Окна классной комнаты выходили на озеро. Квадратные колонны, облицованные блестящим белым камнем, отбрасывали на недавно появившуюся траву длинные тени. Из сада были слышны птичьи голоса, протяжные трели то и дело сменялись оживленным щебетом. Пелосса под окном разрослась — господин Эстрил посадил ее вместе со своими первыми учениками пять лет назад, в день основания школы, — и теперь ее ветви, в кипении золотистой пены мелких соцветий, рвались в класс, устраивая на беленых стенах суматошную возню солнечных бликов.

Утратив стальной зимний отлив, озеро Сеолис еще не обрело ласкающий глаз изумрудный оттенок. Сейчас это была глубокая, зовущая синева, и господин Эстрил любовался ею, не замечая, что девять пар детских глаз с затаенной тоской тоже смотрят в окно, радуясь, что от свободы их отделяет какая-то четверть часа, оставшаяся от урока. Лишь десятому было не до мечтаний; стоя у большой карты, растянутой на каркасе перед классом, он безнадежно водил по ней деревянной указкой. В классе стояла тишина, только жужжала, запутавшись в занавеске, огромная, разбуженная весной муха.

— Ладно, Апол, — устало вздохнул учитель. — Покажи нам хотя бы столицу Аникодора. Только присмотрись к карте внимательнее: на экзамене перед господами из Сената ты поместил ее посреди пустыни.

Кто-то хихикнул и тут же испуганно затих, боясь получить выговор от учителя. В этот миг громкое, совсем не мушиное жужжание заставило всех повернуться к окну: этот звук издавала большая белая птица — творение человеческих рук, — набиравшая высоту. Острый клюв устремился вверх, а крылья, застыв в неподвижном изгибе, взрезали воздух.

— Ниметон! — восторженно выкрикнул один из мальчиков и тут же прикрыл себе рот ладошкой. Но наставник не стал его ругать.

— Да, прекрасный ниметон, — сказал он. — И исполнены мужества жрецы Воздуха, которые поднимают его в небо.

— Когда я вырасту, я тоже стану жрецом Воздуха, — осмелев, сказал веснушчатый толстый мальчик на первой парте.

Остальные дружно засмеялись. Учитель покачал головой.

— Что тут смешного? У каждого должна быть мечта. Стать жрецом любой из стихий непросто. Для этого нужно много и успешно учиться, быть достойным гражданином своей страны, стараться принести пользу людям. Только тогда…

— Вот! — воскликнул вдруг Апол, по-прежнему тоскливо переминавшийся с ноги на ногу у карты. — Вот, я нашел — видите, написано: «Шингва»!

Господин Эстрил легким подзатыльником отправил нерадивого ученика на место.

— Твое счастье, Апол, что сегодня последний урок. Твой отец и так, наверное, сломал об тебя все розги, и я не хочу снова беспокоить его. А теперь, — обратился он к классу, — давайте-ка напоследок еще раз повторим, из каких частей состоит наш мир. Может, и Аполу удастся запомнить хоть что-нибудь. Ну, кто начнет? Ты, Итол?

Веснушчатый мальчик — тот, который хотел стать жрецом Воздуха, — поднялся и уверенно заговорил:

— Самой важной частью мира является Аникодор, единственное государство, сохранившееся после ухода Звезд. Его столица — город Шингва, в древности там пребывал наместник короля Риррел. Остальные континенты почти необитаемы. На Иссэро и на Мешеороте еще остались государства, их культура постепенно угасает. Население материка Ошк вернулось к первобытному образу жизни. Материк Ловиж полностью покинут людьми…

— Говорят, там живут злые духи, — шепнул кто-то с задней парты.

— Не болтай ерунды, Кайтол, — господин Эстрил нахмурился. — А ты, Итол, молодец. Теперь ответь нам, каким ты видишь будущее мира?

— На всех материках расположится государство Аникодор, — без запинки произнес Итол.

Учитель жестом велел ему садиться и, выдержав небольшую паузу, широко обвел рукой пеструю поверхность карты.

— Смотрите внимательно, дети. Это будет принадлежать если не вам, то вашим потомкам. Не забывайте об этом. А теперь нам пора прощаться. Постарайтесь провести время отдыха с пользой для души, ума и тела. Жду вас осенью.

