усталость мертвецкая. Катя вглядывается в неизвестную обстановку. Где она? Всё в дымке: светлая комната, обои на стенах в голубых тонах, окно прикрыто жалюзи. Как здесь оказалась? Последнее, что всплывает в памяти — девушка-кровопийца. Мия вводит в транс, а когда появляется Дориан, то от безысходности руки опускаются. С двумя сильнейшими ламиями одной не справиться.
Вопросов море… Интересно, почему не умерла?
Выходцева резко поворачивается к двери — никого. Перед глазами пляшут звёзды, головокружение сменяется подкатывающейся тошнотой. Взгляд скользит на тумбу. Полупустой графин с прозрачной жидкостью, а рядом бокал. Катя силится поднять руку, но никак — жалкие потуги, и она обвисает плетью. Замычав от злости, отворачивается и чуть было не падает с постели — Дориан Мареш рядом. Неуверенно переступает с ноги на ногу. В глазах мелькает радость, на лице не то раскаяние, не то отвращение.
— Привет!.. — начинает на идеальном русском и запинается Дориан. — Как себя чувствуешь?
Чутьё шепчет: «Доверие…», — но воспоминания носятся кровавыми картинками. Чёрные глаза, сканирующие мозг, удлиненные клыки Дориана, его ледяное дыхание опаляющее кожу. Крепкие объятия и затихающий голос ламии: «Şi false pasquil sale, prea ucide. Vargr nu a fost interesat, şi fost obosit». Фраза засела и крутится заезженной пластинкой.
— Нормально, — с заминками отзывается Катя.
— Меня зовут…
— Дориан Мареш, — заканчивает Выходцева холодея от ужаса.
— Ты меня знаешь? — озадачивается ламия.
— Слышала… — обтекаемо кидает Катя.
— Кхм, если от Варгра, то даже представляю, что, — хмурится Дориан.
— Скорее, от Драгора, — поправляет Выходцева.
— Немногим лучше, — досадливо цокает Мареш. — Бъёрны нас недолюбливают.
— Не только они, — интуитивно сжимается Катя. — И есть за что.
— Прости…
— Что сказала тебе Мия перед уходом? — срывается вопрос, так и не дающий покоя.
— Чтобы я убил… — осекается Дориан, явно подбирая слова, — девушку, с которой встречаюсь, — добавляет с видимой неохотой.
— Нойли? — робко предполагает Катя, ламия вместо ответа лишь кивает.
Теперь все понятно! Вот почему его руки дрогнули. Выходцева переводит дух — Мареш помог чуть приподняться. Взбивает подушки и усаживает. Наливает воды, прикладывает к губам — живительная влага касается иссохшего горла, Катя мычит от удовольствия.
— Ч-ш-ш, — отрывает бокал от её рта. — Нельзя, — знающим тоном поясняет и ставит на столик. — Организм обезвожен. Много воды тебя убьет!..
Катя нехотя соглашается.
Вопросов, как мошкары на болоте. С чего бы начать?..
Почему не хочется бежать от ламии? Страх есть, но он притупляется подозри-и-ительной благодарностью. Мареш не кажется чудовищем, как все кровопийцы. Он на удивление близкий и даже больше — до омерзения родной.
— Когда ты меня укусил… это было спасение? — интересуется Выходцева. Счастье, озарившее лицо ламии, яснее слов. Катя натянуто улыбается: — Перед тем, как потерять сознание, мне померещилось, что ты прозвучал в голове: «Верь!». Правда, всего на секунду…
— Прости, по-другому было никак… — Дориан аккуратно садится на край постели.
— Где я?
— У нас в доме — в Ласгерне. Мы с Ваиком и Штешой решили тебя укрыть пока здесь. Нужно восстановить силы, окрепнуть.
— Ой, так неудобно…
— Почему? — на лице Дориана вспыхивает тревога. — Кровать жёсткая?
— Я не о том, — торопится оправдаться Катя. — У вас и своих дел, наверное, уйма, а приходится нянчиться со мной. К тому же когда Ламия узнает… Она тебя… Ой, — Катя часто заморгала и стыдливо прикусила губу, — она вас всех…
Дориан опускает голову:
— Тебя это не должно волновать. Справимся сами. Ты успеешь уехать.
— Уехать, — отстранённо вторит Катя и наступает задумчивая пауза. — Скажи, твоя встреча с Мией неслучайная?
Мареш поднимает на миг глаза и отводит.
— Это твоё личное дело и дело Нол, — тихо заключает Выходцева. — Клянусь, не скажу ни слова. К тому же я в долгу перед тобой.
В комнате опять наступает тишина.
