Я, Хобо: Времена Смерти

Жарковский Сергей Владимирович

* ЧАСТЬ 1. ВРЕМЯ СМЕРТИ

 

 

ГЛАВА 1. БЕЗ НАЗВАНИЯ

Яд пошёл в вены, нас оставили умирать одних.

Крайней из бокса, записавши стилом на пластике показания приборов, уплыла, не оглянувшись, бабушка Ноты, наш главный убийца. Бокс замечательно звукоизолирован, даже большой кулер в складках притолочной фальшь-панели работает бесшумно, какой-то он редко искусно центрованный, а может, просто новый. Бокс легко освещён; в неприятной тишине, в приятном свете мы молчим несколько секунд, и думаю, все, как на смотру, налево равняясь, глядим на закрывшийся люк. Потом кто-то из нас нервно, похоже на ик, хихикает, и мы хором подхватываем смешок и принимаемся ржать так громко, сколько позволяют нагрудные фиксаторы набрать в грудь топлива. Словно в нашем строю отмочена новая неожиданная шутка, оказавшаяся лихой. Впрочем, почему? Так и есть. Друг друга не можем видеть мы, прочно прикинутые на вертикально, по отношению к палубе, стоящих столах, но дружеские локти и ужас соседей в частности и группы в целом каждый чувствует великолепно. Мы ржём взахлёб, а потом начинаем шутить. "Кто последний сдохнет, тот вонючка!" - предлагает Нота Мелани-По. Взрыв хохота, хотя это плагиат. "А как ты узнаешь-то, кто был последним?" - спрашивает то ли Иван Купышта, то ли, кажется, Дьяк, я уже точно не узнаю голоса, поскольку мы начинаем хрипнуть. В глотке сухо, я изо всех сил произвожу слюни и глотаю их. "Элементарно же, младые! От кого меньше будет вонять по финишу, тот и был последним", - говорит Голя Астрицкий, его знаменитый бас. "Если вы, гады-девственники, не прекратите ржать, от вас всех будет вонять одинаково, кто бы ни был последним", - говорит Дьяк, я узнаю. Он от меня за Голей Астрицким, а Голя Астрицкий справа рядом со мной, а там дальше Нота, любовь моя, а за ней, последним в шеренге, Иван. "Дьяк! - зову я. - Враг мой! Кто из нас дохтур? Сколько нам осталось, Дьяк? Ну скажи нам, умоляю, ничего не скрывай, мы смелые люди, прямо в глаза, как своим!…" - "Дьяк, спаси меня, я не хочу умирать! - говорит с надрывом Нота. - Я так молода! В конце концов, я ещё не познала греха, ты что, не понимаешь?" Насколько я знаю, с Нотой не спали все без исключения присутствующие. Мы уже почти не можем смеяться, веки режет, потому что слёз нет. "Сколько тебе его нужно-то, греха этого?" - спрашиваю я. "Ба… ба… бабушку свою зови…" - выхрипывает Дьяк, и тут, очевидно, наступает катарсис: именно бабушка Ноты, Верба Валентиновна, главный врач Преторнианской Касабланки, несколько минут назад собственноручно, вручную то есть, впрыснула нам эксклюзивные, несколько месяцев рассчитываемые дозы Щ-11 в паховые вены… Нас убивали лучшие, квалифицированно. На нашу смерть работал целый институт.

Смех начинает стихать. Мы тихо постанываем, израсходовав силы.

- С тех пор как Нотина бабуля нас инструктировала, наука вперёд ушла недалеко, - говорит Дьяк.

- Кто-нибудь его понял, олл? - спрашивает Иван.

- Получаса ещё нет, как наука считала, что колония Щ-11 натурализуется и становится дееспособной в течение среднего часа. Критическое время - от сороковой до семидесятой минуты, - говорит Дьяк веско.

- А, - говорю я. - Кто не понял: это он выполняет свой врачебный долг. Поддерживает нас перед смертью. Утри мне лоб салфетой, Дьяк.

- Я хочу замуж за тебя, Дьяк, - говорит Нота. - Я молода, я рожу тебе сколько скажешь маленьких космачей. У нас будет отдельный сортир в нашем маленьком личнике. Мы будем счастливы.

- Шлюха, - говорим мы с Голей Астрицким одновременно.

- Хамьё и земляне, - замечает Иван Купышта. - Всегда подозревал, что Байно и Астрицкий - самые обычные хамы. Как поздно я убедился в этом! Нотка, не слушай их, я тоже возьму тебя замуж, даже если дохтур согласится. Он будет меня лечить, ты будешь меня любить…

Мы не можем остановить сей-весь флейм. И это нормально. Я испытываю ужас, я боюсь так, как боятся только в рассказах и повестях или в кино, я прилагаю все усилия, какие только могу выработать, чтобы не начать молча рваться из фиксаторов. Думаю, я не одинок. Нам даже рекомендовали болтать. Очень страшно. Мы отлично знаем статистику выживания членов "похоронной". Один из нас наверняка, - а возможно и двое, - доживают по-настоящему последние минуты. Точно рассчитать дозу невозможно. Предсказать поведение Щ-11 в последней фазе существования её - невозможно. Статистика выживаемости на финише - один запятая три десятых трупа к пяти. Поэтому каждый из нас способен профессионально заменить каждого. Поэтому нас нечётное число. Поэтому нас всего пятеро, никто не хочет оказаться шестым.

- Самое время сейчас включиться интеркому, - говорит Дьяк. - Самое время нашим врачам-убийцам проявиться и сказать что-нибудь утешительное добрыми мудрыми голосами.

- Спасите, спасите, - говорю я, стараясь, чтобы звучало высоко и с горечью. - Я умираю. О, увы мне. Мне так горько.

- Начитан, сволочь, - замечает Голя Астрицкий. - Изложено, космачи, а?

- А у меня в глазах темнеет, - говорит Нота.

- А у меня тоже…

- А у меня во рту сухо и гадко.

- Щ-11 включила канализацию, - говорит Иван.

- Тьфу! - отвечаем хором.

- А у меня АСИУ отошёл, - через паузу сообщает Голя Астрицкий. - Я подтекаю… - Но мы уже не смеёмся. Мы уже иссякли. Мы уже прощаемся. Полчаса уже прошло, скоро мы умрём.

Я внимательно к себе прислушиваюсь. Но пока ничего необычного мой организм мне не сообщает. Есть давящая боль в локте, на который заведена системная насадка, головной фиксатор немного натёр лоб и виски. Что ещё?… определимся по времени. Прошло больше получаса. Сколько точно? А-а, вот оно. Как и сказано в анамнезе, ровно так: я уже не могу точно определиться по времени. Это явный уже сбой, нештат. Вот тут-то я и успокаиваюсь. Баклушами бить поздно; мельница проехала.

- Группа, отчёт! - говорит вдруг Дьяк.

- Пилот, - откликаюсь я автоматически. Нет… пока работаю. И с приличной скоростью, - отмечаю не вслух.

- Соператор, - говорит Нота.

- ЭТО первый, - говорит Голя Астрицкий.

- ЭТО второй, - говорит Иван.

- Врач, - заключает Дьяк. - Ну надо же, все как на подбор. Сильные люди. Смелые люди. Может, вызвать подмогу, пусть ещё ядку вольют?

- Проще трубкой какой-нибудь по голове дать. И надёжней, - говорит Голя Астрицкий.

Хихик дуэтом Нота - Дьяк, но натужно-искусственный, по инерции, и - хором замолкаем.

- Знаете, что меня больше всего раздражает? - спрашивает через какое-то (неопределимое) время Голя Астрицкий.

- Кого что, - откликается Нота. - Вряд ли одно - всех. Но неважно. Ты продолжай, а то я чуть не заснула.

- Нам же ещё больше месяца тут торчать до старта! А могли бы жить да жить. Кроме того - проводы. Банкет. "Прощание славянки". Ручьём скупые слёзы.

- А ты прав, Голя. Я, например, никогда раньше живого землянина не видела, - говорит Нота. - Посмотреть бы. Пообщаться.

- А зачем тебе? - как можно более пренебрежительно спрашиваю я. - Для греховной коллекции?

- Ты привязался же ко мне с моими грехами, Марк!…

- Я видел землян в кино, - объявляет Голя Астрицкий. - Я не верю кино. Я подозреваю, что у них по две головки и кисточки на ушах. И вижу, что Нотина наша тоже так думает. Ты должен её понять, Марк. Младые женщины любопытны.

- У кого кисточки? - переспрашивает Иван, а Нота одновременно переспрашивает:

- А что за кисточки?

- А что за головки, тебе известно? - ядовито говорит Дьяк.

- У землян же, - отвечает Ивану Голя Астрицкий. А Ноте отвечает: - Зелёные такие. На ушах.

- Что значит слово "кисточка", умник?

- Да, блин-малина-водолаз, из волос кисточки. Как у белок.

- Сейчас она спросит, что значит слово "белок", - говорю я.

- "Белка", - говорит Нота. - Я знаю, что такое белка. Это такая кошка. А где у них кисточки, Астрицкий?

- Всё, хватит, я первый группы, - говорю я. - Дайте помереть спокойно. Врач, контроль. Флаг, космачи.

Я повторюсь: мы знаем, что, если что-то пойдёт не так и нам предстоит оживать без посторонней помощи, один из нас, одно из трёх, выхватит злое шесть. Весьма возможно - с кем-то парно.

Мы - "похоронная команда", "квинта бозе", "катафалки", "субботники", "жилы безопасности" (эй кей эй "жиба"); официально - "группа постфинишной аварийной реанимации" звездолёта "титан-Сердечник-16" колониальной экспедиции Дистанция XIII (Преторнианская Касабланка - ЕН-5355). С минуты на минуту колония Щ-11 натурализуется и мгновенно убьёт нас. Нас поместят в спецкамере "Сердечника", зальют аргоном, титан займёт позицию в фокусе старт-поля Порта Касабланка, и его стартуют. Высокий надриман, пунктир. Истечение инерции. Нисхождение в риман. Осуществление. Финиш. Если "Сердечник" встретят на финише - хорошо. (Должны встретить, нас там ждут.) Наверняка всех нас оживят - под контролем врачей, скорее всего, всех, - делов-то: Щ-11 отсадить фильтрами, да крови подлить, да током стрельнуть. Если же "Сердечник" никто не встретит, то через четыреста семь суток одиннадцать часов восемнадцать тире двадцать одну минуту среднего времени Щ-11 погибнет самостоятельно. И четверо, но может быть и только трое, - оживут.

…Сколько прошло времени? У меня не стучат зубы. Вообще-то врачи отступили от инструкции. Челюсти и язык у нас должны быть мягко фиксированы, но тогда бы мы не могли разговаривать, и капы нам вставят позже. Так проявляется гуманность у нас в Космосе. Я спокоен. Я ещё могу разговаривать? "Бельмес!" - говорю я шёпотом на пробу. Нет, говорю. И вообще, довольно даже осознанно функционирую. "Группа, отчёт!" - слышу я и откликаюсь: "Пилот!" - "Соператор". - "ЭТО-первый…" - "ЭТО-второй…", - и молчание продолжается. Пережив сколько-то его, Нота зовёт Дьяка по имени. И вот Дьяк не отвечает. "Готов дох-тур", - говорит со вздохом Иван. И его крайние были слова. Больше мы не разговариваем до самой смерти. Не знаю уж, кто стал каким и кто стал вонючкой. Погас свет (или "наступила тьма"), но много потом я сообразил - включение тьмы не было смертью. Напротив, наоборот. Я очнулся - когда увидел тьму. Я очнулся - в Новой земле, без малого через полтора года, без малого в шестнадцати парсеках от того белого, прекрасно звукоизолированного бокса, где я, трое моих друзей и один недруг, но товарищ, где мы пятеро умерли. Первое я подумал: нас убивали не зря. И программа у меня пошла моментально - мы тренировались с большим чувством и недаром.

Форвард!

Обстановка: тьма, капа во рту.

Эрго: нештат на финише.

Действия: думать мало, действовать быстро.

Ничто не возбраняло мне очнуться первым, на это мог рассчитывать даже командир группы, каковым я и являлся. Так. Без паники. Я очнулся. Злое шесть не моё. Думаем. Продукты распада Щ-11 без тепла и кислорода меня поддержат живым - не менее среднего часа, а спецкостюм в полутора метрах напротив, в шкафчике. "Сердечник" полностью заглушен, внутри корпуса вакуум, энергобаланс минимальный - всё как положено. В нашей камере давление ноль пять, аргон, минус девять по старику Цельсию. Руки, ноги. Есть. Фиксаторы. Предплечевой хомутик, головной, нагрудный, поясной. Капу не вынимать! Я сел на столе. "Жучок" в кармашке слева - они не забыли, что я левша. Мне повезло с "жучком", пожимается и светит очень хорошо, а обычно они слабенькие, потому что старенькие. Я огляделся. Да, очнулся я первым. Свободной рукой я открыл фиксаторы на коленях и на лодыжках и снялся со стола. Шкафчик ровно напротив. Рефлексы в полном порядке: усилие, применённое моим телом для достижения шкафчика, было ровно таким, каким нужно, и с вестибюлярией у меня показался "штат единица".

Открыв шкаф, первым и внеочередным я ввёл (нажатием пальца) колбу с сухой культурой хлореллины в приёмник кислородного аппарата, в питательную среду. Пока оболочка колбы реагировала и таяла, я разогнал фонарик, вставил его в скобу на дверце (свет удвоился внутришкафным зеркалом) и принялся облачаться. Спецкостюм прыгнул на меня как бы сам собой, застегнулся где надо, защёлкнулся где положено, залип где конструктор повелел. Я сломал чеки на патронах блока отопления спецкостюма (сзади на поясе) и, внимательно следя за стрелочками на боках кирасы, спиной наделся на ранец кислородного аппарата. Щелчков я не расслышал, но я почувствовал их. Фонарик погас, я добавил ему оборотов. Катализатор батареи. Я повернул ключ, и почти сразу на панели у подбородка засветились индикаторы. Я перевёл дух - мысленно, поскольку не дышал. Я был жив, обеспечен теплом, скоро в костюм пойдёт давление. Герметичность. Тест раз, тест два. Соединения герметичны. Вентиляция. Три минуты. Я стоял в шкафу по стойке "смирно". Инструкция запрещала мне (строго-настрого) двигаться, пока в спецкостюме не наддует кислородом до ноль шести. Стоять, вообще не выходить из шкафа, хоть корпус тресни надо мной, мне предписывалось инструкцией. Кстати, об инструкциях. Блокнот я извлёк из кармана на полке и сунул в карман на животе, застегнул карман на все три липучки.

В шкафу я стоял глубоко, не видя реябт, тем более и "жучок" мой погас (его можно было подсоединить к клемме на поясе спецкостюма и вручную, используя фонарик как механический генератор, немного помочь спецкостюму с зарядкой батарей, но я не стал). Я снова погрузился во тьму, но ненадолго: спокойно двигающийся луч второго "жучка" появился меньше чем через минуту. И почти сразу же этот спокойный луч скрестился с возникшим третьим. В шлеме у меня было уже ноль семь, и это был кислород. Я выдвинул нижнюю челюсть, помог языком и выплюнул изо рта капу. Я воскрес уже четырнадцать минут двенадцать-четырнадцать секунд как. Я осмотрел таймер на запястье. Он показывал готовность к приёму UTC. Я подключил таймер позолоченной линькой к цезиевому тайм-боксу, сидящему на стенке шкафа, запустил счёт, дождался результата. Дисплей выбросил нули по реальному постфинишному времени миссии и 31.11.03.04.121 UTC. Я шагнул из шкафа, захватив "жучок". Пора было встретиться с моими людьми.

32.11.03.04.121 среднего и (красиво) - 01.01.01.01 времени миссии опустел стол Ивана Купышты. Через минуту Иван Ку-пышта уже боролся со спецкостюмом в своём шкафу. Третьим был Голя Астрицкий - но был пока не с нами, поскольку повис почему-то неподвижно между столом и шкафом, и я толкнулся к нему, целясь фонариком, как будто собрался выбить парню глаз. Зрачки Голи на свет реагировали, но тело у него было мягкое, не управлялось. Он, значит, очнулся, откинулся, блеснул фонариком и вырубился. Бывает. Поможем. Ноги мои принялись в крышку освободившегося стола, правой рукой я зацепил Голю Астрицкого за локоть, а левой - благо доставал - отпустил шторку его шкафа. Капа летала у меня в шлеме, стукала меня по щекам и по лбу. Ничего страшного с Голей (раз уж воскрес) случиться не могло, просто потерялся. Я буквально запихал его в спецкостюм, помянув разными словами Шкаба моего роднущего, умучившего меня тренировками на реанимацию, эвакуацию, спасение утопающих и чёрт-те ещё на. Когда я надел на Голю шлем и вставил Голю в раму кислородного аппарата, он, видимо, отыскался, напрягся, поймал мой взгляд и кивнул, улыбнувшись зелёной капой. Клянусь, я даже не заподозрил, что он притворялся и сачковал! В шлеме у меня была практически норма, я потянул ноздрями в себя, плюнул в капу, вытолкнулся из шкафа в отсек. Там меня ожидал сюрприз. Нота очнулась. Уже открывала шкаф, сверкая спиной и ягодицами. Я повёл лучом дальше.

Я не успел пожалеть нашего дохтура, кому выпало злое шесть. Я понял, что и его стол пуст.

- Хряпоточина! - сказал я, испытав мгновенную радость и первый укол предсказанного стариной Шкабом страха. - Все вышли! Вот это мы "жиба"!

Гробница наша помещалась в подпалубе распределителя отграниченных объёмов номер один. 05.12.03.04.121 UTC - 33.01.01.01.01 МTC все мы были в спецкостюмах, все тёплые, и все дышали. Астрицкий и Купышта стравили из отсека аргон. Нота и я очистили монтажными ножами от затвердевшего масла люковые обода, отвинтили пломбы, я отжал рычаг, и плита ушла за моим усилием в шахту, поворачиваясь вокруг своей оси. Я взлетел, толкнувшись, вслед за колбой бактерицидного светильника, которую легко двигал перед собой куполом шлема, отдраил второй люк, поднял релинг, взялся, вышел в распределитель, где и повис под потолком, дожидаясь группу.

Реябта последовали за мной на свет. Каждый что-нибудь да транспортировал. Голя Астрицкий и Иван Купышта установили у глухой переборки распределителя генератор, Голя Астрицкий сел в седло, закинулся скобами по бёдрам и заработал педалями, а Купышта подносил к клеммам тест-наборы, заряжая их один за другим. Остальные и я висели неподвижно, наблюдая за ними, равно как и оглядываясь по сторонам. Мы даже не поздоровались вслух, хотя радио у нас у всех уже несло. Интерфейс сферы ответственности "квинты бозе" был тщательно продуман, дружествен и знаком. Количество марок, самодельных указателей и всевозможных ссылок на страницу, часть, раздел и строку сверху текст-задания поражало воображение, несмотря что большинство пометок на переборках и приборах устраивали мы сами в ходе тренажей. Я заметил, что Нота листает уже свой блокнот. Прошло десять минут с секундами. В наушниках дыхание Голи становилось всё громче. Купышта зарядил пятый набор, хлопнул напарника по колену, попереправлял наборы нам, словно фрисби меча.

- "Квинта", я первый. Слышат все? "Квинта", связь, об чек, - сказал я.

Мы проверили индикаторы на предплечьях, и я тоже.

- "Квинта", отчёт, - сказал я.

- Врач, дышу, в тепле, - сказал Дьяк.

- Соператор, дышу, в тепле. Болят пальцы на руках.

- ЭТО-первый. Дышу, тепло.

- ЭТО-второй. Всё нормально. Отдышиваюсь.

- Пилот, дышу, греюсь, - заключил я. - Общий привет, "квинта"!

- Да, девчонки! Ну мы и дали! - сказала Нота.

- Войдёт в литературу, - сказал Дьяк. - Пять из пяти.

- Какой-то подозрительный случай, - сказал Купышта.

- Не будет ли хуже? - спросил Голя Астрицкий.

Замечание Голи было таково, что мы помолчали. По поводу стопроцентной реанимации группы у меня радости почти уже не осталось, и я, ученик Шкаба, приветствовал её испарение: "Сердечник" никто не встретил, радоваться опасно. Пять из пяти живы - превосходно, но, как правило, Космосу количество врагов безразлично, пасть у Твари предела вместимости не имеет. Кстати, он и врагами-то нас не считает, Космос, так, что-то ползает.

- У кого что? - спросил я.

- Что там у тебя с руками, Нота? - сказал Дьяк.

- Пальцы.

- Ломота? Иголки?

- И жжение.

- Слизни витаминчик. Из нейтральных какой-нибудь. Релаксанты нам пока нельзя. И залей глоточком. Больше ни у кого? - осведомился Дьяк. - Вообще, что ещё у кого?

- Еды бы в рот положить, - сказал Голя Астрицкий. - И потом запить еду чем-то. Вот. Разве что.

- И где у тебя ломит? А жжёт? - осведомился Дьяк.

- В паху, - немедленно сказали Голя Астрицкий и Купышта.

- Называется - каприз, - сказала Нота.

- Ладно, сняли, ЭТО; Дьяк, всё равно сейчас ничего не сделаешь, - сказал я. - "Квинта", внимание! Слушай, здесь первый. Ситуация: нештат на финише. Действия: занять места по аварийному расписанию, приступить к реанимации корабля. Пара Дьяк - Голя Астрицкий, контроль наркобокса Первой вахты, затем подготовка к запуску системы климатизации корабля. Параллельно - уборка пены. Больше ни на что не от. Коты здесь не водятся, увидел кота - игнорировал. Срок - шесть часов от момента сейчас. Блокноты на ять! Готовность пара Дьяк - Голя?

- Есть, врач.

- Есть, ЭТО-два.

- Пошли вы уже. Шлюзование на ять, все помнят. Пара Мелани-По - Купышта, здесь первый. ЭТО-первый. К выходу за борт, снять экраны с кольца-батарей "шесть" и "семь", со-ператор страховать ЭТО-первого с площадки шлюза. Связь в пределах звездолёта - стандарт. ЭТО-первый, по окончании забортных работ доложиться, взять с кольца-батарей напряжение, готовить к запуску аварийный токамак, обеспечить бюджет энергии по аварийному протоколу, к запуску системы климати-зации, к запуску базовой электроники управления и контроля, к реанимации вахты один. Параллельно - уборка пены. Срок шесть часов с момента сейчас. Поле операции - отграниченный объём от распределителя один. Шлюзование, реябта! Шлюзование и блокноты! Готовность пара Нота - Иван?

end of file

ввести код

19728

код принят

file 1.1

txt: - есть, я ЭТО-раз.

- Есть, я соператор.

- Пилот - проверка целостности рабочего объёма от распределителя один, осмотр объёма, готовность к поддержке кто заскулит. Уборка пены. Общий контроль, координация. Штаб - курсовая рубка. Поняли, да? Я - там. Какие вопросы, вы смеётесь надо мной. Всё. Сверились. Шесть часов пошли.

Они помедлили, прежде чем стартовать к делам. Никто из них никогда не командовал в поле (тренажи - чем тренажи не более), и они, по-моему, ожидали от меня каких-то слов, навроде тронной речи или призыва к обретению высоких идеалов путём достижения профессиональных побед. Никто из них до сих пор не испугался всерьёз, ведь двух часов в сознании не прошло, когда мы все были далеко отсюда в безопасности, среди тысяч людей; никакая профориентация, сколь угодно модельная, не способна напугать заранее как следует. Новая жизнь пока не стала для группы (не исключая меня) - реальностью безальтернативной. Внешне всё не слишком отличалось от успешно проводимой тренировки в модели высокой детализации, принижаемой притом сознанием факта, что очнулись все. (Говорил мне старичина Шкаб: реальность начнётся, когда начнётся смерть.)

Шкаб брал предыдущую Дистанцию старшим "лотерейной" "квинты бозе" форвардного звездолёта, со стопроцентной погибелью, и погибло у него двое; Шкаб не голословил, когда мы с ним неделю (моего сознания) назад бродили по Лесу Большого Города Преторнианской Касабланки, и он читал мне свою крайнюю проповедь. Смерти никто не заметит, говорил он, держа голос безразличным, а потом будет просто темно, просто холодно, и в шлеме будет вонять хлореллой, и не будет под светом ни один пульт, ни один экран. Ручное шлюзование. Неизвестно, что вышло, с чем вышли, куда вышли, где наши. По первости не испугается никто. И сам ты не испугаешься. Пока не увидите - кому злое шесть пало. Тогда - да, испугаетесь. Но ненадолго. Работа потому что, отвлечётесь, да и облегчение - что сами живы. Ошибка, Марк! Кафар не дремлет. Его обмануть может лишь страх. До оссыпи сдрейфить - жизненно необходимо, Марк! Особенно тебе, старшему. Чтобы жить захотелось, понимаешь? Сделать всё, чтобы выжить, сделать больше, чем всё, и ещё сверху, с линзой. Так не забудь, младой: заставь себя бояться. Встань в уголочке, где не видно, и бздани, как только сумеешь. С последующим профессиональным взятием себя в руки. И вот когда реябтки начнут путаться в реальности - через два-три часа, - а ты уже раз - и велик и авторитетен, и кнут у тебя, и пряник в голосе. И даже, возможно, юморок оттает. Кстати: до хрена смешного начнётся. И, Марк, шлюзование! Шлюзование на заглушенном звездолёте - первое дело. Раз забыл за собой люк закрыть - пошла атмосфера - вот тебе и беда…

- Готовность, группа! - рявкнул я.

Они отрапортовали - довольно внятно и с приличной ответственностью.

- Главное - шлюзование, реябта, - сказал я. - Прошёл, задраил, дожал. Запустим давление под негерметичный шлюз - вот тебе и беда, возись потом с ней. Примите на мозг, реябта. Флаг, форвард.

И, отфлажившись 09.12.03.04.121 UTC - 37.01.01.01.01 МTC, я зацепил носком ботинка релинг шахты "гробницы" и ушёл вправо, к ограничнику, ведущему на нос, к рубкам, захвативши с собой светильник. Берясь за штурвал ручного открывания люка, я неожиданно вспотел, как будто повернулся спиной к врагам, а они взяли меня на прицел и сняли предохранители. Я справился, заставил себя не оборачиваться. Прошёл люк, развернулся (реябта, похоже, с места не двинулись), крикнул (молодецки, но вместе с тем делово): "Да, форвард, космачи!", не дожидаясь реакции, двинул люк на место, крутанул штурвал, дожал и повис на штурвале, зажмурившись, как только вышло. И сколько-то висел.

Штурвал под руками повернулся. Я отпрянул. Мне почудилось невесть что; хорошо, время было справиться с собой, пока крышка на треть отошла и в щель просунулся Дьяк. Это был всего лишь Дьяк.

- Марк, ты забыл тестер, - сказал он и толкнул девайс ко мне.

- По радио не мог? - спросил я, на уровне нёба меняя выходящую из меня ругань приличными старшему группы словами. Тестер стукнулся мне в нагрудник кирасы. Дьяк поднял и опустил локти - пожал плечами. Я ожидал, что он сострит (например: по радио тестера, мол, не передаются), но он молча оттолкнулся от лючного релинга и исчез. Я снова задраил люк, повернул и дожал штурвал, надел на запястье одной перчатки петлю светильника, на запястье другой - петлю тестера, развернул себя ногами к люку, упёрся в крышку ногами и прыгнул вверх, в стосорокаметровую шахту осевого коридора. Света моего светильника хватало метра на четыре надо мной.

 

ГЛАВА 2. БЕЗ НАЗВАНИЯ

Пока шёл мимо осевой коридор, группа была у меня на слуху, я, первый и диспетчер, всё знал и всё запоминал.

- Прохожу… Нота, жду тебя, задраивайся. Марк, здесь Купышта, мы в предшлюзе четыре, снимаем пену.

- Понял.

- Здесь врач, проблемы с системой ручного отдраивания на ограничнике двенадцать. Принимаем решение. На связи.

- Понял…

Коридоры и проходы, и распределители, ясно, пеной не заливали целиком, на весь мой коридор пришлось две полуметровых пробки (я проломил их и разметал, не останавливаясь), однако в рубку - мне показалось, когда я открыл внутренний люк, - просто не прорваться. Сплошная стена пены началась сразу за вторым рубочным ограничником. Даже в бледятине светильника она сверкала ледяными иголками, сложенными между собой и втиснутыми сами в себя ёлочным образом, - точней слова землянину найти. Но я, хорошенько прицекавшись подковками, обеими руками прорвал наст, ввинтился в пену и начал в ней ворочаться всем телом и лягаться всеми конечностями, и бодаться шлемом, стараясь сцепление с настилом не терять. Беспорая масса сдавалась безответно, пустолопаясь, рушась по осям инейных сталактитов, сугробы смерзались в снежки, снежки рассыпались в хлопья, жались к стенам, и скоро я выломал почти правильный по форме холл и - кривую пещеру, в дальнем конце которой отыскался гребень капитанского "капюшона". Я обрушил стены пещеры справа и слева, добрался до переборок. Расчистил капитанский мостик, оба штурманских. Вернулся в холл. Я работал со всей возможной быстротой. И я отлично себя чувствовал. Я был сосредоточен на деле, и я долго не замечал отсутствия потребности ни климатизатор спецкостюма перевести в интенсив, ни что дыхание не сбиваю себе, ни что и пот мне глаза не застит - пота просто не было, хотя "Орон" - спецкостюм жёсткий, а дела я делал быстро много. Симбионт Щ-11, умирая во мне, кормила меня, придавала мне силы, вентилировала меня изнутри, оптимизировала расходы организма и потери немедленно и точно компенсировала… и я двигал дело, пока, не рассчитав очередной толчок, не потерял инерцию и не "сдох" посередине проделанной в холле работы. Дрейф остался мне, но малый - надолго.

- (…) твою колбу! - сказал я вслух, повертевшись вокруг себя и убедившись, что ничего опористого не досягаю.

- Здесь врач - первому, связь, контроль, - сразу же сказал Дьяк.

- Инерции без, первый: "сдох" при уборке, прошу прощения, - сказал я, примериваясь, как лучше бросить тестер по дрейфу.

- Слава Ньютону! - торжественно произнёс Голя Астрицкий.

Я не ответил, сориентировался, бросил тестер и, вытянувшись до кончиков пальцев, принялся ждать, пока меня поднесёт к колонке закрытого кофейного автомата, стоящего у всё ещё облепленной пеной дверцы в кухонный закуток. Дело было мало, я отбросил на ход и светильник тоже, через минуту принялся в опору, взялся, пошёл чистить дальше… Времени до первого контроля оставалось ничего, а я хотел провести первый контроль красиво, с этакой профессиональной гордостью. К назначенному моменту у меня уже стоял на переборке раскрытый мобильный диспетчерский пост, наполовину заряженный (сто качков вручную), включённый и отъюстированный. Пост этот я строил перед стартом самолично, для себя, настройки выжили, схема построения окон на рабочем столе правки не просила. 40.12.03.04.121 UTC - 08.02.01.01.01 МTC группа работала, вполголоса и по делу переговариваясь.