С дружным криком «До свидания, господин Эстрил!» мальчики поднялись, шумно отодвинули стулья и помчались к выходу. Еще несколько минут эхо разносило по школе детские голоса, топот ног, а потом все затихло, кроме мухи, продолжавшей искать выход.

Учитель осторожно вытряхнул насекомое наружу, и муха, едва не упав на землю от неожиданности, зигзагом взвилась вверх и полетела туда, где зеленели трава и деревья, где весна вступала в свои права.

Учитель обходил опустевшую школу. Всюду были распахнуты окна; ветер разносил запах первых цветов, который всегда кажется новым, сколько бы весен ты не прожил на свете. Эстрилу недавно исполнилось тридцать. Он вернулся на родину, в Окоон, город на берегу озера Сеолис, пять лет назад и сразу же открыл на свои средства школу для мальчиков. По его мнению, это было достойное занятие для взрослого семейного мужчины — ведь он тогда только что женился, был бесконечно счастлив и мечтал о спокойной, размеренной жизни…

Поспешив обратно в класс, Эстрил достал из ящика и бросил на стол два распечатанных конверта. Один, из простой коричневатой бумаги, подписанный узким старомодным почерком, он сразу отодвинул в сторону, из каких-то соображений откладывая знакомство с его содержимым на потом. Другой конверт был узкий, белоснежный, с плывущей длинношеей птицей, вытесненной на сургуче, — гербовой печатью Сената Аникодора. Итак, сенатор Ярвиг немедленно требует его к себе. За последние пять лет это случалось лишь раз, когда Эстрилу пришлось закрыть школу и на полгода поселиться в Шингве. Ему, самому талантливому ученому Аникодора, доверили работу с ценнейшим древним документом, важность его была такова, что от нее зависела судьба мира, его будущее.

Честолюбивый сирота, с отличием окончивший Специальную школу при Сенате, не впервые оказывался причастен к государственной тайне и допущен к самым закрытым архивам. Он знал древние языки, владел несколькими видами оружия, и только низкое происхождение мешало ему пройти посвящение в жрецы одной из стихий. Однако сенатор Ярвиг не раз намекал, что его заслуги не останутся незамеченными. Это вполне справедливо: кто, как не Эстрил, отличался преданностью Сенату, а своим ученикам внушал только правильные мысли. Тем более незачем отзываться на второе послание, к тому же из-за него он утром поссорился с Алиссой. Но ведь это Стратол, первый учитель Эстрила, просил навестить его перед отъездом! Старик, как всегда, все знает…

Покачав головой, Эстрил сунул оба письма в сумку для книг и отправился к выходу: пора закрывать школу.

Весенний город сверкал яркими, свежими красками. Аллеи были полны людей. Мужчины уже сменили теплые куртки на светлые туники с широкими рукавами, а женщины перестали кутаться в шерстяные платки, и теперь их глаза влажно поблескивали из-под тонких вуалей. Эстрил любил родной город, летом тонувший в тенистых садах, а сейчас, сквозь нежную резную листву, насквозь пронизанный солнцем. В отличие от чопорной деловой столицы люди в Окооне улыбались чаще и смеялись искреннее. У его жителей всегда находилось время на дружескую болтовню или на отдых у озера — с корзиной фруктов, бутылкой вина и хорошими друзьями. Здесь девушки раньше выходили замуж и рожали больше детей… Или все это просто казалось Эстрилу, для которого все на этих узких улочках напоминало о детстве, пусть сиротском, но все равно прекрасном и невозвратимом?..

Однако Эстрил еще зимой начал замечать, что в городе появилось много трогов. «Преданными» прозвали солдат шкиды — армии Аникодора, непосредственно подчинявшейся Сенату. Государство пока ни с кем не воевало, поэтому они следили за порядком на улицах, причем им предписывалось оставаться незаметными, чтобы не смущать покой граждан. А сегодня он уже насчитал около пяти человек в форменных кожаных плащах, открыто разгуливающих по центральным улицам.

