Выходи из шатра на поляну, старик; Ты мне нужен. Иду. В чем же замысел твой, Агамемнон-отец? Поспешай. Я спешу. Моя старость, владыка, – бессонный покой, А глаза у нее, что два сторожа, бдят. Этот яркий пловец… Как зовешь ты его? Это – Сириус, царь; под седьмицей Плеяд Он плывет; половинный лишь пройден им путь. И кругом – тишина: не проснулись грачи [2] , Не шелохнется море; могучий Еврип [3] Точно скован воздушным молчаньем. Но зачем же ты сам о палатке забыл, Агамемнон-владыка? В Авлиде покой; На стенах даже стража недвижно стоит. Не вернуться ль в шатер? [4] Как ты счастлив, старик! Как завидны мне все, что в безвестности век Свой исполнить могли! А на славы верхах — О, не стал бы я этих людей величать! Но не там ли всей жизни найдешь красоту? Да, найдешь; да надолго ль? Приманка сладка, А откусишь – претит. Оскорбленный ли бог Наше счастье разрушит, иль прихоть людей Его злобно на клочья истреплет… Недостойное слово промолвил ты, царь! Иль ты мнил, на бессменное счастье тебя, Агамемнон, родил повелитель Атрей? Боги смертнорожденному в долю дают Лишь с печалями счастье; и рад ли, не рад — Но ты должен веление божье терпеть. Ты ж, светильника блеском шатер озарив, Покрывал письменами скрижаль [5] … у тебя И поныне в руках она; пишешь слова — И стираешь опять; вот печатью скрепил — Глядь, уж сорвана вновь она, оземь доску Ты бросаешь, и слезы текут из очей. Уж порой мне казалось, безумец сидит Предо мною в шатре. Что терзает тебя? Что случилось с тобой, государь? О, скажи Мне доверия слово: я верен тебе. Ведь недаром же в брачное вено меня В твой чертог снарядил повелитель Тиндар Провожатым почтенным невесты! Трех дочерей на свет явила Леда [6] : Звалася Фебой первая из них, Жена моя, вторая, Клитемнестрой, И младшая Еленой. Женихов Прославленных в Элладе и могучих Ее краса манила, и вражды Зажглось меж ними пламя: уж носились Кровавые угрозы по устам, Суля ее избраннику расправу… Уж голову старик Тиндар терял, Ее отец, колеблясь, выдавать ли, Иль лучше дочь совсем не выдавать, — И вдруг его решенье осеняет — И юношам он молвит: “Женихи, Клянитесь мне, соединив десницы И пепел жертв обильно оросив, Спасать от бед избранника невесты, И если кто, будь варвар то иль грек, Столкнув его с Елениного ложа, Тиндара дочь в свой город увезет, — Клянитесь мне разрушить стены вражьи”, Так царь Тиндар, опутав женихов И клятвою связав их, дочке отдал: “Любого, дочь, ты выберешь – плыви, Куда влечет Киприды дуновенье”. Был выбором отмечен Менелай. О, горе нам!.. Но годы шли… Фригиец, Решивший спор богинь [7] – так говорит Предание, в Лакедемон приехал: Цветами на одеждах ослепив, Весь золотом увешанный, как варвар, С царицею влюбленный Приамид Влюбленною уплыл к родимой Иде [8] , Пока по свету ездил Менелай… Но вот домой вернулся царь: язвимый Любовью и обидою, он шлет Во все края Эллады, чтоб о клятве Припомнили ахейцы… На призыв Воздвиглись копья мигом и немедля Среди щитов блестящих женихи Под парусом, на бранных колесницах, Близ тесных вод авлидских собрались И стали лагерем. А мне начальство Поручено по выбору… Еще бы, Ведь Менелай мне брат. О, эту честь, А с ней и жезл охотно бы я отдал! Окончены все сборы, и давно К отплытию готов наш флот, да ветра Бог не дает… И вот Калхант-вещун Средь воинов, безвременьем томимых, Изрек, что царь и вождь Агамемнон Дочь Ифигению, свое рожденье, должен На алтаре богини заколоть, Царицы гладей этих. “Если, молвил, Заколете девицу, будет вам И плаванье счастливое, и город Вы вражеский разрушите, а нет — Так ничего не сбудется”. Об этом Пророчестве узнав, оповестить Через Талфибия-герольда приказал я Дружины наши известить, что дочь Я никогда зарезать не отважусь. Увы! Зачем меня речами брат Сумел склонить на злое дерзновенье? Вот на таком же складне написав, Безумное я отдал приказанье Жене, чтобы сюда прислала дочь: Мол, Ахиллес ей руку предлагает… А к тем словам добавил, что герой Не хочет с нами разделить похода, Коль в жены Ифигению ему Я не отдам и ложа не разделит Во Фтии с ним царица… Я в письме Перед женою лгал, блестящим браком Ее прельстить желая… И об этом Здесь знают только трое: Менелай Да Одиссей с Калхантом. О, решенье Позорное отброшено, – теперь Как следует я все списал на эту Дощечку, и сегодня ты, старик, Меня как раз за этим ночью видел, Когда печать срывал я и лепил. Иди, старик, с моим посланьем в Аргос; А чтоб ты знал, какую весть несешь, Я верному слуге жены и дома Ее сейчас словами передам… Объясни же мне речью посланье твое, Чтобы с записью вровень вещал мой язык. “Чадо Леды, тебе мой приказ, А что раньше прочла – позабудь!.. На глубокую заводь Евбеи Деву-дочь, царица, не шли К бесприбойным, авлидским брегам… Брачный факел ее сбережем Мы до лучших дней, Тиндарида…” А что будет с Ахиллом? Не стерпит гордец, Что лишился невесты он: пламенный гнев На тебя он воздвигнет и Ледину дочь, — Он опасен; скажи, ты подумал о нем? Ничего он не знает; лишь имя его, Не спросясь, я использовал. Всуе нарек Женихом я Пелида, и деву ему Для любовных объятий вотще посулил: Его слуха та весть не коснулась. Как? Ты сына богини нарек женихом, Чтоб невесту отправить под нож, на алтарь? Дерзновенна же мысль, Агамемнон, твоя! О, безумье меня охватило. Был опутан грехом [9] мой рассудок! Но спеши, дорогой, и лета позабудь На стопах окрыленных! Мой царь, я готов. Не хоти отдохнуть ни в дубравы тени, Ни у струй ручейка: пусть целительный сон Не чарует очей утомленных. Сохрани меня бог! На распутиях ты Напрягай свои очи и зорко следи, Не несет ли четверка летучих коней По дороге повозку, и в ней мою дочь К нашей ставке морской. Твое слово – закон. А коль встретишь царевну вне стен городских, Окруженную свитой, вскочи на возок, У возницы поводья схвати – и назад Их к творению древних киклопов [10] гони! Но поверят ли мне твоя дочь, господин, И царица твоя? На скрижали печать — Береги ее. В путь! Уж белеет восток. Недалеко заря и ретивый огонь Скакунов Гелиоса. Старик, услужи!

О, стремления смертных! Никто не блажен До конца своей жизни, – улыбка богов Ненадолго нам светит. Трудись же, борись — Чаши мук не уйдет ни единый.

