Почему-то у Жаргала Беспокойный нынче сон. Сбросив на пол одеяло, Все выкрикивает он: «Дедушка! Беда какая! Помоги скорее мне! Дедушка! Беда большая — Дурамбай уже в огне…» Спи, Жаргал мой. Степь пустеет, Вечер гасит в юрте свет… Ты сейчас лежишь в постели. А огня давно уж нет. Всё спокойно. Между прочим, Ты, Жаргал, не унывай. У тебя — я знаю точно — Будет новый дурамбай. Не бинокль, а чудеса — Дальнозоркие глаза! Может, юрта не согрела? Непривычно в новой спать? Юрта старая сгорела — Но не стоит горевать, К новой надо привыкать… Посмотри-ка, в юрте снова Табуретки, стол сосновый, И кровати, и комод, Чайник песенку поёт. А ему легко и ровно По утрам и вечерам Вторит радиоприёмник Там, где прежде был бурхан И приедет к нам сосед, Он узнает юрту? Нет! Только твой бинокль чёрный. Потускневший и слепой, О большой беде напомнит, Как гулял пожар степной. Ну а где ж хозяин старый? Задержался что-то он. Может, сторожит отару — Ведь огонь спалил катон. Спи, Жаргал, глаза закрой! Спи, мой маленький герой! *** Овцы спят. Утихли разом. Степь чиста и горяча. Здесь с биноклем ясноглазым Я Жаргала повстречал. Тот бинокль висел на шее И заманчиво блестел. Мог его без разрешенья Брать Жаргал, куда хотел. Да, подарка подороже Дед найти бы и не смог, Пусть ремень и не из кожи — Просто шёлковый шнурок. И пускай бинокль не новый — Только лучше не сыскать! С ним до синих гор суровых Ну совсем рукой подать. Для чудесного стекла Даль близка и так светла. В память о больших победах. О скитаньях по лесам Подарил бинокль деду Русский красный партизан Внуку ж дед не отказал: — Твой бинокль! — тепло сказал Бороду потеребил: —  Береги! — предупредил. *** Где кончаются просторы? Поглядеть бы хоть разок На таинственные горы В дивный, сказочный глазок Степь безбрежна… Степь пустынна… Наконец-то! Наконец, Вижу я хлеба густые И на склонах гор овец! Мчат машины через мост, А за ними — пыльный хвост. Вот столбы бегут и тают, Словно кто-то по пути На бок лестницу поставил, И конца ей не найти. И теряются, наверно, Телеграфные столбы В тех краях, куда примерно Месяц или два ходьбы. Горизонт похож на ленту. Близ него за рядом ряд, Как баторы из легенды, Сосны древние стоят. «То войска Бабжи-батора!» — Говорил Жаргалу дед. Как ты, степь моя, просторна! Шире нет и краше нет! Оглядеть в бинокль несложно Вот объездить — нелегко… А теперь, пожалуй, можно Глянуть в небо высоко. В небе всякое бывает — Вдруг там спутник пролетает? Только что же это? Что же? С правой, С левой стороны — Облака, как ночь, темны… Грозовые? Непохоже… Вроде день стоит погожий… Как бы не было беды! Неужели это дым? Вправду дым! Из-за холмов Он на степь идти готов. И Жаргал с тревогой к деду Что есть мочи побежал. В юрте дед сидел — обедал. — Ой! Пожар! Пожар! Пожар! Пересохло сразу горло. Дед про старость позабыл, На коня вскочил проворно, Глядь — и след его простыл. Торопись, гнедой, к отаре… К ней и наш Жаргал бежит, А за ним, пропахший гарью, По траве огонь спешит. Впереди — и сер и страшен — Медведицей дым бредёт. А Жаргал руками машет: —  Эй, сюда! — овец зовёт, Но вернуть их невозможно Хоть опасность велика Как на зло идут тревожно Овцы против ветерка. Медленно, неумолимо Прямо к юрте держат путь… А оттуда тянет дымом, От жары не продохнуть. Змейки пламени играют… И Жаргал спешит вперёд. Он ладонью вытирает На бегу солёный пот. Как нарочно, кочки, ямы — Как тут быстро пробежать? Вдруг споткнулся он И прямо В муравейник свежий — хвать! Муравьи закопошились, Очень переполошились. «Извините, муравьи, И не обижайтесь. Поскорей в дома свои От огня спасайтесь!» *** Ясен день, но небо в тучах. Ветра нет, а степь гудит. Через холм огонь ползучий Выйти к юрте норовит. Он прожорлив, беспощаден, Всё глотает на ходу. И ещё какую за день Натворит в степи беду? Может, ходит на просторе, Оставляя чёрный след, Змей-Горыныч, о котором Поминает в сказках дед? Он собою солнце застит, Расстилается в пыли, И страшнее нету пасти. Что от неба до земли. То крадётся он невинно, То взовьётся на хвосте. И огонь — язык змеиный— Ровно слизывает степь. Так и есть! Наверно, вправду Он из сказки, этот змей… Вот он близко! С юртой рядом! Нападает на людей! А людей в степи всего-то Дед да маленький Жаргал. Но огонь стеною плотной Подступает — не устал! Он на юрту бросил пламя, Вот уж пепел полетел… Вдруг Жаргал взмахнул руками. Встрепенулся, побледнел. В юрте ведь бинокль остался. Как же он забыл о нём. О подарке дорогом? Видно, очень растерялся. Тучей гарь летит по ветру. Тут уж только поспевай! «Что мне делать? Посоветуй! Помоги мне, баабай». Но не слышит дед Жаргала. До бинокля ли ему? На его руках отара — Собери её в дыму! Что ж! Жаргал не станет медлить, Нет преград для смельчака! Через огненные петли Устремился мальчуган. Ах, какой ты несмышлёный, Мой отважный друг Жаргал! Ветер к юрте пламя гонит. Ты в огонь бы не попал! Видишь, юрта закачалась… Но малыш спешит. Он смел. Ну совсем чуть-чуть осталось. Только б к ней он подоспел. Вот и дверь.