- Группа, здесь первый. Диспетчерская готова к работе ("Ого!" - сказал Купышта), включить персональное видео, подать видео в эфир. Интервал, отчёт.

- Пара Дьяк - Голя, здесь Астрицкий. Прошли к рэкам наркобоксов Первой вахты, сняли пену на пандусах. Осматриваю механику внешнего шлюза туннельного адаптера наркобокса раз. Моя картинка в эфире, подтвердите, первый.

- Подтверждаю, ЭТО-второй, твоя картинка есть на диспетчерской… Пломбы на механике не трогать, ЭТО-второй, - сказал я. - Как поняли.

- Поняли, copy.

- Здесь Дьяк, первому. Осмотрел пломбы на открывной механике шлюза бокса два, пену с окосов удалил. Моя камера не работает в эфир. Пытаюсь наладить. - До меня донёсся глухой стук. В окне, помеченном у меня "врач", сквозь белый шум помех мигнуло изображение, но лишь на мгновение. - Не могу исправить, я врач.

- ОК, врач, я первый, плохо, но пусть. Держу тебя на коротком поводке голосом. Соператор, вижу твою картинку, подтверждаю. Дьяк, что намерен делать?

- Продолжать работы по расписанию, - ответил Дьяк. - По очередному пункту расписания сдаю командование в паре.

- ОК, знаешь расписание. Помечаю.

- Повезло нам… - пробормотал Дьяк.

- Врачу делаю замечание за флейм. ЭТО-второй, обзовись старшим.

- ЭТО-второй, принял командование в паре. Наркобоксы вахты-раз доступны. По плану покидаем отсек, начинаем движение к посту токамака "резерв", готовимся к взаимодействию с парой Мелани-По - Купышта для запуска токамака "резерв".

- Принял первый, продолжайте выполнение. На схеме операции к моменту 12.02.01.01.01 МТС группе Дьяк - Голя, чек… Группа Мелани-По - Купышта, отчёт. Иван, что у тебя с видео?

- Здесь соператор. Охраняю внутренний люк предшлюза, ЭТО-первый на выходе. Контролирую выход, по флагу выхода перехожу в шлюз, шлюзуюсь, страхую ЭТО-первого со среза.

- ЭТО-первый, здесь первый, доложись.

- Открыл внешний люк, фалуюсь, провешиваюсь. Выхожу к релингу батареи-кольцо, здесь жду второго пары.

- Принял, первый. Что с видео у тебя?

- Да работает у меня камера. Я ж включал… А! Прошу прощения, первый. Даю сигнал в эфир.

- Есть картинка, - сказал я. - Отбой первого контроля, "квинта". Дьяк, быть на связи постоянно, очередной контроль операции к первому на диспетчерскую в интервале тридцать. Отставание от графика работ оцениваю как нулевое. В том же духе, "квинта", но без гонок.

- Здесь врач, контроль самочувствия группы на интервале тридцать после сдачи отчёта первому.

- Поняли все врача.

Причина заливания рабочих помещений звездолёта на жёсткий старт пеной, безусловно, священна, но какая же теперь нам, реаниматорам, морока! Сломать пену, отработанную и видоизменённую надриманом, легко, кубометр слопывается от толчка рукой в дециметр, но хлопья надо убрать, а вакуум в корабле, хоть и невысокий, и невесомость в корабле, и что прикажете делать, решетом вычерпывать? Наддувать отсеки газом и собирать "снег" ручным пылесосом? Да, так хочет древняя книга - инструкция. Пятьдесят кубов объём рубки. А пылесос, товарищи, ручной во всех смыслах. Но не я ли лихой второй пилот лихого шкипера Шкаба? И не сто двадцать ли кубов у меня в подпалубе под рубкой? В известном мне месте я вскрыл универсальным инструментом секцию палубного настила, отделил её, отвёл в сторону и прикрепил двумя карабинами к первому попавшемуся поручню. В образовавшийся проём я толкнул светильник, нырнул вниз головой сам, проник в неглубокую каверну технического хода, ведшего прямиком в подпалубу. Отдраил люк, без всякой лёгкости протиснулся в подпалубное помещение, осмотрелся там, среди опор и магистралей, проверил задрайку люков на обоих ограничниках, убедился, что всё в порядке, задрайка ого-го какая, вернулся ногами вперёд в рубку, подпалубу тщательно залючил и затем осмотрел и попробовал на "дыхание" клапан уравнивания давления на тяжёлой переборке подпалубы. В положение "аварийный сброс" клапан типа КДК-4, как я и надеялся, становился движением в полключа, и ключ ходил очень хорошо. Я открыл клапан, расчековал и вытащил из патрубка стакан с фильтрующей решёткой, сунул его в карман на лодыжке, закрыл клапан. Три шестилитровые канистры с сердитой и дешёвой пожаростойкой углекислотой техники, готовившие предстарт, прихватили по моей просьбе к стене главного рубочного шлюза, слева, справа и сверху от люка, если стать нормально, ногами к полу. Я отвинтил барашки на всех трёх и, пока наддув производился, посмотрел, как там у меня дела на рабочем столе диспетчерской. Группа работала. Когда датчик показал триста ртутного и баллоны иссякли, я проверил крепление диспетчерской на отрыв, нырнул под настил опять, укрепился там двумя ногами, спиной и правой рукой в позе леонардовского человека, взялся за ключ клапана уравнивания давления и повернул его.

Рубка очистилась. Я повернул ключ обратно.

Таким образом я и управился со "снегом" задолго до времени контроля. Подпалубу потом будет времени убрать, и, главное, не мне. Я реаниматор, а не, понимаешь, технила там. Хотя и, безусловно, свинья я. Вы видели свиней? Вот так свиньи и поступают, как я сделал.

Держась за бордюр потолочного мониторного цирка над постом штурмана-два, я огляделся. Результаты моей работы меня удовлетворяли, но не радовали; очистившаяся рубка производила впечатление совершенно гнетущее: я видал, конечно, неосвещённые рабочие помещения, но - корабли стояли в доке, не в свободном падении… Ладно - без давления, но огни на пультах должны гореть, и всё тут. А у меня - жалкий модуль диспетчерской, панелька в шлеме под носом с тремя жалкими окошками, даже катафоты спецкостюма не бличат и не искрятся, "бактерия" не вызывает у них энтузиазма. Тут я вспомнил, что никак не выберу времени последовать заветам Шкаба и попу-гаться, с последующим профессиональным овладеванием собой, но интервал 30 уже подступил, и я вызвал группу к очередному отчёту. Выяснилось: Иван закончил осмотр набортного номер один комплекта солнечных батарей, ближайшего к шлюзу четыре, но, как на грех, комплект в тени; ориентацию титана в рассуждении энергозабора с альфы на солнечные батареи Иван вообще оценивал как неудачную, титан стоял к альфе почти точно ребром, но сам же себе и отвечал Иван, что, мол, подарков и так невпроворот в нынешних обстоятельствах, так что он это всё в плане информационном, а не капризничает. Нота страховала его, взаимодействовали они хорошо, не теряя друг друга ни со связи, ни визуально. Доклад Иван заключил идеей: пропустит он все затенённые батареи, а пойдёт он прямиком на солнышко, посмотрит, как там. С давлением в спецкостюмах у них была норма, они не мёрзли, и я, лёгкой души старший, поставив на рабочем столе нужную галку, перешёл к опросу Голи Астрицкого. От графика Голя и Дьяк отставали: коридор Д-56, ведущий к посту токамака-"резерв" и должный быть чистым, какой-то ухарь, рьяный и женственный, полтора года назад запенил, они только-только коридор проломили и в пост вошли всего минуту назад. Обсудили. Решили, что Голя остаётся проламывать от пены пост, а Дьяк идёт прямо сейчас в пост "воздух", от пены, вопреки инструкции, оказавшийся свободным (они туда заглянули по пути). Там Дьяк начнёт вручную транспортировку твёрдого кислорода от стеллажа к обменнику, бриками по сто кило каждый.

Они отфлажились. Я заполнил формуляр на метке 29.02.01.01 МТС, отметил изменение процедуры. Всё шло нормально. Наступило время врача.

- Врач ко всем. Пауза операции. Контроль. Датчики ОФО, датчики АСИУ, датчики ГРОА на спецкостюмах последовательно запитать, к отчёту. Готов к приёму данных, канал "доктор".

И вот, 02.13.03.04.121 UTC - 30.02.01.01 МTC я приблизил к шлему правое предплечье с панелькой управления меддат-чиков, включил питание группы ОФО, подождал, глубоко вдыхая и полно выдыхая, съёма данных по ОФО, сдал отчёт по АСИУ (я его и не использовал - нечего сливать в штаны, отчёт, состоящий из одних нулей, ушёл меньше чем за секунду), перебросил батарейку на группу ГРОА, взял, сбросил, принял подтверждение. Кто из нас любит медосмотры? Впрочем, я сконцентрировался и прочитал себе в манере Шкаба нотацию на тему: твоё здоровье - жизнь товарища…

- Врач к первому: у тебя нули по ОФО, отчитайся по новой, - вдруг сказал Дьяк, - всем остальным: норма, начинайте продолжение выполнения задания.

Я удивился, повторил процедуру, отослал данные.

Прошла, наверное, минута.

- Врач к первому, проверь устройство.

- Как? - ядовито спросил я.

- Ну постучи по нему хотя бы.

Я повиновался, не скрывая смешка. Повторил процедуру. Отослал данные.

- Врач к первому, голосовой отчёт по первой форме.

- Опять нули пришли?

- Повторяю, врач к первому. Голосовой отчёт по первой форме, первый.

- Дышу тепло. - Я помолчал. - На мне спецкостюм, сердечный ритм отследить не могу.

- Висок в стекло, посчитай толчки.

Стекло было холодное. Я помедлил, прислушиваясь.

- Первый - к врачу, не могу я определить пульс.

- Врач - всем, прекращаю выполнение задания, в паузу не вставать; иду к первому. Марк, ты в рубке?

- Дьяк, отставить, продолжай выполнять задание. Со мной порядок.

- Врач - всем, прекращаю полномочия первого, иду к первому, соператор Мелани-По, принять командование группой. Марк, повторяю вопрос, ты в рубке?

- Я в рубке, - сказал я. - Самочувствие отличное, прошу врача отменить предыдущий приказ.

- Я врач, приказ не отменяю, иду к тебе, требую подчинения от пилота Байно.

- Я пилот, сдаю командование. Подчиняюсь.

- Я соператор, командование приняла. ЭТО-первый, ЭТО-второй, отчёты…

Они заговорили, я слушал уже краем уха. Я отдраивал внутренний рубочный, стараясь не вслух выражать свои мысли. Я чувствовал себя просто превосходно и разозлился на Дьяка очень, он был прав - формально, и он знал, что я не стал бы скрывать недомогание. У нас в Космосе не врут.

Дьяк мне не сказал ни слова, когда появился. Спецкостюм его был весь в клочьях и полосах пены, они тянулись за ним, словно он через мусоропровод шёл. Мы взялись подошвами к настилу, он потянул меня за руку, очень ловко вскрыл панель меддатчика, подсоединился к инауту линькой напрямую, несколько минут играл набором тестов, негромко мне приказывая то дышать, то нет, то выдохнуть и быть так. Я в точности мгновенно выполнял его распоряжения и молчал. Я был зайчик. Я очень не люблю Дьяка, а он очень не любит меня. Однажды он разбил мне нос, а я однажды надорвал ему ухо. Мы враги, в общем-то. Но он врач, а я пилот, и мы оба космачи на работе, в Новой земле, и нас никто тут не встретил. Я был зайчик. Он был врач, и я был зайчик.

- Девайс в порядке, - объявил как-то преувеличенно отчётливо Дьяк и сделал мне пальцами знак: переключись в "приват".

- Как ты себя чувствуешь вот прямо сейчас? - спросил он с невиданной по отношению ко мне озабоченностью.

- ОК, Яллан. Я не шучу, - сказал я.

- Я вижу, не шутишь, - сказал Дьяк. - Но и ОФО не шутит. Хотя я - пытаюсь.

- Что не так?

- Повременю пока. Открой реанимационный клапан, Марк.

- (…)! - сказал я. - Ты спятил?

- Заткнись, Байно, - сказал Дьяк. - Хватит болтать. Открой клапан.

Да прав он был, прав. Я, первый группы, порвал бы любого подчинённого за пререкания с врачом в поле - на части, пригодные к работе. Мне надлежало заткнуться. И подчиниться. Я подчинился. И заткнулся.

- Я делаю только диагностический отбор, - предупредил Дьяк, наблюдая, как я свинчиваю на кирасе заглушку реанимационного клапана. В голосе у него появились искренние озабоченность и забота. Он уже держал наготове свой прибор, чрезвычайно напоминающий короткоствольный флинт. - По уколу отмахни мне.

В микропору, заполняющую трубку клапана, он осторожно ввёл иглу диагноста. Под микропорой был я.

- Уколол, - сказал я.

- Спокойнее, Марк. Всё хорошо.

Лицо у него под колпаком шлема оставалось непроницаемым. Я полагаю, врачей этому учат, и они тренируются перед зеркалом. Забавно, но я был спокоен абсолютно. Ну вылетел девайс.

- Самочувствие, - сказал Дьяк.

- Тепло дышу. Что у тебя там?

- Заткнись. Вдохни и задержи дыхание, пока я не отменю.

- Как скажешь. А-ап…

- Внимание, группа, здесь врач! - сказал вдруг Дьяк по общей. - Провожу обследование, всё нормально. Работаем с первым в "привате", никуда мы не делись. - Нота приняла, Дьяк отключился. - Марк, у меня кое-что вызывает удивление, я прогоню тебя по полной.

- Как скажешь, - повторил я. - А-ап…

- Не дыши, пожалуйста.

Обычно во время медосмотра я читаю про себя стихи. Я тщательно, припомнив решительно все слова, прочитал себе "Бремя Белого Человека" и "Песнь крыла", и "Зелёные холмы Земли". И тут я понял. Прошло больше десяти минут.

- Дьяк, я всё ещё не дышу.

- Вот это меня, (…), и заботит! - сквозь зубы сказал Дьяк. - Десять три ты не дышал, пока не опомнился. Рекорд космический, коллега Байно.

Что сказать, что сделать: я не знал решительно.

- Если бы я осматривал тебя час назад, я бы не удивился. Щ-11. А датчики мало ли, сбоят. Но, Марк. Два с половиной часа как ты очнулся, - сказал Дьяк. - Я не слышал, чтобы период распада колонии Щ-11 в организме носителя продолжался более семидесяти минут.

- Многое впервые, - сказал я. - Хватит тягать, Дьяк. Что случилось?

- Согласен. Проблема в другом. Датчик исправен. Щ-11 у тебя не распадается, Марк.

- А что делает?

- Живёт, - сказал Дьяк. - Жива-здорова.

- Но ведь я в сознании.

- Верное наблюдение, Байно.

- Ничего не понимаю.

- Коротко говоря, Байно, в доступной для тебя форме, вот что я вижу. Дышишь ты рефлекторно. Можешь не дышать, если понадобится. Энергобаланс твой поддерживает симбионт. В крови у тебя до ста тысяч особей на миллилитр… Как и полагается, если Щ-11 взрослая. У тебя не определяется статус SOC. То есть, по ГРОА, ты пребываешь без сознания, кома самой высокой степени. Но энцефалограмма свидетельствует обратное, мои глаза, кстати, тоже. Ты в сознании, ты адекватен и коммуникабелен. Я верю и ГРОА, и анализу крови, но я верю и своим глазам. И когда культура умрёт, я не знаю. Но она умрёт. Иначе не бывает.

- Оп-са! - сказал я.

- Извини, Марк, но, по-моему, злое шесть на финише выпало тебе. Просто как-то в очень извращённой форме. Утешить тебя? Ты попал в учебники, Марк, у меня три свидетеля. Ты завещаешь мне своё тело? Я с удовольствием тебя вскрою.

- Это шутка, - сказал я, набрав в лёгкие воздуха.

- Это-то шутка, - подтвердил он. - Но только это - шутка. Остальное вполне нет. - Он помедлил. - Комментарии невнятны. Н-ну-с, Байно: истерика будет?

- Не дождёшься. - Я и вправду не собирался. Мало ли что. Подумаешь… Я плавал в поту. Мёртвые потеют? Неизвестно.

- Ты потеешь, - сказал он. - Замечательно… Ладно, извлекаю иглу, закрывайся.

- Главное для врача, чтобы больной пропотел, - сказал я. - Это как-то вас всегда оправдывает. Ладно, Дьяк, не время, не дело. Я весь твой: вердикт.

Он молчал. Принимал решение. Смотрел мне прямо в глаза. Мы почти касались стёклами. Больные часто потеют перед смертью. Старая истина.

- Я не стану тебя отстранять от работы, Марк. Но каждые пять минут жду отзыва. Говори просто: я здесь, порядок, мол. Полномочия тебе я возвращаю, но сам следи за собой - только на подхвате, никаких самостоятельных действий. Без обид, Марк, я боюсь, ты можешь выключиться в любую минуту. Как понял?

- Понял так, - сказал я сквозь зубы. Всё было сказано, не понято вполне, но принято во внимание. Я вышел из "привата".

- Здесь пилот. Врач возвращает мне полномочия первого.

- Здесь врач, подтверждаю. Ошибка удалённого диагностирования. Доверие к первому полное, участие в конкретных работах ограничиваю - на всякий.

Он снова показал мне пальцами "приват". Я щёлкнул.

- Марк, - сказал он. - Как там с тобой дальше будет - не знаю. Но как бы ни было - мне жаль. Безотносительно. Я бы поменялся с тобой.

- А я бы с тобой, наверно, нет, - сказал я то, что думал.

end of file

ввести код

23405

код принят

file 1.2

txt: - понял тебя, принято, - сказал я. - Без спа, не спа, но. Надо работать, Дьяк, двигай.

16.13.03.04.121 UTC - 20.03.01.01 МTC он повернулся, прошёл ограничник, я задраил за ним люк.

- Штаб снова в рубке, контроль работ, группа, отчёт к первому, - сказал, возвращаясь к диспетчерской и принимаясь за работу.

35.15.03.04.121 UTC - 03.04.01.01 МTC к моменту через четыре часа средних по воскрешению "квинты бозе" минимум света звездолёт имел, а конкретные обстоятельства обстояли следующим образом:

Купышта: разэкранил батареи кольца "6" на освещённом альфой борту титана, заклеммил магистраль и прозвонил её, вернулся на борт, завёл успешно стартовавшие преобразователи приёмных аккумуляторных станций 4, 4-1 и 4-2, скинул возникший минимум Ноте на пост контроля для запуска обоймы БВС-011 (испросив разрешения, Нота туда отправилась в 44.14.03.04.121 UTC - 12.04.01.01 МTC) и теперь проводил активный тестинг пас-схемы на энерговоде по штирборту - первый свет уже шёл на пусковую будку ноль третьего "токамака";

Нота: получив свой свет, запустила три из шести колонок; зарядила, активировала и отправила на корпус два кибер-пасса;

Голя Астрицкий: работал с "токамаком-03", готовя его к пуску;

Дьяк: загрузил очередь воздушных брикетов в обменник, доступные ему из поста "воздух" кулера и шторы на главной трассе системы климатизации отграниченного объёма Первой вахты проверил и теперь, как и я, просто сидел-ждал света;

а я: не напрягал врача, каждые божьи пять-шесть минут рапортуя, как оно со мной у меня, не помер ли я, и вообще. Ну и помечал промежуточные на диспетчерской.

Не скажу, не помню, как мне удалось тогда с самим собой договориться, с какими аргументами. События помню поминутно. Мыслей своих и ощущений (после медосмотра) не помню начисто. Не настолько я уж хорош, чтобы так довлело меня к долгу перед Трассой и Императором, что, даже мёртвый по диагнозу врача группы, я исполнял свой космический долг как человек и звездолёт. Товарищество? Да. Аргумент. Но единственный…

Всё это особенно приметно в том свете, что в принципе я бездельничал, координируя и размещая поступающую отчётность да напоминая группе расписание работ по пунктам и периодам.

15.05.01.01 МTC Голя Астрицкий осведомился у Купышты о состоянии работ по распасовке, Купышта заявил готовность, тогда Голя Астрицкий без обиняков вызвал его к "токамаку 03" непосредственно. Несколькими минутами позже служба ЭТО официально доложила командованию о готовности запуска реактора. Я приказал им держать готовность, вызвал Ноту и спросил, как там с готовностью средств контроля рабочей обстановки в пределах указанного поля операции. Нота слышалась уставшей, но у неё всё работало. Первичный визуальный осмотр внешнего корпуса киберы почти закончили, явных изъянов не обнаружили. Я выразил ей душевное моё удовольствие, вернулся к Купыште и к Голе Астрицкому и повелел пускать родимого.

Реакция началась в 18.05, к 13.16 UTC "ноль третий" вышел на минимум, а в 28.05.01.01 МTC Купышта испросил у меня разрешения на освещение "Сердечника-16" в отграниченном объёме по распределителю масс первому. ЭТО-второй поддерживал Ивана безоговорочно. Я перевёл врача к ним на пост и дал добро.

В 18.06 у меня в рубке вспыхнуло дежурное освещение. Командирская колонка повела себя очень хорошо, стартовав автоматически. Я устроился за ней, вызвал на монитор пароль-комнату, достал из кармана справа на подушке "капюшона" пакет с набором диск-хранов, выбрал диск-хран с ключом А, вставил его в приёмник и задвинул приёмник в панель. Оборудование рубки погруппно включилось. На стены пароль-комнаты пошли первые данные. Я приказал всем ждать дальнейших, специально для Дьяка отрекомендовался жив-здоровым, просмотрел скопившуюся сводку по энергии и по доступам, удалённо прогрузил пару заевших кранов, сообщил всем моим, что "Сердечник-16" к реанимации интеллектроники готов, вывел в центр экрана Большую Зелёную Кнопку (я всегда делаю так, ритуально у меня так) и большим пальцем правой руки (а я левша) нежно на эту Кнопку надавил.

45.05.01.01 МTC "Сердечник-16" включился (такой толчок; корпус вроде не дрогнул, но толчок явственно ощутился, не знаю уж, каким чувством; толчок, и корабль как бы чуть увеличился, раздался) и мощно заработал на 12 процентов от единицы, то есть загрузка светом отграниченного объёма рабочего для Первой вахты стала у нас стопроцентной. Можно было поднимать давление, греть атмосферу, будить наших.

- Ураретру, девочки! - воркующе произнесла Нота.

- Мы хорошие и добрые космачи, - сказал я по традиции. - Мы любим себя, никогда не сидим без света и тепла.

- Правильно и вовремя сказано! - традиционную же ответку произнёс Дьяк. - И ты, наверное, веришь в сказанное?

- Ну, с теплом пока не горячись, - заметил Голя Астриц-кий. - Рано в коридорах греться. Минус восемьдесят на борту, в среднем.

- ЭТО, подстанции на автоконтроль, - сказал я. - Сопе-ратор, в рубку, определение места и предварительный опрос пространства на встречных частотах.

- Есть, иду, здесь соператор.

- По расписанию продолжаем работу, здесь Купышта. Я - штирборт и центр, Голя - бакборт.

- ОК. Дьяк, я к тебе на подхват. Задавим коридоры атмос-феркой, - сказал я.

- Понял, здесь врач. Обжидаюсь, - ответил Дьяк.

- Какие они сегодня вежливые, - произнесла Нота. - Друг с другом.

- Совместное преодоление трудностей, как известно, облагораживает, - сказал Иван Купышта.

- Я читал, японцы на Земле в знак дружбы вместе мочились с обрыва, глядя на красное солнце в лиловых небесах, - сказал Голя Астрицкий.

- Ты - читал? - сказала Нота. - Где - ты - мог - что-то читать?

- Было дело, - произнёс Голя Астрицкий с некоторой важностью в голосе.

- И в чём мораль? Я имею в виду, проекция японского обычая на ставшие странными отношения наших дуэлянтов значит - что? - спросил Купышта.

- А не заткнуться ли вам, младые? - сказал Дьяк. - Обсудите позже. Хотя бы не под запись.

- Здесь первый, группа, сняли флейм с радио, - сказал я.

Я не стал дожидаться в рубке Ноту и, выйдя в коридор, тщательно задраил за собой люк. Давление на титане если и отличалось в плюс от нулевого, то на копейки, дежурный свет, однако, горел уже и в коридоре, и у шахт, и в распределителе. Только теперь, на свету, я обратил внимание на запыление в незапененных отсеках, довольно значительное. Сумка для "персонала" у меня была, естественно, пуста, и по пути я ловил и складывал в неё мелкий мусСм: пластиковый стаканчик, вкладыш к диск-храну, вилку с последними двумя-тремя мотками световода калибром.14… Я двигался короткими сильными рывками, по два-три рывка на ограничник, до агрегатного отсека, где меня ждал Дьяк, от рубки было прямиком по центру около двухсот метров, семь секций. Пятая по счёту секция была казарменной - номера для сменной вахты, здесь по расписанию и должна была первое время отдыхать моя "квинта". Я не испытал удивления, увидев на одной из дверей надпись маркером прямо по покрытию: "Байно". Так кириллическую Б расчерчивал вензелями только Шкаб. Я не стал задерживаться, расшпиливать дверь. Насколько я знал Шкаба, в номере меня ожидал сюрприз - недорогой, но радующий.

Предстартовые тренировки у нас проходили прямо на борту "Сердечника-16"; на два месяца нас тут поселили и гоняли с заклеенными стёклами шлемов по коридорам. Не зря - весь звездолёт слепо на ощупь я, конечно, не знал, но в пределах зоны ответственности "квинты бозе" - как любой из своих пальцев. Пригодилось: в секцию, примыкающую к площадке шлюза агрегатного отсека резерва освещение не поступало, а светильник я, конечно же, с собой не захватил. Но я, умелый, тренированный, да к тому же, вдобавок, почти мёртвый, преодолел препятствие шутя, за вполне штатные минуты. В камере адаптера ДК-9 я столкнулся с салазками, по верхнюю раму гружёнными этэошным барахлом. Салазки двигал сильно перепачканный какой-то сажей Иван.

- Привет, Марк, - сказал он. - Летаешь тут?

- Привет, Иван, - сказал я, принимая передок салазок и направляя его в шахту, которую только что прошёл. Иван громко дышал.

- Где тебя так почернело? - спросил я, сторонясь.

- Да глянул тут одну подпалубу, - ответил Иван, проплывая мимо.

- Порядок?

- Пока да.

- Проходи, я за тобой шлюзану.

- ОК.

- Марк, ты идёшь? - услышал я Дьяка.

- Через минуту.

- Иди прямо в пост "воздух".

- ОК. Нота, к связи.

- Соператор.

- В течение ближайших минут бросай там всё и приготовься к взаимодействию с постом "воздух".

- Есть.

- Что-нибудь положительное можешь нам всем сказать по обстановке?

- Мы там, куда шли. Дрейф незначительный, порядка восьми в секунду. Больше ничего, мальчики.

- И на том спасибо, что мальчики… - проворчал то ли Голя Астрицкий, то ли Дьяк.

Люк поста "воздух" был задраен без дожатия. Я не стал нудить: всё остальное, что тут можно было сделать в одиночку, Дьяк сделал отлично. Агрегат заряжен, пульты контроля системы вентиляции сияли чистой зеленью, а пена была убрана так, будто её здесь никогда и не водилось. Не один я знал, как заметать мусор под ковёр. Контролировать здесь мне было нечего, но я всё-таки проплыл над пультами, осмотрел агрегат, Дьяк сидел на "насесте", держась за луку.

- Всё ОК, - сказал я, подплывая к нему. - А куда ты дел пену?

- Убрал, - с интонацией, обычно сопровождающей пожатие плечами, ответил Дьяк. - Как ты?

- Нормально. Слушай, давай хватит пока, а? Давай подумаем об этом позже. - Выбора так и так нет. Ладно. Командуй.

Я примостился на вторую табуретку, завёл на бёдра скобы.

- Закрепись, - приказал я Дьяку, тот подчинился.

- Внимание, "Сердечник-16". Приготовиться к подаче атмосферы в отсеки. Соператор, доложи готовность к взаимодействию со мной.

- Готова, контроль полный.

- Пара ЭТО, определитесь по местоположению.

- Я ЭТО-один, камера контроля 35-11, центр, секция 11.

- Я ЭТО-второй, на бакборте, подпалуба секции 12а.

- Самочувствие?

Им было хорошо.

- Внимание, "Сердечник-16", обезопаситься от столкновения с незакреплённым оборудованием. Закрепиться всем на подачу давления в отсеки. Доклад по выполнению команды.

- Соператор, готова.

- Первый ЭТО, закинулся.

- Второй ЭТО, минуту… Я готов.

- Второй ЭТО, повтори, неотчётливо.

- Я ЭТО-второй, готов к подаче давления в отсеки.

- Внимание, "Сердечник-16". Старт операции - 05.50. Исполнитель первый с поста "воздух" в паре с врачом при взаимодействии с соператором. Давление посекционно, до половины на секцию, начиная от носа, в отсеки - подать! Тепло подать!

- Первая пошла, - произнёс Дьяк.

- Вижу давление, - сообщила Нота. - Повышение температуры до минус пятьдесят.

- Медленнее с теплом, Дьяк, запаримся в отсеках, - посоветовал Купышта.

- Понял, медленнее с теплом. Поправил. Так, готов к передаче атмосферного контроля на автоматический робот-сервис первой секции.

- Соператор, разрешение, - сказал я.

- Первый сервис готов принять контроль.

- Марк?

- Давай.

- Передан контроль на робот-сервис первой секции.

- Взял атмосферу сервис-раз.

- Вторая пошла, - предупредил Дьяк.

- Не спеши, - сказал я. - Куда ты торопишься?

- Жить и, далее, чувствовать… - проворчал Дьяк.

Я промолчал.

- Даю вторую.

- Давай вторую. Нота?

- Поддерживаю. Сервисы два и три последовательно готовы перейти на контроль автоматически.

- Готов стартовать программу, - сказал Дьяк.

10.06.01.01 MTC давление в секциях 1, 2 и 3 "ствола" титана достигло половины от нормы, температура подбиралась к нулю по Цельсию. Влажность беспокоила, конструкции кое-где пошли потеть. Справимся.

- Нота, ты как сама? - спросил Дьяк.

- Хорошо.

- Готовься к контакту с внешней средой.

- Готова.

- Я врач, оцениваю ситуацию в пределах первой секции как достаточную для поддержания метаболизма человека. Соператору, без поддержки, открыть шлем.

- Есть. Открываю шлем. - Тембр голоса Ноты изменился. - Открыла шлем. Дышу, греюсь. Парит в рубке незначительно.

- Отлично. Загерметизируйся, отмахни… ("Сделано, в шлеме соператор…") Марк, всё, ставлю атмосферу на автоматику, - сказал Дьяк.

- Не возражаю. Сиди тут, смотри, слушай. Сними с нас скафандры. Я иду в трюм, гляну, как там наши.

