Лежащий под деревом Джек открыл глаза и увидел, что на пространстве, раскинувшемся перед ним, произошли изменения: от асиенды по направлению к нему через выжженную солнцем равнину двигалась странная процессия: три всадника ехали шагом, а перед ними какие-то люди то прыгали, то приседали, то наклонялись, то снова выпрямлялись… Это было похоже на танец еще и потому, что в руках у одного из всадников можно было различить гитару, только звуки ее не долетали до Джека.

Во всяком случае там не стреляли, и он решил пойти к этим людям.

Спустившись с холма, он двинулся по узкой тропинке, проложенной через колючие кусты, которые снова скрыли от него и асиенду, и людей на равнине.

«Танец», который видел Джек, можно было назвать «танцем смерти». Этот танец на равнине исполняли пеоны, наказываемые за побег.

Старый крестьянин и двое его младших детей, крича и завывая от мучительной боли, стонали, приседали, падали на колени. Живое кровоточащее мясо на их лишенных кожи подошвах терзали острые камни, горячий песок и колючки, на которые им приходилось ступать… Кровавые следы оставались за ними.

И только майор Чава Гонсалес не дергался, не приседал. Он медленно ступал на прямых ногах, не сгибая их в коленях. От чудовищного напряжения пот ручьями лился с его лица. Стиснув кулаки и челюсти, он не издавал ни звука и лишь с великой болью глядел на отца и младших братьев. Ударами длинных бичей их заставляли подниматься с земли. Бичами орудовали двое всадников, один из которых был капитан Аредондо по прозвищу Красавчик. Бледные как мел, щеки его подергивались. Хмельной огонь убийства пылал в красивых глазах. Третий всадник сидел в седле с гитарой и громко наигрывал веселый танец «Кукарачу».

Щелкали бичи, рвали, рассекали кожу пеонов, образуя длинные раны, из которых сочилась кровь… Чава и его старый отец были в изодранных в лохмотья белых штанах. Младшие братья были совершенно голыми.

Убийственно жаркое солнце должно было скоро доконать истекающих кровью людей… Первым упал, чтобы больше уж не подняться, старый пеон. Он перевернулся на спину, вытянулся и замер, закрыв глаза.

Чава шагнул к упавшему, опустился на колени, низко склонился к его лицу, и тотчас же на спину майора обрушились удары бичей. Не обращая на них внимания, Чава позвал:

— Отец! — Веки старика дрогнули, приоткрылись. — Прости, отец… Я отомщу за тебя. Я убью их… и ещё пятьсот колорадос!

— Дай бог тебе выжить, сынок, — тихо ответил старик.

— Клянусь, отец!.. Я убью за тебя тысячу колорадос!

— Храни тебя, дева Гваделулская, — прошептал старый пеон, закрыл глаза и умер.

Чава, пошатываясь, поднялся, повернулся к своим мучителям, но те уже двинулись к сидящим на земле его братьям. Пятнадцатилетний паренек, обняв тринадцатилетнего, прижал его лицо к груди и смотрел на подъезжающего к нему капитана глазами, полными ненависти. «Красавчик» и его напарник, подняв бичи, начали хлестать паренька по лицу, по этим глазам, горящим ненавистью.

И тут Чава впервые застонал от бессилия. Поравнявшийся с ним гитарист весело осклабился. И тогда майор повстанческой армии Сальвадор Гонсалес, или, как звала его вся армия, Чава сделал невозможное. Преодолевая немыслимую боль и слабость от потери крови, он огромным прыжком метнулся к лошади и, схватившись за седло, птицей взлетел на круп, сдавил своими тяжелыми руками шею гитариста, сломал позвоночник, сбросил всадника, как куль, на землю, перебрался на седло, смочил ладонь кровью, хлеставшей из растерзанной ноги, и поднес эту окровавленную ладонь к ноздрям лошади. Та, почуяв кровь, всхрапнула и, с места взяв в галоп, понесла… Все это Чава проделал в считанные мгновения. Пока капитан и его напарник разворачивали лошадей и, выхватив кольты, бросились в погоню, Чава уже был метрах в сорока от них. Они мчались за майором, стреляя на ходу, но с такого расстояния попасть из револьвера со скачущей лошади в цель было почти невозможно… Бешеная скачка длилась недолго. Чава с ходу влетел в кусты — что сейчас значили для него их острые колючки, рвущие его голые грудь и плечи! Его лошадь чуть не опрокинула Джека, замершего на тропинке, как только раздались выстрелы. Едва успев отскочить в сторону, Джек со страхом проводил глазами окровавленного всадника.

Преследователи, доскакав до кустов, осадили коней.

Они выстрелили еще несколько раз, когда Чава вылетел на холм по ту сторону кустарника и тут же снова пропал, потом на секунду появился на другом холме… на третьем и, наконец, исчез.