Молодой человек, миновав главную площадь, купил на углу горячий пирожок с зеленым луком и пристроился у небольшого фонтана, чтобы завершить свою короткую трапезу несколькими глотками чистой воды из фонтана. Какая жалость, что уезжать придется именно в разгар весны, когда ученики уже распущены по домам, и можно с женой и дочерьми отправиться под парусом вокруг озера. Да, Алисса не любит таких прогулок, зато девочки были бы в восторге.

Спустя некоторое время Эстрил свернул на аллею, ведущую в глубину большого старого сада, и теперь шел, взволнованно сжимая и разжимая кулак правой руки.

Сколько лет, точнее веков этим огромным деревьям, чьи кроны вот уже в который раз застенчиво опушились свежей листвой? Во всяком случае, когда Эстрил был совсем маленьким, они так же склоняли над ним свои ветви. В этом саду всегда было тихо, темно и сыро, словно солнце боялось потревожить обитателей небольшого дома из светло-коричневого камня — приюта для сирот. Эстрил нечасто навещал это место, но каждый раз едва усмирял сердечный трепет, ступая по отшлифованным временем булыжникам дорожки, где когда-то бегали его босые ноги, и касаясь морщинистой коры, которую трогали его детские руки. Кажется, вот-вот он услышит голоса своих приятелей, а потом — скрипнет дверь, и на крыльцо выйдет статный мужчина с высоким лбом, внимательными темными глазами и аккуратной каштановой бородой…

Впервые он ступил на порог этого дома, когда его, семилетнего мальчишку, уже успевшего примкнуть к шайке беспризорников в окрестностях Окоона, изловили троги. Окоонская шкида всерьез взялась за искоренение такого зла, как уличные дети, не украшавшие своим видом славный город. Как он тогда кричал, извивался в сильных руках блюстителя порядка! Для малолетнего воришки не было худшей участи, чем попасть в сиротский приют, — так ему объяснили старшие товарищи. Среди беспризорников ходили слухи, что в приютах из провинившихся и непослушных варят мыло.

И вот он, грязный, в лохмотьях, стоит перед воспитателем Стратолом, бросая на него злобные взгляды.

— Как тебя зовут?

Мальчик молчал, опустив голову: в шайке его звали просто Рыжим.

— Хочешь, я дам тебе красивое имя? Есть такой цветок — он очень смелый, потому что первым появляется из-под снега на берегах озера Сеолис, и такой же солнечно-рыжий, как ты, мой мальчик. Хочешь, я буду звать тебя Эстрил — подснежник?

Старая дверь скрипнула, словно в подтверждение его мыслям, и Эстрил вздрогнул. На порог вышел, опираясь на посох, седобородый сгорбленный старик в длинной темной тунике и теплом платке, наброшенном на плечи.

— Мой мальчик, я не сомневался, что ты откликнешься на мое приглашение, — Стратол улыбнулся, и его лицо, казалось, помолодело.

Эстрил подошел к старому учителю и, низко поклонившись, поцеловал его руку, тот ласково погладил его по волосам.

— Пойдем, пойдем в дом, чайник только что вскипел. А ты, смотрю, совсем легко одет — не стоит доверять весеннему теплу. Или просто моя старческая кровь бежит так медленно, что я все время зябну?

В доме пахло стариной. На мебели, на оконных стеклах, на коврах — везде был налет времени, и даже пыль говорила здесь не о неряшливости, а о пронесшихся годах.

— Да, да, все по-прежнему, — кивнул Стратол.

От его внимания не ускользнул взгляд, которым бывший воспитанник обвел комнату с большим каменным очагом, где шипел, выплескивая кипяток, чайник на крючке.

— Только очень тихо, — улыбнулся Эстрил. — Я помню, господин Стратол, какой здесь стоял гам.

— Тишина соответствует старости, — вздохнул старик. — Хотя я бы предпочел, чтобы снова здесь бегали маленькие проказники вроде тебя. Но Сенат справедливо счел, что мне уже не под силу воспитывать сирот. Я был в новом приюте и мне понравилось… Садись, садись, дружок.

Стратол протянул молодому человеку большую дымящуюся кружку.

— Откуда вы узнали, что я еду в Шингву, господин Стратол?