- Э-э…

- Что, Дьяк.

- Ничего. Понял тебя.

Я свёл с бёдер скобы, толкнулся к выходу. В коридоре парило. Сквозь пар я добрался до поворота на трюм. Шлюз блестел как новенький: пену убирал Дьяк. Трюм был кубов в четыреста, как раз на семиярусный рэк. К станине рэка дорога была убрана прилично. Семь блинов-контейнеров стояли в рэке, удобная лесенка вертикальным зигзагом проходила через шлюзы их. Трюм подсвечивали четыре рампы, светло было, как на солнце. Я и сам не знал, зачем я сюда пришёл, что означали мои слова "гляну, как там наши". Выведение из наркаута - штука сугубо автоматическая, внутрь контейнеров проникать без смертельной необходимости, да ещё не будучи лицензированным врачом, запрещено. Да не знал я, зачем сюда пришёл. Но я знал, что никто не должен узнать, что я этого не знаю. Я остановился у цоколя рэка. В трюм поступала атмосфера. Судя по моим приборам, дышать я уже мог бы и без шлема, а Цельсий был минус тринадцать, я слышал, как Нота, а затем и Иван Купышта потребовали от врача разрешения снять шлемы и перчатки, и разрешение Дьяк дал. Я стоял под рэком не менее двадцати минут, и меня никто не окликнул. 48.06.01.01 МТС в носу, в центре (до распределителя объёмов Главного), по штирборту (до третьей секции включительно), по бакборту (до второй), установились: давление от пятисот семидесяти миллиметров и кое-где выше, температура одиннадцать тире шестнадцать тепла, приборы начали регулировку влажности, а в рубке даже включился ионизатор. Снял шлем Голя Астрицкий, застрявший над какой-то нестрашной утечкой в подпалубе. Я молчал, мне было нечего сказать, всё шло хорошо.

- Здесь первый, порядок в трюме, - сказал я вдруг.

- Я уже собирался тебя искать… - проворчал Дьяк. - Группа, самочувствие. ОК.

- Ладно, - сказал Дьяк. - Шесть часов на ногах, четыре часа как мы живём на себе. У меня голова от слабости кружится. Предлагаю поесть и попить. То есть не предлагаю, а приказываю.

- Голя, как с водоснабжением? - тотчас спросила Нота.

- Почему все всегда считают, что женщины более чистоплотны, чем не женщины? - спросил Иван Купышта.

- Потому что от них (…) (…) (…), - сказал Голя Аст-рицкий. - Ноточечка, к рубке я водичку подам. Пары литров тебе хватит?

- Мне - хватит! - высокомерно сказала Нота. - А тебе и в ванне не отмыться!

- Что такое ванна? - спросил Голя. Мы все расхохотались, даже Дьяк. Даже я.

- ОК, группа, обед, гигиена, - сказал я. - Собираемся в комнате отдыха при рубке. Не бросайте всё как есть, всё доделайте. Кстати, дева наша, обойдётесь обтиранием. Пусть двух литров хватит на всех.

Я как-то и забыл: перед смертью нас побрили налысо. В подшлемниках и тем более шлемах все казались знакомыми и привычными, но во время обеда я всё время ловил себя на том, что, обращаясь к кому-нибудь, делаю маленькую паузу, проверяя про себя, действительно ли тот, к кому я обратиться хотел, им является. Даже бровей нам не оставили. Нота удивила меня - и не только меня - крупными шишками на голове.

Спецкостюмы и поддёвки 26.06.01.01 MTC мы свалили в шкаф в шлюзовом тамбуре рубки, а предметы конфекции и по нескольку раз использованные АСИУ запихали в поганый мешок и затолкали в этот же шкаф - в низ. Обтирания выполнили с большой истовостью и удовольствием, но всё же воняло нами в комнате отдыха заметно. Молодые наши организмы, соскучившись по своему нормальному функционированию, метаболизировали с коэффициентом "три". (Отмечу, что в смысле плоховония от товарищей я не отличался.) Космач редко обращает на миазмы внимание, однако комната отдыха была такая новая, такая чистая, столешница была такая неисцарапанная, а подносы и посуда были такими яркими и одноразовыми, что воняло просто по контрасту. Больших полотенец в туалетной оказалось навалом, сидя вокруг стола, мы напоминали литературные привидения, поскольку не подоткнутые концы полотенец развевались вокруг тел… и даже мешали питаться.

- Нота, не плавай грудью, - проворчал из-за груши с кофе Купышта. - Запахнись. Мешаешь питаться.

- Поддерживаю, - сказал я. Я сидел ровно напротив Ноты. Овощное пюре, горячий сыр, красное вино со всем позитивизмом проникли в меня, тщательно прожёванные и разболтанные во рту. Мёртв я был или нет, но пообедал я без малого с жадностью. Кофейный автомат после настройки Купышты, кофемана и курильщика, сварил отличный кофе. Четверо из нас сейчас пили его, кроме Ноты, которая чистила набело вторую стандартную облегчённую (без твёрдых составляющих).

- Нота, а что у тебя с головой? - спросил Дьяк.

- Ты буквально прекратил мои мучения, - сказал Голя Ас-трицкий с энтузиазмом. - Ты натуральный дохтур.

Нота помедлила, сделала глоток.

- Форма черепа, - сказала она. - Вам бы такую. Это шишки женской мудрости. Они у меня с детства.

- На частоту овуляций не влияет? - спросил я. Нота объяснила мне жестами, что влияет на частоту овуляций.

- Надо же, форма черепа, - сказал Дьяк. Он потёр ладонью свой собственный череп, посмотрел на ладонь, посмотрел на Ноту и сказал: - А не лечится? Что говорили врачи?

Нота обратила пальцы к нему, поменяла три фигуры на них. Дьяк засмеялся. Я посмотрел на часы. Мы отдыхали почти двадцать минут. Я сплавал в рубку, к инженерному посту, вернулся.

- Атмосфера и тепло по объёму операции установлены, - доложил я своим. - Отклонения по влажности, но это чуть. Кислородные маски, тем не менее, приказываю держать на затылке. Теперь что. Дьяк, кого тебе надо в пару на реанимацию Первой вахты?

- Как кого - фельдшера, - сказал Дьяк, показывая на Ноту. - Рубкой и ты можешь заняться. Только очень осторожно, Марк, да? - Он многозначительно поднял бровь. - Мы все очень слабы… Жрите гематоген, реябта, побольше, всё, что на столе, надо сожрать.

- ОК, - сказал я. - Рубкой я и займусь. ЭТО, чем вы займётесь?

- Всякой (…), - сказал Купышта. - По расписанию. С блокнотами наперевес.

- ОК. Но сначала "персоналы", отчёты составить. Они у нас, кажется, по каютам?… модули?

- Да, - сказала Нота. - Должны быть.

- ОК. Нота, сколько чего ты успела в рубке?

- Практически ничего, только по давлению и теплу… А, ты про место-обстановку?

- Это должно нас интересовать, - сказал я кротко.

- Грубо говоря - мы в астрономической единице над северным полюсом системы. Система та, куда мы и хотели. Альфа очень красивая. Эфир пуст. Ни в пассиве, ни в активе. Автопоиск я оставила. Но ты не забывай, это всё очень грубо: вся посуда-то ещё под корпусом.

- ЭТО, что я могу выдвинуть прямо сейчас? - спросил я.

Купышта раскуривал сигарету, погрузив кончик картриджа в искрящийся мутный шарик огонька на головке газовой зажигалки. Глянул, прищурясь, на Голю Астрицкого. Голя Астрицкий покачал головой.

- Ничего не можешь, Марк, - сказал Купышта. - Официально не рекомендуем. Сначала надо всё провесить, обзвонить. Да и света у нас мало. Вдвоём мы большие токамаки пускать не будем. Не катастрофа уже, чать.

- Не факт, что не, - сказал я. - Видите, не встретили нас. Но я понял, принял. Согласен. Тогда я - что доступно, а вы - что доступно. Будим Первую вахту, товарищи разлюбезные.

- А больше от нас ничего и не требуется, - заметил Дьяк. - А любопытство, насколько я понимаю, в список командирских добродетелей не входит. Во всяком случае, в нашем случае. Хотя мы и оценили твою попытку.

- От так его! - сказал Голя Астрицкий. - А он тогда что? - обратился он ко мне.

- От любопытства плохо всем, - сказал я. - В том числе прогрессу. Но я ещё слишком молод, я не умею взлетать мыслию до философий, доступных доку Дьяку. Ограничусь приказом: закончить обед, приступить к обеспечению реанимации Первой вахты. Врачу принять командование на время реанимации. Мой пост - в рубке.

- Так будет лучше всем, - сказал Дьяк.

- Что это ты, Дьяк, имеешь в виду? - спросила Нота, глядя то на Дьяка, то на меня. - Слушайте, вам дома не надоело?

- А вот я люблю смотреть на драки в невесомости, - заявил Купышта. - Во-первых, потешно, во-вторых, глупо настолько, что нравится даже мне, а я известен своей невозмутимостью на весь Космос. - Купышта загасил сигарету и, ловя концы своего полотенца, кувыркнулся назад, к гардеробу. Голя Астрицкий снялся с насеста вслед за ним. Я собрал со стола подносы один на другой, обмотал их столовой плёнкой и подсунул под резинку рядом с посудомойкой.

 

ГЛАВА 3. ЧЕЛОВЕК ШКАБ

39.02.03.01 MTC девять спецов группы управления Первой вахты столпились в тылу поста "штурман-1" и, как один, неотрывно глядели на короткий толстый палец десятого спеца, Люки "Шкаба" Ошевэ, прижатый к пыльной поверхности полуметрового монитора. В режиме "пауза" на мониторе отображалась модель доступного для сканинга шума и света Первой Площади ЕН-5355. Монитор венчал собой приборную книжку, разложенную и развёрнутую перед Шкабом. Шкаб занимал пост законно, в Первой вахте он исполнял обязанности первого штурмана и был вправе тыкать пальцами в мониторы хотя бы и просто ради.

Шкаб держал палец прижатым к экрану целую минуту, жуя поочерёдно то верхнюю, то нижнюю губу. Потом он спрятал палец в кулак, натянул на запястье обшлаг последней свежести сорочки и протёр экран. Экран украсился белесыми разводами, лучше стало чуть. Ошевэ снова уткнул палец туда, где предыдущее прикосновение проело чистый кружок. Откашлялся в локоть незанятой указанием руки и наконец изрёк:

- Ну, судя по всему, вот. Тоже наше.

- Что, интуиция, Шкаб? - спросил динамик Грановский. Он висел вниз головой в заднем ряду. Ошевэ обернулся, неласково любопытствуя, что за остроумище выискался, - короткое шевеление произошло в толпе космонавтов и тут же замерло, поскольку заговорил капитан Пол Мьюком, сидящий на подлокотнике штурманского "капюшона", - одиннадцатый в рубке, самый специальный, спец:

- Давай-ка, Шкаб, развернём "зеркало". А?

- А смысл? - спросил Шкаб.

- Зорко осмотримся. Не будем гадать.

- Да я в принципе уверен. Место, альбедо. Наше это.

- Альбедо ниже, - подал голос штурман-два. Его пост отстоял на метр одесную от Шкаба.

- Ниже, чем у чего? - спросил Шкаб.

- Ниже, чем у развернутого комплекса.

- Да нормально. Батарея маяков плюс рэк - верно светится, - возразил Шкаб.

- Хоть бы откуда пискнуло не автоматом! - сказал кто-то - не Грановский.

- Да. Хоть бы откуда, - согласился Шкаб почти охотно. - Хоть бы один писк. Не от автомата.

- Давай развернём "зеркало", Шкаб, - повторил Мью-ком. - Официальный запрос рекомендации к исполняющему обязанности штурмана-раз.

- Жалко, - ответил Ошевэ задумчиво.

Пол Мьюком, капитан "Сердечника-16" и начальник экспедиции "Дистанция XIII", предлагал использовать автоматический спутник-телескоп. Альфа, местное солнышко, звезда весьма активная, здорово мешала двум немытым, героически борющимся с постнаркотическим похмельем радиооптикам, сложноподчинённый результат чьих усилий сейчас и отображал монитор штурмана-раз. Большую обсерваторию радиооптики завести вдвоём не могли, и Первую Площадь обследовали доступными по умолчанию, малыми средствами. Уже вторые сутки малые средства пасовали. Впрочем, никто не удивлялся. Слишком уж малые средства были малыми.

Девяносто пять процентов систем титана были всё ещё законсервированы, "токамак-главный" едва разогнался до минимума, обеспечивая светом только самые необходимые адреса потребления. Три четверти экипажа и все пассажиры спали: на загрузку атмосферой титана целиком твёрдого кислорода, конечно, не хватало. "Зеркало" относилось к разряду одноразового оборудования и серьёзного света не требовало, его выносили в космос ультралиддитовые бустеры, в рабочий режим оно разворачивалось самостоятельно, "на сахаре". Помочь определению обстоятельств оно могло. Но оно было на титане одно.

- Жалко, - повторил Ошевэ. - Оно у нас одно, родимое. Останемся без сильной оптики. Когда потом его подберём… Да и что мы увидим? Что есть - и так видно.

- И побьёт "зеркало", - добавил Френч Мучась, второй штурман. - Пыльная система.

Штурманы, даже исполняющие обязанности, очень не любят оставаться без хорошей стационарной оптики в пространстве.

- Другие предложения? - спросил Мьюком, фокусируя вопрос на макушке Ошевэ. Тот чуть было не пожал плечами.

- Главное - не торопиться, - сказал он, стараясь, чтобы прозвучало веско. - Мы уже тут, реанимировались, и всё не так плохо. Непонятно, но не плохо. Точнее, неизвестно, но, тем не менее, не плохо. Можно посчитать. - Он принялся тыкать пальцем в экран. - Есть у нас отклик от орбитера над Тройкой. Вот. Хороший, ясный, штатный отклик. Комплекс "Башня" у Тройки в состоянии рабочем. БВС "Башни" разговаривает, рада нам, пассивно, но рада. Жаль только, информации для нас от Марты не несёт… Э-э, Туман, "Башня" есть - уже дело, без кислорода и света не останемся. Дальше. Вот пунктир от орбитера над Четвёркой. Ещё деловитее, хотя всё равно голодновато. И вот этот над нами объект, ровно в северном зените системы. Объект холодный, малой яркости, но точно там, где должен. Этот молчит совсем. Но он есть.

- И всё, - сказал капитан. - За три-то года.

- Маловато, что и говорить, - согласился штурман. - Эх, Марта, Марта, как тебя угораздило… Чего боялись, того и наглотались.

В Первую вахту, как и явствует, входили космачи самые опытные, авторитетные, в экспедиции самые высокопоставленные - ответственные. На то и Первая вахта. Перворазников в рубке не было, только серьёзы, коим Земля всегда далеко, чёрт не брат, а Император - незваный родственник. Но эмоционально-интеллектуальный настрой в рубке сейчас был как у боксёра, по очкам выигрывавшего весь бой и пропустившего нокаут за секунды до победного гонга. Грогги, долго ли, коротко ли, - пройдёт, но факт поражения уже в биографии, ни изменить, ни скорректировать, и реванш невозможен. Звездолёт "Форвард" капитана Марты Кигориу, взявший Императорскую Дюжину три года назад, "Сердечник-16" не встретил.

Судя по всему, Кигориу начала работы по развёртыванию операции "Первый Форт". С известной долей приблизительности поддавалось оценке, что работы были по каким-то причинам прерваны около полутора лет назад - то есть на середине… Это было страшно, более того, это, с гораздо большей вероятностью, было почти смертельно, ибо заднего хода у "Сердечника" не было.

- Н-да, - сказал соператор Лен-Макаб. - Как бы с Мартой не было бы крайнего худа…

- Не каркай, - сказал Мьюком. - Рано.

- Рано? Не поздно?

- Не каркай! - сказал Шкаб.

- Объект у Тройки уходит в тень и за горизонт, - сказал слева, из-за толпящихся, оптик-два Пиранд с своего поста. - Восемьдесят пять минут ночных.

- Принял, пометил, - откликнулся штурман-два Мучась.

В рубке воцарилось молчание. Никому нечего было сказать.

- Есть охота, вот что, - сказал Шкаб.

- Фак перефольнофаффя? - спросил Пол Мьюком.

Он и Люка Ошевэ (по прозвищу Шкаб) считались друзьями и питали некую общую слабость к публичным проявлениям взаимного панибратства. Нарочитый акцент, с которым Мью-ком задал вопрос, как и сам вопрос являлись затёршейся уже хохмой, а среди молодёжи хохмой уже и легендарной. Вообще сказать, начальник экспедиции статский советник Мьюком не обладал затейливым юмором. Сознавая это, он не тщился поражать окружавшее его внимание всякий раз новым блеском приличествующей случаю остроумной фразы. Когда доводилось и было уместно пошутить, он, ориентируясь по смыслу, использовал поговорки одни и те же, немногие, расхожие и популярные, не брезгуя и бородатыми, разве что чуть-чуть, иногда, рискуя экспериментировать с интонациями. Легенда же к использованной им только что старинной - пятигодичной давности - хохме гласила: некогда где-то Шкаб выгребся из плотного метеоритного дождя, выгребся без единой дырочки и первым делом, когда его, мокрого и белого, вытянули за руки и за уши из переходника, потребовал - рому, и известный Ульке, потерявший некогда где-то с кончиком откушенного языка половину выговариваемых букв, с пониманием похлопав Шкаба по макушке, под общий облегчённый хохот осведомился: фак рому или брому? не-оффёфлифо ты фак-то, перефольнофаффя, малфик?… Никакого искусства и никакой удачи, и никакой электроники ни одному космонавту не хватит вывести малый корабль из плотного дождя. Здесь в полной мере царит бог, но часть лавров бога, если он вдруг сыграл за, так или иначе достаётся пилоту, и тут уж хочешь-не-хочешь, а рождаются легенды…

- Дежурный! - сказал Мьюком. - Два обеда на мостик, пожалуйста. Товарищи мои коллеги! Прошу по назначенным постам! У товарища штурмана брейк.

Пространство вокруг штурманского поста очистилось. Спецы отталкивались от "капюшона", от приборных стоек, друг от друга, отлетали прочь; в рубке царил рабочий полумрак, и люди словно растворялись. Два десятка человек в плотно упакованном аппаратурой помещении - и вдруг как их не было. На виду, освещённый монитором, остался только штурман-два Френч Мучась, самый молчаливый космач в Космосе, его пост был в спарке с постом Шкаба и отстоял, как и обозначалось уже, на метр. Да сам Мьюком остался сидеть на подлокотнике, придерживаясь небрежно за какой-то хлястик.

- Слушай, Пол, ну откуда в рубке столько пыли? Нигде такого не припомню… может, хоть одного стюарда разбудить, а? - сказал Ошевэ, когда ему надоело молчание.

- Вляпались мы, Шкаб, старина, прав ты, - сказал Мьюком очень тихо, так, чтобы только Ошевэ его расслышал. - Голый-босый в Космосе - что ему делать? То есть нам?

- Я не эконом, - чуть ли не огрызнулся Шкаб. - Ты знал моё мнение: скупой платит дважды, пока толстый проголодается, худой умрёт. Если наш возлюбленный Император и жаден и беден одновременно, то какое отношение имеет это к моей любезной, привычной мне, невообразимо драгоценной заднице? Ясное дело, радоваться я отказываюсь. Более того, я зол. На тебя, серьёз Мьюком, я зол в особенности. Таким образом, капитан, не задавайте мне идиотских вопросов не по службе.

- Не хер было - тебе лично - строить из себя героя. Никто не настаивал на твоём участии, - сказал Мьюком. - А Кафу вообще был резко против. Он так любил тебя.

- Кафу! - сказал Шкаб с пренебрежением. - Кафу меня уговаривал остаться, будто ты не знаешь. Я согласился из-за тебя, - сказал Шкаб, через плечо глянув капитану в подбородок. - Хоть ты и не настаивал. А вот ты, Туман, согласился из-за того, что ты уже старый хрен и тебе не хватало алмазов с неба. Жирняга Вовян Кафу, значит, может быть губернатором после самого Преторниана Паксюаткина, а ты, понимаешь ли, нет? - рассуждал ты. Я не отрицаю определённой справедливости рассуждения, заметь. Но вот теперь твоё губернаторство, Туман, - любуйся… а вот и мой паёк. Спасибо, голуба моя Мегин.

Сгорбившийся Мьюком подождал, пока подвахтенный Мегин освободит руки от упаковок и сгинет прочь. Но заговорил Шкаб.

- Не нужно задавать мне идиотские вопросы, - совсем тихо сказал он, зверски наддирая обёртку стандарта. - Кроме того, чего уж там! Мне моя предполагаемая должность в твоём предполагаемом губернаторстве тоже была - солнышко. Если честно. Хотя, повторяю, отправлять такую дурищу, как "Сердечник", к Новой земле без поддержки транспортом ам-баркации… смертельное идиотство. Преступное идиотство. Которому нет оправданий. (…), со своей Дистанцией, Император… Слава Императору! Вообще не понимаю, почему мы называемся "Сердечник", а не "Союз-1"!… Я надеюсь, как и ты, только, что у Марты всё в порядке, просто типа там перепились и забыли встретить… - Он зло фыркнул в ложку. - Вариант Доктора помнишь, Пол? А? Задница гола - но голова цела.

Мьюком взял из воздуха упаковку с едой и тоже надорвал. Аккуратно, по шву.

- Ты, значит, вот к чему уже готов, серьёз… Н-ну, видно будет. - Он помолчал. - Так сбросим "зеркало" или нет? - спросил, зачёрпывая ложечкой кашу.

- Жалко, - повторил Ошевэ в третий раз. - С другой стороны… Ай, да не в этом дело, Туман, "зеркало" там, не "зеркало", хрен бы с ним… Если Марта нашла систему опасной и… не представляю даже, как, но - отковыляла обратно в Касабланку, то уж хоть спутник какой с информацией нам бы бросила. Да что спутник! Вон её железа сколько по системе живого! Два орбитера, Башня!… А информации - ноль. Беда с Мартой случилась, Пол. Зря мы с тобой Лен-Макаба облаяли. Не зря, конечно…

Они помолчали, жуя и посасывая.

- Да… крутанули барабан… - произнёс Шкаб. - В общем, Пол, считай, что графика у нас больше нет - это в любом случае. Губернаторство твоё отодвигается… Равно, как и моя… моё величие. Слушай, а вот это жёлтое - что?

- Повидло.

Шкаб почмокал, пробуя.

- Новый штамм что ли, я не понимаю?

Мьюком смял опустевший пакет и встал на подковки.

- Надо греть большой токамак и двигаться к Тройке, к Башне. Задышимся и там будем решать. Считай курс, штурман, - сказал он, и пошёл было прочь, но:

- Туман… - услышал вдруг полголоса Шкаба и задержался, не оборачиваясь.

- Туман, ты вот что… ты пока раз не губернатор… ты пока уж дай полегче, а? - проговорил Шкаб. - Площадка под нами, судя по всему, тонкая. Костей не соберём, если сейчас начнём метаться по системе. Полегче. Сыграй космонавта. Как в старое доброе - над касабланкской Девяткой. Ага? Я про что? Отзови распоряжение. Давай в много голов подумаем - и сейчас, не над тяжёлой планетой. Ага? Я понимаю - люди в совете не те, но и не те ведь - тоже люди?

Мьюком повесил ставший колючим сжатый пакет в воздухе, огляделся, мало что разглядев, и двинулся дальше. Он шёл, привычно лавируя между терминалами и стойками, не обращая внимания на поднимающиеся от приборов навстречу ему бледно-голубые лица спецов, и с ужасом осознавал внезапно надвинувшуюся на него командно-административную немощь. Ощущение было физиологически интенсивным. Если бы не невесомость, колени бы подогнулись. Стыдно! Шкаб, старый коллега и однокашник, свояк и собутыльник, но не до такой же степени, чтобы Туман Мьюком, один из старейших космачей на Трассе, выпрашивал у него, Шкаба, советы с подлокотничка. А ведь так и выглядело, более того, так оно и было! И никуда не денешься уже, птичка улетела, и совет получен, и совет верный: быстрые решения напыщенного капитана сейчас могут убить экспедицию медленней, чем камень в основание процессора на гиперболической, но гораздо мучительней. Растерялся, старый дурак, правильно Шкаб тебя идентифицировал, подумал Мьюком. Губернатор всея пространства.

Он уселся в "капюшон", закинулся на невесомость, нацепил на ухо гарнитуру и сказал:

- Инженер-раз, настоящий доклад.

- График-два отработаем к утру, капитан. Много пыли, пены, а так всё штатно.

- ОК, Вилен. Работай. Капитан - главам служб - всем, - сказал Мьюком, пометив у себя на рабочем столе. - Сегодня в ноль четыре среднего собраться в клубе. Товарищ Брегани, отправьте кого-нибудь из своих клуб почистить. Далее. Всем полностью владеть служебной ситуацией. Судя по всему, предстоит изменение процедуры, ибо настоящим объявляю нештат на финише. Приказываю считать "Сердечник-16" форвардным кораблём. С момента "сейчас" объявляю по экспедиции коллегиальное управление, по обычаю Трассы.

Он проговорил это, поражаясь себе. Хотя - что произошло? Коллегиальное управление на любом форвардном звездолёте дело зачастую единственно возможное, так как форвард пребывает в автономе над Новыми землями долгие годы, и абсолютная капитанская власть легко вырождается в безумную игру экипажем и мощностями, игру на истощение. Капитан - самая опасная в смысле потери разума профессия в Космосе. Космос сам назначает и свергает правительства. Земные и околоземные аналогии под неизвестными звёздами не стоят и выеденного стандарта. А жить хочется, и жить не вынужденно здоровой и высокоморальной жизнью Робинзона Крузо, а жизнью обычной, пусть даже простой, но личной, но - не вынужденной, хотя бы уж в свободное от вахт и авралов время… Раз уж тебя сюда занесло.

Старый хрыч Туман, сказал себе Мьюком. Хватит таить греха. Ты просто успел войти в роль губернатора, Повелителя ЕН-5355 и прилегающих окрестностей. Тебе это даже в нар-кауте мстилось. Шкаб прав, и мало того, демонстрирует свою правоту профессионально. Губернатор имеет право не быть космонавтом, но право выправляется, лишь когда построен Город с зимним садом и фонтаном минеральной воды, и работает Старт-Финиш, и НРС провешена до метрополии. А до той поры есть лишь Космос, и он диктует, и лучшее, что ты можешь сделать, - и неразно, как высоко в реестре стоит твоя должность! - написать диктант без ошибок.

Словом, Мьюком, объявив "Сердечник" "Форвардом", показал себя настоящим космачом и товарищем. Но ему сразу же стало хуже, как будто он совершил фатальную ошибку. Интуиция? Или постнаркоз? Кто лечит психиатра?

- Здесь штурман-раз, - услышал в наушнике он. - Прошу гальюнного времени.

- Принял. Штурман-два, примите вахту, - сказал Мьюком. - Господин Мучась, исполнять обязанности первого в рубке.

- Первый вахтенный, принял, есть. Капитан сошёл с мостика, вахта, связь ко мне.

Мьюком догнал передвигающегося лётом Шкаба у люка.

- Бегаю за тобой, как девственник младой, - сказал он.

- Твоя мама просила за тобой присматривать, - ответствовал Шкаб. - У меня нет выбора. Бегай на здоровье.

Они принялись к люку и стали сообща его отвинчивать.

- Ты вправду в гальюн? - спросил Мьюком, снова чувствуя себя полным идиотом.

- Никогда не брехал из-за пульта, - сказал Шкаб. - Но схожу в свой личный. И ты знаешь что, Туман, посети-ка ты врача. Прямо сейчас. Спорамин там, релаксант-Т, то да сё, да то ещё… Слушай, ты умел быть плохим пилотом, когда не умел, умел быть пилотом отменным, когда научился, но ты никогда не умел быть жёлтым повидлом. Я не уверен, что ты хорошо вышел из сна. До совета - сходи к врачу. Чтоб не пришлось мне тебя вести.

Мьюком задержался. Так, подумал он. А ведь ты прав, удаляющийся от меня в личный гальюн старина Шкаб. Жёлтое повидло. Вот тут контакт и искранул… Мьюком выудил из нагрудного кармашка куртки ксилитовый орешек. Но тут же спрятал его обратно и включил связь, прижав гарнитуру к виску.

- Оператор, здесь капитан. По "привату" мне доктора Захарова… Жду. А что он, не на связи? Привет, товарищ младой Захаров. Почему без личной связи? Чем занят? Где? Отлично. Вот-ка что, товарищ. Подойди-ка сейчас ко мне в рубку. Да, прямо вот. Ну, доделай там, и ко мне. Принеси мне для вахты… тоников каких-нибудь. Иянге я сейчас скажу. Давай, мальчик, некогда болтать. И "персональчик" свой не забудь с собой. Надо поговорить.

Старина Шкаб - шкипер и исповедник Люка Ошевэ - был на пределе рабочего возраста: ему стукнуло двадцать девять личных. Старше его на титане были только Мьюком да сорокалетний Френч Мучась. Шкаб взял нынче вторую свою непровешенную Дистанцию, в защитном наркауте провёл со-общих сорок средних месяцев, и на профилактику возможных последствий очередного наркаута ему полагалось не меньше двух суток госпитального режима. Однако Шкаб Ошевэ переносил постнаркоз на ногах. Как и остальные. Первая вахта, реябта, Первая вахта.

Первая - вахтой, но сома саботировала: ноги ступали нетвёрдо, магнитясь как-то неприятно-коряво, голова не кружилась, но как-то покачивалась; Шкаб Ошевэ старался передвигаться лётом. Впрочем, все сейчас двигались с грацией сомнамбул, все защищали глаза то очками, то каплями, и - кто тайком, кто не стесняясь совершенно - глотали антидепрессанты и тоники… Дистанция Тринадцать, Императорская Дюжина, являлась рекордной на Трассе. В наркауте (защищающем мозг от спецэффектов изменённой натуры в надримане и, при схождении в риман, от контузии SOC) они провели четыреста дней без передыху, то есть более двух веков личного времени, и Шкаб с большим трудом заставлял себя узнавать товарищей, и товарищи с трудом узнавали его и друг друга. Состояние "тяжёлый спросонок", похоже, ослабевать и не собиралось в ближайшее время. Псевдореальность наркаута событиями бедна, но за двести-то лет их накапливается достаточно, чтобы выход из сна напоминал вход. Легко потеряться; то ли ты проснулся, то ли, наоборот, тебя сморило…

Шкаб сказал капитану правду. Он направлялся к своему но-меру-личнику. Ему полагался. Ничто не могло Шкаба остановить. Цели он достиг. 50.02.03.01 МTC, устроившись в личном клозете на личном унитазе наиболее удобно, он позвонил главврачу.

Они ещё не виделись в Новой земле, даже не разговаривали. Впрочем, они и дома были едва знакомы.

- Как прошла третья, так сказать, жизнь? - сразу спросил Иянго. - Рад вас слышать, Люка.

