От огня, который так испугал монахинь несколько дней назад, но был быстро потушен, лишь слегка почернели стены дортуаров гостеприимного дома. Аббатиса Элевсия де Бофор молча заканчивала очередную инспекцию. Она шла в сопровождении Аннелеты Бопре, сестры-больничной. Тибода де Гартамп, сестра-гостиничная, причитала, повторяя дрожащим голосом:

– Умоляю вас, матушка. Это бедствие было вызвано вовсе не моей небрежностью. Я не понимаю, как огонь мог вспыхнуть посреди помещения, вдали от очага, и перекинуться на соломенные тюфяки…

Аннелета пристально посмотрела на аббатису, но та лишь сдержанно покачала головой. Затем Элевсия успокоила свою духовную дочь, приведя аргументы, которые показались той убедительными, несмотря на нелогичность:

– Дорогая Тибода, огонь порой ведет себя непредсказуемо… Искра могла взлететь и упасть на соломенный тюфяк, а тот загорелся. В конце концов, было больше дыма, чем огня, больше страха, чем зла, а это главное.

Обе женщины вскоре расстались с сестрой-гостиничной, которая при помощи нескольких служанок-мирянок начала наводить порядок и уничтожать следы диверсии.

Они дошли до рабочего кабинета аббатисы, не вымолвив ни единого слова. Аннелета почувствовала, что Элевсия де Бофор воспользовалась этим молчанием, чтобы взвесить все «за» и «против», прежде чем решиться на откровенные признания. Их матушка хранила опасную тайну. Сестра-больничная давно об этом подозревала, хотя и не знала, о чем именно пойдет речь. Вслед за аббатисой она вошла в ледяной кабинет и остановилась. Скрестив руки на груди, она терпеливо ждала.

Элевсия обошла массивный дубовый письменный стол и тяжело опустилась в кресло. На мгновение она закрыла глаза, вздохнула и только потом прошептала:

– Я совершила большую ошибку. Меня одолевали сильные сомнения, и поэтому мои позиции ослабли. Я сама открыла дверь, через которую проникло это зловредное существо…

Аббатиса резко выпрямилась и с силой ударила кулаком по столу, процедив сквозь зубы:

– Но я еще не сказала последнего слова!

Аннелета стояла молча, ожидая продолжения.

– Вы правы, Аннелета. Этот пожар, хотя и небольшой, был всего лишь попыткой увести нас в другое место, чтобы развязать себе руки здесь. Вы также были правы, когда доверились мне, когда открылись… Мне кажется, что с тех пор прошла вечность. Но я сама слишком поздно безоговорочно доверилась вам и поэтому сегодня кусаю локти. Я солгала вам из страха, что отнюдь не извиняет мою оплошность, нет, хуже, мое заблуждение.

Не сказав ни слова, Аннелета опустила голову. Сейчас она даже боялась узнать всю правду.

– По приезде в Клэре я обнаружила… нечто такое, что сначала приняла за малопонятное совпадение, и даже нарушила клятву – хотя это слово не совсем подходит, – не поставив в известность Рим. Бонифаций VIII*, наш святой отец в то время, не был нашим союзником. Но я сообщила об этом Бенедикту XI* сразу же после его избрания. Скажу вам откровенно, реакция Бенедикта удивила меня. У меня возникло мимолетное ощущение, что эта находка не была для него… Ах, я сама себя раздражаю! Опять говорю намеками, но ведь сейчас не время! – Элевсия поспешно продолжила: – В нашем аббатстве есть тайная библиотека. В надежном месте – по крайней мере оно было надежным до вчерашнего дня – спрятаны произведения… такие смущающие, такие опасные, что они ни в коем случае не должны попасть в плохие или алчные руки.

– В аббатстве? Тайная библиотека? – повторила ошеломленная Аннелета, – Где?

Элевсия взглядом показала на ковер, висевший за ее столом, и ограничилась одним словом:

– Там.

– Я должна была догадаться. Эта длинная внешняя стена без окон и дверей, продолжающая ваши покои,…

– Если судить по планам, начертанным на древнем пергаменте, который хранится в моем шкафу, наличие библиотеки предусматривалось еще до начала строительства, столетие назад.

