Пит и Эмма
— Эмма, старушка, где тут у нас припасена бутылочка винца? — хитро прищурив один глаз, спросил у своей жены Пит Келли.
Эмма что-то недовольно пробурчала, так, как бурчат все пожилые жены, когда их мужья хотят выпить немного спиртного на склоне своих лет.
— Тебе налить? А?
— Нет! — отрезала Эмма, недобро взирая на извлеченную неизвестно из каких потемок бутылку. Пит разгладил потрепанную временем этикетку, и от счастья его глаза заполнились слезами.
— Этой бутылке, Эмма, ровно сорок лет. Ее подарил мне твой папаша в день свадьбы, и я хранил ее сорок лет!
— Глупости все это.
— Не ворчи, старушка, сегодня у нас праздник!
Пит откупорил бутылку, налил вино в стакан и, отпив, причмокнул.
— Вот это вино! От него кровь в жилах вспоминает былую прыть, и я снова становлюсь молодым!
Эмма пододвинула к мужу блюдо с фаршированной птицей и поставила на стол праздничный пудинг.
— Вот дьявол рогатый, где же мой любимый нож? Эмма, дурочка, ты его не видела?
— Питер Келли, ведите себя в рамках дозволенного!
— Это ты обиделась, что ль? Ты же знаешь, Эмма, как я люблю порядок. Мой нож должен лежать в этом ящике, но его тут нет!
Пит начал открывать по очереди ящички кухонного шкафа и заглядывать внутрь, но нашел лишь большого таракана. Таракан настороженно шевелил длинными усами и смотрел на Пита.
— Вот паразит-то! — засмеялся Пит.
— Заколи его поскорее, — попросила Эмма.
— Вот же ты темная личность, Эмма, мне прямо за тебя стыдно! Разве тараканов закалывают?
Но насекомое не стало ждать окончания дискуссии и затиснулось в узкую щелку.
Рассеянно почесывая лысую макушку, Пит сел на скрипнувшую табуретку и начал расправляться с уткой, безжалостно ковыряя ее вилкой. Насытившись, он приложился к вину и перешел к пудингу.
— А ты почему не ешь, Эмма? Ну да ладно, мне больше останется.
В дверь позвонили. Пит попросил жену:
— Открой дверь, Эмма! Кого это там принесло, черт бы их всех побрал?
— Не поминай рогатого, Питер Келли!
— Ох, Эмма, я раньше тебя слягу в могилу!
В дверь постучали кулаком. Пит поднялся.
— Ладно уж, сиди, старушка, я сам открою. Интересно, где же мой нож, все-таки?
На пороге стояло двое полицейских.
— Офицер Торнтон, — представился один из них, второй лишь слегка кивнул головой. — Мистер Питер Келли?
— Да, это я! — Пит гордо выпятил свою ссохшуюся грудь. — Питер Вашингтон Келли собственной персоной! Чем могу служить?
— Мы бы хотели видеть вашу жену, Эмму Келли.
— А что она натворила, эта негодница? — Пит захихикал. — Наверное, опять приставала к мужчинам на улице?
— Она дома? — спросил второй полицейский, к чему-то принюхиваясь.
— Да, конечно. У нас с Эммой торжественный ужин в честь сорокалетия нашей свадьбы!
Но полицейский уже не слушал его.
— Торнтон, ты слышишь этот запах? — сдавленно спросил Эл Хит у своего напарника.
— В чем дело? — возмутился Пит.
— Кто там? — спросила из комнаты Эмма.
— К нам вломились полицейские, — крикнул Пит. — Вот так вот, душенька.
— Позвольте, мистер Келли, — Торнтон отстранил старика в сторону и прошел в столовую.
То, что он увидел там, навсегда осталось в его памяти. Он увидел Эмму Келли за столом, и выглядела она совсем плохо. По ее почерневшему и вздувшемуся телу копошились тысячи и тысячи трупных червячков, а мерно гудящие мухи то и дело откладывали новые яйца. Руки женщины покоились на столе, на котором стояло еще три девственно чистые тарелки и бутылка хорошего вина. Нож, который так тщетно искал Пит, входил под пятое ребро Эммы слева, а его кончик торчал с обратной стороны из спинки деревянного стула.
Офицер Торнтон присвистнул. Его не стошнило, потому что он был патологически равнодушен к такого рода вещам.
— Эл, я думаю, тебе лучше не входить сюда. Вызывай бригаду, здесь их ждет приятное дельце.
— Что случилось? — забеспокоился Пит.
— Вы поедете с нами, мистер Келли, — в голосе Торнтона, как это не странно, прозвучали странные нотки уважения.
— Эмма, меня забирают в каталажку! — крикнул Пит.
— Возвращайся скорее, — сказала Эмма. — Не забудь одеть шляпу.
— С одного удара, — сказал Торнтон. — Прямо в сердце…
— Никогда бы не подумал, что такой старичок…
— Червей там — тьма!
Эл Хит побледнел.
— Моя шляпа! — Пит нахлобучил на голову старую шляпу. — Эмма, я скоро вернусь к тебе и куплю по дороге моей старой женушке шоколадных конфет.
Торнтон и Хит переглянулись.
— У Келли явно поехала крыша, — шепнул Хит.
— Не трать деньги на ерунду, — сказала напоследок Эмма, но ее, кроме мужа, никто не слышал.
24.11.1998
Револьвер
Мне 33 года. Я мужчина, белый, рост — 6 футов 3 дюйма. Я не принадлежу ни к одной политической партии и не исповедую никакой религии. Сейчас на мне надет темный костюм и тонкий плащ, по которому нехотя сползают крошечные капельки уже окончившегося дождя. В кармане у меня находится бумажник с довольно крупной суммой денег, во всяком случае, для меня она достаточно велика. Я стою перед тускло освещенной витриной и психологически настраиваю себя сделать то, что давно следовало бы сделать.
Итак, как я уже сказал, мне 33 года. Для сравнения могу сообщить, что человеческая цивилизация насчитывает 5 тысяч лет, а биологический вид Homo Sapiens (так уж он и разумен?) появился 40 тысяч лет назад. Жизнь отдельно взятого индивидуума подобна искре, искре, заранее обреченной угаснуть. Но мы разумны, и в своей напыщенной самодовольной разумности вообразили себе, что каждый из нас имеет вес, какое-то значение в жизни ослепляющего великолепным бесконечием космоса. Земля, жалкий кусочек грязи, который смело можно считать математической точкой во вселенских масштабах, и то может похвастать пятью миллиардами годами, мы же… Впрочем, я отвлекся.
Мне 33 года, я не женат, и детей у меня нет. Но это не имеет для меня никакого значения, в моей жизни настал решительный момент, и я выбираю…
Я толкнул дверь, колокольчик глухо звякнул и подавился своим же собственным звоном. Продавец не слишком уж резво снял ноги с прилавка и приветливо оскалил почерневшие зубы. Я поежился, мне показалось, что в магазинчике гораздо холоднее, чем на улице, наверное, нервы все-таки давали о себе знать. Магнитофон на прилавке надрывно пел:
«Это точно», — подумал я. Продавец насторожено растянул в улыбке темные губы, странно, но я не мог определить его возраст. На макушке его самым невероятным образом держалась несуразная ковбойская шляпа, из-под которой виднелись жидкие пряди седых волос. В уголках его мутных глаз засохли желтоватые корочки гноя.
— Вам нравится металл? — спросил он, сдвинув шляпу на лоб.
— А песни про Тимоти Лири у вас нет?
— Мы увидимся снова, когда я умру! — выкрикнул магнитофон, но, наверное, продавцу надоела музыка, и он нажал на клавишу. Стало тихо. Тихо, как в гробу.
— К сожалению, я не продаю звукозаписей. Мой товар несколько иного рода.
Я усмехнулся.
— Я в курсе. Мне нужен револьвер.
— Револьвер? — он опять осклабился. Ужасное зрелище.
— Кольт, — уточнил я. — Кольт «Королевская кобра», 45 калибра. И коробка патронов.
— Меня зовут Лейз, — представился он. Тем не менее, я был благодарен ему, что он не заставил меня пожать ему руку.
— Тимоти Лири, — сказал я.
— Очень приятно. Итак, ваш выбор — «Королевская кобра». Элегантное оружие. Для настоящих мужчин.
Он выудил откуда-то предмет моих вожделений и взвесил его в своей руке.
— Когда нажимаешь на этот курок, — Лейз прицелился куда-то над моей головой, — чувствуешь себя властелином мира…
Дуло медленно опустилось и остановилось напротив моей переносицы.
— Я бы этого не делал, — осторожно произнес я. Неужели я очутился один на один с безумцем?
— Тимоти Лири, где ты будешь потом? — противно захихикал он, трясясь всем своим тщедушным телом. Шляпа ковбоя опять съехала на макушку.
— Далеко отсюда, — сказал я.
Он положил револьвер на прилавок.
— Кто знает, кто знает?.. А чем тебе не нравятся автоматические пистолеты, Тимоти Лири?
— Потому что я настоящий ковбой, — пошутил я. — У меня тоже есть такая шляпа.
— Почему же именно «Королевская кобра»?
— Это моя мечта, Лейз. И я могу ее себе позволить.
— А ты видел новую модель кольта?
— Нет, — мой голос дрогнул. Я понял, что Лейз может предложить мне нечто особенное.
— Кольт «Скайвей», — соблазнительно произнес он, и я был соблазнен.
— Подходящее название, — я сглотнул слюну. — Для меня.
— Подходящее название для тех, кто понимает в этом толк, Тимоти, — он кивнул. — В этой модели использован сверхновейший сплав, поэтому револьвер кажется совсем невесомым. Вместе с этим оригинальное техническое решение сводит отдачу на нет, в полтора раза увеличивая скорость вылета пули из ствола. А патроны! Каждый из них — произведение искусства… Впрочем, у тебя, наверное, на этот шедевр инженерной и научной мысли не хватит денег. Деньги, деньги, — он сделал вид, что хочет плюнуть на пол.