- Третья жизнь прошла, и (…) с ней, - ответил Ошевэ, с усилием принимая предложенный тон. - И вам привет, Женя. Доложите-ка мне по экипажу, дох вы наш.

- А вы у нас капитан, - сказал Иянго полуутвердительно. - И до совета в ноль четыре не дотерпите. И решили, так сказать, неофициально, в порядке обмена мнениями.

- Я и так на толчке сижу, чего там терпеть, - возразил Ошевэ. - Касаемо совета: я приблизительно знаю, что будет, мне нужна информация по-серьёзному.

- Вас интересует кто конкретно?

- Меня интересуют все. Но сначала скажите, как там Яллан Дьяков?

- Кома. Токсическая травма, как мы и определили по факту. В четвёртом наркобоксе - вашем, кстати, Люка, - заелся почему-то ворот купола, насос климатизатора не доработал, до литра Е-11 попало в бокс. Не знаю, что там Дьяков по приборам углядел, но в бокс он вошёл без перчаток, с голой шеей… Наркотик - через кожу, в кровь… ну и, в соответствии с анамнезом… Сообразить он успел, принял релаксант, но, конечно, так сказать, потерялся. Впрочем, кома мелкая, мозг дышит; буду ждать, пока Е-11 выедется, потом реанимирую парня на "карусели". И в компенсатор его. Обновим компенсатор, так сказать. Неделя, другая - встанет, заживёт. Сейчас каждый из нас золотой, тем более врач, но ничего не на. Потерялся младой, слава богу, недалеко.

- Ага, - сказал Шкаб, - тут я вас, Женя, выслушал. Дальше меня интересуют Паяндин и Байно.

- Байно я не обследовал, даже карту не видел. Паяндин нетрудоспособен. SOC смещена, я бы даже сказал, сбита, обратимо, но тем не. Злое шесть. Ничего не поделаешь. Прогноз плохой. Он пострадал сильно.

- А почему Байно не осматривали?

- Во-первых, руки не дошли. Во-вторых, его осматривали. Дьяков. Карты членов "квинты" он заполнить не успел, но замечания, если были, уж как-нибудь да внёс бы. Там ещё помехи были с диагностикой. В-третьих, я вообще не знаю, где он, ваш Байно. В общем, руки не дошли, Люка.

- Байно я отправил на расконсервацию грузовозов… Да, наверное, сейчас до него не добраться.

- Аврал, Шкаб.

- Аврал…

- Как мы вообще, Люка? Беда?

- Да ну что вы, Женя. С Мартой Кигориу беда, судя по всему, а у нас - где беда? Живы, дышим. "Квинта" вон вся целая.

- Да, это удивительный факт. Но я очень обеспокоен, Люка, и хочу…

- Женя, извините, но потерпите до совета.

- А у вас не терпело, Люка.

- Я второй экспедиции, Женя. Мне можно… Итак, на Па-яндина я не рассчитываю?

- Никоим образом. Вам позарез нужны пилоты, я понимаю. Остальные шестеро травмированных сердце вам, так сказать, не рвут.

- Не то слово, как мне нужны пилоты. Странно: а вам, они, получается, не нужны? Как будто вы умеете не дышать? Остальные травмированные, верно, на сейчасний момент сердце мне не разрывают. ОК, дох, сняли. Что вы можете сказать по мне?

- А. Вы как малосольный огурчик. Хоть за борт, хоть в реактор. Госпитальный режим вам показан.

- Мьюком?

- Вопрос некорректен. Пахнет, как у меня сейчас в медцен-тре. Очень вонючий вопрос вы мне задали, товарищ Ошевэ. А почему, скажите пожалуйста, вы таким странным голосом задаёте такой, так сказать, вопрос?

- Фу-у. Товарищ главврач! Докладываю: постфинишная дефекация номер один прошла успешно.

- Поздравляю вас. Вот ведь вы умница какая. У вас всё, Ошевэ?

- Господи-боже! - воскликнул Ошевэ. - Я вас как-то обидел, Женя?

- Мне не до хамских штучек, товарищ Ошевэ. Вы узнали, что хотели? Тогда флаг. Дела, знаете ли.

- Флаг, дохтур. Извините, если смутил.

Раздражение от этого разговора унялось, пока Шкаб убрал унитаз, выдвинул умывальник, включил вентилятор и, щедро лья воду, обмылся, целых пять салфеток и два полотенца переведя на мусор. Оделся в номере, побрызгал из пульверизатора пластиком на ладони, подул на них, помахал ими, надел на затылок кислородную маску и отправился в ангар 1. Он решил нагрянуть на меня без предупреждения с инспекцией.

Каковой занимал целую секцию кольцекорпуса титана. Путь был (лифты никто и не думал включать) недальний. На предстарте Шкаб заведовал подготовкой и загрузкой на титан тяжёлых машин и специально проследил, чтобы грузовозы и, в частности, родной "Будапешт" установили в "первом", чтоб от дома близко ходить, не таскаться хордами на противоположный край кольцекорпуса. Кислородный аппарат Шкаб подзарядил у сервиса в предшлюзе ангара. На борту титана по полному бюджету должно было быть восемь грузовых бортов типа "ТМ". На деле, здесь, сейчас, грузовозов было только два: "ОК-ТМ" и "Будапешт-ТМ". Грузовозы были не новые, сильно наоборот. "ОК" был постарше, "Будапешт" поновей. Три года назад в Преторнианской Шкаб принял его пятилеткой после капремонта, и уже под Шкабом без одной сорок астрономических единиц в римане "Будапешт" отходил, за сотню надримановых восходов совершил, но это был корабль на доверии, насколько можно доверять машине в Космосе. Испытывая определённый трепет, Шкаб надел маску, шлюзовался и вышел на аппарель.

Грузовоз, нежно обхваченный 3-образными клювами кран-моста, по отношению к условному горизонту титана стоял вертикально. Большой свет в ангаре не горел, один галогенный прожектор лизал подбрюшье "Будапешта", остальные двести тысяч кубометров ангара и второй грузовоз терялись во мраке, кое-где невнятно поблёскивающем. Бортовые огни на грузовозе были включены сразу все, на обоих корпусах. От аппарели к нижнему пандусу кольца-шлюза Байно протянул леер, и можно было без опаски нырнуть вдоль него на руках, без риска "сдохнуть" где-нибудь посередине. Запыление было - на простой респиратор. Давление половинное. Минус три Цельсия. Маска может подмёрзнуть. Осторожный Шкаб включил обогрев клапана.

Перехватываясь, добрался до запертого люка и вызвал Бай-но с подключённого к внешнему пакетнику модуля с разбитым и склеенным корпусом.

- Марк, здесь шкипер, открой мне. Стар я кнопки жать.

Я открыл ему. Люк подался, спарил. Не дожидаясь полного, Шкаб плечом вперёд проник в знакомую до шва на обивке камеру перепада. Наконец-то. Он дома. И сразу его отпустило. Он, Люка Ошевэ, знаменитый Шкаб, находился в эпицентре сложнейшей ситуации, находился будучи одним из самых ответственных лиц, но здесь, на родном борту, с потемневшими, каждой царапиной знакомыми фальшь-панелями на переборках предшлюза, с истёртым до блеска настилом, с мусомом в пазах и на стыках плоскостей, он как будто очутился в тёплом спальном мешке, пахнущем собой, и мог (пока, здесь, какое-то время) ни за что не отвечать, ничего не бояться, ни перед кем не храбриться. Шкаб закрыл люк. Затем спросил, прижавши пятачок коммуникатора на переборке:

- Марк, ты где?

- В р…ке… Рад… барах…т.

На слух неполадка показалась Ошевэ (мельком) незнакомой, странной. Однако его сразу же отвлекло другое: "газета" на мониторе контрольника сообщила ему данные по готовности: наддув 0,25 от нормы, освещение минимальное, и ещё без всякой "газеты" Ошевэ чувствовал нештатный холод. Странно, заметил шкипер (здесь он был шкипер, никак иначе). Он всплыл вертикально из предшлюза в осевой коридор, холодный и почти непродутый, и раздражился. Грузовоз безоговорочно в течение суток по финишу должен встать на дюзу, тёплый и готовый, безоговорочно. Чем младой здесь занимался с десяти вечера вчера, медяшку драил?

За минуту до явления Шкаба 15.03.03.01 МTC в рубке "Будапешта" я успел посадить на нос маску и бросить очередной взгляд на секундомер. Я не дышал ровнёхонько четыре часа две минуты пятьдесят секунд. Сердце у меня не билось, а как-то хлопало ритмично. С тех пор, как я к этому привык, а привыкнуть удалось, не было выбора, никакого дискомфорта я не находил в себе. Кроме, понятное дело, ужаса и недоумения, их было хоть кастрюлями отчёрпывай. Два часа назад я здорово повредил себе ножницами бедро, пытаясь проснуться при помощи болевого раздражителя. К моему удивлению, рана сильно болела и не думала волшебно-мистическим образом зарастать, наоборот, кожа на холоде разошлась, правда, не кровило, но пришлось полноценно себе помогать, обжигать рану из шприц-тюбика, клеить края, нуивот.

Я только собой и занимался, совершенно забыв про "Будапешт", копытцами лязгающий подо мной от нетерпения поскорей ожить. Я сидел, тупо не дышал, у меня не работало сердце. Я был, на хрен, в панике, вот что могу вам сообщить по данному поводу.

Так что Шкаба впервые в жизни я был очень не рад видеть. Особенно, если учесть, что всего несколько дней назад (по моему личному времени) мы с ним уже крайне попрощались, практически на вечность. Шкаб не входил в состав экспедиции, что-то изменилось, когда мы были уже убиты. Все заветы, какие мог дать исповедник послушнику, он мне дал. Он мне отдал свой корабль - не бог весть что, грузовоз, но тем не менее. Мы даже обнимались на прощание. Если кто-нибудь когда-нибудь не знал, как себя вести, то это был я и здесь.

end of file

ввести код

46577

код принят

file 1.3

created: 16.09.124 UTC

current music: Gugo "Bell Ringer" Stalbridge "Bagels": "The Whole My Jazz"

txt: он поставил подковки в настил и уставился на меня.

Шкаб - низкорослый, массивный мужчина, очень созвучный своему позывному. Обычно румяный, полнокровный. Любит есть свежие лимоны со шкуркой. Постоянно таскает на себе мундир со всеми знаками различия, хотя мало кто Шкаба не знает в лицо. Никогда не забывает нацепить подворотничок исповедника. Он сказал совсем не то, что я ожидал, но то, на что я надеялся.

- Марк, мне, наверное, придётся какое-то время покомандовать "Будапештом" обратно. Возможно недолго. Хотя и боюсь соврать. Но возможно, напрасно боюсь. Наверняка совру. Корабль мой, первый - я.

Я вдохнул.

- Старый экипаж, старые реябта, - сказал я.

- Не утешает?

- Чересчур нештата, Шкаб.

- Это наша работа. - Шкаб, зачем вы оправдываетесь? - спросил я. - Как есть - то есть. Ваш есть долгий спик, я вас не понимаю.

Он заплёлся руками вокруг туловища, поджал ноги и повис передо мной в своей любимой позе, капельку дрейфуя от меня, но продолжая глядеть мне в лицо.

- Чем ты был занят? - спросил он. - И как ты себя чувствуешь?

- Спасибо, Шкаб. Я себя чувствую. Я был занят… Поверите - я бездельничал.

- Мне бы твои годы, - сказал Шкаб с пониманием. - Но ты можешь себе это позволить?

- Подождите, Шкаб. Дьяк жив?

- Дьяков жив. Кома. Неопасно. Несколько дней, не месяцев. Но ответь мне, младой, не разочаровывай меня.

- Никто не может себе позволить бездельничать, - сказал я. - Не то что здесь, а и вообще. Сам не знаю, как так вышло. Сел посидеть. Опомнился - давно бездельничаю. Прямо диву дался, но было поздно.

- Так вот хотел и об этом я тебя спросить, - поддержал меня Шкаб. - Но теперь ты мне всё объяснил. Сняли. Слушай меня здесь, младой. Твоя группа мертвецов (меня едва не передёрнуло) справилась с миссией… слов нет, как справилась. Вдобавок, без потерь. Круглые косточки, Марк, такое повезло-приехало на Трассе не всем, а далеко, давно и не бывает. Браво, Вселенная - ну и все имена бога браво. Ну а Дьяков как был торопыгой, так газку и хлебнул. Но справились вы отменно. Дистанция целиком ваша, без яких. У меня нет выбора, кроме как вас всех за серьёзов почесть. Кроме пострадавшего. Но, Марк. Что дальше получается. Я, штурман-раз Первой вахты, прошусь в гальюн, до совета чуть час, нет, думаю, не выдержу, посмотрю, как браво мой второй пилот решает поставленные ему первопростатной… первостепенной важности задачи. На благо ситуации. А борт пустой. А борт холодный. А ты сидишь… - Он запнулся и посмотрел на мой нос. - У тебя их что - запас, что ли? - спросил он удивлённо.

- Кого? - изумился я.

- Масок кислородных! Чем ты дышишь, уродец? - спросил он. - Ты тут почти пять часов с малым прибором! Через двадцать минут на заправку плаваешь? Спасибо, хоть робу натянул! Нас сейчас на весь видимый Космос, считай, два пилота! Паяндин в блэкауте! - Он чуть не сплюнул в маску, а я уже сидел весь по стойке смирно, даже нога перестала болеть, а в груди потеплело. Я даже притворяться дышать перестал, задышал всамделе. О, вот был тот Шкаб, которого стоило кинографировать в назидание потомкам. - Привести себя в порядок, второй! - тяня слоги, сказал он. - Обеспечить борт в предстарт. Быстро! В четыре среднего явить себя целиком в клуб, разыскать меня, доложить положительный результат лично, браво! Пол, младой?!

- Понял, шкип, - сказал я. - Выполняется, шкип.

Шкаба отнесло уже к соператорской консоли. Не глядя - каждый кубический сантиметр рубки знали мы на ощупь, - он пихнулся ногой назад, придался, поймал леер на потолке, дёрнулся и уплыл вон.

Безусловно, визит Шкаба придал мне достаточный заряд жизненных сил, чтобы я приступил к работе. Поганая мысль о Дьяке (Дьяк повреждён и недоступен для общения, таким образом, я если сейчас и мёртв, то - инкогнито) ушла на второй, потом на третий план, а потом, когда, при загрузке, базовый банк памяти БВС-ВТОРОЙ вышел на осевой экран текстом, а не комнатой, я и вовсе позабыл про себя, про Дьяка, про то, что могу забыть дышать и мне ничего не будет, про живой яд Щ-11, исполняющий меня целиком до единой клеточки, кормящий меня странными продуктами и двигающий моё мёртвое сердце непонятно мне зачем… Старичина Шкаб потянул на меня слоги!

Сводный экран нарисовал готовность ровно в четыре часа. Я оставил всё как есть и побежал в клуб.

Я очень любил и люблю Шкаба. Больше, чем все остальные, и меня он любит больше, чем их. Я помню это всегда. Всегда буду помнить и далее.

 

ГЛАВА 4. ВСЕРЬЁЗ ПОГОВОРИЛИ

Под клуб ещё в Касабланке договорились отдать резервную диспетчерскую - ту, что на два поста. Убрали аппаратуру, размонтировали подиумы, построили стол с креслами, подвесили к потолку проектор, обрубили магистрали связи. Кухонный автомат, шкаф с посудой. Музыкальный процессор. Картина "Вне Земли" Соколова - талисман Трассы, однажды потерянный (с тех пор на "Форварды" её не дают). Губернатор Кафу выделил из спецфонда (от сердца оторвал) достат. кол. Шпон под дерево, шпонами оклеили фальшь-панели и потолок, и вышло уютно. Совет начался не в ноль четыре среднего, но в сорок пять третьего: все собрались, и чего было тянуть. Шкаб пришёл крайним из приглашённых. Он спешил в рубку за новостями, но, заглянув по пути в клуб, подчинился приказу председателя и закрыл за собой дверь с этой стороны. Пролетая над пустым столом к своему месту, он вызвал по телефону Мучася и спросил шёпотом, как дела. Новости были, были поразительные, поступали прямо сейчас, и Шкаб узнавал их в реальном времени, вися над своим креслом и привлекая к себе всё внимание совета. Мьюком его окликнул, Шкаб погрозил ему, не мешай, мол, и всем пришлось ждать, пока Шкаб обрёл всеоружие и, выключив телефон, рапортовал с бодростью:

- Хорошие новости, товарищи. Только что установлен контакт с Тройкой. Откликнулся один маяк с грунта. Есть причина поберечь "зеркало", Пол.

- Вот так вот! - сказал Мьюком и обхватил себя за плечи, что свидетельствовало о душевном смятении, охватившем капитана.

- Да, Пол, - твёрдо сказал Шкаб, усаживаясь. - Не очень плохо у нас тут.

- Это бройлеры отозвались? - спросил Иянго.

Совет зашевелился, загудел. Мьюком постучал по столу портсигаром.

- Естественно, бройлеры, - сказал Шкаб. - О Кигориу они ничего не знают. Потеряли с ней связь полтора средних назад. На Тройке два нормально развившихся гнезда. Рады нас слышать. Башня на ходу, в порядке. Десять тонн твёрдого в хранилище. Подходи и загружайся. Связь непрямая, запаздывание пять минут. Нужно НРС запитывать, товарищи, вот так.

- Вот так вот… - повторил Мьюком.

- Да. Без дышать не будем, космачи. Это ясно.

- Так, Шкаб. Хорошие новости. Слов нет. Что с грузовозом?

- Байно работает.

- И готовность?…

- К четырём тридцати.

- ОК, - сказал Мьюком и задумался.

Новость резко изменила настроение совета. "Без дышать не останемся", но "не маловато ли дышать?". Расслабился лишь расчётчик и начальник СИЖ Фахта, откинулся в кресле, явно решив ни в какие дискуссии здесь не вступать, потому что то, что его мучило, ему успокоили, а большим, чем уже узнал, он пока не интересовался. Хаим Лен-Макаб, главный системный администратор, радостно засмеялся и предложил всё допивать и двигать к Тройке, а обсуждать нечего. Главный инженер Ви-лен Дёготь, в чудовищно шуршащей защитной рясе (он явился на собрание прямо из двигателя), обратился к Мьюкому за разрешением прервать своё присутствие на совете, бо раз уж так пояЄснело, а дел в машине много, выслушал раздражённый отказ, пожал плечами, хмыкнул и, открыв персонал, начал делать в нём пометки. Лен-Макаб начал громко рассказывать сидевшему рядом Фахте что-то, не относящееся к делу. А Мью-ком, отказав Дёгтю уйти, открыл свой портсигар. Ну что ж ты, Пол, подумал Шкаб. Сейчас ведь кто-нибудь закатит истерику. Веди собрание. Но Мьюком курил молча, слушая галдёж и больше не прерывая его. Любопытно, сказал себе Шкаб.

- Так, товарищи, погодите, - сказал Иянго, перебив всех. - А что, так сказать, изменилось-то? Одна хорошая новость, вторая хорошая новость… Даже если их и перемножить, что меняется? В нашем положении? А оно явно катастрофическое! С бедной Мартой пропала половина бюджета конкисты! Бройлеры - бройлерами, а каждый космач доброй мысли должен понять всем сердцем, что мы попали в беду, и стыдно вам, товарищ Дёготь, и вам, товарищ Фахта, так сзаначала занимать позиции наблюдателей, как будто вы сепаратно можете избежать грозящих нам всем бед… Товарищи, может, вы ещё не проснулись? Мы по минному полю слепые гуляем, а вы бройлерам радуетесь!…

- Товарищ Иянго, - перебил Шкаб удивившего всех и словом "сепаратно" и общей образностью выступления па-рацельса. - Пол, я скажу? Спасибо. Товарищ Иянго! Женя, дох вы наш. Вы всё не о том. Начните ещё раз. Обрисуйте нам ситуацию с медициной на "Сердечнике". Мы очень благодарные слушатели.

Иянго поёрзал в кресле.

- Слушайте, Шкаб, вы меня не одёргивайте, вот так. Мы с вами товарищи, так сказать, но…

- Товарищ Иянго, - сказал Мьюком. - Заткнитесь, помедлите и сделайте кроткий… простите, краткий доклад. Прошу вас.

- У меня всё штатно, - сказал Иянго, затоптав каблуками острую неприязнь к Шкабу. - Пока. Аберрации сознания у проснувшейся части экипажа в пределах допустимого, динамика положительна. Что ещё? Коррекций имеющихся отклонений никому не проводилось, естественно, раз имеет место… э… аврал. Больше мне, пока, так сказать, в общем, нечего. По пострадавшим. Пострадавшие: восемь человек. Кафар разных степеней тяжести, у Хилла лёгкая фрагментация близкой памяти - куриная. Разберусь быстро. С этими восьмью - обратимо. Пилоты: старший пилот Паяндин, паразитная контузия, обратимое смещение SOC, нетрудоспособен, состояние тяжёлое, прогноз выздоровления многодневный. По "жибе" - Дьяков в коме, отравление Е-11. Со времени моего последнего неофициального доклада товарищу Ошевэ - без изменений. Остальные - Мелани-По, Купышта, Астрицкий и Байно - сколько могу судить, в порядке.

- Отчётливо, товарищ Иянго, - сказал Мьюком, преувеличенно внимательно выслушав врача. Он утвердил Иянго в своей команде под давлением губернатора. Кафу просто не дал выбора. Новая конкиста организовывалась стремительно, неожиданно, словно потолок рушился, в ритме стихийного бедствия. Самые большие сложности на предстарте были с комплектованием личного состава. Делалось без времени, в ничем не компенсируемой спешке, и теперь, как и естественно, та спешка, те компромиссы и те ошибки гукали-аукали печёными яблочными рожами Мьюкому прямо в лицо. Мью-ком знал раньше теоретически, а теперь видел и воочию, что стратегов у него в совете навалом. Сиречь паникёров. А вот тактиков - сиречь спокойных менеджеров…

Шкаб, понимавший сложную административную обстановку на борту так же хорошо, как и Мьюком, тем не менее, позволил себе и здесь абстрагироваться и немного понаблюдать за капитаном, не очень уверенно противостоящим ситуации, - и, отдельно, за теми, кто, собственно, и был причинами сложностей. Владимир Кафу, губернатор стартовой системы Преторнианская Касабланка, комплектуя административную группу экспедиции, оказался - во имя себя - прав на все сто процентов, избавился от действительно ненужных людей. Вдобавок Иянго, Лен-Макаб, Ёлковский, Фахта и прочие подобные, коим Кафу щедрой рукой разбросал высокие должности в новой колонии, послужили Кафу великолепным прикрытием. Землянам - членам прибывшей для смотра готовности "Сердечника" комиссии Управления Колоний, проверявшим командный состав "Сердечника" на предмет лояльности, придраться к кадровым решениям, продавленным Кафу, не удалось. Комиссия поддержала - практически безоговорочно - все креатуры губернатора, хотя въедливости комиссарам метрополии было не занимать, равно как и энтузиазма в препарации личных дел заявленных на участие в исторической миссии космачей… Шкаб знал, как скандалил с Кафу Мьюком, добиваясь утверждения Вербы Мелани-По на должность главного врача… Зачем Земле лояльность и любовь космачей, в тысячный раз подумал Шкаб. Как будто они станут хуже делать свою работу без любви и лояльности… Глупость - истинно космическая. Мы же тут не живём, а выживаем, у нас нет времени на революционные настроения… И оружия, кстати, нет.

Кафу, конечно, тоже был в сложной ситуации. Но он вышел из неё - далеко и уже давно. Сбросил проблему в надриман, передал эстафету. Благо ему. Но нам-то теперь что делать? Наверное, Иянго был хорош в Касабланке, на своём посту заместителя главного врача Города по оборудованию… Наверное, был хорош, с ним было приятно общаться, на него, скорей всего, можно было положиться без оглядки. В Касабланке. В развитой колонии. Но не в Новой земле. Ещё безымянной. Здесь. Ныне - и надолго. Ближайшие двадцать лет…

Тем временем встал на подковках и в паре тысяч слов обрисовал состояние титана Дёготь, космач в своём Космосе. Титан внешне походил на разборную детскую игрушку "пирамида". На центральный осевой семисотметровый "ствол" были надеты четыре кольцекорпуса, сейчас закрытые, запененные, мёртвые. Трём из них предназначалось после установки "ствола" в рэк стать жилыми секциями Города с центробежной гравитацией, а четвёртое кольцо, громадное, диаметром в километр, было фокус-датчиком, основной деталью сетевого узла "Старт-Финиш". Трассу Земля - Дальний Космос образовывали двенадцать таких узлов (полуофициально - Колодцев). Главной целью конкисты Кигориу - Мьюкома было строительство и запуск в системе альфы Перстня Короля тринадцатого. Собственный римановый ход титан мог сделать небольшой - в двадцать световых минут, после чего ресурс ядерных двигателей исчерпывался навсегда. В своей речи Дёготь уверил собрание, что эти двадцать минут у экспедиции есть, до секунды. Он проверил, прозвонил, убедился. Гарантирует. Осмотр внешней обшивки завершён. Повреждений нет, фарфор чистый. Следы возгораний воздушных карманов во время прохождения зенита обнаружены в обитаемых объёмах секций таких-то, таких-то и таких-то, всего восемьдесят одно возгорание, ущерб косметический, а также в подпалубе подстанции 16-01 крупное возгорание привело к разрыву переборок и погибели (Дёготь так и сказал: "погибели") комплекта оборудования подстанции. Подстанцию исключили из контура, обойдя её временной магистралью по техническим стволам таким-то и таким-то. Перехожу плавно к свету. (На Дёгте был и свет титана.) Светом титан (а впоследствии и Город и Порт) обеспечивали два малых "токамака" и основной, гигаваттник. Один из малышей ("тока-мак-02") через три часа после запуска пришлось остановить. Дёготь долго рассказывал, почему пришлось. Прерывать его было бессмысленно. Все слушали. Шкаб поймал себя на возникшем желании кое-что законспектировать. Плавно от траблов "ноль-второго" Дёготь перешёл к гигаваттнику. Несмотря на отказ ноль-второго малыша, он, Дёготь, счастлив объявить, что все дефициты энергоснабжения титана ликвидированы с 15.21.02.01 МТС. Поведением токамака-большого он, Дёготь, доволен. Забор света с солнечных батарей прекращён, сейчас их консервируют и прибирают. Пожалуйте бриться и жарить тосты, сказал в заключение Дёготь. Когда он сел в кресло, все зааплодировали. Дёготь был космач в своём Космосе, но Шкаб посмотрел на часы и заметил, что Мьюком сделал это тоже.

Очередь была Фахты, но Шкаб, извинившись перед ним, попросил слова.

- Товарищи коллеги, - сказал он. - У меня есть предложение. Капитан Мьюком полтора часа назад официально объявил на финише нештат, ввёл коллегиальное управление. Со светом у нас порядок, но как у нас с воздухом, знают все. Время у нас - воздух. Как самый здесь серьёзный серьёз - по возрасту и опыту - я предлагаю провести совет по клубному протоколу. Как положено у нас на Трассе, я имею в виду, если кто не понял. Доклады - докладами, но флейм сегодня у нас уже мелькнул, и я предлагаю избежать его в дальнейшем. Аргумент: разве что-то изменит выяснение и демонстрация, сколь угодно эффектная, человеческого и даже служебного отношения каждого из нас к создавшейся ситуации? Это несерьёзно на Трассе, серьёзы. Это на потом, у меня в часовне или у Игоря Спасского в его часовне. Администрирование, товарищи! И планирование. А с администрированием и планированием у нас… пока неважно. Пора гасить эмоции и заняться делом сообща. Нуивот. Я сказал правду. Далее?

Мьюком молчал.

- Шкаб сказал правду, - произнёс из угла доселе молчавший Карен Ёлковский. - Как серьёз в серьёзе я принимаю сказанное.

- Товарищ капитан? - спросил Шкаб. Ёлковский его удивил.

- Ты сказал правду, - признал Мьюком. - Моя репутация не страдает, да и страдала бы - невелика важность. Я озабочен. Но не растерян, Шкаб. Ты ошибаешься. У меня есть предложения по спасению экспедиции. Я готов их представить на обсуждение. ОК, все согласны? - Никто не возразил. - Шкаб, веди клуб.

- ОК. По представлению капитана звездолёта начинаю клубный совет, - сказал Шкаб. - Присутствующие, самоидентифицируйтесь.

- Евгений Иянго, серьёз, принятый давно.

- Лен-Макаб, здесь.

- Фахта, принятый недавно, но не без оснований.

- Ёлковский, старый серьёз.

- Туман Мьюком, старый серьёз, две Дистанции.

Дёготь просто поднял руку.

- Шкаб Ошевэ, две Дистанции серьёз. Я предлагаю собранию позвать Френча и позвать ещё Кислятину.

- Господи, Кислятина-то тебе зачем? - изумился Лен-Макаб.

- Для кворума, - сказали Шкаб и Ёлковский вместе, переглянулись и фыркнули.

- Предложение? - спросил Шкаб затем.

- Принимается, - сказал Мьюком. Набрал голосом номер. - Первый - к Мучасю. Подойди в клуб, Френч, даю тебе брейк. Вахту оставь Андрееву. А где Андреев? Тогда Грановскому. Андреев пусть поспешит. Первый - к Хладобойникову. Алло, Миша? Друг мой, брось там свою канализацию, прилети-ка ты в клуб. Знаешь, где у нас здесь клуб?

Мучась даже не переспросил капитана, зачем он, Мучась, понадобился, а Хладобойников, замечательный техник, но прозванный Кислятиной, по обыкновению своему потребовал объяснений. Общение с Кислятиной требовало громкой связи. Мьюком включил её.

- Миша, дорогой, - сказал Мьюком. - Как бы тебе поубедительнее… Нам плохо без тебя. Я как капитан тебя прошу - прилетай.

- Попозже нельзя?

- Тебе что, письменный приказ с курьером прислать? Вот что, Миша, давай я тебя со Шкабом свяжу, а?

- Со Шкабом - не надо! - сказал Кислятина смело и безапелляционно. - Я иду.

- Кофе согрею, - сказал Мьюком, отворачиваясь от собрания к кухонному автомату.

Пока ждали, успели отхлебать по полгруши. Френч Мучась вплыл, огляделся мимо людей, ища, где уместиться, сел на потолок в уголке. Хладобойников явился, принял из рук капитана грушу, сел за стол, но с расчётом, чтобы между ним и Шкабом располагалось не менее двух космачей.

- Прибывшие, - сказал Мьюком. - Отмахнитесь.

- Старый серьёз Мучась, - произнёс Френч. - Две Дистанции. Уважаю собрание.

- Серьёз по двум взятым, - сказал Кислятина. - Прибыл. Что стряслось? Чай плохо заварили?

- Свидетельствую кворум, - сказал Шкаб, не удержавшись. - Дело соображают все сами, или, может быть, Михаил Андриянович, до вас довести? Что-что?

- Благодарю вас, товарищ Ошевэ, - повторил Кислятина веско.

