В середине сентября весь двор переехал в Фивы, чтобы участвовать в празднике Опет, на котором фараон должен был духовно объединиться с Амоном, скрытым богом, который возродит Ка его сына, представляющего этого бога на земле. Все до единого представители благородных фамилий должны были находиться в этом городе Юга в течение этих двух недель всеобщего ликования. Если религиозные обряды были предназначены только для некоторых посвященных, то народ гулял день и ночь, а богачи обменивались визитами, принимая друг друга в своих великолепных особняках.

Для Амени этот переезд был настоящим мучением; поскольку ему приходилось везти с собой множество папирусов и принадлежности писца, он ненавидел подобные перемещения, которые нарушали привычный образ жизни и налаженный ритм работы. Но, несмотря на явно плохое настроение, он подготовился к переезду как можно более тщательно, так, чтобы Рамзес остался доволен.

Со времени своего возвращения царевич изменился. Он стал очень серьезным и хмурым и часто удалялся к себе, чтобы долго размышлять в одиночестве. Амени не беспокоил его понапрасну, довольствуясь тем, что ежедневно представлял ему отчет о своей деятельности. Поскольку царевич являлся царским писцом и старшим офицером, ему надлежало решать множество мелких административных вопросов, и его личный секретарь успешно справлялся с этой задачей, освобождая друга от дополнительных обязанностей.

Одно утешение: на борту корабля, который плыл в Фивы, Амени хотя бы не приходилось сталкиваться с красавицей Исет! Каждый день во время отсутствия царевича она пыталась выманить у него сведения, которыми он не обладал. И поскольку ее очарование на него не действовало, их встречи были довольно напряженными. Когда же Исет попросила Рамзеса избавиться от своего подчиненного, царевич выпроводил ее вон без лишних церемоний, и их ссора затянулась на много дней. Знатной красавице пришлось убедиться в том, что он никогда не предаст своих друзей.

В своей тесной каюте Амени составлял письма, на которых Рамзес потом ставил печать. Царевич вошел и сел на циновку рядом с писарем.

— Как тебе удается выносить такое палящее солнце? — удивился Амени. — Я бы весь обгорел меньше чем за час.

— Мы понимаем друг друга, оно и я; я его почитаю, оно меня питает. Тебе не хочется прервать работу и пойти полюбоваться пейзажем?

— От праздности я заболеваю. Кажется, твое последнее путешествие было не слишком удачным для тебя?

— Это критика?

— Ты стал таким замкнутым.

— Подражаю твоему примеру.

— Не смейся надо мной. И можешь хранить свой секрет при себе.

— Секрет… Да, ты прав.

— Значит, ты больше не доверяешь мне?

— Напротив, ты единственный, кто может понять необъяснимое.

— Твой отец посвятил тебя в тайны Осириса? — спросил Амени с неутолимым любопытством во взгляде.

— Нет, но он отвел меня к своим предкам… Ко всем.

Рамзес произнес последние слова так серьезно, что это потрясло юного писаря; то, что царевичу пришлось недавно пережить, несомненно, было одним из важнейших этапов его жизни. Амени все-таки задал вопрос, который не давал ему покоя.

— Фараон изменил твое назначение?

— Он открыл мне глаза на другую реальность. Я видел бога Сета.

Амени вздрогнул.

— И ты… остался жив!

— Можешь потрогать, я здесь.

— Если кто-нибудь другой сказал бы, что видел Сета, я бы не поверил! Но ты — другое дело.

Амени с некоторой боязнью пожал руку Рамзеса и облегченно вздохнул.

— Ты не перевоплотился в злого духа…

— Кто знает?

— Я знаю. Ты не походишь на красавицу Исет!

— Не будь слишком строг с ней.

— Разве она не пыталась сломать мою карьеру?

— Я постараюсь убедить ее, что она неправа.

— Не рассчитывай, что я буду любезен.

— Кстати… Ты, похоже, слишком одинок и потому сварлив.

— Женщины опасны; я предпочитаю им свою работу. А ты должен подумать о той роли, которую тебе придется играть на празднике Опет. Твое место будет в голове кортежа, на тебе будет платье из нового льна, с широкими складчатыми рукавами; не забудь, что это очень тонкий материал. Тебе придется все время держаться прямо и не делать резких движений.

— Трудное испытание.

— Когда ты наделен энергией Сета, это все пустяки.

Теперь, когда в Ханаане было спокойно, Галилея и Ливан подчинены, нубийские племена побеждены, хетты оставались на безопасном расстоянии за Оронтом, Египет и Фивы могли спокойно праздновать. На севере, как и на юге, самая могущественная страна в мире усмирила демонов, которые только и мечтали о том, как бы завладеть ее богатствами. За восемь лет своего царствования Сети заявил о себе как о великом фараоне, которого будут почитать будущие поколения.

