День четвёртый.

девять часов после Полуночной службы.

— Эк, чешут! — приставив козырьком ладонь ко лбу, стражник разглядывал быстро приближающихся верховых. Ещё несколько минут назад они были двумя маленькими чёрными точками на гребне холма, а сейчас уже можно было разглядеть низко пригнувшиеся к холкам фигуры всадников, которые раз за разом охаживали плетками бока взмыленных скакунов.

— Лич, может, рогатки на дорогу вытащить? — неуверенно спросил молодой стражник.

— Погодь, — отмахнулся Лич. — Много чести — из-за двух полоумных дорогу перегораживать. И так за ночь натаскались с этими рогатками — аж руки болят. Я щас их враз осажу! Смотри тута в оба! Арбалет на всякий случай приготовь — мало ли что, — распорядился старший и, подняв одну руку вверх, двинулся навстречу всадникам.

Те были уже совсем близко. Морды животных покрывали клочья пены, но наездники совершенно не обращали на это внимания. «Загонят скотину, — подумал стражник. — Нешто не жалко?». Он приготовился крикнуть зычное «Стой!», но его опередили. Скакавший впереди вытянул руку, и на солнце блеснул подорожный жетон.

— Прочь с дороги! — прокричал он.

Стражник едва успел сделать шаг в сторону, как мимо него, обдав густым потным духом, пронеслись два мощных крупа.

— Уфф, — выдохнул Лич, утирая лоб. — Едва не зашибли, Кхур их подери!

— Слышь-ка, а второй-то — баба в штанах! — присвистнул молодой стражник, глядя вслед всадникам.

— Не баба, а эррина, остолоп! — проворчал старший. — Благородным госпожам можно штаны носить — на охоте там, или когда в седле, чтоб сподручней было!

— А всё одно — срамота! — протянул молодой. — Баба в штанах, что мужик в юбке! А, Лич? Стал бы со мной в карауле стоять, коль я юбку бы надел?

— Дурак! — беззлобно огрызнулся пожилой. — Говорю же — у благородных так принято. Ужель не ясно?

— Да ясно-то оно ясно, — почесал голову молодой. — Тока я вот, что думаю: баба она и есть баба — что в юбке, что в штанах. Вон энта, не хуже мужика в седле держится, а всё ж баба, потому как ревёт в три ручья.

— Ты и это успел заметить? — усмехнулся Лич. — Глазастый, однако!

— А то ж! — подбоченился молодой.

— Молод ты ещё! Поживёшь с моё — поймёшь, что бабьи слёзы они у всех одинаковы, что у благородных, что у простых, — вздохнул пожилой. — Ладно, хорош языком трепать! Давай-ка лучше и вправду рогатки на дорогу вытащим. Не ровен час, ещё кто так же проскочит. А ну, как не гонец королевский окажется, а злодей какой? То-то!

Резко взяв на себя поводья, Вирта осадила коня. Скакун, всхрапнув, встал на дыбы, немного погарцевал на задних ногах, потом опустился, звонко вдарив подковами о мостовую, и замер.

— Тёмный лис у себя? — спросила Вирта, бросив поводья подскочившему конюху. Тот пожал плечами — дескать, нам-то откуда знать?. Но девушка и не ждала ответа — она уже неслась по аллее дворцового парка в сторону главного входа. Чуть позади неё, стараясь не отставать, шагал лис, сопровождавший молодую эррину по приказу королевы. Чувствуя, как после бешеной скачки у него ноет всё тело, он с удивлением рассматривал шедшую впереди эррину Лэктон. Её походка была стремительной и лёгкой, будто это не она провела в седле почти целые сутки. «Откуда в ней столько силы?» — в очередной раз подумал он.

— Дальше я пойду одна, — не терпящим возражений тоном сообщила девушка своему провожатому, останавливаясь у двери кабинета тёмного лиса. Тот согласно кивнул: ему и самому не хотелось лишний раз попадаться на глаза начальству.

Вирта без стука распахнула дверь, сделала три шага вперёд и в застыла растерянности: впервые со вчерашнего дня она не знала, что ей делать дальше. Комната была пуста.

— Ищете меня?

Девушка резко обернулась. На пороге, скрестив на груди руки, стоял Вейдж.

— Я предпочитаю, когда меня предупреждают о визите, — раздался его спокойный голос. — Хотя бы вежливым стуком в дверь.

— Где Юр?! — не обращая внимания на его слова, выпалила девушка. — Что с ним?!

— Быть может, эррина Лэктон желает, чтобы я отчитался за каждого из своих подчинённых? — холодно осведомился лис.

Голос его оставался бесстрастным, но будь Вирта чуть повнимательнее, она могла бы заметить странный огонек, вспыхнувший на ничтожную долю секунды в глазах собеседника.

— Умоляю вас, Вейдж, скажите, что с ним?! — разрыдалась она. — Я чувствую, что-то случилось. Он жив? Где он?

Тёмный лис прошёл в комнату, скинул плащ и деловито уселся на стул. Замерев на пару секунд, он провел рукой по волосам, и поднял взгляд:

— Он не даёт о себе знать уже два дня. Сожалею, что не могу вам ничем помочь. — Лис замолчал, думая о чем-то своем.

— Я вам не верю!

Вейдж привстал со стула.

— Я отказываюсь понимать вас, эррина! Сначала вы бесцеремонно врываетесь, потом повышаете голос и требуете каких-то объяснений, теперь — обвиняете меня во лжи… Я действительно ничего не слышал о нём уже два дня, — не скрывая раздражения, повторил лис. — И больше мне добавить нечего! А посему, прошу вас удалиться: у меня слишком много дел.

— Вы… вы… — сквозь слёзы выкрикнула девушка и, закрыв руками лицо, выбежала прочь.

День четвёртый.

десять часов после Полуночной службы.