- Первый клуба я, - объявил Мьюком. - Без политики, не для прессы, определяю повестку в три вопроса. Два смертельных, один гордый.

Он огляделся. Клуб слушал прилежно и как подобает.

- Продолжай, Шкаб, - сказал Лен-Макаб. Эх, Навилона наша спит, подумал Шкаб тем временем. Он превосходно знал, почему женщин в состав Первой вахты стараются не включать, но на клубе мадам Макаровой, уважаемого товарища, не хватало.

- Вопрос первый, - продолжил Шкаб. - Атмосфера. Твёрдой смеси хватит по авральному варианту на две недели для. Если никого не будить. Марты Кигориу в обозримом Космосе нет, издали она молчит. Серьёзно предполагаю безвозвратную потерю Марты с экипажем и кораблём. Значит, мы одни, значит, атмосферу нам предстоит поднимать самим. Плюсы ситуации. Марта успела завесить над Тройкой Башню, впарить к Башне маяк-орбитер, каковой шлёт к нам зелень по всем параметрам, и успела уронить на грунт два маяка с гнёздами. Связь с ними установлена, гнёзда живы. Плюс два: оба грузовоза, имеющиеся у нас, по умолчанию адаптированы для транспортировки кислорода в твёрдом состоянии. Минусы. Грузовозов, слава Императору, только два. Для исполнения титана атмосферы под единицу для инициирования обрата требуется девять ходок в два борта. Минус два. В строю только два классных пилота, включая меня. Такая вот у нас байда серёдкою. Минус три. Я считаю, что на кислород мы можем сейчас отрядить ни одного грузовоза. И тут я, как выражается наш "Кукиш" Дёготь, плавно перетекаю мыслию к вопросу второму.

- Кислятина! - с напором сказал Карен Ёлковский. Кислятина с трудом, но загнал обратно тираду, уже пошедшую из него пополам с углекислотой, но вид с этого момента являл собой боеготовный для открытия дискуссии. Вообще считая, то, что обычно говорил Кислятина, стоило послушать. Если бы не манеры.

- Вопрос второй. Так или иначе, Марта, по всей видимости, успела определить необходимый зенит для установки Порта, обозначила его батареей маяков, построила рэк. Но. Эту конструкцию мы лишь видим. От неё ни звука, ни переменного блеска. Герметизированы ли объёмы батарей, на какой стадии прервана сборка - неизвестно. Поднимать "Сердечника" к зениту без точного знания обстановки считаю неприемлемым. Предлагаю первым делом произвести разведку зенита. Для этого нужны оба грузовоза. Абордажный и корабль поддержки. - Шкаб замолчал. - А воздух экономить.

- Ну? - сказал Фахта.

- Без подробностей я закончил по смертельным, - сказал Шкаб. - На время разведки зенита атмосферы у нас достанет. И на поднятие титана в зенит - тоже хватит. А там я привезу. Туда метнусь в полуримане, обратно - на пяти. Успею.

- Занять место и только потом решать с атмосферой ты предлагаешь? - уточнил Мьюком.

- Да.

Мьюком покивал и посмотрел время с таймера на руке.

- Товарищ Ошевэ - пилот, - сказал Иянго. - Я его понимаю. В Новой земле ходить на разведку одним бортом… помня о Кигориу… Кроме того, первоклассник у нас один - Ошевэ и есть. Байно вторпила, младой.

- Да, - сказал Шкаб твёрдо. - Не те яйца, не та корзина, не та ярмарка. И я рад, что никто из вас не поминает вариант идти к Тройке титаном. Надеюсь, и не помянёт.

Тут Мьюком закашлялся. На него посмотрели все, но он промолчал.

- Шкаб прав. Резкие движенья нам противопоказаны, - заявил Фахта. - Серьёзы! А что говорит инструкция? Туман, Френч, старики? Каков установленный регламент действий руководства экспедиции? То есть, я хочу сказать, описана ли конкретная нештатная ситуация в литературе? Выработаны ли авторитетные исторические рекомендации?

- Какие там исторические рекомендации… - проворчал Вилен Дёготь.

Шкаб покрутил головой и полез в карман за сигаретами. Он вспомнил о них только сейчас. Он закурил от зажигалки, поднесённой ему Лен-Макабом. Затянувшись и выдувая дым в сторону потолочного вентилятора, столкнулся взглядом с Френчем. Веко у Мучася дёргалось, словно он чего-то вдруг испугался. Столкновение взглядов длилось не больше секунды. Шкаб спрятал свой взгляд, отлепил от губы крошку табаку и стал её рассматривать. Здорово мне, наверное, шрама через щёку недостаёт, да и татуировку на груди стоит сделать, отвлекая себя, подумал он. Потом, когда-нибудь, когда - если - мы выживем…

- ОК, братья, первый клуба смертельные обрисовал и по ним высказался, - произнёс Мьюком. - Его, пилотское, понятно. Что кто ещё? Время воздух. Тут я за.

- А кто, собственно, останется пилотировать "Сердечник", если что не так в разведке? - осведомился Кислятина. - Тогда, возможно, имеет смысл реанимировать побольше пилотов?

- Ты, ЭТО-один, в грузовую декларацию заглядывал? - спросил Ёлковский. - На борту нет отдельного наркобокса для отдельно пилотов, спасибо Земле. Трёхкормушечные наркобоксы предусмотрены только для Первой вахты. Семь штук. Разбудим, например, тётку Тучу. Наркобокс 23/9. Реабилитируем. Есть у нас прекрасный пилот. А остальные сорок три человека потом - опять в наркаут? Или если Мэм будить. Там с ней человек тридцать, да? Иянго, что скажешь? Невозможно?

Иянго пожал плечами.

- Если прижмёт - куда денемся? Потеряем комой десяток человек, подумаешь. Кому, сами посудите, они нужны. Плакать по ним. Шкабу сердце не порвут. Космачом больше - космачом меньше. Словом, я категорически против даже обсуждения варианта с перебудкой. Сразу вечу.

- Ты настоящий врач, - заметил Лен-Макаб. Иянго ему не ответил.

- Френч может пилотировать, - сказал Фахта. Все, кроме Шкаба, подняли глаза к потолку.

- Френч, что скажешь? - спросил Лен-Макаб.

- Френч не может ничего пилотировать, - ответил Лен-Макабу Мучась через тяжёлую паузу. - Френч штурман и фельдшер. Или грузчик. Десантник. Или что хотите. Но не пилот. Френч однажды пилотировал. Малый корабль. Вышло дорого. И мне, и людям. Френч больше не пилотирует.

- Я не понял, - сказал Лен-Макаб.

- И не надо тебе, - заметил Ёлковский.

- Но…

- Френч - штурман, - сказал Шкаб. - Он не пилот. Если прижмёт - но только если прижмёт, - он попробует. Сейчас оставьте его в покое.

- Мы можем себе позволить оставить кого-то в покое? - спросил Кислятина хищно. Шкаб медленно поглядел на него.

- Ты, Михаил Андриянович, прав, - сказал Шкаб. - И возразить-то нечего. Но я возражу тебе. Задрай бункер. Я же сказал: прижмёт тебя - Френч попробует. Но не раньше. ОК, Михаил Андриянович?

- Миша, мы тебя поняли, - сказал Мьюком. - Ты, как всегда, прав. Френч прав, Шкаб прав, но ты правее. На потом. Давайте дальше. Шкаб, твой гордый вопрос. Что за гордый?

- Гордый вопрос… - сказал Шкаб. - Извольте, братья. Мы боремся за амбаркацию или за Новую землю?

- Оп-са! - не удержался Фахта.

- Система негостеприимна, - продолжал Шкаб. - Мы к ней не готовы. Это очевидно. Нищета наша правая. Полбюджета конкисты было у Марты. Пасуем или блефуем? Стоит решить сейчас. Играем с Космосом. Даже в Космосе можно умереть медленно. Без достоинства.

- Шкаб, не мог бы ты выражаться не столь возвышенно? - сказал Ёлковский. - Я не ощущаю пафоса.

- А ты напрягись, Карен, - сказал Шкаб. - Скафандр у нас не лопнет? - затеваться с Первым Фортом с тем, что есть, и без того, чего нет? Пока мы ещё не так увязли. Спасти людей, вернуться в Касабланку - дело тугое, но знамое. Мы играли такой вариант на предстарте. Пол присутствовал, я, Навилона, Френч, Доктор покойный. Доктора план. Но начинать нужно быстро, и все зубы точить на это. Вправо, влево, в любопытство - и Чёрный Роджер, ресурсов не хватит ни на ни не. Остаёмся навсегда. Холий-посий. Мёртвый. Уясн?

- Ну, - сказал Фахта. - Ну-ну?

- Либо мы героически выполняем предначертания любимого Императора нашего. В поте лиц, на твёрдом кислороде, безнадежно, но гордо. Рискуя узнать в точности, что случилось с Мартой. Вот ты, Фахта, серьёз, желал бы узнать точно, что случилось с Мартой и братвой? Доподлинно, я имею в виду.

- Шкаб, ты раскаркался, - заметил Мьюком.

- Я раскаркался, - согласился Шкаб. - Может быть, ты, Пол, нечто ответственное произнесёшь для собрания? Тебе было бы к лицу.

- Флейм, - сказал в пространство неожиданно Кислятина. Тут дверь приоткрылась. Я заглянул внутрь. Серьёзы, как один, уставились на меня.

- А! - сказал Шкаб. - Марк! Вот и ты, парень. Уважаемый клуб, вот ещё кое-что хочу поставить на обсуждение. Не горит, но хотелось бы. Пока гордое решаете. Марк, зайди, присядь. - Он поманил меня рукой. - Присядь, присядь. Вот как раз свободная стенка.

- Я не понял, Ошевэ, мы закончили? - спросил Кислятина.

- Я предлагаю выразить командиру "похоронной команды" наше удовольствие, серьёзы, - сказал Шкаб.

Лен-Макаб засмеялся.

- Ты всегда, Шкаб, делаешь самое необходимое, и делаешь его кстати, - сказал Дёготь одобрительно.

Я висел тихо. Я охренел. Не чтобы я о себе думал недостойным образом, но не здесь, не сейчас и не между делом. Если бы я нуждался в кислороде, я бы задохнулся. Точно. Я имею в виду, что я действительно охренел. Не тусклей, чем когда умер.

- А всё просто, - сказал Шкаб. - Если подумать.

- Не рановато ли? - подал голос Френч Мучась. - Я, безусловно, вижу резоны, но не молод ли младой?

- Обсуждение началось, не так ли? - спросил Мьюком.

- Я не отмахивал, - заявил Кислятина. - По-моему, Ошевэ своего вторпилу протягивает. Какая гадость!

- Если и протягивает, то не в подпалубе, - возразил Ёлков-ский. - Миша, дорогой, тебе бы всё об ёй.

- Мой вопрос стоит? - спросил Шкаб официальным голосом.

- Шкаб, ты обоснуй мажор, - предложил Мьюком. - "Квинта" наша сыграла так, что я бы лично всю её скопом засерьёзил, кроме Дьякова-торопыги. Но позже. Когда разберёмся.

- Я по всей "квинте" с тобой согласен, капитан, - сказал Шкаб. - Но мне, как старшему пилоту экспедиции, нужны серьёзы в команде. Признанные. Кворум у нас есть. Голосую Байно вне очереди, как наставник, как исповедник, как серьёз. Прошу принять. Прошу отвергнуть. Каждый как сам.

Все опять посмотрели на меня.

- Что ж, я - за, - произнёс Мьюком.

- Я - за, - сказал Карен Ёлковский.

- Я - за, - официальным голосом сказал Шкаб.

Повисла пауза.

- Поддерживаю, - сказал Френч Мучась.

- И я поддерживаю, - сказал Фахта, мне улыбаясь. - С благодарностью за нелёгкий труд реаниматора.

- Я не нахожу значимых для данного клуба возражений, - тщательно сказал Кислятина. - Вынужден поддержать кандидатуру Байно Марка, позывной "Аб".

- Главный врач поддерживает, - сказал Иянго. Впрочем, было видно, что ему абсолютно всё равно. Скорей закончить с этим, и - про возвращение. Хотя бы поговорить.

- Я вето вешать… не стану, пожалуй… - сказал Лен-Макаб. - Хотя… хохмочки, откровенно говоря, я не понял, уважаемый Ошевэ. Умелый пилот, твой подопечный, хорошо провёл реанимацию - с неоправданной потерей, правда… Но - перворазник. Особых достоинств не вижу… Ну ладно.

- Почаще по клубам ходить надо, - сказал Фахта, являющийся большим поклонником моих выступлений на пивных компаниях. - Марк свои достоинства не скрывает. Кстати, Хаим, любезный, ты в серьёзы прошёл, помоги мне персонал, кажется, шесть к четырём? И с одной Дистанцией? И про вето никто не заикнулся. Надо же.

Лен-Макаб помигал ему средним пальцем.

- Морду тебе набить за это? - спросил Фахта.

- Морды здесь, в случае чего, буду бить я, - объявил Мью-ком. - Шкаб мне поможет. Он будет стабилизировать в пространстве бездыханные тела, битым мордам принадлежащие. Заткнитесь, оба! С-серьёзы, колбу вашу (…)!

- Прости, командир, - сказал Лен-Макаб. - Ты что-то сказал про колбу?

- Сказал, - подтвердил Мьюком, ничуть не смутившись. - Я знал твою мамашу. Колба и есть. А если ты сейчас не снимешь с клуба флейм, я тебя отфиксю особо. С перезагрузкой ресетом, бля! Вето ему! Дорос вето ставить, что ли?

- Хорошо сидим, - тихонечко сказал Кислятина.

- Проходи, Байно, садись между, - приказал Мьюком, продолжая сверлить лазерным взором идущего пятнами Лен-Макаба. - По представлению уважаемого Шкаба Ошевэ, клуб всерьёз решил дать тебе место и голос. Никто не высказался сильно против, никто не заветил. На церемонии нИвремя, проложим тебя позже, проставишься уже проложенным. Садись, слушай. Можешь говорить. Старайся делать это со смыслом. Клуб имеет возможность поздравить Аба Байно со случившимся. Теперь ты можешь не менять памперсы неделями, парень. Как вот мы все.

Меня поздравили. Без напора, но доброжелательно. Кислятина счёл нужным подлететь ко мне и пожать руку. Я понял так, что обретение мной места в клубе сделало его, Кислятины, положение более безопасным, поскольку теперь от Шкаба его отделяло по три человека, и по, и против часу.

- Спасибо, страшие, - сказал я необходимым тоном и с приличным чувством. - Получил, подвесил, стабилизировал, не отдерёшь.

- Налейте парню, - сказал Мьюком с терпеливой благожелательностью. Фахта послал мне горячую грушу с кофе. Буду совершенно откровенен: угодил. Мне её здорово не хватало. Я хлебнул с половину, пропустил, согрелся.

- Спросить можно? - спросил я.

- Ну? - сказал нетерпеливо Карен. Ему не терпелось вернуться к делу.

- Признали меня - спасибо. Но почему Мэм не дождались?

- Что ты имеешь в виду, парень? - спросил с подозрением Кислятина.

- Так, ясно всё, - вмешался Мьюком и натянул на таймер обшлаг сорочки. - Информирую собрание. Я приказал реанимировать Навилону. Полтора часа назад. Ты её видел? - спросил он меня сквозь поднявшийся шум.

Я кивнул.

- Где она?

Все замолчали.

- Сказала - иду в душ, - сказал я. - Да там их целая толпа с ней.

- Уже разговаривает… - пробормотал Кислятина. - Товарищ капитан! Я, как первый ЭТО титана, требую объяснений.

- И я, как главный врач, - подхватил Иянго. Он был не то красен, не то бледен. Он был в ярости. - Вы, капитан, прыгнули через мой труп… ладно, скушаю… от губернатора небось. Но, (…), задохнёмся же к (…), через шесть суток, Мьюком, товарищ! Первая вахта вся - двадцать один человек, плюс "похоронная команда" - пятеро, - на две недели атмосферы в корабле! А тут больше тридцати человек кукушат разом! Задохнёмся, капитан! Я не понимаю…

Шкаб поднял руку, как-то так, что мгновенно стало тихо. Ум-ум-ум, - трудился кулер. Свистела, расправляясь, чья-то груша. Я впервые был на клубе. У меня в компании обнародование подобного поступка - поступок, надо сказать, действительно, хоть куда! - вызвало бы скандал до драки. Неминуемо. Но серьёзы - это было просто видно, без приборов, - каждый как сам задавили свои эмоции насмерть. Капитан выглядел спокойным. Он выглядел словно ромашка среди лопухов. Видал я такую картинку. А Шкаб сидел с открытым ртом и выпученными глазами.

- Пол, - произнёс Френч Мучась. - Почему ты не сказал?

- Потому что мне так было угодно, - очень спокойно ответил Мьюком.

Шкаб расхохотался.

- Ясно, господин губернатор. Впустую трепали атмосферу, - сказал он, оборвав смех. - Ты должен был нам сказать, Пол. Как серьёз. Мы тут сидим, курим. Не курили бы хоть.

- Может быть, - сказал Мьюком. - Но ничего. По крайней сигарете вышло.

- Резоны-то хоть были? - спросил Шкаб.

- Да, - сказал Мьюком.

- И мы их узнаем?

- Возможно.

- Угу. Так. Пока клуб не вымер: предлагаю главному врачу вывесить выговор, - сказал Шкаб. - За незнание обстановки в своём ведомстве. Далее: предлагаю закончить заседание клуба и плавно перейти к заседанию совета старших спецов конкисты. Капитан Мьюком, старшие спецы Первой вахты ждут Ваших приказаний и, что то же самое, распоряжений.

- Выговор главному врачу вечу, - произнёс Мьюком. - Если кого-то это заботит. Далее: заседание клуба прерывать не стоит, товарищи спецы. Я намерен сделать необходимые разъяснения, и я их сделаю. Давайте только подождём начальника службы безопасности титана Навилону Макарову. Я бы хотел, чтобы она была.

 

ГЛАВА 5. БЕЗ НАЗВАНИЯ

В 43.00.04.01 МTC состоялся смотр стартовой готовности грузовоза "Будапешт-ТМ". Смотр прошёл без единого замечания, хотя, точности ради, скажу, что проводился он и наскоро и чрезвычайно сквозь пальцы - аврально, средствами собственной БВС "Будапешта". Удалённый контроль даже не заводился кабелями на машину. Грузовоз был допущен к полёту - Мьюком самолично подписал протокол. Экипаж с мрачным Шкабом во главе занял места по расписанию, кран поднял платформу EDT с установленным на ней грузовозом в стартовый колодец. Вывод грузовоза в космос был выполнен с первой попытки. Оперировала выводом "Мэм" Макарова собственной персоной. Удалившись от титана на тысячу километров, Шкаб ориентировался, отмахнул готовность и 26.01.04.01.01 МTC стартовал к Тройке за дышать. Кроме экипажа (Шкаб, исполняющий обязанности динамика Пулеми, и соператором пошёл хороший человек Дуг "Мако" Терренс VI) грузовоз нёс команду техников - всего девять человек, и Френча Мучася, единственного из неспящих в Новой земле, имевшего допуск и резерв SOC для десанта. Ему предстояло установить прямой контакт с бройлерами Тройки. Мьюком отдал на кислород всех второй смены этэошников, а Дёготь и не пикнул, ослеплённый новым (нестерпимым) блеском капитанского авторитета.

Шкаб ушёл, наступила моя очередь - стартовый колодец был у нас под светом один. Нам - я имею в виду нас всех, взявших Императорскую, - повезло хотя бы с тем, что неуправляемое схождение "Сердечника-16" из надримана произошло именно в северный зенит системы-цели. Мы легко могли сойти и в юг, и тогда между нами и точкой финишного маяка (развёрнутого командой капитана Кигориу) пришлось бы солнышко, безымянная альфа Перстня Короля. Тогда моё задание выглядело бы, и более того было бы, - заданием - не-из-лёгких: почти перпендикулярный плоскости неизвестной системы оверсан. Однако мы сошли в север. Маяк висел у нас прямо над головой в ноль восьмидесяти двух астрономической единицы, в высоком вакууме. Поскольку место его оставалось стабильным в зените четвёртые сутки наблюдений, следовало считать, что скрабы маяка на позициях и задействованы. То есть подходить к цели надо осторожно, в римане, со всей возможной локацией, а возможной у меня на грузовозе была половина от заводского меню. Но это я так - для горестной заметы, но на полях карандашом. У меня был приказ, у меня был один я пилот, у меня был один малый шип - "ОК", и всё это, включая меня, было у нас у всех на титане безальтернативным абсолютно, меня включая. Заседание клуба в расширенном "Мэм" Макаровой составе закончилось, вопреки моим опасениям, мирно. Мьюком приказывал, подчинённые отправлялись выполнять приказания. Конечно, Шкаба в таком бешенстве я не видел никогда. Мьюком поступил с точки зрения товарищества свински (я читал про свиней, это грязные животные, едящие своих щенков и генетически близкие к людям). Объявил клубное управление на титане, а потом взял и отменил, да ещё жестоко уязвил главврача, через его голову и втайне от него приказав хирургу реанимировать Макарову с толпой соседей по наркобоксу. Если б не аврал, никто не осудил бы Иянго, брось он все дела и запей самогоном. Но, как я уже говорил, серьёзы дружно проглотили незлащённую пилюлю - не до разбирательств сейчас высоких смыслов корпоративной этики. Пол Мьюком капитан. О чём говорить? Забежав вперёд, скажу: на титане наши никакой драмы и не заметили. Ну, не занял обещанный пост советника Шкаб, так ему всегда хотелось водить планетолёт больше, чем администрировать. Ну подал в отставку Иянго. Так и поделом, он всегда был замечательный завхоз. Ну, Карен Ёлковский… Неважно. Кадровая политика иногда важней кислорода.

Теперь я отлично понимаю, зачем Пол Мьюком устроил демонстрацию капитанского могущества в авральном режиме, и устроил её вот так, по-живому, со спины. Моё понимание подтверждают последующие события; впрочем, моё настоящее - сейчас, здесь, когда я сижу в плащ-палатке "nike" перед раскрытым "персоналом", - понимание и образовалось как раз из совокупности моих наблюдений развития ситуации, это теперь-то я как бы носовым бортом астероиды колю, опытный капитан… вообще, очень сложно сейчас мне, Хобо Абу, вспомнить ощущения и мысли, от ощущений происходящие Марка Байно, и втройне непросто описывать их, но я, Хобо Аб, дал себе зарок и выполняю его - мне важна хроника. Полный график динамики моей долгой смерти. Я очень сильно отвлёкся, а дело ещё вот в чём, напомню: Шкаб не входил в состав экипажа конкисты изначально. Но полковник Доктор умер перед самым стартом от скоротечной депрессии, и губернатор Кафу как-то Шкаба не смог отговорить пойти на Дистанцию. Пол Мьюком и Шкаб дружили дома, но тут, в Новой, Шкабу, попытавшемуся продолжить прежние отношения, было указано новое место. А "Мэм" Макарова сразу заняла сторону капитана, а спорить с ней, старым шерифом и бабой, всегда выходит дорого - до того дорого, что в легенды входит…

Мьюком был очень конкретен и жёсток. Никакой амбарка-ции. Даже не начинать о ней. Пресеку. Товарищ Макарова со мной согласна. Мы пришли сюда, мы никуда отсюда. Строим Первый Форт. Как и было задумано. Система негостеприимна? Удвоить, утроить, возвести в степень - внимание, осторожность и ответственность - отпущенные конкретному количеству конкретных людей в конкретных обстоятельствах.

Пилот Ошевэ. Садитесь. Обеспечить титан кислородом для инициации обратного цикла. Одним бортом, совершенно верно. Садитесь. Приступить к операции немедленно. Берите любой грузовоз из двух, коллега. Работать только в римане, связь не прерывать ни на секунду. Автофайлить титану шесть раз в час. Приступайте. Да, можете идти. Да, повторяю, одним бортом, без поддержки, мы это немного обсуждали, недообсу-дили, но я принял решение. Любое количество людей берите с собой. Товарищ Дёготь - всю вторую смену предоставить коллеге Ошевэ на кислород. Первую партию атмосферы доставить на титан через неделю. Для установления контакта с поселениями субъектов адаптированных клонов приказываю вам, товарищ Мучась, принять участие в миссии товарища Ошевэ. Выполняйте. Чтоб вам вакуум намаслился. Флаг, товарищи. Выполняйте приказ.

Пилот Байно. Ваш борт второй. Стартовать к определённому месту комплекса финишных маяков в северном зените системы, обследовать объекты, дать заключение о состоянии и степени готовности комплекса, равно как и о загрузке комплекса оборудованием, атмосферой, светом. Да, приступайте немедленно. Срок выполнения задания - трое суток. Работать в римане, связь не прерывать, автофайл один на десять минут. Состав экипажа определить самостоятельно. Разрешаю. И его разрешаю. Господин Хладобойников, вы возражаете? Никого больше нельзя из ЭТО? Возражение понятно. Байно, аргументируйте свой запрос. Понятно. Решение: принимается возражение товарища Хладобойникова. Да, Байно. Когда можете стартовать? Ах, "ОК" не готов? И даже не начинали? Ах, немного начинали. Превосходно. Понятно. По авралу - когда управитесь? Точнее? Понятно. Доклад по готовности, стартовать сразу. Солнцем и подсолнухом. Флаг.

Советник Фахта…

Дальнейшего я уже не слышал.

Шкаб мне помог, работали свирепо, и Шкаб стартовал к Тройке, когда я уже и насветил процессор, и поднял давление в корпусе "ОК" до полуединицы (рассчитывая запас атмосферы на неделю). Мы со Шкабом отмахнулись - по радио. С собой на разведку зенита взял я Мрию "Ноту" Мелани-По (без соператора - сами понимаете) и динамика Кирилла Ма-тулина, замечательного вообще парня, неплохого динамика и очень опытного пустолаза.

Я стартовал "ОК-ТМ" в три пары лёгких на борту в четвёртом часу утра четвёртых суток нахождения "Сердечника-16" в римане системы ЕН-5355 (альфа Перстня Короля), имея задачей обследование комплекса холодных (некоммуникабельных) объектов искусственного происхождения в точке северного зенита названной системы. Через двадцать пять часов подъёма на осевой в 3.2 G, когда запаздывание сигнала "я - порт" было уже почти пятиминутным, вне расписания связи, меня вызвал дежурный связист титана Ван Экин. Я сидел на вахте один. Нота имела свой гальюнный брейк, а Матулин - адмиральский. Я откликнулся. Через триста десять секунд услышал:

- Центральная - к "ОК". Марк, мы запустили станцию НРС. Приказано перейти на. Несущая уже должна быть у тебя. Тесты я тоже запустил. Поднимай мачту. Повторяю, переходим на НРС-ctrl. Отмахни понятие. Готовность к взаимодействию - по НРС. Проблемы лазером. Конец сообщения, приём.

- Алло, Центральная, я "ОК", здесь Аб, понял вас. Ну вы даёте. Поднимаю мачту НРС-станции, приступаю к приёму питания станции с удалённого источника. Конец сообщения.

Я не стал будить Матулина. Ему предстоял длинный выход в открытый космос.

Я не стал алярмить Ноту. Выглядела она плохо. Чувствовала себя не лучше. После старта у неё началось и до сих пор не прекращалось кровотечение (небольшое, к счастью), мы с Кириллом установили медсерва на раме прямо на со-ператорском посту, натопили физраствора, и большую часть времени Нота лежала в "капюшоне" под рамой с системной насадкой на руке, пила воду, выполняя обязанности героически. Переливание крови под такой тягой, конечно, делать было нельзя.

Я откинулся, сполз на пол, принял профессиональную позу (на четвереньках) и начал медленное и методичное движение к посту связи. Поднатужился, взобрался в почти офисное по неудобности кресло радиста. Мачта НРС, к моему удивлению, вышла из клюза с первого раза, раскрылась и сразу же встала на щелчок. Я подал на мачту исходное питание, прочитал сквозь двухцветную пелену в глазах показания окон чек-рума НРС-станции, потом запустил поиск несущей. Попало мгновенно. Я опять удивился. Установка надримано-вой связи в Космосе Новой земли иногда - я читал - бывает делом даже не одного дня, а тут я сразу и несущую словил, и тесты принял, и "прана", генерируемая "Сердечником" в нашу сторону, сразу же пошла в установку. Пальцем по экрану я перетащил значки тестов из окна "приём" в окно "запуск", выделил всё и отмышил выделение. Я не успел залезть в настройки комнаты, чтобы выключить сигналы звукового оповещения. Ненавижу отвратительные восьмибитные спи-ки GOS MACrosoft - с моим-то слухом. Всё-таки спикнуло, вызвав в моей душе боль почти зубную. И дважды успело спикнуть, пока я сломал флажки в настройках.

несущая: ОК (спи-и-ик!)

отражение: ОК (спи-и-ик!)

редактирование: АВТО (сдох!)

нрс-ctrl ЦУС/ сердечник-16 к ок-тм

нрс-ctrl установлен 47.18.01.05.01 МТС

сообщение: центральный к ок-тм/ подтвердите приём

Я напечатал:

ок-тм к ЦУС/ подтверждаю приём/ готов к связи по нрс

ок-тм

центральный к ок-тм/ принял подтверждение/ нрс на

командный пост/ автофайлы на нрс перевести/

привет марк привет мрия привет кир/ это я клопуша

ок-тм к центральному/ вопрос как проснулось клопуша здесь

марк

не осознал ещё как у вас

у нас ещё всё

самочувствие

работаем в масках/ давление в корпусе обитухе 650/ тепло/

мелани-по под тягой ограниченно работоспособна/ байно

матулин порядок

ну и слава богу/ докладаю мьюкому

вопрос шкаба на нрс посадили

да его первого у него порядок

сбрось мне его сигнал

у тебя

спасибо/ подождите теперь часа два/ я от связи к себе

на пост доползу

вижу у вас там 4.3 а печатаешь скоро/ тебя говорят

засерьёзили

отрицать глупо но не хвалиться же/ а печатать не

приседать

мы тут все тебя имеем в виду на пиво

мне теперь с вами и не поругаешься ибо низко

понимаю/ интуитивно у тебя будет много врагов

вопрос дьяк в себя пришёл

информации нет узнать

будь другом и нота интересуется

ок короткий конец

Дорога назад, к моему посту, далась мне не легче. Подсе-далищная часть "капюшона" на целый дециметр выше, чем сиденье кресла связиста. Строка НРС-ctrl уже сидела на моём мониторе, на плинтусе командной комнаты. И там уже было от Клопуши:

дьяк ещё не жив

Я дважды ручным диагностом на разгоне и один раз во время торможения себя чекапил. У меня хватило ума перевести девайс в режим "mute", прежде чем тыкать в руку иголкой. Тест на Щ-11 оставался положительным, до ста тысяч на миллилитр, мою группу крови прибор по-прежнему не видел. Работы было навалом, а то бы я, наверное, расстроился, осторожно говоря. Работа здорово отвлекала, внешне и внутренне я никак не поменялся, кажется. Дышать не забывал - разговаривать же приходилось. (Кстати, состояние бездыханности от нормального всё-таки отличалось. Я осознал отличие после тягостного эксперимента над собой по недышанию, но не в ходе эксперимента, а после него, после даже совета в клубе, - когда сидел на стартовом отсчёте и было время побездельничать, то есть подумать, я вспомнил, что помню только первые два часа недышания: налицо потеря способности чётко и точно определять время. Симптом, кстати, сбоя личной SOC.) Я уже начал привыкать к мысли о приобретении вот такого вот уродства. То есть вспоминал об этом не всякую минуту, а с приличными перерывами.