К вам я, волны авлидские, Волны пенно-соленые, Шла берегами песчаными. И воды Еврипа тесного Мой, рассекая, спешил челнок. Я Халкиды возлюбленной Стены родные покинула, И Аретусы славной, С гулом морским слитый, Милый шум позабыла. Видеть ахейцев душа горит Рати суровые, Что с Агамемноном За Тиндаридою Царь ведет златокудрый. Так говорили мне: Дивную с брега Еврота зеленого Пастырь Парис увлек, В дар от Киприды прияв ее. Возле потока недаром он, Возле жемчужно-росистого, Ей присудил красоты венец В споре с Палладой и Герою. Рощей девы Латонии [11] , Полной жертвокурения, Ноги несли меня быстрые… Но только лагеря пестрого Пламя щитов увидала я, Сбруи медной сверкание, — Краской стыдливости розовой Вспыхнули вмиг ланиты. Там двух Аяксов славных, Над доскою склоненных, Видела жадно следивших я Ходы мудреные… Был Паламед при них — Навплия мудрый сын. Мышцы рук напрягая, Диск там Тидид метал. Им Мерион [12] любовался, Аресов сын, Чудо меж смертными. Там и Лаэртом рожденного Зрела я скал повелителя; Там и Нирей [13] мне герой предстал, Муж, что красою сияющей Равных не знает меж эллинов. [14] Там и повитый Фетидою, Мудрым Кентавром взлелеянный, Взоры Ахилл пленял, Ветра соперник… Он по каменьям острым, Берегом близ колесницы, В панцире, в тяжких латах Мчался, с четверкой споря… Ферета даром внук, Славный Евмел [15] -герой Криком коней бодрил; Тщетно стрекалом он Жег златоуздых пыл. В очи мелькнули мне Два дышловых коня: Буро-сребристые, Ноги с подпалиной; Но пристяжные два, На поворотах лишь Силой им равные, Даром взметали прах… Вот уж в виду мета, — И окольчуженный Уж обогнал Пелид Руки Евмеловы… Вот он ярмо [16] настиг: Будет с победою… Полюбилось сосчитать Тьмы ахейских кораблей, Чтоб и восторга и жалости блеском Загорелся женский взор. Там, где брызжет вал В правое крыло, Там фтиотские ладьи Мирмидонский держит вождь. Пятьдесят судов — Пятьдесят богинь Их в изваяньях златых охраняют: То Нереиды, кормы украшенье; Их Ахилла войско чтит. Равные числом стоят Рядом Аргоса ладьи, Правят прекрасными сын Мекистея И Сфенел, ретивый вождь. Шестьдесят затем Из Афин привел Сильного Тесея сын. Их не трудно распознать: Ведь на всех зарей Золотой горит Лик вдохновенный Паллады могучей; Грозно она колесницей крылатой Правит, ясный знак пловцам. Беотян затем снаряженье морское Увидели мы: пятьдесят легкокрылых Судов колышет волн прибой. На них сверкает Кадм; Поверженного змея Пятой смиряет он. А правит бесстрашною ратью плавучей Землей рожденный [17] царь Леит. Такой же силы вождь За ними держит след — Аякс, повелитель фокейцев и локров, Покинув Фроний, стольный град. А далее златом обильных Микен Красуются струги; их сто собралося, И вождь им всем – Атрея сын. Но там же и Адраст [18] — А друг он верный другу; Грозит беглянке он, Что бросила дом ради варварской свадьбы, Напомнить эллинский закон. Вблизи пилосский царь Взор, Нестор [19] , наш пленил; Знак турокопытный ладьи его красит — Алфей, реки родимой бог. Рядом стоят – дюжина всех — Смелых суда энианов; В бой их ведет витязь Гуней. Далее – дети Элиды, Их же эпейцами кличет народ, Бранная сила Еврита. Далее беловесельных мужей С Тафа Мегет направляет. Имя отца хочет герой, Старца Филея, прославить: Ради него цепь Эхинад Бросил, пловцам недоступных. В левом крыле гордый Аякс, Витязь стоит саламинский; Правому он близкий сосед, Чуть не сплелись кораблями. Только двенадцать ведет он судов — Да, но ловчее не встретишь. Вот наша сила. Пусть сцепится враг, Вмиг о возврате забудет. Сами суда видели мы; Про остальное поведал Дома народ; память храним Вести и зрелища свято.

Стыдись, Атрид… Ведь это ж преступленье! Прочь, говорят, не в меру верный раб! Такою бранью я готов гордиться… Смотри, побью – заплачешь вдругорядь. Прочесть письмо чужое… и не стыдно? Стыдился б сам ахейцам яму рыть… С царями спорь, а мне – письмо, ты слышишь? Нет, подождешь… Письмо отдай, письмо… Оставь, старик: жезлом тяжелым царским Я голову тебе раскровеню. Ну что ж? Рабу бесчестия не будет, Коль примет смерть он за своих господ. Эй, замолчи, слуга многоречивый! Не замолчу… О Агамемнон, царь! Твое письмо в чужих руках, и силой Им завладел обидчик… Выручай!

Гей! Что за шум под царской дверью: брань, смятение и крик? Что случилось, и зачем ты вызывал меня, старик? Мне держать ответ приличней, чем холопу твоему. Ты чего же тут воюешь и зачем грозишь ему? Посмотри в глаза мне прямо – после будет разговор. Сын Атрея не умеет опускать в смущенье взор… Узнаешь ты этот складень [20] , эти злые начертанья? Я не слеп. Изволь немедля возвратить гонцу посланье! Нет, его узнают прежде все данайцы, понимаешь? А с каких же пор ты письма посторонние вскрываешь? Да, к несчастью, Агамемнон, нам известен твой секрет. Что тебе известно? Совесть потерял ты вовсе, что ли? Мне давно узнать хотелось, ждать царевны или нет? Да стеречь мою семью-то чьей же ты поставлен волей? Успокойся, не твоею, не бывал твоим рабом. О, неслыханная дерзость! Твой он, что ль, микенский дом? Ты обижен – что же делать? Веры в нас к тебе не стало. “Да” – вчера, и “нет” – сегодня, а назавтра – все сначала. Гладкослов, язык твой ловкий, право, стоит очень мало.

Шаткий ум твой не дороже. Что он даст друзьям, скажи? Право, лучше, Агамемнон, гнев свой жаркий отложи. Я не буду горячиться, – ты же, истину любя, Не посетуй, коль увидишь, точно в зеркале, себя. Вспомни, как душой горел ты стать вождем союзных ратей, Сколько ран душевных прятал под расшитый свой гиматий! Вспомни, как ты унижался [21] , черни руки пожимая, Как дверей не запирал ты, без разбору принимая, Как со всеми по порядку ты беседовал учтиво, И врагов и равнодушных уловляя фразой льстивой… И с ахейцами торгуясь за надменную утеху, Чем тогда ты, Агамемнон, не пожертвовал успеху? А потом, добившись власти, вспомни, как ты изменился, От друзей своих недавних как умело отстранился! Неприступен и невидим стал наш вождь. Не так бывает С мужем чести, если жребий путь широкий открывает Перед ним: сильней он любит друга, в горе нажитого, Рад он лить ему усладу из бокала золотого; Он доступней, потому что стал сильнее и богаче… Ты же, царь, ребячью душу обнаружил средь удачи… Помнишь: мы пришли в Авлиду, но попутчика не слали Боги нам из стаи ветров; и ахейцы возроптали. “Распусти нас, говорили, жить в Авлиде нам постыло”. Ты как тень бродил печально: жалоб, жалоб что тут было! Царь в мечтах уж видел тучи парусов под Илионом, Он копьем делил нам нивы… А меж тем с бессильным стоном Приставал ко мне: “Что делать? Чем поможем мы несчастью?” О Атрид, ты видел выход, да жалел проститься с властью! Помнишь, как ты был ничтожен, за борт выброшен судьбою? А когда Калхант-гадатель Артемиде для убоя Дочь твою обрек на жертву, путь взамен суля счастливый, Помнишь, как ты духом ожил, как в надежде торопливой Сам, никем не принуждаем, написал, чтоб Тиндарида Ифигению прислала, – мол, невесту для Пелида? Ну, уладил дело… Как же! Снова шлются уверенья… Царь раскаяться изволил в самой мысли преступленья… Но ведь солнце не погасло, что и те слова слыхало? О, вас тысячи подобных… Почесть, деньги – все им мало. Власти ищут, а добились – чуть доходит до расплаты, Проклинают алчность черни, будто люди виноваты, Что под царскою кольчугой сердце лани робкой бьется. Но, Эллада, царь, Эллада!.. Ей за что же достается? Иль в угоду дочке царской нам отдать на посмеянье Наши славные угрозы, – этой челяди деянья Недостойные спуская? Нет, мешки вы золотые, Не годитесь вы для трона, не вожди вы боевые! Ох, не к добру, когда заспорят братья, И этот спор вражду меж них родит… Я браниться не намерен; краток речью, сердцем сдержан, Благородный муж так нагло в словопреньях не взирает… В брате будет чтить он брата, как бы ни был им рассержен. Посмотри, на что похож ты: горло гнев тебе спирает, Глаз белки налились кровью; что, скажи, с тобою сталось? Ты обижен? Ты ограблен? Жен для ложа не осталось? Иль за это мы в ответе, что тебе приобретений Воротить твоих не можем… мужа-сторожа Елене. В гордом брате жажда славы раздражает Менелая: Он бывает счастлив, только жен красивых обнимая; Доблесть он считает шуткой; честь и ум ему – забава. О спартанец, пошлость вкусов обличает низость нрава… Брата ты зовешь безумцем, оттого что он решился Промах сделанный исправить… Не скорей ли ты взбесился, Что, богами щедро взыскан, новый жребий свой порочишь И жену на ложе злую воротить насильно хочешь? Иль ты мнишь, тебе в угоду опьяненные любовью Женихи перед Тиндаром мстить тогда клялися кровью? Нет, безумец, окрыляла их небесная надежда. Что ж? Веди их! Только б после не раскаяться, невежда: Бог не дремлет и не слепнет, и ему всегда известно, Если вынудили клятву без сознанья и бесчестно… На меня ж не полагайся… Не зарежу голубицы, И тебе я – не помощник в исправлении блудницы, Чтобы мужа утешала, оставляя мне на долю Над пролитой детской кровью дни и ночи плакать вволю! Все сказал тебе, Атрид, я речью краткой и прямою. Вразумил – тебе же лучше. Нет – и сам дела устрою. Да, речь иную нам пришлось услышать. Мы за него: спасая дочь, он прав. О, горе мне! В друзьях я ошибался. Ища сгубить, ты их теряешь сам… Один отец родил нас? Не поверю! Разумному я брат, безумцу – нет. Но ведь друзей роднить должна невзгода… Нас друг зовет на пир, а не на казнь. Итак, трудов с Элладой ты не делишь? Да, не делю: с тобою заодно Ее какой-то демон обезумил. Тебя же жезл ахейский ослепил… Ступай, предатель братний… Я иные Пособия придумаю, друзей Найду иных!