Сказать, что в грайворском порту было шумно — значит не сказать ничего. Порт ревел. Под пронзительную ругань грузчиков скрежетали кабестаны подъёмных механизмов, надрывно ржали вьючные и тягловые бесхвостые, а в небе заунывно стонали чайки. Скрип телег и шарканье тысяч босых и обутых ног сливались с визгливыми голосами портовых шлюх и шумом драк в дешёвых кабаках. Лёгкий ветерок не приносил свежести, будучи не в силах развеять зловонную смесь запахов гниющей тины, разлагающихся отбросов, немытых тел, щедро сдобрённую терпкими ароматами заморских пряностей, выделанных кож и прочих товаров. В общем — грайворский порт ничем не отличался от любого другого порта на северном побережье.

Корабли, стоящие у причалов, тоже были привычно-разными: тяжёлые гребные галеры купцов и быстроходные ветрогоны с зарифованными парусами, роскошные одномачтовые яхты знати и небольшие рыбацкие шхуны. Привычно-казённым было и здание таможенной стражи, где, как и в любом порту, «не покладая рук» трудились жуликоватые таможенники, чьи взгляды были наглыми, а поведение снисходительно-вызывающим.

Капитан шхуны, вышедший из здания портовой таможни, выглядел обозлённым: только что он имел длинный и неприятный разговор с одним из старших офицеров. Шкипера звали Дэмистром, и слыл он одним из самых богатых капитанов Грайвора, хотя по его одежде и внешнему виду догадаться об этом было непросто. Дэмистр являлся владельцем небольшого, но чрезвычайно прибыльного дела: он торговал рабами. В Грайворе рабства не было — по крайней мере, эдикт Грава I волей Шаура Всеблагого запретил владение человека человеком на территории королевства во веки веков, вне зависимости от расы, вероисповедания, пола или возраста, но… Кроме Салийской Империи, где рабство было узаконено, рабов охотно покупали и в других странах. Рабство тайно существовало — и Дэмистр тайно продавал. Доходяг со всего света — на рудники Кейритии, где они всё равно мёрли без счёта, как мухи, искусных тэннских мастеров — кейритским ювелирам, рослых грайворских пастухов — салийским землевладельцам. А ещё — изящных рыжеволосых тэннок, миниатюрных жгуче-брюнетистых кейритиеек, царственно-величественных русокосых грайворок — всем, у кого хватало средств, чтобы купить смирение и ласку. Что же касается похотливых извращенцев, которым он поставлял юных девочек и столь же юных мальчишек, то их хватало в любом из государств.

Дэмистр был лучшим в своем деле. Товар, которым он торговал, был особенным — здесь в первую очередь ценилось не количество, а качество. Мало кто понимал это так же хорошо, как он. Ведь как поступали некоторые? Грузили на борт где-нибудь в укромном порту голов сто-двести, а потом, огруженные по самые борта, волочились, что беременные кашалоты. И если не попадались в лапы морским патрулям, то в лучшем случае довозили до места товар такого качества, что он уже почти ничего не стоил. А как поступал он? Он товар выбирал … Выбирал долго, придирчиво и никогда не гнался за числом. К примеру, в империи особым спросом пользовались маленькие дети. Почему? Да потому, что раб, воспитанный с детства, не помнит вольной жизни, а значит, осознаёт свое положение как единственно правильное. Но и тут была маленькая хитрость: девочек часто покупали, как будущих наложниц, и такой товар ценился дороже. Однако всегда оставался риск: кто знает, что из неё потом вырастет? А вот если покупателю показать мать ребёнка, тогда цена может подскочить вдвое, а то и втрое…

Сегодняшний день был обычным рабочим днём капитана работоргового корабля, подготовленного к отплытию в Салию. Сначала он оформил документы на груз прикрытия — пушнину, якобы скупленную его агентами у грайворских охотников для перепродажи на рынках Кейритии. Потом долго и нудно торговался с таможенником, который привычно повысил сумму взятки по сравнению с той, что получил в предыдущий раз. В итоге они всё же сошлись на некоей усреднённой сумме, после чего расстались, мысленно проклиная друг друга, но уверенные в том, что через месяц этот разговор в точности повторится. Теперь оставалось дойти до вольного города Кир на побережье и встретиться с поставщиком товара…

— Берегись!

Дикий окрик, как это часто бывает, застал всех врасплох. Большинство из тех, кто его услышал, застыли, испуганно втянув головы в плечи. Дэмистр был другим… Он крутанулся волчком, в один миг оценил ситуацию, и, распластавшись в длинном прыжке, нырнул в сторону. Огромная, в три обхвата, бочка рухнула с перегруженной телеги прямо на то место, где он только что находился. Пыль еще не успела осесть на землю, а капитан уже сомкнул руки на горле незадачливого возницы.

— Кто ж так узлы вяжет, шнекер крысопутный?! Ты сейчас у меня собственным языком свой такелаж плеснить будешь! — в бешенстве зарычал шкипер.

— И-ы-ы!! — выпучив глаза, захрипел возница.

Дэмистр слегка ослабил хватку.

— Знаешь, кто я? — зловеще спросил он.

Тот лихорадочно закивал.

— Чей товар?

— Бла… Бла… Блажара, — заикаясь, выдавил работник.

— Так вот, передашь хозяину, чтобы он погрузил мне на борт точно такую же бочку! И заметь, не пустую! Видишь, я куртку свою порвал? — Дэмистр продемонстрировал маленькую дырочку на рукаве. — Это любимая моя куртка, и поверь — стоит она немало! Если за два часа до отплытия вина на борту не будет, я тебя вместе с твоим хозяином собственноручно удавлю! Понял? — переспросил капитан, и, не дожидаясь ответа, спрыгнул с телеги. Не успел он сделать и пары шагов, как кто-то дёрнул его за рукав.

— Капитан, а капитан… — раздался знакомый голос.