Я не знал, как буду дальше. В тайне не сохранишь. Космач невозможен без ежедневного (как минимум) контроля физики. Мне уже пятые сутки подряд везло, если, конечно, язык у меня повернётся назвать травму Дьяка везением.

end of file

ввести код

40808

код принят

file 1.4

created: 16.09.124 UTC

current music: Mylene Farmer: "Nicola"

txt: но Дьяк лежал без сознания, я работал в поле, далеко от врачей, контролировать себя должен сам, а с собой я договорился так: повременим. Я рисковал, подставляя товарищей? Да. Правда. Но хочешь - верь, хочешь - стреляй: я, может быть, один раз задумался об это. Не больше. И то, не помню когда.

В выдавшуюся минутку здоровья Нота настроила в интерфейсе системной оболочки станции надримановой связи войс-агент, после чего общаться с титаном мы могли в реальном времени вслух. Изображение, впрочем, с телекамер грузовоза ходило путями обычными, с односторонним запаздыванием в шесть минут: маломощный на "ОК" был оконечник НРС, так, внепространственный телеграф получался, не более.

01.18.05.01 МТС на оптической без тяги, почти недвижно стояли мы относительно группы искусственных объектов в назначенной точке северного зенита ЕН-5355. Модель группы БВС-ГЛАВНАЯ грузовоза нам рассчитала, но и невооружённым глазом всё было видно. Монтажный двустрельный (типа "љ") тысячетонник-рэк с подвешенной к основанию обоймой цистерн - это был балок для монтажников. В рэк был заведён и расчален шестью корявыми временными мачтами (Матулин опознал в них перемонтированные кран-мачты стандартного мостового дока, я был не уверен в этом, но Кириллу, допускаю, видней) здоровенный генератор инерции, я впервые такой видел. И генератор работал. В первом зенит-фокусе его поля, километром выше рэка, находился хорошо стабилизированный, полностью собранный, но абсолютно холодный скраб. Из семнадцати боковых фокусных гнезд инерционного поля недостроенными маяками заполнены были три, и эти три работали, стабилизируя комплекс в римане относительно звездной системы. Большинство построек были негерметичными, некрытыми, собственно, это были всего лишь скелеты. Баржи с железом, числом пять, были жёстко стыкованы к зенитному скрабу, так что он (а мы стали на осмотр под комплексом снизу) напоминал наполовину оборванную ромашку.

И ни одного огня.

В целом - в наших обстоятельствах - стройка производила хорошее впечатление. Пустовато, но всё на местах, всё прибрано, аккуратно. Сбрасывай монтажников, запускай диспетчерскую, подвози железо и достраивай. На три месяца работы. И заводи в рэк "ствол" титана на вечный прикол.

- Сделано почти на треть, - сказал Кирилл. - Даже генератор на ходу.

- Почему его не видели с титана? - спросила Нота.

- Почти две дистанция, мы ж тебе не телецентр, - сказал Кирилл. - Тем более зенит-фокус экранирован рэком.

- Всё равно, - сказала Нота. - Слишком тут холодно.

- Какая сейчас разница? Холодное, но наше, - сказал я. - Алло, Центральная, ваше мнение?

- Здесь Андреев. Получили картинку. Совещаемся. Моделируем. Ждите.

- Понял, здесь Байно.

- Здесь Мьюком. Байно, что ты намерен предпринять?

- Дать экипажу отдых после тяги. Час невесомости. Затем думаю приблизиться на руку и попытаться войти в контакт с БВС комплекса. Генератор на ходу, значит, БВС тоже на ходу. Стройка брошена с рывка, неконсервирована…

- Почему так думаешь?

- По ощущениям, капитан. Если БВС не ответит, возьму на абордаж балок. Временный штаб стройки должен быть там. Больше не вижу, где.

- Понял, здесь Мьюком. Час отдых, понял. Выход проводить во взаимодействии со мной по НРС, повторяю, только во взаимодействии со мной проводить операцию.

- Понял вас, операцию проводить гласно с вами по НРС. Конец сообщения, флаг.

Я выплыл из-за своего пульта назад, перевернулся. Нота включила в рубке верхний свет.

- Моемся, питаемся, бездельничаем, - сказал я. - Целый средний час. Кирилл, набросай на стол.

- Где, в столовой?

- Мальчики, давайте без перемещений, - попросила Нота. - Сил моих больше нет.

- Голова? - спросил Кирилл.

- Просто ужасно, - сказала Нота. - Как по мне топтались. Приношу самые нижайшие.

- Кирилл, помассируй её, - сказал я. - А на стол я, так и быть, сам соберу.

- Ой, массировать не надо! - сказала Нота. И добавила: - И есть я очень не хочу.

- (…), никаких шансов, - сказал я ласково. - Деваться-то некуда. "ОК", я первый, к связи!

- БВС-ГЛАВНАЯ.

- Контакт с БВС стройки искать. Продолжать внешнее наблюдение. Продолжать сброс автофайлов к титану в прежнем интервале.

- ВЫПОЛНЯЮ.

Я полетел на кухню. Набрал из стенного ящика стандартов в охапку, толкаясь и руля ногами, вернулся в рубку. Нота громко стонала и повизгивала, я даже удивился, пока, приглядевшись, не убедился, что Кирилл делает ей именно массаж. На правой руке у него не было указательного пальца под самый корень. Я откинул столик, рассовал под ленты на столешнице стандарты, включил водогрейку, немедленно выключил, проверил её, накачал воды, снова включил.

- Кирилл, Нота, заканчивайте. Всё на столе. Мрия, жрать будешь, это приказ.

- Марчик, не хочу-у…

- Всегда был против баб в Космосе, - сказал Кирилл неожиданно. Я засмеялся. Мы развисли за столом, сняли маски. Кирилл, часто моргая, плеснул в воздух воды, намочил руки и протёр глаза.

- Сухо у нас, да… Но лучше уж сухо, чем потно. Насыпка-то в колодцах свежая, - сказал я. - Носи очки, если так быстро сохнешь.

- Да ладно. В космосе проморгаюсь, - сказал Кирилл, напуская воды в желобок выбранного стандарта. - Коньяк нам положен, Марк?

- Да, точно! - воскликнула Нота.

- Кагор, - сказал я. - И то радуйтесь, что не малина.

- Фу-у-у! - сказал Кирилл. - При наличии таких невыносимых тягот и лишений я просто вынужден отказаться от выполнения задания партии и правительства. Неужели никто ещё не продаёт в подпалубах самогон? Долго что-то.

- Какой партии? - спросила Нота. Упаковочку она вскрыла и кушала, надо заметить, с энтузиазмом. - Спасательной? Или геолого-разведочной?

- Старая хохма, - заметил Кирилл. - Удивительно, что она сохранилась. Крови на ней, видать…

- Что ты имеешь в виду? - спросил я.

- Это у меня теория, - сказал Кирилл важно. - Если легенда - или хохма - родилась в результате трагедии со многими человеческими жертвами, то она и живёт вечно. В качестве компенсации. Или мифа.

Я попил водички из соска.

- Отныне, Кир, я буду звать тебя - Склонен Пофилософствовать, - сказал я.

- Склонен Потрепаться… - жуя, проворчала Нота.

- Я предложу это имя и эту фамилию моим знакомым бройлерам, - безо всякого напряжения сказал Кирилл. - На вахте Склонен Пофилософствовать! Нормально звучит.

- У тебя есть знакомые бройлеры? - спросила Нота.

- Нет, конечно. Но будут же. Как же нам в Новой земле без бройлеров? Друзья мои, это невозможно. Где-то и неприлично. Без бройлеров в Новой земле. Ха! Вся наша Трасса стоит на бройлерах! На этих малых сих. Иногда я думаю, не создать ли мне партию любителей бройлеров? Знамя наше будет цыплёнок табака. Под него встанут все рабы алчности и биотехнологий. Под ним они объединятся. И вышибут нас с Трассы. Объявят суверенитет…

- Сорок лет будут сопротивляться, - подхватила Нота. - А потом все забудут, с чего всё началось, заключат всеёбщий мир, ну и далее по тексту.

- Какой ты имеешь в виду текст? - спросил Кирилл укоризненно.

- Ты кагор будешь? - спросил я его, держа в руке мягкую бутылочку.

- Нет, - сказал Кирилл. - Потом от сахара не отплеваться.

- А ты?

- А я буду.

Я отдал ей бутылочку.

- Вот взять меня, - продолжал Кирилл. - Простого среднего космача. Славянина по происхождению, ноля лет по рождению, первоклассного гражданина Солнечной Империи, первоклассного гуманоида, стандартного вероисповедания, с востребованной исповедальностью, с высшим специальным образованием, недурного пустолаза, растущего динамика…

- Когда сказать нечего, но поговорить хочется, космач читает свою анкету, - заметила Нота.

- Ты остановила его на самом интересном месте, - сказал я, прибирая за собой со стола.

- Гетеросексуален, полигамен, генетически открыт! - немедленно сказал Кирилл, обращаясь к Ноте.

- Говорю же: сказать-то нечего, - сказала Нота.

- Ты к кому приписан, Кир? - спросил я.

- Туча Эйшиска мой шкип.

- А, ты по малому динамик?

- Ну да. Не доросли до миллионов тонн.

- Жаль, - сказал я, - что ты уже чей-то.

- Пригласить к себе хотел?

- Формирую свою команду, - значительно сказал я.

- Обязательно расскажу тётке Туче, - сказал Кирилл ухмыляясь.

- Зачем это? - спросил я.

Нота рассмеялась.

- Она тебя, Марк, убьёт. Придушит, и все дела. И ей ничего не будет.

- Обязательно расскажу, - повторил Кирилл.

- Ну ладно, расслабились! - шкиперским голосом сказал я. - Закончили жрать, подчинённые. Оправляться, обтираться. Полчаса гальюнного времени. Форвард!

- Теперь он мне покажет, - заметил Кирилл. - Мать и мачеху.

- Ты сам виноват, - сказала Нота. - Прогневил батюшку-серьёза.

- Да, кстати! - воскликнул я. - Я и забыл. А ну, младые, полетели! А я пока позвоню.

нрс-23.40.19.05.01 МТС

ок-тм к будапешту/ здесь аб вызываю шкаба

здесь мако/ подожди минутку марк позову

на связи шкаб/ как у тебя там парень

нормально в сводках всё есть

что ты хотел

ничего проверка связи

я должен быть тронут

как вам угодно шкаб

тогда я тронут парень/ удачи осторожнее

понял флаг

Нота и я пытались связаться с БВС стройки несколько часов. Мы перепробовали всё. Безуспешно. Мы ничего не понимали. Несущая с пометкой "стройка Зенит" в колонтитуле по одиннадцатому каналу неслась, и рабочий обмен данными БВС с управлением генератора мы отыскали, но на наши запросы ИСКИН не реагировал, а попытки заглушить телеметрию и хотя бы так привлечь внимание подавлял великолепно отстроенным дикликером. Загадка, хотя в ряду остальных - ничего выдающегося. Я отправился в шлюз готовить выход, а Кирилл - в склад, готовить скафандр. Абордаж был неминуем, поскольку необходим. И вот тут выяснилась ситуация, из тех, что невозможно описать словами красивей, чем они, ситуации, уже есть натурально, по умолчанию. И попытка описать ничтожна. Начинаешь пытаться - и сразу ощущаешь удушье в центре фантазии, путаешься в наличном словаре, умолкаешь, долго стыдишься сам с собой. В отчёты, составлять кои космачам преподают одновременно с азами техники использования АСИУ, подобные ситуации попадают под номерами. Каждая из них уникальна и редко повторяется. В художественной литературе, особенно запрещённой на Трассе, их иногда предсказывают великие писатели. Я не великий и не писатель, я скажу просто: на грузовозе не оказалось скафандра, подходящего Кириллу по размеру. Точней, он был (LXX), но был отказной. А Кирилл в спешке его не проверил перед стартом, он прибежал в последнюю минуту. А я скафандры проверял - но не на "ОК", а на "Будапеште". Ну и вылетело, что корабль поменялся с тех пор. (Интересно, что свой "Пеликан" я с "Будапешта" в "ОК" перенёс.) А личного скафандра у Кирилла не было. Точней, был, но он его оставил дома, в Касабланке.

На абордаж должны были идти он и Нота. Кирилл - основной оператор выхода, Нота - страховка. Я - пилот, личность неприкосновенная. Расписание.

Но Нота по физике была невыходная. Кровотечение мы остановили и вкачали в Ноту, сколько доктор посоветовал, физраствора, но за борт ей, конечно, было нельзя. А Матулин, взятый специально для на абордаж, был без скафандра. Нуивот, как любил говаривать Шкаб.

Некоторое время мы сообща, развиснув в рубке, гадали, как про сё докладывать. Угрюмый, красный от стыда Кирилл предложил потянуть жребий. Я махнул рукой и вызвал титан, как огонь, на себя.

Ну, дальше - было так.

- Почему не начинаете забортные! - спрашивает, значит, Мьюком. Именно спрашивает, я подчёркиваю, вопросительные-восклицательные окончания агент расставляет наобум, в меру своего десятикилобайтного разумения. Мне несколько легче оттого, что его слова транслирует синтезатор. Я бы с удовольствием сменил тембр войс-агента на женский - будь у меня свободное время. Или на детский, если нашёлся бы в библиотеке.

- Байно, обстановку доложи мне…

- Попытка удалённого контроля интеллектроники стройки безуспешна, - говорю я. Мьюком аж делает паузу.

- Байно в чём у вас дело.

- Не знаю, как сказать, товарищ капитан, - честно говорю я. - Словом, на абордаж у нас тут некого.

- Проще Байно? - Мьюком, окружённый свидетелями, спокоен и сосредоточен. Где-то даже и благожелателен. То есть мне так кажется. То есть я на это надеюсь.

- Мелани-По больна. После перегрузок. Кровотечение только остановили, - объясняю я. - А Матулину не в чем выходить в вакуум. Скафандра на него нет. Размеры не подходят, товарищ капитан.

- Скажи: скафандр забыл! - восклицает шёпотом Матулин. Он способен на шутки! Он так себя успокаивает. Я показываю ему палец над спинкой кресла.

- И ты находишь всё это смешным парень, - говорит Мьюком.

- Возможно, когда-нибудь, если останемся в живых, мы и посмеёмся, товарищ капитан, - говорю я, поскольку терять нечего.

- Я с тобой согласен? - говорит Мьюком. - Н-да! Твои предложения? парень… Или ничего не приходит в голову? Скажи я пойму?

- Идти могу только я, - говорю я. - А осмотреть стройку необходимо. Предлагаю нарушить устав.

- Мелани-По может тебя хоть с корпуса поддержать?

- Я считаю, что могу, товарищ капитан! - встревает из-за моего плеча Нота.

- А ты девочка? заткнись, - говорит Мьюком, и говорит справедливо. - Я разговариваю не с тобой? Байно слушаю тебя.

- Нет, товарищ капитан, она не может меня поддержать, - говорю я.

"Марк!" - прямо мне в ухо, едва не отгрызая его, рычит Нота.

- Меня радует что! Ты не видишь в ситуации ничего смешного, - говорит Мьюком наверняка задумчиво.

- Его там и нет, товарищ капитан, - смиренно говорю я.

Я жду, мы ждём, они ждут.

- Выполняй задание Байно?… - приказывает Мьюком. - Но не забудь подготовь грузовоз к отступлению. Киберпилот твой как.

- Очень хорошо, уже освоился. Нота его погоняла. Я его проверил.

- Программируй его на возврат в беспилоте. На время твоего заборта полномочия первого передашь лично мне?

- Роджер, товарищ капитан.

- И начинай осмотр стройки Байно. Давай. Осматривай составляй мнение! Докладывай. Как серьёз. Связь у нас с тобой будет… а, что, нельзя, - спрашивает он кого-то там, у себя, на "Сердечнике".

- Опосредованно, товарищ капитан, - говорю я. - Через рубку "ОК". Ретрансляция.

- Понял. Итак под запись. Приказываю тебе нарушить устав и произвести осмотр в одиночку. Приступай к выполнению задания Байно. Удачи тебе?

И я сразу же сажусь к пульту, разгоняю экипаж по назначенным постам и начинаю отрабатывать вручную стандартную схему подхода к комплексу. Мишень цели - балок. Наружное освещение не включаю, света альфы мне достаточно. Кирилл и Нота, профессиональные и, значит, беспрекословные, ведут измерения относительного положения объектов, Кирилл - по дальномерам штирборта, Нота - по напротив. Облёта я не делаю, первое зависание выполняю на семистах метрах, разворачиваю грузовоз, чтобы подойти к цели бортом и сбоку, а не снизу, и, используя ДСО-4 (штирборта), начинаю прямое сближение. Второй стационарный завис произвожу на пятидесяти метрах, стабилизирую грузовоз, снимаю счета, (тут три минуты свободных выскочило - войс сменяю для славы и величия Мьюкома), передаю управление на БВС и, ни секунды не мешкая, отправляюсь в верхний шлюз. Кирилл и Нота собирают меня к выходу, как героя на войну. Кириллу стыдно (его есть личный баг со скафандром), Нота зла на него. Я влезаю в свой старый "Пеликан", но он мой давно и в идеальном состоянии, и Кирилл, помогая мне, трижды вслух выражает скафандру профессиональное восхищение. Мне предстоит мой шестидесятый рабочий выход, где-то середина пятых суток забортных, точно не считал: как и всякий нормальный космач, удовольствия от пустолазанья я за свою жизнь так и не получил ни единожды, чего считать-то. Думаю, впрочем, что оно, пустолазанье я имею в виду, не доставляло удовольствия никому и никогда. Можно допустить, что кто-нибудь из первых космонавтов даже и вопил от восторга, и впитывал всем существом волшебные панорамы, открывающиеся изумлённому взору… не знаю. Вряд ли. Или у меня просто плохое настроение? Среди моих знакомых фанатов пустолазанья нет. Работа есть работа, не более. Вековая оскомина сидит уже на пустолазанье, бескрайние панорамы пополам с неведомыми приключениями в открытом космосе, подстерегающие в самый такой момент за углом соседнего астероида, оскомину не сластят, а кожа с ладоней в любых перчатках стирается до мяса в обязательном порядке… Да, у меня просто плохое настроение.

Я выхожу, на контроле шлюзования Нота, и, через шесть минут по выходу, 17.21.05.01 МТС, разложив и зачековав раму под "гарпун" на верхней площадке боевой рубки грузовоза, я принимаюсь к настилу подковками и стою пару минут, внимательно осматриваясь. Я неплохо повесил грузовоз. Между мной и балконом, общим на весь балок, метров не более сорока, но баг есть: полбалка в тени - застит альфу корма второго корпуса грузовоза, а отражённого света маловато. Я прошу дать дополнительных свечей на поле операции, и свечей Кирилл, озабоченный мной, не жалеет. У меня аж светофильтр срабатывает. Я не делаю замечание, хотя сознаю, что после того как я перейду на балкон, свет такой интенсивности может помешать. Помечаю себе. РСМ-экран, в который вертикально стоящие цистерны балка укутаны сплошь, сохранился, кажется, хорошо, но наверняка наелся пыли, и это я помечаю, позже, при контакте, будет важно. Иллюминаторов в цистернах нет. Все клюзы наверняка заклинены, залиты цементом и эрэсэм-ка сверху, мотка, на глазок, в три-четыре. Мне приходилось участвовать в сборке не такой точно, но подобной группы, правда, на орбите, и не в шесть секций, а в три. Я надвигаю на лицевую пластину шлема биноктар. Очевидно, группу балка (в ней, повторюсь, шесть секций) объединили жёстко, поскольку шлюз мне виден отчётливо, в третьей слева (в моём горизонте восприятия) цистерне, и шлюз один на группу. Люк выглядит закрытым штатно. Я перебираю режимы биноктара, стараясь примерно определить замусоменность пространства вокруг рэка. Ничего нет хуже неожиданной гайки в стекло гермошлема. Не потому, что стекло лопнет, это-то вряд ли, а вот неожиданность удара - опасна. Можно наделать лишних судорожных движений и быстро потеряться в Космосе… Но я не потеряюсь. СИС на спецкостюме я проверил, мелкосопла на наплечниках и на поясе сзади двигаются отлично, оба баллона с расходным веществом полны. Не потеряюсь. Впрочем, и биноктар мне не показывает почти ничего значительного. Либо работали монтажники аккуратно, либо уже поразно-сило мусом, отнесло, а остальное село на корпуса. Обрывок медленно дрейфующей ткани я замечаю, но гораздо выше, гроздь ледяного блеска гораздо ниже, да и всё, пожалуй. Кое-чему я, всё-таки, удивился, а именно - отсутствию, причём полному, любых строительных и опознавательных марок на предназначенных специально плоскостях. Обычно все объекты стройки испещрены цифрами, кошмарными буквенными аббревиатурами, флажками и катафотами, напоминая открытое поле игры "сапёр". Загадочно. Впрочем, вряд ли это может иметь значение для меня - сейчас, грозное, и - понеже какое-то и в дальше.

Я гашу и сдвигаю на затылок биноктар, цепляю его лямкой к релингу (на обратном пути заберу), перехватываюсь по релингу так, чтобы повиснуть к смотровой площадке вверх ногами, и, открыв (универсальным ключом) створки длинной ниши в настиле площадки, снимаю стопоры с похожего на антикварный телескоп "гарпуна". На казённике умная и, главное, опытная голова предусмотрела весьма удобную для руки в перчатке ручку. Фал мне не мешает, но я трачу несколько секунд, чтобы перевести его за спину, пропустив под разомкнутой скобой на наплечнике кирасы. "Гарпун" входит в раму, как там и был всегда, как прямо намасленный, и становится на замок. Это меня радует, поскольку я, конечно, забыл предварительно пробить стропорезом направляющие, в которых могла скопиться и смёрзнуться пыль.

Обо всех своих действиях я не забываю рассказывать неутешному Кириллу. Он действительно неутешен и чрезвычайно ко мне придирчив, а также заботлив и предупредителен. История о пустолазе, для которого в поле не нашлось снаряжения по размеру, безусловно, успела уже получить широкую огласку, вот прямо сейчас входит в анналы и никогда теперь не забудется, даже если нам тут всем придётся погибнуть или исчезнуть. В последней сводке пресс-центра экспедиции, пришедшей на "ОК" незадолго до моего выхода, я видел упоминание о произведённом запуске "факела-1" к Преторнианской. Эпизод "Пустолаз Без Спецкостюма", конечно, в информационный массив "факела" попал… Да, так вот. Кирилл, соблюдая устав (серьёзно поражённый во многих буквах в нашем случае), уже несколько раз требовал проверить блок медконтроля моего костюма. Я несколько раз производил тщательную проверку, имевшую результат строго отрицательный… Отрицательный результат раздражает и удивляет всех, кроме меня, так как я ещё перед шлюзованием пассатижами раздавил в блоке выводную панельку самолично, но меня, хоть и без удивления, но раздражает настойчивость Кирилла. Да, мне есть что по физике скрывать от врачей, натурально, есть… Некогда рассуждать, некогда оценивать, некогда судить. Медкарта моя в файл не пополняется, но отказ есть отказ, до конца миссии не придерёшься. Компенсация: радио работает отменно, и громко дышать в самый микрофон я полагаю себя для истории Трассы обязанным.

Я извлекаю из "щелчка" в той же нише дротик, наворачиваю на хвост его муфту с тросиком, проверяю, как тросик выделяется из барабана, и заряжаю дротик в "гарпун". Прицел у "гарпуна" лазерный. Я протираю толстым пальцем линзу. Насколько бы было проще, если бы было время смонтировать на корпусе манипулятор! Сел на лапу, тебя тихонько через пропасть перенесли, на балкон подсадили. Но мы не успели смонтировать манипулятор. Рискнуть, перелететь на СИС? Нет. Рабочего тела всего кило. На для сорвался. Пилотов на борту нет, потеряюсь с пустым СИС - не найдут. Я довольно долго целюсь, точнее, выбираю, куда палить. Мягкая РСМ для зацеп-ливания не годится, в люк стрелять глупо (потом что делать? присосавшийся дротик потом не отдерёшь, он одноразовый), в перила попасть я не надеюсь (я не Робин Гуд, и "гарпун" - не тисовый лук, а про Робин Гуда и тисовый лук я прочитал в запрещённой истории Гершензона "Робин Гуд"). Я решаю стрелять в плиту обшивки самого рэка, под балкон.

Попадаю с первого раза, и дротик отменно садится, и там, в сорока метрах от меня зажигает на себе зелёный огонёк. И тросик выделился штатно, за чем я следил очень внимательно. Всё в порядке, но Зелёным Огонькам я давно на слово не верю. Я включаю лебёдку на сматывание, тросик выбирает слабину, натягивается, я надеваю на перчатку зажим, зажим - на тросик, свожу пальцы и несколько раз очень сильно рву на себя, крепко держась за поручень свободной рукой и ногами. Сидит.

- Байно - к борту, закончил первую фазу, автофайл примите.

- Понял, Марк, ты закончил первую фазу, - отзывается Кирилл. - Принимаю автофайл. Криво идёт без данных от ОФО… Но видео от тебя хорошее. Включи камеру "два".

(Камера "один" у меня на плече, смотрит по курсу.)

- А, да. Делаю.

Снимаю с объектива "двойки", ранее мной посаженной к поручню, крышку, крышка оказывается к камере некреплённой, и я, не найдя, куда крышку деть, выбрасываю в Космос. Пусть летит. Я Алексей Леонов, не меньше. Включаю камеру.

- Вижу вторую камеру. Нацель-ка точней.

Я нацеливаю, как могу, точней.

- Ага… подайся в сторонку. Ага. Вижу хорошо тросик, вижу дротик. Работает панорамная камера "два". Неточно по центру, правда… Но сойдёт для отчёта.

- Ну, вроде теперь совсем всё. Отдыхаю перед началом перехода.

- ОК, Марк. Но не забудь сбросить отчёт.

- После того, как отдохну.

- Марк, тебе Ошевэ твой привет передаёт, - говорит Нота.

- О! Спасибо, ему об то же тем же стукни. Как у них дела?

- Четыре единицы в ось. Пялятся в амортизаторах. Хуже, чем нам было. С кораблём всё нормально. Марк, сводка новая пришла. Слушай, ну пресс-центр просто на крыло встал за последние десять часов, ежечасно сводки идут! Кто у них начальник, ты не в курсе?

- Не знаю. В табельном списке Первой вахты никого из журналистов не было. Видать, за компанию с Мэм Макаровой разбудились. Плодкин, видать, если ежечасно сводки идут.

- Видать… Ты как, Марк?

- Отдыхаю. За крайние две минуты происшествий не произошло.

- Марк, ты лебёдку на автоматику поставил?

- Конечно. Как там машина относительно комплекса, дрейф проявился?

- Дециметры, Марк. Через час подработаю немножко с кормы.

- Отставить! К управлению не прикасайся! Повтори, как понял?

- Роджер, управление не трогать. Я пошутил, Марк.

Подобным образом общаясь с Кириллом и Нотой, я переживаю положенные по инструкции пятнадцать свободных минут. Пора дело делать. Кратко отчитавшись и подробно, по пунктам, описав намеченные эволюции, я переключаю климатизацию и электропитание спецкостюма на автоном, в четвёртый раз проверяю герметичность (под двусторонним давлением, из костюма наружу и из фала в костюм) и отсоединяю фал от нагрудного гнезда на кирасе. Фал я не прибираю, пусть болтается, смотаю на обрате. Первый зажим, тот, что с рулеткой, - на трос, трос прослабить, продеть, надеть, подработать ушком, закрыть предохранитель, проверить питание. Второй зажим - механический - на левую перчатку, это резерв, на трос его не цепляю. Проверяю механизм, работает, усилие на сжатие - килограмм пять. Нормально, усилие - килограммов пять. Окольцовываю трос поясным карабинчиком. Отключаю магниты в подковках. Короткий линёк карабином к наколеннику, кольцо - к тросику. Я уже вишу вдоль троса, цель - теперь сверху. Берусь, включаю моторчик, рулетка влечёт меня к балку.

Три минуты длится космическое путешествие. Я заставляю себя не спешить. Ноги контролирую.

Я принимаю свою массу на левую руку в плиту обшивки, пружиню, гашусь, стабилизируюсь, ориентируюсь, разъединяю перчатку и рулетку, рулетку оставляя на тросу. Меня разворачивает фронтом к грузовозу, прожектора на мгновение ослепляют меня, срабатывает диафрагма светофильтра. Жду, пока пятна перед глазами полиняют, потом проверяю цепку дротика на плите. Не подведёт, если дрейф "ОК" не идёт в расхождение с рэком, а он, дрейф то есть, наоборот, на сближение: тросик немного провис… Но копаться я не собираюсь. Так. Что у меня в пометках? Свет.

- Кирилл, здесь Байно. Свет мешает. Убавь или рассей.

- Роджер, регулирую освещение.

Зажим на правой руке я меняю на магнитный вантузик. Думаю, рисковать ли, решаю не рисковать. Достаю из набедренной сумки стометровую лесу, закрепляю один конец на дротике, второй на себе. Теперь второй вантузик. Тыкаю присосками в корпус. Нормально магничусь. Отстёгиваю колено и пояс от троса.

- Поднимаюсь к балкону.

- Вижу тебя хорошо. А ты неплохо падаешь свободно, Марк.

- Поднимаюсь. Прими автофайл.

Мне не приходится заниматься сложной акробатикой: в настиле балкона не хватает нескольких пайол, проёмы достаточны, чтобы я пролез, даже не касаясь боками арматуры. Вот я и на балконе. Подковки включить, а вантузики снять и спрятать. Подковки в решётку. Где лакуна в настиле - всплывём и по поручням. А вот от дротика, пожалуй, я отцеплюсь, а то запутаюсь. Карабиним тросик к вот той скобке. Проверяем. Держит. На карабинчик леплю лепёшку алого катафота. Мимо не пройду, возвращаясь. Так. Потерялся. Где шлюз?

- Кирилл, я потерялся, с какой стороны от меня шлюз?

- Как ты стоишь - справа.

- Ага. Иду направо.

- Наблюдаю за тобой.

Балкон шириной два метра. Я не касаюсь ткани на балке, мимо которого двигаюсь. Вблизи я вижу, что не ошибся, эрэсэм сильно запылена в швах и складках. Сам балкон варили на очень скорую руку. Стыки неаккуратные, много микрокаверн на швах раковин, перила кривые, стойки под некрасивыми углами. Балкон подвешен почти у подножия семнадцатиметровой цистерны, нижний торец-полусфера едва в метре у меня под ногами. Но вот шлюз.