О вождь союзных ратей, Привет тебе и радость! Дева-дочь, Которую в чертоге ты изволил Царевной Ифигенией назвать, Здесь, у тебя, а с ней и Клитемнестра, Твоя супруга славная, и сын, Дитя-Орест, к Атриду с ними прибыл, Так много дней не зревшему свой дом; Но женщин, царь, измаяла дорога, — У светлого источника они Остановились, с нежных ног истому Стряхнуть и кожу влагой освежить… Я кобылиц, с усталых упряжь снявши, На луг пустил: пусть травки поедят. А сам бегом к тебе. Принять с почетом Захочешь ты, конечно, мать и дочь… Ахейцы о приезде их уж знают. Да, птицей шум весь лагерь облетел: Так и бегут толпами подивиться На дочь твою, царевну… О, в миру Великие сияньем взоры манят, Что в небесах далекая звезда. Вокруг я слышал говор: “Верно, свадьба Иль царский пир готовится… смотри, Царю-то дочь как загорелось видеть”. Другие ж прибавляли: “Да, ее, Конечно, в храм представят Артемиде, Владычице авлидской, и алтарь Украсит ей блаженная невеста. А кто ж жених?” Однако, царь, спеши! Пора, Атрид! Где ж мы возьмем кошницу? Цветов сюда!

Тебе, спартанский царь, О свадебных подумать гимнах должно: Пусть брачный пир нам флейта огласит И мерные удары ног в чертоге. О солнце, ты приводишь светлый день, Так пусть же он несет царевне счастье! Благодарю… Передохни, гонец… Бог даст, и все уладится… Оставь нас…

О, тяжко это новое ярмо… Украшен им на диво царь микенский, Что демона хотел перехитрить… Им хорошо, незнатным… могут плакать, Когда хотят, и сердце в речи вылить… Стоящий наверху стыдится слез: Они его бесчестят… Гордость правит Царями, а посмотришь – так они Рабы своей же черни, да… и только… Стыд отнял у меня отраду слез, Но высушить источник слез не властен. Пред этим морем бедствий я – не царь. Итак, я их сейчас увижу… что ж Жене скажу?.. Как на нее глаза Дерзну поднять?.. Ее приезд нежданный Последней каплей влился в кубок бед… А между тем как было не приехать Ей с дочерью? Не всем же как отцу Из-под полы ребенку нож готовить: Она справлять малютку под венец Приехала… кого?.. Ифианассу [22] Дочь, дочь мою родную? Как не так! Аид ее, холодную, обнимет, Он ей жених… О, как мне тяжело… “Как? Ты казнить ведешь меня, отец? Так вот он, брак обещанный! О, дай же, Дай бог тебе и всем, кого ты любишь, Всем свадьбы так же весело справлять!” А маленький Орест?.. Ведь он увидит Смерть сестрину… Сказать-то, как дитя, Конечно, не сумеет [23] , но понятен И страшен будет людям громкий крик Малютки безответного… Проклятье Распутнице Елене и Парису, И браку их преступному проклятье!.. Чужой жене, тебя мне все же жаль; С тобою, царь, и над тобой я плачу. Дай руку мне, и помиримся, брат. Бери: твоя победа – я несчастен. В свидетели Пелопа я зову [24] , Пелопа, деда нашего, который Отцом Атрею был: из уст моих Лукавого не выйдет слова – правду И только правду сердце через них Поведает. Когда у брата слезы Я увидал, за сердце ухватила Меня тоска – я сам готов был плакать. Беру назад слова свои – угроз, Пожалуйста, не помни и не бойся: Все муки здесь твои я пережил… О смерти Ифигении для выгод Моих прошу тебя не помышлять. Как? Ты в слезах, а я на пире буду? Нож – для твоих, и солнце – для моих? Ужель такой дележ потерпит Правда? Да, наконец, чего же я ищу? Жениться вновь? Что ж, иль невест завидных Эллада мне не даст? Иль погублю В погоне за Еленою преступной Родного брата? Нет, Агамемнон, Я зла еще из рук твоих не видел. Прости ж меня, я говорил с тобой Как мальчик безрассудный, – лишь теперь Измерил я весь ужас быть убийцей Своих детей, и жалость к осужденной Глубокая вонзилась в сердце мне; Да, видно, кровь сближает нас недаром… На что Елена ей?.. О нет, Атрид, Пускай войска уходят! Бросим этот Несчастный край! Но орошать лицо Слезами ты не должен, заставляя С собою брата плакать. Если жрец, Судьбы твоей в гадании касаясь, Затронул и мою, его слова Из памяти я вычеркнул, и снова Я для тебя не изверг, снова брат… Перегореть в горниле [25] состраданья И вылиться в другую форму – мне Не стыдно, Агамéмнон, нет, нисколько!.. Себе лишь в том я изменил, что к брату Родному вновь вернул себе любовь. Измена же такая красит мужа, Что направляет к лучшему его. Ты слово благородное сказал, Достойное Тантала, сына Зевса; Теперь ты предков оправдал своих. Твои слова охотно похвалой Венчаю, брат, и эта перемена Вполне тебя достойна, – да, раздоры Меж братьями бывают из-за жен И жажды власти. Но на то ли, право, Судьба роднила нас, чтобы губить Друг друга мы горели?.. Но, увы, Мне больше нет возврата, и ножа От дочери я отклонить не властен… Как? Кто ж тебя заставит дочь убить? Все войско, все ахейцы мне велят. Скорей тогда домой верни их, в Аргос. Вернуть?.. Да разве этим сбережешь? Ты чересчур, Атрид, боишься черни. А если жрец откроет тайну им? Зачем? Нетрудно упросить его. Честолюбиво все пророков племя. А что их чтить? От них какая польза? Один еще замешанный тут есть… Кто там, скажи, Атрид, тебя пугает?.. Исчадия Сисифа [26] не забудь. О, Одиссей нам повредить не может… Как знать? Лукав он и приспешник черни. Да, это так, честолюбив он страшно. А ты представь его среди толпы: Распишет им, как дочь обрек я раньше Богине на алтарь и как потом Назад сыграл. Возбуждены ахейцы, Сам знаешь, брат, и ярость их в толпе Зажечь легко. И вот по наущенью Оратора они на нас с ножом, А там и дочь не пощадят, конечно… Укроюсь ли в Киклоповых стенах — Туда придут, из-за каменьев вырвут И землю всю разграбят. Тяжело, О, тяжело… и выхода не сыщешь. Тебя прошу теперь я, Менелай: По лагерю пройди и Клитемнестре Не дай разведать тайны нашей… я ж Тем временем… к Аиду дочь отправлю.

Не надо слез – без них довольно горя.

Вы ж, чуждые, – завесу на уста [27] …

Благо тому, кто из чаши чар Каплю за каплей умеет пить Светлый дар Афродиты: Жало безумья не жжет его, Волны баюкают нежные, Там, где в колчане соблазнов две Бог златокудрый стрелы хранит — Ty, что блаженным навек человека творит, С той, что и сердце и жизнь отравит. Эту вторую гони от меня, Сжалься, богиня дивная! Чистого дай мне желанья жар, Негой любви упиться мне дай, Буду Киприде всегда рабой — Только с ума не своди меня. Души в миру, что в лугах цветы, В пестрый ковер слились. Правды же свет Нам сияет, как солнце. Только и правде в сердцах у нас Не просиять без учения. Совесть и стыд – мудрецу венец, Сердцем стыдливый, свой долг узрев, Глаз уж потом не сведет с путеводной звезды, С бурного сердца не снимет узды: Дом его слава за то осенит. Сколь вы блаженны, смертные, Если вам доблесть соткала наряд: Жены, коль чистым ложе хранят, Мужи, коль град созидают свой, В тысячу рук созидают град. О Парис, о, зачем твоя Склоны Иды покинуть душа рвалась? Любо было стадам серебристым там Пастись под музыку флейты, Там под звуки мелодий Олимпа Наливалось их вымя млеком… О, зачем, сияя победой, Исступила тебя богиня Снаряжать корабли в Элладу?.. О, зачем пред царицыны очи В чертог, изукрашенный костью [28] , Привела тебя страсть, и, в сердце Ей вливая нежное пламя, Сам зажег ты зачем себе сердце? Не на то ли, чтоб пламя вражды теперь На твердыни Приама Гнало весла и копья Эллады?

Вот они… Вот они… глядите! Слава вам, великие мира! Слава вам, венчанные счастьем! Будь здорова, моя царевна, С ней и ты, о мать Клитемнестра, Дочь Тиндара! Слава рода твой след правит, Вся горишь ты, царица, счастьем… Вы, счастливцы, для нас, бедных, — Словно боги… Поспешим к колеснице, сестры, Мы царице сойти поможем, Чтоб ноги не зашибла… Нежно Берите царицу, сестры, На землю спускайте мягко. А ты, царевна, не бойся… О, на празднике жданная гостья! Благодарю вас, жены, и да будет Крылатым счастьем милый ваш привет! О, я везу надежду на счастливый И добрый брак; и дочь и сын со мной…

Да выньте же невестины подарки, В шатер внести… Поосторожней, раб!

Ты, дочь моя, спустися с колесницы Усталою и нежною стопой. Вы, женщины, в объятия царевну Примите: ей спускаться высоко.