Дэмистр смерил взглядом коренастую фигуру своего боцмана. «Ну, и рожа!» — в который раз довольно ухмыльнулся он. Внешность боцмана и в самом деле «внушала». Неровный, уродливо-шишковатый череп был наголо выбрит. Низкий лоб полностью состоял из мощных надбровных дуг, под которыми пряталась пара маленьких хитрых глаз. Точнее, зрячим был только правый — левый глаз украшало огромное бельмо. Косой шрам, по всей вероятности и ставший причиной этого украшения, тянулся к левому уху, в котором блестела серебряная серьга.

— В чем дело, Слип? Я думал, что ты уже зарифил марселя по самую макушку, а у тебя ещё ни в одном глазу! Учти, накачаешься перед самым отходом — отправлю дрейфовать за борт!

— Некогда под триселями лавировать, капитан, когда барыш на горизонте! — пританцовывая от нетерпения, выпалил боцман.

— Барыш, говоришь, — недоверчиво протянул шкипер. — Ну, трави помаленьку…

— Треть мне! — сразу обозначил свою долю боцман.

— Будет тебе треть, — хмыкнул капитан. — Ещё якоря не выбрал, а уже паруса ставишь!

— Я тут такую куколку нашёл — умереть и не встать!! Лэндерская дочка, вместе с мамашей в гостинице живут, рядышком тут. Махонькая совсем, хороша — сил нет, а, судя по мамаше, как в возраст войдёт — только краше станет! Я всё разведал, взять их — плёвое дело! Лэндер-то сам, рохля пузатая, ещё вечером с якоря снялся, а им велел карету подать почтовую к завтрашнему утру. Если ночью взять — до утра и не хватится никто…

— А стража гостиничная? — заинтересовался Дэмистр.

— Я там двух верных посадил — пьют матросики, с берегом прощаются, жалованье за полгода вперёд пропивают. Угощают всех, рассказывают про то, что в дальний поход за морским зверем завербовались. Охрану тоже поят…

— Девчонка и впрямь такого риска стоит?

— Чтоб мне с морским змеем повстречаться, коли вру! Принцесса!! Да и в мамаше ейной я б поковырялся… — боцман осклабился. — Верное дело, капитан! Хорошие деньги срубим, да и с лэндершей побалуемся, накувыркаемся всласть!

— Осади! — поморщился шкипер. — Уверен, что под ветром пройдёшь?

— В чистую возьмём, кэп! Опасности никакой! — заверил его Слип.

— Учти: волну поднимешь, лично тебе голову оторву! — предупредил Дэмистр. — Это тебе не вольные города, а Грайвор! Нам здесь шум ни к чему!

Боцман понимающе кивнул.

— Возьмёшь с собой двоих, нет троих, — распорядился капитан. — Если сделаешь всё как надо, так и быть — четверть твоя!

— На треть же договаривались, — обиделся Слип.

— Если она и впрямь так хороша, как ты расписал, то тебе и четверти хватит! — отрезал капитан. — И смотри, чтобы груз на борту был сразу после полуночи!

День четвёртый.

одиннадцать часов после Полуденной службы.

— Шире шаг! Плетётесь нога за ногу, точно беременные бабы! Вы гвардейцы, или где? — прикрикнул Ивыч.

Щет… Щет … Щет… Кованые каблуки выбивали дробь о камни мостовой. Мерная поступь отзывалась гулким эхом в окнах домов. После окрика тёмника темп не изменился.

Щет … Щет… Щет …

Старик насупился. «Ну, и чего ты орёшь? — сердито спросил он себя. — Не видишь, ребятки и так ногу тянут, чуть штаны не трещат. Решил на ком-нибудь злость сорвать? И не стыдно тебе?»

Тёмник опустил голову. Ему было стыдно. И не только потому, что он позволил себе сорваться. Он злился потому, что никак не мог принять нужного решения. Неуверенность — вот что угнетало его. Это предательское чувство посетило его впервые за долгие годы — впервые с того самого момента, когда он безусым семнадцатилетним мальчишкой переступил порог казармы. Через пару месяцев службы он раз и навсегда избавился от этой напасти. Ивыч знал цену решительности. Он сроднился с ней настолько, что она стала частью его души. А сегодня… Сегодня он вновь познал яд сомнений…

«Ах, если бы не этот пустобрёх!, — в который раз он малодушно попытался переложить вину на кого-то другого. — И зачем я его слушал? Прошёл бы мимо — глядишь, и не узнал бы ничего. Сейчас бы не терзался, а спокойно отправился бы в кабак. Это ж надо иметь такой паршивый язык!» — возмущенно подумал он, и сразу пристыдил себя: «Хотя при чём здесь конюх? Дело-то вовсе не в нём, а тебе самом, старый ты дурак!»

Около полудня Ивыч менял очередную караульную смену и совершенно случайно столкнулся с дворцовым конюхом, который и сообщил дроку о приезде в столицу эррины Лэктон. «Посмотрите, эрр Ивыч, — чуть не плача, жаловался конюх. — Разве можно так обращаться с животным? Где это видано, гнать лошадь сутки без передыху?». Ивыч согласно кивал, а сам думал о своём: "Бедная глупая девочка! Ей кажется, что она влюблена — так влюблена, что не может вынести даже такой короткой разлуки! И почему я не поговорил с ней сразу? Ах да, она тогда уже покинула столицу! ".

