Словно как дым, подымаясь от града, восходит до неба,

С острова дальнего, грозных врагов окруженного ратью,

Где, от утра до вечера, споря в ужасном убийстве,

Граждане бьются со стен; но едва сокрывается солнце,

Всюду огни зажигают маячные; свет их высоко

Всходит и светит кругом, да живущие окрест увидят

И в кораблях, отразители брани, скорее примчатся, —

Так от главы Ахиллесовой блеск подымался до неба…

— декламировал Гомер.

— Эти строки вашей «Илиады» предвещают возвращение войны? — спросил Рамзес.

— Я говорю только о прошлом.

— Но разве в нем не заложено будущее?

— Египет начинает покорять меня. Я не хотел бы увидеть, как он погрузится в хаос.

— Отчего такие опасения?

— Я прислушался к моим соотечественникам; их недавнее возбуждение тревожит меня. Можно подумать, что их кровь кипит, как перед взятием Трои.

— Вам еще что-нибудь известно об этом?

— Я всего лишь поэт, и зрение мое все угасает.

Елена поблагодарила царицу Туйу за то, что та согласилась принять ее, хотя сейчас великой царской супруге было совсем не легко. На лице царицы, как всегда ухоженном, не видно было никаких признаков страданий.

— Не знаю, как…

— Слова здесь бессильны, Елена.

— Мое огорчение искренно, я молю богов о том, чтобы царь поправился.

— Благодарю вас; я тоже постоянно обращаюсь к невидимому.

— Мне так неспокойно, так неспокойно…

— Чего вы боитесь?

— Менелас стал слишком весел; он, обычно такой мрачный, кажется, празднует победу. Значит, он уверен, что скоро увезет меня в Грецию!

— Даже если Сети не станет, вы будете под защитой.

— Боюсь, что нет, Великая Царица.

— Менелас мой гость; у него нет никакого права решать.

— Я хочу остаться здесь, в этом дворце, рядом с вами!

— Успокойтесь, Елена, вам ничего не угрожает.

Но, несмотря на ободряющие уверения царицы, Елена опасалась мстительности Менеласа. Его поведение ясно свидетельствовало о том, что он готовил заговор, чтобы поскорее вывести свою жену из Египта. Приближающаяся смерть Сети открывала перед ним возможность, о которой он давно мечтал. Елена решила поподробнее разузнать, что замышлял ее муж. Весьма вероятно, что и жизнь Туйи была в опасности. Когда Менелас не получал того, что хотел, он становился жестоким; и эта жестокость давно уже, очень давно никак не проявлялась.

Амени прочел письмо, которое написала Долент Рамзесу:

«Мой дорогой брат, Я и мой муж очень беспокоимся о твоем здоровье и особенно здоровье нашего достопочтенного отца, фараона Сети; ходят слухи, что он серьезно болен. Хотелось бы знать, не настало ли время прощения? Мое место в Мемфисе; веря в твою доброту, я надеюсь, что ты забудешь ошибку моего мужа и позволишь ему вместе со мной засвидетельствовать почтение Сети и Туйе. В эти горестные минуты мы могли бы оказать друг другу поддержку, в которой мы все нуждаемся, ведь главное — стремиться к сплоченности семьи, не будучи рабами прошлого, не так ли?

Надеясь на твое великодушие, Сари и я с нетерпением ожидаем твоего ответа».

— Перечитай его еще раз, медленно, — потребовал регент.

Амени, сильно нервничая, исполнил просьбу.

— На твоем месте, — пробубнил он, — я бы не стал им отвечать.

— Возьми чистый папирус.

— Что же, мы сдадимся?

— Долент — моя сестра, Амени.

— Если бы я пропал, она бы нисколько не огорчилась, но я не принадлежу к царской семье.

— Какая язвительность!

— Великодушие не всегда добрый советчик. Твоя сестра и ее муж только и думают, как бы тебя предать.

— Пиши, Амени.

— У меня уже болит рука, неужели ты собираешься сам отправить ей письмо с извинениями?

— Пиши, прошу тебя.

Амени с яростью сжал перо.