— И сколько же стоит «Скайвей»?
— Всего семь сотен, — он пытливо посмотрел мне прямо в глаза.
Не знаю, что я испытывал в этот момент: облегчение, радость или что-то другое… В моем бумажнике, если не считать мелочи, было именно семь сотенных бумажек.
— Покажите мне его, — потребовал я.
Лейз наклонился и извлек на свет божий этот новый револьвер. С легким стуком он лег передо мной, а когда я брал его в руки, сердце мое чуть не остановилось от дьявольского очарования. Я был покорен навеки. Это было мое Оружие.
— Длина ствола — три дюйма, — объяснял Лейз, — патроны — 45-«ультиматум». Система экстрагирования…
Но я его не слушал. Я был в полном восторге. Изгибы «Скайвея» были подобны изгибам женского тела…
Очнулся я от наваждения на улице перед перекрестком уже далеко от магазина этого уродца Лейза. Правая рука моя до сих пор сжимала револьвер в кармане плаща, второй карман оттягивала довольно-таки тяжелая коробка с патронами, из них шесть находились там, где им и следовало бы быть — в барабане.
Почти каждый человек рано или поздно задается вопросом, есть ли жизнь в его существовании, но не каждый имеет достаточно смелости ответить на него. Увы, я ответил на этот вопрос, получив для себя роковой ответ. Револьвер «Скайвей» предназначен для меня, вернее, он поможет мне разорвать мое материальное тело и идеальную сущность, положив конец моим вопросам, сомнениям и мучениям.
Одно время я пытался найти Смысл в работе или сделать так, чтобы работа не оставляла мне сил и желания искать этот смысл. Но к моему большому сожалению, я не смог устроиться на работу по своим склонностям, по душе. Еще в школе я поражал своих товарищей тем, что мгновенно переводил числа из десятичной в шестнадцатеричную системы счисления и наоборот. Потом я освоил ассемблер и мог в памяти составлять многокилобайтные программы прямо в машинном коде, а также дизассемблировать его. Мнемонические команды MOV, XOR, JMP и другие стали моей второй азбукой, моим вторым языком, на котором я с все большей легкостью мог общаться. Но на первом же месте, куда я попал, мне сказали: «Мальчик, все это, чем ты приводил в восторг своих приятелей — вчерашний день. Это уже никому не нужно. Ты будешь программировать базы данных». И так было везде. Я стиснул зубы и стал делать то, чего от меня хотели. Через силу, сминая свои убеждения, желания и стремления. Потому что кроме этого я ничего не мог делать, и ничем, кроме компьютеров, заниматься не хотел. Но теперь мне это все осточертело. Я выполню команду HLT в этой зациклившейся программе. Лучший в мире револьвер «Скайвей» 45-«ультиматум» разорвет этот бессмысленный круг.
А иного выхода у меня не было. У меня не было друзей, которые поддержали бы меня в трудную минуту (один — до сих пор пытается разобраться со своими женами, второй — спился и даже самого себя в зеркале не узнает, третий — разбогател и возгордился, четвертый — за что-то на меня смертельно зол и постоянно строит мне всякие пакости). Я не курю, чтобы успокоить нервы и расслабиться, когда это необходимо (хотя некоторые люди меня убеждали, что это помогает). Я не пью, чтобы в пьяном бреду забыться до такой степени, когда глупые вопросы о смысле, о сути просто не возникают на повестке дня. Я не употребляю наркотики, чтобы извратить и без того жутко извращенное восприятие мира и своего жалкого места в этом мире. И, наконец, я не верю ни в бога, ни в дьявола, ни в жизнь после смерти. А вера во что-либо всегда дает какой-то шанс смутной душе. Но я не оставляю себе этого шанса. В своей руке я сжимаю ответ на все свои вопросы. Ответ 45-го калибра.
— Майк! — окликнул кто-то меня по имени. (Надеюсь, вы не подумали, что меня действительно именуют Тимоти Лири?)
— Добрый вечер, Мэри! — несмотря на окончательно овладевшую моей душой депрессию, я очень обрадовался, увидев свою старую знакомую. Увы, только лишь знакомую. Мэри выскочила замуж сразу же после школы за парня, которого я даже понятия не имел, как его зовут. С тех пор я только здоровался с ней при наших редких случайных встречах. А Мэри была единственной, которая могла бы стать моей богиней, ибо я полюбил ее с того же мгновения, как увидел ее впервые… Но — не я ношу тебя на руках. Не я целую и ласкаю твое тело. Любовь — всего лишь романтическое название корыстных взаимоотношений. А женщины — только прекрасные вампиры и иуды во плоти.
— Как поживаешь, Майк? — спросила чужая жена.
— Лучше, чем обычно, — я улыбнулся, моя ладонь осязала ребристую рукоять «Скайвея». — Гораздо лучше.
Мэри тоже улыбнулась, но в ее улыбке было что-то жалкое. Раньше, когда она счастливо проходила мимо, бросая на меня равнодушный взгляд, я этого не замечал.
— Ты сейчас свободен? — спросила она.
Я внутренне расхохотался, но на лице изобразил смущение и извинение.
— Извини меня, пожалуйста, Мэри, но именно сегодня вечером у меня запланировано чрезвычайное мероприятие, и ничего нельзя с этим поделать.
— Что ж, еще увидимся, Майк. Желаю тебе, чтобы у тебя все получилось.
Что-то ты уж больно вежлива сегодня. А меня ждет успех и без твоих фальшивых пожеланий. «Скайвей» ведет меня.
Дома я закрыл дверь квартиры на все замки, снял плащ, причесался, поставил на проигрыватель Бетховена и опять начал любоваться револьвером. «Ты — совершенство, и мне приятно, что я буду иметь дело с совершенством. Старина Лейз знает свое дело».
Возможно, я это уже говорил, но все равно пора подвести итог: я решил покончить свою никчемную жизнь самоубийством, причем сделаю это с помощью самого лучшего в мире револьвера. Я шел к этому выводу очень долго. Я взвешивал все за и против, рассматривал различные варианты и способы. Может быть, вам будет интересно выслушать мои мысли по столь важной теме.
Глотание таблеток, главным образом снотворного, в смертельных дозах. Что ж, неплохо. Но не для меня. Это подходит скорее всего для тех дам-истеричек, которые сразу же после смерти начинают скандалить и вопить: «Что же я наделала! Я передумала! Я вовсе не это хотела сделать!»
Вскрытие вен различными режущими предметами — пусть так забавляются недоразвитые подростки, пытаясь таким образом решить свои ничтожные проблемы. Пора полового созревания, игра гормонов, «первая» «любовь»…
Повешенье — гнусный и отвратительный способ, предназначенный в основном для того, чтобы оскорбить мертвеца и осквернить его тело (если интересно, почитайте об этом дополнительную литературу). Именно поэтому предателей, пиратов и в основном простолюдинов вешали. Да и расходов меньше, ведь одну и ту же веревку можно использовать несколько раз.
Прыгать под быстро едущие самосвалы — весьма ненадежно, а вот искалечить себя так можно за милую душу.
Падение с небоскреба… Если честно признаться, тут я раздумывал больше всего. Несколько минут, то есть секунд свободного падения, я бы даже сказал — полета… Полета над этим серым мирком отупевших обывателей…
Но в конце концов я остановился на пуле. На пуле, выпущенной из самого лучшего в мире револьвера. Способ самоубийства, достойный настоящего мужчины. И вот револьвер в моей руке, его металлическое тело приятно холодит мою ладонь. Жалко, что только один патрон из барабана будет мне полезен, остальные — лишь запасные актеры, знающие, что никогда не выйдут на сцену. Конечно, можно было бы выйти на улицу со «Скайвеем» в руках и развлечения ради пострелять в прохожих… но я добр. Мне мучительно жаль этих заблуждающихся двуногих существ, вообразивших, что они мыслят, живут и ведают смысл этой жизни. Впрочем, я повторяюсь. Пора браться за дело.
Звуки «Реквиема» заполнили комнату.
Сердце отстукивало последние удары.
Я снял револьвер с предохранителя.
В самый последний момент я задумался, куда же стрелять: в рот, висок или под подбородок? Наиболее удобным мне представлялся первый вариант. Я положил дуло «Скайвея» в рот, обняв его губами, потом медленно сомкнул на нем зубы. Нужно еще придать траектории пули нужный угол наклона…
Всегда нужно уметь вовремя поставить последнюю точку. Я взвел курок большим пальцем, а указательный положил на спусковой крючок.
Спокойной ночи, Майк!
С сильным грохотом револьвер рвануло из моей руки, кровь и крошечные кусочки мозга брызнули на потолок и стены, но само выходное отверстие пули получилось весьма небольшим и, я бы даже сказал, аккуратным.
Мое тело завалилось набок. Тело, некогда бывшее пристанищем желаний, страстей, любви, ненависти. Ты так и не сделал ничего из того, о чем когда-то мечтал, разве что купил револьвер «Скайвей» за семь сотен…
Изо рта потекла тонкая струя крови.
Глаза покрылись смертельной пеленой.
Finita la commedia!
Майк умер…
Но Тимоти Лири жив!
Я поднялся с пола, отложив в сторону «Скайвей». Во рту немного саднило, всякая дрянь из черепа стекала в мою носоглотку. Голова немного кружилась.
— В чем дело, Майк? — забарабанил в дверь мой сосед. — Что случилось?
— Все в порядке, — ответил я. — Я чистил оружие, и оно вдруг выстрелило.