— А кто эта Мия?
— Ты её не знаешь? — озадачивается Дориан и секунду пристально всматривается.
— Нет, — мотает головой Катя.
— Её звали Мия Боцарис, она была ближайшей подругой Ламии. Их дружба тянулась из сумрака тысячелетий. У них даже имена созвучные. Мия поддерживала королеву с давних времён. Её часто принимали за Ламию, ведь они даже внешне очень похожи. Это выгодно. Ламия скидывала часть дел на подругу — не везде же быть самой.
— А почему ты говоришь в прошедшем?..
Молчание вязкой невидимой паутиной окутывает комнату.
— Для меня это было трудное решение, — наконец выдавливает Дориан и поспешно встаёт с постели. — А сейчас отдыхай. Тебе нужен покой.
— Скажи, — окликает Катя ламию уже возле двери, — а мои вещи вы, случаем, не прихватили из гостиничного номера?
— Да. Туфли, плащ…
— Здорово, — камень падает с души. Выходцева улыбается: — А можно их принести?
— Конечно.
Дверь за Дорианом захлопывается. Катя машинально притрагивается к шее. На месте укуса шершавая поверхность — лейкопластырь. Отдирает, проводит кончиками пальцев по ране. Странно — грубоватые корочки затянулись, а укусили только вчера. Хотя… кто его знает, сколько без сознания пролежала? Никогда прежде кровопийцы не подбирались настолько близко, ведь давно уже думала, что самый простой вариант доставить к королеве — это сначала убить! Ну и плевать, что на одну жизнь меньше будет… Или подстрелить каким-нибудь снотворным — против лома нет приёма. Но пока везёт — чутье всё время начеку. Правда, оно лучше работает, когда одна, без оборотня.
Выходцева прикрывает глаза — как всегда одна. Варгр… По телу разбегается тепло, окутывая и умиротворяя. Столько всего нужно обдумать, принять массу важных решений, расшифровать иероглифы… слинять от королевы… Но всё отступает — выплывает образ Варгра.
Интересно, как он? Что делает? Вспоминает? Вряд Нол… Улучив момент, побежал, точно верный пес, к Нол. К тому же после записки, оставленной в номере… Если по совести, получи такую от него, убила бы при встрече. Нашла бы извращенную и мучительную пытку и истязала бы его.
Кровь приливает к щекам. Катя вымучено стонет и, свернувшись в комочек, натягивает простынь до подбородка. Дура! Пошла на это осознанно, знала, что окончательно рвёт отношения. После первого раза, когда Бъёрн на кухне… Чёрт! Варгр предупреждал, чтобы никогда втихомолку не бросала, но свои проблемы привыкла решать сама. Рассказать, о том ужасе, случившемся в детстве — да ни за что и никогда. Это её и останется с ней навсегда! Зато теперь с Белуговым покончено. Правда, отмщение, как всегда обошлось дорогой ценой. Хотя нет, в этот раз хуже. Раньше каждая встреча с Белуговым оканчивалась собственной смертью, но это не пугало — ведь оживать можно ещё и ещё.
Зато теперь… Душа разрывается от тоски. Вот что делать с разбитым сердцем и растоптанными чувствами?
Эх, влюбилась… в самого чёрствого, наглого, недоступного типа. Властного и… увлечённого другой. Нет! Всё же правильно поступила, когда порвала отношения. Хотя куда вернее было бы их и не начинать. Только это телу не смогла объяснить — дало слабину…
Ужас! Чувство — омерзительное, а ещё постыднее ощущать, что желание до сих пор не проходит — обратилось в ломку. Воспоминания настолько болезненны, что умереть кажется самым простым выходом. Вот бы ещё при очередном умерщвлении память стиралась. Чудовищно — Варгр, несмотря на грубость, приручил, как домашнюю зверюшку. Твою мать! Рефлекс Павлова выработал! Последнее утро доказало — он невероятно нежен, когда захочет. Сама просила… опять умоляла. М-да, нет самоуважения!.. С Варгром оно притупляется, отступает и это после того, как ему ночью снилась Нол.
Катя смахивает непрошенные слёзы — ладно, всё! Пора забыть. Стереть из памяти, будто страшный сон.
* * *
Сумрак ночи прорезают дождевые капли, освещаемые фонарями габаритов. Яркое пятно неоновых ламп — единственный луч, спасающий на опасной дороге. «Водные стрелы», направляемые порывами ветра, разлетаются в стороны, некоторые гулко ударяются о шлем и размывают обзор трассы. Тишину нарушает рычание мотоцикла.