– Значит, убийца хотела завладеть этим пергаментом, а не вашей печатью. Наконец ее действия стали мне понятны.

Ошеломление, вызванное признаниями аббатисы, сменилось любопытством и лихорадочным возбуждением. Аннелета спросила скороговоркой:

– Есть ли в библиотеке… научные труды, например?

– Разумеется, причем очень опасные. Они подрывают основы всего, что мы считаем установленным раз и навсегда, незыблемым.

– Могла бы я… Я едва осмеливаюсь покорнейше просить, чтобы вы разрешили мне посмотреть некоторые книги, если… Видите ли… Полученные нами объяснения кажутся недостаточными, если не сказать бессмысленными.

Элевсию вновь охватили сомнения. Что, если она опять совершила грубую ошибку, доверившись этой женщине? В конце концов, о порядочности Аннелеты она могла судить только по признаниям самой сестры-больничной. А вдруг Аннелета была шпионкой на службе у ее врагов? Если именно она была отравительницей, как утверждала Иоланда де Флери, столько выстрадавшая милая сестра-лабазница, незадолго до того как умерла от яда?

– Приказ Бенедикта, нашего покойного святого отца, был предельно четким. Никто, кроме меня, не должен входить в библиотеку ни под каким предлогом.

Некрасивое лицо сестры-больничной стало непроницаемым. Элевсия боролась с внезапно охватившей ее горечью.

– Сейчас не время для подобных разговоров, хуже того, болтовни, – решительно заявила аббатиса. – То, о чем я собираюсь вам поведать, настолько неотложно и ужасно, что ваши капризы сейчас совершенно неуместны.

Аннелета посмотрела на аббатису, и улыбка раскаяния озарила ее лицо.

– Вы правы, матушка. Простите меня, прошу вас. Извинением мне служит то, что я многое отдала бы, чтобы сделать еще несколько шагов вперед на пути познания.

– Порой этот путь опасен, – возразила Элевсия.

– Нет. Опасно то, что люди смогут постичь, продвигаясь по нему. Если мы будем использовать наши знания анатомии для того, чтобы изощреннее пытать, а не лечить с большей пользой, наука в этом не виновата.

Неожиданная нежность озарила лицо аббатисы. Она сказала:

– Когда я вас слушаю, мне порой кажется, что я беседую с племянником. Мне так хочется, чтобы он поскорее вернулся. Я так одинока… Ну вот, я опять горько жалуюсь! – Элевсия собралась с духом и решительно продолжила: – В последние дни я провела тщательную инвентаризацию. Из-за этой диверсии из тайной библиотеки были похищены три манускрипта. Их названия не вызывают у меня удивления и доказывают, что поджигатель знал, что искать. Меня удивило лишь то, что он был одет в монашескую рясу, а капюшон был надвинут так низко, что я не рассмотрела его лица. Я попыталась отнять рукописи, но напрасно.

– Именно поэтому вы приказали запереть все ворота на засовы и тщательно обыскивать самих сестер, их поклажу и повозки?

– Да. Я не удивлю вас, если скажу, что «он» был «ею». Удар, который она нанесла мне, был сильным, но не имел ничего общего с мужской жестокостью. Рукописи не могли покинуть Клэре. Нам непременно следует разыскать их как можно скорее.

– Аббатство такое большое… – начала сестра-больничная, но Элевсия прервала ее, сделав ошеломляющее признание:

– Три тома… Дневник, принадлежащий рыцарю Эсташу де Риу и моему племяннику Франческо. Записи в дневнике отражали десятилетия не только наших поисков, успехов и неудач, но и поисков наших предшественников, тамплиеров. При штурме Сен-Жан-д’Акр, незадолго до кровавого убийства тридцати тысяч христианских душ, Эсташ де Риу и рыцарь Храма* попытались спрятать горстку женщин и детей в подземелье. Я точно не знаю, что произошло тогда, но тамплиер решил следовать за маленьким отрядом, пожелавшим сдаться врагу. Они все были уверены, что их пощадят. Прежде чем пойти на то, что вскоре превратилось в бойню, рыцарь отдал свой дневник Эсташу, умоляя его продолжить священную миссию, которую он и несколько его духовных братьев держали в тайне. В украденном дневнике Франческо указаны все следы, все признаки.