Сосед ушел. Я переместился в ванную и теперь внимательно изучал в зеркале и на ощупь последствия выстрела. Несмотря на то, что я совершил самоубийство впервые, у меня это получилось мастерски. Пуля прошла именно там, где и нужно было. Но нужно было привести себя в порядок. Лейкопластырем я заклеил дыру в черепе и замаскировал ее под волосами, благо волос-то у меня предостаточно. Потом я умылся, очистив свое лицо от крови, и прополоскал рот, выплевывая крупицы костей и мозгов. С отверстием в нёбе тоже нужно будет что-нибудь придумать.
Теперь, когда я стал мертвым, многое из того, что было для меня тайной, открылось мне, я понял очень многое, чего просто не может понять живой человек. Мертвые видят мир по-другому. (Я не имею в виду бездыханные тела, которые закапывают в землю.) Живые — жалкие слепые щенки. Этот мир испокон веков принадлежал нам, мертвым, а вы, живые, даже не в состоянии отличить нас от вас.
Мир, встречай Тимоти Лири! Тимоти Лири возьмет от тебя все то, о чем мечтал несчастный Майк, и много больше. Заодно надо заскочить к приятелю Лейзу и спросить, каков процент нас, мертвых, среди пяти миллиардов людей. Мне лично кажется, что нас не менее половины. А сейчас я выйду на улицу и все сам увижу своими глазами.
Удачи тебе, Тимоти Лири!
Я надел ковбойскую шляпу, взял в руки «Скайвей» и открыл дверь.
8.2.1999
Хронос
16 октября 2036 года, 8 часов 13 минут утра.
— Остановись, мгновенье! — издал я безумный вопль. Откинувшись на спинку стула, я с гордостью взирал на творение своего разума, заключенное пока в тонкой тетрадке, страницы которой были покрыты понятными только мне закорючками.
— Я победил тебя! — этими криками мне просто необходимо было выразить переполнявшую меня радость.
Я сделал это! Я — бог! Я первый совершил невозможное, и осталось воплотить мою идею в жизнь, и тогда вся Вселенная будет лежать у моих ног. Я встал, немного пошатываясь от нечеловеческой усталости. Двадцать шесть часов не смыкая глаз… Я устал, но эти двадцать шесть часов были самыми плодотворными за тридцать один год моей сумбурной, полной превратностей жизни. Шаркая по заваленному испорченными листами полу, я прошел в кухню, где царил не меньший беспорядок, и открыл дверцу холодильника. Взяв из морозильника одну из трех бутылок «колы», я отпраздновал таким образом свое открытие, после чего мой изможденный разум потребовал отдыха. Пальцы разжались, упустив бутылку на пол, глаза закрылись, и я крепко-накрепко заснул. Мне снились вереницы формул и Вселенная. Она жила, рождаясь и умирая, я протянул руку и сжал ее в кулаке.
* * *
17 октября, 9 часов 40 минут.
— Что? Что?! — светло-рыжие волосы Тамми стали дыбом.
— Машина времени, — со спокойной уверенностью произнес я.
— Пожалуйста, Кей, повтори, что ты сказал?
— Машина времени.
И тогда Тамми громко, оскорбительно расхохотался. Он смеялся очень долго, слезы выступили на его глазах, а от слез у него, как всегда, начался насморк. Он высморкался и, печально посмотрев на меня, участливо спросил:
— Неужели ты это серьезно? У тебя, наверное, в последнее время было сильное нервное напряжение.
— Но сегодня я отлично выспался, у меня ясная голова и превосходное настроение. И я полностью отвечаю за свои слова. Я изобрел машину времени. Путешествующую и в прошлое, и в будущее.
— У тебя руки в пепле, — мимоходом заметил он, видно, я его основательно сбил с толку.
— Сжигал старые бумаги, — сказал я. — Старые ошибки, заблуждения и черновики. А еще вчера я изобрел машину времени.
Он бросил на меня испуганный взгляд. Так смотрят на безумца, и мне это не понравилось.
— Но… Кей, ты же помнишь, когда мы рассуждали на эту, безусловно, фантастическую тему, мы оба пришли к единому и безоговорочному мнению: путешествия в прошлое принципиально невозможны!
— Одна оговорка все же есть — Вселенная пульсирует. Ты с этим согласен, Тамми?
— Э-э-э… — он открыл рот, подумал. — Возможно.
— А я убежден именно в этой, пульсирующей модели Универсума. Я нашел способ покорить время.
Тамми нервничал. Он не хотел никаких неприятностей и никаких неожиданностей, он был доволен своей сытой тупой жизнью. Я решил пуститься в объяснения.
— Путешествия в будущее возможны, да, Тамми?
Он вытер вспотевший лоб (по-моему, тем же платком, в который сморкался) и ответил:
— Ну, если откинуть некоторые аспекты… В общем, я не отрицаю этого.
— А теперь представь себе расширяющуюся и сжимающуюся, пульсирующую Вселенную… Представим, условно, конечно, что мы живем в Первом Цикле. Второй Цикл будет в точности подобен нашему, не так ли?
— Ну, э-э-э… Возможно.
— Предположим, опять же условно, что цикл пульсации равен ста миллиардам лет. Так вот, перенесись мысленно в будущее на сто миллиардов минус десять лет…
— Ты хочешь сказать, что таким образом мы переместимся на десять лет в прошлое? Цикл номер два, в точности похожий на первый, только год 2026-ой?
— Именно так, Тамми! Только в этом году будет уже два Кея Адамса. Возвратиться же в Первый Цикл, в полном соответствии с постулатами, будет невозможно.
— Слушай, Кей, а не подслушал ли ты эту идею у какого-нибудь школьника? Они сейчас такие головастые…
— Ты не веришь, что это возможно?
— Я верю во многое, но в это… В твою квазинаучную теорию, прости меня, конечно, но… На это потребуется невообразимое количество энергии!
— Я не пришел бы к тебе, если бы не знал, как осуществить прыжок во времени практически. Именно энергетический вопрос занимает шестнадцать страниц из восемнадцати в моей тетради. Вернее, решение этого вопроса.
— И как же ты решаешь его? — скептически усмехнулся он. Так усмехались инквизиторы, слушая доводы своих жертв.
— Я сжигаю Вселенную, — скромно ответил я.
— Сжигаешь что? — теперь к всколоченным дыбом волосам добавились выпученные, как у рыбы, глаза.
— Вселенную. Я сажусь в машину времени, нажимаю кнопку, и в тот же миг Вселенная уничтожается, или называй это, как тебе будет угодно, а меня перебрасывает в следующий цикл. Возможно, я смогу регулировать конечную точку путешествия с точностью до минуты.
Тамми долго думал, прежде чем сказал следующие слова. А сказав их, он поверг в прах долгие годы нашей дружбы. Он произнес:
— Сходи к психиатру, Кей. Вот тебе мой добрый совет. А сейчас извини, у меня лекция. По теории относительности.
Больше я не говорил с ним о машине времени, и даже два года с ним не виделся. А его помощь, в том числе и финансовая, мне бы очень понадобилась. А доверять кому-либо еще, кроме Тамми (или себя, конечно), я не мог: я не хотел провести остаток своих дней в приюте для душевнобольных. Я хотел покорить время.
* * *
13 августа 2038 года, 23 часа 52 минуты.
— Зачем ты затащил меня в такую глушь, Кей?
И тут Тамми увидел ее. Остановившись, как вкопанный, он долго рассматривал мое изобретение, все еще не понимая, что перед ним.
— Что это? Что это, Кей?
— Машина времени. Моя машина времени.
— Я так и думал, — он подошел ближе и довольно бесцеремонно ткнул ее ногой. — Именно такую машину времени я себе и представлял… И сколько же времени ты убил на этот агрегат?
— Полтора года. Мне пришлось почти все продать, чтобы закончить ее.
— Угу, — он обошел ее кругом. — Сфероид… Занятно… А где же пропеллеры и псионические уловители?
Я понял, что он надо мной глумится.
— Ты болен, Кей, — он подошел ко мне, положил руку на плечо и участливо заглянул в мое помрачневшее от гнева лицо. — Полтора года ты строил перпетуум-мобиле…
— Машину времени. И она унесет меня в прошлое.
Он тяжело вздохнул.
— Ты хоть опыты с белыми мышками проводил?
— Я лишен этой возможности. Первая же машина, отправившись в путешествие, уничтожит всю Вселенную, чтобы появиться в следующем временном цикле. Отсюда же берутся энергетические ресурсы…
— Ах, ну конечно же! — Тамми комично всплеснул ручками. — Пульсирующая модель Универсума, как же я мог забыть! И что, совсем-совсем все уничтожит?
— Абсолютно.
— Почему бы тебе не предложить свой проект военным? Ведь это же то самое оружие, которое поможет нашему обнищавшему государству занять мировое господство!
«Он так ничего и не понял, — с грустью подумал я. — Первое же нажатие кнопки уничтожит ВСЕ! Все, кроме хронопутешественника».
— Я отправляюсь. Ты присоединишься ко мне?
— Нет, пожалуй, я отойду подальше. Если эта штуковина взорвется…
«Кое в чем ты прав, Тамми. Только взорвется не машина, а твой мирок, Цикл Первый».
Я открыл люк и влез внутрь.
— Скажи напоследок, каков твой конечный путь назначения? — крикнул он, удалившись на безопасное, по его мнению, расстояние. — Чистилище?
— 2036 год. Я встречусь с тобой и попробую переубедить тебя. Мне жаль тебя.
— Что ж, до встречи! — он помахал рукой.
«Только я увижу не тебя, а твоего двойника, Тамми-2, живущего во Втором Цикле».
Закрыв люк, огородив себя от приготовленной к казни Вселенной, я внезапно понял, что полеты в будущее обречены на провал. И именно потому, что я 13 августа 2038 года начал первое путешествие во времени. Таким образом я устраняю своих конкурентов, после меня ни у одного человека или какого-нибудь другого существа не будет возможности повторить мой опыт. Я буду первым, первым и последним. Навсегда. А сегодня последний день этого мира.
