Снег падал всю ночь. Немного потеплело, и огромные сугробы вокруг дома придавали всему особую прелесть. Небо утянулось облаками.

Я вышел из домика и полной грудью дышал свежим тепловатым воздухом. Пахло весной - подтаявшим снегом.

На сапоги немедленно налипли маленькие сугробики. Я нагнулся, не в силах противостоять внезапному желанию, скатал снежок и запустил им в соседский глухой забор. Снежок ударился о доски с хлюпающим стуком и остался там.

Я скатал другой и отправил следом. Потянуло сделать что-нибудь большое из этой холодноватой липкой массы.

Сам я родом из теплых лесов, с белой зимой познакомился только здесь и все не могу привыкнуть. Снег меня умиляет, особенно когда его много. Зачем природе столько?

Наша лачуга стояла в кишкообразном тупике, образованном стенами домов и заборами и похожем на маленькую улочку. И если, скажем, построить большой снежный замок у самого входа в тупичок, и рядом посадить какую-нибудь внушительную иллюзию вроде трехголового огнедышащего пса, это может стать хорошим развлечением… для местных мальчишек.

Ну ничего, а я отвлекусь. Сегодня выходные, имею я право, помимо труда, еще и на отдых?

Я с энтузиазмом взялся за детскую забаву.

И удовольствие я получил детское - безмятежное. Собрал в кучу горсть снега и начал катать. Сначала - одной рукой, легко. Потом, когда шар стал размером с голову, взялся за дело двумя руками. Катал долго, упорно, со вкусом.

И вот, наконец, подкатил первый снежный камень в основание будущей крепости; не у самого выхода, а примерно посередине, метров за десять до входа. И принялся за второй.

Когда я с усилием подкатил очередной валун, я заметил, что с улицы за мной наблюдают с любопытством соседские мальчишки, лет семи-десяти. Смотрите, смотрите.

Я размотал шарф, снял рукавицы и начал новый ком. Ребята потихоньку придвигались.

Когда еще один снеговой камень встал в основание крепости, они уже окружили меня. Кто-то несмело присел на снег, скатывая мелкие шары.

–А почему вы… не наколдуете? - спросил один из них.

Я рассмеялся, и они брызнули в стороны, но, увидев, что я ничего не делаю, вернулись. Я поднял палец, призывая к вниманию.

–Смотрите, - сказал я и махнул рукой. Поперек тупичка встал белейший замок с гладкими стенами. - Интересно?

Они помотали головами.

–То-то, - сказал я и продолжил.

Мальчишки бросились помогать мне. Я и не заметил, как к нам присоединился Тики. Вшестером мы управились за каких-то два часа.

Наша крепость была кривая и невысокая, мне по грудь, но зато мы украсили ее пузатыми башнями, суровыми на вид. Их я возводил сам, а ребята подавали мне "камни". На такую башню можно было забраться и обстреливать противника сверху.

Мы играли до темноты. Несколько раз у выхода появлялись обеспокоенные матери, но, увидев меня, уходили.

Когда совсем стемнело, мальчишки были с головы до ног мокрые, а я с трудом держался на ногах.

Я наколдовал задуманного пса. Он выглядел совершенно живым и даже дышал огнем. Не настоящим.

Вечером Тики был весел и беззаботен и наконец-то похож на обычного тринадцатилетнего мальчишку. Мы перед сном позанимались с ним какой-то ерундой, после чего он быстро лег.

Я в ожидании полуночи сел перед камином и задумался.

Сны, галлюцинации, которые гуляют, - это лишь побочный эффект расстроенного сознания. Что могло вызвать такую реакцию? Может, вино?

Я прислушивался к ровному сопению за стеной. В огне потрескивали саламандры. Что-то порвалось, я уверен, что-то нарушилось… но я никак не мог уловить, что и где!

Защиты я забросил, раз Эмир далеко. Кстати, что там дед говорил, куда он ушел?

Вряд ли эти факты связаны друг с другом. Итак, еще раз, в порядке появления. Тики - мальчишку что-то разъедает. Нечисть - нападет почему-то почти на одного Винеса. Вырвавшиеся в реальность сны - через какую дырку они пролезли? Не считая личных проблем.

Я вздохнул, вспомнив солнечную и лимонную принцессу, теплую и мягкую. Зарыться бы носом в ее рыжие кудряшки и забыться!

Но жизнь идет, и отлынивать нельзя. И глупо. Раз мы не вольны выбирать, жить или нет, то надо хотя бы достойно жить. А значит, делать дело, и если приспичит порассуждать о том, нужно ли это кому-нибудь, можно ведь сделать это молча?

Итак, с чего начать? Тики, нечисть, сны… Эмир… Рыженькая… Жаль, что магическая наука в нашем мире пока что не изобрела способов передавать мысли на расстоянии! Я бы передал…

Расслабившись и задумавшись, я уловил слабое колебание в астрале. Прислушался. Что-то странное, на грани сна и осознания, какой-то мысленный приказ, прошелестевший высоко над головой, но в непосредственной близи от нашей лачуги! Кто тут балуется?!

Я вскочил, пытаясь уловить направление сигнала, чтобы выяснить источник, но вдруг у выхода из тупичка услышал громкую матерную ругань. С той же стороны шли волны плохо управляемой ярости. Опять братец? Одеваться не было времени, пришлось выскакивать прямо так.

Кажется, Винес решил вспомнить, что он маг: я видел какие-то сполохи на улице.

–Я убью того гада, который играет со мной в дурацкие игры!! - вопил Винес, сражаясь с какой-то очередною тварью.

Выбежав, я увидел, что сполохи - это мой пес, он рвался на цепи и изрыгал волшебное пламя. В его свете прекрасно было заметно, что братец схлестнулся сразу с двумя отвратительными тварями, и что ему приходится несладко. Однако держался великолепно, его клинок, бешено крутясь, то исчезал, то вспыхивал в разноцветном свете дыхания колдовского пса.

Но медлить было нельзя. Я чувствовал, что он, хоть и не снижает темпа, сильно устал.

Быстрым шагом миновав надрывающегося цепного монстра, я вдруг увидел еще кое-что, что заставило меня на время забыть о проблемах Винеса: еще одна тварь терзала что-то черное на снегу возле самых ворот крепости, и на нее-то и гавкал пес.

Я бросился туда и чуть не начал отдирать руками это. Однако просто испепелить тоже было невозможно, ведь там, внизу, кто-то живой! Я ясно чувствовал ужас затухающего уже сознания. Секунда промедления грозит гибелью.

Рванувшись, я вложил в удар не только силу, но и злость на неведомого шутника. Слабый вскрик - и труп снова стал трупом.

Я стащил его и быстро нагнулся над тем, что лежал под ним. Жив, слава Мирэну, еще жив!

Да ведь это кто-то из местных мальчишек, с которыми мы играли днем.

–Юхас, мать твою!… - воззвал Винес.

Не оборачиваясь, я нащупал энергетические пуповины, тянувшиеся - куда? нет времени разобраться! - и дернул резко. Впрочем, они уже слабели сами по себе.

Я занялся мальчиком.

Осторожно просунул руки под распластанное худое тело и поднял как можно осторожнее. Сзади подковылял Винес.

–Убью урода, который так развлекается, - сквозь зубы процедил он. - Дай только добраться до него…

Стараясь ступать, чтобы не трясти еле дышащего ребенка, я дошел до дома. Братец распахнул дверь, и мы вошли.

Положив уже умирающего на диван, я сел рядом и сконцентрировался.

К счастью для меня, мальчик был без сознания: это позволило мне не тратить драгоценные секунды на введение его в транс.

Сдерживая суматошное биение сердца, я приступил к лечению.

Начав с крупных ран, я медленно возвращал плоти былую целостность. Чья-то рука - наверное, Винес? - вытирала иногда тряпочкой кровь с того места на теле мальчика, которое я только что срастил.

Потом пошли раны помельче и просто царапины. К этому времени перед глазами помутнело, кружилась голова, пришлось закрыть глаза. В ладонях неприятно покалывало, пальцы, иногда случайно касавшиеся кожи ребенка, обжигало.

Закончив, я сполз на пол, почти потеряв сознание. Почувствовал только, что комната заваливается на бок, и с трудом удержался от обморока, от того, чтобы самому не упасть. Запрокинул голову на диван, замер. Чтобы дышать, приходилось следить за собой.

Минут через десять стало легче. Получилось открыть глаза и посмотреть.

Передо мной сидел в кресле братец, я видел его профиль, глаза закрыты, дышит ровно, одна рука упала с подлокотника, и пальца касаются пола. Спит?

–Ммм… - сказал, вернее, простонал я, пытаясь пошевелиться. Комната сделала еще одну попытку сбежать, лишь усилием воли я ее остановил.

–Очнулся? - повернул голову Винес. Смотрел на меня он с живым любопытством, хоть и весьма устало, и двигаться, кажется, не собирался. Я решил последовать его примеру. Куда торопиться? Мальчишка спит…

–Что случилось? - язык поворачивался кое-как.

У братца с языком проблем не было:

–Все то же и ко, - сказал он. - Не знаю, что бы я без тебя делал. Такое ощущение, будто эти твари охотятся за мной. Во всяком случае, я постоянно на них натыкаюсь. Что за черт?

Желание отрицательно покачать головой пришлось задавить.

–Нам надо поспать, - сказал Винес. - Но я немного опасаюсь засыпать здесь. Ты испепелил их?

–Нет, - заставил я себя выговорить, чтобы только не шевелиться, не то, чувствовал я, отключусь.

–Напрасно, - с сожалением пощелкал языком братец. - Хозяин может оживить их в любой момент.

Но и он не торопился шевелиться.

Может и оживить, да. А еще ребенок. Уже ночь, что он делал на улице в это время?

Я попробовал выговорить этот вопрос.

–Общался с твоей галлюцинацией, - просветил меня Винес. - Мальчишке не повезло. Наверное, сбежал втихую из дома, чтобы потрогать зверя, не иначе. Когда зомби на меня напали, я как раз заходил в твой тупик. Заворачиваю за угол, вижу черте что, снежный замок - в детство впал ты, что ли, или это приманка для тварей? - псина трехголовая, а ребенок с нею лижется, с двухметровой уродиной. Я дернулся было к нему, не сразу разглядел, что иллюзия…

–Не иллюзия, - качнулся я, оскорбленный.

–Сиди крепче! Тут-то они на меня и бросились. Со спины. Попадись мне только эта гнида!… Всю нервную систему испортил, про новый плащ я и не вспоминаю. Я, - сказал Винес и с видимым усилием сменил позу, - привык к тому, что я сам назначаю время и место битвы. Когда на меня нападают со спины, не люблю. Но это неважно. Может, если бы парень молча остался с псиной, все бы обошлось. Но он не из робких. Бросился мне на подмогу, что ли? Я ему кричу: Пошел вон! Наверное, он решил, что местные хулиганы на меня напали. Как увидел, что труп на него идет, так и обмер.

Он замолчал. Вздохнул и бросил короткий взгляд на дверь, за которой помещался Тики.

–Что он? - кивнул он в том направлении.

–Нрмальн, - выдавил я.

–Понятно. Думаю его на днях к себе на корабль взять на пару деньков. Как считаешь, согласится?

–А меня спросить?

–Ишь ты, заговорил, - неприятно усмехнулся братец.

Я закрыл глаза.

–Есть у меня одна идейка, - произнес он, отвернувшись от меня. - Как расправиться с шутником.

–Что такое? -забеспокоился я. Винес - довольно средний маг. И неизвестно, что он может натворить.

–Узнаешь в свое время, - отрезал он. - Если буду уверен, что ему нужен именно я. Тут-то и поговорю с ним.

Меня затошнило. Я закашлялся, подался вперед, зажав рот рукой, закружилась голова, перед глазами все поплыло…

Очнулся я почти сразу же - щекой на холодном полу. Как хорошо лежать!…

–Тебе помочь? - спросил братец, не торопясь, однако, меня поднимать. Впрочем, я ощущал, что он просто не в силах мне помочь.

–Не надо, - сказал я. Может, его слабость влияет на меня? Что за странный приступ? Я прикрылся, но легче не стало. Нет, Винес здесь не при чем.

–Юхас, что с тобой? - с тревогой в голосе спросил Винес.

–Полежу я, - ответил я, не двигаясь.

Минут через пять я задремал, но быстро проснулся: далеко колокол гудел полночь. Надо идти.

Братец спал в кресле, голова на плече, рот приоткрыт.

Стук в дверь.

Кажется, это мать мальчика, вслушался я в волнение и страх за дверью. Бедная женщина меня боялась.

Тихий робкий стук повторился.

Я чувствовал, что она готова уйти и продолжить поиски сына в другом месте, менее для нее страшном. А на дворе ночь, и время неспокойное. И три трупа у входа, и этот трехголовый пес! - вдруг вспомнилось мне.

…но дух мой не сломлен, уговаривал я себя, пытаясь удержать если не четкое изображение реальности, то хоть какое-то.

Когда я был почти на ногах, я крикнул, насколько хватило сил:

–Входите!

Слабый скрип двери из коридора, тихие, словно бы крадущиеся шаги - и первое, что я увидел, - прячущиеся в уголках глаз слезы.

–Извините, господин волшебник, - едва слышно произнесла она, чуть не с ужасом глядя на меня, - простите, ради всего святого, что я побеспокоила вас так поздно, но мой мальчик… Вы его не видели? Он пошел посмотреть вашу собачку…

Я с огромным трудом сохранял вертикальное положение. Комната все норовила съехать куда-то, пол под ногами шатался, так что я вцепился в спинку кресла и держался за него. Было видно, что мой вид ее пугает, но внятно объяснить я ничего не мог.

Она едва не сбежала, но тут ее взгляд остановился за моей спиной. Увидела мальчишку?

Она сделала движение броситься к сыну, но только умоляюще посмотрела на меня. Измученная, довольно молодая еще женщина. Я раздумывал, что будет, если я кивну.

Но она, кажется, поняла, что я не против.

Подбежав, она тормошила мальчишку, не сдерживая уже слез.