— Послание будет кратким: «Не пытайтесь вернуться в Мемфис, иначе вам грозит суд, и держитесь подальше от фараона».

Перо Амени с легкостью летало по папирусу.

Долент проводила долгие часы в компании красавицы Исет, не преминув показать ей грубый ответ Рамзеса. Непримиримость регента, его жестокость, его сухость предвещали, пожалуй, его второй супруге и сыну невеселое будущее.

Оставалось только признать, что Шенар был прав, клеймя пороки своего брата; регента интересовала лишь абсолютная власть. Повсюду вокруг себя он будет сеять разрушение и несчастья. Несмотря на ту страсть, которую она к нему испытывала, Исет была в отчаянии: ей оставалось лишь начать непримиримую борьбу против Рамзеса. Долент, его собственная сестра, и то собиралась поступить так же.

Будущее Египта — это Шенар. Красавица Исет должна была забыть о Рамзесе, выйти замуж за нового хозяина страны и создать настоящую семью.

Сари добавил, что верховный жрец Амона и многие сановники разделяли мнение Шенара, его собирались поддержать, когда он станет доказывать свои права на престол поле ухода Сети. Осведомленная должным образом, красавица Исет могла взять свою судьбу в свои руки.

Когда Моис на рассвете пришел на стройку, там еще не было ни одного камнелома. Тем не менее это был обычный рабочий день, и в профессиональной ответственности этих рабочих можно было не сомневаться; в их братстве любое отсутствие должно было иметь серьезные оправдания.

Однако колонный зал храма в Карнаке, который должен был стать самым просторным из всех ранее построенных, был пуст. Впервые еврей оказался в тишине, которую не нарушал стук долота или резца. Он стал осматривать фигуры богов, выгравированные на колоннах, любуясь сценами подношений, связывающих фараона с миром божеств; священное выражалось здесь с невероятной силой, пронзая все существо человека до глубины души.

Моис пробыл там один несколько часов, как будто это ему принадлежало сейчас волшебное место, где завтра поселятся силы созидания, необходимые для жизни Египта. Но были ли они лучшим воплощением божественного? Наконец, он заметил прораба, пришедшего забрать свои инструменты, оставленные у подножия колонны.

— Почему прервали работу?

— Разве вас не предупредили?

— Я только что вернулся из карьера Гебель Сильсиль.

— Начальник объявил нам сегодня о приостановлении работ на стройке.

— По какой причине?

— Фараон лично должен был передать нам полный план работ, но он задерживается в Мемфисе. Когда он приедет в Фивы, мы сможем продолжить.

Это объяснение не удовлетворило Моиса. Что, кроме тяжелой болезни, могло помешать Сети явиться в Фивы, чтобы заняться столь важным делом?

Уход Сети… Кто это сказал? Рамзес, наверное, в отчаянии.

Моис с первым же кораблем отправится в Мемфис.

— Подойди, Рамзес.

Сети лежал на кровати из золоченого дерева под окном, через которое в комнату проникал свет заходящего солнца, освещая лицо правителя, строгость которого озадачила его регента.

Вновь появилась надежда! Сети опять почувствовал в себе силы принять Рамзеса, следы страданий стали исчезать. Он, конечно, даст бой смерти и одолеет ее!

— Фараон — представитель творца, который создал сам себя, — объявил Сети, — он делает все, чтобы Маат занимала положенное ей место. Жертвуй богам, будь хорошим пастырем своему народу, даруй жизнь людям, как малым, так и большим, будь бдительным днем и ночью, ищи любую возможность принести пользу.

— Это ваша роль, отец, и вы еще долго будете выполнять ее на счастье всем нам.

— Я видел свою смерть, она близко; ее лицо — лицо богини Запада, юной и улыбающейся. Это не поражение, Рамзес, это еще один путь. Дорога в необъятное пространство вселенной, путь, к которому я подготовился и к которому ты тоже должен готовить себя с первого дня твоего царствования.

— Не уходите, умоляю!

— Ты рожден для того, чтобы повелевать, а не умолять. Для меня настал час пережить смерть и пройти испытание перехода в мир иной. Если моя жизнь была праведной, небо примет меня.

