Тревожное предчувствие ни на мгновение не покидало Аньес. После ареста отравительницы она медленно шла на поправку благодаря постоянной заботе мессира Жозефа из Болоньи. Конечно, врач предостерег Аньес: отравление свинцом – очень стойкое. Тем не менее жизнь постепенно возвращалась к ней. Однако она никак не могла отделаться от мрачного настроения, которое раньше объясняла своим физическим состоянием.

Ее любимый супруг отсутствовал вот уже пять дней. Деловая поездка затягивалась, чего раньше никогда не случалось. Никто не приезжал, чтобы передать ей весточку от мужа. Это выглядело странным, поскольку прежде он никогда не упускал ни малейшей возможности прислать ей записку, если задерживался даже на два дня. Монж де Брине старательно избегал Аньес, что она могла бы расценить как невежливость, если бы не чувствовала, что за всем этим скрывается какая-то неприятная тайна. Монж рассказал ей о признаниях Жильеты. Аньес не хотела знать больше. Она и так все понимала. По сути, новое наступление врагов не удивило Аньес, хотя она каждый вечер молила Бога, чтобы он хранил их от происков злодеев. Что касается Франческо де Леоне, то он порой исчезал, возвращался, весь разбитый усталостью, ночью и сразу же уходил, даже не поужинав, в свою комнатку в служебной постройке, чтобы не давать повода для сплетен в отсутствие графа. Когда Аньес сталкивалась с рыцарем, она принималась расспрашивать о его продолжительных поездках. Правда, не особенно настойчиво. Франческо де Леоне отвечал ей странной улыбкой, прищурив свои бездонные голубые глаза, а затем придумывал какой-нибудь невразумительный предлог.

Аньес вдруг осознала, что вот уже несколько минут мечется по комнате, словно лев в клетке, и остановилась возле высокого итальянского столика. Ее сердце бешено забилось, кровь застучала в висках. Ледяная волна накрыла ее с ног до головы. Однако Аньес знала, что это состояние никак не связано с отравлением. В ее голове не осталось ни одной ясной мысли, и она была вынуждена опереться руками о столик, чтобы не упасть. Но страшно ей не было. Неожиданно в ее мозгу пронесся мощный вихрь. Мадам Клеманс де Ларне, которая воспитала Аньес и имя которой она дала своей любимой дочери. Мадам Клеманс, которая из могилы помогла ей выстоять в схватке с сеньором инквизитором Флореном.

– Мой ангел, у вас все хорошо, мой прекрасный ангел? – услышала Аньес собственный шепот. Она закрыла глаза.

Ее туфли вязли в густом иле. Несомненно, они приближались к реке. От нездорового влажного холода Аньес дрожала. Мысль о том, что она вскоре окажется одна среди этого зловония, поколебала ее волю, ее желание ни за что не выдавать своего страха. Как это странно! Злодейское присутствие Флорена начало казаться Аньес более предпочтительным, чем пустота, населенная ожидавшими ее ужасами. Вдруг что-то липкое зацепилось за ее щиколотку, и Аньес закричала. Стражник бросился вперед и наступил своим башмаком с деревянной подошвой на руку… Да, это было окровавленной рукой, висевшей между прутьев одной из клеток. Раздался стон. Шепот перешел в рыдание:

– Мадам… из этого места нельзя спастись. Умирайте, мадам, умирайте быстрее.

Задыхаясь, Аньес открыла глаза. Дом инквизиции. Она помнила эту сцену, руку, человеческий голос. Флорен втолкнул ее в застенок. Два года тому назад. От панического страха у Аньес пересохло во рту. Что от нее скрывали? На розовом дереве остались два влажных отпечатка ее ладоней. Аньес стремглав выбежала из комнаты.

Монж де Брине уехал из замка в свои владения. Тоном, не терпящим возражений, Аньес вынудила мессира Жозефа сказать ей всю правду.