– Потеря дневника – это катастрофа, – выдохнула Аннелета, у которой от ужаса глаза буквально вылезли из орбит.

– Но вы еще не знаете, о чем повествуют другие произведения, – продолжала Элевсия. – Второй труд – это трактат по некромантии, написанный неким Юстусом. Я так и не решилась перелистать эти нечестивые страницы. Тем не менее я знаю, что в трактате речь шла не о возможности устанавливать связи с потусторонним миром, что было бы непростительно в глазах нашей Церкви. Цель этого трактата – подчинить души покойных, блуждающих в лимбе, закабалить их, чтобы добиться от них мерзкой помощи. Франческо купил трактат лишь для того, чтобы тот не попал в преступные руки. Но он никогда не спешил разжечь спасительный огонь, который превратил бы трактат в пепел. А теперь… Если наши враги прочтут его, воспользуются ужасными советами, приведенными там…

– Боже мой…

– Но это не все, поскольку худшее или самое тревожное еще впереди. Последнее произведение называется «Трактат Валломброзо»*. Он… – Элевсия не осмеливалась продолжать, уже опасаясь последствий ошеломительных откровений, которыми она поделилась с Аннелетой. – Он… говорит… Ну же, мне надо решиться. Он безоговорочно доказывает, что… Земля вращается вокруг Солнца. Она движется вокруг светила всегда по одному и тому же пути, словно ее удерживает на нем какая-то сила.

– Что?! Вы хотите сказать, что система, описанная Птолемеем, в которой Земля застыла неподвижно в центре Вселенной, неверна?

– Полностью ошибочна. Вы, разумеется, понимаете, что если о нашем разговоре станет известно, нас обвинят в ереси.

Но ошеломленная сестра-больничная не услышала это предостережение. Погруженная в свои размышления, она, казалось, забыла обо всем, об убийствах монахинь, пожаре, краже, серьезной опасности, нависшей над поисками. Вдруг она воскликнула:

– Наконец все становится ясно… Какая же я глупая, тупая! Плохой ученый, какой стыд! Ведь к науке можно подходить только с критической точки зрения! Иначе как объяснить смену времен года, приливы, день, ночь и звезды, если Земля неподвижно стоит в центре небосвода? Какая честь, какое счастье! Огромное спасибо, матушка, за столь ценные сведения!

Элевсию вновь охватила горечь, и она властным тоном сказала:

– Вы будете радоваться потом, дочь моя. Если, конечно, мы останемся в живых.

Резкий упрек как рукой снял воодушевление Аннелеты. Она склонила голову, а аббатиса продолжала:

– По всей видимости, дух ученых мне недоступен! Монах, написавший этот трактат в монастыре Валломброзо, поплатился жизнью за свои открытия. Я спрашиваю себя, не стоит ли считать досадный «несчастный случай», когда монах сильно ударился головой о столб, делом рук наших врагов? Так или иначе, этот трактат позволяет прояснить две астральные темы, о существовании которых вы знаете, темы, открытые рыцарем-тамплиером, передавшим свои записи Эсташу. – Сдавленным голосом Элевсия подвела итог: – Теперь Тень знает все подробности, записанные в дневнике, и у нее есть трактат, необходимый для расшифровки тем. На протяжении нескольких столетий наши враги идут за нами по пятам. Единственное наше преимущество заключалось в их неповоротливости. Мы всегда опережали их на шаг. Я очень боюсь…

Аннелета, напряженная до предела, пыталась упорядочить всю эту информацию, внезапно обрушившуюся на нее. Ее охваты вали то упоительный восторг, то уныние. Упоительный восторг оттого, что они продвигались к Свету, несмотря на запутанность дорог, ведущих к нему. Уныние – потому что она так долго находилась в стороне от тайны, в центр которой неожиданно сейчас попала. Она постаралась упорядочить сумбур, царивший у нее в голове:

– Мы одни на борту терпящего бедствие корабля. Вокруг нас бушует буря. Бенедикта отравили, и никто не может сказать, на чью сторону встанет будущий понтифик: на нашу или на сторону наших врагов. Одним словом, в своем стремлении отыскать манускрипты и раздавить гадину, убившую наших сестер, мы можем рассчитывать только на собственные силы.

