Никто из рудокопов не знал вора. Он первый раз участвовал в экспедиции и ни с кем не заводил отношений. Проявляя редкое трудолюбие, он провел долгие часы в самых труднодоступных частях штольни и приобрел уважение своих товарищей.

Укрывательство бирюзы было преступлением, карающимся суровым наказанием, но никто уже давно не совершал его. Участники экспедиции не сожалели о гибели виновного. Закон пустыни совершил справедливую кару. Из-за тяжести содеянного возничий был погребен без ритуала. Его уста и очи не откроются в другом мире, и он не сможет пересечь многочисленные двери и станет добычей Пожирательницы.

— Кто нанял этого человека? — спросил Рамзес у Моисея.

Еврей сверился со списками.

— Я.

— Как это ты?

— Глава гарема предложил мне нескольких рабочих для работы здесь, и я лишь подписал договор о найме.

Рамзес вздохнул свободней.

— Этот вор — тот самый возничий, которому нужно было убить меня.

Моисей побледнел:

— Ты думал…

— Лишь мгновение, но потом понял, что ты тоже попал в ловушку.

— Глава гарема?.. Это слабый человек, которого пугает малейшее происшествие.

— Тем легче было подкупить его. Мне не терпится вернуться в Египет, Моисей, и узнать, кто прячется за всем этим.

— Разве ты не покинул дорогу к власти?

— Неважно, я хочу знать правду.

— Даже если она будет неприятна тебе?

— У тебя есть какие-то сведения?

— Нет, клянусь, что нет… Кто бы осмелился взяться за Сына Фараона?

— Таких людей гораздо больше, чем ты думаешь.

— Если здесь заговор, то главаря тебе не обнаружить.

— Это ты-то отказываешься от поисков, Моисей? Не может быть!

— Эта махинация не касается нас. Раз ты не наследник Фараона, зачем кому-то вредить тебе?

Рамзес не стал доверять другу содержание беседы с отцом. Он считал, что это было тайной, которую он должен хранить, пока не разгадает ее смысл.

— Но ты поддержишь меня, Моисей, если мне понадобится твоя помощь?

— Почему ты спрашиваешь?

Несмотря на печальное происшествие, Сети не изменил программы экспедиции. И только когда Фараон решил, что собранной бирюзы достаточно, он дал сигнал возвращаться в Египет.

Глава службы безопасности дворца чуть ли не бежал к приемному залу царицы. Гонец Туйи, сообщивший о вызове к великой супруге фараона, не дал ему ни минуты на размышление.

— Я здесь, Ваше Величество.

— Ну что с вашим расследованием?

— Но оно же закончено!

— В самом деле?

— Невозможно больше ничего выяснить.

— Давайте вспомним о возничем… Так вы говорите, что он мертв?

— Мертв, несчастный.

— И как же этот мертвый нашел силы, чтобы отправиться на рудники и красть там камни?

— Это… это невозможно!

— Вы обвиняете меня в безумии?

— Ваше Величество!

— Есть три варианты: либо вы продались, либо не знаете своего дела, либо и то и другое.

— Ваше Величество!

— Вы не выполнили моего приказа.

Высокий вельможа бросился к ногам царицы:

— Меня обманули, мне солгали, я обещаю…

— Я ненавижу раболепство! В чью пользу вы изменили мне?

Из бессвязной речи главы безопасности стала совершенно ясно, что под покровом ложного простодушия этого человека скрывалось его полное неумение справляться со своими должностными обязанностями. Но убежденный в том, что он поступил правильно, царедворец умолял царицу пощадить его.

— Вы назначаетесь привратником поместья моего старшего сына. Попытайтесь хотя бы не пускать туда незваных гостей.

Вельможа еще рассыпался в слащавых изъявлениях благодарности, тогда как Великая Супруга Фараона уже покинула приемный зал.

Повозка Рамзеса и Моисея, как ураган, влетела в ворота гарема Мэр-Ур. Два друга правили по очереди, соревнуясь в ловкости и задоре. Несколько раз сменив лошадей, они пролетели дорогу от Мемфиса до гарема.

Этот громовой въезд нарушил спокойствие учреждения. На шум вышел глава гарема, чей послеобеденный отдых был прерван.

— Вы что, сошли с ума? Это вам не казарма!

— Великая Супруга Фараона доверила мне поручение, — сообщил Рамзес.

Глава гарема положил дрожащие от волнения руки на выпирающий живот:

— А… но разве оно оправдывает этот грохот?

— Это очень срочное дело.

— Здесь, в заведении, где я за все несу ответственность?

— Именно здесь, и срочное дело непосредственно касается вас.

Моисей подтвердил кивком головы. Глава гарема отступил на два шага назад.