Я нажал кнопку и убил Вселенную.
* * *
Второй Цикл. 15 октября 2036 года.
«Я не умер. Я жив», — это было первой моей мыслью. Бросок через огромный промежуток времени оказался совсем уж неприятной штукой… Я содрогнулся, ведь через полтора года мне придется нажать кнопку еще раз, сжигая этот Универсум в адской топке, чтобы переместиться в Третий Цикл, аналогичный Первому и Второму. Ведь 13 августа 2038 кнопочку будет нажимать мой двойник… Но ведь я могу встретиться с самим собой… Голова у меня плохо сейчас соображала, и я решил отложить прояснение ситуации на потом.
Откинулась крышка, внутрь ворвался обжигающе холодный воздух. Неужели я где-то ошибся? Но я запаниковал преждевременно. Просто во время путешествия во времени до предела охладилась внешняя оболочка машины, а сейчас быстро достигалось тепловое равновесие…
Через полчаса я осмелился выйти из машины. Едва ступив на землю, я упал, голова сильно кружилась, вестибулярный аппарат отказался мне служить, меня вырвало. Несмотря на неполадки в моем организме (оказавшиеся временными, к счастью), я нашел в себе силы на истошный торжествующий крик:
— Я первый! Я бог!
* * *
Второй цикл, 16 октября 2036 года, около часа ночи.
— Бог мой, Кей, ты знаешь, который сейчас час!? — вытаращился на меня своими светлыми глазенками мой друг Тамми. Вернее, это был его двойник, Тамми-2.
— Время для меня — ничто!
— Да ты в своем уме? — он зевнул. — Приходи утром. А еще лучше — увидимся в Университете.
— Я прибыл к тебе из 2038 года, Тамми!
— Да, да, я понимаю. Спокойной ночи, Кей.
Но я не дал ему возобновить просмотр сновидений. Я ворвался в его квартиру, отвесил ему пару оплеух, чтобы он пришел в себя…
— Тамми, Тамми, нельзя же сразу распускать руки! — пожаловался я. — Ты разбил мне нос.
— Извини, — буркнул он. По крайней мере, он окончательно проснулся.
— Ты разбил нос первопроходцу океана Времени!
— Мне вызвать психушку?
В ответ я протянул ему маленькую блестящую монетку.
— Четвертак 2037 года.
— Работа фальшивомонетчиков?
— Ага! Ты хочешь доказательства, настоящего доказательства?
* * *
Второй цикл, 16 октября 2036 года. 8 часов 9 минут утра.
— Сколько сейчас времени? — спросил я у обозленного недосыпом Тамми.
— Десять минут девятого, — пробурчал он.
Мы стояли у дверей моей квартиры. Той самой квартиры, где сейчас в моем гениальном мозгу рождается гениальная идея о путешествии во времени. Едва я объяснил все это своему другу, он рассердился еще больше.
— А, понятно! Тогда давай войдем и поздороваемся с тобой, то есть с твоим двойником.
Тамми взялся за ручку двери, но я остановил его.
— Подожди. Войдем, когда Кей-2 торжествующим криком возвестит миру о своем открытии.
— Так там все-таки кто-то есть? Занятно…
«Вследствие того, что временные циклы тождественны, Тамми-2 не отличается сообразительностью, как и Тамми-1. Но на этот раз у меня полный набор козырных карт. Неоспоримые доказательства!» — подумал я.
— Остановись, мгновенье! — наконец, раздалось за дверью.
У Тамми немного вытянулось лицо, но первым делом он посмотрел на свои часы.
— Шестнадцать минут, — сказал он. — А ты говорил…
— Все это мелочи, Тамми! Чудо свершилось!
И мы вошли.
Что ж, должен признаться вам, что со стороны я выглядел настоящим болваном. Я, вернее, Кей-2, мое «альтер эго», мой двойник, сидел за столом среди полного беспорядка, в ворохе разбросанных бумаг и толстенных книг. Он безумно расхохотался (после того, конечно, как пришел в себя, ведь не каждый день в твою комнату входишь ты сам, когда внутри один ты уже есть), подбежал ко мне, сжал меня в объятиях и закричал:
— Ты создал ее! Машину времени, которую я только что изобрел! Привет, мой брат!
Странно, но я испытал неприятное чувство, когда понял, что Кей-2 полагает себя основным Кеем Адамсом, в то время как на самом деле он представлял собою лишь мою жалкую копию.
— Мы должны выпить за открытие, — первым предложил я; не знаю отчего у меня пересохло в горле, почему-то я начал нервничать.
— У меня в холодильнике «кока-кола», — подсказал Кей-2.
— Я знаю, — я снисходительно улыбнулся. Надо будет поставить моего двойника на место, а то он может вообразить, что это он совершил прыжок во времени, а копия — это я сам! Интересно, не думает ли он так же в этот самый момент? Хотя вряд ли, ведь мы не абсолютно идентичны — я на полтора года старше и опытнее.
Я сходил на кухню, и вскоре каждый из нас сжимал в руке прохладную металлическую баночку с пузырящимся напитком. Тамми все это время отмалчивался, его лоб был нахмурен, а в черепной коробке происходили сложнейшие мыслительные процессы.
— Послушай, Кей, — начал он, когда баночка в его руке была опустошена уже наполовину.
— Да? — мы откликнулись одновременно, и так же одновременно смерили друг друга гневными взглядами. С ума сойти можно! Тамми снова с беспомощным видом осмотрел нас, словно бы сравнивая, и предложил, так и не уточнив, кому из нас адресуется его речь:
— По твоей теории циклы времени эквивалентны…
— Да, это именно так, — на этот раз я успел первым вставить фразу.
— А при временном прыжке весь Универсум уничтожается…
— Это печальная необходимость, ведь требуется бесконечно огромное количество энергии! — воскликнул Кей-2.
— То есть ты хладнокровно, всего восемь часов назад одним нажатием кнопки убил семь миллиардов людей, не считая другой живности на Земле и инопланетных организмов, в существовании которых ни я, ни вы оба не сомневаемся…
Я смолчал, а Кей-2 кивнул:
— Не надо очернять эксперимент, Тамми. Все мы смертны, а Временной Цикл рано или поздно заканчивается, после чего все возрождается буквально из пепла, чтобы затем снова умереть. И ничего плохого нет в том, чтобы один или несколько циклов закончить несколько раньше.
— Ну конечно же! — на губах Тамми сияла злая, мстительная улыбка. — Ведь все Циклы эквивалентны, тождественны! Но так ли это?
Я продолжал хранить молчание. Я, но не мое подобие.
— Иначе быть не может! — убедительно воскликнул Кей-2.
— Тогда, мистер из предыдущего Цикла, — повернулся Тамми ко мне, — поделитесь с нами, несчастными уроженцами этой Вселенной: приходил ли к вам, в вашем, конечно, Цикле, мистер Кей Адамс из Цикла, предшествующего вашему?
— Нет, — твердо ответил я. — Но это легко объясняется: все имеет начало, и мой Цикл есть Цикл Первый.
— Цикл Первый?
— Ну, а ваш Цикл, соответственно, Второй.
— То, что имеет начало, имеет и конец, — невнятно пробормотал Тамми, вновь углубившись в свои мысли.
— Брат, а где ты оставил Машину? — обратился ко мне с вопросом Кей-2, его глаза сияли.
— Да, давайте взглянем на машину, — Тамми потер лоб. — Мне до сих пор не верится… Это просто невозможно…
* * *
Второй цикл, 2036 год, 16 октября. 9:13.
— Это она? — Тамми обошел вокруг аппарата.
— Это она! — восхитился, как ребенок, Кей-2.
— Она работает? — вполне серьезно спросил Тамми, но вдруг что-то развеселило его. Он сел на землю, заливаясь глупым смехом, а вдоволь нахохотавшись, спросил:
— Вы меня здорово разыграли, я ведь чуть было не поверил вам. Ладно, я сегодня угощаю — по ящику пива на каждого из нас троих.
— Я не пью пива, — в унисон ответили мы, а я подумал: «Надо было показать тебе тетрадь с записями, провести теоретическую подготовку, что ли». И то же, наверное, подумал Кей-2.
— Залезайте внутрь, — приказал я.
Кей-2 с готовностью занял место в машине, Тамми сделал то же самое после нового приступа издевательского смеха. Я залез в аппарат третьим, настроил регуляторы по-новому и коварно предложил своему другу:
— Жми кнопку, Тамми…
— Какую? Вот эту? Как ты любезен, Кей! А как зовут твоего двойника, почему ты нас не представишь друг другу? Может, прекратим этот безумный фарс?
Но кнопку он все же нажал. Тамми, обвинявший меня в убийстве несчетного множества живых организмов, сейчас сделал то же самое. Он стал вторым Ангелом Смерти. После меня, конечно. Второй Цикл скоропостижно, в одно мгновение века, окончился. Но в этот раз путешественников через бесконечность было трое.
* * *
Третий цикл. 2036 год. 16 октября. 6:45.
Несколько часов я потратил на то, чтобы окончательно убедить Тамми, что мы находимся все в том же четверге, только немного сместившись в прошлое. Наверное, непосильное напряжение мозговых клеток оказалось для него губительным, Тамми окончательно замкнулся в гробовом молчании.
— Итак, что и требовалось доказать, — подвел я итог и развел руки в стороны, охватывая мир Третьего Цикла.
— Я гений! — восторгался Кей-2, вообще-то он начинал меня раздражать. Не мог же я, в самом деле, полтора года назад (в своем безвозвратно ушедшем цикле) быть таким самозабвенным нахалом.
— Не хотите еще раз испытать Машину Времени?
Тамми вздрогнул, будто от удара током, и отрицательно замотал головой. Он уже поверил.