–Черт, Юхас, что у тебя происходит, - проснулся Винес, - невозможно поспать!

Бедная соседка прикусила губу, продолжая трясти сына. Тот просыпался неохотно, не понимая, где он и почему надо вставать.

–Мадам, не волнуйтесь, ваш сын всего лишь спит, - на удивление бодро воскликнул братец, - он жив и абсолютно здоров, просто устал и уснул на диване нашего достопочтенного мага, а так как мы не успели узнать ваш адрес, то не имели, естественно, возможности отнести домой. Уж простите глупых мужчин за вопиющую безответственность, ваше беспокойство нам понятно, и мы просим прощения, что не поставили вас в известность о том, что позволили вашему сыну играть поиграть у нас…

Мальчишка вдруг вспомнил, у меня в глазах плеснулся вспомненный им ужас. Он резко сел и уставился на мать, на Винеса, на меня…

–Похоже, вашему сыну приснился дурной сон, - светским тоном сказал братец, скотина такая.

Парень в полном недоумении осматривал свои руки, грудь, живот…

Я его вполне понимаю, я тоже был удивлен в первый раз результатами собственного колдовства: ни единого шрама.

В глазах мальчишки отчетливо читалось изумление: неужели сон?

Бормоча благодарности вперемешку с извинениями, женщина тащила сына к дверям. Перед выходом она последний раз повернулась, поклонилась и исчезла. Мальчишка что-то бормотал.

Я сделал шаг - и упал на теплый там, где лежал паренек, диван.

–Сейчас увидит трупы, - мрачно произнес братец.

Я вновь отключился.

Проснувшись ночью (или уже утром - поди в темноте разберись), я задумался, имеет ли смысл идти на дежурство, если зомби нападают на Винеса, а он спит в моей комнате? И не нападут ли они на него в мое отсутствие? И не хочу ли я этими рассуждениями оправдать свою беспомощность и лень? Идти - не идти, вопрос посложней, чем быть иль не быть, а решают - лягушата.

Приговор разума и совести известный, да выполнять некому: все, кроме них, спит. Значит, придется постараться. Надо - значит, надо.

Когда решение было принято окончательно, стало легче. Если держаться прямо, то и мир не качается. Я нащупал Винеса и потряс его:

–Иди на диван, - сказал я и стал на ощупь - свеча давно догорела - искать плащ и шарф. Братец, тихо ругнувшись, вылез кое-как из кресла и свалился на мое лежбище. Итак, пути отступления отрезаны, придется все же шагать на улицу.

Морозный звездный воздух взбодрил и освежил. Аккуратно ступая по снегу, я приблизился к возведенному нами сооружению, чтобы оглядеться из-под его прикрытия. Наколдованная псина обрадовалась мне, как живая, не вставая на задние лапы, она радостно дышала мне тремя пастями в лицо.

–Ладно, - сказал я негромко, стараясь отпихнуть громадину. - Охраняй вход.

Повизгивая и ерзая от возбуждения задом по снегу, он сидел, три головы следили за мной преданными шестью глазами.

–Хороший мальчик, - вздохнул я, погладив животное поочередно по всем головам. Он заскулил от удовольствия.

–Цыц, - напомнил я ему и прошел сквозь снежные ворота.

Странно получилось с этими играми. Начали играть случайно, но какая приличная получилась защита и как вовремя! Думаю, мимо зверя никто не пройдет, даже ходячие трупы.

Откуда, кстати, они берутся? Неизвестный шутник фабрикует их собственноручно, как големов, или выкапывает с кладбища? С местного, например?

Того, который заказывал мне эту нелепую музыку, похоже, опять замучили кошмары. Подходя к выходу на улицу, я заметил очередной танец снов. На этот раз - крайне малоприятных. На всякий случай я отступил немного назад, вглядываясь. За спиной тревожно поскуливал волшебный пес.

Малоприятное зрелище, однако, мною не заинтересовалась. Спутанным клубком изломанных линий и контуров оно проскочило дальше. Я выглянул из тупичка. Кошмар двигался к северным воротам. Сходить, что ли, за ним? Скорость фланирования у него небольшая. Догоню, если что.

И я подошел посмотреть на то, что осталось от зомби.

Что осталось, то и осталось, констатировал я с отвращением. Редкостная гадость. И, кажется, пытается шевелиться?

Не подходя близко, я пощупал их на предмет ауры. Нет, ничего, только какой-то остаток, след, воспоминание от связи с хозяином. И они пытались тянуть по нему жизненную энергию!

Кто-то завтра не выспится, с малой толикой злорадства подумалось мне. Ощущение, наверное, не из приятных - когда тебя пытается утянуть в себя кучка истлевающей дохлой плоти. Оставить все, как есть? Пусть себе? Но тогда к утру они будут живчиками. Свет их может не остановить.

Нет, мне не надо, чтобы они разгуливали по городу днем, да еще по собственной воле.

Интересно, какая может быть воля у зомби? Души нет, живет только плоть, да и та давно умерла. Но все равно пытается вернуться к жизни… к бренному существованию… торжество духа их не устраивает… Жаль.

А куда ведет след?

След связи вел в тупик. Он был такой слабый, да еще и прерывался иногда, расплываясь в энергетическом поле планеты, что я не мог четко засечь его и проследить, кто же сидит - спит - на другом его конце, кого сейчас кошмары мучают. Однако направление угадывалось: след проходил как раз над нашей лачугой и за ней уже пропадал окончательно.

Я стер слабый рисунок связи мертвых ребят с хозяином, и они затихли. На том конце провода, я почувствовал, что-то дернулось. Боль и облегчение. Прекрасно. Теперь их следовало бы… в голову пришло интересное соображение.

Я быстро вышел на улицу и пошел, увязая в снегу, вдоль молчащих чернооконных домишек к выходу.

За северными воротами я свернул.

Прямо передо мной раскинулись кресты и плиты. Кладбище.

Луна и звезды давали достаточно призрачного света, чтобы разглядеть то, что мне надо было. Только пока что я не заметил ничего похожего.

Бродить среди могил очень не хотелось. Снега по пояс, да мало ли выкопается что и схватит за ноги. Нет уж, увольте.

Я вспомнил молодость и слегка воспарил.

В отдалении игрались кошмары.

Я полетел в их направлении. Что-то они мне напоминали. Если бы они были хоть немного четче, а то среди белесых сплетений тел ничего не разглядеть.

Зато мне удалось хорошо разглядеть то, что было под ними. Три свежераскопанные могилы!

Значит, ужастики местного производства.

Что ж, прекрасно, это облегчает мою работу. Понять бы только, каким образом. Чем поможет знание той фабрики, где их делают? Установить контроль над местным кладбищем я не в состоянии!

Хотя… может, потребовать от городской стражи, чтобы они дежурили здесь и докладывали мне, если что-нибудь вдруг выкопается?

Ну да, ну да, дежурить, скорее всего, мне и поручат. Вот я посмеюсь!

Нет, господа, ночевать на кладбище я не желаю. И никто, скорее всего, не жаждет. Ладно я, я не такой суеверный, а местных попробуй заставить тут сидеть! Разве дурак какой согласится.

Итак, подытожил я собственные беспорядочные рассуждения, придется промолчать. И краем глаза посматривать за этим делом. Не доказано, кстати, что это могилы тех трупов, что напали на Винеса. Может, эти сами выбрались и до сих пор гуляют по городу.

Меня пробрала дрожь от этой мысли. Может, кладбище непокойное само по себе, а кто-то этим воспользовался? Успокоить его я не смогу - не некромант, не обучен. Как узнать, те ли это могилы?

Я слетал к тем, что остались у входа в тупик. Они опять тянули жизнь, что за непоседливые ребята!

Я загреб их в левую кисть, как учил незабвенный магистр Фрей, и понесся обратно.

Кошмары почти растаяли, так что я с трудом нашел место. Вытряхнул успокоившиеся трупы и присел рядом, настраиваясь на них.

Омерзительное ощущение! Зато через полчаса я знал, что это их могилы.

Что дальше?

Я заглянул в ближайшую яму. Неглубокая, метра полтора, покатые осыпающиеся стены, гроба не видно. Свет, правда, тусклый. Черт, что же делать? Надо бы их обратно!

Я провел над каждым из них рукой, стряхивая каждого в собственную могилу. С засыпанием мучиться не стал, кинул на каждого сверху по горсти земли и спешно сбежал оттуда. Кладбище действовало на нервы, что ни говори. Слишком тихо, слишком темно, слишком спокойно.

Когда я возвращался, город уже начинал жить. В окошках горел свет, и я ступал иногда по желтым квадратам, то тут, то там раскиданным на черном снегу. Навстречу мне толкал тележку тряпичник, сам укутанный в тряпье так, что торчали только нос да полусонные глаза. Мы встретились взглядами, и он поклонился. Я кивнул и прошел дальше, с трудом передвигая ноги. Ночь выдалась тяжелая, поспать бы, но есть еще одно дело.

Я свернул в переулок в квартале от ворот и через пять минут вышел к ограде церкви. Дверь была приоткрыта, и оттуда лился теплый свет.

Внутри шебуршились старушки в платочках, они зажигали свечи и мелко крестились.

–Где святой отец? - спросил я у одной.

–Капюшон-то сними, - сердито и грубо шикнула она на меня. - Тебе зачем?

Я попытался сохранить спокойствие.

–Очень надо поговорить, где я могу его найти?

–Молодой еще, чтобы батюшка с тобой беседовал, - сказала вредная старушенция. - Или покаяться хочешь?

–Хочу, - спокойно сказал я.

–В чем? - заинтересовалась старая карга.

–В том, что не проявил уважения к вашей старости.

Я поднял руку. Она завизжала, закрывая голову руками, и у меня заложило уши. Поморщившись, я присел перед большой жабой на холодных плитах пола, заглядывая в ее испуганные выпученные глаза.

На мое творение упала тень. Я вздохнул, взмахнув ладонью. Никогда себе этого не прощу. Старушка, мелко семеня и крестясь, с причитаниями и молитвой куда-то сбежала, и до меня доносились только глухие всхлипывания: "Ирод! Олух царя небесного!" - и все в таком же роде. Другие старушки тоже исчезли.

Я поднялся и исподлобья взглянул на молодого священника. Не проклянет ли?

Он величественно молчал и ждал, что я скажу.

–На кладбище надо бы закопать и отпеть кое-кого, - сказал я. - Трое ночью ходили по городу. Они лежат в своих могилах.

–Где?

–Не знаю. От северных ворот немного налево, недалеко от каких-то деревьев.

Святой отец неодобрительно покачал головой:

–Покажешь?

Я вздохнул. Теперь-то покажу, куда денусь!

До дому я добрался, когда уже светало. Винес лежал поверх моего одеяла в сапогах, раскинувшись на весь диван, Тики нигде не было видно. Спят, значит. А мне куда прикажете пристроиться?

Я сходил на кухоньку, сделал пару бутербродов, чаю и пошел устраиваться в кресло перед камином, где вовсю потрескивали и сыпали искрами наши саламандры. Подумаем?

Думалось плохо. Закрывались глаза, тяжелая голова с трудом держалась. Крепкий чай не помог: отогревшийся организм еще больше захотел спать.

Чтобы не поддаться соблазну, я решил прогуляться в Замок, где собирался посидеть в библиотеке, взять кое-какие книги сюда, побеседовать с дедом.

Пока я это решал, чуть не заснул.

Разбудили меня крики снаружи и громогласный лай.

Выскочил я, не вспомнив о верхней одежде, так как крики были детские.

Издали казалось, что ребята просто играют в снежки. Но я чувствовал злобу, сильную, почти недетскую. Что, кто?

Тики стоял на самой высокой башне, соседские мальчишки довольно успешно закидывали его снежками, у моего пса две морды из трех были чем-то залеплены так, что он не мог раскрыть ртов, зато третьей, свободной, пастью он лаял за троих. Как только соседи не сбежались?

Тики творил что-то странное. Злость исходила от него, кажется, он собирался колдовать. Меня он не заметил.

Ученик выпрямился во весь рост, игнорируя летящие в него снежки, и, в театральном жесте воздев руки, выкрикнул три слова.

На мальчишек обрушилась почти настоящая снежная лавина. Ах, ты мерзавец, где только вычитал заклинание?! Я едва успел прикрыть мальчишек, иначе они были бы погребены под снегом с головой. Есть, есть сила у ученика, а вот ума, похоже, Мирэн не дал!

Мальчишки в ужасе разбежались под защиту стен и заборов, прикрывая головы руками, а Тики резко повернулся ко мне, занося было руку для какой-то гадости. Но, увидев меня, смутился, разжал сведенные в сложную фигуру пальцы и опустил глаза.

Я пошел к псине. Обрадованный кобель попытался вылизать меня, но я успел увернуться. Провел рукой по морде со сведенными намертво челюстями… заклинание, простенькое, опять работа ученика. Чем ему собака не угодила?

–Он меня облаивал, - пожаловался сверху Тики.

Когда я освободил псу пасти, ему чуть не удалось меня вылизать.

–Не надо! - успел я его отпихнуть. Он упоенно вилял хвостом, тут же вывесив все три языка наружу, дыша часто и широко улыбаясь.

Я посмотрел на соседских мальчишек. Они, догадываясь, что я жду объяснений, стали осторожно подходить.

–Он не пускает нас играть в замке, - сообщили ребята, как только приблизились.

Я поднял глаза и увидел, что Тики сбежал в дом.

–Играйте, ребята, - сказал я устало.

Поежившись, я не стал возвращаться за плащом. Наколдовав себе что-то подобное, я прикрыл замерзшие уши капюшоном, закутал плечи, кивнул мальчишкам и поплелся в Замок.

–Разберетесь как-нибудь, - помахал я на прощание. - Я разрешил.

Пока я поднимался по склону холма, проваливаясь в сугробы почти по колено, я маялся неприятным ощущением. Что именно это было, определить оказалось сложно, но в груди засело какое-то омерзительное чувство. Такое чувство, что все это плохо закончится. Почему мне так казалось, объяснить себе я не мог, очень расплывчатым и неопределенным было ощущение.

