Не один год шла война, но Фивы, вместо того чтобы захиреть, понемногу разрастались. Там и здесь белели новые домики, пристанища молодых семей. Бросая вызов судьбе, женщины рожали детей, в которых заключалось будущее Египта.

По распоряжению Яххотеп в самых красивых покоях дворца — тех, что принадлежали царице-матери Тетишери, — освежили и подновили росписи. Сама Тетишери становилась с годами все меньше, но по-прежнему тщательно ухаживала за собой, подкрашивала глаза и губы, с изяществом одевалась. Гибель зятя и старшего внука глубоко ранила ее любящее сердце. Теперь она растила младшего, отдавая ему всю свою нежность, но не забывая и о строгости. Бабушка играла с маленьким Яхмосом и учила его, передавая ему древнюю мудрость. Она следила за его занятиями борьбой и стрельбой из лука, но не забывала и сидеть с ним над иероглифами.

Яхмосу исполнилось десять лет. После смерти старшего брата он почувствовал себя взрослым, приняв на свои плечи ответственность за будущее. Старая царица не старалась утешить внука, преуменьшая его потерю. Она говорила с ним как с равным, не скрывая тяжести предстоящего пути.

— Как ты себя чувствуешь сегодня? — спросила Яххотеп Тетишери, сидящую в кресле напротив окна, выходящего в сад, откуда доносился щебет птиц.

— Сегодня я устала чуть больше, чем вчера, но я так горжусь тобой, дитя мое! Говорят, ты в одиночку справилась с взбунтовавшимся войском.

— Ратники стали жертвой подлых слухов. Отныне хранитель царской печати Неши каждые семь дней будет сообщать им, как обстоят дела в наших землях. И сама я буду приезжать в лагерь как можно чаще.

Тетишери ласково взяла дочь за руку.

— Без тебя, Яххотеп, Египта бы уже не было.

— А без тебя, мама, не было бы плодов моей борьбы. Твоя мудрость и дальновидность помогали мне одерживать победы. А теперь ты готовишь Яхмоса к тем трудным и жестоким сражениям, которые ему предстоят.

— Наш Яхмос удивительно повзрослел, и все-таки он еще совсем ребенок. Камос всегда был нетерпелив, мгновенно загорался, был необыкновенно деятелен. Яхмос разумен, осторожен и должен все взвесить прежде, чем примется за дело. Ему нужно время, чтобы усвоить новое. Лучше его не торопить, не подталкивать, он должен не спеша набираться сил и знаний. Но кто знает, будет ли у него такая возможность?

Яххотеп была согласна с матерью, сейчас время было им дороже всего. Как было бы хорошо, если бы гиксосы не спешили нападать на Фивы.

Управитель царского дома Карис принес Тетишери медовое печенье и свежий гранатовый сок.

— Придворный целитель хотел бы осмотреть вас, госпожа, — сказал он с низким поклоном.

— Не вижу в этом никакой необходимости, — улыбнулась старая дама. — Лучше прикажи приготовить мне вкусный обед.

Заметив тень озабоченности на лице Кариса, Яххотеп простилась с матерью и вышла из ее покоев вместе с сановником.

— Только что скончался верховный жрец Карнака, госпожа. Вашей матери я хотел бы сообщить новость как можно позже. Они были одних лет, прекрасно понимали друг друга, и я боюсь, что его смерть может подействовать на нее угнетающе.

— Я согласна с тобой, Карис, не будем торопиться с печальной вестью. Что еще?

— Помощник верховного жреца, считающий себя его законным преемником, не слишком подходит для этой должности.

— Почему ты так думаешь?

— Этот человек исполнен гордости, у него черствое сердце. Вместо того чтобы служить богам, он служит собственному тщеславию.

Карис, обычно склонный смягчать недостатки, на этот раз удивил Яххотеп резкостью своего отзыва.

— Верховным жрецом Амона должен быть человек, на которого вы можете полностью положиться, госпожа. Когда вы отправитесь в поход он будет отвечать за связь неба с землею, Фивы будут зависеть от него. Тот, кто ныне считает себя преемником, не поднимется к небесам, он останется на земле и будет заниматься интригами, укрепляя свою собственную власть.