Красавчик, проследив весь его путь, зло сказал:.

— Ничего, мы еще с ним встретимся.

— Не дай Бог теперь с ним встретиться! — вздохнул напарник.

— Трус! — не поворачивая головы, бросил капитан Аредондо. — Отведи домой его братьев. И чтоб были живы! Он обязательно приедет за ними.

— Слушаюсь, сеньор капитан! — ответил напарник и ускакал.

Капитан убрал кольт, достал портсигар, закурил. Начал медленно поворачивать коня, и в это время позади его раздался голос:

— Одну сигарету, ради Бога! — прозвучало на плохом испанском.

Капитан быстро обернулся — из кустов вышел, волоча по земле свое длинное пальто, Джек. Вся его одежда — огромные ботинки, грубой вязки гольфы, разодранные колючками, клетчатый репортерский пиджак типа френч — была покрыта толстым слоем пыли.

И лицо его было покрыто той же серой пылью с грязными разводами от пота. Джек улыбался, с трудом раздвигая пересохшие потрескавшиеся губы.

Капитан, с удивлением оглядев его, остановил взгляд на огромном фотоаппарате, спросил:

— Кто такой?

— Меня зовут Джон Рид. Я корреспондент американской газеты «Метрополитен».

«Красавчик» нахмурился, помолчал и заговорил на прекрасном английском:

— Как вы здесь очутились?

Джек снова улыбнулся, развел руками.

— Приехал из Нью-Йорка. Капитан усмехнулся.

— Любите шутить, мистер Рид?

— А что же еще остается делать человеку, который только что чудом избежал смерти, сеньор капитан?… Там солдаты… — он повел головой назад. — Они гнались за мной и едва не застрелили.

Капитан снова усмехнулся.

— Вам действительно повезло. Эти солдаты — мои колорадос. Они очень не любят гринго.

— Что делать, капитан, при моей профессии приходится совать нос туда, где тебя не любят. Я приехал писать правду о том, что здесь происходит.

Капитан, помолчав, спрыгнул с коня, представился:

— Аредондо. Анастасио Аредондо, капитан федеральной армии, командир отряда колорадос — Он протянул Джеку портсигар. — Курите.

Джек жадно закурил, сказал:

— Еще бы глоток воды.

В это время послышались далекие звуки духового оркестра. Можно было разобрать мелодию вальса «Над волнами», очень известного мексиканского вальса, который стал популярным даже в России.

Джек поднял голову, прислушался. Звуки оркестра доносились от асиенды.

Капитан Аредондо улыбнулся.

— Вам повезло дважды, мистер Рид: моя мать чистокровная американка и кроме того у нее сегодня день рождения. Я прошу вас быть нашим гостем! — он поклонился, указывая в сторону своего дома.

— Благодарю вас, господин капитан. — Джек пошатнулся. — Боюсь, мне не пройти и ста шагов.

Два огромных грифа, грузно спружинив, опустились около трупа старого пеона. Третий сидел около мертвого, со сломанной шеей, гитариста. Птицы поводили большими изогнутыми клювами, готовясь приступить к трапезе, но вдруг все разом повернули головы в одну сторону, замерли и, лениво разбежавшись, снова тяжело поднялись в воздух. А музыка вальса звучала здесь громче.

Птиц спугнул капитан Аредондо, ведший за повод коня, на котором сидел Джек. Последний, покосившись на мертвых, некоторое время молчал, а потом заговорил, развивая ранее начатую тему:

— …и все же, капитан, революции не возникают сами по себе. Простите, но ведь это вы должны были довести народ до такого отчаяния, чтобы он восстал против вас.

— Неимущие во все времена завидовали имущим и старались посягнуть на их имущество, — спокойно сказал капитан. — Тупым, ленивым скотам всегда легче отнять чужое, чем изыскать пути к собственному благополучию.

— Простите, капитан, но неужели ваша приверженность к богатству столь велика, что вы из-за него можете убивать себе подобных?

— Но ведь они тоже убивают нас из-за того же самого богатства, причем принадлежащего нам, заметьте! Вы приехали узнать правду?… Вот и напишите в вашей газете: два года назад простой, неграмотный пеон убил испанского дворянина Хосе Мануэля Аредондо… моего отца. Этот пеон — известный вам теперь бандит и двоеженец Вилья! Я поклялся отомстить ему и всем пеонам заодно. Я поймаю Вилью и повешу его за ноги!.. Так и напишите.

— Наверное, это нелегко, — сказал, помолчав, Джек.

— Что?

— Поймать Вилью.

— Нелегко. Но я поймаю его и повешу за ноги.

В красивой, убранной с испанской пышностью зале собирались к празднику гости. На хорах играл оркестр. За высокими распахнутыми окнами открывался уютный патио с фонтаном, газонами и клумбами. На зеленой лужайке росли высокие деревья с яркими крупными цветами.