Арбин выглядел усталым. Набухшие красные веки, тусклый взгляд, руки немного трясутся. Он сидел в своем любимом кресле перед жарко натопленным камином, глубоко задумавшись, а на огне кипел чайник, и дед его не слышал.

Аккуратно закрывая дверь, я мысленным усилием снял чайник с огня и поставил на решетку. Арбин не пошевелился.

Садиться в тепло мне не хотелось, иначе опять потянуло бы в сон, глаза и так немного побаливали. Поэтому я отошел к столу, где и пристроился в ожидании, когда очнется от своих раздумий старый ректор.

–Сон, - сказал Арбин так внезапно, что я вздрогнул, - амбивалентен по природе. Он есть Смерть в миниатюре, так как во время сна мы отсутствуем в жизни; он есть Жизнь в миниатюре, так как он дает силы для дальнейшего существования; умирание и возрождение ежедневно. Поэтому сон нельзя считать ни враждебным, ни дружественным человеку явлением.

Я молчал и ждал продолжения. Ничего нового для себя я пока что не услышал. Но так как дед, кажется, говорил не для меня, а для себя, то я не счел нужным комментировать. К тому же, с грустью подумалось мне, для него этот вопрос более актуален: недалек час его последнего сна.

–Также, - продолжил Арбин как бы издалека, - сны есть предтеча литературы. Они создаются человеком по тому же принципу - принципу субъективного искажения реальности. Сны, с одной стороны, есть создание человека, с другой - нечто, ему неподвластное. Сны также есть предтеча магии в этом смысле. Волшебство тоже есть субъективное искажение реальности. Значит ли это, что мы имеем дело с явлениями одного порядка? Сны - внутреннее колдовство каждого? Вероятно. Но как тогда возможен выход снов в мир (я навострил уши), в реальность, плотность которой ужасающа и непостижима. Как неконтролируемое может явить себя в действительности, ведь, чтобы в ней существовать, надо обладать плотностью или плотью, что суть одно и то же? В литературе, что занимательно и поучительно, описаны случаи встречи со снами, данными в реальности. Но и там, и в нашем случае они все равно оставались чем-то призрачным, бесплотным, хоть и имеющим визуальный облик. Еще один вопрос - может ли иметь внешность то, что не имеет тела? Что это - сны наяву или еще один срез действительности? Как волшебник и поэт, я принимаю любое переходное явление из мира этого в любой другой, самые нелепые для здравого смысла явления меня устраивают как возможные. По этой причине для меня совершенно невозможно поверить в невозможное - его для меня не существует. Даже как ученый я не способен закрыть глаза на виденное нами: история учит, что многое неизвестное сегодня становится обыденностью завтра, как бы невозможно ни казалось оно нам сегодня. Однако мое всеприятие всех нелепостей мира как вероятных не поможет мне объяснить наблюдаемый нами недавно феномен. Я, конечно, мог бы оставить его в разряде просто существующего и потому принимаемого - а что еще остается? Существование человека кажется мне еще более нелепым, но это не мешает мне закрывать на это глаза.

Он вздохнул:

–Может, сядешь поближе? Неудобно не видеть собеседника.

–Боюсь, что у огня я засну, - виновато сказал я. - Ночью я почти не спал, а перед этим лечил одного паренька и совершенно обессилел.

–Так ляг и поспи, - ворчливо сказал дед.

–Нет, не хочу. Боюсь, что пропущу что-нибудь важное.

–Как знаешь. Так вот, о чем я?

–О снах.

–Это была пустая философия, - отмахнулся он. - На столе рядом с тобой должны быть на карточках выходные данные книг, которые могут тебе помочь. Есть человек. У него есть внешнее и внутреннее. Они не разделены и даже постоянно сообщаются между собой и взаимодействуют. Взаимослияние их и есть человек. Грубо, конечно. Главная человеческая интенция - вынос себя за пределы себя и очеловечивание мира, творческое - не всегда - преображение мира. Сны - наброски? Сны, возможно, ближе к жизни, потому что есть человеческое и потому сон со снами дальше от смерти. Сон - некий знак живости. С другой стороны, смерть есть совершенно естественное состояние жизни, в мире нет чего-нибудь одного, или-или, есть и то, и другое. Однако человек стремится преодолеть смерть - например, оставшись жить в памяти других. Не знаю, утешает ли это умерших, но живых - вполне. Итак, сон есть черновик того, что человек желает сделать с миром, впитать в себя и менять по своему усмотрению. Но если он так сделает, то мир исчезнет - и не исчезнет ли после этого и человек? Значит, смерть необходима и обязательна, чтобы существовал человек? А сон - предупреждение и постоянное напоминание о необходимости хранить хрупкое равновесие между бытием и небытием. Выход сна вовне, получается, есть угроза этому равновесию, попытка достичь бессмертия и - абсолютной смерти. Бессмертный человек невозможен. Человеческое должно оставаться человеческим, то есть - смертным.

Я ощутил тоску по недостижимому и невозможному. Куда идти, как не к бессмертию и выходу из себя? Всю жизнь - и всю Историю - быть только попыткой, всего лишь полем боя?

–Тот, кто выпустил сны, - опасен. Для всего человечества. Его надо найти и…

–Убить? - сухо спросил я, ощущая эту сухость языком.

–Лишить возможности видеть сны снаружи, в мире. Загнать сны внутрь его самого.

И лишить его шанса на бессмертие.

–Что нового? - спросил дед, помолчав.

–На Винеса напали трое зомби. Вернее, сначала - на него, потом один из них напал на соседского мальчика. Его-то я и лечил. Он едва остался жив.

Арбин кивнул.

–А как твой ученик?

Я напрягся.

–Нормально.

–Понятно, - сказал дед, как будто спрашивал только из вежливости. Однако я чувствовал в нем какой-то иной интерес, даже тревогу.

Впрочем, я и сам беспокоился. С Тики происходило что-то странное. Почему он с утра стал гнать ребят, с которыми вчера так хорошо, казалось бы, играл?

Если мы кому-нибудь снимся, то желание чьих-то снов выбраться наружу - вполне естественное, - подумал я, уходя в библиотеку. - Человеческое. И губить его - жаль. Вдруг тот сумеет с помощью снов преодолеть себя и привнести в мир что-нибудь Иное - Невозможное и Чудесное? Вдруг он сумеет преодолеть инерцию человечности и стать… кем? Кем станет тот, кто перестанет быть человеком? Хотя так ли это важно, ведь стать чем-то большим, чем человек, - главная мечта человечества. Мечта и сон в каком-то языке - одно слово…

Ни одна из книг, предложенных дедом и просмотренных мною по диагонали, не дали мне ничего. На всякий случай я решил взять часть из них с собой, чтобы прочитать в спокойной обстановке. Обстановка, конечно, в последнее время у меня не то чтобы совсем спокойная, но там, по крайней мере, можно лечь и почитать с удобствами, а не засыпать над страницами за столом.

Зажав приличную стопку подмышкой, я решил навестить подружек.

Когда я заходил в монастырь, прозвенел гонг к обеду.

–Привет, Юхас! - меня окружали улыбчивые первокурсники. - Как жизнь? Чем занимаешься? Как успехи?

Они были рады меня видеть, и это было приятно. Если тебе не суждено навечно остаться в памяти потомков, то можно хотя бы оставить по себе хорошую память современникам.

Что за мысли?

Мимо прошел Винес. На меня и на рыцарей кинув исподлобья хмурый взгляд, прошел в столовую. Кажется, их он мне так и не забыл.

–А вот и он! - с двух сторон меня подхватили под руки с радостным визгом Оле и Линдик. Оторвав от мальчишек, они потащили меня в столовую. Усадили за стол, принесли мне обед и следили за тем, как я ем, с горящими глазами.

Линда принялась что-то рассказывать, но я никак не мог сосредоточиться на ее словах, потому что пытался краем глаза смотреть на принцессу. По коже как будто пробегали искры от близости к ней. Я прижался коленом к ее ноге, и она покраснела, опустив взгляд, но ногу не убрала.

Линда замолчала так внезапно, что я удивленно оглянулся на нее. Братец наклонился к Линде и шепнул ей на ухо что-то, черноглазка посмотрела на него, пожала плечами, встала и ушла за ним.

Пораженный, я смотрел им вслед, не понимая, как такое могло случиться: тетка всегда недолюбливала Винеса, и чтобы она так безропотно пошла за ним?

Пришлось за разъяснениями обратиться к принцессе:

–Что такое? Линдик окончательно сошла с ума?

Принцесса пожала плечами извиняясь. Я понял, что она знает, в чем дело, но говорить не хочет.

Ну и ладно, Мирэн с ними.

–Идем ко мне?

Оле посмотрела на меня внимательно, вздохнула:

–Пойдем.

Когда мы вышли из ворот, я, мысленно перекрестившись, притянул принцессу к себе поближе, приобняв ее за талию. Она не сопротивлялась.

Тогда я, осмелев, прижал ее к себе. Она забилась мне подмышку; и мы так шли, иногда спотыкаясь или сбиваясь с шага, отчего весело смеялись. У меня кружилась голова, сказывалась почти бессонная ночь, полная колдовства, но это только добавляло остроты моим ощущениям.

В дверь мы едва пролезли, потому что не захотели расцепляться.

В коридоре я стал развязывать шнурки ее плаща, но она покраснела и отбросила мои руки: из комнаты выполз бледный Тики. Ученик смотрел на нас мрачно.

–Что такое? - удивился я. Его защиты все были на месте, но я видел, что ему нехорошо.

–Душно, - буркнул он. - Схожу погуляю.

Я пожал плечами. И, как только он отошел, запер за ним дверь. Принцесса, заметив это, опустила глаза и ушла в комнату. Бросив плащ куда-то, я последовал за ней.

Девушка сидела на диване, и я почувствовал, что она готовится к важному событию. Смущаясь немного от ее ожидания, я сел рядом и нежно ее обнял. Я слышал, как нервно бьется ее сердце. Она опустила голову мне на плечо и тепло и часто дышала мне в ухо.

Улыбнувшись ее волнению, я осторожно провел ладонью по ее рыжим упругим кудрям, повернул краснеющее и взволнованное лицо к себе и легко поцеловал ее закрывшиеся глаза, прижался губами к мягкой щеке и осторожно двинулся к ее дрожащим приоткрытым губам. Огонь в камине потрескивал, я высвободил одну руку из ее волос, погасил одинокую свечу и нащупал в темноте завязки ее мантии…

Когда я помогал Рыжей надевать мантию (это было сложно, потому что я снова и снова прижимал ее к себе, а она отбивалась, нервно шепча, что сейчас кто-нибудь придет), громкие крики, лай раздались неподалеку.

Что опять, зло и тревожно подумал я, быстро натягивая на себя рубашку и штаны и одергивая мантию на принцессе, отчего она зашипела на меня.

Набросив покрывало на смятое нами белье, я выскочил и бросился к воротам снежного замка, белеющего передо мной. Если все это будет так продолжаться, успел я констатировать, прыжками преодолевая узкое пространство, то я подхвачу воспаление легких.

На башне бесновался и вопил Тики, размахивая руками, кажется, он даже пытался колдовать, но у него плохо получалось. Пес прыгал, надрываясь от бешеного лая, а перед воротами злополучный братец сражался с очередным ожившим трупом, к счастью, всего одним.

На это раз за ним стояла моя черноглазая тетка и, ругаясь по-черному, сыпала в пространство ярко вспыхивающими в темноте молниями. Помочь Винесу они не могли, так как, попади хоть одна из них в зомби, ему бы тоже досталось. Похоже, Линда всего лишь разряжала гнев.

Нет, не суждено мне спокойной жизни.

Вокруг собирались зеваки. Ах да, время еще не позднее. Придется устраивать показательное выступление, похоже.

Я одним прыжком оказался на башне, явившись зрителям в дешевой вспышке пламени. И тут же почувствовал, как вибрирует и изгибается мощный энергетический канал, и проходит он ровно под боком у мальчишки! Если он сдвинется на шаг в сторону, его зацепит, да еще как! Он же так прыгает, что наверняка попадет прямо в центр сильнейшей струи!

Задача усложнилась. Действовать надо было срочно, я видел, что Винес сплоховал: один неверный удар - и тварь, избежав свистящей стали, вцепившись в толстую шерсть плаща, принялась полосовать ткань когтями.

Линда завизжала, я чувствовал, что она сейчас начнет оттаскивать монстра голыми руками. Связь же между зомби и хозяином была такая сильная, что просто оборвать ее представлялось невозможным.

Разве я заказывал абонемент? - удрученно подумалось мне. Я стряхнул с кистей остатки чудесного вечера, заметно меня расслабившего… осторожно и вдумчиво пошевелил тонкими пальцами, примериваясь к ситуации, ощупывая мельчайшие складки ткани реальности…

Это был аккорд, один мощный аккорд, и эхо от него прокатилось по улице, так что задрожали стены. Наверное, я просто устал немного от музыки, которую не заказывал. Все случилось в единый миг, и глазом никто не успел охватить все, что я делал. Грянул гром, отбросив Винеса в сторону, вспышка молнии ударила в зомби, испепелив его дотла и оставив на его месте воронку, завизжали женщины, Тики, протяжно вскрикнув, упал на спину и, дернувшись, затих, огромный трехголовый пес, издав горлом короткий рык, поджав хвост, рванулся в ворота замка.

Черт, зацепило-таки мальчишку, яростно подумал я, без сил сползая по стене. Попадись мне этот затейник, я собственноручно из него котлет наделаю!

Рыжая взлохмаченная голова заглянула в башню:

–Помочь надо?

–Надо, - сказал я решительно. - Понесли парня.

Преодолев слабость, я слез вниз, пока Оле стаскивала мальчика, после чего, решительно отправив ее на помощь Линде, понес Тики в дом. Положив осторожно его в спальне, я метнулся к дивану и сдернул с него запачканную кровью простыню, приведя остальное в относительный порядок. Потом вернулся к ученику.

Он дышал легко, почти незаметно, поверхностно и очень слабо. Похоже на шок.