– Сейчас же, мсье. Ваше молчание становится преступным. Я рассержусь на вас, если вы и дальше будете молчать. Где мой супруг? Я знаю, чувствую, что все от меня скрывают ужасные новости.

Жозеф из Болоньи опустил голову и признался:

– Вы правы, мадам. Но я не могу рассказать вам о них. Сеньор д’Отон приказал мне, равно как и Ронану, молчать.

– Так вот почему мсье де Брине так редко посещает меня!

– У него было много хлопот с отравительницей, – попытался оправдать его врач, но таким малоубедительным тоном, что графиня рассердилась:

– Прошу вас, мессир, перестаньте молоть чепуху! Вы принимаете меня за идиотку? Я хочу знать правду, и я узнаю ее!

Аньес резко повернулась и направилась в служебные помещения.

Ничего не бояться. Страх лишает сил. Сначала все узнать. Потом действовать.

Франческо де Леоне устроил свое ложе в комнатке над конюшнями. Обычно там жил ветеринар, следивший за кобылами, которые вот-вот должны были ожеребиться. Аньес постучала в дверь. Поколебавшись всего одну секунду, она вошла в комнатку. Ей упорно лгали, от нее скрывали чудовищное положение, и теперь галантные манеры были неуместны. Вероятно, Франческо де Леоне опять отправился в одну из своих долгих поездок. Немногочисленная светская одежда рыцаря де Леоне была аккуратно сложена. Действительно, так мало вещей: потертый льняной шенс, крестьянские браки, шерстяная котта непонятного цвета. На маленьком столике из тополя лежали Псалтирь и несколько бумажных свитков, исписанных стремительным высоким почерком рыцаря. Там же стояла чернильница. Ни таза, ни кувшина с водой. Несомненно, рыцарь умывался во дворе. В углу стояло ведро для отправления нужды. Постепенно странная нежность вытеснила тревогу Аньес. Нежность к страсти, заставившей Леоне отказаться от состояния, нажитого его семьей, которая считалась одной из богатейших в Италии, от легкого будущего и праздной жизни ради искренней веры.

Аньес подошла к столику, подняла свитки, надеясь найти чистую полоску бумаги. Ей не хотелось портить целый лист ради короткого послания. Аньес вновь подумала, что никогда не избавится от привычки на всем экономить. Тем лучше, она и не хотела от нее избавляться. Использовать только самые необходимые вещи, не забывать об их стоимости, помнить, что они всегда могут понадобиться. Аньес опустилась на стул и придвинула к себе чернильницу. Она случайно задела рукой несколько свитков, и один из них упал на пол.

Аньес наклонилась, чтобы его поднять, и тут ее взгляд упал на первые строки письма, написанного сегодня утром:

Мой дражайший кузен!
Ваш нижайший и преданный Гийом

После моего приезда в Анже я был так занят, что не имел возможности поведать Вам о своих поисках. От всего сердца надеюсь, что Вы не сердитесь на меня. Несмотря на все мои усилия, мне так и не удалось найти диптих, подаренный мсье Вашим отцом. Я даже не напал на его след. Но будьте уверены, что я неустанно ищу его. Я понимаю всю важность миссии, которую Вы мне доверили.

Что все это значило? Письмо, несомненно, было написано рыцарем. Но почему здесь речь идет об Анже, о диптихе? Почему он подписался не своим именем? Вдруг Аньес осенило: послание было зашифровано. Получатель все сразу поймет, а вот если письмо попадет в чужие руки, его точный смысл так и останется тайной. И тут Аньес преисполнилась уверенности: Леоне искал Клеманс, которую по-прежнему считал мальчиком, по поручению своего так называемого кузена. Знал ли тот о пророчестве? О второй теме, которая указывала на дочь Аньес? Знал ли он, что в тайной библиотеке Клэре был обнаружен манускрипт, украшенный изображениями женщин с зеленой кровью? Аньес не имела об этом ни малейшего представления.

