Рамзес попытался успокоить Серраманна. Начальник личной охраны не понимал, как скорпион мог попасть в комнату Фараона. Допрос всех служащих не принес никаких результатов.

— Они не виновны, — сказал сард, — нужно допросить вашего управляющего.

Рамзес не стал возражать.

Роме не любил Серраманна, но не высказал никакого протеста, когда Фараон попросил его ответить на все вопросы сарда.

— Сколько человек имели разрешение входить в эту комнату?

— Пять. Пятеро бессменных служащих.

— Что это значит?

— Иногда на промежуточных остановках, в небольших портах, я нанимал одного или двух временных рабочих.

— А на последней остановке?

— Я нанял одного, чтобы переносить белье к прачкам.

— Как его имя?

— Он расписался при получении платы.

— Бесполезно, — сказал фараон, — этот человек мог написать ложное имя, и у нас нет времени, чтобы вернуться и попытаться найти его.

— Чтобы больше такого не было! — прогремел Серраманна. — Это сводит на нет все мои меры безопасности.

— Что произошло? — спросил удивленный Роме.

— Вам это знать не обязательно! Отныне я буду лично осматривать каждого, кто будет подниматься на корабль Его Величества, кто бы он ни был: военачальник, жрец или уборщик!

Роме повернулся и посмотрел на Рамзеса, который кивал головой в знак своего согласия.

— А… как же еда для Его Величества?

— Один из поваров будет пробовать пищу в моем присутствии.

— Как прикажете.

Роме вышел из комнаты Фараона. Разгневанный Серраманна стукнул кулаком по деревянной перекладине, которая даже задрожала.

— Этот скорпион вас бы не убил, мой Фараон, — объяснил Серраманна, — но у вас был бы сильный жар.

— И я бы не смог продолжать путешествие… Но богам было угодно предотвратить это.

— Подобное больше не повторится, — пообещал Серраманна.

— Увы, но я боюсь, что трудно на это надеяться, пока мы не найдем настоящего виновника.

Серраманна скорчил гримасу.

— Ты кого-то подозреваешь? — спросил Рамзес.

— Люди иногда могут быть очень неблагодарными.

— Говори яснее.

— Этот Роме… Не обманывает ли он, и не действует ли он сам по себе?

— Твоя работа состоит в том, чтобы проверять такого рода подозрения.

— Положитесь на меня.

Мало-помалу эта ритуальная поездка царственной семьи превращалась в триумф. Властность Рамзеса и обаяние Нефертари покоряли провинциальных наместников, верховных жрецов, правителей и просто знатных людей. Они были удивлены величавостью нового Фараона Египта. Рамзес не забывал представлять своего старшего брата, которого многие знали и назначение которого на пост главы иностранных дел успокаивало их злость. С одной стороны, царственная семья оставалась единой; с другой стороны, патриотизм Шенара, его знатность и амбиции гарантировали постоянную и надежную защиту от варваров.

В каждом порту царственная семья отдавала дань уважения царице-матери Туйе, чье присутствие вызывало волнение и глубокое уважение. Хрупкая и молчаливая, живущая в тени славы своего сына, Туйя воплощала в себе традиции и преемственность, без которых царствование ее сына могло бы показаться незаконным.

Приближаясь к Абидосу, к священному храму Осириса, Рамзес призвал к себе своего друга Аша. Какой бы ни был день и час, молодой дипломат всегда был тщательно одет.

— Ты доволен путешествием?

— Мой повелитель, ты завладел сердцами людей.

— В отношениях с некоторыми я чувствовал их лицемерие, не так ли?

— Конечно, но главное они увидели твое величие и властность.

— Что ты думаешь о назначении Шенара?

— Оно показалось мне странным.

— Другими словами, ты был шокирован?

— Ничто не заставит меня критиковать решения фараона.

— Ты считаешь, что мой брат недостаточно компетентен?

— При сегодняшних обстоятельствах дипломатия — это целое искусство.

— Кто может сомневаться в силе Египта?

— Твой личный успех в своей стране не должен скрывать сложности внешней обстановки. Хетты не будут столь дружелюбны; зная, что ты властный. и сильный соперник, они попытаются укрепить свои позиции, прежде чем предпринимать более воинственные меры.

— Это точные сведения?

— Пока речь идет только о предположении.