– Даю голову на отсечение, что воровка и убийца наших сестер – одна и та же женщина.

– Я тоже, матушка. Как бы там ни было, хотя я понимаю ваши сомнения в отношении меня, поскольку питаю такие же сомнения в отношении вас, мне не хватает подробностей, чтобы понять всю историю в целом. Заклинаю вас, просто скажите, хотите ли вы, чтобы мне удалось сориентироваться в этом лабиринте? Разумеется, мы не друзья. И это меня огорчает, поверьте. – Аннелета жестом прервала возражение, готовое вот-вот сорваться с уст аббатисы. – Тем не менее мы… две оставшиеся в живых, и над нами нависла грозная опасность.

Аннелета отогнала от себя так некстати появившуюся печаль. Впервые в жизни она пожалела, что у нее нет друзей. Конечно, уже поздно заводить дружбу, но тем хуже. Более твердым тоном она продолжила:

– Итак, две темы. Теория Валломброзо, в отличие от теории Птолемея, позволяет прояснить их. Верно?

– Да.

– Эти темы касаются фактов или людей. Готова спорить, что одна из них связана с мадам де Суарси. Я права?

– Мы так полагаем. Мадам Аньес родилась 25 декабря, а эта дата указана в одной из тем, уточняющей, что человек, которого мы ищем, пришел в наш мир во время затмения. Но в тот вечер, когда она родилась, затмение было лишь частичным.

– Необходимо, чтобы затмение было полным?

– Мы не знаем.

– Теперь ясно, почему инквизиция ополчилась на нее, – размышляла вслух Аннелета. – Аньес де Суарси внушает нашим врагам страх и поэтому должна умереть. Не так ли?

– Мы тоже так думаем.

– Почему?

– Дорогая Аннелета, если бы мы знали хотя бы начало ответа на этот вопрос, до Света было бы рукой подать.

– Тем не менее, по вашим словам, в основе подлых интриг, приведших к аресту мадам Аньес, лежали низменные инстинкты Эда де Ларне, ее сводного брата?

– Да, это так. Тем не менее я убеждена – и мой племянник Франческо придерживается такого же мнения, – что в его тени действовал кто-то более коварный и опасный, да так ловко, что этот подлый фат де Ларне ничего не заметил. Ординарный барончик – не орел. Впрочем, я не удивлюсь, если Никола Флорен тоже стал жертвой более изворотливого человека, чем он сам. За это он поплатился жизнью. Прекрасная развязка!

– Вы полагаете, что мадам де Суарси все еще находится в смертельной опасности?

– Если мои предположения верны, это не вызывает сомнений. Если честно, я чуть ли не сожалею о смерти сеньора инквизитора…

Аннелета закончила ее мысль:

– …потому что мы хотя бы знали, с кем быть бдительными.

– Совершенно верно. Теперь же мы блуждаем в густом тумане, не зная, кто и когда попытается напасть на мадам Аньес.

– Вы догадываетесь, кто отдал приказ?

– У меня есть одно предположение, – ответила Элевсия после недолгого молчания. – Тот, кто дергает за веревочки, прячась за занавесом, есть не кто иной, как отравитель Бенедикта. Так считает Франческо.

– Проклятый! – выдохнула Аннелета.

– Сомневаюсь, что это слово подходит к нему. Он хитрый, очень умный, и, что самое худшее, дочь моя, он не ищет для себя славы. Чтобы знать о приезде эмиссаров Папы в Клэре, произвести такое сильное впечатление на Флорена, позволить своему подручному столь близко подойти к нашему покойному Папе, он должен обладать колоссальной властью в Ватикане.

Аннелета, приоткрыв рот, пристально смотрела на аббатису. Постепенно в ее мозгу складывалась мозаика. Вдруг она прошептала:

– Он? Камерленго Гонорий Бенедетти?

– А кто же еще?

– Тогда мы погибли.

– Почему?