Я, не оборачиваясь, щелкнул пальцами, и в возникшем неярком свете двух свечей осмотрел Тики. Ничего, никаких внешних следов, только сильная бледность. Но помочь сейчас я не в силах, надо идти разбираться с Винесом, значит, придется тебе, вздохнул я, накрывая мальчишку одеялом, самому отходить.

Как оказалось, в помощи подруги Линда не нуждалась: братца внесли горожане, из зрителей, по-видимому, организованные сердобольными женщинами. Я ощущал недоверие и отголоски страха мужчин, которые, смущенно бормоча что-то, предпочли не задерживаться в жилище мага. Похоже, мое представление произвело на них впечатление.

Тут же забыв о суеверных соседях, я склонился над Винесом. Он был не так плох, как я боялся, но значительно хуже, чем я надеялся. Он был в сознании и улыбался, но невесело. Для девушек, сообразил я.

Бледная не менее пострадавшего, Линда заглядывала мне через плечо, и Оле ее поддерживала, краснея, когда мой взгляд задерживался на ней.

Чтобы никого не нервировать и как следует сосредоточиться, я попросил подружек сходить на кухню, приготовить какую-нибудь еду, и уделить этому важному занятию не менее получаса. Ушли они, как мне показалось, с радостью. Я же занялся братцем, к счастью, дело было знакомое.

Исполосована грудь, рубашку я с некоторым трудом оторвал от кожи, так как ткань прилипла, пропитанная кровью. Винес ругался вполголоса.

–Нельзя, что ли, поосторожнее, мать его так перетак?

–Помолчи, - сказал я. Разорвал рубашку и охнул. Бок пересекала глубокая рана, как тогда, на спине, когда я лечил его в первый раз. Края раны не разошлись, такая она была тонкая, но братец дернулся - рана открылась, пошла кровь.

–Лежи, Мирэн тебя побери, - выругался я. - А лучше поспи.

–Тогда я пропущу ужин, - возразил он, пытаясь приподнять голову и разглядеть, что я нашел. Я довольно грубо пихнул его обратно:

–Не двигайся, я сказал!

Он откинулся и замер, не перестав, впрочем, под нос бормотать проклятия. Я сосредоточился на этой опасной ране на боку. Где-то совсем рядом там жизненно важные органы…

Когда девушки внесли поднос со снедью, я устроил братца в сидячее положение, сам же пристроился рядом. Голова кружилась, немного тошнило, слабость все больше одолевала меня.

–Кто бы меня покормил, - слабым голосом произнес Винес, изображая умирающего. Я хмыкнул: чувствовал, что он уже в форме, разве что немного слаб. Но связываться с наглецом не стал, а стал с трудом запихивать в себя еду: сил не было.

Линда подсела к братцу и весело кормила того, кокетливо выбирая вилкой куски получше, показывала ему и, когда он кивал благосклонно, с забавной миной совала ему в рот.

Посмотрев на это безобразие, я отвернулся.

–Что с тобой? - подсела на краешек дивана рядом со мной Оле.

Я приподнял брови - пожать плечами значило вызвать очередной приступ кружения окружающего пространства.

–Садись нормально, - сказал я.

Она села. Не особенно притворяясь, я свалился головой на колени рыжей ведьме, которая, охнув, не стала меня возвращать в исходное положение, а принялась неумело гладить меня голове и по лицу. Винес скосился в нашу сторону:

–Ты торопишься, братец. Завоюй сначала королевство, и потом только приставай к принцессам!

Я затылком чувствовал, что Оле краснеет.

–Кстати, а что случилось на этот раз? - поспешил я сменить тему.

–Мы, узнав, что ты уволок в свое логово прекрасную принцессу, поспешили к ней на выручку. - Видно было, что Винес прекрасно себя чувствует. - И ежу ясно, что ты не удосужишься проводить девушку, если вдруг съешь ее не до конца! - девчата прыснули, но братца это не смутило. - Мой отпрыск и твой ученик сидел на башне замка в печали, как мне показалось. Потом Линда заметила, что где-то неподалеку кто-то колдует. Я успел выхватить шпагу, как этот красавчик выскочил на нас. Остальное ты видел. Могу только сказать, что хоть тварь и в единичном экземпляре напала, однако напора у нее - на троих. Как будто источник ее силы находился где-то поблизости.

Из глубины его слов вдруг кольнуло подозрение в мой адрес. Необоснованное и потому неприятное. Пытаясь избавиться от этого ощущения, я закрыл глаза. Да ты, братец, свинья. Стал бы я тебе лечить, если бы хотел от тебя избавиться!

Когда я проснулся утром, никого не было. Меня накрыли одеялом, стянув с меня сапоги. Я встал, разгладил рукой складки на мантии и пошел смотреть, что с учеником.

Тики лежал, разметавшись, и, похоже, спал.

Не подходя близко, я как можно осторожнее провел мысленный осмотр его состояния. Сильнейшая слабость, близкая к истощению. С чего вдруг? Если бы он просто попал в ту струю, он всего лишь получил бы короткий болевой шок. А тут создается впечатление, как будто он два дня не переставая колдовал. Мы же эти два дня ничем не занимались. Он, правда, вчера с утра заткнул пасти кобелю моему, но там было мелкое заклинание, ничего серьезного. Ну, еще кучу снега обрушил на соседских пацанят, тоже ничего особенного. Странно все это.

Мучаясь угрызениями совести оттого, что проспал одно ночное дежурство, я отправился на кладбище. Кто откапывает этих ребят? Неужели сами? Мерзлая земля - это вам не шутка. Может, правда, поэтому у них такие когти, что оставляют раны, как у Винеса - натренировали?

Какой, кстати, сегодня день недели? Не среда ли? Нет, всего лишь вторник. Значит, завтра схожу в Школу и поговорю с Эмиром. Не знаю, о чем, хоть о мелочах, хоть об этих местных странностях, неважно, лишь бы попытаться установить хоть самый призрачный контакт. В конце концов, это просто смешно.

На кладбище задувал ветер.

Я поглубже вдвинулся в шарф и принялся осматривать сугробы с торчащими из них черными крестами, ища ямы, которых быть не должно, постепенно приближаясь к тому месту, где были старые раскопанные могилы. Вот, свежая земля, незанесенная еще снегом, желтые свежеструганные доски крестов… Все в порядке, покоятся, надеюсь, с миром. Значит, искать надо в другом месте.

Через два часа плутания среди могил, с мокрыми ногами я отправился обратно. Искомое место обнаружилось совсем в другой стороне, я постоял немного на краю полузасыпанной ямы. Похоже, деятель выкапывался сам, возможно, ему помогала магия. Кто-то ходит сюда регулярно? Своеобразное развлечение!

Когда я вернулся в дом, угостив по дороге наколдованного пса наколдованной же колбасой (животное было счастливо и счавкало угощение в три довольные пасти), Тики еще не вставал. Заглянув в спальню, я обнаружил, что он не спал, но подниматься, похоже, не собирался.

Впрочем, я почувствовал, что встать ему и не удастся в ближайшие несколько часов - силенок не хватит.

Поскрипев по этому поводу зубами, я принес ученику пару бутербродов и кружку горячего крепкого чая. Мальчик смотрел на меня отстраненно. Кажется, ему не только плохо, но и грустно.

Я придвинул к его кровати стул и сидел, и смотрел, как вяло он ест, пытаясь понять, куда он мог потратить силы?

–Юхас, - спросил Тики, отставляя кружку. - А откуда у тебя в комнате апельсиновый сад?

–А? Старая история, - пожал я плечами.

Мальчишка посмотрел на меня грустно, и я вздохнул.

–Неприятная история, с которой все и началось, можно сказать, - нехотя пришлось начать рассказывать. - Первый курс, второй день в Школе, сам понимаешь, Высшая Школа, теперь ты вроде как настоящий маг и думаешь, что волен колдовать направо и налево (Тики покраснел слегка). Вот мы и поколдовали в тот день. Я, Оле, Линда и Тоник, его на третьем курсе выгнали за неуспеваемость по алхимии. Упоенные собственным могуществом, знакомством с известнейшими магистрами, разошлись в полную силу, так что монастырь, рассказывают, ходуном ходил. Ну и наколдовали кусок Мирандола - апельсиновый сад и есть - прямо в моей келье.

–А почему это неприятная история?

–Ну… Год моего поступления был годом расцвета так называемой экспериментальной магии. В Школе преподавали такие громкие имена как Профессор, магистры Фрей, бель Ани, Железный, Ааоз… самые заметные явления того времени на магическом небосклоне. Конечно, их не любили традиционалисты, и Школа пухла от интриг, как я сейчас понимаю. Тогда-то мне на все это было глубоко наплевать, если честно. Линда у нас пошла по стопам магистра бель Ани, специализировалась в поэтической магии, Оле училась у Сехроба, возилась с волшебными зверями… Впрочем, это все было потом. Дело в том, что в Школе действует Устав, по которому, в том числе, нельзя колдовать в общежитии. Много разных правил еще там есть, например, что студентам не разрешается выходить за территорию Школы, поэтому мы всегда и ходили через стену, а не через ворота… В общем, суть в том, что принятие Устава оформлено своеобразной церемонией, которая проводится через неделю после начала учебы. Мы же - впервые в истории любимого учебного заведения - колдовали в общежитии до принятия Устава. Возник не решаемый обычными путями прецедент: с одной стороны, на лице явное нарушение Устава, с другой, наказать нас нельзя, потому что мы еще не обязывались его выполнять. Был Большой Ученый Совет, вызвали Высшего Мага Лиги, шум подняли до небес. Кто-то нас защищал, кто-то требовал немедленно отчислить… Преподавание экспериментальной магии было детищем Эмира. Недолго думая, он раскидал нас по учителям, то есть с нас как бы взятки гладки, за все отвечают магистры. Так я к нему и попал…

–То есть как "за все отвечают магистры"?

–Когда маг берет себе ученика, он берет также на себя ответственность за каждый его шаг. Наверное, это одна из причин, почему маги неохотно берут учеников. За любой проступок, пока студент является учеником, наказывают его учителя.

–Но это же несправедливо! - возмутился мальчик. Глаза его вспыхнули, и усталое лицо на мгновение ожило. - А если учитель не знал?

–Без разницы, - угрюмо сказал я. - Значит, виновен вдвойне: не только не уследил, но и не объяснил, что можно делать, а что нельзя. Значит, плохой учитель.

Я не смотрел на Тики, но кожей чувствовал его замешательство. Что, уже что-то замышляет? Отвел взгляд, уставился в окно, делает вид, что это его не касается… Впрочем, так оно и есть. Ты же незаконный ученик.

Хотя попадет мне в любом случае.

–А почему нельзя колдовать в общежитии?

–Потому что, - сказал я, - неопытные маги могут причинить вред своей волшбой окружающим людям и миру (Тики посмотрел на меня хмуро). Для чародейства есть специально защищенные соборы. На самом деле, пока ты не получил диплом, ты не имеешь права колдовать вообще в мире, вне территории Школы или резиденции Лиги, кроме самых крайних случаев вроде защиты жизни, своей или других людей. Да и то будешь отвечать за каждого пострадавшего в результате твоих действий, даже за тех, кто на тебя нападал. "Лабиринт" помнишь? Кодекс Хрембера? Качественной магией можно запросто порушить целый мир. Или некачественной.

–И ты можешь? - засмеялся Тики.

Я не стал отвечать, и его смех быстро затих.

Какое-то время мы сидели молча. Потом я услышал, что дыхание его стало глубже, ровнее. Скосив глаза, я увидел, что он спит.

Что ж, раз утренние наши занятия откладываются, схожу я в Школу, навещу кое-кого.

Пока я одевался, прошел почти час, потому что, снимая с кресла мантию, я рассыпал книги, стал поднимать, заглянул в одну, увлекся, стал читать, не вставая с пола, потом устроился в кресле… Отвлек меня приближающийся шум на улице. Что еще случилось? Опять братец? Но на этот раз я не выйду раздетым!

Пока я надевал тяжелый плащ, от волнения плохо попадая в рукава, шум остановился в районе импровизированной охраны из волшебной собаки. Я уже взялся за ручку входной двери, как на нее обрушился град ударов.

Я рванул дверь и обнаружил на крыльце отца Игоря, того самого священника, с которым мы хоронили последних трех зомби. Святой отец был полон гнева и страха, не знаю уж, чего больше - я не успел разобраться, потому что моих чувств достигла волна паники толпы, что осталась у ворот снежного замка. И не трехголовый пес был источником этого ужаса.

Из сбивчивых возмущений отца Игоря я понял только, что что-то произошло на кладбище во время отпевания кого-то.

–Иду-иду, - пришлось вернуться в комнату, чтобы взять тот свиток с заклинанием против ночных кошмаров, что в свое время дал мне Арбин. Я предчувствовал, что он может мне пригодиться.

Так и получилось: неподалеку от места, где рядом с ямой стоял на возвышении гроб, украшенный цветами, плясали кошмары. Почему днем? Вернее, понятно, потому что хозяин прикорнул на часок перед обедом, но…

Я оттеснил толпу подальше - а любопытные пытались залезть чуть ли не на крытый алым бархатом гроб, чтобы видеть лучше (со мной они уже не боялись), попросил отца Игоря попридержать любопытствующих минутку на расстоянии, и вытащил из рукава свиток. Малоприятное будет зрелище, ну да что поделаешь, наше ремесло вообще не из приятных.

Вздохнув про себя, я раскатал пергамент.

Потряс пальцами, пошевелил ими, разминая, отвлекся от перешептываний и комментариев сзади, сосредоточился. Средневерхнеэльфийский, на котором написано заклинание, приятный для слуха язык, но в данном случае он подпорчен моим произношением и почти незаметными вставкам на древнемагическом, которые при чтении нараспев сильно портят общую мелодию стиха. Впрочем, не до эстетики сейчас.