— Видишь ли, Аша, Шенар, мой старший брат, фигура очень представительная, особенно на приемах и пирах. Он очарует послов своими речами, и они будут играть по его правилам. Но он может поддаться другим соблазнам, таким как недоброжелательность и заговор. Его показное рвение и желание служить мне и государству кажутся подозрительными. Вот почему твоя роль будет такой важной.

— Чего ты ждешь от меня?

— Я назначаю тебя главой тайной службы Верхнего и Нижнего Египта. Твоя официальная задача — управлять действиями дипломатических курьеров, проверять документы, которые отправляет Шенар.

— Итак, ты приказываешь мне следить за Шенаром?

— В действительности это только одна из твоих задач.

— А Шенар меня не заподозрит?

— Я заставлю его понять, что у него нет никакой свободы действий. Зная, что за ним постоянно следят, он не будет пытаться совершить проступок.

— А если он ускользнет от моего наблюдения?

— Ты слишком способный и умный, друг мой, тебя трудно провести.

При виде священной земли Абидоса сердце Рамзеса сжалось. Все это напоминало ему те времена, когда Сети был жив. Он — посланник бога Сета, воплощения вселенской силы и убийцы своего брата Осириса — он построил этот величественный храм, чтобы почтить тайны бога умершего и воскресшего. Рамзес и Нефертари были освящены именно там. Они поклялись разделить свою судьбу с судьбой своего народа.

На берегах, прилегающих к пристани, не было никого. Конечно, на этой святой земле людей можно увидеть только во время праздников, посвященных воскрешению Осириса; но равнодушие и тягостная обстановка, которые царили во время приема царственной флотилии, очень удивили путешественников.

Первым на берег вышел Серраманна с мечом в руке, вскоре он вернулся вместе с охраной.

— Мне это не нравится, — сказал сард.

Рамзес вышел на берег; вдали, за рощей акаций, виднелся храм Осириса.

— Не рискуйте, — посоветовал ему Серраманна. — Позвольте мне проверить все в округе.

— Мятежники в Абидосе! Разве может Фараон думать о таком святотатстве.

— Подать колесницы, — приказал он. — Я поеду в первой.

— Ваше Величество…

Сард понял, что настаивать бесполезно. Как можно убедить в необходимости соблюдать безопасность такого беззаботного правителя?

Колесница Фараона быстро промчалась между пристанью и оградой храма. К его большому удивлению, первый портал храма был открыт. Спустившись на землю, Рамзес вошел во двор храма.

Фасад храма был измазан известью; на земле валялись статуи его отца и Осириса. Повсюду валялись строительные инструменты, и ни одного рабочего.

Совершенно сбитый с толку Рамзес вошел в храм. Алтари были пусты, ни одного жреца, провозглашающего молитвы.

По всей вероятности, храм был заброшен.

Рамзес вышел, позвал Серраманна, который неподвижно стоял на пороге.

— Отведи меня на склад.

Успокоенный сард решительно двинулся в путь.

Гнев Рамзеса был неописуем.

На широком дворе, возле храма, собрались жрецы, служители храма, рабочие. Все они без исключения упали на колени перед Фараоном и милостиво просили прощения у Рамзеса.

Рамзес не желал слушать никаких оправданий. Как они, жители Абидоса, могли вести себя так, как они могли под предлогом смерти Сети потерять всякое достоинство? Беспорядок и бездеятельность охватили их разум, и никто больше не думал о своих обязанностях.

Все сомневались в том, что Фараон примет жестокие меры. Но молодой правитель потребовал удвоить жертвоприношения духу Сети. Он приказал посадить фруктовый сад и деревья, покрыть золотом все двери, продолжать строительство храма, привести в порядок все статуи, проводить все ритуалы и молебны; все работы должны быть закончены к празднику таинств Осириса. Крестьяне, работающие на землях храма, должны были быть освобождены от своих обычных работ, храм должен был стать еще богаче, чтобы его больше никогда не постигало такое забвение.

Все служители молча внимали словам Фараона. Каждый из них успокоился, благодарил Рамзеса за его великодушие и клялся себе в том, что никогда больше не вызовет гнев владыки.

Успокоившись, Рамзес вошел в центральную часовню, «небо Абидоса», туда, где мягкий свет слабо освещал священные стены. Наедине со звездами Рамзес слился с душой своего отца, а священный солнечный диск освещал его путешествие.