Старик лукаво блеснул по-прежнему яркими темными глазами.

— Разве это так важно, мой мальчик? Гораздо важнее, зачем ты понадобился сенатору Ярвигу.

— И это вам тоже известно, — вздохнул Эстрил.

— Да. — Лицо бывшего наставника вдруг стало очень серьезным. — Эстрил, ты должен меня выслушать. Расскажи мне, что именно содержалось в том документе. Ты…

— Я так и знал! — прервал его Эстрил, поднимаясь со стула. — Господин Стратол, пощадите, не требуйте от меня невозможного. Вы знаете, как я люблю и почитаю вас, вы заменили мне отца… Да что там, родной отец не сделал бы для меня больше! Но как вы можете думать, что я выдам государственную тайну? Зачем вы каждый раз искушаете меня? Я так жалею, что проболтался вам в прошлый раз о своей поездке в столицу…

Старик досадливо махнул рукой.

— Сядь, сядь, успокойся. Оставим этот документ, я и так догадываюсь, что в нем. Древнее пророчество, легенды о котором есть у многих народов, не только в Аникодоре. Сынок, просто выслушай меня — даже если не согласен, даже если считаешь меня выжившим из ума, выслушай внимательно. Ты умный мальчик и сам поймешь, прав я или нет.

Песочные часы на полке с шорохом обрушили очередную порцию песка. Эстрил опустился обратно на стул и напряженно сцепил руки.

— Так-то лучше, — Стратол устроился напротив него, поплотнее запахнул свой платок и тихо заговорил, не отводя цепких глаз от лица молодого человека.

Все, о чем рассказывал старик, было хорошо известно не только Эстрилу, но и любому примерному ученику из его класса. В незапамятные времена, когда люди мало чем отличались от животных, произошло чудо. Какая-то неведомая сила изменила ход истории — люди говорили, что Звезды спустились на землю. Даже самые отсталые народы вдруг сделали небывалый скачок вперед в своем развитии. У людей появились сверхъестественные способности, среди них — управление материей: разлагая на мельчайшие части природу одного предмета, они создавали из них другие. Трава и листья превращались в прекрасные ткани, земная твердь — в удобные дома, лед обретал свойства хрусталя…

Пространство перестало быть преградой для общения: люди могли мгновенно перемещаться в любую точку и мысленно говорить друг с другом на расстоянии. Вся планета превратилась в единое государство Риррел, подчиненное власти одного человека, короля, которого назначали опять же Звезды, наделив неоспоримыми полномочиями. Благодаря Звездам, в мире на долгие тысячи лет наступило процветание.

Однако всему на свете приходит конец. В последние века существования Риррел самые мудрые люди на планете начали бить тревогу. Сначала забеспокоились историки — их наука просто перестала существовать. Не было смысла следить за событиями, изучать и сравнивать их, если век за веком в мире царило благополучное однообразие. Потом стало очевидно, что и в других областях ученые теряют интерес к исследованиям и открытиям.

Цена благополучия оказалась очень высокой: было утрачено важнейшее свойство человеческого рода — стремление к совершенствованию. По мнению мудрецов, Звезды совершили с людьми своего рода обмен: они даровали им свою волшебную силу, но отняли их собственную энергию, вкус к новизне, желание создавать.

И когда Звезды исчезли из мира так же внезапно, как появились, у цивилизации не нашлось сил восстановить себя. Разрозненные ее центры, оставаясь в изоляции, были обречены на угасание. Такая плачевная участь постигла всех, кроме жителей Аникодора.

Ученые объясняют это так. Ко времени прихода Звезд Аникодор уже был самым развитым государством на планете. Весь континент находился под властью одного правителя, который выбирался на восьмилетний срок из пяти самых уважаемых граждан, представителей пяти главных городов Аникодора. В этом государстве ни наука, ни магия не утратили своих главенствующих позиций. Аникодорцы поклонялись духам стихий, и потому жрецы могли управлять Водой, Воздухом, Огнем и Землей — древние обряды сохранились даже после прихода Звезд.