Аньес должна помешать Леоне найти Клеманс. Она будет бороться до последнего вздоха, но не позволит рыцарю навязать своей дочери славное и вместе с тем страшное будущее, которое предсказали ей звезды.

Дрожащей рукой она вывела на полоске бумаги несколько строк:

Мсье!
Ваша преданная Аньес.

Похоже, после Вашего возвращения с Кипра наши дороги еще сильнее разошлись. Прошу вас оказать мне милость и разделить сегодня вечером со мной ужин, чтобы мы могли поговорить в дружеской обстановке.

Аньес положила записку на узкую кровать, чтобы рыцарь сразу же увидел ее, и вышла из комнаты.

Аньес приказала, чтобы ей немедленно доложили о возвращении рыцаря де Леоне и накрыли стол на две персоны. Затем она ушла в свою опочивальню, села на стул, положила открытую книгу на колени и принялась ждать. Скоро уже прозвонят к вечерне*. Куда подевались все мысли? Аньес не смогла бы ответить на этот вопрос. Казалось, даже нетерпение куда-то исчезло. Она просто ждала, только и всего. Она ждала тяжелых торопливых шагов, которые подскажут ей, что Артюс скоро войдет в ее опочивальню. Она ждала, что вот-вот раздастся гортанный смех, означающий, что сейчас Клеманс бросится в ее объятия. Она ждала облегчения, храбро сражаясь с навалившимся на нее страхом. Со страхом, своим заклятым врагом. «Страх не спасает от укусов, моя дорогая», – говорила баронесса де Ларне. Навострить уши и поднять хвост. Сопротивляться. Держать страх на коротком поводке. Надеть на него намордник.

В дверь осторожно постучали. Молоденькая служанка, которую Аньес прежде не видела, просунула голову в образовавшуюся щель и робко сказала:

– Наша дама… Меня послал Ронан. Мессир рыцарь вернулся. Он сказал, что сейчас умоется и присоединится к вам.

Девушка исчезла так быстро, что Аньес даже не успела ее отпустить. Наверняка она работает на кухне. Маленький хлопотливый народец, с которым Аньес редко сталкивалась.

Она боролась с апатией. Ей ничего не хотелось делать, но все же она встала и направилась в небольшую столовую, где они с Артюсом принимали только самых близких гостей.

Аньес тяжело опустилась на стул, думая только об одном: не поддаваться страху, какими бы плохими ни были известия. Она снова стала ждать.

Аньес не могла бы сказать, когда пришел Леоне: через час или через несколько минут. Под наигранной веселостью рыцаря скрывались изнеможение и тревога. Аньес, взяв себя в руки, спокойно сказала:

– Рыцарь, благодарю вас за честь, которую вы мне оказали, согласившись разделить со мной трапезу.

– Это вы сделали мне честь, – ответил Леоне, низко поклонившись. – К тому же ваше общество всегда доставляет мне удовольствие.

Леоне улыбнулся. Аньес так любила, когда губы рыцаря медленно растягивались в милой улыбке.

– Тем более что рядом с вами устраивается голодная собака, – уточнил он.

Аньес ничего не забыла. Даже в худшие моменты сомнений и тревог присутствие Франческо де Леоне всегда приносило ей успокоение. Странно, но как женщина она не испытывала к нему никаких чувств. Однако Аньес всегда казалось, что от Леоне исходит благожелательная, успокаивающая волна, которая полностью накрывала ее. Она могла бы заснуть в этих волнах, словно убаюканный ребенок. Может, это связано с тем, что они оба хранят мучительные тайны, о которых Артюс даже не догадывался? Тайны о ее детях, зачатых не на супружеском ложе. Тайны пророчества. Возможно.

Бенедикта, пожилая служанка, подала им первую перемену: гороховый суп, приправленный шалфеем и розмарином, и графин вина, привезенного из Эпернона. Леоне вполголоса поблагодарил Господа за его благодеяния.

Аньес охватило чувство, приведшее ее в замешательство. Ей казалось, что она отделилась от своего тела. Они молча ели суп, порой улыбаясь друг другу, чтобы восполнить отсутствие слов.