А за порогом Дым такой — что не пройти. Разве сможешь, как ни пробуй, Дурамбай в дыму найти? Не вернуться ль? Злое пламя Вот-вот в юрту забежит. Стой! Как будто под ногами Что-то мягкое лежит. Ой, так это же ягнёнок! Ведь еще вчера Жаргал С ним, таким неугомонным. Целый день в степи играл. А сейчас ягнёнку очень Страшно в юрте одному. Он порвать верёвку хочет. Блеет жалобно в дыму. «Ах, дружище!» — задыхаясь. Отвязал малыш его. А огонь не затихает. Не боится ничего. Он, как Змей-Горыныч, рыщет И Жаргала, видно, ищет. То-то, думает, с испугу Позабыл малыш бинокль… А Жаргал на волю друга Отпустил — и со всех ног Снова к юрте. Заскрипела Дверь за ним. Постой, Жаргал! Посмотри, какое пекло, Ну, а ты пока что мал. Тут и взрослому не просто, А тебе седьмой лишь год. Помню я твои расспросы: Скоро ли сентябрь придёт? Ветер быстро пламя гонит По степи большой дугой. Ах, какой ты несмышлённый, Не попал бы ты в огонь! *** Видно, день из дыма соткан… Дед устал, охрип вконец, Но укрыл за дальней сопкой Перепуганных овец. —  К ним с добром, они ж упрямством Норовят тебя встречать. Ну и глупые! Сейчас-то Успокоились, видать. Да! А где Жаргал мой? Ну-ка Позову. Жарга-а-ал! Эгей! Как же я забыл про внука? Вот ведь старый ротозей! Вдруг заметил дед: От юрты Мчит ягнёнок наутёк. И уже густой и мутный

И большие грузовые Океанские суда. С ним легко с огнём сражаться. Побеждать напор песков. Можно с ним до звёзд добраться. И забраться в глубь веков, Побывать во льдах суровых. Посмотреть морское дно, Насадить лесов сосновых. Знай: наука — тот бинокль!

Трудишься белой и звонкой зимой, Грудь нараспашку, в рубашке одной. Скажут иные: форсит, мол, чудак, Он сгоряча, мол, простудится так… Но удивляться им нечему тут: Греет и в стужу январскую труд. Слить бы огонь и сердец и труда, Жить бы теплей было в мире тогда.

