Поражение Югуртой обоих Альбинов вызвало в Риме новую волну возмущения. Меммий открыто кричал на форуме о взяточничестве; сенат был в замешательстве и дожидался раздела провинций между новыми консулами, надеясь, что Нумидию получит Квинт Цецилий Метелл, который говорил повсюду, что нужно Югурту наказать за дерзость и отомстить ему за поражения римлян.

Действительно, Нумидия досталась Метеллу. Все знали его. Это был человек храбрый, справедливый, ничем не запятнанный; даже популяры, ненавидевшие его как закоренелого аристократа, не могли ни в чем обвинить.

Получив назначение на войну, Метелл объявил призыв новобранцев и вспомогательных войск и стал заготовлять оборонительное и наступательное оружие, лошадей, провиант.

Марий усердно помогал ему. Консул, видя, что без Мария не обойтись, решил взять его с собой в качестве легата.

Прибыв в Нумидию, Метелл старался привлечь на свою сторону мапалиев, земледельцев-скотоводов, и несколько раз сам, в сопровождении Публия Рутилия Руфа и двух легатов, ездил в деревню. Он заходил в продолговатые дома с округленными крышами, спрашивал нагих детей, высоких женщин, смуглых и угрюмых, где мужья и сыновья; дети молчали, а женщины указывали, хмурясь, на поля. А когда удавалось встретиться с вооруженными юношами и мужьями, он предлагал созвать собрание; и хотя мужчины соглашались, что собрание необходимо, но в день созыва внезапно исчезали, а женщины говорили: «Не знаем, где они».

Югурта запросил друзей и сторонников, живших в Риме, что за человек Метелл, и опечалился, получив ответ. Друзья писали, что Метелл — римлянин стойкий, alter ego Сципиона Эмилиана и, конечно, о подкупе помышлять нечего.

Тогда Югурта решил действовать хитростью. Он отправил гонцов к Метеллу с просьбой о мире, а сам стал собирать войска. Обратившись с воззванием к нумидийскому народу, который боготворил его, как борца за независимость страны, он послал глашатаев по всему государству. Глашатаи разъезжали по городам и деревням и призывали народ к оружию.

— Разбойники грабят ваше имущество, разоряют и жгут дома, деревни, города — и вы молчите? Они насилуют ваших жен и дочерей, продают их в рабство — и вы молчите? Царь, наш владыка, заботится о вас, он хочет освободить страну от нашествия иноземцев и заклинает вас богами взяться за оружие. Неужели вы не поможете ему?

Нумидийцы свирепели и, образовав конные отряды, двигались на соединение с царскими войсками.

Метелл между тем затягивал переговоры: он не отказывал царю в мире, но и не обещал его, а послов склонял к измене, соблазняя их выгодами и преимуществами, начальствованием над вспомогательными нумидийскими отрядами, которых у него еще не было, но которые он надеялся сформировать, когда число перебежчиков увеличится.

Поняв, что Метелл не желает мира, Югурта стал беспокоить римские легионы внезапными нападениями, отбивая обозы, снимая часовых, уничтожая дозоры. В то же время он стягивал пехоту и конницу к реке Мафулу.

Но не легко было двигаться нумидийцай по пескам: железные шипы, разбросанные, по приказанию Метелла, на двадцать четыре стадия в окружности, замедляли быстрое движение конницы, — лошади спотыкались, падали, и это расстраивало ряды.

Югурта ждал римлян у Мафула. Сосредоточив слонов и часть пехоты под начальством Бомилькара у реки, он отвел лучшие войска и конницу к холмам, поровшим кустарником, чтобы господствовать над правым флангом противника.

Увидев подходившие римские легионы, Югурта объехал манипулы и турмы, заклиная воинов защищать своего царя и родину.

— Мы их били и гнали под ярмо! — кричал он визгливым голосом, и белые зубы сверкали на его желтом, с черными усиками и небольшой бородкой, лице. — А теперь будем бить трусливые легионы Метелла! Не забывайте, что воины остались те же, дух войска не изменился, хотя вождь у них иной!

Воины закричали:

— Защитим тебя и родину! Смерть разбойникам! Югурта улыбнулся, помахав барашковой шапкой и, кликнув посыльного, приказал:

— Скорее к Бомилькару! Скажи ему так: царь при казал напоить слонов рисовым отваром, примешав к нему мирры, вина и сахарного тростника. А на спинах слонов установить башни с машинами и посадить воинов.

Югурта смотрел, как Метелл, выдвинув три колонны правого фланга, устанавливал между манипулами пращников и стрелков, а на флангах — конницу, — и щурился, хитро улыбаясь. Когда римляне спустились на равнину, Югурта двинулся, во главе двух тысяч человек, к горе, оставленной неприятелем.

— За мной! — крикнул он и выехал вперед. Нумидийцы напали на противника с тыла, обрушились справа и слева: метательные копья, камни и дротики поражали римлян издали, а легионы не имели возможности отбиваться и завязать рукопашный бой. Нумидийская конница рассеивалась при наступлении врага, окружала римских всадников, расстраивала их ряды, вызывая общее смятение.

Югурта, уверенный в победе, хотел было послать подкрепление Бомилькару, но, взглянув на равнину, встрепенулся. Что это? Метелл восстанавливает ряды, выводит легионы против нумидийской пехоты.

— Отбросить разбойников! — приказал он и, спешившись, побежал вдоль рядов, ободряя воинов.

Пехотинцы бросились на римлян. Югурта сам руководил сражением. Он воодушевлял бойцов, баллисты и катапульты дружно работали, и неприятель был задержан.

Вечером Югурта получил известие о разгроме Бомилькара и, заплакав от ярости, приказал отступить.