Трогательное признание Вирты, обнаруженное им два дня назад в своем кабинете, настолько ошеломило Ивыча, что он до сих пор не мог собраться с мыслями. Старый солдат привык к одиночеству, к суровой походной жизни, и домашний уют в его представлении был чем-то далёким и непонятным. Он не то чтобы никогда не задумывался о семье — нет, конечно, такие мысли иной раз приходили ему в голову, особенно в последнее время, после того, как получил титул — но он совершенно не разбирался в хитросплетениях светской жизни, и понятия не имел, каким образом следует искать будущую жену. И уж тем более, он даже предположить не мог, что какая-нибудь девушка первой признается ему в любви. Это было так неожиданно, что дрок испугался. Он почувствовал, как внутри него что-то изменилось. Решительный и твёрдый эрр Ивыч куда-то исчез, а на смену ему пришёл неуверенный и растерянный старик. Ситуация осложнялась ещё и тем, что Вирта была ему очень симпатична. Он не раз издали любовался ею, но любовался не как красивой молодой женщиной, а как дочерью, которой у него никогда не было. Представить её в роли своей жены было выше его сил, и поэтому он сразу решил отговорить девушку. Отговорить, во что бы то ни стало! Убедить её в том, что он ей вовсе не пара, что она достойна лучшего. Дрок и так, и этак проигрывал в уме варианты будущего разговора, но никак не мог найти правильных слов, которые смягчили бы его отказ и не обидели её… После долгих мучительных раздумий Ивыч был вынужден признать, что он просто-напросто боится этого разговора… «Может поговорить с эрессой Лэктон? Кому как не матери поверяет свои сердечные тайны молодая девушка…» — пришла вдруг спасительная мысль.

— Караул, стой! — резко скомандовал тёмник.

Строй замер. Старик отошел в сторону.

— Первец, ко мне! — приказал он.

Из строя вышел рослый гвардеец.

— Вот что, Борн, проведёшь смену без меня! Выполняй!

Подчинённый не шелохнулся.

— В чем дело, первец? — раздражённо спросил Ивыч.

— Кого выделить в сопровождение?

— Никого! — рубанул старик. — Я ещё в состоянии постоять за себя! Или ты забыл, как на последнем занятии потерял меч?

Первец продолжал оставаться на месте.

— Господин тёмник, вы же прекрасно знаете, что в период усиления гвардейский устав запрещает офицерам передвигаться без охранного сопровождения, — заученно отчеканил он.

Ивыч едва сдержался, чтобы не выругаться в голос. Первец был прав — с того момента, как своим приказом он ввел в гвардии особое положение, ему запрещалось передвигаться по городу в одиночку. Для каждого дрока устав был святыней. Дроки с детства воспитывались как будущие солдаты, и устав начинали учить чуть ли не раньше святого писания.

— Послушай, Борн, — совсем другим тоном произнёс Ивыч. — Тут, понимаешь, какое дело… Как бы тебе это объяснить… Мне необходимо встретится с одной… с одним… Короче, у меня важная встреча, и посторонние мне совершенно не нужны!

Гвардеец едва сдержался, чтобы не улыбнуться во весь рот. Подняв взгляд, он посмотрел на здание, возле которого остановилась караульная смена. «Особняк рода Лэктонов, — отметил он. — Интересно, к кому направляется старик — к дочке или к матери?»

— Мне кажется, господин тёмник, — давая шанс своему командиру, начал он, — что устав запрещает офицерам передвигаться по городу без сопровождения, но там нет запрета находиться без охраны в каком-либо помещении. Через два часа я поведу новую смену этим же маршрутом. Насколько я вас понял, вы желаете провести внезапную проверку боеготовности очередной смены?

— Да, первец, ты совершенно прав, — облегчённо улыбнулся в усы Ивыч. — Постарайся, чтобы через два часа я застал на этом месте не стадо баранов, а гвардейский караул! Можешь идти!

Борн чётко развернулся. Прозвучала команда и караульная смена продолжила свой путь в казармы.

Щет… Щет… Щет…

По правде сказать, она остановилась у зеркала скорее по привычке, нежели затем, чтобы проверить, насколько естественно на ней сидит непривычный костюм, но эта задержка оказалась нелишней: берет, под который она с таким трудом убрала длинные волосы, походил скорее на воронье гнездо, чем на залихватский головной убор королевского пажа. Вирта попыталась придать ему правильную форму и несколько раз с силой прижала берет к голове, но как только она отпускала руки, он снова упрямо устремлялся вверх. О том, чтобы появиться в таком виде на улице, не могло быть и речи! Нужно было срочно что-то предпринимать. Она почти не колебалась: несколько сухих щелчков, и длинные пряди упали на пол. Вирта отложила ножницы и вновь взглянула на себя в зеркало. Теперь даже без ненавистного берета она вполне могла сойти за молоденького пажа. Грустно улыбнувшись, девушка отошла от зеркала, накинула на плечи плащ и распахнула окно. Прочная верёвка, скользнув змеей по каменной кладке, свободным концом опустилась на землю. Эррина Лэктон с силой подёргала её, проверяя прочность узлов, решительно выдохнула и начала осторожно спускаться.

Путь, который она выбрала, оказался нелёгким: руки дрожали от напряжения, ноги всё время соскальзывали, и она едва не сорвалась вниз. Небольшой арбалет, что минуту назад, как ей казалось, был удобно закреплён на перевязи, теперь свободно болтался за спиной, то и дело больно врезаясь острыми углами в поясницу.

Да, путь оказался нелёгким. Но сейчас он был единственным: в подобном наряде покинуть дом другим способом было невозможно.

После встречи с тёмным лисом Вирта примчалась в особняк Лэктонов и, запершись в своей комнате, поступила так, как поступила бы любая другая девушка на её месте, а именно — в полной мере дала волю своим чувствам. Через какое-то время, когда подушки были уже не в состоянии впитывать обрушившиеся на них потоки слёз, она вдруг осознала, что ей никто не поможет, кроме неё самой! Она сама должна разыскать Юра! К тому же, она знала, где следует его искать! Откуда пришло это знание, Вирта и сама не могла объяснить, но сердце подсказывало ей, что она права. Любовь указывала ей дорогу ничуть не хуже, а может даже лучше чуткого лисьего носа. И эта дорога вела в порт…