Уже успели просочиться слухи, что последнее пристанище Сети, его дом вечности в Долине Царей будет самым просторным и самым красивым из всех, которые когда-либо были возведены для фараонов в Карнаке, где трудилось множество архитекторов. Фараон сам руководил стройкой, и неистощимым потоком изливались похвалы храму западного берега в Гурнахе, вместилище Ка Сети, его духовной силы, которая останется жить в веках.

Даже самые упрямые сейчас уже допускали, что суверен оказался прав, не вступив в опасную войну с хеттами и направив силы страны на построение святилищ из камней, служивших земным домом божественному. Тем не менее, как не преминул заметить Шенар, обращаясь к заинтересованным сановникам, это перемирие, к сожалению, ничего не дало развитию торговых отношений, которые могли бы устранить соперничество.

Многие вельможи с нетерпением ожидали прихода к власти старшего сына фараона, потому что он был похож на них; строгость Сети, его сдержанность и стремление не разглашать секретов вызывали у многих неприязнь, некоторые находили, что с ними совсем не советуются. С Шенаром гораздо легче было договориться: обходительный, приятный в общении, он умел снискать расположение одних, не раздражая других, обещая каждому то, что сам желал бы слышать. Для него праздник Опет был очередной возможностью распространить свое влияние, заручившись дружбой главного жреца Амона и его подчиненных.

Конечно, присутствие Рамзеса было ему в тягость, но то, чего он опасался больше всего, после необъяснимого отказа Сети назначить его брата наместником в Нубию, не произошло. Фараон не дал никаких привилегий своему младшему сыну, который довольствовался, как и прочие царские отпрыски, просто-напросто роскошным и беспечным существованием.

На самом деле Шенар зря опасался Рамзеса и расценивал его как соперника: его энергия и его внешность были обманчивы, ведь в нем не было главного — размаха, широты мысли. Незачем даже было назначать его номархом Нубии, этот пост был бы слишком тяжел для него. Шенар подумывал о другом посте для него, почетном, как, например, лейтенант войск на колесницах. У Рамзеса будут лучшая упряжка и небольшой отряд головорезов под его началом, а красавица Исет будет восхищаться сложением своего богатого мужа.

Опасность заключалась в другом: как убедить Сети оставаться подольше в храмах и поменьше вникать в дела страны? Могло оказаться, что царь будет ревностно охранять свои прерогативы и не даст развернуться планам своего регента. Шенару предстояло умело обвести его и настроить на мысли о вечном; преумножить контакты с торговцами, египетскими и иностранными, речи которых мало занимали царствующего монарха. Это позволило бы расширить границы своей деятельности и сделаться незаменимым. Главное — не бить в лоб, но потихоньку оказывать на отца влияние со всех сторон, так, чтобы это кольцо сжалось на его шее, а он даже не заметил бы, как это произошло.

Шенару предстояло также устранить свою сестру Долент. Болтливая, любопытная и безвольная, она не была ему нужна в его будущей политике. Напротив, обидевшись, что ей не достанется одной из первых ролей в государстве, она могла настроить против Шенара многих влиятельных сановников, поддержка которых была бы ему весьма кстати. Шенар подумывал подарить Долент огромное имение, целую армию слуг, но ей вечно будет мало; как и он, она обожала всякие интриги и заговоры. Словом, два крокодила не могли ужиться в одной луже. Но куда было его сестре с ним тягаться!

Красавица Исет примерила пятое платье; оно ей не нравилось, как и четыре предыдущих. Слишком длинное, слишком широкое, мало складок… Потеряв терпение, она приказала своей служанке выбрать другую портняжную мастерскую. Во время большого приема, который завершит праздник, она должна была быть самой красивой, чтобы подразнить Шенара и пленить Рамзеса.

Тут прибежала ее парикмахерша, вся запыхавшись.

— Скорее, скорее… садитесь, а то я не успею причесать вас и надеть парадный парик.

— К чему такая спешка?

— Церемония в храме Гурнаха на западном берегу.

— Но этого не было предусмотрено! Ритуальные обряды должны были начаться только завтра.

— И тем не менее, это так, весь город бурлит, нам нужно торопиться.

Раздосадованной красавице Исет пришлось остановиться на классическом платье и строгом парике, что нисколько не подчеркивало ни ее юности, ни изящества; однако не следовало пропускать это непредвиденное мероприятие.

Как только постройка храма Гурнаха будет завершена, его посвятят Ка Сети, который вернется в океан энергии, воплотившись на время одной человеческой жизни в теле фараона. Скрытая часть храма, где царь был представлен исполняющим традиционные ритуалы, находилась еще в руках скульпторов; знатные и высокопоставленные сановники толпились перед фасадом святилища, в просторном внутреннем дворе под открытым небом, которое скоро должна была закрыть башня. Несмотря на ранний час, солнце уже палило нещадно, и, опасаясь жарких солнечных лучей, большинство пришедших прятались от солнца под переносными прямоугольными навесами. Рамзес, забавляясь, разглядывал всех этих важных персон, разодетых с чрезмерной пышностью: длинные платья, туники с пышными рукавами, черные парики — все это придавало им чопорный вид. Вся их важность и сознание собственной значимости тут же сменятся на заискивание, как только появится Сети, и они будут расстилаться перед ним, чтобы, не дай бог, не вызвать его недовольства.