Выходцева ловко петляет по сложной дороге. Сердце отбивает ускоренный ритм под стать скорости байка. Страх сковывает тело, в голове мощно пульсирует кровь. «Грозный зверь» сильно накреняется, входя в крутой поворот. Катя нажимает на тормоз — колеса истошно визжат. Резко пахнет паленой резиной. По телу проходится молния ужаса — на выходе из зигзага по всей ширине дороги путь преграждает поваленное дерево.
Выходцева отпускает руль и, оттолкнувшись от мотоцикла, взмывает. Кувырок в воздухе — и приземляется на четвереньки. Скрежет скользящего по дороге байка больно врезается в мозг. Мотоцикл ударяется о ствол — огни гаснут, наступает тьма…
Катя, сбросив шлем, бежит вперёд. Перепрыгивает валяющееся дерево и, не сбавляя скорости, мчится дальше.
Виски пронзает боль — чутьё вопит: «Ламии рядом!» Сквозь толщу остроконечных сосен и невысоких, но раскидистых берез, никого не разглядеть, но нюх не обманешь — трупная вонь забивает носоглотку. Твари настигают.
Выходцева сворачивает на обочину и без раздумий прыгается в кусты — трава, прошелестев, смягчает приземление. Мгновенно вскочив, бежит вглубь леса. Нужно тянуть время! Бежать, пока хватает сил… Варгр спасет…
Продираясь сквозь высокие кусты, врывается в ровные ряды прямых великанов. Лавируя между деревьями, поглядывает по сторонам. Жилы трещат, в ногах свинцовая тяжесть — силы на исходе, скорость падает… Уже движения, как в замедленной съёмке.
Что случилось? Почему?..
Тело отказывает, холодок морозит кожу.
Сильный удар вминает в ствол дерева. По спине расползается тупая боль, дыхание вылетает вместе с хрипом. Но вырваться никак — цепкие руки держат за плечи. Сверкающие жёлтым глаза точно фонари. Приближаются клыки… Катя уворачивается и коленом врезает кровопийце в пах. Ламия сгибается и Выходцева, ухватив его за голову, резко скручивает — хруст проносится, исчезая в черноте леса. Оттолкнув, мчится дальше. По лицу стекают струи воды — дождь, как назло, льёт не переставая. Позади раздаётся треск — Катя лишь успевает оглянуться и тотчас затылком глухо ударяется о твёрдое. В ушах зависает звон. В темноте сверкает сноп искр, тошнота волной подкатывает к горлу. Дышать нечем, грудь сдавливает словно пресс-машиной.
Выходцева, силясь, разлепляет тяжёлые веки. Верзила-кровопийца, смердит, яростно пыхтя в лицо. Взлохмаченный, озлобленный, клыки угрожающе удлинены. Катя непроизвольно зажмуривается, судорожно бьётся, но вырваться не получается. Ледяное прикосновение смерти приближается, щекочет кожу на шее — острая боль сменяется охлаждением. По венам точно ледяные потоки бегут.
«Я найду тебя…», — мелькает образ разгневанной Ламии. Лицо искажено яростью, в пасти между белоснежных клыков играет раздвоенный змеиный язык. Выходцева испуганно отшатывается и распахивает глаза. По комнате эхом летит отголосок собственного протяжного крика: «Нет!..» Морозный пот покатится по лбу.
Катя рвано выдыхает и спускает ноги на пол.
Ужас! Кровопийцы нашли лазейку! Через сон…
Грудь щемит от боли. Осушив бокал с водой, ставит на столик. Рана на шее ноет, внизу живота сворачивается от рези.
Выходцева морщится, опять подкатывает волна тошноты. Зажав рот, соскакивает с постели и бросается к двери. Едва не врезавшись в неё, отпрыгивает — она распахивается со стуком и на пороге замирает Дориан. На лице застывает гримаса взволнованности, глаза диковато раскрыты. В долю секунды оказывается рядом и, подхватывает на руки. Объятия ледяные, но в тоже время крепкие и жёсткие — по телу растекается чувство защищенности. Опять хлопает дверь.
О-у, туалет!.. Кафельная плитка обдаёт холодом голые ступни — Катя, пошатываясь, шагает к унитазу и слоняется над ним.
Желудок едва не прилипает к рёбрам, внутри пустота и даже желчь закончилась. Выходцева откидывает волосы и садится на пол. Утерев рот, закрывает глаза и прислоняется к стене. По коже опять бегут миллионы колючек.
— Не смотри на меня, — хрипло бормочет Катя и смотрит на Дориана. Ламия не уходит — просто отворачивается и упирается руками в дверной проём.
— Прости… — бросает ламия через плечо.