Мертвая тишина воцарилась, так что даже заложило уши. Потом по земле прошла дрожь, с деревьев и с крестов, как в замедленной съемке, плавно осыпался снег, люди за моей спиной, ощутил я, шатались и в панике хватались друг за друга. Воздух передо мной дрогнул, там, где бесновались сны, прошла едва заметная глазом трещина, сминая на секунду плоть мира…

И все закончилось. Так вот что я пропустил тогда…

Общий вздох при исчезновении материализованных кошмаров заставил меня натянуть защиту: столько разнообразных сильнейших чувств обрушилось на меня следом.

Сделав общий привет, я пошел домой.

Следовало сходить посоветоваться с дедом, но сначала надо зайти и сказать Тики, если он проснулся, что я буду ближе к ночи, пусть говорит всем, кому я понадоблюсь, - мало ли что, - что я в Школе.

Когда я заглянул в спальню к ученику, я обнаружил, что он не спит, а лежит, напрягшись, и смотрит в потолок неподвижным взглядом. Все вокруг было пропитано страхом и слабым облегчением.

–Что-нибудь случилось? - уточнил я на всякий случай. Скорее всего, ученику просто снились кошмары.

–Мне снились кошмары, - слабым голосом произнес мальчишка.

Я чуть было не сел на пол. Кошмары! Ах, я болван!

Но почему, почему?!

Я подошел к Тики, присел на край его кровати.

–Это все от духоты, - сказал я как можно спокойнее и увереннее. - Я приоткрою форточку и оставлю ее так, и кошмаров больше не будет. Тебе будут сниться нормальные, красивые сны. Добрые, красочные…

Удержавшись от того, чтобы погладить его по голове, как маленького, я постарался посмотреть на него ободряюще. По ученику было незаметно, что он мне поверил. Но он, почувствовал я, немного расслабился, перестал созерцать потолок и повернулся ко мне.

–Я боюсь, - признался он полушепотом.

Конечно, тут кто угодно испугается!

–Просто силы, которыми ты пытаешься оперировать, - я старался сказать это как можно мягче, - эти силы абсолютно чужды тебе, потому что ты человек. Они - пока что, во всяком случае, - сильнее тебя. Тысячекратно. Ты пытаешься управлять миром. Который совершенно равнодушен к тебе. И пока ты не овладел мощью собственного духа, ты останешься игрушкой в руках безразличных стихий. Развивай дух - и ты сумеешь добиться желаемого.

Я встал и осторожно вышел. Сегодня я уже никуда не смогу пойти. И пока Тики не придет в себя, придется мне здесь сидеть и контролировать его.

А я ведь хотел пойти кое-кого повидать…

К тому же следовало бы посоветоваться с дедом. Всего рассказывать, пожалуй, я ему не стану, но и брать на себя всю ответственность…

Подходя к креслу, я кивком головы отправил чайник на огонь, а сам сел перед потрескивающим теплом и предался медитации.

Вечером появилась, как сказочное видение, рыжая принцесса. Она пристроилась было на диване, но я ее поймал, посадил к себе на колени, и мы тихо и упоенно целовались, стараясь не беспокоить Тики, все еще лежащего в постели. Правда, уже порядком приободрившегося.

Я чувствовал урывками его состояние, всплески то волнения, то спокойствия, то тревоги. Один раз он встал самостоятельно, неожиданно появившись в дверях и вогнав принцессу в краску. Она дернулась вскочить под осуждающим взглядом моего ученика, но я успел остановить ее. Застукали так застукали, что теперь невинность изображать!

Тики, хмурый, прошел мимо нас в коридор, а рыжая спрятала лицо где-то между моим плечом и шеей и туда горячо дышала, отказываясь продолжать. Я гладил ее по ароматным волосам, ни о чем не думая. Мне было редко хорошо.

Когда Тики возвращался обратно, до меня сквозь его защиты пробилось отдаленное чувство, похожее на ревность.

С этого дня я старался не оставлять ученика одного. С утра мы читали. Я заставлял Тики заниматься релаксацией по два часа. Днем, пока было светло, мы шли в лес и там тренировались.

Иногда к нам присоединялись веселые рыцари. У них началась зачетная неделя, поэтому, хоть и рвались они с нами потренироваться, но вырваться получалось редко.

Что к лучшему: мы с учеником спокойно и без шума, детально прорабатывали каждый новый прием, каждое новое заклинание.

Я старался сопровождать очередную тренировку исторической справкой об употребленном приеме, каким-нибудь рассказом. Так как немало мною было забыто, приходилось перед каждым занятием пересматривать груду вспомогательной литературы и учебников по данной теме.

Особый упор делался на эсхатологических последствиях всего того, чем мы занимались.

Тики, как я видел, не тяготился моим постоянным присмотром. Было видно, что его, наоборот, очень радует круглосуточное внимание. И когда вечерами приходила рыжая ведьма, он мрачнел и скрывался в спальне с книгой. И делал это отнюдь не из деликатности, как я ощущал.

Я - нелегко далось мне это решение - начал контролировать его сны. Догадавшись, что он неосознанно управляет ими, я не стал учить его управлять ими сознательно, так как не был уверен, что он не использует приобретенное умение во вред кому-нибудь. Никогда я не выходил из дома вечерами, не поставив защиту, если Тики спал. Если он еще бодрствовал, то я оставался неподалеку.

За эти две недели я успел сделать несколько важных выводов. Во-первых, я предположил, что целью Тики было навредить Винесу.

Когда я попытался намекнуть об этом братцу, он то ли не понял, то ли не принял мои слова всерьез.

–Родного отца? - саркастически засмеялся он.

Этот смех отозвался во мне дрожью. Сам-то ты, братец, помнишь ли, чего желал родному отцу?

То-то. Почти все люди - поразительные специалисты не верить в очевидное, но верить в невероятное, и я тут не исключение.

Правда, иногда очевидное и невероятное так сплетаются, что совершенно теряешься - верить или нет?

Укрепившись в своем мнении, я задумался о средствах. Определенно Тики, сам того не осознавая - или сознавая частично - пользовался не своими силами, а силами Иными. Я, пока ученик спал, - да и весь мир спал и казалось, что все умерли, один ты живой, - долго медитировал над местом, где стояла наша лачуга. Залезал на снежную башню - счастливый пес часами мог преданно смотреть на меня снизу шестью волшебными глазами - и, возвышаясь над всеобщим умиротворением, сближался с умиротворением звездным, с тишиной Космоса. И однажды я почувствовал, что мы живем в месте, где ткань реальности, выражаясь словами магистра Фрея, истерлась до дыр.

К великому моему сожалению, эта метафора оказалась на удивление точной и пугающей.

И Тики сквозь эту ветошь материи пользовался энергией мира.

Итак, огромная сила и умение выходить на нее во сне. В меньшей степени - наяву.

Получается, что его кошмары колдовали на кладбище и поднимали мертвецов. Вернее, он кошмарами колдовал. Да, звучит дико, но я не мог объяснить иначе. К тому же в невероятное поверить, как я уже сказал, значительно легче.

Наш дом - бывшее жилье волшебника - способствовал реализации всего вышеназванного.

Но что же дало толчок, что позволило снам вырваться в мир? Единственное, что имело смысл назвать причиной, - бокал вина. В конце концов, почему нет? Это был первый день, когда сны проявились. Я помню тех тварей, что мы били с Винесом до того, как я поселился здесь, - они выглядели иначе и не имели такой сильной связи с хозяином, вернее, они выглядели более похожими на ходячие трупы, они ими являлись, а эти - самостоятельнее… живее?

Один раз, правда, - на следующий день после того, как я разобрался с кошмарами на кладбище и понял, в чем дело, - я оставил его одного: чтобы дойти до Школы, встретиться с Арбиным и с Эмиром.

Эмир на лекции законов Лиги не пришел. Пришлось идти к ректору за комментариями. На моей памяти отец ни разу не пропустил ни одной лекции, да и что ему расстояния?

–Нет, в следующую среду он не появится, - сказал дед как-то безучастно, глядя в сторону. - Он ушел на войну.

–На какую войну? Зачем? Почему? Надолго?

–Может быть, навсегда…

Мое изумление выросло и лопнуло, оставив горький привкус во рту: воспоминание о словах, которые не были сказаны между нами.

–В последнее время, когда Винес рассказал ему о тебе, он чувствовал свою вину. Очень переживал. Снял все защиты. Как бы наказывая себя, ведь из-за них не почувствовал сразу, понимаешь?

Стало ясно, почему он так морщился, дергая глазом в моем присутствии. Как я когда-то…

Нет, я не чувствовал удовлетворения, что вот он понял, каково приходилось мне. Я был готов заново все это терпеть, чтобы только он вернулся… живым.

Или не готов? Уверенности не было.

Две недели все было спокойно и тихо. Контролируемые мною сны не ходили по улицам ни днем, ни ночью, не появлялись и зомби. Горожане осмелели до того, что даже по ночам можно было встретить их на улицах. Они раскланивались со мной, некоторые заговаривали, те, что посмелее.

Я становился известной персоной, если возможно так выразиться. В таком маленьком городке, как этот, такое несложно.

Во-первых, разнеслась история с жабой - та, где я превратил в жабу старушку. Говорят, в той церкви повесили при входе объявление - специально для старушек - "к верующим не приставать". Очень полезно, но я не дошел полюбоваться, не до того было.

Во-вторых, соседский мальчишка, хоть и не способен был доказать шрамами эффективность моего лечения, растрезвонил о встрече с зомби и последующем волшебном исцелении по округе.

Слухи - не слухи, а меня несколько раз посещали охотники и стражники, чтобы я залатал их нехитрые раны. Пожимая плечами, я занимался лечением.

Охотники платили мне мелкой монетой: от мяса я отказывался, готовить не хотел. Стражники - почти никогда. Я и на это только пожимал плечами. В конце концов, пусть остается на их, не на моей совести.

Накануне Нового года меня посетил средней выкопоставленности, но высокого ощущения собственной значимости чиновник в сопровождении писаря с пером за ухом и бряцающего оружием и доспехами стражника.

На улице стоял трескучий мороз, такой, что дыхание замерзало в воздухе причудливыми ажурными фигурами.

Витиевато извиняясь, ссылаясь на скудость казны и спокойствие в городе, наступившее в результате моих "успешных и своевременных действий", мне дали понять, что в моих услугах более не нуждаются. Писарь, следуя значительным подмигиваниям среднепоставленного лица, вытащил из широкого рукава и предъявил мне официальную бумагу с печатью во всю нижнюю половину листа. К бряцанию доспехов прибавился тонкий звон золота в тощем мешочке, который передал стражник. Я принял, не взглянув, и продолжал смотреть в лицо лица.

У него имелось пятно на совести, причем ко мне относящееся. Он смущался почти незаметно, скорее, просто побаивался, что я узнаю, нет, это не стыд, никакого чувства вины, что же это могло быть? Придется усилить чувствительность, не хочу, чтобы остались неясности.

Я посмотрел ему прямо в глаза, так что он действительно смутился, и затаенная мысль забегала в зрачках. А, он присвоил себе часть моего заработка, интересно, интересно. И ведь не совестно ему.

Они уже вставали - видимо, чиновник испугался, что я каким-нибудь образом узнаю.

Долго и также витиевато раскланиваясь, с опаской на меня поглядывая, он двигался задом к спасительным дверям, писарь и стражник шли за нами.

Уже взявшись за ручку, он с облегчением и немного свысока смерил меня взглядом:

–Ну, мастер маг…

Я посмотрел ему прямо в самую середину зрачков и отчетливо произнес:

–Не забудьте. Купить. Детям. Леденцов.

Секунду он непонимающе созерцал мои глаза, потом увидел в них, что я знаю. Промелькнул в глубине его продажной души образ большой безобразной жабы. Дикий, панический ужас хлестнул по чувствам:

–Помилуйте, вашволшбство, у меня дети!… - чуть не взвыл он, и стало ясно, что он сейчас свалится на колени с грохотом. Пришлось держать его за взгляд:

–Я и говорю: не забудьте, купить, детям, леденцов.

Мой голос прозвучал, видимо, достаточно угрожающе. Он закивал, засуетился, завертелся в поисках ручки, за которую держался, дернул раз, другой, не в силах открыть, потом таки справился и вылетел на крыльцо, где остановился, поджидая свиту, боясь оглянуться на меня. Я пожал плечами, пропуская низшие чины, и тут грянул гром.

Это выглядело, как конец света. Из черной низкой, зависшей над зданиями невдалеке тучи вырывались, сверкая, жгуты молний, и грохот стоял такой, что закладывало уши. Вопили и бегали в панике люди, ржали лошади, еще какие-то звуки, и все сливалось в единую какофонию, от которой мгновенно разболелась голова.

–Над ратушей! Над базаром! - закричал чиновник и начал заваливаться-таки на колени:

–Не погубите, господин маг! Спасите! Убытки, разорение! - он забился головой о снег и принялся рвать волосы из мехового воротника. - У меня жена и трое детей! И другая жена и еще трое детей!…

Меня не особенно тронули его вопли, было скорее стыдно за такое недостойное мужчины поведение, но вот источник этого светопреставления! Работа Тики! Прямо отсюда, из башни снежного замка! Мирэн, вразуми мальчишку, если я начну останавливать это безумие, то могу и убить его.

Оттолкнув убивающегося чинушу, я бросился бежать по морозу, в чем был. Город он, конечно, не разрушит, не те заклинания, но разнесет все в округе!

Я вскочил на замок единым движением. Толпа, заполняющая улицу, обратилась ко мне.

Еще и смотреть будут! Теперь не удастся просто дать по шее этому мерзавцу.

Стараясь не выплеснуть свою ярость на мальчишку, я поднялся еще выше, на башню, в которой спрятался Тики и откуда устроил это показушное безобразие. Сколько голой энергии! Если я не прекращу это немедленно, то ученик не удержит, и начнется настоящий ураган! Я чувствовал, что он уже теряет контроль над стихией.

Я нащупал используемый Тики канал, похожий в ощущениях на толстенную извивающуюся змею без головы и хвоста. Ого-го… Как бы и ухватиться за это! Я почти видел, как его маленькие еще руки скользят по поверхности, не оставляя следов. Если бы я хотя бы стоял у него за спиной, я мог бы легко перехватить, а тут, на глазах у толпы, надо сделать так, чтобы никто его даже не заметил.