Аньес пыталась окончательно прийти в себя. Бенедикта принесла вторую перемену: рагу из баранины, приправленное иссопом и политое винным соусом. Как объяснила Аньес рыцарю, этот соус становился настоящим деликатесом только тогда, когда в нем не чувствовалось привкуса кислого вина.

Леоне, обрадовавшись, что их разговор больше похож на светскую беседу, воскликнул:

– Черт возьми! И как только все это удается вашему повару?

– О, он так ревностно хранит свои секреты, что они почти неизвестны нам. Правда, нам удалось добиться от него некоторых подробностей. Нужно смешать корицу, перец, немного имбиря и залить красным вином, разбавленным говяжьим бульоном. Потом добавить мелко нарезанный лук, свиную печенку и кусочки черствого хлеба.

И вдруг, сама того не желая, Аньес услышала свои слова:

– Я жду, рыцарь.

Леоне поднял на нее свои бездонные глаза. Он мог бы притвориться, что ничего не понял. Но только не с Аньес. Это необыкновенное создание заслуживало его уважения и честности.

– Мне поручено искать и найти Клемана, мадам. Но до сих пор ни одна из моих попыток не увенчалась успехом.

– Мои тоже. Но кто поручил вам эту миссию?

Аньес с трудом узнавала свой голос, такой нежный, такой отрешенный. Голос чужой женщины.

– Приор Лимассола. Другие тоже ищут Клемана. И очень рьяно. Наши враги, мадам, хотя Арно де Вианкур полагает, что это враги только ордена госпитальеров. Ведь Клеман хотел спрятать манускрипты, которые я доверил ему, не так ли?

– Очевидно, – солгала Аньес.

– Если они доберутся до вашего сына раньше меня… Да хранит его Господь. Признаюсь, сначала я думал, что вы его прячете. Но теперь я знаю, что ошибался.

Серо-голубые глаза, бездонные, как океан, смотрели ему прямо в лицо.

«Боже, благодарю тебя. Дорогая моя, твое отсутствие причиняло мне столько страданий, но Господь хранит нас. Он помешал мне найти тебя, чтобы ты оставалась в безопасности, чтобы приспешники камерленго не смогли схватить тебя. Прячься, мой ангел. Надежно прячься. Ведь им почти удалось убить меня. Как бы я сумела тебя защитить, если не способна учуять змею?»

– Где мой супруг? Я требую, чтобы вы сказали правду, которую от меня вот уже несколько дней скрывают.

Леоне сжал зубы и потупил взор. На его высоком лбу появилась тонкая морщинка.

– Мсье? – настаивала Аньес.

– Я не могу, мадам, – ответил рыцарь, глядя на ломоть хлеба.

Тогда Аньес воскликнула тоном, не терпящим возражений:

– Немедленно скажите правду, мсье, и посмотрите на меня!

Когда Леоне поднял глаза, Аньес прочитала в них такую глубокую печаль, что невольно вздрогнула. Она замерла, приготовившись к худшему. И худшее не замедлило открыться ей.

– Граф отправился в Дом инквизиции по приказу короля. Всем нам он велел молчать, чтобы вы не волновались.

Аньес глубоко вздохнула. Сон, который она видела, сбывался. Ее туфли увязали в илистой грязи застенков. Месиво из плоти, обхватившее ее щиколотку. Артюс.

– Мадам, – забеспокоился рыцарь, – вам плохо? Вы такая бледная, словно привидение.

Рыцарь вскочил, готовый позвать на помощь. Но Аньес жестом остановила его.

– Не надо. Я принадлежу к тем женщинам, которым отказано в праве на обмороки, на уход от действительности, приносящий мимолетное облегчение. И я сожалею об этом. Рыцарь, расскажите мне какую-нибудь прекрасную историю из вашего прошлого. Докажите мне, что честь и мужество всегда побеждают. Прошу вас.

