Россия — другое государство, поэтому мама оформляла визу транзитом через Узбекистан: сколько было собрано всяких бумаг! Даже моя детская медицинская карточка и карта прививок…
В Ташкенте мы садимся в поезд «Москва — Ташкент». Вагоны ташкентского красные. Окна и двери распахнуты. В проходах гуляет ветер и летают осы. Здесь полно ос. Смуглые, узкоглазые узбеки завалили все тамбуры дынями, аромат их — медовый и пряный — разносится по всему составу и приманивает этих желто-полосатых хищниц. А еще у узбеков тюки с трикотажем — где они только не навалены и чем они только не набиты! Мама покаялась, что решила сэкономить — надо было брать купе. Ладно — трое суток, как-нибудь…
Мне нравятся открытые окна — так и хочется высунуться и мчаться так под ветром, но мама не разрешает, и я нахожу выход: иду в туалет, там встаю на унитаз, и голову — в окно. Через два дня волосы как проволока, а лицо от копоти смуглеет, делается как у узбеков — но это ерунда.
Поезд несет нас все дальше на северо-запад. За окнами мелькают нескончаемые волосья проводов на столбах-гребенках; далекие и близкие деревеньки; степи, леса, мосты, переправы, переезды; города и городки. Меня переполняет радость первооткрывателя: я готов без конца улыбаться; болтать о пустяках с соседями; высовываться из окна; бегать на остановках по привокзальным киоскам, заставляя трепетать сердечко мамули — и делать тысячу других мелких дел.
Мы уже в России. На очередной станции кучей сходим по решетчатой лестнице на бетон перрона. Вновь мелькают напряженные лица, скользящие глаза, торопливые движения и хмурость — радостные лица лишь в поезде. Рядом снует провинция: бабки, женщины, мальчишки — все кричат:
— Пиво, рыба, пирог с картошкой!
— Лимонад, минеральная вода…
— Вишня, яблоки, кому вишни?!
Около покупателей стихийно закручиваются водовороты: сбегаются продавцы, уговаривают приобрести то или иное, и подсовывают свои товары:
— Семечки берем, семечки…
— Картошечка — горячая! Горячая картошечка.
А пирожки в корзинках, в картонных коробках; а рыба на проволоке через глаза; а пиво в ведрах, в холодной, якобы, воде:
— Ряженка, молочко! — в пластмассовых полуторалитровых бутылках…
— Супы, лапша — быстрого приготовления!
— Кому хлеб?! Горячий хлеб! Берем батоны, пирожки! Пирожки берем!
Азрат, наш сосед, молодой юморной узбек, начинает очередное представление: он то берет, то не берет, приценивается — возле собирается куча бабулек, — ощупывает, обнюхивает рыбу — с икрой? — критически оценивает — дай твою, — бабульки нахваливают — вот пиво к рыбке! Азрат ломается, узнает срок годности: темное? — нет, темное не надо — кто знает что там! Забористое? Из-за забора пивзавода? Нет, мать, у тебя не возьму, не уговаривай, я очень капризный… Мы стоит рядом, смеемся — все так серьезно к нему относятся, а знали бы какой он на самом деле! Наконец Азрат покупает кое-что. Тут еще подходят молодые женщины, мальчишки с рыбой…
— Нет, сынок, рыбы не надо, а вот тебя, девушка, взял бы!
Женщина смеется:
— Дорого встану!
Менялись вокзалы: красного кирпича, в зарослях сирени и тополей, большие из бетона и стекла, в окружении многоэтажек — обычно в таких вагоны осаждали. Узбеки торговали: дыни свежие, вяленые, урюк и персики, а также — тапки, трико, халаты, трикотаж. Проходили мимо милиционеры с рациями на поясе и дубинками в руках; подходили нищие, собиратели пустых бутылок, цыгане, беженцы, погорельцы. Все суетились, торопились и наоборот — не торопились, отрешенно глядели внутрь себя; дремали на лавках, друг на друга облокотясь…
На все я смотрел свысока — я прочно сидел на стреме жизни, у меня была цель и с каждым часом был все ближе к ней…