Эрр Ивыч нерешительно взялся за дверной молоток, но тут же отпустил его и сделал шаг назад. «Что я скажу? — подумал он. — „Извините за столь поздний визит, эрресса, я хочу поговорить о вашей дочери… Как, неужели вы ничего не знаете? Она влюбилась! В кого? Вы не поверите, но в меня!“ А вдруг она позовёт дочь? Вдруг она решит, что я пришёл делать предложение?! Какой позор…» — старый солдат отчетливо представил эту картину и окончательно убедил себя, что сегодня не самый удачный момент для объяснений. «Завтра! — твёрдо пообещал он себе. — Завтра я обязательно доведу дело до конца! Дождусь, когда молодая эррина покинет особняк, и только после этого нанесу визит её матери. Причем, по всем правилам этикета: в карете с родовым гербом и в новом парадном камзоле. Завтра всё будет по-другому!». Ивыч повеселел: сражение, а это было именно сражение, пусть даже с самим собой и не на войне, а на любовном фронте — откладывалось. А какой солдат не будет рад временной передышке? Довольный таким поворотом событий, дрок облегчённо выдохнул. Теперь оставалось только дождаться караульную смену. «По такому случаю, так и быть — разнос устраивать не буду, — благодушно подумал Ивыч, прохаживаясь вдоль фасада здания. — Если конечно сами не напросятся!» — торопливо добавил он.

Из последних сил она пыталась удержаться, но пальцы разжались. Сдавленный вскрик огласил тёмную улицу. Слава Шауру, до земли оставалось всего пара ярдов, благодаря чему Вирта отделалась лишь ушибленным коленом. Зашипев от боли, девушка стала подниматься, как вдруг кто-то сграбастал её за шиворот.

— Только дёрнись, щенок, и я обрежу тебе уши! — свирепо пообещал знакомый голос. — Много украл?

Вирта поняла, что еще немного — и её начнут обыскивать.

— Ивыч! — отбрыкиваясь, всхлипнула она. — Отпустите!

— Эррина Лэктон? Вы?! — опешил старик. Он удивленно посмотрел на свисавшую из окна веревку. — Но…

Закончить фразу ему не удалось — девушка перешла в атаку:

— Как вы могли?! Он поручил вам следить за мной, да?! Так вот, передайте Вейджу, что я всё равно найду Юра! Я люблю его, как вы все не поймёте? — ещё не высохшие слёзы вновь хлынули из её глаз.

— Я? Ну… я, — смешался тёмник. — Как это… Караульная смена… Служба, так сказать… — оправдываясь, промямлил он. Внезапно до него дошёл смысл сказанной ею фразы. — Вы любите лиса? Юр — это ведь тот молодой лис, что пропал два дня назад? И вы его любите?

Вместо ответа Вирта ткнулась лицом в его широкую грудь и зарыдала ещё громче.

— Ну, что вы, не нужно… — бормотал Ивыч, несмело поглаживая её по голове. — Всё утрясется, поверьте старому дураку.

«Вот-вот, дурак и есть, — с облегчением подумал он. — Эк, чего вообразил! Размечтался… Кто же это так подшутил надо мной?» Тёмник неожиданно для себя почувствовал укол разочарования: он уже свыкся с мыслью, с ощущением, что кем-то любим… И хотя это ощущение было для него неожиданным, пугающим, противоречивым — оно всё же льстило его самолюбию, и согревало суровую солдатскую душу. Старику стало немного обидно за себя и чуточку жаль, что это волшебное чувство развеялось в одночасье….

— Вы мне поможете, Ивыч? — поднимая заплаканное лицо, спросила Вирта. — Правда, поможете?

— Конечно же, помогу, — успокоил её дрок. — Иначе для чего ещё существуют старые болваны? Разве я могу отпустить вас одну, ночью, пусть даже и с таким вооружением, — по-отечески улыбнулся он, заметив небольшой арбалет.

Вирта смущённо запахнула плащ.

— Вот только, эррина, уж коли вы решили вооружиться, то следует привести оружие в боевую готовность. Может так случиться, что потом у вас уже не будет на это времени. Болты-то захватили? — невольно переходя на привычно-назидательный тон осведомился он.

— Два, — растерянно прошептала Вирта.

— Негусто, — насупился старик, ловко взводя арбалет. — Стрелять-то умеете? Не думаю, что это понадобится, но в ночном городе всякое может произойти, тем более теперь, — вздохнул он. — Куда, кстати, вы собрались?

— В порт, — твёрдо сказала девушка.

— Ну, что ж, в порт, так в порт, — согласился Ивыч. — Только уговор — слушаться меня! Иначе никаких поисков!

— Договорились, — сквозь слёзы улыбнулась Вирта. — Я буду само послушание!

День четвёртый.

двенадцатый час после Полуденной службы.

"… — Знаешь, мне иногда бывает так страшно и так одиноко, что хочется забраться в самый дальний и тёмный угол и тихонько выть, так, что б не спугнуть тишину, что расстилается вокруг меня. Я всегда знала, что встречу кого-то вроде тебя, но я не знала, что ты будешь таким… Я не знала, что твои глаза всегда будут оставаться холодными серыми льдинками, и только уголки твоих губ иногда будут чуть подрагивать, когда тебе захочется улыбнуться… Ты действительно одиночка. Почему я не могу без тебя — и с тобой таким тоже не могу? Зачем всё это? Ах, если бы все было по-другому…

— Свершившееся не терпит сослагательного наклонения, Хелен. Никто не знает, почему всё случается именно так, а не иначе. Судьба, вероятно…

— Ну почему всё так грустно и нескладно, а? Ты ведь умный, ты ведь всё знаешь, скажи мне, почему?.. Почему в душе моей нет покоя?