Я медленно приближаюсь к люку. Он квадратный, выпуклый, скруглённые углы. Шлюз типа "керант". Блок управления помещается прямо на люковой плите, а не сбоку на корпусе, как обычно. Прямо на ушки щиток приварен, рядом с голым металлическим ребристым ШАО, в центре люковой плиты. Ни один индикатор, ни одна кнопка на блоке управления не горят. Штурвал аварийного открывания доверия мне не внушает сразу же. Он даже на вид разболтан и плохо центрован, берусь за него - аварийный люфт. "Здесь не работает". Шлюз и люк собраны из разных комплектов.

- Как тебе, Кирилл? Тебе видно?

- Очень наскоро делано. Несолидно. Как не для себя строили.

Он совершенно точно формулирует мои ощущения. "Как не для себя строили".

- Вручную сразу или попытаешься автоматику завести? - спрашивает Кирилл. - В принципе тут я тебе могу помочь. Только унимодуль свой подсоедини к блоку и унимодуль перезагрузи под семейным логином. "Керант", старая бочка, такой я уже как-то открывал в нештате. В таких Диоген жил, Бранд мучился…

- Да ладно, ладно, хорошо, Кирилл, много слов, - перебиваю я его. - Пожалуйста, помоги мне открыть этот долбанный люк. Наверное, надо мой унимодуль подсоединить к блоку управления и по-семейному перезагрузиться?

- Ну, если ты так просишь, Марк. Пожалуй, помогу тебе с открыванием, - покровительственно говорит Кирилл. - Свой унимодуль подключи к управлению, а потом перезагрузи. Логин семейный выставь в строке только. Обязательно семейный, а то опять будешь перезагружаться…

Я бросаю линьку от своего модуля (раскрытого на груди) к гнезду на морде блока управления шлюза. Подаю питание, завожу сигнал в рацию и жду. Две минуты.

- Питания на шлюзе нет никакого, - сообщает Кирилл. - А для твоей батарейки, пожалуй, шлюз этот поднять будет тяжеловато.

- У меня есть внешний мощный источник питания. ИПМ. В ранце случился. Иль я не серьёз?

- О! Ты вверг меня в ничтожество. С подключениями разберёшься? Жёлтый джек - в жёлтое гнездо, красный - в красное. Папа - мама, папа - мама. Ошибиться трудно.

- Но ты же меня поправишь? - спрашиваю я с тревогой. - Если что?

- Тебе придётся вернуться и всего несколько раз поцеловать пайолу у моих ног. Но - униженно, ты понимаешь меня, Марк?

- Готово. Подключил ИПМ. Проверяю. Есть контакт. Подаю свет на блок управления от своего источника питания.

- Вижу, блок под светом… Минуту. Доступаюсь… О-па! Отказ в доступе.

- Слушаю тебя, Кирилл.

- Ты знаешь, похоже, повреждение. Внутреннее.

- Диагноз.

- Не замыкание. Не усталостный дефект. Не определяется блок "свой - чужой". Никогда не понимал, зачем они нужны, эти "кубики"… а вся схема на них стоит… не обойдёшь.

- А от инопланетян? - тихонько, не мешая Кириллу, говорю я.

- Все мы немного инопланетяне, - бормочет Кирилл, ему невозможно помешать, когда он со своими устройствами контроля работает. Унимодуль мой сияет монитором, прямо весь переливается. Я вспоминаю, что в Касабланке Матулин не раз становился призёром на соревнованиях по скоростной диагностике. Главный инженер Касабланки господин Хьюго Тжадд устраивал в своей вотчине много разных соревнований и конкурсов. Шкаб однажды пытался получить у губернатора Кафу разрешение на организовать гонки на грузовозах. "Технилам, значит, можно играть в тотализатор, а нам, пилотам, нельзя?"

- Марк… Есть одна мысль, - говорит Кирилл медленно.

- Как открыть?

- Нет, Марк. Открывать, ты знаешь, надо осторожно и с долгими интеллектуальными паузами. Потому что мысль такая: изнутри заперто. Не повреждение это.

 

ГЛАВА 6. БЕНГАНН ПО ПРОЗВИЩУ ХИЧ-ХАЙК

В мои первоначальные намерения входил грубый взлом люка. Данные на кристаллах БВС, буде она вообще наличествует, пострадать от допущения в рабочий объём недружественной среды не могли, а время и силы мы сэкономили б здорово. Но теперь рекогносцировка территории стройки комплекса и отбор сохранившейся информации и баз данных безусловный приоритет - теряют. Если там - хоть кто-то… Если там хоть кто-то - жив…

Обмен информацией с "Сердечником". Нам приказано ждать. Ждём час. Не знаю, что они там делают целый час, а я этот час трачу на всестороннее и подробное исследование доступного мне с балкона оперативного поля. Брожу туда-сюда по балкону на подковках, неукоснительно придерживаясь за рукоять карабина, надетого на поручень, время от времени открывая карабин и пропуская стойки. Всё снимаю на видео. Почти ничего нового не узнаю. Несколько кранов аварийного сброса давления торчат из-под экрана (прорехи сделаны стропорезом и запластырены по краям). Ни одной свободной от тканевого экрана надстройки или элемента конструкции. РСМ-экран натягивался на балок уже после стыковки секций между собой, сразу на все, крепление швов стэплерное. Ни одной антенны в поле зрения. Правее шлюза к балкону заведена и наварена штатная арматура для посадки и фиксации монтажных ботов, на пять рам, все рамы пусты. И действительно, нигде ни одной марки, даже ручной.

Понятно, что облетать тысячетонным грузовозом неуправляемый рэк комплекса с запитанным генератором инерции дело кислое. Но в спецкостюме, одному, без элементарного даже микробота под седалищем, - ничего не осмотришь. И я впервые всерьёз думаю, не вернуться ли мне на машину и не заняться ли сборкой катера. Воздуха у нас мало, вот что…

Возвращаюсь я к шлюзу, пристёгиваюсь к поручню накрепко, пью воду, ем витамины. Дрейф грузовоз относительно рэка имеет, я уже вижу невооружённым глазом: тросик мой провис сильно, метров на восемь грузовоз приблизился, но - за два с половиной часа, коррекция не нужна пока. Тут меня наконец вызывают, и начинается совещание в составе: я, Кирилл и главный инженер экспедиции Дёготь, озвучиваемый синтезатором. Его вытащили из трюмов и доставили на рацию. Это и заняло час. Я сказал: совещание начинается, но оно начинается не сразу с появлением в эфире Дёгтя, а приходится ждать, пока видео, отснятое мной за крайний час, у них там, на "Сердечнике", декодируется и пока Дёготь его не отсмотрит. По картинке он, Дёготь, официально, для отчёта, опознаёт тип исследуемого объекта, затем ищет в своём архиве конкретную документацию. Находит. Пересылает её Кириллу. Присланные файлы декодируются у нас, на "ОК".

В костюме у меня хорошо, чувствую я себя нормально, то бишь совершаю дыхательные движения громко, но спокойно. Я уже привык, притворяюсь совершенно автоматически.

- Это стандартные секции BBUV, согласен с мнением главного инженера, - говорит Матулин. - Четыре герметичных объёма на секцию, то бишь рабочий отсек, "пэхэошка" и две "пээркашки". "Пээркашки" полностью утоплены в корпуса секций. Один объём негерметичный, малый, сопряжённый с ССГО рабочего отсека. Нам не интересен вообще, наружу выходит только клапан сброса-выравнивания, рука в перчатке не пролезет. Объём секции девяносто кубов, объём обитания - сорок шесть и три. Стыкуются между собой набортными агрегатами. Так…

Вот тут совещание начинается.

- Словом, ты имеешь в виду, что на бортах крайних секций под тканью есть свободные стыковочные узлы.

- Да. И товарищ Дёготь тоже так считает, насколько я понял. Хотя ясно было с самого начала…

- Работаю с настоящими экспертами, - смиренно говорю я.

- А то что ж, - говорит Кирилл.

- Какого типа узлы? - спрашиваю я.

- Сейчас… ищу спецификации…

- Это старые ССВП-АМ, - булькает войсом Дёготь с "Сердечника".

- Подробнее, товарищ главный инженер. Что нам это даёт?

- Пассивные… гибридные… ССВП-АМ… - булькает Дёготь и умолкает.

- Да ничего это нам не даёт, Марк, - говорит Кирилл твёрдо.

- Я тоже так понимаю, - вмешивается Нота. - То есть Вилен Фёдорович так понимает. Марк, ретранслирую тебе главного инженера, у нас проблемы с озвучкой.

- Ясно, - говорю я со вздохом. - Иду смотреть глазами.

- Наблюдаем за тобой, - тепло говорит Кирилл.

- Всегда с документацией у нас в Космосе полное АСИУ… - ворчу я.

Никого моё утверждение не удивляет и не образовывает. Половина менеджеров любого обитаемого космического объекта всегда, непрерывно, безнадёжно и обречённо - работают над обновлением (восстановлением, точнее) баз данных технической и методологической документации. Некоторым файлам за сто лет, я сам видел. Но что там файлы, что там цифровые массивы! Библиотека документации для, скажем, моего родного "Будапешта" занимает у нас целую десятиметровую выгородку и имеет массу полтонны. Одиннадцать стоек, набитых пластиковыми книжками. И никогда руки не доходят отсканировать. А в уже цифровом виде мы этих данных со Шкабом так никогда и не нашли.

Я иду направо от шлюза. Балкон не охватывает крайнюю секцию балка по периметру. Я закрепляюсь на поручне ножными кошками, выдвигаюсь в Космос на длину тела и вижу, да, явно край надстройки стыковочного агрегата, закрытый тканевым экраном. Дотянуться до него отсюда невозможно. И зацепиться там, у надстройки, не за что. Наверное, всё-таки надо возвращаться на грузовоз и собирать катер, думаю я. На руках тут много не наработаешь. Воздуха мало у нас, эх.

- Бессмыслица какая-то… - замечает вдруг Нота.

- Что ты имеешь в виду? Или: что Дёготь имеет в виду? Кто что имеет в виду, Нота?

- Я, я имею в виду. Что мы делаем? Мы решаем проблему прохода внутрь балка?

- Ну да, - подтверждаю я уверенно.

- Предполагая, что внутри могут оставаться люди. Так? Шлюз заперт изнутри и всё такое. Но, космачи мои коллеги! Прошло минимум полтора года. Какое время балок сможет поддержать жизнедеятельность обитателя без снабжения? Хотя бы одного, например?

- Ах, великолепный вопрос! - восклицает Кирилл. - Светлая голова, хотя и с шишками. Подожди-ка, Марк, ничего не делай. Я ищу… Так. Раздел "СОЖ ССВП-АМ". Так… Одна секция обеспечивает жизнедеятельность и работоспособность шести человек… Так… обеспечение пригодного для дыхания газового состава атмосферы… тра-та-та… средства контроля и регулирования давления, средства выравнивания… его же, мобильная и стационарная аппаратура разгерметизации и наддува ПхО… шлюзового отсека… временной шлюзовой камеры… газоаналитика… БМП-А-44, господи, ну и старьё. Так, очистка, "Воздух"… Установка кислородообразования ТИК-ШаЦ, 190 килограммов объём стандартной загрузки… Что, Вилен Фёдорович?

- Если системы жизнеобеспечения шести секций объединить в один контур - один человек мог продержаться без возобновления припасов в течение полутора лет, - прорывается, булькая, Дёготь. - Даже дольше. Но если обитатель один. И если не было отказов по СОЖ - никаких.

- А статистика отказов и замечаний по этому типу балка есть у нас? - интересуюсь я.

- Есть, Марк, - отвечает Кирилл. - С неё раздел и начинается. Не очень хорошая статистика. Мы сейчас говорили только по атмосфере. А водоснабжение? А пища, элементарно? Свет - пусть его, хоть один генератор да работает, но еда?…

Возникает пауза. Мы все думаем с таким напором, что в эфире фонит. Шансы есть, подвожу про себя итог я.

- Возможно, там и есть люди. Но вряд ли живые, - говорит Дёготь.

- Пять из ста, - говорит Кирилл.

- Живой шанс, - говорю я.

- Соператор намерена сказать умное слово.

- Ну давай, соператор, - предлагаю я.

Настроение у меня неостановимо к чёрту идёт. В чём смысл-то происходящего? Спасти возможного (возможных) обитателя(-лей)? Пять из ста, сказал Кирилл. Я бы даже дал меньше, хотя на Трассе и один шанс из ста считается шансом львиным… Или мы, всё-таки, работаем по первоначальному полётному заданию? Нас ведь и самих неплохо бы уже кому спасать. Центр управления стройкой может быть внутри балка, а может и не быть. Базировался он, например, на грузовоз, или на самый "Форвард". Хотя нет, вряд ли. Тогда балок не ставили бы вообще, жили бы в корабле… Тьфу! Чем мы вообще занимаемся?

- Марк, я Мелани-По, ты уверен, что антенн на балке нет?

- Разумеется, я не уверен. Но я вообще ни в чём пока не уверен. Как я могу быть уверен? Я не был наверху, я не был сзади, я не лазал на рэк.

- Дайте мне хотя бы одну набортную магистраль связи или передачи данных, любую. И я определю, жив пациент или мёртв, по косвенным. Даже если света на объекте нет никакого своего. Активно прозвоню. У меня всё необходимое в рабочем состоянии.

- На виду нет ничего. И не похоже, что они тут хоть что-то прокладывали. Если бы прокладывали, то поверх экрана, согласны?

- А стандартные?

- Кирилл, Вилен Фёдорович? - зову я.

Пауза.

- Смотрим… Ага, Байно, я Дёготь. Ну, чтоб далеко тебе не ходить… Вот где ты, прямо тут, метром выше, то есть вертикально примись, на уровне груди у тебя будет… должен, то есть, быть, оптоволоконный телеметрический кабель. Скафан-дровый контроль. Старая песня. Если он есть и конфигурация подключений не изменялась, то к внутреннему БЦ этой секции он доступ имеет. Так по схеме.

Я уже четвёртый час падаю свободно, я устал, и я не медлю: изменяю положение тела, достаю стропорез и фиксирую его на перчатке. Я чувствую, что уже здорово натёр перчатками руки, а по кончикам пальцев словно молоточком прошлись. Мне не раз приходилось резать эрэсэмку, технология мне знакома, я быстро прорываюсь к тусклому фарфору внешней обшивки. Разрез я делаю по вертикали, сразу метра на полтора, сколько руки хватает. Ровно посередине разреза, в жёлобе действительно лежит чёрный кабель сечением где-то 3.8-3.9.

- Есть такое дело, - сообщаю я.

И поворачиваюсь так, чтобы плечевая камера кабель показала.

- Подключайся! - решительно говорит Нота.

- Роджер. Делаю.

Только на выковыривание кабелька из жёлоба я трачу минут двенадцать. Треугольный лоскут экрана слева мне мешает, приходится прерваться и устранить помеху - отрезаю и выбрасываю. Кирилл некоторое время меня подбадривает и даёт советы, потом вдруг просит гальюнного времени и срывает, подбадриванием и советской деятельностью занимается Нота. Я заканчиваю.

- Если у тебя ничего не выйдет, Нота, я тебя убью, и меня оправдают при большом стечении народа, - предупреждаю я. - Обоснование убийства интуитивно понятно.

Климатизатор у меня в шлеме работает на полную. Мёртвый я там или нет, но потею я почище живого. Впервые в жизни… впервые в смерти я осознаю, какую энергию тратит организм, набирая внутрь себя воздуха, достаточного для питания произнесения простейшей короткой фразы.

Нота принимает администрирование на мой унимодуль и просит помолчать под руку: "Не мешайте спать, пока люди работают". Я-то помолчу, тем более что чувствую усталость и не прочь поразмыслить, не впервые ли это за пять суток, но на связь выходит в пару к Дёгтю Мьюком, авторитетно требует отчёта, а капитана не заткнёшь, хотя он и говорит женским голосом. И Нота начинает вслух сквозь зубы комментировать свои действия:

- Активную прозвонку сети делать не нужно. Кабель под светом. Параметры кабеля приличные, довольно скоростной. С одного конца он заварен, там, видимо, набортное подключение, есть отметка "абонент гость". Иду внутрь. Так, вижу предварительный порт. Сканирую. Открываю. Прохожу дальше. Свет есть. Ой… О! Оп-са!

- Что у тебя там? - Все, в один голос.

- Файл-привет выставлен, прочитался. Подтверждаю наличие БВС! Сеть единая на всю группу балка, вижу все шесть секций на схеме опроса. Хорошая стационарная сеть, под авторитарным администрированием. Но, по-моему, вот прямо сейчас, с сетью кто-то работает.

- Кто-то или что-то? - спрашивает вернувшийся облегчённым Кирилл.

Я пытаюсь следить за работой Ноты по монитору унимо-дуля, но осознаю и понимаю её действия с пятого на десятое. Нота работает очень быстро, тридцатибитную команду набивает за четыре секунды максимум. Просто монстров я каких-то отобрал на операцию. Любопытно, что ни я, ни Нота, ни Кирилл, - мы ни разу не спали часы подряд в системе ЕН-5355. Ну хорошо, мёртвые устают. А спят? Я стряхиваю эту мысль.

- Кто-то или что-то? - повторяет тише Кирилл.

Но ответа так и не получает. И не настаивает больше.

- Всё, я в прихожей DMS, - спустя девять мегабайт переданных туда-обратно говорит Нота. - Свет есть, связь трёх-поточная, до пятидесяти на секунду в потоке, в обе стороны… Меня опрашивают на получение визы в центральную руму… Да, реябта, это центр управления стройкой. Мы совершенно по адресу. Вижу все маяки в пассиве, на паузе.

- По одиннадцатому каналу? - Кирилл.

- Да.

- Нота, ты доступилась? - спрашиваю я.

- Куда мне идти, на стройку или в СУБК? - сквозь зубы спрашивает Нота.

- В СУБК сначала! - выпаливаю я. Наконец-то.

- И осторожнее! - выпаливает Кирилл. - Если там есть живые! Осторожнее, не нарушь ничего в настройках! И вообще, Мрия, пусти меня за программер!… СУБК же!

Я замечаю резкие движения на мониторе. Нота даже не успевает ответить Кириллу подобающим образом. Сначала вход в руму под грифом "Система Управления Бортовым Комплексом" сворачивается. Нота, видимо, автоматически реоткрывает его, но он сворачивается опять и выбрасывает закладку с требованием ввести пароль. Я вижу, как Нота подставляет к закладке окно дешифратора, начинается подбор, но едва процесс превосходит отметку 51 % - через весь монитор протягивается лента с чёрным по жёлтому знаком!!!_JAMMED_!!!, унимодуль спикает мне в уши, и происходит системный сбой: цветовые атрибуты экрана начинают каждые полсекунды менять значения на единицу.

- (…)! - спокойно говорит Нота. - Отказ. Сбросили меня. С-сука.

- Доклад по ситуации, соператор, здесь капитан!

- Система отказала мне в доступе, капитан. Дайте минуту - определиться…

- Ясно. Слушать меня, "ОК"!! Мелани-По - руки с такты, связь прервать! Байно, возвращайся на грузовоз.

- Капитан, в балке есть живые, - говорю я. Я опомнился вот только что. - Команда на отказ подана под ключом "Администратор". Вручную. Я совершенно уверен, капитан.

- Я согласна с Марком.

- Вы, реябтки, вообще-то пробовали вызывать балок? По радио, например? А? Байно? Не БВС, а людей. Не пробовали?

Пот на мне леденеет, словно спецкостюм раскрылся. Такого стыда я не упомню, когда испытывал. Мне не остаётся ничего, как признать наш космический гений:

- Ответ отрицательный, капитан.

Мьюком начинает критический комментарий наших действий - в очень хорошем темпе, и женский войс нам правильно воспринимать критику не мешает. Обстановка на "Сердечнике", безусловно, накалилась за крайние сутки, капитан Мьюком - космач очень серьёзный, но он не отдыхал вообще, и выступление его в нашу честь непечатно настолько, что целомудренный макрософтовский синтезатор, не успевая подбирать замены в реальном времени, через тридцать секунд просто включает в эфир сплошной спик, что немедленно у Мьюкома отображается на пульте. Он останавливается. Да, он останавливается, подбирает другие слова, выражающие те же мысли. Подобрав - продолжает, то есть повторяет:

- Байно, возвращайся на грузовоз. Операцию спасения проводить по тяжёлому варианту. Собирай катер, наводи к стыковочному узлу катера адаптер. Будешь брать балок взасос. Матулин, кибер-пасс готовить для горячего абордажа из адаптера. Мелани-По, снотворный газ готовить. При малейшем неадеквате предполагаемых бенганнов нейтрализовывать с любой степенью жёсткости. Как поняли, "ОК"?

- Но мы хоть попытаемся вызвать балок по радио? - спрашивает Нота. - Товарищ капитан? Или нет? Не попытаемся?

- (…), - вежливо и утвердительно говорит Мьюком.

- А воздух, капитан? - спрашиваю я. - Трое суток у нас.

- Разберёмся, - говорит Мьюком.

- ОК, понял вас. Кирилл, прямо сейчас, выкрути из синтезатора мозги, - приказываю я. - Достал он голосить по-женски.

- И это важно… - поддерживает меня наш капитан.

end of file

ввести код

40808

код принят

file 1.5

created: 16.09.124 UTC

current music: Badfinger: "Wish You Were Here"; Badfinger: "Ass"

txt: выживание - основная работа на Трассе. Чаще, чем хотелось бы, то там, то сям, то потому, то поэтому, космачи попадают в ситуации, когда их необходимо спасать. Отсюда пошло, что на Трассе есть особенно любимые сказки. Все мы, без исключения, знаем наизусть и любим сказку про Бена Ганна, как его бросили на острове в океане, и он там выжил четыре года, и как его спасли, и как был он своим спасителям благодарен: все мы всегда надеемся на лучшее, и сказка про Бена Ганна - любима нами. Есть сказка менее любимая, но гораздо более популярная. Дело там в следующем. Волшебное существо джинна запечатывают в ёмкость "кувшин" и топят в море. Внутренняя эволюция духа несчастного в ожидании спасения (самостоятельно он выбраться не может) очень показательна и психологически достоверна - о чём свидетельствует опыт Трассы. Там так: первая тысяча лет: все сокровища царей земных спаситель имеет получить от джинна, явившись на помощь. Вторая тысяча: кризис, вероятный спаситель приобретает в воображении джинна признаки божества, джинн готов безоговорочно признать за спасителем навечно права сюзерена и выполнять любые его желания. Третья тысяча и далее: кризис, и спаситель становится врагом, самым главным врагом, самым желанным врагом, мучителем, и благодарность - отныне - смерть.

Спасаемые бывают живые и мёртвые. И те и другие бывают активные и пассивные. (Мёртвые бывают активными реже, чем живые, но бывают.) А живых мы делим на бенганнов и джиннов. Бенганн, пассивен он или активен, для спасителя безопасен. Джинн пассивным не бывает, и он опасен всегда. (Третья категория спасённых - называемая "гнор" - в жизни не встречалась ни разу. Ну, помните: "Вы могли встретить труп, идиота и человека. Я не труп и не идиот", - отсюда название.)

Мьюком прав. Спасаемых необходимо нейтрализовывать сразу, а при сопротивлении - или любой другой экзотической реакции на спасение - с какой угодно степенью жёсткости, вплоть до огня на поражение. Разбираться, кто спасённый - джинн или бенганн, - лучше после, в спокойной обстановке.

Бенганн, информационно изолированный более пятидесяти суток, превращается в джинна со степенью вероятности близкой к единице, независимо одиночка бенганн или их группа (группа джиннится даже с более высокой отчётливостью). На Трассе известны несколько десятков случаев долговременного выживания. Выживали и одиночки, и группы. Их эпопеи длились от среднего месяца полной изоляции до четырёх средних лет. Самый старый и знаменитый случай - как раз четырёхлетний. В анналы Трассы он вписан как "ПП", или "Пётр Полотно", или, соответственно, "Полный (…)".

Сколь бы ни маловероятно было событие, оно произойдёт, если в сознании достаточно массивного социума относится к ряду катастрофических. Чего боялись, того и наглотались - космическая мудрость прямого действия. Дистанция II, ЕН-5016, проксима Корабля. Век с четвертью назад. Форвард "Ключ-1", сходя в риман системы, врезался в мирно дрейфующий на эллиптической скорости сорокатрёхкилометровый астероид-шатун с наклоном орбиты в 54 градуса. Столкновение было лобовое, а "Ключи" тогда строили монокорпусными. Погибла Первая вахта. Астероид подхватил звездолёт и понёс, так "удачно" получилось. Ведомый, "Ключ-3", провёл спасательную операцию на поверхности астероида, продолжавшуюся - месяц. Без вести пропавшими были сочтены тридцать человек. Затем руину звездолёта обозначили на будущее "факелами", рассчитали орбиту шатуна, а сами благополучно отступили, следуя инструкции, в стартовую систему. Такие были вегетарианские порядки сто двадцать пять лет назад. Повторно Дистанцию взяли через год - большой группой, ажнак в три форварда. Ещё год конкиста осваивала Первую Площадь. Только когда закончилась стройка Порта-Финиш, то есть ещё через два года, дошли руки до обследования погибшего в целях положительной утилизации: формированный металл, оборудование, припасы, етс… Грузовоз, подошедший к астероиду и готовивший приняться к грунту вблизи руины, внезапно получил в скулу заряд тяжёлого света - из тьмы развалин. Это старший техник Пётр Полотно выжил на "Ключе" и вступил в бой. История выживания и диагноз его агрессии были реконструированы и стали широко известны, вошли частями своими в инструкции и учебники по самоспасению и достойны отдельного рассказа, здесь же важно, с каким трудом (и с какими человеческими жертвами!) удалось джинна Полотно… нет, не спасти, слово не подходит… захватить! Джинн астероида Полотно решительно отказался от переговоров. Джинн астероида Полотно бился с инопланетными захватчиками свирепо и остроумно, а также - мистически и фантастически. Некоторые версии устных преданий повествуют об оживших беспощадных мумиях, ползущих в тенях между скалами к грузовозам, о невесть откуда взявшихся у джинна ракетах с ядерными боеголовками, о беспилотных ботах-камикадзе, о каких-то замёрзших цветах… В конце концов, джинн Полотно потерпел поражение - ресурсы были неравными… Его спасли. То есть захватили, усыпили, привезли в госпиталь и принялись лечить. Он умер (впав в жестокий кафар) спустя несколько недель. Особое мнение члена имярек комиссии по расследованию вошло в официальный отчёт и потом приобрело статус закона. "Отныне мы обязаны относиться к попавшим в изоляцию космачам с предельным недоверием по умолчанию". Устные предания продолжают: "Мы совершили глупость, если не сказать подлость. Ничего не было на "Ключе", ради чего стоило терять одиннадцать человек, грузовоз и самого спасаемого. Нам следовало, сообразив ситуацию, оставить его в покое: он создал себе мир, он защитил его, и он заслужил его". Устные предания - значимая в Космосе штука. Мы им доверяем часто и больше, чем меморандумам администраций и методологической литературе, издаваемой в метрополии курам на смех (куры - это носители яиц).

Я задержался на балконе, не сразу начал отход. Не надо думать обо мне - тогдашнем - неправильно. Не играл я этакого индивидуала, озабоченного лишь претворением в жизнь высшего собственного мнения, искажаемого наличием недобросовестного к нему, мнению, отношения некомпетентных в ситуации окружающих. Провидение, в коее я теперь верю, безусловно, бросило свою дробинку на весы, но тогда-то я ничего такого и знать не мыслил. Я был космонавт на работе! Мьюком мало того что капитан, начальник экспедиции и будущий губернатор, так он ещё и прав был, и я намерен был подчиниться. Время операции резко увеличивалось, но риск, который возможно свести к стандартному значению, сводится неукоснительно и безоговорочно, иначе совершается преступление. Универсальный стыковочный агрегат бота позволял прямую стыковку "на корпус". Взять балок "на корпус", "обсосав" шлюзовую камеру целиком, не торопясь, под давлением вскрыть люк - для того механизмов у нас достаточно… Затем впрыскиваем в балок наркотик, и - в масках - вперёд. Классический абордаж. Почти безопасный - и для спасаемых, и для спасателей.

Причина моей задержки на балконе была весьма конкретная.

- Я Байно. Прими мой кривой автофайл 10.23.04.01 МТС, Кирилл. Я задерживаюсь. Для стыковки по предложенному варианту необходимо произвести расчистку на корпусе балка. Нужно срезать до десяти метров балконных конструкций и удалить РСМ-экран с корпуса.

- Чего два раза ходить? - спрашивает Кирилл понимающе.

- Вот именно.

- А как ты себя вообще чувствуешь, Марк? - спрашивает Кирилл. - Четыре часа тридцать две минуты на выходе ты.

- И мне предстоит ещё часов десять работ по расконсервации катера, - подхватываю я. - А шлюз никто за меня не расчистит. Значит, опять мне потом выходить, плавать, резать, толкать. Не отдохнув, не поспав даже для приличия. Смысл? Мы повторяемся, Кирилл.

- Да, раньше завтра внутрь не проникнуть… - говорит Кирилл несколько невпопад. Старший на борту в моё отсутствие, он не хотел брать на себя сверхмерной ответственности. Ему нужно было всё это тщательно проговорить в эфир под запись. Я его понимаю, но мне становится неприятно. Люди разные, но я никогда так не поступал.

- Будет плохо, если как раз на эти часы мы опоздаем. Правда? - заканчивает Кирилл.

- Злое шесть всем выпадает по-разному, - говорит Нота. - Но если они - или он - продержались столько…

- Флейм, - говорю я наконец. - Небесполезный для некоторых, но флейм. Как командир и серьёз я вас грубо прерываю. Нота, ты там как?

- А в чём дело?

- Я проголодался. Займись. Кирилл меня поводит один.

- А сколько тебе надо на расчистку?

- Час ориентировочно. Не больше. Беречь железо или электричество я не намерен. Я имею в виду - через час я уже буду дома.

- Стучу по крестику, - сообщает Кирилл. - А ты сплюнь.

- Какую-то глупость ты сказал, извини, Марк, - говорит Нота недоумённо. - Разогреть стандарт для тебя я успею ровно сорок три раза за час. Даже если ты захочешь съесть сразу сорок три порции, мне потребуется одиннадцать минут. С транспортировкой из ящика к автомату. И сервировкой на столике. Я тебя не поняла.

- Мрия, по-моему, он пошутил, - говорит Кирилл. Я ухмыляюсь. Он знает, что я знаю, что он знает, что я знаю… В сём трёпе демонстрируя свою проницательность, я успел наметить себе порядок работ. Универсальный пистолет у меня полностью заряжен, в ранце достаточно тридцатиграммовых бустерков, чтобы потом элементы разрезанных конструкций от поля операции отдалить… Но прежде, пока балкон под ногами, надо срезать экран. Стропорез я уже сегодня благословил подобной работой.