Ну кто-нибудь и мне подайте руку Чтоб счастливо мне на землю сойти… Сперва, рабы, пред колесницей станьте.. Ведь лошади пугливы… Вы ж дитя Возьмите, гостьи. Это наш царевич, Ребенок крошечный еще, Орест. Что, дитятко? Устал ты, убаюкан Повозки ходом мерным? Ничего, Я разбужу тебя, когда мы будем Сестру венчать: ты знатен, мой Орест, А станешь и еще знатней сегодня: С богиней породнишься по сестре…

Ты ж, дочь моя, Стань, Ифигения, со мною рядом, О, эти гостьи, верно, мне теперь Завидуют.

А вот и царь… Иди же, Дитя мое, скажи ему привет. Ты, мама, не сердись, коли тебя я Перегоню… Душа горит скорей К груди отца прижаться грудью нежной. О Агамемнон, царь души моей, Мы у тебя, твоей послушны воле. Отец, любимый мой, дай раньше мне Тебя обнять, я вся горю желаньем… О, милые черты! Прости, родная! Я не сержусь, любимая моя: К отцу всегда ты всех была нежнее… О, как теперь мне сладко наконец… И мне, дитя: скажи за нас обоих. Как хорошо, что ты послал за мной!.. Не знаю, Ифигения, не знаю. Отец… Ты говоришь, что рад, а сам печален? Заботы, дочь: на то я вождь и царь. Побудь со мной… ты думать будешь после. Да я и так с тобою… весь с тобой… О, прогони же тень с лица улыбкой. Я рад, дитя, так рад… как только можно. Зачем же слезы из очей текут? Разлука нас, боюсь, надолго ждет… Я слов твоих не поняла, отец. Ты так разумна… и вдвойне мне тяжко. Ну, неразумной буду! Улыбнись же. О! Я не в силах больше… Улыбаюсь… Отец! Останься в Аргосе, с детьми! О, если бы я смел, о, если б мог… Проклятье вам, война и брак Елены! Проклятье как кому, а мне давно… Как долго ты сидишь в Авлиде этой! Да, и теперь еще помеха есть… Отец, а где ж фригийский [29] этот город? Там, где Парис, на горе нам, рожден… И ты, меня покинув, в даль уедешь? О, жребий нас один и тот же ждет. Как было бы, отец мой, хорошо, Когда б меня с собою взял ты в море. Тебе назначен путь иной; и там Ты вспомнишь об отце своем… о, вспомнишь! А с мамой я или одна поеду? Нет, без отца, без матери – одна. Иль новый дом ты мне, отец, готовишь? Оставь – девице рано это знать. Смотри ж, скорей вернись к нам, и с победой. Без жертвы, дочь, отсюда не уплыть. Так благочестье нам велит, не правда ль? Нам и тебе; алтарь и ты увидишь. А танцевать пред алтарем мы будем? Ты счастлива… о, если б и отцу Не знать того, что скрыто от малютки… Но не пора ль в шатер?.. Девице быть Замеченной на улице мужами Не подобает, дочь моя. Приди И поцелуй меня. О, горькое лобзанье, — Ведь долгая разлука впереди. Прощай, дитя! Увидимся ли скоро?.. Простите же: ты, грудь, и вы, уста, И косы золотые… Сколько муки, О, сколько муки ожидает нас От этих стен фригийских и Елены! Ну, будет же, прощай… А вы зачем Из глаз моих на грудь к малютке, слезы? Ступай в шатер…

А ты, о Леды дочь, Не обессудь меня за эту слабость При расставанье с дочерью: ее Блаженство ждет в Нелидовом чертоге, А все ж отцу, когда он выдает Дочь из дому, печаль терзает сердце. Печаль твоя понятна мне, и, дочь Под звуки песни брачной провожая, Конечно, я заплачу и внимать Не стану утешеньям… Что же делать? Привычкой и забвеньем исцелит Твою тоску родительскую время… Но ты сказал мне имя жениха; Знать род его горит желаньем сердце… Эгину бог родил речной – Асоп. А кто же мужем был ей: бог иль смертный? Сам Зевс; их сын Эак – Эноны царь. А сын какой наследовал Эаку? Пелей, что в жены дочь Нерея [30] взял. Нерей вручил, иль он с богами спорил? Был сватом Зевс, а отдавал Нерей. А где ж был брак? В морском его чертоге? Где жил Хирон – в ущельях Пелиона. И где живут кентавры, по преданью? Да; средь богов там пировал Пелей. А кем же был воспитан сын Фетиды? Хироном, от соблазнов вдалеке. О, мудреца не выберет немудрый. Так вот он, зять наш будущий, каков… Завидный, да… Но где же трон Ахилла? Во Фтии, где струится Апидан. И в эту даль он увезет малютку? На то ж она в его руках теперь… Ну, в добрый час… Когда же свадьбу справим? Дай полный круг Селене засветить… А где же жертва брачная богине?.. Как раз теперь ее готовлю я… Потом, конечно, будет пир веселый?.. Богам сперва все должное воздам. А где же женам будет угощенье? Да тут же, возле черных кораблей… Коли нельзя иначе, покоримся. Жена… послушай… Только ты не спорь… Когда ж меня видал ты непокорной? Я остаюсь… и мог бы жениху… Дочь передать без матери? Отлично! Не одному, перед лицом дружин. А матери где ж быть тогда назначишь? Домой вернись… Там дети у тебя. И бросить дочь? Кто ж понесет ей светоч? Я перед нею факел понесу. Да ни за что! Что ж это, шутки, что ли?.. Подумай… Женщине среди солдат… А дочь без матери оставить? Сам подумай. Другие дочери в Микенах у тебя. О, там запоры крепки: не тревожься! Эй, покорись! Клянуся Герой, нет… Пускай ты царь; я – мать и я – хозяйка: Все для невесты приготовлю я.

Еще одной надежды нет – жену Отсюда мне отправить не удастся: О, это ясно. Против близких сердцу Я замышлял коварство – и разбит Со всех сторон. Теперь мне остается К жрецу пойти и вместе обсудить Весь этот труд, столь тяжкий для Эллады И для меня столь горький, что богине Угодно было нам на долю дать… А я скажу и без гаданий: если Ты женишься, то выбирай жену И верную и добрую, чтоб дома Сидела, – или вовсе не женись.

Скоро ль к пене серебряной, На Симоентов [31] берег, Рати Эллады, хлынете вы? Скоро ль с судов поведет вас меч На Илион фригийский, Фебов чертог старинный? Дивно сплетая там золото кос С бледной зеленью лавра, Дева Кассандра, пророчица Феба, в эфир погружает взор, Если дыханью бога внемлет. Там, забрало усеяв стен, Ужаса полны люди, В дальнее море взоры вперят… Ближе все медный Ареев щит Держат враги на Трою, К пене седой Симунта, Едут к столице Приамовой: Братьев сестру небесных [32] , В Спарту Елену вернуть хотят, Дивную нивам родным отдать После упорных битв кровавых… Вперед, Атрид! Кровавой ратью Пергама каменный венец Ты окружишь; уж срыты стены, Защитники твердыни взятой Уж кровью обагряют прах. В слезах царевны молодые Сидят вкруг матери своей; В слезах и ты, что в вихре страсти Супруга бросила, – Елена, Прекрасная Зевеса дочь. О, пусть не сойдут никогда ко мне, Не посетят ни детей моих Эти заботы… Внукам моим их вовсе не знать, Что истерзают вас, Лидии жены и Фригии, Раззолоченные… Будете возле станков своих Так причитать, тоскуя, вы: “Кто с моих кос умащенных фату сорвет, Кто от погибших родимых стен В даль умчит меня силою, Всю слезами залитую? Дочь долговыйного лебедя [33] , Ты меня губишь, ты! Если не лжет молва, Что родила тебя Леда Зевсу, принявшему птичий вид; Если все это не сказки, Что неправду по свету Сеют из книг поэтов” [34] .

Где Агамемнон, вождь союзной рати? Скажи царю, слуга, что сын Пелея С ним хочет говорить… Я буду ждать.

Да, на брегах Еврипа нас немало Народу ждет… И ждать не всем легко: Одни из нас, разбивших здесь палатки, Холостяки – за ними дом пустой… А каково женатым и семейным?.. Уж подлинно не без богов тогда Безумный пыл объял сердца ахейцев. Царю сказать пришел я про своих: Таков мой долг. Пускай потом другие С меня пример берут, коли хотят… Из дома отчего и из Фарсала Родимого к чуть плещущей волне Еврипа я привел свои дружины, И их мне на узде теперь держать Приходится. Что день, то все грознее Ко мне мои солдаты пристают: “Скажи, Ахилл, чего ж мы ждем в Авлиде? Придется ли отплыть нам в Илион? За дело, царь! А если нет работы, Назад, домой веди! Мы не хотим На дремлющих Атридов любоваться!”

О чадо Нереиды, голос твой из шатра услышала… Ну, здравствуй… О, стыд!.. О, боги!.. Предо мной жена Блестящая и дивная красою… Друг друга мы не знали, о Пелид, Но скромностью твоею я любуюсь… Кто ты, жена? И как среди щитов Ты, слабая, проникла в этот лагерь? Дочь Леды, Клитемнестра, пред тобой: Ее супруг – державный Агамемнон. Немного слов – а сколько блеска в них.. Мне ж не беседа с мужнею женою.