— Египет нуждается в вас.

— С незапамятных времен Египет был единственным чадом света, сын Египта восседает на троне света. Твоя очередь сменить меня, Рамзес, продолжить начатое мною и пойти дальше, тебе, имя которому Сын Солнца.

— Мне еще столько надо у вас спросить, многому научиться…

— С момента первой встречи с диким буйволом я начал готовить тебя, ибо никому не ведомы мгновения, когда судьба нанесет тебе решительный удар; но тебе придется разгадать ее тайны, ибо ты должен будешь вести за собой свой народ.

— Я не готов.

— Никто никогда не бывает готов. Когда твой предок, первый Рамзес, покинул эту землю, чтобы отправиться к солнцу, я был столь же напуган и потерян, как и ты сейчас. Тот, кто желает царствовать — безумец или никчемный человек; только перст божий может указать на человека, выбирая его вершителем судеб. Став фараоном, ты будешь первым слугой своего народа, слугой, у которого больше не будет права на покой и спокойную радость жизни, дарованную простым смертным. Ты будешь один, не безнадежно одинокий, как изгнанник, но в одиночестве, подобно капитану корабля, который должен выбрать правильный путь, постигнув замысел тайных сил, которые его окружают. Возлюби Египет больше себя самого, и путь откроется тебе.

Золото заката обагрило спокойное лицо Сети, тело фараона источало лучистое сияние, будто струившееся из его сердца.

— Твой путь будет усеян трудностями, — предсказал правитель, — тебе придется столкнуться с опасными противниками, так как человечество предпочитает зло гармонии, но воля к победе пребудет в твоем сердце, если оно будет открытым. Чары Нефертари уберегут тебя, ибо сердце ее — сердце великой царской супруги. Будь ястребом, парящим высоко в небе, сын мой, смотри на людей своим пронзающим оком.

Голос Сети умолк, глаза смотрели вверх, туда, в другой мир, в другую вселенную, которую только он мог разглядеть.

Шенар еще медлил, не давая команды своим союзникам. То, что Сети обречен, было известно каждому, но надо было дождаться официального объявления о его кончине. Любая спешка могла навредить его замыслам; покуда фараон жив, никакой мятеж не имел оправдания. Затем, пока в течение семидесяти дней, на время мумификации, место верховной власти будет свободно, Шенар сможет выступить, но уже не против царя, а против Рамзеса. Сети уже не будет здесь, чтобы назначить своего преемника.

Менелас и его греки кипели от нетерпения. Долент и Сари, заручившись поддержкой красавицы Исет, сумели завоевать расположение верховного жреца Амона и горячую поддержку многих фиванских сановников. Меба, министр иностранных дел, хорошо поработал при дворе, ратуя за царствование Шенара.

Пропасть разверзалась под ногами у Рамзеса. Юный двадцатитрехлетний регент ошибался, полагая, что единственно слова его отца будет достаточно, чтобы обеспечить ему место на троне.

Какую участь готовил ему Шенар? Если он будет вести себя разумно, получит какой-нибудь почетный пост в оазисах Нубии, но, может быть, он станет искать себе союзников, пусть самых никчемных, и попытается устроить бунт против установившейся власти? Зная его пылкий нрав, нельзя рассчитывать, что он смирится со своей ссылкой. Нет, следовало извести его навсегда. Смерть была бы лучшим выходом, но Шенару претило лишать жизни собственного брата.

Самым разумным было предоставить его Менеласу, который мог забрать его с собой в Грецию под тем предлогом, что бывший регент, отказавшись стать фараоном, захотел попутешествовать. Царь Лакедемона будет держать его у себя, в том далеком краю, где Рамзес зачахнет, забытый всеми. Что же касается Нефертари, согласно ее изначальному предназначению, она отправится в один из храмов в провинции.

Шенар увидел, что пришел его парикмахер, мастера по маникюру и педикюру. Будущий правитель Египта должен был выглядеть безупречно.