Континент сохранял некоторую независимость от короля Риррел. Несмотря на способность к мгновенному перемещению, здесь поддерживались в хорошем состоянии дороги, соединяющие города. Люди продолжали возделывать поля, однако, когда Звезды покинули Риррел, духи Земли отказались подчиняться своим жрецам: земля оказалась слишком истощена. С тех пор жрецы Земли — лишь высокопоставленные чиновники без всякой власти над стихией.

— …Я читал и плакал, — рассказывал между тем Стратол, — как на глазах у тысяч людей растаял мост, соединявший Аникодор с северным материком Иссэро, где находился дворец короля Кольфиара — последнего правителя Риррел. Тысячи колесниц, сотни тысяч лошадей и людей рухнули с необозримой высоты… Это случилось на рассвете, после ночи, которая накрыла весь мир туманом. Трудно представить себе более захватывающее, более страшное и — более поучительное зрелище. А потом…

— Потом жители Аникодора пришли в себя после катастрофы, — Эстрил продолжил рассказ старика, хотя не понимал, зачем ему, образованному человеку, бывший наставник еще раз втолковывает прописные истины. — И обнаружили, что ни перемещаться, ни общаться между собой по воле мысли они больше не могут, а природа отказывается исполнять желания человека и превращать свою плоть в необходимые для него предметы. Однако отчаяние было недолгим. Древнее знание Аникодора из достояния немногих опять стало основой жизни всего континента. Жрецы всех стихий, кроме Земли, сохранили связь с духами. Прошло несколько столетий, и в небо взмыли ниметоны, а по океанам поплыли куоты. Пытаясь восстановить разорванные связи, аникодорцы организовали несколько экспедиций на другие континенты. В результате выяснилось, что Аникодор — единственное место, где живут настоящие люди, а не вырожденцы. Но Аникодором всегда правили самые мудрые и благородные, они не собирались бросать своих бывших собратьев на произвол судьбы. И теперь у каждого из нас есть только одна цель: мир должен снова объединиться под властью Аникодора. Это знают даже дети, господин Стратол.

По губам старика скользнула невеселая улыбка. Он сидел в кресле, закутавшись в платок, и был похож на большую задумчивую птицу.

— А знают ли дети, знаешь ли ты, мой мальчик, каким образом должно произойти это объединение?

Стратол, не мигая, смотрел в глаза своему ученику, и Эстрил смутился. Действительно, то, что по долгу службы он знал о планах Сената, несколько отличалось от того, что рассказывал он своим мальчикам в школе. Но он не собирался обсуждать это ни с кем, даже со Стратолом. В первую очередь — со Стратолом.

— Вижу, тебе известно, — спокойно кивнул старик. — Речь снова идет о Звездах, не так ли?

— Откуда вы… — Эстрил опять стремительно поднялся со своего места, но протестующий жест Стратола остановил его. Бывший ученик послушно сел обратно.

— Я еще не закончил, мой мальчик. Итак, Сенат желает власти над миром.

«Для всеобщего блага», — хотел было вставить слово Эстрил, но промолчал.

— Аникодор стремится завоевать весь мир, — продолжал старик. — И его завоевания наверняка будут успешными. Что могут противопоставить нам другие народы, и по сей день пребывающие в сонном оцепенении и невежестве? Но если бы это завоевание предполагалось вести постепенно, в течение многих веков, где-то — силой, где-то на условиях выгодного сотрудничества, где-то — с помощью миссионеров… Нет, сенатору Ярвигу нужно все и сейчас. Он не собирается уступать славу потомкам, он хочет стать тем, при ком мир вновь объединится. И древнее пророчество, тот документ, который ты держал в руках, пришелся очень кстати. Ведь в нем говорится о том, как снова вернуть миру силу Звезд. И тогда Аникодор — средоточие этой силы — станет новым сердцем объединенного мира.

— Но что же в этом плохого? — запальчиво возразил Эстрил, уже не спрашивая, откуда старику известны все государственные тайны. — Ведь вы не станете отрицать, что во всем мире именно мы сохранили стремление к прогрессу. Значит, только за нами будущее. Дать возможность всему миру участвовать в этом будущем — это поистине благородное деяние…

— Ты знаешь, почему пала Риррел? — прервал Стратол взволнованную речь молодого человека.