Куда же ты? Дай руку мне пожать Десницею в залог счастливой свадьбы! Что говоришь?.. Мне оскорбить царя, Рукой его касаяся святыни? Ты не чужой, ты дочери моей Жених, о сын богини Нереиды! Жених? В устах остановилась речь, Безумную сейчас я слушал сказку! О, это так понятно: ты друзей Еще стыдишься новых; если брака Коснется речь, ты должен покраснеть… Да что с тобой? Ни я не думал сватать Твоей царевны, женщина, ни мне Ее Атрид не предлагал в невесты… Ты удивлен… Дивись же вновь, Пелид. Ты… ты сразил меня своим признаньем! Задача для обоих… Оба мы Обмануты, царица… Не ошибка ль? Какой позор… Я в небывалый брак Поверила… О, боги, как мне стыдно!.. Э, стоит ли все к сердцу принимать; Смотри: делю твой жребий, и – спокоен… Прости… Очей поднять перед тобой Я не дерзну, осмеянная лгунья… Прости и ты, царица, и не плачь… А я пойду искать Агамемнона. Преклони, внимая, ухо, чадо славной Нереиды, О, внимай и ты, царица, Зевса дочь и чадо Леды! Кто там голосом дрожащим из-за двери нас зовет? Старый раб, гордиться нечем – чем родился, тем умрет. Раб, а чей? Не мой, конечно. Нам с Атридом не делиться. Я – Тиндаров, и в Микены привезла меня царица. Дальше что? Коль только это ты сказать хотел, прощай! Вы одни здесь подле двери? Оглядись и отвечай. Мы – одни: иди же смело за порог палат хранимых… О судьба и опыт старца! Дайте мне снасти любимых! Речь ведет он о грядущем. Но звучит угроза в ней. Старик бросается на колени перед царицей. Встань, никто тебя не тронет; отвечай же, не робей! Я ль тебе и детям царским верой-правдой не старался? Помню, помню, старец верный, ты всегда таким казался. К Агамемнону с приданым я невестиным попал. Да, со мной ты в Аргос прибыл: муж тебя не покупал… Оттого и сердцем предан я тебе, а не царю… Тайну мне, скорее тайну! Брось все это, говорю. Так узнай же: царь-родитель дочь свою убить собрался. Что такое? Бредишь, старый? Ты… Ты просто помешался… Шею белую малютке царский нож его пронзит! Горе, горе мне!.. Безумьем занедужил царь Атрид… Ум его здоров для прочих… Для своей семьи хворает… Но какой же демон сердцем Агамемнона играет? Тот, что рек через Калханта: уготовьте кровью путь. Путь? Куда же он намерен через кровь ее шагнуть? Путь к чертогам Дарданидов [35] за спартанскою царицей… Как? Елену выкупают кровью этой голубицы? Царь-отец перед богиней заколоть ее готов. И придумал брак, чтоб вызвать нас из царских теремов? Да, царица, брак с Ахиллом в самом деле брак завидный. О дитя мое, на горе мы с тобой спешили, видно… Плачь, царица, плачь, царевна: дерзок страшный грех отца. Силы нет… О, лейтесь, слезы, лейтесь с белого лица!.. Плачь… слезами не оплачешь ты родного мертвеца. Как же ты проведал, старец, про несчастье наше злое?.. Царь, взамен письма, со мною посылал тебе другое… С приказаньем иль с отказом Ифигению везти? О, с отказом: он в то время на благом стоял пути… Где ж письмо? Зачем не отдал ты тогда его мне в руки? Менелай меня ограбил – вот виновник вашей муки… Чадо дивной Нереиды, ты внимал ли нам, Пелид? Да, тебя мне жаль. Обида гневом сердце мне палит. Брак твой выдуман, чтоб легче здесь зарезать им малютку. Но недешево заплатит царь Атрид за эту шутку. О, внемли моим моленьям, смертный сын богини дивной, Посмотри, о, мне не стыдно, обнимать твои колени, Эту царскую гордыню я топчу перед тобою, За спасение ребенка мать свой сан приносит в жертву… Над моею долей горькой сжалься, чадо Нереиды, Пожалей о той, носившей имя славное Ахилла, Пусть без права, пусть на горе, все ж она его носила… Для тебя ее одела, для тебя везла в Авлиду Чтоб прияло ложе брака трепетавшую голубку… О, позор… О, неужели ж ты отдашь ее убийцам? Нет? Не правда ль? Заклинаю и щекою, и десницей, Материнскою любовью, честью имени, которым В западню нас заманили, истерзали, убивают… У царицы Клитемнестры нет прибежища на свете, Кроме праха ног Ахилла – а над ней с ножом безумец… А вокруг нее – солдаты: гордость родины и слава, — Но для женщин слабосильных страшны жесткие их руки… Если ты подашь мне помощь – спасена; откажешь – гибну… О муки материнства: в вас любовь, В вас и печаль, и жертвы за ребенка! Мой дух мечтой высокой напоен, И, горести людские понимая, Он спесь удач не ценит. Сердце мне Умеренно волнуют и печали И радости… Расчет, простой расчет Нас убедит, что лучший вождь – рассудок, Да, это он порой нам говорит: “Не размышляй – так лучше, надо делать”. Порою же трудом измучит ум… На высях гор благочестивый муж Меня взрастил в немом повиновенье, И я умею слушаться. Пока Атриды нас вели ко благу, первый Я был за них… Но злому – я не раб, Свободным быть и в Трое я сумею, И вольная не задрожит рука Венцом побед увить алтарь Арею. Ты, бедная, из самых близких рук Приявшая страданье, сколько хватит В деснице сил и в сердце сожаленья, Я все отдам тебе, и дочь твоя Зарезана у кораблей не будет… Игру свою Атрид мне показал, Я понимаю хорошо, что имя Мое он сплел с убийством неразрывно, Чтобы убийцей всякий мог назвать Пелида, пусть ножа он не касался… О да! во всем виновен он, Атрид; Но и Ахилл, останется ли чистым, Когда к нему прибывшую на брак В его глазах заколют… О царевна Несчастная!.. Вообразить себе Весь этот стыд и муки! Грустный жребий! Я был бы самый жалкий из мужей, Червяк, ничто, и ниже Менелая, Злым духом [36] был бы зачат, не Пелеем, Когда б терпел, что именем моим Играет царь, как топором разбойник. О нет!.. Клянусь царем, вскормленным пеной вод, Отцом меня носившей Нереиды: Перста концом коснуться не дерзнет Ее одежд властитель Тиндариды, Не то пускай в сиянье процветет Сипил [37] , гнездо, откуда Танталиды, — А Фтии блеск забвение пожрет!.. А ты, провидец-жрец, тебе едва ли Достанется на тризне пировать: О краснобай, пусть только раз удачно Предскажет он, а сотни раз солжет, О промахах никто и не помянет… О браке ль я жалею? Нет, невест Искать Пелид не станет, – ложа ищут Ахиллова десятки тысяч дев. Но эта дерзость Агамемнона Распорядиться именем, как вещью… Иль попросить меня не мог Атрид, Чтоб я привлек сюда приманкой брака Царевну, дочь его. Конечно, мне Царица-мать ее без долгих споров В Авлиду бы доставила, и здесь Пелеев сын, пред волею ахейцев И пользой их склоняясь, может быть, Им отдал бы невесту сам… Добро ж, Надменные вожди, вы ни во что Не ставите Пелида!.. Этот меч Себя покажет, а покуда Троя Еще в крови не тонет, мой клинок Мне выкрасит тот дерзкий, что похитить Попробует из рук моих царевну. Послушай же, царица: ты во мне Увидела спасителя и бога — О я, не бог, но я тебя спасу. О царь Пелид, слова твои достойны Тебя и дивной матери твоей. Увы! Как трудно нам хвалой благодеянья Оплачивать! Боишься, кубок, царь, Не до краев наполнив, оскорбить вас И перелить боишься. Благородной Душе противна лесть. А здесь, Пелид, Перед тобой, мне просто стыдно плакать: Ты так далек от недугов моих. Но все ж прекрасно, если благородный И дальним руку помощи подаст В несчастье их. Мои ж несчастья жалость Твою достойны возбудить, Пелид. Что я сказать тебе хотела? Да, В тебе я зятя чтила и тобою Гордилась – сон мой прерван… нет, не то. Твоей грядущей свадьбе смерть невесты Сулит печаль – остерегись, Ахилл… Но речь свою ты начал и окончил Так счастливо; склонился волей ты Ее спасти – малютка будет жить. А хочешь ты – она твои колени Обнимет, умоляя. Это будет Для девушки стыдливой непривычно, Но ты скажи лишь слово, – и она Придет сюда с поникшей головою, Зардевшись вся. Но, может быть, тебе Моей мольбы достаточно и в доме Остаться ей позволишь? Впрочем, стыд, Как он ни свят, всегда покорен силе. Нет, женщина, ни видеть дочь твою, Ни делаться предметом пересудов Толпы невежд и праздных не хочу я. Здесь много их, досужих языков. Молящие ж равны мне, и не нужно Мне ваших слез. Спасенье решено. И вот тебе торжественная клятва: Коль это ложь и я мечу на воздух Бессильные угрозы, – умереть Согласен я; мне жизнь – ее спасенье. О, дай же бог тебе побольше сил Нам помогать, бессильным и несчастным… Но выслушай, чтоб дело удалось… О, слушаю!.. Я вся – одно вниманье. Попробуем уговорить отца… Но он ведь трус. Не вождь, а раб ахейский. Все ж силу слов пусть борет сила слов. Что пользы в том? А впрочем, как прикажешь. Моли царя, чтоб дочь он пощадил; Плачь перед ним, и только если властью Речей и слез не тронешь сердца в нем, Ищи во мне спасенья. А уступит, Так всем нам будет лучше. Я врага В царе не наживаю; и в народе Себе приобретаю похвалу, Что действовал не силой, а рассудком; А дочь твоя останется в живых, В спасителе, ей чуждом, не нуждаясь… Благие и разумные слова! Но если им с моим желаньем жарким Не сбыться, царь… Где я найду тебя, Печальная?! Где будет мой защитник? Защитник твой придет к тебе, жена, В тяжелую минуту… Но слезами И воплями нам лагеря не тешь. Ты, дочь, палат отцовских славы шумной имени Тиндара не должна Средь эллинов влачить на посмеянье. О, из твоей не выйду воли я… И пусть тебе заплатят боги, если, На радость благородным, боги есть, А нет… Зачем тогда все эти муки?

