На свежей могиле с надписью «Чарльз Джером Рид» Джек со слезами на глазах выводил строки стихов, посвященных своему отцу. Они начинались так:

Джон Рид отпрянул от могилы, очутился между убитой горем матерью и другом его отца, знаменитым журналистом Линкольном Стеффенсом, маленьким, щуплым и вместе с тем очень элегантным. Он крепко взял Джека за руку. В тишине звонко щебетали птицы. Позади стояли остальные родственники и горожане, пришедшие на похороны. И еще, вроде бы как-то рядом и не рядом, с Джеком стояла его невеста француженка Николь, которую он привез из Европы.

Люди расходились с кладбища. Линкольн Стеффенс увлек вперед Джона Рида.

— Прости, Джек. Ты знаешь, как я любил твоего отца. Ты имеешь право сегодня плакать и ни о чем не думать, но мне необходимо немедленно уехать в Нью-Йорк и поэтому ты должен выслушать меня.

Джек вздрогнул, его взгляд остановился на группе горожан, которые уступали ему дорогу.

— Я ненавижу вот этих, — сказал он Стеффенсу сквозь слезы. — Лицемеры, зачем они пришли сюда? Я знаю — они рады, что мой отец умер.

— Ты становишься взрослым, мой мальчик. Конечно, рады. Твой отец, как федеральный судья, попортил им немало крови. Честнейший человек, он терпеть не мог этих свиней, наживающих деньги незаконным путем.

Они отошли в сторону.

— Я слушаю тебя; Стеф.

— Итак, во-первых… — начал Линкольн Стеффенс, — ты должен как можно быстрей приехать ко мне в Нью-Йорк, и я завалю тебя такой кучей работы, что ты меня возненавидишь за это.

— Спасибо. Именно это мне сейчас и необходимо.

— Мы организовали новый журнал «Мэссиз». Собрались неплохие парни… Во-вторых, прости меня, но кто эта кукла, что все время крутится около тебя?

Джек малость обиделся.

— Это не кукла. Это моя невеста. Ее зовут Николь.

— Любовь с первого взгляда?

— Да. — С некоторым вызовом ответил Джек. — Мы познакомились в Париже и в первый вечер объяснились.

Линкольн Стеффенс ласково сказал:

— Джек, послушай меня. Ты начинаешь новую жизнь. Начинать новую жизнь с женитьбы — катастрофа. Я не против женитьбы вообще, я имею в виду данный случай.

— Что ты имеешь против Николь, Стеф?

— Все. Вся моя жизнь против таких, как она. Девяносто процентов француженок, впрочем, так же и американок, как бы они ни притворялись экстравагантными, в сущности своей — недалекие расчетливые мещанки. А Литература и Расчет не могут ужиться в одном доме.

— Моя Николь не такая.

— Я разговаривал с твоей матушкой, Джек. Она конечно же никогда ничего тебе не скажет, но она в ужасе от твоей очаровательной французской куколки.

Джек наморщился, помолчал.

— Но я же… Я люблю ее, — не очень уверенно сказал он. — И вообще уже поздно: я привез ее сюда, мы обручились… я дал слово, в конце концов!

— Нет, Джек, еще не поздно. Пока это все исправимо.

— Нет.

Джек отвернулся и вдруг увидел стоящую у входа на кладбище ту самую мисс — его «Лауру», которую он когда-то проводил до дома и так не узнал ее имени. Она не решалась подойти, не решалась сказать слова. Только печально смотрела на Джека.

Он тоже не смог подойти к ней и тоже только печально смотрел на нее. Линкольн Стеффенс проследил за их взглядами, усмехнулся и сказал:

— Тем более.