В плохом настроении Серраманна направился в квартал каменщиков. Четверо молодых евреев, прибывших из Центрального Египта, не задумываясь, обвинили Абнера в шантаже и вымогательстве. С его помощью им удалось получить работу, но какой ценой!
Государственная служба предпринимала жалкие попытки расследования. Сари был подозрительной личностью, но обладал достаточным влиянием, Моисей также стеснял следствие. Смерть первого и исчезновение второго были на руку следствию.
Может, была допущена небрежность к важным показаниям? Серраманна, прежде чем снова вторгнуться в жилище Абнера, задавал повсюду множество вопросов.
Жуя хлеб, натертый чесноком, каменщик рассматривал табличку, испещренную цифрами. Увидев Серраманна, он тотчас спрятал табличку в складках одежды.
– Итак, Абнер, ты занят подсчетами?
– Я не виновен!
– Если ты опять возьмешься за старое, то будешь иметь дело со мной.
– Фараон защищает меня!
– Не зарывайся.
Воин взял сладкую луковицу и съел ее.
– У тебя есть что-нибудь выпить?
– Да, в сундуке…
Серраманна открыл крышку.
– Боги мои, вот чем можно отметить прекрасный праздник пьянства! Амфоры вина и пива… У тебя хороший заработок.
– Это… подарки.
– Как прекрасно, когда тебя любят.
– Что ты от меня хочешь? Я ведь дал показания!
– Это сильнее меня, я люблю твое общество.
– Я сказал все, что знал.
– Не верю. Во времена, когда я был пиратом, мне частенько самому приходилось допрашивать пленных. Многие из них забывали место, где спрятали деньги. Но благодаря силе… убеждения, они в конце концов вспоминали.
– У меня нет богатств!
– Меня не интересуют твои деньги.
У Абнера отлегло от сердца, он, казалось, испытал облегчение. Пока Серраманна открывал сосуд с пивом, еврей засунул табличку под циновку.
– Что ты написал там, Абнер?
– Ничего, ничего…
– Спорим, что это суммы, полученные путем вымогательства у твоих еврейских братьев. Прекрасное доказательство для суда!
Ошеломленный каменщик не протестовал.
– Но ведь мы можем договориться, мой друг; я ведь не судья.
– Что… Что ты предлагаешь?
– Меня интересует Моисей, а не ты. Ты его хорошо знаешь?
– Не лучше, чем кто-либо другой…
– Не лги, Абнер. Ты хотел получить его защиту, значит, следил за ним, чтобы знать, что он за человек, как себя вел и каковы были его связи.
– Он проводил все время за работой.
– С кем он встречался?
– С ответственными за строительство, с рабочими, с…
– А после работы?
– Он охотно разговаривал с предводителями еврейской общины.
– О чем они говорили?
– Мы гордый и недоверчивый народ… Иногда мы предпринимаем робкие попытки получения независимости. В глазах восторженного меньшинства Моисей представлялся организатором одной из них. С окончанием строительства Пи-Рамзеса эта безумная идея была быстро забыта.
– Один из рабочих, находящихся под твоим «покровительством», рассказал мне о визите к Моисею любопытного человека. Они долго общались наедине в комнате Моисея.
– Это правда… Никто не знал этого человека. Поговаривали, что он архитектор, прибывший с юга. Он вроде бы должен был давать Моисею какие-то технические советы, но его ни разу не видели на стройке.
– Опиши мне его.
– Примерно лет шестидесяти, высокий, худой, с лицом хищной птицы, выдающимся вперед носом, высокие скулы… очень тонкие губы и твердый подбородок.
– Во что он был одет?
– В обыкновенную тунику… Настоящий архитектор был бы одет получше. Казалось, этот человек старался быть незаметным, он говорил только с Моисеем.
– Еврей?
– Наверняка нет.
– Сколько раз он приезжал в Пи-Рамзес?
– По крайней мере раза два.
– После исчезновения Моисея его кто-нибудь видел?
– Нет.
Страдающий от жажды Серраманна опустошил амфору сладкого пива.
– Надеюсь, ты ничего не скрыл, Абнер. В противном случае мои нервы сдадут, и я выйду из себя.
– Я вам все рассказал об этом человеке!
– Я не требую от тебя стать честным человеком, для этого с твоей стороны потребуется слишком много усилий. Но постарайся по крайней мере, чтобы о тебе больше не было слышно.