Теперь заколебалась Аннелета. Она входила в окружение Бенедикта XI, когда тот был еще Никола Бокказини, епископом Остии, и поэтому понимала, как действовал механизм епископской, вернее, архиепископской политики. Если аббатиса, ослепленная своей безоговорочной верой, видела в назначениях и выборах лишь проявление верховной небесной власти, она глубоко ошибалась. В принципе, сестра-больничная даже завидовала этому ангельскому простодушию, которое не сумели поколебать недавние чудовищные события. Аннелета решилась:

– После смерти Бонифация VIII пошли слухи, что архиепископ Бенедетти стремится занять Святой престол. Признаюсь вам, все были крайне удивлены, что выбор пал на Бенедикта. Все относились к камерленго как к новому Папе.

– Но тогда как получилось, что его отстранили?

– Мне хотелось бы вам ответить, что нам помогло чудо, но на самом деле причина носит сугубо политический характер. Я вот спрашиваю себя: что, если большинство кардиналов, собравшихся на конклав… – Аннелета в замешательстве закрыла глаза и покачала головой. – Гонорий Бенедетти внушает страх. Он такой напористый, его невозможно провести, он такой непреклонный! Полагаю, что его ложная преданность Бонифацию VIII тоже внушала страх. И напрасно, поскольку Бенедетти никогда не был служителем. Он стратег, мыслитель. Речь шла скорее о замечательном сотрудничестве двух людей, поскольку я сомневаюсь, что Бенедетти питал дружбу к властному Бонифацию. Понимаете, я считаю, что камерленго не жаждет власти для себя. Временные преимущества его не интересуют. К тому же сомнительная репутация Бонифация, его властный характер, подавляющий всех, утомили некоторых кардиналов. Они проголосовали за Никола Бокказини, введенные в заблуждение его доброжелательностью и мягкостью. Возможно, они надеялись, что его будет легко контролировать. Но они ошиблись. Бесконечная доброта, внешняя мягкость Бенедикта сделали его безупречным, несгибаемым человеком.

– Боже мой… Вы намекаете, что архиепископ Бенедетти может стать нашим будущим Папой?

– Я этого опасаюсь. И, каким бы странным вам ни показалось мое признание, я все же надеюсь на вмешательство короля Франции в ход будущих выборов, на испытываемую им необходимость иметь Папу, который был бы к нему благосклонен, поскольку тогда Бенедетти будет отстранен. Филипп Французский* – вовсе не безумец, не говоря уже о его советнике Гийоме де Ногаре*. Гонорий Бенедетти принадлежит к той человеческой породе, которую невозможно прельстить привилегиями, лаской или угрозой. Никто не пытается его одурачить или соблазнить, поскольку он сам непревзойденный магистр обмана. Если вы все правильно рассчитали, а я придерживаюсь именно этого мнения, он во что бы то ни стало пойдет до конца, постаравшись исполнить возложенную на него миссию. Да… Я надеюсь на избрание Папы короля.

Лицо Элевсии исказилось от ужаса. Она пробормотала:

– Да вы… вы оскорбляете Церковь, дочь моя!

– Нет. Я всего лишь надеюсь на такой ход событий, который спасет христианство и, главное, его послание, а они для меня бесценны, если не сказать – жизненно необходимы.

Воцарилось гнетущее молчание. Что-то смущало Аннелету. Собрать воедино. Да, надо собрать воедино все детали, доверенные ей аббатисой, чтобы как можно лучше все понять. Наконец ее тревога оформилась.

– Значит, трактат Валломброзо, написанный монахом, которого, судя по всему, убили, при Бонифации VIII хранился в папской библиотеке. Что касается астральных тем, они были обнаружены тамплиером из Акры. Можно предположить, что ученые, к которым обратился за помощью Гонорий Бенедетти, так и не сумели прояснить их, иначе мадам де Суарси уже давно была бы мертва, если, конечно, она и есть главная ставка, указанная в одной из этих тем.

Элевсия посмотрела на Аннелету, пытаясь понять, куда та клонит. В знак согласия она кивнула головой. Аннелета продолжала:

– Но как объяснить, что подручные камерленго так быстро подобрались к ней, затеяли махинацию, которая должна была стремительно погубить ее, ведь у них не было астрологических знаков, позволявших ее идентифицировать?