Наиболее осведомленные придворные утверждали, что царь, завершив утренний обряд в Карнаке, принесет специальный дар богу Амону в зале Ладьи храма Гурнаха, чтобы его Ка вознеслось, а жизненная сила нисколько не уменьшилась; в этом-то и заключалась причина промедления, которое явилось настоящим испытанием на выносливость для престарелых вельмож. Часто Сети недоставало внимания к людям; Шенар дал себе слово избегать подобных недостатков и постараться поставить на службу себе слабости окружающих.

Жрец с бритым черепом, одетый в простое узкое белое платье, вышел из храма. Он двинулся вперед, прокладывая себе путь с помощью длинного посоха; удивленные гости расступились, давая ему пройти.

Жрец остановился перед Рамзесом.

— Следуйте за мной, царевич.

Женщины, коих здесь было великое множество, стали перешептываться, восхищаясь красотой и статью Рамзеса; красавица Исет была вне себя от восторга, Шенар улыбнулся. Ну вот, ему все-таки удалось: его брат будет назначен номархом Нубии, прежде чем начнется праздник Опет, после чего он сразу же отправится в эту далекую провинцию, которая ему так полюбилась. Недоумевая, Рамзес переступил через порог храма, следуя за своим проводником, который направился в левую часть здания.

Кедровая дверь плотно закрылась у них за спиной, проводник оставил царевича между двух колонн напротив трех приделов, погруженных во мрак. Из центрального придела донесся строгий голос — голос Сети.

— Кто ты?

— Мое имя Рамзес, сын фараона Сети.

— В этом святом месте, куда закрыт доступ мирскому, мы приветствуем вечное присутствие Рамзеса, нашего предка и основателя нашей династии. Его лик, выгравированный на стенах, переживет века. Согласен ли ты творить его культ и почитать его?

— Согласен.

— Сейчас я — Амон, скрытый бог. Подойди ко мне, сын мой.

Придел осветился.

На двух тронах сидели рядом фараон Сети и царица Туйа; на нем была корона Амона, которую можно было узнать по двум длинным перьям, на ней — белая корона богини Мут. Царственная чета воплотилась в чету богов. Рамзес был назван сыном божьим и, таким образом, венчал эту святую троицу. Потрясенный, юноша не мог себе представить, что миф, значение которого открывалось только в тайне храмов, мог быть воплощен подобным образом; он встал на колени перед этими двумя существами, чувствуя, что сейчас они представляли собой гораздо больше, чем просто его мать и отец.

— Мой возлюбленный сын, — объявил Сети, — прими от меня этот свет.

Фараон возложил ладони на чело Рамзеса, великая царская супруга поступила так же.

Царевич тут же ощутил приятную теплоту; напряжение исчезло, уступив место какой-то невиданной внутренней силе, которая наполнила собой каждую клеточку его тела. С этого момента он будет жить духом царственной четы.

Когда Сети появился на пороге храма, воцарилась тишина. Рамзес стоял по правую руку от него. На голове у фараона была двойная корона, символизирующая союз Верхнего и Нижнего Египта, лоб Рамзеса обвивала диадема.

Шенара передернуло.

Номарху Нубии не полагалось такого знака отличия… Это ошибка, глупость!

— Я приобщаю моего сына Рамзеса к трону, — объявил Сети низким сильным голосом, — чтобы я еще при жизни мог видеть исполнение сделанного мною назначения. Я провозглашаю его регентом царства, и отныне он будет участвовать во всех решениях, которые я буду принимать. Он научится управлять страной, заботиться о ее целостности и благосостоянии, он будет стоять во главе этого народа, счастье которого будет для него превыше своего собственного. Он будет сражаться с врагами, внешними и внутренними, и следить за исполнением закона Маат, защищая слабого перед сильным. Да будет так, ибо велика любовь моя к Рамзесу, сыну Солнца.

Шенар прикусил губу. Нет, этот кошмар сейчас кончится, Сети пойдет на попятную, Рамзес откажется от этой миссии, слишком тягостной для юнца шестнадцати лет… Однако жрец по приказу фараона прикрепил к диадеме золотой у рей, представлявший собой кобру, раздвоенное жало которой должно было уничтожить всех видимых и невидимых противников регента, будущего фараона Египта.

Краткая церемония была окончена, ликующие возгласы вознеслись к просветленному небу над Фивами.