Гимном любви брачная песнь с музыкой флейт В души гостей сладко лилась, К пляске голос кифар манил. Светлый тон тростников сзывал Славить Пелея-царя с нимфой морей. Пелия высь златом пяты Дрожать заставил Муз хоровод дивнокосых, Радуясь пиру бессмертных. Долго Славила там песнь Пиерид тайну любви… Эхо в высях терялось, и Темный лес отзывался. Долго Там Ганимед [38] , Дарданов сын, Ложа утеха Зевсова, В кубки златочешуйные Пенил богам золотой нектар, А на песчано-блестящий брег, Цепью вияся, плясать пришли Пятьдесят сребротелых дев, Нерея рождение. Ели в руках, вкруг головы зелень елей; Стуком копыт лес огласив, Так кентавры явились пить Кубок Вакха с бессмертными. Громко воззвали они: “Слава тебе! Нимфа морей! Сына родишь, Звезду Эллады! Так прорицатель вешает Хирон, хвалу воспевая: Мужа, Что в Илион грозную рать в бой поведет И на царство Приама сеть Бросит мести суровой; Мужа, Коего стан доспех златой, Млатом Гефеста скованный, Пламень ярый украсит – дар Матери милой, богини вод”. Так небожителей дивный пир Долго лелеял там радостью, Так там свадьбу справлял Пелей С богиней Фетидою. Да, злополучная! Войско ахейское Горьким тебе венцом увьет Девичьих кос золотое руно… Словно Пеструю лань, уберут тебя; А вчера еще вольная Лань в ущельях таилась гор; Ты же не лань, дитя мое, — Не свирель, не пастушья песнь Ифигону лелеяла, А палаты царицыны, Чтобы из рода Инахова [39] Она мужа прияла любимого… Нет, не помог твой молящий взор: Розы стыда нежную предали. В людях сила правду осилила: Стыд им больше не свят, и друзей Добродетель меж них не найдет. Ты силен – так и прав, говорят, Гнева божия злой не трепещет…

Шатер меня томит… О, я должна Царю сказать так много! Что же держит Его и где?.. Несчастная невеста Все от меня узнала: плач она С рыданьями мешая истерзала Мне сердце там, в палатке. Так ее В слезах я и оставила… Но вот он… Вот будущий детоубийца. Скоро Мир поразит он язвою души…

Как счастлив я, о чадо Леды дивной, Что говорить с тобою я могу Без Ифигении. Невестам речи Внимать иной совсем не подобает. Рок угодил царю… А дальше что? А дальше… Дочь отправишь ты со мною. Готово все для жертвы: возлиянье, Мука и соль, чтó, очищенья ради, Бросаем мы в пылающий огонь, И телки там готовы кровью черной, Пролитою во славу Артемиде, Венчальный пир торжественно открыть. О, речь твою все назовут прекрасной… Ну, а для дел сам имя подберешь. Иди сюда, о дочь моя; ты знаешь Все замыслы отцовские – с собой Неси сюда под ризами малютку, Ореста-брата…

Вот она, Атрид, Вот дочь твоя покорная… Но, слушай, Я буду за обеих говорить… Ты плачешь, дочь? А так еще недавно Смеялась ты… Потуплен взор… Лицо Ты за фатою прячешь… Что с тобою? Увы! Увы! С какой беды начать? Средь этих зол Не каждое ль покажется мне первым? Кто в море вас, о волны, различит? Да что такое с вами? Точно спелись… Смущенный вид… Тревожные глаза… Царь, твой ответ не посрамит Атрея Без лишних слов, царица, твой вопрос. Ты нашу дочь убить не собирался? О, тяжкий бред… Как, как дерзнула ты?.. Остановись! Ты мне ответить должен, Агамемнон! Вопроса жду умней из уст твоих. Да или нет, скажи, да или нет!.. О, рок! О, тяжкий рок! Проклятый жребий!.. Проклятый, да, и всем троим один. Тебя-то кто ж обидел? Ты ответа Ждешь от меня? Иль не в своем уме? Все кончено… Она узнала тайну. Да, ковы, царь, известны мне твои. Теперь же молча ты одним стенаньем Признался мне… И слов я не прошу… На что слова? Или прикажешь ложью Бесстыдною несчастье украшать? Ну, слушай же… Теперь завесы сняты [40] : Вы, мысли, вслух; а вы, загадки, прочь… Ты помнишь ли тот день, когда насильем Ты в жены, Агамемнон, взял меня?.. В бою убил Тантала ты, который Моим был первым мужем [41] , и дитя, Дитя мое от груди материнской Ты оторвал и продал, как раба! Ты помнишь ли, как побежден ты был Сынами Зевса, братьями моими, — Священна мне их память, белоконных. Ты помнишь, как убежища искал Ты у Тиндара старого, и он Один тебе защитой был, и снова Вручил тебе меня, твою жену… О, согласись, Атрид, что, примиренной За твой порог ступив, с тех самых пор Женою я была тебе примерной… Твой царский дом, как он процвел со мной! Ты радостно под кров свой возвращался И уезжал спокойный… А найти Такую верную жену не всякий Сумеет, царь… Нас мало – верных жен. Трех дочерей тебе дала я раньше, А вслед за ними сына… И из них Одной лишусь я, горькая, сегодня… Спросить тебя: зачем ей умирать? И что в ответ придумаешь? Молчи, Сама скажу: чтоб Менелай Еленой Вновь завладел… Отдать свое дитя Распутнице на выкуп – что за прелесть! На гнусное из гнусных променять Клад самый драгоценный – вот находка… А ты, скажи, подумал ли, когда В поход уйдешь надолго ты, что будет, Что будет с сердцем матери ребенка, Которого зарежешь ты, Атрид? Как эта мать на ложе мертвой птички Осуждена глядеть и на гнездо Пустое дни за днями, одиноко Глядеть, и плакать, и припоминать, И повторять всечасно: “О малютка, Отец тебя убил, не кто другой”. Скажи, Атрид, ты разве не боишься Расплаты? Ведь ничтожный повод, и Там, в Аргосе, в кругу осиротелых Сестер ее и матери тебя Прием, достойный дела, встретить может… О нет, богами заклинаю, царь, Не зарождай виною злодеянья [42] !.. “Я жрец, – ты говоришь, – а не палач”. Жрец, а какой, скажи, Атрид, молитвой Благословенье призывать на нож Ты думаешь, подъятый на ребенка, На плоть и кровь свою, Агамемнон? О чем молиться будешь? О возврате, Таком же гнусном, как твое отплытье? И если б бог, малютку пожирая, От матери еще молитвы ждал, Он был бы глуп… Но дальше, царь, вернувшись Домой, ужель ты б мог ласкать детей? Не дозволяет Правда. Да ребенок Не захотел бы ни один глядеть На этого жреца их детской крови… Ты это взвесил? Или жезл один В уме держал да в сердце жажду чести? Вот что сказал бы в войске правый муж: “Коль парусам ахейским ветер нужен, Пусть жребий нам укажет жертву-дочь!” И было бы то истиной. Зачем же Других детей спасать, казня своих? А если уж на то пошло, Елену Спартанский царь мог дочерью купить. Я, верная, должна терять ребенка, Чтоб в терему распутнице сберечь Ее дитя?.. На это, если можешь, Ответь, Атрид… Но только это – правда; А если правда, так подальше нож, И дочери родной, отец, не трогай! Послушайся ее, Агамемнон, И береги детей: и все так скажут. Волшебных уст Орфея не дано, Родной мой, дочери твоей, чтоб свиту Из камней делать и искусной речью Сердца людей разнеживать… Тогда Я говорить бы стала; но природа Судила мне одно искусство – слезы, И этот дар тебе я приношу. Я здесь, отец, у ног твоих, как ветка, Молящих дар; такая ж, как она, Я хрупкая, но рождена тобою… О, не губи безвременно меня! Глядеть на свет так сладко и спускаться В подземный мир так страшно, – пощади! Я первая тебе “отец” сказала, И ты мне первой “дочка”. Помнишь, я К тебе взбиралась на колени с лаской? О, как ты сам тогда меня ласкал! Ты говорил: “Увижу ль я, малютка, Счастливою женой тебя? Цвети, Дитя мое, на гордость нам, Атридам!” А я в ответ, вот как теперь, твоих Касаясь щек: “О, если б дали боги Тебя, отец, когда ты будешь стар, В дому своем мне нежить, вспоминая, Как ты меня, ребенка, утешал”. Все в памяти храню я, все словечки; А ты забыл, ты рад меня убить… О нет, молю тебя, тенями предков Пелопа и Атрея заклинаю И муками жены твоей, отец, Моей несчастной матери, которой Сегодня их придется испытать Из-за меня вторично… сжалься, сжалься!.. Парисов брак!.. Елена!.. Разве я Тут виновата чем-нибудь? Откуда ж Твой приговор? Ты сердишься, отец? Ты не глядишь? О, если смерти надо Меня обнять, дай унести в могилу Наследие мое, твое лобзанье… Ты, мой Орест! Отстаивать друзей Твоя рука еще не научилась; Но плакать ты со мною можешь, брат. Моли ж отца слезами, чтоб меня Не убивал. Когда мы в горе, дети Не говорят, а понимают всё. Смотри, отец, тебя без слов он молит, Уважь мольбу и сжалься: дай мне жить! Мы, два птенца твои, лица касаясь Отцовского, ласкаемся к тебе: Один – совсем малютка, я – побольше. Что ж я еще придумаю сказать? Для смертного отрадно видеть солнце, А под землей так страшно… Если кто Не хочет жить – он болен: бремя жизни, Все муки лучше славы мертвеца. Преступная Елена, сколько бедствий Принес семье Атридовой твой брак! Что стоит слез, что – нет, – я различаю, Рожденных мной люблю… И ум мой цел, Дерзать мне страшно, женщина, о, страшно! Но не дерзнуть страшней… и нож готов… Ты видишь там весь этот флот и войско, И меди блеск на греческих царях: Им нет пути к твердыням Илиона И славных стен Приама нам не взять, Коль я, презрев богиню и провидца, Тебя в живых оставлю, поняла? Что страстью одержимые ахейцы Вблизи своих заснувших кораблей В мечтах казнят фригийцев, чтоб не смели Отныне жен у греков похищать… Там, в Аргосе, твоих сестер, пожалуй, Они убьют, меня убьют и вас, Коль жертвы я не принесу богине, Презрев ее священные права. Дитя мое! Не Менелая волю, Как раб, творю… Эллада мне велит Тебя убить… Ей смерть твоя угодна, Хочу ли я иль нет, ей все равно: О, мы с тобой ничто перед Элладой; Но если кровь, вся наша кровь, дитя, Нужна ее свободе, чтобы варвар В ней не царил и не бесчестил жен, Атрид и дочь Атрида не откажут.

