Над бойницей самой высокой башни крепости Элефантины Яххотеп повесила бумеранг из слоновой кости с магическими знаками, что рассеивают тьму. Сияние глаза ослепит Апопи, разящая кобра рассеет злые чары, коршун собьет его с толку, а шакал помутит сознание. Во всяком случае, царица горячо на это надеялась. Она была уверена, что правитель гиксосов многократно проклял Египет и навел на его жителей порчу, обрекая жить в плену черной магии. Освободить их возможно, лишь разрушив незримые стены колдовской темницы одну за другой.

Несколько барок задержалось в Куше, несколько — в Бухене, сколько-то — в Элефантине. В каждой из завоеванных крепостей сформированы новые гарнизоны. От прежнего войска освободителей, выступившего в поход на юг, почти ничего не осталось.

— Кажется, мы поступили опрометчиво, лишившись стольких воинов, — с тревогой сказал фараон Камос.

— Важно удержать все завоеванные города, — напомнила ему царица. — Однако ты прав. Двинуться на север с такой крошечной армией немыслимо.

— Значит, мы проиграли? И все победы одержаны напрасно!

— Вовсе нет! С самого начала мы значительно уступали гиксосам в численности войска и в вооружении. Зато на нашей стороне богиня Уто, священная кобра, венчающая царскую корону. В тебе ее сила. Ты должен успевать повсюду, вдохновлять оробевших, стать воплощением Хора и примирить его с Сетом.

— Я покорен богам, царица.

Усач, расставшись с красавицей-сиделкой, был безутешен. Вспоминая ее кожу, удивительно нежную и черную, как гагат, высокую упругую грудь, стройные ножки, он не мог отогнать чарующий образ и осознал, что влюбился. Но воину не подобает вздыхать и томиться. Никакой привязанности, никаких нежных чувств!

Чтобы слегка рассеяться, он побрел на корму, хотел выпить пива.

Его насторожил странный шорох. Он замер, прислушиваясь.

Внезапно Усач заметил, что груда наваленных на палубе корзин странно шевелится. Сомнений нет, на судно пробрался кто-то чужой и спрятался под корзинами. С кинжалом наготове, Усач подошел поближе.

— А ну, выходи!

Под корзинами снова зашуршало.

И вдруг высунулось веселое личико чернокожей колдуньи.

— Откуда ты взялась?

— Не хотела расставаться с любимым. Спряталась потихоньку. И теперь последую за тобой повсюду.

С немыслимой ловкостью она выбралась из-под корзин и обвила руками его шею.

— Нет, ты не пантера. Ты гибкая и ласковая, будто кошечка!

— Кошечка? Мне нравится это слово. Так и зови меня.

— Послушай, женщинам не место на военном судне. Ты не можешь…

— Ты же военачальник. Скажи, что я твой чернокожий оруженосец. Поверь, я умею драться!

Усач почувствовал, что из этого сражения не выйдет победителем. Он впервые полюбил. Пришлось отправиться к флотоводцу Хонсухотепу, бессменно стоявшему на носу передового судна, и попросить разрешения взять с собой подругу.

Наконец впереди показались Фивы. Сердце Яххотеп учащенно забилось. Скоро она будет дома. В городе, где родилась, встретила любимого, посвятила себя освобождению Египта. Никакие красоты чужих земель не заменят ей здешних мирных полей, разливов Нила, тихого шепота пальмовых листьев. Увы, ныне этот безмятежный волшебный город превратился в военный лагерь. Ведь гиксосы признают только силу.

Передовое судно уже подплывало к пристани. Царице вспомнился весь поход в Нубию, день за днем. Сомнений не было: подсыл гиксосов не подстроил им за все это время ни единой каверзы. Вывод прост: он оставался в Фивах. Но никого из приближенных царица не могла заподозрить в подобном преступлении. Она доверяла своим людям.

Тем не менее фараон Секненра погиб по вине предателя.

Прибытие военного флота жители Фив встретили радостными криками. В благодарность за благополучное возвращение Яххотеп, как велел обычай, воскурила ладан перед изваянием богини Хатхор, покровительницы путешествующих.