– Сейчас?

– Сейчас.

– Дело в том, что моя память сохранила очень мало прекрасных историй, в отличие от невыносимых воспоминаний. Но есть одна прекрасная история, как раз для вас, мадам. Это произошло на Кипре, много лет назад. Пришла моя очередь ухаживать за больными. Я объезжал фермы, лачуги, стоявшие на побережье, помогал тем, кого болезнь приковала к постели, укладывал тяжелобольных на дроги и отвозил их в наш госпиталь. Понимаете, многие не приходили к нам сами. Они были очень бедны и боялись, что мы потребуем денег у их родственников, и без того голодавших. Хотя мы буквально кричали на всех углах, что лечим бесплатно. Когда я въехал во дворик этой обветшалой фермы, то сразу понял, что здесь произошло нечто ужасное. Все было разбросано, сломано. Недалеко от строений медленно угасал огромный костер. На обгоревшей поленнице я увидел два обугленных человеческих трупа. Я спешился…

– Вы были одни. Но ведь разбойники, ибо речь идет о подлых грабителях, могли спрятаться, не так ли? Неужели вы не испытывали страха? – прервала рыцаря Аньес.

Леоне откинул голову назад и грустно рассмеялся:

– Страха, мадам? Да я только его и испытываю. Это мой самый верный спутник. Он уже целую вечность идет за мной по пятам. Я знаю все его уловки, когда он хочет превратить человека чести и веры в презренного труса. И все же у страха есть одна слабость. Как только ты находишь эту слабость, он исчезает.

– И что это за слабость?

– Дар. Самопожертвование. Смириться с мыслью о смерти значит уничтожить страх. Тогда он, сконфуженный, убегает. О, разумеется, едва в вашей обороне возникает трещина, как он тут же появляется. Но вам достаточно не обращать на него внимания, дать ему понять, что готовы добровольно принести себя в жертву. Как только страх осознает вашу искренность, он тут же отступает.

– Какой милый совет! Продолжайте свой рассказ, прошу вас, мсье.

– Я выхватил меч и обошел все строения, комнаты, службы. Все находилось в плачевном состоянии. Однако подлые грабители все равно опрокинули всю мебель, все перерыли, надеясь отыскать несколько су или какие-нибудь драгоценности. Они, несомненно, пытали хозяев дома, а потом, потеряв терпение, убили их и сожгли, словно останки зверей. Эти подлые разбойники встречаются во всех странах. Итак, я никого не нашел. Я уже собрался вернуться к дрогам, как мое внимание привлек собачий вой, раздавшийся справа от меня. Я пошел на вой и чуть не наткнулся на своего рода огромную конуру. Вход в нее защищала грозно оскалившаяся собака. Ноздри ее раздувались, клыки злобно щелкали. Увидев меня, она предупреждающе зарычала. У собак есть достоинства, которым мы можем позавидовать. А вместо этого мы их используем и мучаем. Они никогда не нападают без предупреждения. И тут сквозь яростное рычание я услышал плач ребенка. Я сел рядом с конурой, постарался успокоиться и медленно заговорил с собакой. Но у меня ничего не вышло. Собака защищала ребенка. У меня оставалось два выхода: либо убить собаку, либо пренебречь ее яростью. Мне не составило бы труда пронзить ее мечом. Собака не знала, какие раны может нанести клинок самому доблестному из защитников. Собаки вообще не слишком опасаются людей. Я просунул руку в отверстие, намереваясь схватить собаку за горло. Я хотел немного придушить ее, чтобы она присмирела. Но спуску она мне не дала. На левой руке у меня до сих пор остались отметины от укусов. Прекрасное воспоминание, достойный противник. Это единственные раны, которые были мне нанесены без всякой корысти…

Леоне приподнял рукав своего шенса. Аньес увидела длинные белые рубцы, шрамы, исполосовавшие руку рыцаря.