Сформулированное таким образом противоречие было столь очевидным, что Элевсия остолбенела. Ей в голову тотчас пришла мысль, что надо немедленно найти способ поставить Франческо в известность о выводах Аннелеты, на которые и возразить-то было нечего. Она прошептала:

– Боже мой, Аннелета, вы правы! Неужели нами с самого начала манипулировали? Неужели среди нас есть шпион камерленго? Какая ужасающая перспектива…

В голове аббатисы замелькали лица, голоса, обрывки воспоминаний. Кто? Неужели в их маленькое войско посвященных затесался злоумышленник? Если это так, Бенедетти знает их имена, по крайней мере некоторые из них, в том числе Аньес. Когда он нанесет удар, их поиски окажутся под угрозой, если только она не найдет злоумышленника. Кто? В целях безопасности участники поисков не знакомились друг с другом.

– Мадам де Суарси догадывается о своей роли?

– Как она может догадываться, если мы продвигаемся в густом тумане? Мы знаем, что Аньес принадлежит решающая роль, но не знаем почему.

– Если только об этом не сказано в теме.

– В самом деле, – согласилась Элевсия.

– Матушка, вернемся к Эсташу де Риу.

– Это допрос? – вскинулась Элевсия, задыхавшаяся от тревоги.

Аннелета не дала заманить себя в ловушку. Внезапная отчужденность аббатисы доказывала, что та по-прежнему не доверяет ей.

– Ни в коем случае. Время поджимает. Вы сами это заметили. В нашем случае недоверие является роскошью. Тем более что… Взвесьте все, что я вам скажу. Взвесьте быстро. Если бы я была одной из них, теперь, когда бесценные манускрипты украдены, мне не оставалось бы ничего другого, как убить вас, чтобы сразу со всем покончить.

Столь стремительно, что Элевсия даже не успела ничего понять, Аннелета бросилась к ней и приставила к горлу кинжал, который прятала в складках рясы.

– О… святые небеса! – закричала аббатиса.

Аннелета отступила на шаг, спрятала кинжал в холщевые ножны, пришитые к изнанке ее рясы, и с раздражением сказала:

– Умоляю вас, избавьте меня от проповеди о греховности насилия. Все равно я не стану подставлять шею, как новорожденный ягненок. Я должна продолжать выполнять свою миссию, а она заключается в том, чтобы защищать вас. Ею я обязана Господу и нашему славному покойному Бенедикту.

Аннелета ошибалась. У Элевсии не было ни малейшего желания пускаться в нравоучительные наставления. Тот факт, что одна из ее духовных дочерей прячет под одеждой кинжал, не возмутил ее, как это произошло бы еще несколько дней назад, а успокоил, и она злилась на себя за эту сделку с верой.

– Рыцарь-госпитальер Эсташ де Риу был крестным отцом по ордену моего племянника, Франческо де Леоне. Он был не только грозным воином, но и одним из выдающихся теологов ордена госпитальеров. Разве не поразительно, что тот тамплиер выбрал именно Эсташа в подземельях Акры непосредственно перед последним боем и кровавой резней, чтобы передать ему свои записи?

– Поразительно для нашего жалкого разумения, да. Но это служит новым свидетельством того, что все задуманное было планом, слишком сложным, чтобы вы могли понять его. О чем еще говорилось в записках тамплиера?

– Там была странная фраза: «Пять женщин, в центре шестая». А еще оракул и руны.

– Какие?

– Это были советы воину Света, который продолжит поиски. В данном случае – Франческо. Руны предостерегали его от могущественных врагов. От ошибок. Несомненно, от тех, что содержались в первых астрологических расчетах. Прежде чем броситься на помощь женщинам и детям, прятавшимся в подземельях цитадели Сен-Жан, и погибнуть, тамплиер упомянул о «папирусе на арамейском языке, купленном у бедуина», уточнив, что речь идет об. одном из священных текстов человечества.

– Мы знаем его содержание?

– Нет. Тамплиер спрятал этот свиток. В надежном месте, как он уточнил.

– Мы знаем где? – продолжала настаивать Аннелета голосом, срывавшимся от волнения.

Крайняя осторожность помешала Элевсии признаться, что в центре загадки находится командорство тамплиеров Арвиля. Она довольствовалась тем, что отрицательно ответила на этот вопрос.