Недалеко от дверей стояла роскошно одетая, красивая, холеная, хорошо сохранившаяся женщина средних лет. Она встречала гостей. Это была хозяйка асиенды и виновница сегодняшнего торжества донья Эллен Аредондо. В зале шумно беседовали, смеялись разнаряженные гости. Несколько пар кружились под звуки вальса.

Пожилой, в расшитом золотом мундире генерал, оторвавшись от руки Эллен Аредондо, сказал:

— Вы неподражаемы, донья. Эллен!.. Я думаю, вы единственная женщина в нашей стране, которая могла бы себе позволить это пышное торжество в такое время.

Эллен Аредондо улыбнулась.

— Я думаю, генерал, не может быть такой войны, которая помешала бы мне отпраздновать день моего ангела.

— Вы несравненны в своем очаровании, Эллен! — генерал снова склонился к ее руке, потом спросил: — А где же мой Течо?… Мой бравый капитан?

— Сын здесь. Сейчас придет — он задержался там… с беглыми пеонами.

— Да, да, — подхватил генерал, — бегут. Я своих тоже порю, расстреливаю — все равно бегут. Бегут к этому проклятому Вилье!

— Генерал, прошу, об этом сегодня ни слова!

— Конечно, конечно, моя прелесть. Сегодня все слова только о вас! — генерал улыбнулся. — Однако, у меня всего два часа времени, дорогая.

Хозяйка рассмеялась.

— Вы успеете напиться, генерал. Скоро будут просить к столу.

— Надеюсь! — пошутил генерал и, громко заржав, двинулся вдоль залы.

Хозяйка тоже было двинулась к гостям, но в это время в залу вошли Джек и капитан Аредондо. Джек был чисто выбрит, умыт, причесан; костюм его был, насколько возможно, приведен в порядок.

Донья Эллен, увидев вошедших, шагнула к ним, с упреком сказала:

— Анастасио, как можно!

Капитан Аредондо, улыбаясь, подвел к ней Джека.

— Мама, разреши тебе представить мистера Джона Рида, американского корреспондента.

— Какой приятный сюрприз! — воскликнула хозяйка. — Здравствуйте, мистер Рид.

Джек поклонился.

— Поздравляю вас, миссис Аредондо!.. Прошу извинить, мой костюм не совсем соответствует…

— Пустяки. Вы ведь, как говорится, «с корабля на бал».

— Если бы с корабля, миссис Аредондо! Гораздо хуже, гораздо, — улыбнулся Джек.

— Кто виноват, что здесь происходит эта дурацкая революция, — сказала Эллен Аредондо. — Вообще, Мексика — глупая страна, мистер Рид.

Джек внимательно рассматривал Эллен Аредондо и вдруг сказал:

— Бог мой, миссис Аредондо, как вы похожи на мою мать. Редкое сходство!

— Я тоже американка, мистер Рид.

— Она, конечно, выглядит старше, но… такое сходство…

— Не имею чести знать ваших родителей, но о вас я достаточно наслышана, мистер Рид, — улыбаясь, сказала донья Эллен. — Раз, другой мне приходилось бывать в одном из известных салонов на Пятой авеню.

— Вы знакомы с Мэбел Додж?! — удивился и обрадовался Джек.

— Да, и считаю ее самой очаровательной женщиной в Нью-Йорке! — Джек довольно улыбнулся. — Но я вас осуждаю… ваше отношение к ней.

— Помилуйте, миссис Аредондо! — засмеялся Джек. — Единственная моя вина в — том, что я очень влюблен.

— Вот именно. Тогда почему же вы не женились на ней? Я пуританка, мистер Рид.

Джек снова рассмеялся.

— На этот вопрос трудно ответить однозначно, миссис Аредондо.

— Вас пугает разница в возрасте? Но я вам скажу, что для таких женщин, как миссис Додж, возраст не существует!

— Дело не в этом. Совсем не в этом. Ну, как вам сказать? Вы знаете, что миссис Додж очень богата?

— Ну и что? Насколько я знаю, вы тоже не пролетарий?

— Да, но она слишком богата!

— Прекрасно. А вы дао же, хотите жениться на парвеню, на Золушке?

Джек громко расхохотался.

— Ваш язык страшнее кольта, миссис Аредондо!

— Мама, — наконец вмешался Анастасио Аредондо. — Мистер Рид считает богатство огромным грехом!

— Вы социалист? — спросила Эллен Аредондо. Джек улыбнулся.

— Не совсем, но мне хотелось бы в этом честно разобраться.

— Очень любопытно! Мы с вами еще обязательно об этом поговорим, мистер Рид. А сейчас прошу к столу.