Подняв одну руку, послал в сторону извержения какую-то дрянь, достаточно сверкающую, чтобы люди отвлеклись на нее. Тики заметил меня и заметался.

–Стой, родной, стой, - умолял я, подбираясь поближе. - Только держи, совсем немного…

На глазах у него я чувствовал слезы.

–Ничего, выберемся, - шептал я, чтобы утешить его, хотя знал, что он меня не слышит: грохот стоял, как во время Страшного Суда.

Голова трещала от шума и от мороза, никак не получалось сосредоточиться, пальцы замерзли и плохо сгибались. Какое уж тут колдовство!

Но я видел неумолимое расширение потока, он уже ощутимо походил скорее на воронку, чем на кишку. Оставались секунды до взрыва, который снесет не только глупого мальчишку, но и меня, и полгорода.

Черт с ними, со зрителями! Я быстро немеющими от холода пальцами отвел ближайшим из них глаза и втиснулся в снежную башню. Упершись в ледяную стену спиной, я гаркнул Тики на ухо:

–Отпускай и уходи!

Не знаю, услышал он или нет, но быстро присел, и я успел засунуть руки в морозное дыхание мира. Схватившись там за что-то, я пнул мальчишку, чтобы он исчез. После этого вздохнул с трудом и начал останавливать хлеставший уже чуть ли не через край поток.

Сначала энергия поддавалась с неохотой, она как будто чувствовала свободу и рвалась к ней. Но я упорно держал ее, и она медленно - ох, как медленно! - успокаивалась…

Сначала иссякла, сникла змея в моих заледенелых руках, чего никто, конечно же, не заметил.

Как только я почувствовал, что способен довольно легко контролировать происходящее, с трудом вылез из башни и предстал перед народом, так сказать.

На меня смотрели, потому что там, над главной площадью, пока что ничего не изменилось. Паника разгулялась в городе.

Но это уже было делом техники. Постепенно пережимая канал, я убирал буйство колдовских стихий, которые чуть не переросли в настоящие. Сначала стали реже и тише молнии, они прорезали темноту с угасающим шипением, треск исчез, не гремел и гром.

Паника приостановилась, люди прекращали бегать и поднимали голову, чтобы узнать, что происходит.

Я все уменьшал накал страстей. Вот последняя молния, беззвучно сверкнув, погасла, вот затихли в отдалении последние раскаты… Осталась туча, но и ее быстро относил в сторону ветер.

Передернув плечами, я в полную силу ощутил, как я замерз. Пальцы, -что на руках, что на ногах - не шевелились и болели. С некоторым трудом сохраняя равновесие, я начал сползать вниз. Из-под ворот выполз, повиливая поджатым хвостом, трехголовый пес.

Мелко дрожа, я направился в дом. Начальственный чиновник, отряхивая с колен снег, кивнул мне и быстрым шагом направился на базар подсчитывать убытки, нанесенные его лавкам неведомым колдовством. Он ухитрялся вышагивать гордо даже на такой хорошей скорости!

И я не удержался.

–Не забудьте про леденцы! - крикнул я ему вслед.

Не оборачиваясь, он втянул голову в шикарный мех воротника и припустил бегом.

–Думаю, придется городу возобновить контракт, - заметил мне дружелюбно старый писарь, а стражник почтительно подал мне теплый плащ. Я засмеялся, махнул рукой и вошел в дом, а они отправились восвояси.

Тики сидел в углу, его глаза отсвечивали в полутьме красноватым. Не обращая на него внимания, я придвинул кресло к камину. Надо бы поскорее отогреться. Я разместил ноги около огня, чуть ли не вплотную, протянул руки. Красные скрюченные пальцы, оттаивая, горели, пальцы на ногах тоже заныли сначала, а потом стало просто невозможно терпеть, и я принялся ругаться под нос, постанывая и пошевеливая отмороженными конечностями.

Когда боль немного поутихла, я расслабился. Откинулся на спинку, покрепче завернулся в тяжелую шерсть. Дрожь еще пробирала меня, я все время ежился, пытаясь потеплее устроиться.

Скоро стало почти хорошо, комната начала заволакиваться легким туманом, глаза еще смотрели, хотя нечетко, веки отяжелели и постоянно падали. Но я не позволял себе заснуть, ведь надо было собирать вещи.

Сколько я так просидел, глядя на игру пламени, не знаю. Все остальное я видел как бы издалека. Как черная тень, подошел Тики.

Кажется, он спрашивал о чем-то, но я не слышал. Я смотрел, как он шевелит губами, и, чтобы не огорчать мальчика, говорил в ответ, чтобы он не волновался, сейчас я согреюсь, и мы начнем переезжать в Замок. Кажется, я заметил у него в глазах слезы. Он стал куда-то собираться, надевал плащ, обматывался шарфом. Я помнил, что его нельзя оставлять одного, и кричал, чтобы он немедленно остановился, но он, похоже, не слышал меня, потому что ни одно из его замедленных движений не прекратилось.

Чуть не заснув в очередной раз, я понял, что уже совсем пора, и хотел встать, но у меня не получилось. Вяло удивившись, напряг силы.

Комната наполнилась людьми, кто-то рыжий плакал передо мной. Едва удерживая себя в сознании, я пытался объяснить пришедшим, что мне надо делать. Сначала мне показалось, что они поняли, потому что они стали помогать мне подняться. Потом я сообразил, что они совершенно неправильно поняли, так как они попытались положить меня.

Я рванулся, но комната поплыла, и я обнаружил себя уже лежащим на диване, кто-то пытался мне втолкнуть в рот что-то холодное и металлическое. Сжав зубы, я замотал головой - и потерял сознание.

Я повернул голову, и щека уткнулась во что-то прохладное. Приоткрыв глаза, я обнаружил, что щека упирается в чью-то руку. Что-то знакомое и незнакомое одновременно, двоящееся, дремало рядом со мной, сидя на стуле, и рука упала на мою подушку. С напряжением в глазах я поднял взгляд. Это Рыженькая, бледная, спит. Что за странное положение? Я хотел поднять голову и оглядеться - и снова потерял сознание.

Когда я очнулся, сознание было ясным, но слабость не позволяла двигаться: повернув голову, я с трудом сдержал головокружение.

Рядом с моим диваном стоял уже не стул, а кресло, в котором удобно разместился старик Арбин, что-то читая.

Я вспомнил.

–Дед, - спросил я виновато, - у тебя будут из-за меня неприятности?

Он оторвался от книги:

–Уже были, лежи.

Оставив бесплодные попытки поднять хотя бы голову, я уточнил:

–Я простудился?

–Кхе-кхе, - сказал дед весело, поглядывая на меня поверх книги. -Крупозное воспаление легких. Ты неделю лежал без сознания в жару и бреду.

–Я бредил? - недоверчиво переспросил я.

–Не то чтобы очень. Но пытался.

Я почувствовал, что дверь открылась, и там появился кто-то знакомый, подавая Арбину знаки. Пока я пытался повернуть голову, кто-то исчез, а дед стал медленно подниматься.

–Дела, прости, Юхас. Я рад, что все окончилось благополучно. Вчера, когда был кризис, - улыбнулся он лукаво, - около твоего жилища пришлось поставить охрану, чтобы сочувствующие не снесли эти жалкие стены сочувствиями. Выздоравливай.

Он ушел, ступая тяжело. За дверью кто-то его ждал, помогая спуститься с крыльца. Стареет дед, понял я с грустью.

–А Тики?! - вдруг вспомнил я и чуть не подскочил, но рухнул обратно без сил. - О Мирэн, где этот мальчишка? - простонал я, кусая одеяло.

Прошелся по комнате сквозняк, значит, пришел еще кто-то. Я поднял глаза. Впрочем, мог бы и не утруждаться, потому что Винеса я услышал раньше, чем увидел.

–Давай-давай, топай, - громко и жизнерадостно говорил он, и я чувствовал, как морозное дыхание кружило под ногами входящих.

В комнату впал Тики, подталкивая его в спину, ввалился братец, за ним шагали подружки. Увидев, что я смотрю на них, они дружно бросились ко мне.

–Что, великий маг всех времен и народов, очнулся, - Винес подзатыльником отогнал Тики, пристроившегося было рядом со мной на краешке, и уселся сам. Девушки, сияя счастьем и улыбками, расположились вокруг. Оле хотела посадить мальчика к себе на колени, но он вырвался и сел в ногах.

–Вот, и так всю неделю, никого не слушает, ничего не ест и так и сидит, - пожаловался братец. - Попытался я его вытащить на прогулку к себе на корабль, так ведь убежал и спрятался, мерзавец! В другой мир не захотел, ученик мага называется!

Похоже, без меня отнюдь не все было благополучно. Я чувствовал, что Винес обижается на мальчишку за то, что он не признает его за отца. Я чувствовал, что Тики обижается на Винеса и за мерзавца, и за подзатыльник, и за ученика мага, и за многое другое. Не только обижается, все значительно хуже, только вот хранит это мальчик за глухими замками.

Я перевел взгляд на рыжую принцессу, и вновь испытал странное ощущение двоения. Трясти головой я побоялся, просто несколько раз открыл и закрыл глаза. Помогло лишь частично - впечатление ослабло, но не исчезло. Значит, не показалось, что-то с Оле не в порядке.

Рыженькая мне улыбнулась, и я улыбнулся ей в ответ.

–Про тебя уже легенды слагают, - громогласно повествовал тем временем братец. - Ты этот заштатный городок поразил в самое, можно сказать, сердце, спас самое дорогое для этих торговцев и дельцов - их рынок и их ратушу. Сколько речей было произнесено! Девчата, подтвердите!

Линда выругалась замысловато, но тут же покаялась:

–Прости, Юхас. Шуму было действительно много, да все ерунда какая-то. Губернатор поругался с Арбиным, а Арбин поругался с этим толсторылом. Толсторыл вылетел из его кабинета пулей, крестясь на ходу. После этого попытался поговорить с тобой, но его, естественно, послали далеко и надолго. Кажется, он думал, что при его появлении ты тут же очнешься и сделаешь книксен. Уррродец. Народ ходил к тебе на поклонение, завалили все подходы к дому цветами, откуда накопали…

–Она сама и наколдовала, - хихикнула, не сдержавшись, рыжая ведьма.

–Ну, высочество, погоди, - покраснела Линда.

–Ладно вам, - остановил девушек Винес. - Дайте, что ли, больному пожрать, а то он никогда не выздоровеет.

Братец поднялся и прошелся по комнате, заглянул в какую-то книгу на столе…

–Как ты только можешь читать это занудство, - сказал он. - Ладно, я пойду, а вы тут берегите этого волшебника хренова, который сам себя вылечить не в состоянии.

–Зато других лечит, - буркнул из угла Тики.

–Не спорю, не спорю, - хмуро глянул на сына Винес. - Ему только это умение не помешало отключиться на неделю. Идешь со мной?

Тики помотал головой.

–Как знаешь. Недоброе только здесь место. Ладно, всем привет.

Как только за ним закрылась дверь, ученик выбрался из-за дивана и стыдливо присел на край дивана. На меня он не смотрел, во всяком случае, пока на него смотрел я. Когда я отвернулся, то почувствовал, что он пытается по моему лицу определить, сержусь ли я на него. Нет. Но и не доволен. Говорить только ему этого не хотел. Наверное, поступлю, как дед со мной. Он ведь отпускал меня под свою ответственность. И ни разу мне ничего не сказал о том, как я веду дело. Не ругал, не советовал. Он мне доверял.

Да, возразил внутренний голос, но я-то взрослый маг и, чего скромничать, не из худших. Мальчишка же только начинает колдовать. Научился, конечно, многому, но не умеет главного - контролировать себя. Все его умения - голая техника, да и та средняя. А дух у него, похоже, в зачаточном состоянии.

Ведь волшебник - не тот, кто умеет горы ворочать, а тот, кто сознает ответственность за последствия этого ворочания. Я так думаю.

Правда, возможно, он способен делать то, что делает, как раз из-за отсутствия внутреннего контроля. Полет мысли, фантазии… Такие и становятся лучшими магами.

Если раньше не погубят себя или свой мир, уныло закончил я внутренний монолог.

Девчата принесли душистый бульон. Я попытался было поднять ложку, но у меня ничего не вышло: слишком слаб.

Подруги согнали Тики и со смехом (что смешного?) принялись меня кормить. Оле поддерживала мне голову, а Линда вливала бульон по ложке.

–Хватит, - булькнул я скоро.

Они хотели влить в меня еще несколько ложек насильно, но у них ничего не вышло. Пока они относили варево на кухню, Тики тихо сообщил мне:

–Ты и лекарства так же не принимал.

–Как так? - не понял я.

Он сжал зубы и замотал головой, показывая:

–Ни одной ложки.

Я пожал плечами. Да, не люблю лекарства, точно.

Линда пришла и утащила Тики, рыженькая же пристроилась ко мне поближе. Я не сопротивлялся, хотя не имел сил даже обнять ее. Когда она прижалась, вновь меня пронзило ощущение ее двойственности.

Поправлялся я быстро. Через два дня я ходил спокойно, правда, в пределах дома, и все равно быстро уставал. На третий день я уже мог выходить на улицу, чем и воспользовался, когда услышал снаружи детские крики и громогласный собачий лай.

Поначалу я чуть не выскочил в одной рубашке, но сразу же опомнился, тем более что ничего серьезного не ощущал. Накинул плащ, натянул на голову капюшон и обмотал горло шарфом, только после этого вышел.

Как я и подозревал, Тики снова гонял от замка соседских мальчишек. На этот раз, кажется, без магии. Совесть проснулась? Хм.

И я медленно направился в их сторону.

–А, Юхас, ты выздоровел! - раздались сзади веселые вопли. Я обернулся, обнаружив рыцарей запретной магии в полном составе, перелезающих через заборы. Видимо, они шли огородами, чтобы не мелькать на улице. Разумно.