— Здесь, наверное, какая-то ошибка.

— По вашей рекомендации я нанял для экспедиции на бирюзовые шахты преступника, — пояснил еврей.

— По моей…? Вы бредите!

— Кто прислал его к вам?

— Я не знаю, о ком вы говорите.

— Давайте проверим по архивам, — потребовал Рамзес.

— У вас есть письменный приказ?

— Вам достаточно будет царской печати?

Вельможа не стал дальше пререкаться. Рамзес заранее радовался, уверенный в том, что вот-вот все откроется. Моисей — более сдержанный — и то почувствовал определенное волнение: наконец-то правда восторжествует.

Дело рудокопа, воровавшего бирюзу, принесло, однако, разочарование, поскольку он представился не как возничий, а как опытный рудокоп, уже участвовавший в нескольких экспедициях и находящийся в Мэр-Уре, чтобы обучать ювелиров шлифовке бирюзы. Поэтому глава гарема с самого начала думал о том, чтобы включить этого человека в команду под руководством Моисея.

Очевидно, вельможу тоже обманули. Поскольку конюх и возничий были мертвы, след к организатору заговора был окончательно потерян.

Два часа подряд Рамзес стрелял из лука. Пронзая цель за целью, он заставлял себя направить гнев на то, чтобы сосредоточиться, собрать всю энергию и не расходовать ее зря. Когда у него заболели мышцы, он оставил лук и пустился бегом по садам и огородам гарема. Множество смутных мыслей смешалось в его голове: когда животное безумие в нем так бушевало, лишь неистовое физическое усилие, доводящее до изнеможения, могло его успокоить.

Сын Фараона не знал, что такое усталость. Его няня, кормившая его грудью более трех лет, никогда еще не встречала такого крепкого ребенка. Его не брала никакая болезнь, он одинаково хорошо переносил холод и жару, у него всегда был прекрасный сон и отменный аппетит. Уже в десять лет у него была фигура силача благодаря ежедневным физическим упражнения.

Он пересекал аллею тамарисков, ему показалось, что он слышит прекрасное пение. Рамзес остановился и прислушался. Это был женский голос, совершенно изумительный. Он бесшумно подошел поближе и увидел ее.

Сидя в тени ивы, Нефертари повторяла мелодию, подыгрывая себе на лютне, привезенной из Азии. Ее нежный голос, напоминающий аромат сладкого плода, звучал вместе с ветерком, танцующим в ветвях дерева. Слева от девушки была дощечка для письма, покрытая цифрами и геометрическими фигурами.

Ее красота была почти нереальной. На мгновение Рамзесу показалось, что он видит все это во сне.

— Идите сюда. Вы боитесь музыки?

Он раздвинул ветви кустарника, за которыми прятался.

— Почему вы прятались?

— Потому что…

Он не смог придумать объяснения. Видя его смущение, она улыбнулась:

— Вы обливаетесь потом, вы бежали?

— Я надеялся выяснить здесь имя человека, который пытался меня убить.

Улыбка Нефертари исчезла, но ее серьезность очаровала Рамзеса.

— И значит, вы потерпели неудачу.

— Увы, да.

— Нет никакой надежды?

— Боюсь, что нет.

— Но вы не отступитесь.

— Откуда вы знаете?

— Потому что вы никогда не отступаете.

Рамзес наклонился над дощечкой:

— Вы изучаете математику?

— Вычисляю объемы.

— Вы хотите стать землемером?

— Я люблю учиться, не думая о завтрашнем дне.

— Вы когда-нибудь думаете о развлечениях?

— Я предпочитаю одиночество.

— Не слишком ли суровый это выбор?

Ее глаза, цвета морской волны, стали строгими.

— Я не хотел смущать вас, простите.

На губах, скромно накрашенных, появилась снисходительная улыбка.

— Вы некоторое время останетесь в гареме?

— Нет, я завтра же выезжаю в Мемфис.

— С твердым решением раскрыть правду, не так ли?

— Вы как будто упрекаете меня в этом.

— Разве необходимо так рисковать?

— Я хочу выяснить истину, Нефертари, и буду стремиться к этому всегда, чего бы мне это ни стоило.

В ее взгляде он прочел одобрение.

— Если вы приедете в Мемфис, я хотел бы пригласить вас на ужин.

— Я должна еще несколько месяцев оставаться в гареме, чтобы усовершенствовать мои знания, затем вернусь в свой ном.

— Вас там ждет суженый?

— Какой нескромный вопрос!

Рамзес почувствовал себя последним глупцом. Девушка, такая спокойная, так хорошо владеющая собой, обескураживала его.

— Будь счастлива, Нефертари.