— Не могу понять, почему, когда очухиваюсь от очередной неприятности — я голая. То ли мужчины умеют только раздевать, а на «одеть» сил уже не хватает, то ли одежды на меня не найти. Вроде не самая толстая и высокая.
Дориан хмыкает:
— И тебя сейчас это волнует?
— Да, — кивает Выходцева, еле сдерживая смех. — Я ведь непривередливая. Согласна даже на мужскую футболку или рубашку…
Мареш чуть откидывает голову:
— Ты меня поражаешь, — тихий хрипловатый хохот наполняет помещение. — Хорошо, я закрою глаза, пока ты раздета.
Поворачивается уже с опущенными веками. Ловко расстёгивает пуговицы на белоснежной сорочке. Первая… вторая… третья…
— О-о-о, ты решил стриптиз устроить? — всё же усмехается Катя.
— Да! — уголки губ Дориана приподнимаются. — Тебе обидно, что ты голая, вот решил: будем в равных условиях.
— Отлично! Только я сейчас не в состоянии оценить всех мужских прелестей. Это ничего?
— Равнодушно взирающий зритель — тоже зритель. Нет оваций, так ведь и не освистывает, не закидывает помидорами, — подыгрывает Мареш.
Распахивает сорочку, шёлк соскальзывает с широких плеч.
Хм, когда кровопийца одет — выглядит худощавым, но что удивительно, когда раздевается — тело атлетическое. Грудные пластины словно выкованы из стали, четкие контуры каждого мускула поражают подтянутостью.
— Тебе говорили, что ты… — смущённо запинается Катя, — белый, как мертвец.
Дориан на секунду замирает:
— Мертвецу говорить, что он мертвец? — деланно задумывается. — Нет, ты первая…
— Другие, наверное, постеснялись…
Мареш приседает на корточки и бережно накидывает на плечи Выходцевой сорочку.
— Ну, ты и гад, ламия, — опять хмыкает Катя. — Тебе же всё равно, закрыты глаза или нет. Совесть, что, умирает вместе с плотью?
Дориан распахивает глаза, в них сверкают бесовские жёлтые огни:
— Мне также всё равно, есть на тебе одежда или нет!
— Зато мне нет, — отрезает с улыбкой Выходцева. — Вроде как прикрыта, не так стыдно. А то, что у тебя замашки настолько аномальные, пытаюсь не задумываться. Так проще общаться. Другого хватает за глаза.
— Это чего?
— Запаха! Смердишь мертвечиной, — Катя брезгливо морщится.
— А ты — кошатиной и псиной. Причём вторым всё сильнее.
— Да? — озадачивается Выходцева. — Странно, на мне нет Варгра…
— Я заметил, — Дориан, веселясь, помогает встать. Катя пошатывается, в ногах слабость, по телу вверх-вниз проносится озноб.
— Я не то имела в виду, — робко оправдывается.
Ламия коротко кивает:
— Я понял. — Нежный взгляд серо-зелёные глаза скользит по её лицу. Смущает, обезоруживает. Дориан опять подхватывает на руки: — Ты не против, я к тебе ещё немного поприкасаюсь.
Катя обвивает его шею:
— За последнюю неделю меня столько раз таскали на руках, что боюсь, скоро привыкну.
Плавная походка Дориана напоминает снежного барса, подкрадывающегося к жертве.
— Кхм, — задумчиво тянет, — ты постоянно куда-то влипаешь?..
Нежные объятия и едва слышная поступь успокаивают. Катя льнёт к груди ламии — её прохлада умиротворяет. Тяжесть и боль отступают, словно всё тело поливают заморозкой. Мареш останавливается, укладывает на постель и садится рядом.
— Я сегодня встречаюсь с Нол. Хочу признаться про Мию и Ламию. — Катя опускает глаза. Чёрт! Это точно конец! — Нойли вспыльчивая, но отходчивая. Ожидаю бури и предполагаю, она захочет отомстить. Поэтому, ваши отношения с Варгром…
— У нас их нет, — торопливо обрывает Выходцева, — и давай на этом закончим. Я нечаянно влезла в ваш треугольник, но четвертым углом становиться не собиралась. Вы уж сами разбирайтесь, кто кого и как…
Дориан мрачнеет:
— Жаль… Как и обещал, твои вещи, — кивает на стул. На спинке кожаный плащ, на сидении аккуратно сложены колготки в сеточку, а внизу туфли. — Всё в целостности и сохранности. Футболка Варгра… — ламия заминается. — Нам пришлось её выкинуть. Ладно, отдыхай! Я тебе сейчас принесу покушать.
С некоторой нервозностью Мареш вскакивает, и в долю секунды за ним захлопывается дверь.