— Это жизнь, Хелен…

— Почему ты не нашёл меня иначе, чем так, как ты это сделал? Ну почему ты не нашёл меня хоть чуть-чуть раньше? Почему ты нашёл меня именно той зимой? Ты был так хорош в сказках, которые ты мне рассказывал, что мне захотелось поверить, что твои сказки — про меня. А ты — ты даже пальцем не пошевелил, даже не попытался удержать меня рядом… Брал за руку и уводил в дождь, и показывал свои любимые уголки города и кабачки… А потом приводил обратно, и давал свои шерстяные носки, и кутал в свой меховой плащ, и согревал горячим вином, и мы сидели у твоего камина, и говорили ни о чём и обо всём… Вернее — я говорила, а ты молчал и слушал, молча слушал — и чуть улыбался про себя…Ты слушал меня, молчал и чего-то ждал… Выжидал, словно охотник! Мне было тепло с тобой. Потом стало жарко. А теперь — холодно. И пусто, будто с холста стёрли несколько мазков краски…

— Я сознательно стёр их, Хелен. Пусто — зато не больно. Я приношу несчастье и боль. Тебе — не хочу. Я достаточно причинил боли, и теперь просто пытаюсь уберечь тебя…

— Винс, Винс… как ты можешь уберечь меня от того, о чём не имеешь представления? И что стоит за словом «боль»? Позвать, поманить, приголубить, приручить… и обмануться, прогнать, избавиться?

— Неоправдавшиеся надежды. Примерно так…

— Но ведь невозможно знать, как и что сложится… не понимаю…

— Возможно.

— Как?

— Я знаю себя, Хелен…

— Тебе проще меня отпустить, чем любить и этим убить…

— Да…

— Тебе самому не страшно? Скольких ты убил, Винс?

— Многих…

— Я знаю, что умру без тебя, но медленно умирать рядом с тобой это ещё страшнее… Я знаю, что в тебе нет любви. Но я знаю, что в тебе есть страх. Он одинаков у всех живых — страх смерти… Ты сказал мне однажды, что всё сложно. Помилуй Шаур, Винс… Не сложнее, чем не умереть на войне.

— Я много раз умирал, и это не страшно. Я знаю. Я готов. Я не боюсь. И не умереть на войне — это оказывается вовсе не сложно. А умереть — вовсе не страшно. Нужно просто не бояться умереть…

— Я знаю, что ты уже умирал, и что умрёшь ещё тысячу раз — без страха. Но я о другой смерти… Хотя, это уже неважно…"

Хелен открыла глаза. Она всегда просыпалась, когда ей снился этот сон, словно боялась досмотреть его до конца. Пока это был только сон… Такого разговора между ними никогда не было, но она знала, что он будет именно таким, и потому никогда не пыталась начать его наяву. Он как-то сказал: «У каждого своя пропасть». Вот Хелен и прыгнула в такую пропасть. Она ещё не разбилась, но уже ясно видела острые камни, на которые ей предстояло упасть. Это была её пропасть… Она шагнула в неё сознательно, и винить в том было некого, кроме себя самой. Она полюбила оборотня… Полюбила в надежде пробудить в его душе ответное чувство, хотя прекрасно знала, что у нелюдя нет и никогда не было души…

Эллина всхлипнула во сне. Женщина встала и подошла к её кроватке. «Тишь-тишь-тишь», — прошептала она, поглаживая ребёнка по голове. Девочка причмокнула и успокоилась. Днём она была обыкновенным ребёнком — смеялась, плакала, капризничала, шалила. Казалось, что она всё забыла, но по ночам воспоминания возвращались, и девочка плакала во сне. Винс говорил, что скоро это пройдёт, но Хелен была уверена, что такие раны не лечатся и остаются на всю жизнь. Женщина поправила детское одеяло и подошла к окну. Сквозь щели тянуло ночной прохладой. Скоро станет совсем холодно, а потом наступит долгая зима… В приграничье зима была особенно долгой. И не только из-за того, что с горных хребтов дули холодные ветры, приносившие метели и вьюги. Она была долгой, потому что приносила с собой одиночество. Зимой Винс приезжал очень редко. Он почти всё время находился в столице или ещё где-то, а ей оставалось только ждать и слушать тоскливый волчий вой среди белого безмолвия…

Сзади послышался шорох. Хелен обернулась. Девочка сидела на кровати и пристально смотрела на дверь. В её глазах застыл немой ужас.

— В чём дело, милая? — встревожено спросила женщина. — Что тебя так напугало?

Вместо ответа Эллина молча вытянула руку, указывая на дверь. Хелен прислушалась: за дверью не было слышно ни единого шороха. «Всё тихо, — отметила она, успокаивая себя. — Даже слишком тихо», — промелькнула следующая мысль. Только сейчас она обратила внимание, что с самого вечера в гостинице было непривычно спокойно. Обычно гости гуляли до глубокой ночи: под окнами раздавались крики, то и дело затевались ссоры, иногда перераставшие в драки, а сегодня ничего этого не было. Хелен охватило беспокойство. Она осторожно подошла к двери и приложила ухо к замочной скважине. Через какое-то время ей показалось, что с той стороны скрипнула половица. Женщина выпрямилась, и в тот же миг дверь распахнулась от сильного удара, оглушив её и отбросив на середину комнаты. В номер ворвались две фигуры в тёмной одежде.

— Кляп, быстро! — рявкнул один.

Хелен почувствовала, как на неё навалилось чьё-то тело. Грубая рука разжала ей рот и запихнула в него тряпку.

— Дыши носом, детка, — дыхнув перегаром, хрипло прошептал ей на ухо незнакомец. — А будешь дёргаться, я тебе и эти клюзы перекрою, поняла?

Он перевернул её на живот, завёл руки за спину и несколькими точными движениями прочно связал их.

— Слышь, Слип, — громким шепотом позвал он напарника.

— Ну, что там у тебя? — отозвался тот, которого звали Слипом.

— Ты был прав — яхточка-то на загляденье! Одна корма чего стоит! Может того — ошкурим, пока она в дрейфе?

— Наперёд шкипера? Ты в своем уме, Рейл?

— Дык, никто ж не узнает!