— Кого ты предлагаешь?

— У меня нет достойного предложения, я полагаюсь на ясновидение супруги бога, госпожа.

— Мне кажется, твой богатый жизненный опыт поможет тебе быть прекрасным верховным жрецом, Карис.

— Нет, госпожа, мое место здесь, во дворце.

— Собери жрецов, писцов и чиновников в открытом дворе Карнакского храма.

— Хирея приглашать?

Яххотеп улыбнулась:

— Не стоит, лучшего смотрителя житниц и управителя земельных угодий мне не найти.

Супруга бога вошла во внутренний двор храма, и все взоры обратились к ней.

Помощник верховного жреца сделал несколько шагов вперед.

— Список сокровищ храма Амона в вашем распоряжении, госпожа, равно как папирусы, необходимые для богослужений.

— Сначала я попрощаюсь с усопшим, а потом займусь описями.

— Он покоится в особом помещении при храме. Я с удовольствием провожу вас туда.

— Благодарю. Я знаю, где оно располагается.

Помощник верховного жреца был явно обижен.

Царица медленно шла, вглядываясь в лица людей, которых собрал здесь Карис. Вдруг она остановилась — ее внимание привлек человек лет тридцати, со спокойным лицом и серьезным сосредоточенным взглядом.

— Чем ты занят в храме?

— Украшаю дарами алтари богов.

— Знаешь ли ты священные гимны?

— Когда не служу в храме, я читаю папирусы с древними письменами.

— Что ты знаешь об Амоне?

— Он — творец самого себя, создатель вечности, одарившей нас благодатью света. Он — единственный, пребывающий во всем и порождающий множество. Его подлинное имя навеки покрыто тайной. Его правое око — день, его левое око — ночь. Он пастырь и он же кормщик. Владыка тишины, прародитель богов.

— Красивые речи мало помогают делу, — усмехнулся помощник верховного жреца. — Карнаку нужен опытный и дельный распорядитель. Чем нам поможет знаток древних премудростей?

— Верховного жреца выбирает супруга бога, не так ли?

— Именно так, госпожа, потому я и призываю вас подумать. Много лет я трудился рука об руку с моим повелителем и считаю, что он не зря приблизил меня к себе.

— А почему он не назначил тебя своим преемником?

Вопрос застал помощника верховного жреца врасплох, он не был готов к ответу.

— Болезнь помешала ему, он очень ослабел. Но никто не сомневался, что воля его именно такова. Не Джехути, украшающему алтари, быть верховным жрецом!

— Джехути, — задумчиво произнесла Яххотеп. — Так, значит, ты носишь имя бога Тота, хранителя священных письмен. Мне видится в этом знамение.

Помощник верховного жреца застыл, не в силах поверить собственным ушам.

— Напиши свое имя на кусочке папируса, — обратилась к помощнику верховного жреца Яххотеп, — и ты, Джехути, тоже напиши свое имя. Я положу ваши имена в святилище богини Мут, которая даст нам знать о своем решении.

Царица вошла в помещение, где жрецы молились богине Исиде, собираясь начать бальзамирование усопшего. Яххотеп тоже помолилась над покойным верховным жрецом. Прочитав священные гимны, она пошла за ответом в храм богини Мут, у статуи которой лежали оба папируса: один почерневший, другой нетронутый. Взяв их, Яххотеп вернулась во двор храма.

Помощник верховного жреца стоял, крепко сжав кулаки. Джехути смотрел отстраненно и спокойно.

— Один папирус богиня Мут спалила небесным огнем, — сказала Яххотеп и бросила почерневший папирус, ставший сразу же горсткой пепла. — Второй остался целым и невредимым.

— Нам должно принять волю незримых, — громко провозгласил помощник верховного жреца, узнав свой папирус в руках Яххотеп.

Царица протянула его помощнику.

Он прочитал громким голосом имя Джехути.