– …Мне удалось схватить собаку за загривок, немного придушить ее и вытащить из конуры. Это была прекрасная рослая сука, одна из тех беспородных пастушьих собак, которые не отступят перед двумя-тремя волками. Я ударил ее кулаком в висок и забрался в конуру. Там сидела маленькая девочка лет четырех-пяти. Она молча плакала, зажав рукой рот, чтобы не выдать своего присутствия. Видимо, мать втолкнула ее в конуру, доверив дочь собаке, как только поняла, что их всех убьют.

Глаза Аньес наполнились слезами. А ведь ей удалось без единой слезинки выслушать жуткие известия об Артюсе и Клеманс.

– Что с ними стало?

– Девочка превратилась в очаровательную девушку, умеющую читать и считать. А собака долгие годы, до самой смерти охраняла наши стада.

– Значит, вы поведали мне историю о мужестве и чести собаки.

– Да, собаки, как и все другие животные, – это создания Божьи. Нас с ними объединяют определенные черты. Однако они лишены многих грехов, присущих нам.

– Иначе говоря, вы не помните ни одной прекрасной истории о мужестве и чести человека?

– Почему же? Но мне надо порыться в памяти.

Леоне разрезал ломоть хлеба и съел его до последней крошки. Этот прекрасный жест смиренного человека, знавшего, что такое голод, опечалил Аньес.

– Жильету повесят на рассвете. Бальи сдержит свое слово. Ее агония будет короткой. Она… умоляет вас простить ее.

Аньес пришла в замешательство. Подумав несколько секунд, она ответила:

– Говоря по совести, почему я должна ее прощать? Только Господь, если захочет, может это сделать. Поймите меня правильно. Если бы меня пытался убить незнакомец, я простила бы его во имя любви к Спасителю. Но Жильета окружила меня заботой и лаской только с одной целью: медленно, тайком, самым подлым способом отправить меня на тот свет.

– Если бы я разговаривал с другой женщиной, я не осмелился бы продолжить, – нерешительно сказал Леоне. – Они не остановятся, мадам. Вскоре к вам подберутся другие злодеи. Я с ужасом думаю об этом.

– Я знаю, мсье, – равнодушно ответила Аньес.

– Мне надо не только найти Клемана, но и выяснить, кто является приспешником Бенедетти в вашем краю. Камерленго не может действовать из Рима. Ему необходимо заручиться помощью союзника, вернее, ловкого сообщника, необычайно умного и опасного. Если мы уничтожим этого сообщника, Бенедетти будет трудно оправиться от поражения. К тому же у нас появится время, чтобы на этот раз вступить в схватку непосредственно с камерленго.

– Речь идет о коварном звере, который многие годы бродит вокруг нас, а мы даже не можем обнаружить его тень. Как же вы сумеете поймать его?

– У меня есть союзники, – уклонился Леоне от прямого ответа, подумав о Клэре Грессоне и его шпионах.

Леоне замолчал, поскольку в столовую вошла Бенедикта. Она принесла креветки в желе.

– Я наелся досыта, мадам. Благодарю вас за вашу доброту. Раздайте оставшуюся еду бедным ради любви к Христу.

– У меня тоже пропал аппетит. Завтра я поеду в Алансон, – тоном, не терпящим возражений, сказала Аньес.

– Нет, вы никуда не поедете. Иначе вы облегчите им задачу, – сухо возразил Леоне.

– Я хочу воссоединиться со своим супругом. Я вызволю его из застенков.

– Мадам, разве вы не знаете, какие они хитрые и лживые? Потребовалось… убить Флорена, чтобы вырвать вас из их когтей. Артюс д’Отон принял это столь трудное решение сознательно. Он понимал, что если не согласится предстать перед судом, то погубит вас. Он действовал как человек чести и любви.

– Если им нужна я, они освободят моего супруга.

– Они хотят вас убить, мадам.

– Но разве вы сами не говорили, что смириться с мыслью о смерти значит прогнать страх? И тогда страх убежит, как трус. Я еду завтра на рассвете.