Я пригласил всех в дом пить чай. Рыцари радостно согласились, дети постеснялись, а Тики, разрываемый желанием послушать наши разговоры и желанием не отдавать врагам замок, после недолгих колебаний остался воевать, обещав придти позже. Я хотел сделать ему замечание, чтобы никакой магии, но передумал, махнув рукой.

С трудом поместившись вокруг моего шаткого стола, ребята принялись уминать мою еду за обе щеки, как будто не обедали только что, рассказывая последние новости.

–Мы ушли с обеда, - немного стесняясь, пояснил Роман.

–Вас же хватятся!

–Нет, мы отпросились у магистра Арбина, - хихикнул Кир.

Я повернулся к Эрлу:

–Твоя идея?

–Моя, - солидно кивнул тот, не споря.

–Умница, - вздохнул я. - И что дальше?

–Магистр просил нас не мелькать на улице, - сообщил, немного краснея от собственной смелости, Муся. - Просил огородами…

Я не выдержал и расхохотался. Ай да дед!

Блестя глазами, наевшиеся рыцари немного сбивчиво рассказывали об очередной войне, на которую они собирались, да не знают, как туда попасть, не то бы "давно сбежали".

Так как я уже устал, то слушал в пол-уха. К тому же меня, как обычно, несколько утомляла их восторженность.

–Туда уходят все самые сильные маги, - рассказывал Кир, и его щеки горели жаждой битв. - Винес тоже хочет туда, он ищет пути, обещал, как найдет, взять нас с собой!

Последнюю новость он сообщил особенно гордо и с особенным смущением. Судя по тому, что он как-то странно дернулся на этих словах, он сболтнул лишнего. Ребята потупились и замолчали.

Я, впрочем, тоже молчал. Решили сбежать - бегите. Не мое дело напоминать вам о ваших клятвах.

–Что сессия?

Они оживились.

–Ассистент Олеф вписал твой подвиг в историю Школы! - сообщил Роман, стараясь говорить спокойным голосом, но я чувствовал внутреннюю дрожь его и всех остальных.

–Какой подвиг? - удивился я. Они замялись.

–Ну, ты спас город…

Мне стало скучно.

Я откинулся на спинку стула и сосредоточился. Где, интересно, этот документ? Надеюсь, дед сообразит, что это моих рук дело…

Ребята недоуменно глядели на мое внезапно ставшее полностью отрешенным лицо и не знали, что говорить. Как издали, ощущались их растерянность. Они переглядывались, перешептывались, подталкивали друг друга локтями, но прервать мой транс, слава Мирэну, не решались.

Когда свернутый в тугой свиток и перевязанный шнурком, и запечатанный самодельной печатью пергамент свалился передо мной, они раскрыли рты. Дружный вздох чуть не сдул документ со стола.

–Он же должен лежать в кабинете ректора! - прошептал кто-то, кажется, Роман, не в силах сдержать изумление.

–Он там только что лежал, - сказал я спокойно. - Я освобождаю вас от вашей клятвы, ребята.

Один взгляд - и тяжелый пергамент вспыхнул, как бумага.

Ребята отшатнулись от сильного пламени, только Эрл сунулся было потушить, но не сумел и ниже склонился над догорающей историей.

–Зачем? - горестно простонал он. - Ты нам не веришь?

Мирэне, я чувствовал себя старым в тот момент. Фраза "Чтобы ничто не мешало вашей молодости поступать так, как она считает нужным" висела на кончике языка, но я сдержался. Только пожал плечами.

А что я мог сказать? Раз у них есть - не силы, этого, к сожалению, маловато, - но желание, то пусть творят, что хотят. Мне же, похоже, оставалось лишь писать мемуары. Менять мир уже не хотелось - лучше не будет.

У них же, по крайней мере, есть вера в возможность нового. Хоть между нами и разницы всего пять лет.

Но пять лет - это вечность, когда тебе всего двадцать.

Я поднял голову, прислушиваясь. Мне показалось или действительно что-то происходит на улице? Примерно в двух кварталах отсюда? Похоже на очередное нападение! Подняв руку, я призвал рыцарей к тишине. Какое-то движение прямо над крышей и вокруг, опять Тики балуется?

–Ребята, сходите гляньте, - попросил я. - Кажется, кто-то в округе развлекается колдовством.

Сам я слишком устал, чтобы выходить.

Они без долгих разговоров, обрадованные, что неприятные темы не затронуты и даже получено какое-то задание, рванули из дома, на ходу запахивая плащи.

Напряженно вслушиваясь в далекое, еле ощущаемое движение эфира, я ждал. Происходило что-то неприятное, я чувствовал это каждой клеткой. Но что учудил мальчишка на этот раз? Насколько я мог уловить, его лично там не было, скорее, это было похоже на очередного зомби.

Если так, то рыцари вряд ли справятся с монстром, придется идти им на помощь. Если мальчишка решил у меня за спиной свести-таки счеты с отцом!…

Опираясь на стол, я поднялся. Чувствую, что надо спешить, ребятам не под силу те монстры, что плодил в последнее время этот мальчишка, особенно если он использовал, как в тот раз с бурей, не только свою энергию. А он ее определенно использовал, понял я, спешно натягивая плащ. Ччерт!

Я выскочил на крыльцо и, пытаясь справиться с головокружением, не щадя ни себя, ни мальчишку, яростно начал сооружать защиту над всем домом, над всем тупиком, отгораживая нашу часть пространства от остального мира глухой стеной. Ощутив, что Тики колдует на чердаке, я ограничил защищаемое пространство домом, зато в несколько раз усилил непроницаемость его для любой магии изнутри. Тики дернулся раз-другой, почувствовав, что потерял связь с объектом чародейства, и прекратил.

Я присел на перила крыльца в ожидании. Что бы ученик ни творил где-то там, оно уже прекратило существование, полностью лишившись энергии. Сейчас вернутся рыцари и расскажут, что там происходило, если они застали это, и я решу, что делать с мальчишкой.

Тики, как бы почуяв мой гнев, сидел тихо, не высовываясь.

Кстати, вот и они, идут, легки на помине. Но что это?

С камнем на сердце я смотрел на медленно приближающихся рыцарей, которые, пригнув головы, несли что-то… кого-то…

Толпа, следующая за ними, осталась на улице, не заходя в тупичок.

Когда они проходили через ворота снежного замка, пес поднял к звездам три черные башки и завыл на три голоса.

Когда они заносили неподвижное тело в дом, я сжал зубы и прикусил губу. Это был Винес, и ни кровинки не осталось в бледном лице, а глаза смотрели пусто в черное небо.

Они положили его на диван и встали вокруг, поснимав капюшоны. Я вошел следом. Какая-то безумная радость плеснулась сверху. Тики! Злобный маленький волчонок, вот чего ты добивался!

Я нетвердыми шагами подошел к брату. Такой живой, веселый, шумный - просто не может лежать неподвижно и холодно!

–Какой-то упырь, - тихо сказал мне Эрл. - Выпил все. Мы убили упыря, но его… не спасли…

Убили вы зомби, как же, мрачно подумал я про себя. Впрочем, пусть будет так.

–Кресло, - процедил я сквозь зубы. - Сюда.

Непонимающе переглянувшись, они все же подтащили кресло, куда я показал. У меня на это сил уже не было. Я упал в кресло и расслабился.

–Выйдите или сядьте, - велел.

Они исчезли из поля зрения, но я чувствовал их присутствие. Неважно, лишь бы не мешали.

Я вздохнул раз, другой, и стал концентрироваться. Я уходил в транс все дальше и дальше, так далеко, как только был способен. Перед тем как сознание окончательно померкло, я положил руку Винесу на грудь, над сердцем. Пока не пришла ОНА, есть маленькая и последняя надежда. Если я смогу собрать достаточно сил, если я соберу всю свою жизнь здесь и сейчас и поделюсь хотя бы толикой ее… Пока еще душа не покинула тела, пока еще кровь пытается протолкнуться сквозь внезапно увядшие вены, пока еще сердце - не бьется, но трепещет, как любая жизнь, до последнего борясь за себя…

Я уходил все дальше и возвращался, я слышал грохот своего сердца и гулкое дыхание всех остальных, я слышал, как замер надо мной, сжавшись и вслушиваясь в происходящее внизу, мальчишка…

Я все сильнее и сильнее давил на молчащую грудь, пытаясь ее разбудить…

Ведь он еще жив, он еще жив, надо только не дать ему умереть.

Надо только дать немного жизни!

Я чувствовал, что слабею, и еще чувствовал, как клубится вокруг запертая энергия мира, как настойчиво она жаждет, чтобы ею воспользовались… Сила, да что там, настоящая мощь!

Но совершенно чужая, не живая. Значит, надо обойтись своими силами…

Черт возьми, ведь это моя жизнь и я могу желать с ней, что хочу! Могу отдать, кому хочу!

Прохладный смешок чего-то запредельного…

Слабый толчок под рукой…

Еще один…

Еще…

Та-та… та-та… та-та…

Далекий вздох…

Чуть ближе…

Еще…

Перед глазами поплыло, но мне надоела собственная слабость. Преодолевая ее, я встал. Чтобы удержаться вертикально, пришлось применить немного левитации. Из дверей на меня смотрел испуганно Тики.

–Сторожите, - приказал я.

Старательно тратя последние остатки сил на то, чтобы идти ровно, я двинулся в спальню. Как тогда - в самом начале, сжав зубы и превозмогая головокружение.

И только упав на кровать, отключился.

Утром, когда я с некоторым скрипом вышел из спальни, не было ни Винеса, ни рыцарей. Видимо, они ушли еще вчера. На улице светило неяркое солнце.

Выглянув в окно, я сообразил, что сейчас вовсе не утро, а, судя по положению светила, день.

В кресле перед камином сидел хмурый и насупленный Тики.

Не обращая на него внимания, я прошел в туалет, потом на кухню, где умылся, побрился и позавтракал. Когда я вернулся и принялся перебирать книги на столе, он вскочил решительно.

–Мне уходить? - с вызовом спросил, берясь за плащ. Плакать он не собирался, при мне, по крайней мере. Что ж, прекрасно. Не люблю сопляков.

–Как хочешь, - сказал я.

Его настрой поколебался. Таких слов он от меня не ожидал.

–Как это "как хочу"?

–Я от своих слов не отказываюсь.

–От каких?

–Обещал, что буду тебя учить - и буду, пока ты сам хочешь.

–А… - он положил плащ и сел. - И ты не сердишься на меня из-за…

–Почему же, - хмуро сказал я. - Еще как сержусь. Я просто в ярости из-за того, что ты натворил. Ты не имел права убивать.

–А кто имеет? - насупился он.

–Никто. Никто не дал, никто не взял.

–Он-то убивал…

–Это его проблемы.

–Ну, значит, и это мои проблемы.

–Я и не спорю.

–Но ты злишься!

–Да, и что?

Он потупился:

–Я не хочу, чтобы ты злился на меня.

–Ничем не могу помочь. Если ты собираешься убивать того, кто мне близок…

–Он тебе близок? - недоверчиво переспросил Тики. - Вы же все время ссоритесь и спорите!

–Ну и что. Это всего лишь значит, что я с ним не согласен. Но не значит, что я стану лишать его жизни. Потому что я считаю, что самые главные преступления - против Жизни.

–Но ты-то тоже убивал тех, которых я временно наделял этой самой жизнью!

–Ты про зомби? Это не жизнь.

–Почему? Ходит, двигается, может, даже говорить умеет… И тоже хочет жить!

–Это не жизнь, - упрямо и хмуро стоял я на своем.

–И как ты определяешь? Где критерии?

–Что, и это, по-твоему, жизнь? - я щелкнул пальцами, и перед столом появился дубль, точная моя копия.

–Нет, - насупился он.

–А почему?

Он помолчал. Движением руки я убрал фантом.

–То-то же. То, что ты умеешь делать то, что не умеет большая часть людей, то есть колдовать, еще не дает тебе права игнорировать законы этих людей.

Тики посмотрел на меня гневно:

–А в твоей умной книге говорится, что волшебство - это акт, направленный на конец мира! - крикнул он. - И что маг не должен быть зависим от общества, его законов и морали!

Пришлось напрячься, чтобы вспомнить. Что я там читал в последнее время?

–Во-первых, не все, написанное в умных книгах, истина, - сказал я и вспомнил, кем он бравирует. - А во-вторых, до человечности ты у того же магистра дошел? Помнишь, что колдовство направлено на создание нового мира и только в этом смысле эсхатологично? Что нового ты создал? Какую новую жизнь, какую новую землю и новое небо?

Я сам почти кричал. Но и Тики не сдавался.

–А ты? А вы все, все вы, вы-то что создали?!

–По крайней мере, мы не разрушаем!

–Да вы просто не в состоянии! Вам слабо!

–Да что ты говоришь, - ухмыльнулся я. - Ну-ка пойдем, я тебе покажу, что для разрушения мира много ума не надо!

Я встал и накинул что-то на плечи.

–Ну, идем, что же ты?

–Тебе еще нельзя выходить, ты слишком слабый, - испуганно ответил он.

Я махнул рукой. Он схватил одежду и кинулся за мной на улицу.

Слабость, действительно, была, но меня несло. Я широкими шагами пошел прочь.

–Ты куда? Давай здесь, - догнал меня ученик.

–Люди кругом.

–Ну, а тебе-то какое дело до них, не родные ведь, - заныл он, едва за мной поспевая.

–Никакого. Ровным счетом, - бросил я, не сбавляя ходу и не оборачиваясь. - Но я не собираюсь ради свободы духа жертвовать своим человеческим достоинством.

Он замолчал и до самого выхода из города тихо трусил рядом.

Выйдя, я повел его в лес.

–Подальше от твоей даровой энергии, - пояснил я на его недоуменный писк.

Остановившись на поляне, так, чтобы не было видно городских башен, я сосредоточился.

–Учись, студент, пока я жив, - бросил я, поднимая руки.

Сначала царила тишина - мертвая тишина заснеженного густого леса. Катящееся к горизонту солнце побледнело.