— Отсвистать! — прошипел Слип. — Попортим товар — капитан нас рыб кормить отправит! Кантуй её на выход! И только попробуй порты откинуть — я тебе бушприт враз укорочу!

— Да понял я, — разочарованно протянул Рейл.

Тем временем второй бандит навис над ребёнком.

— Ты же не станешь кричать девочка? — вкрадчиво спросил он. — Кричать нельзя! А то я тебе бо-бо сделаю, поняла? И маме тоже больно будет!

Эллина молча кивнула. По её щекам текли слёзы. Бандит достал платок и скрутил его.

— Открой ротик! — приказал он.

Девочка послушно открыла рот. Слип пропустил платок между её зубов и плотно затянул свободные концы на затылке ребенка.

— Уходим! — скомандовал он, и, подхватив девочку, двинулся к выходу.

Рейл взвалил на плечо связанную Хелен.

— Ничего, крошка, — чуть слышно хохотнул он. — Сначала ты на мне немного поскачешь, а потом уж я на тебе отгарцую по полной. Обещаю!

День пятый.

несколько минут после начала Полуночной службы.

Бобёр схватил нищего за грудки и подтянул к себе.

— Где козырь, проходняк? — ласково спросил он. — Ты же впаривал, что он этой дорогой пошёл!

— Они только что к западному пирсу свернули, — заскулил Жижа, суча ногами.

— Они?

— Двое их. С ним ещё малой. Вроде бы королевский паж.

— Вроде? Не нравятся мне такие запутки. Ты чем мыргал?

— Так темно ж было! — Жижа подпустил в голос слезу. — С самого утра за ним прыгаю, все ноги стёр. Думаешь, легко?

Бобёр криво усмехнулся и опустил нищего на землю.

— Дёргай отсюда! — приказал он. — Завтра придёшь ко мне, насчёт твоего долга пошепчемся.

Жижа тотчас метнулся в сторону и растворился в темноте. Бобёр выждал некоторое время, после чего махнул рукой.

— Пошли, — негромко скомандовал он.

От стены ближайшего дома отделились тени и хищной стаей двинулись в сторону пристани.

Боль нарастала… Она была похожа на тонкую нить, захлестнувшую сердце прочной петлёй, и с каждым шагом эта петля затягивалась всё туже и туже… И вдруг нить лопнула…

Вирта остановилась.

— Здесь, — выдохнула она. — В последний раз он был здесь.

Ивыч заглянул в её бледное лицо.

— Почему вы так уверены? — недоверчиво спросил он.

— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Но я убеждена — здесь он поднялся на палубу.

— Или его внесли, — задумчиво пробормотал Ивыч себе под нос.

Девушка вздрогнула:

— Вы что-то знаете?

— У этого пирса, эррина, вчера стоял салийский корабль, на котором в империю было отправлено тело посла. Мои гвардейцы говорили, что губошлёпы грузили какие-то ящики… — мрачно произнёс тёмник. — И лисы, кстати, здесь тоже крутились, — добавил он.

— Как же это, Ивыч? Что происходит? — в отчаянии воскликнула Вирта. — Как он мог?!

Дрок нахмурился. Он прекрасно понял, кого имела в виду эррина Лэктон.

— Даже не знаю, что вам сказать, — медленно произнёс он. — С тёмным лисом творится что-то неладное — даже я это чувствую…

— Клянусь, я заставлю его обо всём рассказать! — с пугающей решимостью пообещала Вирта.

Ивыч с удивлением посмотрел на девушку: такой он никогда её не видел, и почему-то сразу поверил, что ей это удастся. «Не хотел бы я оказаться на месте лиса», — усмехнулся дрок про себя.

— Можете всецело на меня рассчитывать, — церемонно склонил голову он. — А сейчас, эррина, нам нужно возвращаться.

— Да, конечно, — думая о чём-то своем, рассеянно прошептала Вирта. — Ой! — вдруг вскрикнула она.

Тёмник мгновенно развернулся. Со стороны портовых складов к ним приближалась группа людей. «Раз, два, три…», — начал считать тёмные фигуры Ивыч.

— Восемь, — дрогнул за его спиной голос девушки.

Намерения непрошенных гостей не вызывали сомнений: обнажённые мечи в руках говорили о них лучше всяких угроз. Впрочем, никаких угроз и быть не могло: эти люди пришли не для того, чтобы пугать — они пришли убивать…

— Арбалет, — не оборачиваясь, спокойно произнёс Ивыч. — Дайте мне свой арбалет.

Вирта передала ему за спиной оружие, которое дрок незаметно убрал под плащ.

— Отходим, — скомандовал он.

Прикрывая девушку, тёмник стал пятиться назад, отступая по пирсу в сторону моря.

— Слушайте меня внимательно, Вирта, — не спуская глаз с приближающихся фигур, заговорил Ивыч. — Когда я скажу, вы прыгнете в воду и поплывёте в сторону кораблей, что стоят на рейде. До ближайшего ярдов четыреста — думаю, вы справитесь. Как окажетесь в воде, сразу сбросьте сапоги и плащ. Будете терять силы — кричите! Вахтенные должны вас услышать.

— Я не… — попробовала возразить девушка.

— Послушайте, — резко оборвал её тёмник. — Если вы этого не сделаете сами — клянусь, я столкну вас! Поймите же, наконец, что вы мне будете только мешать! — прошипел он. Потом немного помолчал и мягко добавил: — Я рассчитываю на вас, эррина. Доберётесь до корабля, расскажете обо всём, они зажгут сигнальные огни и вызовут портовую стражу. Обещаю вам, что я сумею продержаться до прибытия помощи. Договорились?

Вместо ответа Вирта всхлипнула.

— Вот и славно, — подытожил старик.