– Это все? Не надо ничего скрывать, матушка, время – это наш самый беспощадный враг.

– Я знаю только то, что расчеты, необходимые для прочтения древних тем, должны совпасть с астрономическими открытиями, сделанными в Валломброзо. Они такие трудные, такие длинные, что Франческо до сих пор не сумел добраться до их конца. Ибо – и сейчас в вас опять заговорит ученый – не только Земля вертится, но существуют и другие небесные сферы помимо тех, что были открыты до сих пор. Три, чтобы быть точной, которые учтены только в расчетах монаха. Первые расчеты не принимали их во внимание и, следовательно, были ошибочными.

– Боже всемогущий… Другие планеты, неведомые самым великим ученым… Какая привилегия узнать об этих неслыханных открытиях!.. Как я вам благодарна, мадам, – произнесла Аннелета со слезами на глазах. Но вскоре она взяла себя в руки и настойчиво спросила: – А во второй теме говорится о событии или о человеке?

– Я рассказала вам обо всем, что мне известно. Правда. Если речь идет о человеке, почему столько людей умерло, чтобы сохранить его тайну? Франческо уверен, что объяснение или ключ надо искать в древнем тексте на арамейском языке. Возможно, он прав.

Аннелета встала и сказала угрожающим тоном:

– Если трактат и дневник покинут стены нашего аббатства, это главное существо, на которое указывают темы, обречено на гибель. Они уничтожат его. Точно так же, если речь идет о великом событии, оно никогда не произойдет. Бенедетти проследит за этим. Одним словом, эти два тома не должны покинуть аббатство, чего бы это нам ни стоило.

Элевсия, охваченная яростью, потеряла над собой контроль и закричала:

– Неужели? Вы считаете, что я этого не понимаю, потому что я слишком старая или слишком глупая? А как вы собираетесь действовать? Перерыв сотни арпанов* земли аббатства?

– Ни в коем случае. Время поджимает.

– Тогда я жду вашего предложения.

– Боюсь, что оно вас совсем не удивит. Я согласна с вами, что воровка и убийца – одно и то же лицо. Нам не остается ничего другого, как найти ее.

– Со дня смерти нежной Аделаиды Кондо прошло слишком много долгих недель. С тех пор мы ищем ее, но безуспешно. ВЫ ищете ее безрезультатно, – заявила аббатиса обвинительным тоном.

– Да, – согласилась Аннелета, вновь став надменной. – Но если бы вы сразу же сообщили мне известные вам подробности, я знала бы, в каком направлении следует вести расследование. А так я блуждала в потемках. – Раздосадованная, она добавила: – Если бы я знала больше, возможно, Гедвига дю Тиле и Иоланда де Флери были бы сейчас среди нас!

Неимоверная печаль охватила Элевсию де Бофор. Она потупила взор, чтобы сестра-больничная не смогла заметить слез, блестевших на ее глазах. Потом едва слышно прошептала:

– Эта мысль преследует меня по ночам. Простите меня, простите великодушно. Нет, я не заслуживаю прощения. Меня невозможно простить.

Острая боль пронзила Аннелету. Она бросилась к расстроенной женщине, крепко обняла ее и прошептала на ухо:

– Нет, это вы простите меня, мадам. Мною двигали горечь, озлобленность. Мною двигало и сожаление о несостоявшейся дружбе, поскольку я до сих пор не верю, что вы наконец удостоите меня своей дружбой. Тише, ничего не говорите. Я… Я допустила серьезную ошибку, и я должна это признать. Я увлеклась мыслью о борьбе с этой гадиной. Мое высокомерие ослепило меня. Я хотела быть более изощренной, более умной. Я стремилась к изящным решениям, к пышной помпе, когда надо было действовать стремительно. Одним словом, я признаю, что мне доставляло удовольствие быть втянутой в эту смертельную схватку. Но я забыла главное: я должна была погубить убийцу.

С этими словами Аннелета выбежала из кабинета, пораженная масштабом своих ошибок.

Элевсия осталась одна, переполненная печалью, неспособная вымолвить хотя бы слово, хотя бы пошевелиться.