— Ну, это понятно. Исчез источник энергий — возможно, это был какой-то космический объект, который покинул орбиту нашей планеты.

— Я не спросил, как это произошло. Я спросил, почему.

— Странный вопрос. На него вообще нельзя ответить.

— Неправда, Эстрил. Мудрые люди не раз твердили об этом. Эти разговоры начались еще до падения Риррел. Дело в том, сынок, что люди Риррел, сами не ведая того, много веков подряд совершали преступление. Они променяли на внешнее процветание собственную душу. Нет зла страшнее, чем то, которое творится над собственной душой. Есть законы справедливости, против которых все бессильно, и Риррел постигло справедливое возмездие. Теперь, обуреваемые алчностью, сенаторы собираются осознанно повторить то, что в незапамятные времена случилось по воле судьбы. Они не задумываются о будущем: ведь на их долю выпадет новая эра процветания. Но рано или поздно мир постигнет новая катастрофа: наши потомки заплатят за безрассудство далеких поколений.

Последние слова старик проговорил, глядя куда-то поверх лица своего собеседника; его дребезжащий голос окреп, крючковатые пальцы сжались в кулаки. Потом руки снова безвольно упали на подлокотники кресла.

— Я стар, мой мальчик, — помолчав, снова заговорил Стратол. — Только в полете мысли ко мне возвращается былая сила. Но этого недостаточно. Ты мой лучший ученик. Я верю тебе, как мог бы доверять собственному сыну. Для тебя не является тайной, кто в свое время рекомендовал тебя Сенату. Я отдавал себе отчет, что государственная служба изменит тебя, но был уверен, что твое благородное сердце останется таким же чистым, как в детстве. Мне кажется, я не ошибся. Сделай для меня одну вещь.

Эстрил вопросительно посмотрел на старика.

— Я хочу, чтобы в Шингве ты навестил одного человека. Он знает больше, чем я, и разговор с ним будет тебе интересен. Его зовут Ортег, он маг Огня. Он знает, что ты должен приехать. Люди мага сами отыщут тебя и проведут к нему, если увидят вот это.

Стратол, кряхтя, наклонился и выдвинул нижний ящик одного из шкафов. Оттуда на свет показалась длинная цепочка из красноватого металла с маленькой, с монетку величиной, подвеской в виде сложной геометрической фигуры. Старик почти насильно вложил украшение в руку оторопевшего Эстрила и, похлопывая его по спине, проводил до двери.

— Удачной дороги, сынок.

Он хотел сказать еще что-то, но поспешно приложил руку к губам, словно замыкая себе уста, и лишь ласково окинул взглядом своего ученика с ног до головы. Потом дверь закрылась, и Эстрил остался на крыльце в одиночестве.

Вечерело. В саду было уже довольно темно, хотя небо по-прежнему оставалось светлым. Ноги несли Эстрила прочь по аллее.

На площади у фонтана тройка босоногих музыкантов наигрывала веселую мелодию; несколько пар уже кружились в танце. Безногий старик-нищий на деревянной каталке, отталкиваясь от земли зажатым в руке булыжником, ловко сновал между слушателями и заунывно клянчил милостыню.

В задумчивости Эстрил сильно толкнул плечом какую-то женщину в легкомысленной, почти не скрывающей лица вуали. Красотка сначала возмущенно вскрикнула, а потом кокетливо взмахнула длинными, густо накрашенными ресницами. Небрежный взгляд женских глаз помог Эстрилу опомниться. Ему трудно было определить чувство, которое он испытывал: раздражение, досада из-за впустую потраченного времени, которое можно было провести с семьей; жалость к несчастному одинокому старику, возомнившему себя спасителем мира; страх — а вдруг крамольные мысли Стратола станут известны Сенату и его, Эстрила, заподозрят в сочувствии этим мыслям… Подумать только! Ему, ученому Сената, предложить встречу с каким-то магом! И еще этот странный талисман… Воровато оглянувшись, Эстрил разжал ладонь, на которой тускло блеснул красноватый многогранник; кожу пронзило странное покалывание.

Молодой человек отыскал в толпе безногого нищего, и в глиняной миске попрошайки раздался тихий звон. Эстрил, не оборачиваясь, быстро покинул площадь.