«Одной проблемой меньше…Теперь надо только продержаться как можно дольше — чтобы у девочки был хоть какой-то шанс», — подумал он. Старый солдат сразу понял, что это будет его последний бой. Против восьмерых противников ему не выстоять: даже если бы эти люди были новичками, их численное превосходство всё равно предрешило бы исход схватки. А эти новичками не были… Первые четверо шли ровной цепью, полностью перегородив узкий пирс — в их задачу входило лишить его бокового манёвра. А вот вторая четверка шла классическим левосторонним уступом, который применялся лёгкой пехотой против тяжеловооружённых латников. Такое построение позволяло «крутить свилю»: первый в уступе наносил несколько провоцирующих ударов и тут же «сваливался» в сторону, его место занимал другой, потом третий — и так до бесконечности. Обороняющийся всё время был вынужден находиться под градом ударов, уходил в глухую оборону и быстро уставал, тогда как нападавшие всё время менялись.

«Ты хотел славы? Получай за неё сполна!, — с сарказмом подумал великан. — Прут так, словно против них не один старый дрок, а целая стальная сотня! Кстати интересно, почему они просто не расстреляют нас из арбалетов? Забыли взять с собой, или в Аурии после войны не осталось хороших стрелков?» То, что нападавшие были аурийцами, не вызывало никаких сомнений: оружие, манера двигаться, даже то, как они держали мечи — всё говорило о том, что перед ним недавние враги.

— Прыгай! — хрипло скомандовал Ивыч, и, на всякий случай, подтолкнул девушку локтем. За спиной раздался всплеск.

Первая четвёрка перешла на бег и бросилась в атаку. Ивыч вскинул руку с арбалетом и в упор всадил болт крайнему справа. Прямо в лоб… Бандита откинуло назад, и тёмник ворвался в образовавшуюся брешь, откидывая ставший ненужным арбалет. Он выхватил из ножен меч и, не прерывая движения, просто и незатейливо со всей мощи рубанул ближайшего из нападающих правым засечным. «Шестеро! Слава Шауру, успел раскачать тело…» — последнее, о чём успел подумать старый дрок. Потому что это был бой на пределе скоростей и рефлексов, в котором некогда думать, в котором нет времени и места вставать в стойки и планировать удары. Одно движение, которое начинается с первого шага и кончается последним. Одно движение по ломаной траектории, с переменой центра тяжести и точек приложения силы, с некрасивыми позами, странными ударами, грубыми блоками…

…Левая нога назад — «короткий шаг выпи». Меч на себя, вниз к левой ноге… Отножной слева по короткой дуге… Сбив. Правая нога назад — «длинный шаг выпи»… Широкий «веер» от правого плеча, чтобы прикрыть отход… Левый засечный в наскок… Уход влево… Косой на махе от левого плеча. Поземный слева по ногам…

Удар. Скрутка, ответный…

Удар. Блок…

Удар. Сбив…

Удар. Отход…

Блок. Подсад…

Удар. Шаг в сторону…

Вирта вынырнула и снова ушла под воду. Отчаянно извиваясь, она пыталась скинуть сапоги, которые тяжёлым грузом тянули на дно. Наконец, ей это удалось. «Скорее наверх, скорее!».

Правая рука запуталась в плаще. В груди огонь! Застёжка выскальзывает из пальцев. «Ну! Ну же! Получилось!».

Последний рывок…Воздух ворвался в лёгкие, опьянив разум. Слабость. Кружится голова. «Куда плыть?».

Ещё глоток воздуха. «Вот так — жадно, взахлёб!».

Захлестнула волна. «Нет! Только не это!».

Закашлялась в панике. Снова камнем. Рывок наверх из последних сил. «Нужно успокоиться!».

Вдох носом, выдох. Голову в сторону — волну пропустить на выдохе. Гребок под волну. Вынырнуть. Вдох. Снова гребок. Вынырнуть. Вдох.

Раз— два, раз— два…

…Удар — раз. Блок — два. Удар — раз. Сбив — два… И единственная мысль: «Время… Она ещё не успела отплыть… Я не отдам её вам… Не отдам…»

… Удар — раз. Сбив — два. Удар — раз. Отвод — два…

«Жив?».

Повернуть голову. Лязг мечей. Крики.

«Жив!»

Раз — вдох. Два — гребок, выдох. Раз — вздох.

«Как странно… Вся жизнь сейчас состоит из этих двух простых действий: вдох-выдох. Как холодно! Работать ногами! Не чувствую ног! Работать! Во что бы то ни стало работать! Я смогу! Я успею! Он держится! Где же этот корабль? Почему ничего не видно?»

Раз— два, раз— два…

…Удар… Блок… Замах…

Это был уже не удар. И уже не блок. И даже не сбив… Дыхание Ивыча было хриплым и прерывистым, правая рука онемела, левая висела плетью… Четверо оставшихся в живых бандитов теснили его к воде.

…Короткий «веер» справа, чтоб отогнать…

Сзади раздался деревянный стук.

«Лодка! — вспыхнула мысль. — Молодец девочка, успела!».

Краем глаза тёмник увидел, как из причалившей лодки на пирс легко взлетел первый из подоспевшей помощи.

«Сарн!! Слава Шауру! — узнал знакомую фигуру коменданта Ивыч. — Вот теперь потанцуем по-настоящему», — злорадно подумал он, переходя в атаку.

Широкое лезвие резко ужалило под лопатку. Ивыч даже не ощутил боли — только сильный толчок в спину, которой вдруг стало холодно. Он инстинктивно отшатнулся назад, сопротивляясь удару, и начал медленно заваливаться навзничь.

«Звёзды… Как их много… Почему я так редко смотрел на них?…»

«Всё! Больше не могу! Прости, Ивыч!».

Ноги свело… Волна накатывает… Последняя в этой жизни…

«Звёзды… Как же вас много… Может, Юр тоже сейчас смотрит на вас? Вы расскажете ему обо всём? Как бы я хотела прикоснуться к нему… Звёзды, вы же умеете исполнять желания? Подарите мне тепло его рук, прошу вас! Спасибо, звёзды, спасибо…»