– Не хотите ли… забрать с собой несколько амфор, похожих на ту, что вы только что выпили?
Серраманна сжал нос еврея между большим и указательным пальцами.
– А не оторвать ли мне твой нос в наказание?
Боль была такая острая, что Абнер потерял сознание.
Серраманна пожал плечами, вышел из дома и пошел ко дворцу, полностью погруженный в свои мысли.
Его расследование пролило свет на многое.
Моисей готовил заговор. Он рассчитывал встать во главе группы евреев, несомненно, чтобы потребовать новых привилегий для своего народа и, может быть, создания отдельного города в Дельте. А если тот таинственный человек был иноземцем, пришедшим к евреям с предложениями извне? В этом случае Моисей мог быть виновным в государственной измене.
Рамзес никогда не захочет и слышать о таких выводах. Перед тем, как их высказать и предостеречь Фараона от того, кого он считал своим другом, Серраманна надо было добыть доказательства.
Сард положил голову на плаху.
Красавица Изэт, вторая жена Рамзеса и мать его сына Ка, имела роскошные покои на территории дворца в Пи-Рамзесе. И хотя ее отношения с Нефертари не омрачала никакая тень, она предпочитала жить в Мемфисе. Изэт искала забвения в светских приемах, на которых все восхищались ее красотой.
С зелеными глазами, маленьким прямым носом и тонкими губами, грациозная, жизнерадостная и игривая, Красавица Изэт была обречена на роскошное, но пустое существование. Несмотря на свою молодость, она жила одними воспоминаниями. Когда-то она была первой любовницей Рамзеса и безумно любила его, теперь продолжала любить с той же страстностью, но уже без желания бороться, чтобы снова покорить его. Иногда она начинала ненавидеть этого властелина, которого боги наделили всеми своими дарами. Не владел ли он также умением соблазнить ее, тогда как сердце его принадлежало Нефертари?
Если бы, по крайней мере, Великая Супруга Фараона была уродлива, глупа и отвратительна… Но Красавица Изэт отдавала должное ее очарованию и блеску, признавая исключительным существом, под стать Рамзесу.
«Какая странная судьба, – думала молодая женщина, – видеть любимого мужчину в объятиях другой и допускать, что эта жестокая ситуация правильна и справедлива.»
Если бы Рамзес вернулся, Красавица Изэт ни в чем не упрекнула бы его. Она отдавалась бы любимому с тем же ослеплением, что и во время их первого соединения в тростниковой хижине, затерянной в полях. Был бы он пастухом или рыбаком, все равно необыкновенно сильное желание привело бы ее к нему.
Изэт не испытывала никакого желания властвовать. Она была не способна взять на себя обязанности правительницы Египта и взвалить на свои плечи ту ношу, что так утомляла Нефертари. Ей были совсем не знакомы зависть и ревность. Красавица Изэт благодарила небесные силы, давшие ей несравненное счастье: любить Рамзеса.
Этот летний день был счастливым.
Красавица Изэт играла с девятилетним Ка и дочерью Нефертари, Меритамон, четырехлетие которой должны были вскоре отпраздновать. Дети прекрасно ладили между собой. Ка не утратил страсти к чтению и письму. Он учил сестру писать иероглифы и помогал ей, когда она сомневалась. Сегодня урок посвящали рисованию птиц, требовавшему ловкости и точности.
– Идите искупайтесь, вода восхитительна.
– Я предпочитаю заниматься, – ответил Ка.
– Но и плавать ты должен уметь.
– Это меня не интересует.
– Может, твоя сестра хочет отдохнуть.
Дочь Рамзеса и Нефертари была так же прелестна, как и ее мать. Девочка колебалась из боязни не угодить Ка или его матери. Она любила плавать, но не хотела противоречить Ка, знавшему столько тайн!
– Ты позволишь мне пойти в воду? – тревожно спросила она брата.
Ка задумался.
– Хорошо, но не задерживайся. Ты еще должна переделать рисунок птенца перепелки; голова получилась недостаточно закругленной.
Меритамон побежала к Красавице Изэт, которая была счастлива тем, что Нефертари оказала ей доверие и позволила принимать участие в воспитании девочки.
Молодая женщина и девочка скользнули в прохладную чистую воду бассейна, находившегося в тени смоковницы. Да, этот день, действительно, был счастливым.