Тихо в доме. Лишь часы Тикают со звоном. Да мурлычет кот в усы Что-то полусонно. Тихо в доме. Ну и я Тоже понимаю, Что шуметь сейчас нельзя: Брату помешаю. Он над книгами сидит, У него — экзамен. На меня порой глядит Строгими глазами. Потому я и молчу — Я же понимаю. Только с киской пошепчусь, В куклы поиграю… А когда вернулся брат Вечером из школы, Он чему-то так был рад, Был такой весёлый, Что меня не ущипнул, Как всегда бывало, Лишь промолвил: — Ну и ну! Ты большая стала. А когда вернулась мать, Он хвалился маме, Что сегодня сдал на пять Первый свой экзамен. И, наверно, оттого, Лишь по той причине Поздравляли все его, Звали молодчиной! Только очень, очень вдруг Стало мне обидно: Почему моих заслуг Никому не видно? Я же брату моему Тоже помогала: Он учил, а я ему В этом не мешала.

Любуюсь я озорником — Четырёхлетним братом! Встречая маму вечерком, Поёт и скачет — рад он. Задел, танцуя, за сундук И только улыбнулся. Потом кружиться стал и вдруг Нечаянно споткнулся. И лбом ударился об пол — Для плача есть причина! — Но засмеялся и пошёл. У нас растёт мужчина…

Я играл с Гармою Во дворе у нас. Бабушка-соседка Подошла как раз. На Гарму взглянула. Головой качнула. Что-то не пойму — Почему? Вдруг такой старушка Задаёт вопрос: Дорого ли стоит Этот мокрый нос? Я его и даром Даже не возьму… Заливает краска Бедного Гарму… #img4B00.jpg #img5A71.jpg Не увидишь больше И среди зимы, Чтобы нос был мокрый У Гармы.

Землянику собирать вы Летом любите в лесу? Я иду тропинкой узкой, Туесок в руке несу. Тут и там краснеют точки. Загляденье, красота! Только силы не хватает Пронести их мимо рта. Землянику собираю, Отнести хочу домой… Отчего же всё не полон Туесок берестяной?

Сизокрылый жаворонок Высоко под солнцем вьётся. Голосок, как нитка, тонок. Но никак не оборвётся. Он на крыльях песню держит. Эта песня ветер режет. Он поёт легко и чисто, И мне кажется, что это Взял бубенчик серебристый Шалунишка-брат с рассвета. И, звеня, друзей зовёт: — Кто со мною в степь пойдёт?

Тихо шёл я утром ранним По знакомой мне поляне, И трава во всей красе Предо мной была в росе, Словно бисер дорогой, — Так и тронул бы рукой! Обернулся — капель нет, А на травах лёгкий след, Чуть заметный, темноватый, Как следы от слёз у брата. Может быть, поляна плачет, Как Тагар — братишка младший? Нет, спокойна и вольна, Не плаксивая она. Понял я — росой поляна Умывалась утром рано.

Осень. И прохладой чистой Небо дышит по утрам. Как осколки солнца, листья Тихо падают к ногам. И спешат путём окольным Гуси дикие на юг, «Треугольник, треугольник!» Голоса слышны вокруг. На деревьях, замечаю, Появилась желтизна. И летит листва густая — До чего ж звонка она! Табуны, стада, отары Сосчитать бы я не смог. Золотым бесценным даром Звон колосьев у дорог. И машины до заката К элеватору идут… Где же школьники-ребята? Пусть поучатся труду.

Принесут ему пищу отец или мать, Клюв птенца открывается жадно. Все готов он глотать и капризно кричать То не ладно и это не ладно! — Ты бы, мама, еще поискала везде Самых сладких букашек!.. — сказал он, Трепыхнулся в своём тесноватом гнезде И заснул, как ни в чём не бывало. Этот жадный птенец здоровее, чем мать, И отец его — кости да кожа. А когда же сынок будет долг отдавать, Чтобы стариться им, не тревожась? Воробьишка — худой, заморённый отец День-деньской суетится, хлопочет. А его повзрослевший и сытый птенец- На готовом понежиться хочет.