— Давайте отправимся в мезозойскую эру, посмотрим на динозавров, — брызгая слюной, предложил Кей-2.
Меня словно окатили холодной водой. Я никогда не интересовался динозаврами! Я даже слова такого не знал — «мезозой»… Что происходит?
— Что с тобой, Кей? — поинтересовалась моя копия. Но идеально ли ты скопирован с меня, вот в чем вопрос… Конечно, в отношении самодовольной напыщенности я мог ошибаться, но динозавры!
— Неужели вы думаете, — сказал вдруг Тамми, — что вам запросто позволят сжигать Универсум, когда вы соизволите нажать на кнопку в вашей дьявольской машине? Нет, Хронос не допустит этого!
— Кто такой Хронос? — в унисон спросили мы.
— Высшее существо, недоступное вашему крайне ограниченному мировоззрению. Это Страж Времени, задача которого — не допустить преступления против мириадов миров, к несчастью, уже дважды совершенного.
— У него крыша поехала, — шепотом сообщил мне Кей-2.
Я в это время раздумывал о тонкости настроек приборов моего аппарата, пронзающего время, о невидимом влиянии неизвестных мне еще и потому неучтенных факторов. Хронос… Что за дикая фантазия? Тамми бредит.
— Идемте ко мне домой, — сказал Кей-2. — Попьем чаю, а кто хочет — в холодильнике, как мы все знаем, несколько банок «колы»…
Меня стала колотить крупная нервная дрожь, но я старался держать себя в руках перед своими спутниками.
* * *
Третий цикл, 2036 год, 16 октября, 8:10.
— Когда я должен крикнуть? — тихо спросил Кей-2; мы стояли у дверей моей квартиры.
— Около пятнадцати минут, — ответил я, а Тамми грозно пробормотал:
— Хронос все видит… Хронос готовит кару…
— Бедняга Тамми, — Кей-2 глупо захихикал вместо того, чтобы немного подумать.
Мы постояли еще немного.
— Черт, я писать хочу, — сказал Кей-2.
— Сейчас это случится, — сказал я, имея в виду, конечно, свое изобретение.
Но за дверью ничего не происходило.
— Ты точно заметил время, Кей?
— Хронос, покарай меня, несчастного!
— Заткнитесь вы оба! — рявкнул я, мои товарищи испуганно затихли.
Когда минутная стрелка с черепашьей скоростью достигла цифры «шесть», я не выдержал и открыл дверь… В комнате не было совсем никаких бумаг ни на полу, ни на столе, а Кей-3 спал прямо на стуле, запрокинув голову и дыша через открытый рот. Мы кинулись будить его.
— Привет, парни, — вот были первые его слова.
Я с омерзением понял, что я, то есть он, Кей-3, пьян. Боже ты мой! Рядом со стулом — шесть бутылок пива!
— Машина времени! — заорал я в ухо этому негодяю и затряс его, словно погремушку.
— Мать вашу! — возопил Кей-2.
— Хронос, Хронос, — тарахтел обезумевший Тамми.
— Машина времени, ты изобрел ее, недоносок?
— Да, — вторил мне Кей-2, — ты изобрел машину, сукин ты сын?
— Машина времени? — нетрезво ухмыльнулся Кей-3. — Вы что, с ума сошли? Кто вы такие? Стойте! Кто вы такие? Чтоб я сдох!
И в этот самый миг в этой Вселенной кто-то другой включил Машину Времени…
14.2.1999
Сохранить, загрузить
В это прекрасное воскресное утро я проснулся ровно в 8 часов, за пять минут до назойливого звонка будильника (непонятно, зачем я завел его с вечера — в воскресенье любой человек должен иметь право спать сколько ему заблагорассудится). Некоторое время я лежал, мечтательно хлопая глазами — сегодня я был твердо намерен познакомиться с девушкой, прекрасной блондинкой с глазами цвета небесной лазури. Впрочем, это может быть черноглазая брюнетка или даже рыженькая девчушка с зелеными глазками. Как только я выйду на улицу, залитую ласкающими лучами летнего солнца, то превращусь в безжалостного охотника, выслеживающего представительницу слабого пола, достойную того, чтобы я потратил на нее свой выходной день.
Умывшись, я побрился, после чего опрыскал лицо дорогим одеколоном и причесался. «Не позавтракать ли?» — подумал я, но где-то там, снаружи, меня ждала моя избранница, и мне не терпелось скорее увидеть ее. У нее будет приятный негромкий голос, ясные глаза с искринкой в центре зрачка, приятная на ощупь кожа и грудь… ну в общем, обычная грудь, как у любой нормальной здоровой девушки, чей организм вырабатывает достаточное количество гормонов… Весьма ободренный таким ходом размышлений, я открыл дверь, спустился по лестнице и, только вдохнув свежий воздух, вспомнил, что неплохо бы записаться. Что ж, это всегда нужно делать вовремя. Итак,
Сохранить
В листве деревьев суетливо чирикала всякая крылатая мелочь, я шел по умытому поливальными машинами асфальту и с интересом крутил головой по сторонам. Где же она? Может быть, эта? Хм, какие-то у нее ноги кривые, с такими ногами я лично никогда бы в жизни не надел мини-юбку… А вот девушка в оранжевой футболке очень даже ничего. Очень притягательная фигурка… Но личико! Бог мой, храни меня от таких девиц! И хоть бы сигарету изо рта выплюнула, дура!
Стоп! Парни, я ее увидел, и она будет моя! Она сидела на скамейке и спокойно смотрела в бесконечную даль лениво умывающего прибрежный песок теплыми волнами море.
— Привет! — сказал я ей.
Она бросила на меня быстрый взгляд и равнодушно ответила:
— Привет.
— Меня зовут Икс. Не хочешь пойти со мной в ресторан?
Она взглянула на меня еще раз. Ах, какой ротик, скорей бы поцеловать эти алые губки! А если расстегнуть ее блузку еще на несколько пуговиц… Я почувствовал, что по правому виску стекает капля пота. Черт возьми, я опять нервничаю.
— Нет, — бросила она и отвернулась опять к морю. Возможно, я избрал неправильную тактику. Попробуем-ка еще раз…
Загрузить
В листве деревьев шумели драчливые воробьи и другие пернатые, а я быстрыми шагами, стараясь, однако, не взмокнуть, шел к морю, где она ждала меня. На этот раз я даже не посмотрел на несчастную кривоножку, я думал только о той, что молча взирала на морской пейзаж, о ее изумрудных глазах, о ее носике, губках, о ее теле, о котором я пока лишь мог строить предположения. И вот я рядом с ней. Самое время, чтобы сделать…
Сохранить
— Привет, — сказал я ей.
— Привет, — столь неободряющее начало могло бы остановить кого угодно, но только не меня. Попробуем откровенную тактику?
— Я хочу обнять тебя, чтобы твое прекрасное тело тесно прижималось к моему, а твои волосы щекотали мне шею…
Испуганный взгляд, и она начала поспешно удаляться от меня в сторону ковыряющегося в носу полицейского. Резиновая дубинка, один ее вид отняли меня у желание поиграть в сексуального маньяка, срывающего одежду с женщин прямо на улице. Поступим иначе.
Загрузить
— Привет, — сказал я.
— Привет, — опять повторила она.
— Я хочу тебя, — тихо произнес я, но опять ошибся. Я устало вздохнул.
Загрузить
— Привет.
— Привет.
Похоже, пока я все делаю правильно. Возможно, стоит сохраниться на этом месте…
— Меня зовут Икс.
Я помолчал. Неожиданно, как это и свойственно непредсказуемой женской натуре, она мило улыбнулась, пусть даже очень мимолетно, и назвала свое имя:
— Лес.
— Ты похожа на богиню, поэтому я просто должен угостить тебя мороженым.
Женщины падки на комплименты. А я тем временем старался представить Лес в виде богини Афродиты, выходящей из морской пены мне навстречу. Через несколько минут мороженое было куплено.
— Ты всегда угощаешь девушку мороженым?
Что она имеет в виду? Почуяв подвох, я решил подстраховаться:
Сохранить
— Лес, когда я увидел тебя, то понял, что ты — единственная, ради которой мне стоит жить на свете! — в общем-то я сказал правду, хотя и немного преувеличенную.
Внезапно для самого себя я поддался порыву, прильнул к Лес и крепко обнял ее. Как волнующе, непередаваемо прекрасно первое соприкосновение тел, мужского и женского. С новыми силами забились сердца, вколачивая кипящую кровь в аорты. Я не рискнул пока поцеловать мою красавицу, мы просто стояли и смотрели друг другу прямо в лицо. Я заметил, что дыхание у нее участилось. Полицейский неподалеку настолько заинтересовался моим представлением, что забыл вытащить из носа палец и так продолжал пялиться на нас.
— Отпусти меня, придурок, — прошептала Лес, опустив глаза. Неужели я снова ошибся? Восстановить ситуацию? Не может же она не ощущать и доли того блаженства, которое испытываю я, ощущая глубокое дыхание ее нежной груди! — Я испачкала тебя мороженым. Отпусти меня сейчас же, слышишь!
Я с сожалением разжал объятия.
— Извини, — упавшим голосом сказал я. — Я хотел пригласить тебя в ресторан.
Вчера вечером мне удалось выиграть в подпольном клубе крупную сумму, естественно, ежеминутно сохраняясь и загружая сохраненную ситуацию. Поэтому я мог (и мне нужно было это сделать) поразить воображение Лес дорогими подарками и щедрыми жестами. Все женщины это любят. Если же, вопреки законам природы, она коммунистка и предпочитает бедных, скромных и честных парней, вкалывающих на заводе… тогда я буду скромным, бедным и честным!
— Я испачкала твой пиджак, Икс.
Ты не сказала «нет», Лес! Пожалуй, загружаться еще рано! Наоборот!