Великая царская супруга сама объявила двору о кончине Сети. На пятнадцатом году своего правления фараон повернул свой лик к загробному миру, к своей небесной матери, которая будет воспроизводить его каждую ночь, чтобы на заре он возрождался новым солнцем; его божественные братья встретят его в раю, или, спасшись от смерти, он обратится в Маат.

Начался период траура.

Храмы были закрыты, и обрядов больше не служили, за исключением похоронных песнопений по утрам и вечерам. В течение семидесяти дней мужчины не должны были бриться, женщинам надлежало распустить волосы. Никто не ел мяса и не пил вина. Кабинеты писцов были пусты, управление всеми делами замерло.

Фараон скончался, трон опустел, Египет впал в небытие. Все опасались этого смутного времени, полного всяких опасностей, когда Маат могла покинуть их навсегда. Несмотря на присутствие царицы и регента, верховная власть не принадлежала никому. Привлеченные этим, силы мрака должны были проявить себя во всем многообразии, чтобы лишить Египет живого дыхания и поглотить его.

Армия на границе была приведена в боевую готовность: весть о смерти Сети быстро облетит зарубежье и непременно вызовет неправомерные притязания. Возможно, хетты и другие воинственные народы нахлынут в Дельту или станут готовить обширное вторжение, о котором давно мечтали и пираты, и бедуины. Одним своим присутствием Сети делал их бессильными, но теперь, когда его нет, сумеет ли Египет защитить себя?

В день изъятия внутренностей тело Сети было перенесено в зал очищения на западном берегу Нила. Великая царская супруга возглавила суд, которому предстояло судить почившего царя. Она сама, ее сыновья, визирь, члены совета мудрецов, главные сановники, служители царского дома — все объявили, поклявшись говорить только правду, что Сети был справедливым царем и что у них не было никаких жалоб на него.

Живые вынесли свой вердикт. Душа Сети могла отправиться на встречу с перевозчиком, пересечь реку мертвых и пристать к берегу звезд. Еще надо было предать его мертвое тело Осирису и мумифицировать его согласно царским обрядам.

Как только служители закончат изъятие внутренностей и дегидратацию тканей с помощью соды и солнечных лучей, тело покойного царя обернут повязками, и Сети отправится в Долину Царей, где было устроено его вечное жилище.

Амени, Сетау и Моис были обеспокоены: Рамзес ушел в себя и ни с кем не разговаривал. Поблагодарив друзей за их поддержку, он заперся у себя. Только Нефертари удавалось обменяться с ним парой слов, однако вырвать его из этого отчаяния не могла даже она.

Амени был тем более напуган, что Шенар, продемонстрировав свою печаль с нужным надрывом, стал развивать активную деятельность, встречаясь с ответственными лицами из разных министерств и беря на себя управление страной. Он уже успел засвидетельствовать визирю свое бескорыстие и заботу о продолжении процветания государства, несмотря на период траура.

Туйе следовало бы одернуть своего старшего сына, но царица не отходила от мужа. Воплощая богиню Исиду, она выполняла свою магическую роль, необходимую для воскрешения. Пока Осирис-Сети, владыка жизни, не будет положен в свой саркофаг, великая царская супруга не станет заниматься делами этого света.

Шенару была предоставлена свобода действий.

Лев и желтый пес жались к своему хозяину, будто пытаясь облегчить его страдания.

В присутствии Сети будущее улыбалось регенту; достаточно было слушать его советы, подчиняться ему и следовать его примеру. Выполняя его указания, так легко и весело было править! Ни на мгновение Рамзес не задумывался, что когда-нибудь останется один, без отца, взгляд которого рассеивал мрак.

Пятнадцать лет царствования. Как быстро пролетело время, слишком быстро! Абидос, Карнак, Мемфис, Гелиополис, Гурнах, храмы, которые вечно будут петь славу их строителю, достойному фараонов Древнего Царства. Но его больше не было здесь, и его двадцать три года казались Рамзесу одновременно слишком незначительными, чтобы править, и слишком тяжелыми, чтобы нести их груз.

Заслуживал ли он на самом деле называться этим значительным именем Сына Солнца?

Christian Jacq

RAMSES

Le Fils de la lumiere