Аньес, еще бледная и слабая, внимательно посмотрела на Клемана и спросила:

— Что ты такое говоришь?

— Мы должны съездить в От-Гравьер, если, конечно, ваше здоровье позволит это сделать.

— Мое здоровье позволит, если я так захочу. Прекрати вертеться вокруг меня, как встревоженная наседка.

На мгновение лицо подростка озарила счастливая улыбка.

— Просто вы мой цыпленочек, мадам.

Аньес рассмеялась и ласково потрепала его по голове. Боже мой, как же она его любила! Она ни за что не выжила бы, если бы постоянные мысли о нем не поддерживали бы ее в застенках Алансона.

— В самом деле, большая курочка! — Став вновь серьезной, она возразила: — Мы ничего в этом не смыслим, мой Клеман.

— Нет, мадам, я все узнал от моего замечательного учителя, доктора Жозефа из Болоньи.

— Жозеф, опять Жозеф, — пошутила Аньес. — Знаешь, в конце концов я начну ревновать к этому человеку!

— Ах, мадам, если бы вы только были с ним знакомы… Ваше сердце сразу покорилось бы ему. Он знает о стольких вещах!

— Черт возьми, какое восторженное описание! Его тебе не хватает, не правда ли?

Клеман покраснел и признался:

— Нет, ведь я рядом с вами, поскольку именно здесь я хочу остаться навсегда.

Аньес почувствовала, как ей трудно сдерживать слезы. Клеман продолжал:

— Я боюсь, мадам, я ужасно боюсь вас потерять, расстаться с вами навсегда. Тысячу раз я думал, что умру от горя. И если у меня есть возможность выбора, я хочу остаться здесь, подле вас.

Клеман немного поколебался и закончил:

— Но вместе с тем учеба у мессира Жозефа не может сравниться ни с какой другой. Мадам, у этого человека свой внутренний мир. Он усвоил столько наук. Разве это не чудесно, разве это не невероятно, что он счел меня достойным своих знаний и ответил на столько моих вопросов? И… он знает.

— Что он знает? — спросила Аньес, насторожившись, когда тон Клемана стал слишком серьезным.

— Что я не… Ну, что я девочка.

— Ты рассказал ему об этом?

— Разумеется, нет. Он сам это понял. Он утверждает, что в глазах девочки уже можно разглядеть глаза женщины и что надо быть очень неразумным человеком, чтобы путать их с глазами мужчин.

Аньес овладело беспокойство.

— Как ты думаешь, он расскажет об этом графу?

— Нет. Он преисполнен чувства огромного уважения и признательности к своему сеньору. Но он дал мне слово, что будет хранить эту тайну. Видите ли, мадам, я питаю абсолютное доверие лишь к вашему слову и его слову.

Почувствовав облегчение, Аньес повеселела и заметила:

— Не говори об этом слишком громко. Ты недооцениваешь людей.

— Какая разница, если я ценю вас по заслугам. Вернемся к От-Гравьер, который входит в ваше вдовье наследство. Там одни заросли крапивы.

— Да, только она и растет, — вздохнув, согласилась дама де Суарси. — Мы даже не можем пасти там быков. Впрочем, на следующей скотоводческой ярмарке я намерена купить несколько коз. По крайней мере, из их молока можно делать сыр.

— Крапива любит железистую почву.

Аньес сразу же поняла, куда клонит подросток:

— Что ты говоришь? Мэтр Жозеф уверен в этом?

— Уверен. Он считает, что столь буйные заросли крапивы свидетельствуют о том, что земля богата железом. Мадам, мы должны это проверить. Нам надо знать, идет ли речь о составе земли, или эти сорняки указывают на наличие залежей железа.

— Но как это сделать? Как мы узнаем, что там залегает железо?

Клеман вытащил из своей зимней туники нечто вроде темно-серого точильного камня и заявил:

— Благодаря вот этому, настоящему чуду и бесценной редкости, которую дал мне мессир Жозеф, чтобы услужить вам.

— Но что это за точеный булыжник?

— Магнит, мадам.

— Магнит?

— Очень полезный камень, который привозят к нам из области в Малой Азии под названием Магнезия.

— Но для чего он нам понадобится, мой Клеман?

— Этот небольшой брусок, который вы видите, обладает способностью притягивать к себе железо или землю, содержащую в себе железо. Они прилипают к нему неизвестно почему.

Аньес встала и распорядилась:

— Пусть седлают лошадь. Ты поедешь верхом. Да, ты прав. Нам нужно все это проверить немедленно.

Клеман тут же исчез. Губы Аньес расплылись в улыбке, и она прошептала:

— Ты в моих руках, Эд. Если Богу так угодно и речь действительно идет о железном руднике, ты очень скоро заплатишь мне за то зло, которое причинил.

Аньес изгнала образы, которые пытались укорениться в ее сознании. Матильда. Крошечные ноготки младенца, которые впивались в палец Аньес. Ее безумная беготня по коридорам Суарси, ее крики, когда гусь, хлопая крыльями, подходил к ней слишком близко.

Не думать больше об этих приятных воспоминаниях, которые ранили ее, как лезвие ножа.

Куда исчез этот странный и прекрасный человек, этот рыцарь-госпитальер, который спас ее, поскольку Аньес сомневалась, что смерть Флорена была случайной? Пусть басня о попойке или оргии с плохим концом прельстила тех, кто хотел вконец запятнать и без того скандальную репутацию инквизитора, но Аньес относилась к ней скептически. Часы напролет она думала об их короткой встрече, пытаясь восстановить каждую деталь, вспомнить каждое произнесенное слово. У нее была сбивающая с толку уверенность, что она прикоснулась к тайне, которая затем быстро ускользнула от ее понимания. Элевсия де Бофор. Франческо де Леоне был ее племянником, нет, приемным сыном. Согласится ли аббатиса просветить ее, рассказав о нем?

Если Матильда осталась в Клэре, удалось ли дядюшке развратить девочку? Совершила ли она ошибку, она, пытавшаяся спасти свою дочь?

Хватит!

Матильда. Ее ледяной взгляд, ее пальцы, украшенные кольцами мадам Аполлины. Ее ложь, которая могла отправить мать на костер, ложь, которая могла окончиться для Клемана пытками. Нет. Она не будет плакать. Она была выше слез.