Сохранить
— Ты всегда при знакомстве так крепко обнимаешь девушку? — поинтересовалась она, пока я снимал пиджак.
— Когда я увидел тебя, я совсем потерял голову. Неужели, Лес, ты не веришь в любовь с первого взгляда?
— Но страстные объятия на первых же секундах знакомства вряд ли уместны… — тем не менее, она улыбнулась. Она была не против. Очень даже не против.
— Но если в тебе одной я вижу весь смысл своего существования? — опять небольшая ложь.
— Ты приглашал меня в ресторан?
Наверное, она быстро сообразила, что с 8 часов утра до полудня в нашем городе работает лишь один ресторан, но зато элитный, обдирающий клиентов также элитно, не мелочась.
Спустя полчаса мы уже сидели за столиком и просматривали меню. Банановый торт, мороженое с ломтиком ананаса, горячий шоколад — вот так скромно мы решили отметить наше знакомство. Без спиртного, без шампанского, хотя оно было бы весьма кстати. Я давно не сохранялся… Может, сделать это на всякий случай?
— Извини, Лес, я на минуту в туалет, — я нежно пожал ей руку, другой рукой словно бы ненароком проведя по изгибам ее тела. Скоро, очень скоро я буду расстегивать пуговички твоей блузки…
В туалете я пописал, вымыл руки и даже не обратил внимания на мужчину, присоединившегося ко мне.
— С добрым утром, Икс, — услышал я недобрый голос.
— А, это ты, Славик.
Славик большим и указательным пальцами правой руки вытер свои вечно обслюнявленные толстые губы.
— Ты меня вчера здорово обчистил, Икс.
Я дружелюбно похлопал его по плечу.
— Везение, — объяснил я. — Обычное везение.
В уборную вошел еще один мужчина. Низенький чернявый коротышка в темных очках. Спайдер, ближайший помощник Славика во всех его темных делах. Я насторожился. Пора восстановиться, загрузить последнюю позицию, хотя и придется заново разыгрывать перед Лес комедию. Впрочем, вся моя жизнь — комедия.
— Ну не скажи — везение! — злобно усмехнулся Славик.
— Да, обычное везение. Я даже проигрывал поначалу.
— Ты проиграл семь ставок, — подал бездушный голос Спайдер, — на общую сумму чуть меньше сотни.
— А сколько он выиграл? — повернулся к напарнику Славик.
— Пятьдесят девять ставок на общую сумму три тысячи семьсот, — сказал Спайдер. От кого-то я слышал, что Славик и Спайдер были любовниками, но это могли быть только пустые разговоры, и ничего более.
— И как ты это объясняешь, Икс?
— Никак, Славик. Жизнь иногда выкидывает странные штуки.
— Да, ты прав, — грустно кивнул Славик и с разворота ударил меня ножом в живот…
Сохранить
Сохранить? Боже мой, что же я наделал?! Раскаленное лезвие, словно злая оса, впилась в мои несчастные внутренности. Все мое естество скорчилось от дикой боли. Славик с улыбкой смотрел на мои мучения, поворачивая нож, одновременно погружая его все глубже. С его губ капала слюна. Боль! За что же, за что я терплю такое яростное страдание?!..
Загрузить
Славик, тяжело дыша от возбуждения, потрошил меня живьем. Я не хотел умирать. Но я сохранился не в том месте, сохранился по ошибке вместо загрузки. Помогите же мне вытерпеть эту боль!.. Я хочу жить! Я буду жить!
Загрузить
Опять нож!
Загрузить
Эта пытка будет длиться Вечность!
13.3.1999
Люди
В эту страну невозможно попасть ни на автобусе, ни на автомобиле, ни на поезде. Белоснежный океанский лайнер никогда не пристанет к ее залитым ярким солнечным светом берегам. Даже реактивный самолет не сможет помочь вам. Технологическим достижениям человека не место в этом краю ярко-зеленых полей, кристально чистых озер и весело журчащих рек. И тем не менее, любой может попасть туда. Стоит только очень сильно, по-настоящему этого захотеть. Но люди не желают теперь ничего несбыточного. Им, обывателям, нужен телевизор, холодильник, полный еды, автомобиль, дом, наконец. И деньги! Много, очень много денег, больше, чем когда-либо можно истратить… Они живут для этого, и пусть весь остальной мир горит в адском пламени — им все равно…
* * *
В день Праздника Осени два икиса — Куху и Кикс — решили устроить соревнование по стрельбе из лука. Стрелы с серебряным оперением то и дело под звон тетивы взмывали в воздух. Две пары глаз с интересом наблюдали за их стремительным полетом. Вот два тугих лука взметнулись вверх в последний раз, стрелы взвились в пространство, после чего Кикс звонко рассмеялся, а Куху разочарованно почесал макушку, растрепав свои зеленые с синеватым отливом волосы.
— Я выиграл! — веселился Кикс. — Теперь твоя очередь рассказывать мне интересную историю.
Раздумывая, не заколдовал ли его друг с помощью кого-нибудь свой лук, Куху собирал с золотистой травы разбросанные стрелы. «Надо тоже сходить к ведьме Бейн», — решил он напоследок. Покончив с этим делом, Куху сел на упавшее дерево рядом с беззаботно болтающим ногами Киксом. Кикс ждал рассказа. Острый носик Куху от огорчения стал еще острее.
— Право же, Кикс, ты уже слышал все, что я знал!
— Потому что ты слишком часто проигрываешь. Но если ты подаришь мне коготь дракона, я буду говорить, а ты будешь слушать.
Куху долго думал, ветер лениво шевелил его зеленую шевелюру.
— Я согласен. Коготь твой…
— Открой свои уши, глупенький Куху, и слушай мой рассказ, полный столь удивительных вещей, что они порой кажутся совершенной бессмыслицей.
Куху ехидно улыбался. Кикс замолчал.
— Ну что же, Кикс, продолжай, я тебя внимательно слушаю.
— Жадный Куху, неужели ты выпьешь все это вино и не поделишься со своим лучшим другом?
Но Куху вовсе не был жадным. Смочив горло, Кикс довольно улыбнулся от уха до уха и продолжал свое повествование.
— Я расскажу тебе о людях, Куху, о ничтожных обывателях внутреннего мира. Помнишь ли ты старика Джу?
— Старика Джу? — Куху ненадолго задумался. — Он был высокий, с длинными седыми волосами и мутными глазами?
— Таким он был уже в конце своего пути. Так вот, Джу принадлежал к народу, населяющему внутренний мир.
— Люди… — повторил Куху, как бы пробуя это слово на вкус. — Какие они?
— Люди во многом похожи на нас. Они велики ростом, но, увы, срок их жизни ничтожно мал — максимум сто лет.
— Всего сто лет? Не может быть! Что же можно успеть сделать за сто лет?
— Обычно люди ничего и не начинают вершить, откладывая все дела на потом, на потом… до прихода неумолимой Смерти.
— Кто из нас вечен? — вздохнул присмиревший Куху. — Кроме, конечно… — и он благоговейно замолчал, не желая произносить священнейшие для любого существа имена.
— Люди делятся на мужчин и женщин, а в зависимости от прожитых лет они называются младенцами, детьми, отроками, юношами, взрослыми, пожилыми и старцами.
— Откуда же они появляются, эти твои люди?
— Так же, как и все низшие создания.
Куху рассмеялся.
— Стоит ли тогда о них говорить?
— Я рассказываю тебе правдивую историю, — Кикс сердито сверкнул ярко-желтыми глазами, — а ты меня все время перебиваешь!
— Извините, господин Кикс. На самом деле мне очень-очень интересно тебя слушать. Продолжай, пожалуйста!
— Хорошо, — смилостивился рассказчик. — Я продолжу, но только когда мы будем дома. Близится ночь, и необычная ночь — сегодня Кайхт будет собирать свои жертвы.
Кайхт — это было одно из имен ужаснейшего Призрака Смерти, даже произносить его вслух было нежелательно, но икисы всегда отличались неустрашимостью, иногда переходящей в слепое безрассудство.
* * *
Когда же на мир опустилась ночь, Куху и Кикс сидели в своей уютной хижине, слушали дыхание ветра за окном, потрескивание хорошо просушенных поленьев в очаге, а Кикс негромко и неторопливо возобновил свое повествование.
— Едва появившись на свет из чрева матери, люди представляют собой жалкое зрелище. Уродливые, беспомощные, полуслепые, и полуглухие — они достойны только жалости. Немного окрепнув, они познают окружающий мир и обучаются говорить.
Куху слушал, поставив локти на прочный стол и подперев руками голову, на его рожице неизвестно отчего сияла широкая улыбка.
— Жизнь людей в основном протекает очень однообразно и нудно. Они постоянно живут в одних и тех же грязных и мрачных постройках, одеваются в одни и те же серые и скучные одежды. Дни людей протекают также однообразно, что они даже не замечают, как их жизнь, такая ничтожно короткая, проходит мимо, а Смерть неумолимо является за своей данью.
— Может быть, по причине такого ужасного однообразия, люди от природы своей очень агрессивны. Они прямо-таки с наивной настойчивостью на протяжении тысячи поколений занимаются истреблением друг друга в многочисленных воинах. Те, кто отличился в ужасных убийствах, те, кто попирал ногами трупы врагов и пил их кровь, пользуются всеобщим уважением и получают красивые блестящие награды.
— Какая мерзость! — воскликнул Куху, на лице его было написано отвращение.
— Любое новое знание они умело используют для создания более совершенного оружия. Духи войны, крови и смерти правят миром людей. Причинять боль, отнимать жизнь — это у них в крови. Старик Джу рассказывал, что к тому времени, как он покинул мир людей, там не осталось ни одного дракона! Люди с помощью огня и меча полностью уничтожили драконье племя!
— Мир без драконов? — усмехнулся Куху. — Ничего удивительного… Но неужели Создатели просто покинули мир людей, отдав его на растерзание Теням, обрекая тем самым на вечные страдания и мучения?