Первым навстречу царице, спускавшейся по сходням на берег, бросился маленький Яхмос. Она взяла его на руки и прижала к себе крепко-крепко, а потом спросила строго:

— Хорошо ли ты без меня трудился?

— Мы с бабушкой трудились без устали! Вот увидишь, все дома в городе выбелены и вычищены. Даже оружие блестит как новенькое.

Тетишери, казалось, помолодела лет на десять: Полагавшие, будто царица-мать — всего лишь ветхая старуха и не сможет как следует следить за порядком в городе, жестоко ошибались. Тетишери возмутили лень и неряшливость жителей Фив. Она заставила всех приняться за уборку и лично следила за беспрекословным исполнением ее указаний. Ей помогали управитель царского дома Карис и начальник тайной службы Хирей. Ни один дом, ни один амбар в городе не остались грязными. Их прибрали, вымыли раствором натра, чтобы избавиться от насекомых, окурили ароматическими свечами. Все без исключения жители обзавелись тазиками для омовения и небольшими кувшинами с носиками. Ткачи и швеи тоже не сидели без работы: Тетишери приказала горожанам и горожанкам приобрести новые одеяния. Женщины были особенно довольны этим решением старой царицы.

В тени полотняного навеса, натянутого на четыре шеста, цирюльники каждое утро брили мужчин и мыли им головы. Еще более искусные мастера ловко причесывали женщин и подкрашивали их, стараясь изо всех сил превратить каждую в красавицу. А также не забывали умащать благовониями, правда, пока что несовершенными. Со временем искусство изготовления притираний и духов должно было возродиться в прежнем великолепии.

Ремесленники заново учились делать парики для вельмож. Былую сноровку при гиксосах они утратили, однако вооружились щипцами, шпателями и воском, насадили заготовки париков на деревянные болванки и отважно взялись за дело.

Благодаря заботам Тетишери даже у бедняков появились чистые циновки, деревянные сундуки, глиняные горшки и миски, хлебные лари, кувшины для растительного масла и пива. В каждом жилище повесили изображение бога Бэса, что отпугивал злых духов оглушительным хохотом.

Хозяйки исправно выметали сор метелками из жестких пальмовых листьев. Прачки стирали не покладая рук.

Город больше не походил на военный лагерь. Он стал опрятным, нарядным и распространял по утрам дивный аромат свежих, только что испеченных лепешек.

Яхмос ничуть не преувеличивал: они с Тетишери потрудились на славу!

Чернокожую Кошечку поразили белые дома с ухоженными садами. Таких она еще не видела.

— О каком военном лагере ты мне рассказывал? При чем тут война? Мы здесь будем жить?

— Ты здесь поселишься, а я отправлюсь в Кусы. Воевать.

— Я же сказала, мы никогда не расстанемся. Я очень упрямая, меня не переспоришь!

— Кошечка, ну пойми…

— Отведи меня в тот беленький дом и дай нарядную одежду, а потом я хочу любви.

На террасе дворца царица собрала на совет только самых близких людей. Закат был так прекрасен, что ей самой не верилось, будто идет война и предстоят еще кровопролитные сражения. Хотелось порадоваться победам, успокоиться, передохнуть.

Но поддаться расслабляющей усталости было бы страшным преступлением, худшим предательством.

В первую очередь следовало выслушать доклад управителя царского дома Кариса.

— Плутишка вернулся из Кус, царица. Градоправитель Эмхеб получил твое послание и с нетерпением ожидает помощи. Беда в том, что мы рискуем потерять не только Кусы, но еще и Коптос. Наши наблюдатели сообщили, что гиксосы пытаются объединить против нас гарнизоны небольших крепостей, взимающих дань с караванов.

— Мы не допустим их нападения на Фивы. Коптос в данном случае важнее Кус, — сказал фараон Камос.

— Но градоправитель Эмхеб и его люди не могут больше ждать, — возразила Яххотеп. — Их силы на пределе. Ты, фараон, увенчанный белой короной Верхнего Египта, поспешишь к ним на помощь без промедления. Я вместе с передовыми отрядами Усача и Афганца отправлюсь отвоевывать Коптос.

— Матушка, это безумие!

— Прости царица, — вмешался Хирей, — но я согласен с фараоном.

— Мы часто вынуждены действовать вопреки разуму, разве нет?