Все перешли в просторную, роскошно обставленную столовую. Длинный стол был уставлен всевозможными яствами.

Джек, глядя на все эти произведения изысканной мексиканской кулинарии, с улыбкой сказал сидевшей рядом с ним хозяйке:

— Последнее время я в основном питался кукурузными лепешками, которые пекли мне на кострах солдадеро.

— Вы, кажется, к этому сами стремитесь, — улыбнулась в ответ Эллен Аредондо. — Итак, мистер Рид, вы считаете, что богатым быть дурно?

Джек тихо и серьезно ответил:

— Я считаю, что богатым быть стыдно, сейчас, когда в мире столько не имеющих даже куска хлеба бедных людей.

— Но это же невозможно, чтобы все были богатыми!

— Последние годы, миссис Аредондо, я как раз только и думаю об этом — почему это невозможно… Скажите, вам ни разу не приходил в голову один проклятый и очень простой вопрос: почему одни люди рождаются в канавах, а другие в роскошных постелях роскошных апартаментов? Почему одни люди вечно голодают, а другие вечно объедаются? Почему?… Может быть, это даже не исторический, не социальный закон, а какая-то биологическая закономерность… Возникает человеческое общество, и вдруг все люди начинают жить по-разному. И заметьте, это относится только к людям. В остальной природе не так. Ласточки; и те вьют одинаковые гнезда и на одинаковых условиях воспитывают свое потомство. А люди, существа, наделенные высшим разумом, для которых жизнь также существует только один раз, почему-то за этот очень маленький период существования должны грызть, топтать и уничтожать друг друга? Почему?

— Вы сами сказали — потому, что наделены разумом. Значит — умные живут хорошо, глупые — плохо.

— Правильно! — подхватил капитан Аредондо и залпом осушил бокал. Он уже был изрядно навеселе.

— Если бы! Если бы это зависело от ума или от таланта, даже от гениальности. Нет. Сократ был самый гениальный человек на земле, а жил в нищете, — продолжал Джек.

— Потому что не хотел! А если бы захотел, то с его умом был бы богатым, — с замечательной непосредственностью заключила донья Эллен.

Джек рассмеялся.

— Я сдаюсь, синьора Аредондо. Капитан подлил вина Джеку, себе, сказал:

— Давайте лучше выпьем за маму, мистер Рид.

— С удовольствием!

Сидящие рядом зашумели, подхватили этот тост. Анастасио Аредондо залпом осушил бокал и спросил у Джека:

— Вы играете в карты, мистер Рид? В покер, например?

Джек покачал головой.

— Мне нельзя.

— Почему?!

— Я не умею блефовать. По моему лицу всегда видно, какая у меня карта.

— Это прекрасно! — закричал капитан. — Это прекрасно. Вы — мечта картежника, мистер Рид! Сегодня мы обязательно составим партию!

Ночь. В длинном сарае на земляном полу, завернувшись в серапе, вповалку спят люди. Это пеоны сеньоры Аредондо.

Среди них и младшие братья майора Чавы Гонсалеса.

Их ноги обмотаны окровавленным тряпьем.

Пятнадцатилетний, крепко обняв, прижимает к своей груди голову тринадцатилетнего. А тот, пылая в жару, по-собачьи скулит, стонет, не в силах терпеть боль в искалеченных ногах.

Старший не стонет. Он только страстно, исступленно шепчет:

— Не плачь, Лупе. Держись. Ты помнишь, как молчал наш Чава?… Брат обязательно приедет! Вот увидишь! Он приедет и всех их поубивает!

Раннее утро. На асиенде сеньоры Аредондо полно солдат. Капитан Аредондо вывел за ворота Джека. Тот шел, держа за повод коня.

— Прощайте, мистер Рид. Надеюсь, мы еще встретимся! Джек уселся на коня, сказал:

— Я постараюсь вернуть вам коня, капитан.

— Не надо, — рассмеялся капитан Аредондо, держа коня за ремешок уздечки. — Он не стоит и одной десятой вашего проигрыша! Да, вам не стоит играть в покер, мистер Рид, — он сморщился. — Черт! Ужасно трещит башка, надо выпить. Ну, гуд бай! — капитан отпустил уздечку.

— Адиос.

— Увидите этого бандита Вилью, передайте, чтоб лучше со мной не встречался! — самодовольно сказал «Красавчик» и грозно нахмурился.

— Непременно, — скрывая усмешку, ответил Джек и, тронув коня, поскакал по равнине в сторону гор.

Солнце перевалило на вторую половину дня, ближе к закату. Джек продолжал ехать на коне. Утомленный конь, поматывая головой, шел шагом. Пейзаж несколько изменился: не было видно гор. Но все такая же равнина бесконечно расстилалась впереди. Разморенный долгой ездой, Джек сидел в седле, опустив голову, и снова думал о своем.