Кикс немного подумал.
— Даже не знаю, что тебе ответить, — протянул он. — У них не осталось ни одного Хранителя Истинного Знания. Я даже не имею понятия, был ли поставлен Творцами Страж в этом странном мирке.
— Ладно, продолжай, ври дальше.
— Хорошо. Боги людей, их вера и магические ритуалы — все это настолько запутано, что тебе, маленький глупенький Куху, в них совершенно не разобраться, — Кикс умолчал, что сам ничего не понимает. — Но служители разных культов умело этим пользуются и процветают, раздувая вражду к чужакам и обещая всевозможные блага в будущем своим последователям и приверженцам.
— И в дело опять вступает меч, — с грустью заметил Куху.
— И кровь льется снова, — поддержал его друг.
— Как же они могут жить в этом ужасном мире?!
— Чтобы жить так, как они, нужна светлая и наивная вера во что-нибудь. Вера в счастливую жизнь, но которая будет после. После смерти.
На этих словах Кикса в дверь кто-то постучал.
— Это Кайхт! — пискнул Куху; он побледнел, как снег, даже Кикс не на шутку испугался, его глаза, обычно ярко-желтые, стали совсем серыми.
Куху на цыпочках подошел к двери и замер, прислушиваясь. Там, снаружи, ждала сама Смерть.
— О безжалостный Кайхт! — протяжно заговорил зеленоволосый икис. — По-моему, ты слишком рано стучишь в дверь этого дома. И я, и мой друг Кикс слишком малы, чтобы последовать за тобой…
— Да-да, — прикрикнул Кикс, с трудом сдерживая охватившую его дрожь, — проваливай, Кайхт!
— Я приду позже, — бесшумно, словно ветер в пустыне, прошелестел голос Призрака Смерти, — в конце концов вы оба будете моими.
И Кайхт исчез.
— Он ушел, — сказал Куху.
Глаза Кикса постепенно восстанавливали свой обычный жизнерадостный цвет. Куху вдруг чихнул.
— Он ушел, — повторил вслед за другом Кикс, но оба икиса знали, что приход Кайхта к ним — дурное предзнаменование.
— В общем-то, я уже все рассказал, — сказал Кикс. — А все, что не успел, ты услышишь, когда у меня будет настроение. Я хочу спать.
— Утром я пойду к старухе Бейн, — подумал вслух Куху; Кикс молчал.
— Бедные людишки, — продолжал Куху.
— Что тебе понадобилось от старой ведьмы?
— Она сделает для меня Проход. Я войду в мир людей.
— Что тебе взбрело в голову? — недоумевал Кикс.
— Я хочу помочь людям. Я открою им глаза, видящие, но остающиеся слепыми.
— Зачем, Куху? Зачем?!
— Они также имеют право быть счастливыми, Кикс. Я должен это сделать, пусть даже Создатели будут против меня.
— Кайхт тебя возьми, ты будешь спать, дрянной болтливый Куху, или нет?!
* * *
По ночному шоссе под оглушительные звуки тяжелого металла мчался спортивный автомобиль. Сейчас, в темноте, трудно было сказать, какого он цвета, но при дневном свете он выглядел кроваво-красным. На передних сидениях сидели Паша (он был за рулем) и Джил, на заднем — ее брат Джоуи и малыш Спайдер.
— Сожги свои шины, быстрей, быстрей, быстрей! — кричал Паша, на секунду отпуская руль, чтобы вытащить из-под сиденья новую бутылку с пивом, второй рукой он обнимал за шею Джил.
Джоуи тем временем, зажав в зубах сигарету с травкой, пытался ее раскурить, но его подводила зажигалка. Спайдер раскинулся во все стороны, одну ногу в ботинке положив на колено соседу, и бессознательно мотал головой. Джоуи выругался и в раздражении выкинул одну из пустых бутылок на дорогу.
— Эй, Джоуи! — рявкнул Паша. — Мы еще будем возвращаться домой!
— Пей пиво и жми на газ, — невозмутимо отрезал Джоуи.
— Спайдера уже не тошнит? — обернулась Джил, но брат успокоил ее:
— Да нет, сейчас он полностью вырубился.
— Моя кровь — нитроглицерин! — опять дико завопил Паша, он упустил бутылку, и холодное пиво залило ему все сидение. — О, черт!
На миг он опустил взгляд, и в то же самое мгновение на дороге что-то мелькнуло, автомобиль не то вильнуло, не то немного подбросило вверх, Джил вскрикнула.
— Что это было? — испугался Паша, он захотел притормозить, но Джоуи равнодушно сказал:
— Заткнись и жми на газ!
— Ты сбил ребенка, Паша, — запричитала Джил.
— Заткнись, Джил!
— Какого ребенка? — встревожился Паша.
— Маленького мальчика с зелеными волосами, — объяснила Джил. — Он был такой хорошенький, а на дороге появился совершенно внезапно. О, мне плохо!
— Заткнись, ради бога, Джил! — все более раздражался Джоуи.
— Погоди, Джил, разве могут быть у ребенка зеленые волосы?
— Они были зеленые, — Джил зарыдала. — Это был мальчик с зелеными волосами!
Спайдер проснулся и сонно поинтересовался:
— Какой мальчик?
— Заткнись, Спайдер! На свете нет детей с зелеными волосами! И никакого ребенка на шоссе опять же не было! Да заткнись ты, Джил!
— Не было, так не было, — кивнул Спайдер и опять заснул.
* * *
На загородном шоссе в нескольких милях от населенного пункта осталось лежать маленькое сломанное тельце. Это был Куху. Он прибыл в мир людей всего минуту назад, но теперь его путешествие было закончено. Подле него на асфальте лежал тугой лук Кикса, прощальные подарок друга на счастье, и рассыпанные серебряные стрелы.
Рядом с трупиком появились две странные фигуры, черная и серая.
— Уходи, — спокойно выдохнул Кайхт. — Это не твоя добыча.
Неведомый (или неведомое) невозмутимо (а не с презрением ли?) повел холодящими воздух крыльями и тихо исчез.
Кайхт возвышался над икисом, сбитым автомобилем, за рулем которого сидел подросток, чересчур обпившийся пивом. Кайхт пришел на зов смерти. Мир людей убил Куху.
…убил маленького икиса с зелеными волосами…
…ты идешь в Бездну…
…видишь ли ты смысл…
…знаешь ли ты истину…
…какие демоны правят тобой…
…подумай…
…
27.3.1999
Доркхан
В один из самых обыкновенных вечеров в самой обыкновенной комнате, на полу… Впрочем, комната эта была не совсем обычной. И пол, и стены, и потолок, и даже стекла в окнах — все было старательно выкрашено в густой черный цвет. Мебель в этой комнате отсутствовала, если не считать таковой большие старинные часы, занявшие один угол, два бронзовых ангела со спокойной уверенностью поддерживали циферблат. В другом углу лежал ворох мятого, несвежего белья. Из двух дверей одна (та, которая вела на балкон) была немного приоткрыта, через нее в комнату вливался свежий вечерний воздух.
Так вот, на полу сидел, подогнув под себя ноги, человек, в руках у него была колода карт. Это и был я, а черная комната была моим домом. Здесь я родился (тогда, конечно же, она выглядела совсем по-другому), но сомневаюсь, что здесь я и умру. Но если и умру, то это будет не сейчас.
Я сдвинул колоду и перевернул первую карту картинкой вверх. Ха, туз пик! Одна из самых мрачных и зловещих карт, часто пророчащая бедствия и неудачи, но… только не мне! Что мне действительно портило настроение, так это заунывные вопли из соседней комнаты. Кроме слова Dominus, я ничего не смог разобрать, да мне это и не было интересно. Я выложил квадрат, потом второй… Крики вдруг прекратились.
— Доркхан, открой эту чертову дверь! — заорала Анна, но я промолчал и продолжал выкладывать фигуру пасьянса, меня научил ему один спятивший католический священник. Мне не хотелось впускать в нашу квартирку постороннее лицо, которое ничего не могло принести нам, разве что новые заботы и неприятности. Но звонок в дверь повторился.
— Доркхан, ты хоть дома, адское семя? Открой дверь, и пусть они заберут тебя!
Я не отозвался, поэтому Анна, шаркая ногами (звонок надрывался уже в третий раз), подошла к двери, долго смотрела в глазок, а потом приложила губы к замочной скважине и рявкнула:
— Никого нет дома!
В ответ раздался раздраженный мужской голос:
— Открывай, Матайр! Если ты думаешь, что я ради собственного удовольствия взобрался пешком на семнадцатый этаж, то ты ошибаешься.
Анна подумала, потом я услышал ее обреченный вздох (ей прямо доставляло удовольствие строить из себя страдалицу), и она впустила гостя в квартиру. Это был высокий мужчина в белом плаще, аккуратно выбритый, с холодными серыми глазами.
— Добрый вечер, Матайр, — буркнул он.
— Привет, инспектор, — в тон ему ответила Анна. Она повернулась, чтобы идти на кухню, но гость остановил ее.
— Меня зовут Бертрам Шнайдер. Твой сын дома?
— Откуда мне знать, где шляется мое отродье? — Анна презрительно скривила лицо. — Может, он уже и сдох, в своей проклятой комнате.
— Это здесь?
Ну вот, мне опять не дали доиграть спокойно! Я бросил карты, бесшумно поднялся и также бесшумно выскользнул на балкон. Бледные звезды и луна, мои старые знакомые, приветливо встретили меня.
— Да, это его комната, инспектор. Войдите туда и пристрелите этого ублюдка!