О дитя мое! Вы, о чужие! О несчастная, смерть уж глядит на тебя. Он ушел, твой отец, и Аиду отдать Он решил свою дочь. О родная, недоли унылая песнь Для обеих одна; Этот луч в небесах, – он уж больше не мой, Это солнце навеки погаснет… О, увы мне, увы мне, увы! Ты, о Иды венец снеговой, Вы, о склоны, где плод свой нежный [43] , Сорвав с груди материнской, Умирать царь Приам оставил, Иль затем вы, о склоны, тогда Сберегли Париса Идея, Чтоб он Иду прославил в Трое? О, увы мне! Зачем возрос И средь паствы пастырем стал он В тех зеленых лугах, где нимфы У ключей кристальных резвятся И для кос золотых срывают Гиацинты и розы?.. Кто привел вас, бессмертных, туда, Палладу с Кипридой лукавой И Геру с послом Зевса? О, зачем ты зажглась, вражда, Меж Кипридой, царицею чар, И Палладой, царицей копья, И Герой, царя царицей? Не красу там венчали, а смерть, Смерть мою изрекали уста — Слава эллинов, – имя одно Знайте, гостьи… Богиня крови, Крови жаждет моей, и Трои Без нее не видать ахейцам. Царь же тот, что меня родил, О мать моя, мать, Нет его, изменил, покинул. О, мой жребий, о, горечь мук, О, сиянье красы проклятой! И у горла преступный нож, Нож отца, что забыл про бога… О, зачем, Авлида, скажи, Кораблям медноклювым Ты приют зачем открывала? Ель кормы в заснувших водах Им зачем, скажи, ты сковала? Царь Зевес! Не все ли тебе Покорны ветры, не ты ли Смертным путь показал на восток, На закат, и на юг, и на полночь?.. Не по воле ль твоей к нам идут И нужда, и горе, и радость? Не зовешь ли иного “вперед”?.. Не велишь ли другому “медли”?.. Царь, зачем же сковал ты Еврип нам? Люди, род, отцветающий за день, Как успеете вы пережить Все тяжкое горе и муки, Что несет Тиндарида?.. Твоя судьба звучит тоскою в сердце… О дочь моя, на то ль ты рождена?

Мама, воины… их много… близко к нам они, родная. О дитя! То сын богини… Для него тебя везла я… Гей, рабыни, настежь двери: дальше спрячьте дочь Атрида! Ты бежишь, моя родная? Мама, я стыжусь Пелида. Почему же? Стыдно, стыдно мне, невесте бесталанной. Не до нежностей теперь нам средь напасти несказанной. До счастливых дней отложим женский стыд и гордость сана. О несчастная царица, дочь Тиндара! Да, Пелид. Что за крики там! Ты слышал? Что же, что толпа кричит? Дочь твою там называют… Дочь? Ты страшен, вещий глас. Там кричат: “Зарежьте деву!” Все? Защиты нет у нас? Сам от них едва ушел я. И тебе народ грозил? Чуть камнями не побили… Ты спасал ее, Ахилл? Да. Но кто же смел коснуться до тебя, богини сын? Все ахейцы. Разве не был ты среди своих дружин? Первый враг был свой же воин. О, тогда спасенья нет. Он кричал: “Стыдись, влюбленный!” Ты ж им что, Ахилл, в ответ? Что невесты не отдам я. Бог Пелида наставлял. Сам отец ее просватал. И из Аргоса призвал!.. Я не мог перекричать их. О, толпа, ведь это ад! Все же вас я не оставлю. И ахейцы не страшат? Видишь там людей, царица? Бог вам в помощь, смельчаки! Будь покойна!.. Сохранишь ты дочь от вражеской руки? Не убьют, покуда жив я. Кто ж сюда придет за ней? Без числа сюда придет их, перед всеми – Одиссей. Сын Сисифа? Да. Охотой? Или войском избран он? Дал избрать себя охотно! Люб ему убийства стон! Я смирю его. Иль силой он малютку повлечет? Да, за косу золотую. Мать-то ты кладешь ли в счет? Защищай! Коль в этом сила, не погибнет дочь моя! Без борьбы не обойтись нам… Стойте… Выслушай, родная, Все, что в сердце я скопила. На Атрида гнев напрасный Ты оставишь. Отбиваться где уж нам с тобой, былинкам!