Краем глаза я видел, как побледнел и Тики. Медленная дрожь прошлась по ногам. С краев окоема собирались тучи. С оглушительным карканьем пролетела воронья стая, и вновь воцарилась тишина, еще более мертвая. По земле зазмеились трещины, и молчание, с которым это происходило, внушало просто мистический ужас. Тики зажал уши, как будто это могло помочь. Впрочем, от безмолвия ломило уши, да, согласен. Я немного добавил эсхатологичности. Бледное зимнее солнце с шелестом упало за горизонт, оставив за собой огненный росчерк. Было - и нет, эффектно!

Потом трещины пошли по небу. Сначала мелкие, они удлинялись и расширялись, и из них задул какой-то чужой, совсем чужой ветер. К нашему привыкли, а этот и у меня вызвал душевный трепет. Ууу!

–А-А-А! - вдруг завопил Тики и упал в снег, сжимая голову. - Прекрати-и-и-и!!…

Я что, я ничего. Не садист.

Опустив руки, я тронул его за плечо:

–Можешь попробовать хотя бы восстановить то, что было.

Он плакал. Рыдал взахлеб, как маленький ребенок.

Пожав плечами, я методично принялся приводить окружающий мир в порядок. Пока в Школе не сообразили, кто так "побаловался", пока не заговорили о конце света, пока одни читают молитвы, а другие пируют, надо бы вернуть хотя бы главное, с мелочами разберемся потом.

Как только в основном все было закончено, я потряс мальчишку:

–Понравилось?

Он замотал головой, крепко сжав зубы.

Конечно, рушить мир самому много легче, чем видеть, как это делают другие. Когда просто смотришь, сразу чувствуешь собственную беспомощность и ничтожность.

А когда сам - никаких особенных эмоций.

Что, собственно, страшнее всего.

Весь вечер Тики был молчалив и задумчив. Он рано ушел в кровать, и я не стал его беспокоить. Я привел в порядок - заодно - и свою комнату: заправил диван, сложил книги со стола на полку около окна, туда же поставил пепельницу, которую притащил Винес для своих нужд, повесил всю одежду на гвоздь рядом с дверью, зажег свечу о спинку одной из саламандр, установил подсвечник на столе - за окном стремительно темнело, - и уселся перед креслом.

В должности меня, конечно, восстановили, только мне оно было уже не нужно. Защищу диплом по весне - и уйду куда подальше.

Куда? Да Мирэн знает! Вернее, даже Мирэн не знает. Никуда ведь все равно не уйдешь, ни от себя, ни от людей, а я еще и от ученика не могу уйти. Ах да, еще ведь рыженькая! Тоже хочет внимания. И ее я тоже не могу бросить, сейчас, по крайней мере.

А потом - посмотрим. Ее как раз взять с собой легче, она девушка сильная.

Самое обидное, что ведь и не приручаешь никого - они сами как-то приручаются. А ты все равно в ответе. Как так получается?

В дверь постучали, и сердце подпрыгнуло. Вот и она, долго жить будет!

Вошла Рыженькая.

–Я на минутку, - сказала она, словно извиняясь, и я опять поразился странному ощущению двойственности, которое исходило от нее. Что такое?

–Иди сюда, - позвал я ее. Пристроив принцессу себе на колени, я ласково погладил ее, поцеловал нежно, и прижал покрепче. Она привычно сунула мне лицо в ямку между плечом и шеей, и горячее ее дыхание защекотало мне кожу.

Медленно, чтобы не спугнуть, я ласкал ее. Дыхание становилось постепенно горячее и чаще, дрожь иногда охватывала ее. И вдруг - как молния - сверкнуло озарение. Я схватил ее за плечи и приподнял, чтобы видеть ее лицо:

–Почему ты мне ничего не сказала?

–Что? - удивилась она.

Да, совершенно искренне. Она ждет ребенка и сама еще не знает!

Мирэн побери этих невинных принцесс! Я засмеялся чуть истерически и прижал ее к себе. Я не знал, что сказать.

–Юхас, да что случилось? - допытывалась она, тормоша меня.

–Ничего, милая, ничего. Все случилось так давно, что бесполезно об этом и вспоминать. Теперь можно только смеяться или плакать, кому как больше нравится…

–Да что произошло?! Ну, что, расскажи!

Она приставала ко мне так настойчиво, что я не сумел бы сдержаться, если бы не Винес. Он вломился в лачугу, потрясая двумя бутылками.

–Привет, отшельник, я пришел к тебе праздновать! - возопил он с порога.

Увидев Оле, братец притих и запоздало осведомился:

–Не помешал?

–Входи, раз пришел, - сказал я.

Принцесса, видя, что Винес, похоже, твердо намерен устроить здесь пьянку, ушла. Я нежно поцеловал ее на прощание и вернулся в комнату, где братец умело распоряжался.

Сколько я не пил, я никак не пьянел. Осознание того, что я натворил, отрезвляло и не позволяло забыться.

Братец же, набравшись порядочно, пустился в откровения:

–Ждал и… ненавидел. Был такой же озлобленный, как… Потом, когда родился Тики, я задумался, я готов был простить, я думал, может, и меня так? А потом, когда я узнал… Сначала я просто знал, как и все, что он ищет сына. Показалось смешным, тоже ищет сына, пожалел я старика, подлизался к нему, сошлись… Не набивался я к нему в сыновья! Он сам что-то там себе думал. А потом, этим летом, я узнал. Про то, что он мой отец, про то, что не меня он искал все эти годы. А должен был! Так я его возненавидел, когда узнал, когда понял, что не меня, понимаешь ли, не меня! Это было самое обидное, самое больное… Он ведь - если честно - до конца не был уверен, что я - именно тот, кого он искал, он все сомневался. И странно, как при этих его сомнениях мы так неплохо сошлись? Хорошие отношения у нас сложились. Повезло, вот что. Смотрел я потом на тебя с ним, на себя с Тики… и видел, что действительно повезло… Завидуешь, небось?

Я только покачал головой.

–Где он, кстати? Что за война, о которой говорил дед?

–Сам не знаю. Говорят только, что он где-то в мире, где нет магии, поэтому туда не добраться, и умение ходить через отражения не поможет. Но я все равно ищу дорогу туда. Арбин, как ты понимаешь, со мной не откровенничает. Приходится самостоятельно все выведывать. У меня, конечно, осведомителей хватает. Однако никто точно не знает. К Совету Лиги доступа у меня все же нет, а это информация высочайшей степени засекреченности…

–То-то об этом весь первый курс треплется, - поддел я его.

–Моя работа, - выпятил он грудь.

–Зачем тебе мальчишки? - я опрокинул внутрь еще бокал вина, но опять без толку.

–Юхас, ну ты же знаешь - и я знаю, - что я маг средний. И в Школе-то учусь большей частью благодаря Эмиру, не то давно бы вылетел. И ребят хочу завлечь как раз поэтому - представляешь, целая команда волшебников! Да я буду непобедим на всех морях!

Я покачал головой.

Светало. Братцевы откровения меня волновали только краем сознания, одна и та же мысль владела мною безраздельно, в самых разных видах. И если Винес уже трезвел, то я так и не опьянел, занятый своей проблемой.

И чему их только учат там, во дворце, этих принцесс? Неужели основные вещи не могли объяснить взрослой девице?! Знает ли современная магия о том, как избавиться от ребенка? Или оставить? И что, где, на что мы будем жить?! Я к тому времени только-только защищу диплом, ни опыта работы, ни знакомств и связей.

А если узнает ее отец?! Да он пойдет на меня войной! На меня одного - всей мощью элфинийской армии. Нет, я, конечно, устою, но ведь это некрасиво как-то - поднимать руку на отца своей жены… пусть даже на его армию… Жены? Я сказал - жены?! Жениться на принцессе? Нет уж, увольте! Нет, я, конечно, люблю Рыжую, но ведь она принцесса! А во дворец жить меня никто не затащит! Нам дворцов какие-то там своды…

–А главное, - продолжал свои откровения Винес, - я думаю, что, когда у Тики появится брат, он станет с большим пониманием относиться к…

–Что? - не сразу дошло до меня. - Какой брат?

–Ну, или сестричка, - вздохнул он горько-пьяно. - Мы с Линдой решили…

В один миг все стало ясно. Я озверел. Я вскочил и, схватив его воротник, принялся душить брата, не в силах справиться с охватившей меня яростью.

–Что ты сказал?! Ты обесчестил мою тетку?! Ты обесчестил мою тетку!! Немедленно женись!…

Тут я вспомнил о себе и нервно расхохотался, так что Винес без труда стряхнул мои ослабшие руки со своего горла.

–Больной, - сказал Винес, удивленно на меня глядя и потирая шею. - Конечно, женюсь, ты что, не слушаешь меня? Да чтобы я упустил такую жену и потом всю жизнь жалел? Не дурак! А что тебя так развеселило?

–А когда будет?… Ну, этот… ребенок?

Он прикинул…

Я не мог сдержаться, представив себе неразлучных подружек, черную и рыженькую, прогуливающихся по какой-нибудь аллейке с одинаковыми колясками…

–А я-то, а я-то… думаю, оставлять ли… - хохотал я, чуть не задыхаясь.

Кажется, до Винеса стала доходить причина моего веселья. Он побагровел и взъярился сильнее меня:

–Ах ты, индюк надутый, ты еще что-то думаешь своей вешалкой для шляп!! Ах ты, свинья мирандольская, подонок, ублюдок, умник университетский, интеллигент вшивый, волшебник хренов, да я тебя сейчас по стенке размажу! Как ты смел покуситься на Рыжую, на самую красивую девушку!! - он схватил меня за грудки и тряс. - Да если она не родит… когда там?…

Я, икая от смеха и трясясь в его крепких руках, пытался загибать пальцы: -Где-то в июле, пожалуй…

–…так вот, если она в июле не родит крепкого здорового мальчишку, я собственноручно тебя убью!!!

Я болтался в его руках, как тряпичная кукла, утирая слезы.

В тот момент я понял, что моему диплому не хватает еще одной главы. Углубившись в литературно-социально-философские рассуждения, я упустил главное. Помнится, магистр Фрей писал, что… Что он там писал? Надо бы поискать нужную цитату, а книга, как назло, осталась в Замке! Я-то надеялся, что никогда больше не придется мне перечитывать злополучного магистра, любителя закрывать глаза на очевидное в погоне за невероятным! Витая в мечтах о зеленой двери, магистр пропустил, я уверен, кучу самого чудесного. Нет, не так, он имел это чудесное, но почему-то уверял окружающих, что все это - скука и обыденность. Наверное, пожадничал.

–Место это - дурное, - сказал Винес напоследок, сгребая в корзинку пустые бутылки, бокалы, которые разбились с приятным звоном, остатки еды вместе с тарелками. - Я, хоть и средний маг, но все же видел, что угроза исходила из этого места. Я консультировался с одним магистром, и он подтвердил, что в этом месте нечисто. Кое-что я подготовил раньше, осталось совсем немного. Еще день-два - и я смогу разобраться с тем, кто чуть не отправил меня на тот свет! Такого я не прощу даже родному отцу! Воспользуюсь его же орудием, пусть в следующий раз подумает, прежде чем связываться со мной, - бормотал он, раздеваясь.

А родному сыну? - подумал, но не спросил я.

–Что ты задумал? - спросил я вместо этого.

–Узнаешь, - ответил он, встревожив меня, но большего добиться от него не удалось.

Как только Винес лег на мой диван и заснул, я схватил перо и начал набрасывать основные мысли.

Все описываемые чудеса как раз таки противоречат логике этого мира…

К единственно верной, за неимением иной, - об этом и забыл магистр, именно за полным отсутствием таковой все прочие логики будут всего лишь либо извращением, либо отрицанием, но ИНОЙ все равно не получится у человека…

В Алисе чудеса вполне соответствуют логике этого мира…

Смешно человеку стремиться стать нечеловеком…

Впрочем, были ведь когда-то обезьяной…

Но только благодаря труду, как бы ни была противно воспоминание о классиках марксизма, обезьяна превратилась в человека, значит, просто так, одной зеленой дверью, в нечто иное не превратишься, никакого чуда, один каторжный труд жизни…

Чудо - это улыбка мира…

Чудо всегда положительно и в пользу человека. Это маленькая победа человека над миром…

Это еще одно доказательство…

Магистр Фрей прикрывал убогость мира прекрасными и волнующими словами о Чуде, о Неизвестном, об Ином, заставляя трепетать душу, жаждущую чуда… Все его слова - красивая ложь. Если вспомнить приводимых им в пример Неизвестности Хогбенов, то где у них Иная логика? Что они делают такого, что не делали бы древние чародеи или современные ученые, или не придумали бы современные фантасты? Интересно, почему все же научную фантастику назвали фантастикой, если там нет ни единого элемента фантастического, то есть ну ни на микрон? Все, что там есть, научно обосновано, а значит, рано или поздно произойдет. Где же чудо? Впрочем…

…это еще одно доказательство возможности диалога человека и мира на равных, когда человеку удается заставить мир реагировать по-человечески… признание мира себя человеком…

…порабощение неведомого и чуждого нам, загнание его под человеческую личину…

Чудо - это улыбка мира… От улыбки хмурый день светлей… Поделись улыбкою своей… Чудо не может быть Неизвестным, наоборот, чудо - это человеческое, когда Неизвестное вдруг становится дружелюбным, в ответ на твою улыбку оно тоже улыбается, и ты получаешь возможность подружиться с этим миром, полным опасностей и нежелающим до того тебя знать… Чудо - это детская и наивная вера в то, что если улыбнуться миру пошире, то он улыбнется тебе в ответ… Взрослые уже знают, что мир можно только заставить, и их чудо - это наука. И ведь действует! Но интересно, что и у них остается вера в чудо - в то, что мир сам, добровольно улыбнется им и протянет руку дружбы, и не надо будет уже чувствовать себя победителем и завоевателем. Наука - это когда мир объявляется чуждым, и человеческими силами оказывается возможным сдерживать его агрессию, его чуждость удается использовать с пользой для общества…

Не неизвестное, а невозможное!

Ведь чудо - это человеческое. Чудо - это улыбка мира. Но чудес…

…не бывает?…

…а так хочется!