Шнайдер толкнул дверь и увидел черную комнату, заполненную черным мраком. Анна тем временем улизнула на кухню и начала готовить какое-то блюдо, наверное, пудинг с изюмом. И я уже знаю, чем закончится эта стряпня — пудинг получится очень вкусным, но его некому будет есть. Анна слопает всего один маленький кусочек, поливая его скудными слезами мученицы, а потом, проклиная весь белый свет, выкинет остатки в мусорное ведро. Вот тогда уже подойдет очередь полакомиться и для меня, я выковыряю пару изюминок…
Шнайдер провел рукой по стене, нашарил выключатель, щелкнул им, но безрезультатно. Я было обрадовался, но гость пришел сюда не с пустыми руками — внутренности комнаты нагло пронзил яркий свет ручного фонаря.
— Доркхан, ты здесь? — тихо спросил Шнайдер.
Луч обежал черные стены, скользнул по полу и остановился на разбросанных картах. Гость подошел ближе, присел и поднял одну из них. И узрел он распятое тело, и девять сверкающих клинков вонзились в него, и алая кровь сочилась из ран, и все было пропитано мучительной агонией, а странная улыбка на тонких черных губах умирающего повергла Шнайдера в ужас. Его рука дрогнула, и карта, перевернувшись, упала на пол. Уходи же отсюда, проклятый шпион! Но Шнайдер не спешил. Фонарь осветил бронзовые часы, гость долго рассматривал их, потом решил подвести стрелки по своим наручным электронным часам (наглец!), но не нашел, как это сделать. А потом я понял, что он собирается выйти на балкон, где затаился я.
Он сделал шаг, второй, третий, его рука легла на ручку балконной двери… Ну не дожидаться же мне его! Одним прыжком я вскочил на перила и, сильно оттолкнувшись от них, покинул балкон.
А вот теперь здесь появился Шнайдер. Он погасил фонарь, потому что небо было еще более-менее светлым, а на западе алела полоса только что исчезнувшего за горизонтом солнца. Лицо Шнайдера было хмуро. Он осмотрел балкон, глянул вниз, но меня так и не увидел, хотя я был на расстоянии вытянутой руки от него, и замедленные мерные взмахи моих крыльев овевали его лицо.
— Его нет, — тихо сказал самому себе Шнайдер и ушел.
Я возликовал. Слепые людишки, вас можно только пожалеть, даже Мертвые видят больше, чем вы! Я перекувыркнулся в воздухе, потом сложил крылья и камнем упал вниз. У самой земли я раскинул свои черные крылья и перешел в горизонтальный полет, стремительный, великолепный полет по улицам засыпающего города. С истошным писком от меня шарахались летучие мыши, и со зловещим молчанием — тени. Я миновал фонтан, разрезав крыльями струи холодной воды, сделал круг вокруг памятника какому-то генералу, разбил пару стекол в высотных домах и вспомнил о Морне.
О, Морна! Моя милая леди! Я лечу к тебе!
Ресторан «Краунз», в котором Морна работала официанткой, располагался на последнем, девятом, этаже одноименного отеля. Я покружил немного, потом мои ноги коснулись мраморных плит, и я, все еще оставаясь невидимым, вошел в главный зал ресторана. Яркое освещение ослепило меня, и я поскорее прижался к стене, отступил в самый темный угол. Безликие люди за столиками неторопливо чавкали, переговаривались, звенели вилками, ножами и другой посудой, между ними порхали похожие друг на друга, как капли воды, официантки. Морна, моя леди, где ты? Будь проклят этот яркий свет! И еще этот запах мертвечины… Я медленно отступал к выходу на балкон, который опоясывал весь девятый этаж, но тут мои ноздри вздрогнули от радостного возбуждения. Она!
Морна приняла заказ у какого-то заплывшего жиром мужчины, спесиво выставляющего унизанные золотыми кольцами пальцы (его спутницу, блондинку с развратным оскалом рта, эти кольца, по всей видимости, интересовали больше всего на свете — она не сводила с них глаз). Я подошел к своей леди вплотную и с упоением дышал ароматом ее волос, ее тела. Затем я бесшумно, шаг в шаг, последовал за ней, подождал, пока она передала заказ, а когда Морна на мгновение задержалась у зеркала, я крепко обнял ее сзади. Любая девушка на ее месте завопила бы от ужаса, но только не Морна! Ее тело напряглось, потом расслабилась, и на ее губах появилась почти незаметная улыбка.
— Это ты, — счастливо прошептала она, потрепав меня за волосы (со стороны это выглядело, будто она поправляет собственную прическу). — Тебя не было два месяца, Доркхан…
Два месяца! Я думал, всего несколько дней… Время летит так незаметно… Но в голосе Морны звучал упрек, и я почувствовал себя виноватым. Я нежно поцеловал ее в шею и с сожалением разжал объятия.
— Иди за мной, Доркхан, только прошу тебя, не налети на какой-нибудь столик и не сбей кого-нибудь с ног…
Едва она сказала это, как мне сразу же захотелось перевернуть, по крайней мере, несколько столиков или всего лишь выдернуть из-под какого-то жирного пузана стул, чтобы посмотреть, как он барахтается на полу. Но я удержался.
Итак, я шел за Морной, которая продолжала работу, и переговаривался с ней, со своей леди.
— Два месяца, Доркхан! Я думала, что ты исчезнешь навсегда.
— Наверное, моя красавица, это так и произойдет, — пошутил я. — Твой Доркхан исчезнет без лишних слов.
Морна погрустнела.
— Но ведь я не сойду с ума, как бедняжка Мэрион?
— Мэрион? — я был немного сбит с толку. — Ах, Мэрион!
— Доркхан, сукин сын, только не говори мне, что ты уже забыл свою первую возлюбленную!
Я несильно дернул ее за волосы:
— Моя леди не должна говорить мне таких слов! А Мэрион — что ж, она была такой молодой, как покинула этот мир…
— Доркхан! — мужчина за ближайшим столиком вздрогнул и разлил немного вина на скатерть. — Мэрион жива! Она сейчас находится в психиатрической клинике.
— Что ж, тем лучше для нее. Кажется, я ее припоминаю… У нее на правом бедре была родинка…
— Болван! Это у меня там родинка, Доркхан! Надо будет навестить Мэрион на выходных. Я слышала, ей уже гораздо лучше. Эй, я вижу твою руку! Словно смутная тень…
Мы находились как раз в центре зала.
— Эти проклятые новые лампы! — я разозлился. — Ладно, я ухожу. Прощай, моя леди!
— Погоди, я выйду с тобой на балкон.
На небе сияла луна в окружении множества звезд. Ослепительное пиршество осталось внутри, а на огромном балконе не было ни души, кроме нас с Морной.
— Покажись, — попросила она. — Я хочу увидеть тебя.
Я выполнил ее просьбу. Морна просияла и взяла мои руки в свои ладони.
— Ты же совсем не одет, — рассмеялась она.
— Но штаны-то на мне. Леви Штраус — лучшие в мире джинсы!
— Доркхан, может, тебе подарить пиджак?
— Если тебе это будет приятно — подари, — разрешил я.
Морна взглянула на часики.
— Мне осталось всего три часа, Доркхан… Ты встретишь меня у выхода?
Я опять накинул на себя тень и ускользнул из ее рук.
— Не знаю, — я весело рассмеялся.
— Но ты ведь прилетишь ко мне?
— Не знаю, — я рассмеялся во второй раз, а потом спрыгнул с балкона. Морна вскрикнула.
— Я опять увидела тебя, увидела тень.
— Неважно, — я взлетел повыше и повис в некотором отдалении. — Другие меня не увидят, поверь мне.
— Но ты вернешься? — я увидел, как на глазах Морны блестят слезы. С чего бы это она?
— Не знаю! — крикнул я. — Я вспомнил Мэрион! Ее фамилия Макфергус!
И я улетел. Морна продолжала стоять на балконе, обеими руками сжимая перила, и улыбалась, глядя куда-то в ночь.
— Болван, — ласково прошептала она. — Макфергус — это же я!
* * *
Бертрам Шнайдер вышел из подъезда многоэтажного дома и, тяжело дыша, направился к маленькому толстому человечку, раскинувшемуся на скамейке. Тот вскочил и мелкими шажками, смешно подпрыгивая, побежал к нему навстречу.
— Ну что, док?
— У них лифт не работает.
— Я так и знал! — толстячок несказанно обрадовался. — А как вам они?
— Уф-ф! Ну и семейка! Их обоих нужно бы забрать в нашу лечебницу. Мамаша приняла меня за полицейского.
— Ну, Матайр, в сущности, совершенно безобидное существо, док. Этот парень любого доведет до безумия. А Доркхана вы видели? Черную комнату?
— Да, черная комната… Он так не любит света?
— Солнечного света в особенности. И как вам он понравился?
Шнайдер нахмурил лоб.
— Знаешь, Виктор, он не обратил на меня никакого внимания. Сидел на полу, раскладывал пасьянс.
— Какой пасьянс?
— Клетка, — усмехнулся Шнайдер.
— Клетка? Что-то не припоминаю такого…
— Я пошутил, — устало сказал доктор Шнайдер. — Я не разбираюсь в пасьянсах. Я просто хочу сказать, что в башке у Доркхана словно бы раскладывается бесконечный пасьянс. Разум в клетке.
Он посмотрел наверх.
— Виктор, как ты думаешь, что может означать для меня в данный момент число «девять»?
— Не знаю, док… Может быть, через девять дней вы умрете, — брякнул толстяк.
— Спасибо, — Шнайдер все еще изучал взглядом семнадцатый этаж. — Доркхан сидел на полу, такой маленький и одинокий среди четырех черных стен… В один прекрасный день он спрыгнет вниз с такой головокружительной высоты!
— Как пить дать, док, — поддакнул Виктор.
Через девять месяцев известный психиатр Бертрам Шнайдер женился на прекрасной и умной дочери одного профессора. Впереди у него было девять долгих, хотя и не очень счастливых лет семейной жизни.
24.8.1999