В муже правдою и силой нам довольно любоваться… И его, скажи, родная, разве смеем не беречь мы? Разве бой бесплодный стоит тех несчастий, что таит он? О, в душе пережила я много-много, мать. Послушай: Я умру – не надо спорить, – но пускай, по крайней мере, Будет славной смерть царевны, без веревок и без жалоб. На меня теперь Эллада, вся великая Эллада Жадно смотрит; в этой жертве беззащитной и бессильной Все для них: попутный ветер и разрушенная Троя; За глумленье над Еленой, за нечестие Париса — В ней и кара для фригийцев, и урок для их потомства, Чтоб не смел надменный варвар красть замужнюю гречанку. Умирая, я спасу вас, жены Греции; в награду Вы меня блаженной славой, о спасенные, почтите… А еще… Прилично ль смертной быть такой жизнелюбивой? Разве ты меня носила для себя, а не для греков? Иль, когда Эллада терпит и без счета сотни сотен Их, мужей, встает, готовых весла взять, щитом закрыться И врага схватить за горло, а не дастся – пасть убитым, Мне одной, за жизнь цепляясь, им мешать?.. О нет, родная. А куда я Правду дену? Разве с истиной соспоришь? Ну, скажи мне, разве стоит против всех аргосцев мужу Из-за женщины сражаться, может статься, быть убитым? Да один ахейский воин стоит нас десятков тысяч… Погоди… еще, родная… если я угодна в жертву Артемиде, разве спорить мне с богиней подобает? Что за бред!.. О, я готова… Это тело – дар отчизне. Вы ж, аргосцы, после жертвы, сройте Трою и сожгите, Чтобы прах ее могильный стал надолго мне курганом. Все мое в том прахе будет: брак и дети, честь и имя… Грек цари, а варвар гнися! Неприлично гнуться грекам Перед варваром на троне. Здесь – свобода, в Трое – рабство! Твой дух высок, царевна-голубица, Но злы они – богиня и судьба. О дочь Атрида, если бы судили Мне брак с тобой бессмертные, то мир Счастливцем бы украсился. Элладе В тебе дивлюсь, тебе ж средь дев ее… Дивлюсь словам твоим, достойным нашей Отчизны: отказавшись от борьбы С богинею, чтó наложила руку На жизнь твою, ты здраво рассудила, Что долг внушает и нужда велит. И все же… ныне более, чем прежде, Когда душа открылась мне твоя, Меня томит желание невестой Тебя назвать, укрыть тебя в чертоге! И сердце гнев – Фетидою клянусь, — Гнев сердце мне терзает, как помыслю, Что Одиссею я тебя отдам, Не защитив всей силою желаний… Подумай же: ведь умирать так страшно!.. Что я скажу? Иль было Тиндариды Вам мало, чтоб сердца мужей зажечь Любовью, и враждою, и убийством? Что за меня вы рветесь умирать И убивать людей? Спасти Элладу Позволь и мне, ахеец, чем могу. О сердце царское! Твоих решений Коснуться не дерзаю я: в тебе Так чисты помыслы… Но все ж могла бы Ты передумать, дева; если так, Послушай: там, у алтаря, мои В оружии готовы будут люди; Когда у горла загорится нож И у тебя невольно сердце дрогнет, — Ты вспомнишь, что защитник твой готов. Уходит со своим отрядом. О мать моя! Ты плачешь и молчишь? Что ж, или мне легко все это слушать? Не размягчай мне сердца, и молю… О, говори, малютка; все исполню… Волос себе в печали не стриги И в черное не одевайся, мама. Похоронив ребенка? Бог с тобой! О, не тебе над нашей славой плакать. Мне траура по мертвой не носить? Да ты ж меня в могилу не положишь!.. А как же без могилы мертвецу? Могилой мне алтарь богини будет. Все сделаю, малютка, как велишь: Слова твои прекрасны… Умираю Счастливою и за Элладу, мать! А что сказать велишь, родная, сестрам? Пусть траура не носят и они. Ты, может быть, пошлешь им слово ласки? Пусть мне простят. А ты, Орест, мужай! Да обними же брата – на него В последний раз ты смотришь, это вспомни. О милый! Ты помог мне, как умел. Для дома что, малютка, завещаешь? Тому, кто был моим отцом, прости. О, никогда! Не раз он мне ответит. Иль он убил? Эллада – чрез него. О нет, молчи… Обманом самым гнусным, Свой царский сан унизив, он убил… Кто ж поведет меня, пока, схватив За косу, жрец меня не поволочит? Я… я с тобой. Тебе нехорошо… За пеплос уцеплюсь я. Не упорствуй, Останься здесь: так легче будет нам Обеим. Пусть один из свиты царской Меня на луг богини отведет, Где жертву нож булатный ожидает. Уходишь ты? И без возврата, да! От матери? Но не своею волей. Останься, погоди… Не надо слез… А вы со мною, жены, славословьте! И пусть пэан из ваших уст звучит, Над смертию и тленом торжествуя… Благоговейте, люди!.. Из кошниц Крупу в огонь, чтоб ярче был, бросайте… Отец, направо обходи алтарь! Во славу ей, отчизне, умираю…

Слава тебе, богиня, Граду Приама смерть! Вы же смелей, о жены, Больше цветов сюда! Больше цветов увить мне Кос руно золотое… Как зачерпнете воды, Тесным кольцом охватите Страшный богини алтарь!.. Смоет там кровь царевны Ужас пророческих слов. Слава богине, слава!.. Мать, о владычица-мать, пред тобою Слезы разлуки не лью… Жертва плакать не будет… Ио! Ио! Юницы, Воспойте дочь Латоны, Со мной царицу пойте, Что здесь, перед Халкидой, В Авлиде флот героев Из-за меня сковала!.. Прости, земля пеласгов Родимая; простите, Микены, город отчий! Ты вспомнила город Персея, Киклопов созданье? Микены меня воспитали На славу Эллады: Я смертью их славлю… И имя твое, о, верь, Не будет покрыто забвеньем. Увы! Увы! И ты прости, о факел дня, ты, Зевса Сияние, иная жизнь, удел Иной мне суждены. Прости, О сладкое светило!.. Вот она, вот, глядите: Смело на смерть идет… Примет чело повязку, Ключ оросит его, Следом из белой шеи Хлынет, нож обливая, Алая кровь ее — На грозный алтарь Артемиды. Воду уж льет отец, Ждет он омыть там жертву, Крови суда там ждут, Плыть к Илиону рады… Воззовем к Артемиде, о жены! Смилосердись, богиня, и, кровью Девы чистой насытив душу, К берегам фригийским доставь их, К вероломным стенам Приама Приведи данайцев, богиня! Пусть Атрид Агамемнон войску Даст победы венец, и слава Пусть бессмертной своей короной Над челом у него пламенеет…

Тиндара дочь, царица Клитемнестра, На голос слов моих покинь шатер… Я здесь, о раб: ты страхом и печалью Волнуешь грудь, и в ужасе тебя Я слушаю. Каким несчастьем новым Ты подаришь меня? Про деву-дочь Поведать я пришел благие вести И чудные. Не медли же, гонец… О госпожа, не потаю словечка, — Вот только бы чего мне не забыть Да языку в речах меня не спутать… Когда твою царевну я привел На луг расцвеченный и к роще Девы Латонии мы подошли, немало Там было сил ахейских, и народ Толпами прибывал. И чуть завидел Владыка Агамемнон, что царевна К нему идет на жертву, как застонет!.. И голову он отвернул, чтоб дочь Не видеть ближе; слезы побежали Из царских глаз, но тотчас на лицо Он надвигает плащ, а дочь-царевна К родителю приблизилась и так Ему сказала: “Здесь я, царь-отец, За родину, за всю Элладу тело Я предаю на жертву, и никто Меня к тому не вынуждал, – веди же К богине дочь, коли богиня ждет. И дай вам бог счастливую удачу, Оружие украсить и домой С победою вернуться из-под Трои. А до меня ахеец ни один Пусть не касается: я горло молча Подставлю вам; я сердцем не ягненок”. Вот только и сказала, но словам Ее тогда все шумно удивлялись: Великою и смелою душой Пленила всех царевна. И Талфибий — Глашатай нас среди толпы густой К священному молчанью призывает. И вот Калхант-провидец вынул нож, Что лезвие таил в суровой коже, И в россыпь круп его он погрузил Средь золотой корзины, а царевне Венком чело увил. Меж тем Пелид, Вкруг алтаря идя, его водою И той крупой священной окропил И к дочери царя богов воззвал: “О дивная охотница, в ночи Ты по небу свое светило катишь… Прими же этот дар от войск союзных И от вождя их, Агамемнона! Кровь чистую из девственной ее И мраморной мы выпускаем шеи. Утешься ей и даруй путь судам, Дай Трою нам высокую разрушить!..” И в землю взор в молчанье Агамемнон Вперил; и Менелай и войско – все Потупились. И наскоро мольбу Жрец сотворил, меж тем как взор прилежно На шее Ифигении искал, Где б нож вонзить ему, чтоб без мучений И разом ей конец настал… Вблизи Я там стоял… Но не смотрел: мне было Так тяжело… И вдруг… О, из чудес Чудесное… Удар ножа я слышу… Все головы приподняли невольно… Но девушки уж не было… И первый Заголосил провидец, и народ, Как эхо вторил… Диво мы узрели… Сам видел и не верю – на лугу, Близ алтаря [44] лежала, содрогаясь, Огромная, красы отменной, лань, И кровь ее в последних муках жизни По ступеням рекой струилась алой… И снова жрец воскликнул, – только крик На этот раз был светел: “О ахейцы! — Так жрец взывал. – Вожди и ты, народ! На алтаре богини перед вами Лань горная – а благородный дар, Царевною возданный Артемиде, Охотницей божественной отринут… Она довольна, греки, ободритесь! Смотрите: паруса вздуваются, – скорей За дело, моряки, чтобы немедля, Авлидские покинув глубины, Нам распахать эгейскую пучину”. И вот, когда огонь пожрал дотла Лань горную, жрец совершил молитву, Да даст войскам богиня путь обратный… Все кончилось… И господин меня К тебе послал, царица, с вестью дивной, Что дочь твоя среди богов удел Днесь обрела и что молва о чуде Меж греками, конечно, не умрет. И сам скажу, владычица, что видел: Была меж нас и скрылась… Знать, богам Ее призвать к себе угодно было. Смири же скорбь свою и на супруга Ты не гневись. Бывает, госпожа, Что, где совсем не ждешь спасенья, боги Любимого спасут… А дочь твою Сегодня солнце зрило, Клитемнестра, Живою, мертвою и вновь узревшей свет. Как радуюсь я вести этой: дева Вкушает жизнь в обители богов. Дитя мое… Добычей рук бессмертных Ты сделалась… Как призывать тебя? А если это бред пустой и ложный, Чтобы меня утешить?.. Что тогда? Да вот и царь идет, о Тиндарида: Пускай слова мои он повторит.

О женщина… Блаженством одарила Нас Ифигения, и меж богов теперь Она живет… А ты не медли дольше… Дитя мое, потомка крови знатной, Домой вези Ореста. Мы в поход Сейчас же отплываем. Ну, простимся! Увидимся ли скоро?.. Как-то бог Из Трои путь обратный даст ахейцам? Что встретит нас у очагов родных?

О Атрид, на далеких брегах, О, пусть дадут тебе боги Много, много добычи фригийской, И со славой вернись, и с победой.