– Нет.

– Прошу прощения?

– Нет. – Леоне закрыл глаза и откинул свои белокурые волосы назад. – Мадам, дело всей моей жизни, ее смысл, ее оправдание заключается в том, чтобы оберегать вас. Я умру за вас, мадам. И не позволю вам безрассудно распоряжаться своей жизнью, пусть даже вами движут отвага и любовь… – Ледяным тоном он добавил: – Вставайте, мадам. Я отведу вас в вашу опочивальню.

– Что…

– Я ненавижу себя за то, что мне приходится делать. Даже если я вымолю у вас прощение, это ничего не изменит. Поэтому я избавлю вас от необходимости меня прощать. Вставайте, мадам. Я буду следить за дверью и не позволю вам покинуть ваши апартаменты. Вы не поедете в Алансон, чтобы броситься в пасть хищникам. Я дал клятву Господу. Монсеньор д’Отон принес себя в жертву. Он знал, что делает.

– Полно, мсье! – возразила Аньес. – Неужели вы собираетесь держать меня, как пленницу, в собственном замке?

– Да, собираюсь. И прошу вас слушаться меня, раз вы не в состоянии меня простить. Ваша жизнь слишком дорога, чтобы я мог потворствовать вашим планам. Следуйте за мной, мадам. Прошу вас, не надо упрямиться. Иначе я, к своему величайшему стыду, буду вынужден применить силу. В самое ближайшее время я извещу вашего бальи. Не сомневаюсь, что он одобрит мои действия. Вашим людям будет запрещено седлать вашу лошадь или впрягать лошадей в дроги.

Аньес встала. Глядя рыцарю в глаза, она сказала:

– Даже не думайте об этом, мсье! Вы не можете запретить мне спасти моего супруга.

– Напротив, я имею право запретить вам броситься в пасть волку, который только этого и ждет. Никто не принадлежит самому себе, мадам. Вы принадлежите вашему супругу, вашим сыновьям, в определенной степени мне и всем тем, кто вас любит и готов умереть за вашу жизнь. Но главное, вы принадлежите будущему, которое предопределяют небесные силы. Следуйте за мной, прошу вас.

– Почему же я вас не возненавидела? – удивилась Аньес.

– Возможно потому, что частичка вашего естества знает, что я прав. Идемте, мадам.

Аньес, удивляясь самой себе, послушно пошла за рыцарем. Леоне был прав. Одна частичка ее естества безрассудно бросилась на помощь своей любви, другая же все просчитывала, оценивала. Она должна остаться в замке, чтобы защитить Клеманс и маленького Филиппа. Если она приедет в Дом инквизиции, они не выпустят ее на волю и не освободят Артюса. У Клеманс не останется никого, к кому она могла бы обратиться, если над ней нависнет смертельная опасность. А опасность была рядом. Откровения Леоне за ужином лишь подтвердили догадки Аньес. Через несколько недель девочке исполнится двенадцать лет, и она станет совершеннолетней.

Леоне открыл дверь и посторонился, давая Аньес пройти.

– Мадам, мне очень жаль, но я должен запереть дверь на ключ. Можете ли вы поклясться перед Богом, что не будете пытаться покинуть замок?

– Клянусь, рыцарь. Пусть я буду проклята, если нарушу клятву.

– Хорошо. Спокойной ночи.

Но ночь выдалась неспокойной. До самого рассвета Аньес не покидали зловещие мысли. Они уже трижды пытались убить ее, чтобы не дать ей возможности зачать нового ребенка. Несомненно, они продолжат свое черное дело. Сейчас они охотятся за Клеманс в надежде получить манускрипты. Но когда они узнают, что Клеманс – девочка, ее дочь, они убьют ее как бешеного зверя. Вот уже несколько месяцев Аньес не давал покоя один вопрос. Как девочке удавалось выжить? Ведь она была совсем одна, без поддержки, без денег, и к тому же за ней неустанно охотились приспешники камерленго.