- Начинаю резать эрэсэмку, - говорю я. - Ну, что же вы там замолчали, реябтки?

- А, - говорит Нота. - Байно в своём репертуаре. Я всё поняла. Знаешь, Кирилл, что имелось в виду? Не сидел бы ты над диспетчерской сиднем, а начинал бы ты пока осмотр адаптера. А я, увечная, останусь на связи. Понимаешь?

- Вот так вот, да? Слишком сложно для меня, - замечает Матулин. - Марк, она права? Тогда бы я попросил тебя: попроще ты со мной как-нибудь, Марк.

- Мне Нота всегда казалась сложной в общении, - говорю я. - Но на сей раз некое рацио она привнести пытается… Прорезал вертикальный правый. Дальше роста не хватает. Перехожу левей. А "Сердечник" как, на связи у нас, Нота?

- Да, а что?

- Молчаливые они какие-то… Опа-на!

- Что такое, не поняла?

- Спокойнее. Подожди. А!

- Отчёт к "ОК", Байно.

- Я снял ткань с обода шлюза, и под ней обнаружил пакетик аварийного сигнала. Впервые вижу такой. - Я поправляю камеру на плече и освещаю объект фонариком, поскольку он в моей тени. - Разглядели? Кирилл в рубке?

- Звать его?… А зачем это?

- Позови его, да. Значит, я Байно, докладываю. Это аварийный сигнал, Нота. На отказ радио, например. Вот кнопка. Я её нажимаю, в балке спичит; кто-то выходит и спасает меня, обессиленного. - Я вспомнил слова. - Дверной звонок! - И я нажимаю на кнопку. Нажимаю, и всё. А блок управления - левее сигнального пакетика - вспыхивает всеми индикаторными пластинами, перезагружаясь, в несколько коротких строк проводит тестинг, зеленеет, показывая полную готовность к работе.

- Внимание, всем, я Байно! - говорю я почти шёпотом. - После подачи аварийного сигнала с обнаруженного мной пакетика блок управления шлюзом проявил активность, перезагрузился и подал сигнал полной готовности.

- А-ам… а-ан… немедленно отступай, Марк! Здесь Матулин, немедленно отступай!

- Спокойнее, Матулин, - сказал я. - Глотни релаксанчика и Мьюкома мне вызови…

На большом дисплее блока управления включается режим оповещения и на него построчно выскакивает следующее:

приветхяхедухх

нахземлюхххххх

неподброситех

меняхвопросххх

мнехоченьххххх

нужнохбыстро

- Внимание, "ОК", "Сердечник", - говорю я. - Кто-то изнутри пытается связаться с нами через дисплей блока управления. Текст: "Привет, я еду на Землю, не подбросите меня? Мне очень нужно быстро". Я Байно, у шлюза балка, приём.

- Здесь капитан, повтори, Марк.

Я прилежно, с расстановкой, повторяю.

Я спокоен. Я никуда не спешу, ничего не предпринимаю, я готов к "немедленному отступлению", мне кажется, что я готов даже к стрельбе на поражение. Я инструмент, эффектор, робот БТ, если хотите…

- Жди, Марк, - сказал Мьюком.

- Роджер, - кротчайше ответил я.

- Здесь Иянго, - появился в эфире очередной женский голос. - Марк, оставайся на месте, ничего не предпринимай. Веди наблюдение. Мы анализируем ситуацию, вырабатываем рекомендации для тебя. Сообщай сразу, если что новое объявится.

- Я выполню ваш приказ неукоснительно и тотчас, - сказал я.

ктотампривет

яхедуназемлюхх

неподброситех

докуданибудьхх

мненадосрочнх

Я зачитываю в эфир и это.

- Марк, попробуй поговорить с ним, - выступает наконец вперёд Иянго. - Рекомендую представиться и вызвать его на ответное представление. Как ты себя чувствуешь?

- Нормально. Предпринимаю попытку установления личности неизвестного бенганна, - говорю я. - Кирилл, прими автофайл 31.23.04 МТС. Открываю клавиатуру на блоке управления шлюзом.

Панель такты легко и штатно выдвигается за ушко. Я извлекаю из набора отвёртку, берусь за рукоять поудобнее и начинаю кончиком отвёртки нежно тыкать в клавиши.

приветххххххх

яххмаркхбайно

ххгрузовозхокхх

радхсхтобойх

поговоритьхх

кактебязовут

Ответ моментален - за две с половиной секунды набран!

приветмаркба

мнеоченьнужн

нахземлюххххх

неподбросишь

меняеслипопух

тиххххххххххх

Я зачитываю своё сообщение и ответ на него.

- Продолжай, Марк. Человек явно не в себе, но надо выяснить хоть, как его зовут, - говорит Иянго.

- Судя по показаниям прибора, я могу прямо сейчас запустить шлюзование и пройти в шлюз, - говорю я. - Имейте в виду.

- Понял тебя. Запрещаю. Нельзя, Байно. Человек не в себе, - говорит Мьюком. - Говори с ним.

Я бы пожал плечами, но не стал и пытаться: "Пеликан" на мне сидит правильно. Я повторяю:

яхмаркхбайнохх

Какхзватьхтебя

приёмххприёмхх

Он ответил, что ему нужно на Землю, и что был бы признателен, если бы я его подвёз хоть до поворота.

- Абонент некоммуникабелен, - говорю я. - И у меня нет воздуха на пинг-понг.

- Не понял тебя, - говорит Иянго.

- Мы теряем время, господин главный врач, - говорю я громко. - Абонент некоммуникабелен.

- Пробуй ещё!

- Пробую крайний раз.

- Решать будем мы, крайний раз, не закрайний. Набери следующий текст: сколько вас, как вас зовут, какая нужна помощь.

- Вызываю капитана Мьюкома, - говорю я, хотя Мьюком и так на связи.

- Марк, - говорит он. - Рискнём. Чую, это не джинн. Начинай шлюзование, парень. Господин главный врач отстранён от консультирования операции.

- Я пробую ещё раз задать вопрос, затем делаю попытку проникновения в балок, - говорю я. - "ОК", "Сердечник", подтвердите приём.

- Я Матулин, принял.

- Я Мьюком, принял, утверждаю решение Байно. Действуй, парень. Но осторожней. Считай операцию боевой. Оружие у тебя с собой? Мало ли что на уме у нашего бенганна.

- Обернётся джинном - рука не дрогнет, - говорю я, настукивая отвёрткой:

кактебязовут

давайхххххххх

поговоримхххх

с колькоутебях

кислородахххх

кактебязовут

Он повторяет, с каким-то бесконечным терпением, - но терпением ли? - что он направляется на Землю, что ему туда очень надо, дело у него там, важней не бывает, и если я, пилот грузовоза "ОК" Марк, кажется, Байно, буду так любезен взять в кабину хоть до поворота его, то это ОК.

Я закрываю панель такты, убираю в пояс отвёртку и запускаю первый цикл перепада. БУ реагирует на команды с запаздыванием, не переходящим границы приличий. Наверняка, он просто замёрз и заварился.

- Прошла команда на уравнивание давления, - читаю я показания датчиков. - Подтверждается команда, открылся клапан на шлюзе, травит остатки. Датчик "давление" показывает ОК. В камере вакуум. Прошла команда на открытие люка. Подтверждается. Начинает открываться люк… Сообщение изнутри на большом дисплее. Повторяет предыдущие, отличия несущественны, вопросов по поводу начала шлюзования не задаёт.

- Слушаем тебя, Марк, - напоминает Кирилл. - Мы тут.

- Спасибо. Люк открыт наполовину. Теряю контакт с блоком управления. Камера шлюза замусорена, мусор выходит. Люк открыт полностью. Начинаю осмотр камеры.

Камера квадратного сечения, на одного проходящего, в пять кубов. Освещение действует, незначительно помаргивая, так что я даже выключаю свои фонари. Я на срезе люка, гляжу внутрь, отмахиваясь от медленно плывущих мне в лицо кусочков кабеля, клочков эрэсэмки; пластиковую папку с тиснённым на покоробленной обложке "GMG. Архитектурная и электрическая схема САП "Микробус" ловлю, отправляю обратно. Можно входить.

- Прохожу в камеру, - сообщаю я и берусь рукой за внутренний релинг шлюзового кольца.

- Осторожней, Марк, - хором говорят все. И вдруг у меня закладывает уши и нос. Я останавливаюсь, прислушиваюсь к себе. Пробую прочистить нос, резко выдыхая. В ушах свистит.

- Что у тебя? - спрашивает Нота. - Что за звук?

- Да ничего такого, - отвечаю я. Даже самому мне слышно, как вдруг изменился мой голос.

- Марк, у тебя искажения. Отчитайся, - предлагает Кирилл.

- У меня всё в порядке, - совершаю тягчайшее преступление я, крепко держа себя в руках. Что со мной?

"Ты забыл про Щ-11, космач. Но Щ-11 про тебя - нет!" - говорит мне… говорю себе…

Операцию надо прекратить. Доложить о себе. Немедленно. У меня начинает дёргаться лицо. Хватает сознания порадоваться, что спецкостюм у меня устарелый, без внутришлемной камеры. Но чему я радуюсь? - хватает сознания спросить себя. Назад, серьёз, иначе - какой же ты серьёз?

Полчаса. Не меньше. Полчаса сложнейших - сейчас - для меня - пространственных эволюций между исследуемым объектом и грузовозом. Что-то происходит со зрением. Всё, что находится у меня в шлеме: части воротникового фланца, датчики, гарнитуру, - я продолжаю видеть отчётливо. Но то, что за стеклом, смазывается, словно по стеклу начинает течь вода. Я хлопаю перчаткой по стеклу, пытаясь протереть его. Бесполезно. Я понимаю, что злое моё шесть настигает меня. Сколько у меня времени? Точно, что на отчёт его нет. Руки меня слушаются. Я нащупываю над собой и сбоку себя релинг, рву себя вперёд, в камеру. Я помню (уже ничего не видно за стеклом), где внутренний дублёр БУ шлюза. Кнопка "продолжить процесс" должна быть активна. Она в самом центре БУ, она большая и её можно опознать даже вслепую, даже в перчатке. Я определяю её и нажимаю. Я вижу красное пятно, мигает медленней, чем белое общее освещение: это подсветка кнопки. Ватная тишина окружает мою голову. Странное ощущение, потому что зубной скрип, подщёлкива-ние языком, мычание - всё, что происходит внутри головы, я слышу превосходно… Плевать! Я сосредоточиваюсь только на красном, всё шибче мигающем, пятне. Оно должно поменять цвет на зелёный. Зелёный цвет открывает мне дорогу. Пусть оно скорей поменяет цвет. Растущее давление я должен чувствовать. Спецкостюм должен сообщить мне. Датчики же я под подбородком вижу! Боковым зрением… О Господи, все Твои Имена, что со мной, я умираю. Зелёный

Моя рука бьёт меня по виску шлема царапается нащупывая барабанчик открывания лицевой пластины я чувствую толчки отдельно головой отдельно рукой смазь вместе со стеклом поднимается запахов нет лицо обжигает мороз но всего несколько секунд это значимо дышу я или нет я не понимаю я мой мозг уже не понимает сигналов с сетчатки глаз изображение совсем как режимы биноктара переключаются становится то ребристым то оранжевым то я вижу перед собой крупно-часто исписанный лист то видение становится цифровым но в один из промежутков я имею в виду одну из мельчайших секунд перемены режима я успеваю заметить прямо впереди грязное-человеческое-заросшее-белым-волосом-лицо-с-горя-щими-ярко-синими-глазами-в-обрамлении-блестящего-как-зеркалоободаоткрытоговнутреннеголюка.

file in file 1.5.1

created: 12.04.06.01 МТС

subject: расшифровка НРС-контакта 000973 "ОК" - "Сердечник"

txt: "ОК", МЕЛАНИ-ПО:…отключена телеметрия. Не похоже на повреждение. Выглядит, как обычное штатное отключение. Прошу разрешить мне выход в космос без поддержки.

"СЕРДЕЧНИК", МЬЮКОМ: Продолжайте наблюдение за балком с борта, Мелани-По. Матулин, к связи.

"ОК", МАТУЛИН: Здесь Матулин.

"СЕРДЕЧНИК", МЬЮКОМ: Время окончания работ по расконсервации катера.

"ОК", МАТУЛИН: Опережаю график на час. Управлюсь к шести тридцати утра.

"СЕРДЕЧНИК", МЬЮКОМ: Работай, парень…

file in file 1.5.2

created: 26.06.06.01 МТС

subject: расшифровка НРС-контакта 001007 "ОК" - "Сердечник"

txt: "СЕРДЕЧНИК", МЬЮКОМ:…хотя бы приблизительно. Прости, что отрываю от работы.

"ОК", МАТУЛИН: Товарищ капитан, я оцениваю готовность стройплощадки к приёму "Сердечника" как достаточную. Я говорил с самого начала. Рэк в штатном положении. Байно был со мной согласен. Это есть в отчёте.

"СЕРДЕЧНИК", МЬЮКОМ: Мы решаем вопрос о перемещении титана к вам. Как у тебя дела с катером, Матулин?

"ОК", МАТУЛИН: Расконсервацию закончил. Стыкую адаптер с катером. Три часа. Три часа до готовности к стыковке.

"СЕРДЕЧНИК", МЬЮКОМ: Понял тебя. Мелани-По.

"ОК", МЕЛАНИ-ПО: Здесь Мелани-По.

"СЕРДЕЧНИК", МЬЮКОМ: Без изменений?

"ОК", МЕЛАНИ-ПО: Без изменений, товарищ капитан. Продолжаю вызывать Байно. Прошу разрешить мне выход в космос без поддержки…

file in file 1.5.3

created: 14.09.06.01 МТС

subject: расшифровка НРС-контакта 001041 "ОК" - "Сердечник"

txt: "ОК", МАТУЛИН:…не готов!

"ОК", МЕЛАНИ-ПО: Кирилл, ты подумай, ты сообрази, да что ж такое!…

"ОК", МАТУЛИН: Да я соображаю! Я-то уж соображаю!

"СЕРДЕЧНИК", МЬЮКОМ: Сколько тебе нужно на закрытие перечисленных замечаний и отказов? Ты справишься?

"ОК", МАТУЛИН: Я не готов ответить, товарищ капитан. Отказ комплексный. Проще и быстрей поменять всю подвеску. Но…

"СЕРДЕЧНИК", МЬЮКОМ: Ясно. Бросай там всё, как есть, ложись спать. Я начинаю подъём титана к вам завтра. Буду через неделю. Ничего не предпринимать, вам ясно, на "ОК"? Не слышу!

"ОК", МЕЛАНИ-ПО: Товарищ капитан, у меня есть предложение. Разрешите…

"СЕРДЕЧНИК", МЬЮКОМ: Девственница, закрой свой ротик, оставайся на вахте. Матулину пять часов сна, затем он тебя сменит. Из грузовоза ни шагу. Вот что: я приказываю передать управление грузовозом ко мне в ЦУП. Немедленно.

"ОК", МЕЛАНИ-ПО: Есть передать управление грузовозом на ЦУП "Сердечник-16"… Управление передано 45.11.06.01 МТС…

file in file 1.5.4

created: 11.21.07.01 МТС

subject: расшифровка НРС-контакта 001041 "ОК" - "Сердечник" (синхронная трансляция)

txt: "ОК", МЕЛАНИ-ПО: "ОК" вызывает Байно. Марк, откликнись…

file in file 1.5.5

created: 32.00.08.01 МТС

subject: расшифровка НРС-контакта 001115 "ОК" - "Сердечник" (синхронная трансляция)

txt: "ОК", МАТУЛИН: "ОК", я Матулин, к Байно. Приём…

file in file 1.5.6

created: 01.11.09.01 МТС

subject: расшифровка НРС-контакта 001167 "ОК" - "Сердечник" (синхронная трансляция)

txt: "ОК", МЕЛАНИ-ПО: Марк, Марк, я Нота, отзовись…135

ПРИЛОЖЕНИЯ К 1.х

file 1a

subject: re-mark Байно

created: 16.09.124 UTC

current music: G. B. Pergolesi: "Stabat Mater"

txt: я-то отозвался. Когда смог: когда воскрес. 13-х суток по времени миссии. 26 апреля 121 года UTC. "Сердечник" подошёл к рэку через сутки, 27. Ещё через неделю мы узнали имя нашего бенганна.

Нортон "Краб" Кротик был он. Впрочем, обретение им настоящего имени помочь опоздало: бенганн получил в личку (кажется Мьюком и прозвал, в первый же день) прозвище Хич-Хайк, и так и остался Хич-Хайком, и многие даже и не интересовались, что, мол, Хич-Хайка ещё и зовут как-то по-человечески. Он сам не узнавал свою фамилию, а вот на прозвище реагировал почему-то - оно ему сразу понравилось.

Неделя на идентификацию личности Хайка ушла потому, что знавших его в Преторнианской в экипаже не нашлось (бывает), а файл-массив, содержащий табель пропавшего "Форварда", каким-то чудом оказался у нас в библиотеке забаженный, и фотографии к досье извлечь удалось ценой неимоверных усилий Мрии Мелани-По, ощущавшей свою ответственность и причастность чрезвычайно остро, если учесть, что раскопки повреждённой базы ей приходилось производить в нечастое свободное время. Выяснилось, что Нортон Кротик занимал в форвардной команде должность мастер-инженера по коммуникациям. Физика для бенганна была у него на удивление хорошей, полуторагодичное "минимальное питание" (кислородом он был обеспечен штатно, СОЖ балка сработала великолепно, хотя демонтировавший балок Кирилл Матулин и утверждал, что Хич-Хайк к настройкам и контролю СОЖ не прикасался; может быть, она и сработала великолепно, потому что не прикасался) словно бы вообще его никак не повредило. Авитаминоз средней степени, серьёзная кальциевая недостаточность, но ничего фатального в физике. Необратимое же повреждение сознания Хайка очень напоминало контузию от удара паразитной перегрузкой, как если бы во время схода из надримана Хайк не был защищён ни наркаутом, ни, скажем, моей злой знакомой Щ-11. Причина повреждения обильно дискутировалась врачами. Но они так и не пришли ни к какому сообщему выводу. Да и дел было невпроворот. Хич-Хайку полечили сому, откормили, он потолстел. Расспрашивать его о судьбе людей Марты Кигориу было бесполезно. БВС стройки, развёрнутая, действительно, во взятом с боем и нервами балке, полезной информации не содержала. Стандартный дневник просто обрывался на полуслове. Как дневники и орбитеров, и Башни. Марта Кигориу и девяносто три человека пропали вместе с двенадцатитысячником "Форвардом" бесследно. Всего пионерами на Императорскую ушло девяносто семь человек.

Два женских тела, обнаруженные в наглухо запертой изнутри дальней секции балка, принадлежали инженерам-монтажникам Рине Поповой и Ксаве Лидии Найскит (с Найскит были знакомы многие наши, и я её знавал на том конце Тринадцатой). Обе покончили жизнь самоубийством полтора года назад, отравились цианином из бортовой аптечки, предварительно запрограммировав отсечный климатизатор на перекачку атмосферы в ёмкости соседней секции. Мьюком распорядился провести расследование обстоятельств их гибели. Специально разморозили в помощь Макаровой префекта Генри Маяму. (Шкаб уже наладил поточную транспортировку кислорода с Башни; Башню Шкаб исследовал и запустил моментально, проникнув в орбитальную секцию без никаких приключений, постройка была завершена полностью, все механизмы работали, а приёмник кислородной пушки, когда Шкаб его впервые открыл, заполнял готовый к транспортировке твёрдый воздух; информации о судьбе Кигориу, как я уже сказал, не отыскалось и в памятном массиве БВС Башни - обрыв и невозобновление телеметрии и автофайлов на полуслове ранним утром четыреста девятнадцатых суток от начала миссии "Форварда"… Словом, обрат атмосферы на титане мы запустили через два месяца по финишу.) Префект Маяма очень убедительно и предметно, настоящим серьёзом, на специально собранном заседании клуба, доказал непричастность Хич-Хайка к смерти женщин. Хич-Хайка уже успели полюбить, оправдательный вердикт восприняли с большим облегчением. Не думаю, что Маяма подтасовывал факты. То есть, что значит - не думаю? Он не подтасовывал.

Хич-Хайк поселился со мной, я установил в личнике второй этаж на койке и спал сверху. Он ухаживал за собой в ассенизационном смысле самостоятельно, рефлексы, ничего не поделаешь, я только напоминал ему менять бельё и есть витамины. Он не храпел совершенно.

Он почти не отходил от меня. С того самого момента, как вытащил меня, мучительно агонизирующего, из скафандра в зловонную атмосферу балка. Он был со мной все моменты моей первой смерти, он был тем крайним, что я запомнил перед вспышкой мёртвой тьмы, и был он тем первым, с кислородной маской наготове, когда я очнулся. Двигаться я не мог долго, вот эту-то неделю, и он поил меня зелёной, плохо витаминизированной кашей и дышал меня кислородом из своего единственного баллона, а мой скафандр он демобилизовывать не стал. Он непрерывно разговаривал со мной - единственной своей фразой "Мне нужно на Землю, не подбросите?" Как только я начал соображать, а не эмоционировать, я вызвал "ОК". Мне были рады, а я и не надеялся. Но идти за мной Кириллу по-прежнему было не в чем, катер он не смог починить, Хич-Хайк помог мне облачиться, - и поистине неимоверные усилия я затратил, убеждая его отпустить меня хотя бы на пару часов. Я не обманул его. Через два часа я вернулся. Принёс аптечку, еду и скафандр по размеру. Перейти на "ОК" вдвоём нам удалось без приключений. Мьюком страшно ругался, но на свой корабль со своего выхода я вернулся самостоятельно. Как серьёз.

Хич-Хайк был добрый парень, хотя больше всего на свете ему надо было на Землю. Мне нечем объяснить его ко мне привязанность, ведь я не мог (тогда (но тогда)) помочь ему с Землёй. Не то чтобы он смирился, не то чтобы он понял и смирился… Мне кажется, казалось мне, что он отложил своё путешествие из-за меня. Ведь мне-то на Землю не надо было…

Диагноз мне поставили: скоротечный кафар высокой степени. Повезло мне, сочли врачи: мог бы и не выйти из комы. Иянго повадился называть меня "Лаки". Отдохнув, я приступил к работе. Прозвище не прижилось. Все медчеки проходил штатно, на палец. Дьяк вернулся к работе в первых числах июня. Я знаю, обо мне он говорил - с Иянго: Иянго вызвал меня и мучил тестами дольше обычного - снявши меня с очередного рейса и уложивши на три дня обратно в госпиталь. Щ-11 обнаружить у меня, конечно, удалось - то есть ея следы. Ну, ведь естественно, что удалось. Точно такие же следы, как и у самого Дьяка. Как у Ивана Купышты, у Астрицкого, у Ноты.

Скорее всего, Дьяку решили не верить, а он отступился, сообразив, не поверили почему. Как можно было в такое поверить? Настойчивость же могла повредить самому Дьяку. Потом Иянго сняли с главврачей. Встречаясь с Дьяком в коридорах, мы прилежно здоровались. Но наблюдался я только у Захарова.

file 1b:

subject: сопроводительная записка к отчёту "02 - Мьюком,

Палладина - Главному Колониальному Управлению, Земля"

от 16.06.121 АТС (копия)

location: "personal ermakromanoff_arj"

author: Начальник колониальной экспедиции Дистанция XII(+I) Пол "Туман" Мьюком

created: 16.06.121 UTC

txt: "

ЕН-5355 - ЗЕМЛЕ

ПОЛ "ТУМАН" МЬЮКОМ, НАЧАЛЬНИК КОЛОНИАЛЬНОЙ ЭКСПЕДИЦИИ XII(+I)

НАЧАЛЬНИКУ ГКЛ

УТОЧНЁННОЕ ЗЕМНОЕ ВРЕМЯ 15.04.16.06.121

ДОПОЛНЕНИЕ К СООБЩЕНИЮ "01 - Мьюком, Палладина -Главному Колониальному Управлению, Земля" от 05.04.121

1. ПРИБЫЛИ В СИСТЕМУ-ЦЕЛЬ 03.04.121

2. НИСХОЖДЕНИЕ ЗВЕЗДОЛЁТА ОСУЩЕСТВИЛОСЬ В СЕВЕРНЫЙ ЗЕНИТ СИСТЕМЫ-ЦЕЛИ

3.0 РЕАНИМАЦИЯ ПЕРВОЙ ВАХТЫ ПРОИЗВЕДЕНА СИЛАМИ СОБСТВЕННОЙ ГРУППЫ АВАРИЙНОЙ ПОСТФИНИШНОЙ РЕАНИМАЦИИ "КВИНТА"

3.1. ПЛАНИРУЕМЫХ ПОТЕРЬ В СОСТАВЕ ГАПР "КВИНТА" НЕ ПОНЕСЕНО

4. РАДИОСВЯЗЬ С ФОРВАРДНОЙ ЭКСПЕДИЦИЕЙ КАПИТАНА М.КИГОРИУ УСТАНОВИТЬ НЕ УДАЛОСЬ5. ДОСТУПНЫМИ ПО УМОЛЧАНИЮ СРЕДСТВАМИ ЛОКАЦИИ В СИСТЕМЕ ОБНАРУЖЕНЫ ОБЪЕКТЫ, УВЕРЕННО ИДЕНТИФИЦИРУЕМЫЕ КАК ОБЪЕКТЫ, РАЗВЁРНУТЫЕ В ХОДЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ФОРВАРДНОЙ ЭКСПЕДИЦИИ М.КИГОРИУ:

а) в точке северного зенита системы - строительная площадка/рэк ДУЦ (готовность 60-70 %), при осмотре территории строительства обнаружены тела инженеров монтажников Р. Поповой и К. Л. Найскит (см. "Приложение 0.3: Р. Попова, К. Л. Найскит: Обстоятельства и причины смерти") и один выживший, мастер-инженер Нортон Кротик (см. "Приложение 0.2: Н. Кротик: Обстоятельства долговременного выживания и Материалы медицинского освидетельствования"); Н. Кротик показаний не дал вследствие понесённого необратимого повреждения психики, Н. Кротик признан безопасным для проживания вне изолятора, взят на иждивение;

б) на орбите планеты Три (см. "Предварительное описание состава и особенностей системы ЕН-5355 (альфа Перстня Короля)") - сателлит-завод-платформа по приёму и

переработке кислорода и животворных составляющих типа "БАШНЯ-СКОЛГ", состояние рабочее-минус, на момент обнаружения СЗД "БАШНЯ-СКОЛГ" в беспилотный режим

не переведена, КТ-процессор в режиме, элеватор заполнен твёрдым кислородом на 100 %, при непосредственном осмотре группой Л.Ошевэ следов экипажа не обнаружено;

в) на орбите планеты Три - шаттл "КРУГОЗОР-ТКМ", регистрационный номер WASA_RL162354_ен-5355_04, порт "БАШНЯ-СКОЛГ";

г) на грунте планеты Три в точке надира СЗД "БАШНЯ-СКОЛГ" - завод-платформа "ФУНДАМЕНТ-СКОЛГ", состояние рабочее, режим: автоматический, входящий в состав оборудования клон-секвенсор типа "ГНЕЗДО-148.7156.9" не активирован, сведений о сохранности-состоянии генетического материала в банке названного "ГНЕЗДА-148.7156.9" на момент "сейчас" нет по причине невозможности получения сведений;

д) на грунте планеты Три обнаружены и по адресному запросу вышли на связь скраб-маяки Экватор-4 (координаты) и Экватор-6 (координаты), клон-секвенсоры обоих маяков (Экватор-2 - "ГНЕЗДО-198.7998.4", Экватор-6 - "ГНЕЗДО-251.5633.3") штатно активированы, развитие 100 %, популяции поселений на момент "сейчас": 209 САК - Экватор-4, 210 САК - Экватор-6; оба гнезда лояльны, коммуникабельны, патриархальны, обслуживание прикреплённых объектов осуществляют исправно;

е) на орбите планеты Три - спутник связи ЭЛЕКТРОН, неактивен, элементы орбиты рассчитаны, такие-то;

ё) на орбите планеты Четыре - сателлит-база "ПТИЦА-ZERO-2", контроль на момент "сейчас" - телеметрический, состояние нормальное, объект переведён в беспилотный режим, элементы орбиты рассчитаны, такие-то;

ж) на грунте планеты Четыре - автономный рудничный комплекс типа ЭТАЦ, попытки опроса БВС комплекса неуспешны, данных по состоянию комплекса, по состоянию входящего в состав оборудования комплекса клон-секвенсора "ГНЕЗДО-259.1471.0", по сохранности генетического материала в банке клон-секвенсора "ГНЕЗДО-259.1471.0" - нет; обследование отложено на неопределённый срок;

з) 14.06.121 в ходе миссии по установке скраб-маяка ЭПИЦЕНТР мастер-пилотом И. "Тучей" Эйшиской с борта грузовоза "Будапешт-ТМ" был обнаружен десант-шаттл "Нелюбов-ИТК", входивший в состав транспортных средств форвардной экспедиции М. Кигориу; "Нелюбов" в состоянии "полуриман" дрейфовал вблизи эпицентра системы ЕН-5355 и являлся причиной, не позволившей установить скраб-маяк ЭПИЦЕНТР с первой попытки; экипаж на "Нелюбове" отсутствует, БВС в коме (тотальная деградация информации на кристаллах памяти под воздействием эффектов изменяющейся натуры); продемонстрировав высокий профессионализм и высочайшие личные качества, мастер- пилот Ирэн Эйшиска сумела выполнить и задачу миссии (скраб ЭПИЦЕНТР установлен и активирован), и вывести "Нелюбова" в римановый Космос синхронно с "Будапештом";

обследование десант-шаттла ведётся сейчас (см. Приложение 06 "Отчёт И. Эйшиски: "Миссия ЭПИЦЕНТР/Спасательная операция "НЕЛЮБОВ")…

(…)

(…)

7) ТАКИМ ОБРАЗОМ, Я, НАЧАЛЬНИК КОЛОНИАЛЬНОЙ ЭКСПЕДИЦИИ ДИСТАНЦИЯ XII(+I) КОЛЛЕЖСКИЙ СОВЕТНИК ПОЛ "ТУМАН" МЬЮКОМ, ОЦЕНИВАЮ УСПЕШНОСТЬ ДОВЕРЕННОЙ МНЕ МИССИИ НА МОМЕНТ "СЕЙЧАС" КАК МАКСИМАЛЬНУЮ ПРИ ИМЕЮЩЕМСЯ ДЕФИЦИТЕ ОБОРУДОВАНИЯ И РЕСУРСОВ…

end of file

ввести код

40808

код принят

file 2.0

created: 17.09.124 UTC

subject: подробности, оказавшиеся значительными

current music: "Master's Voice: All Mariah Carey"; Lenka Kolhia: "Cocked herb"; Lenka Kolhia: "Tratera Song's", Gerar Wisher: "Рахманинов. Второй концерт", "Master's Voice: All Mariah Carey"; "Dead Diamond Of Blues: Live Allman Brother's Band".

re-mark: изменение формы; диктую

audio-txt: (")