Прошло всего пять минут, и Иллирия вновь вернулась ко мне, словно я никогда и не покидал еe. Просочившись сквозь густой туман, повисший среди деревьев, солнечный свет приобрeл розово-янтарный оттенок; на травинках и листьях деревьев блестели капельки росы; воздух был прохладен, сладко пахло влажной землeй и прелыми листьями. Маленькая жeлтая птичка, описав круг над моей головой, опустилась мне на плечо, недолго посидела там и вновь улетела. Я остановился, чтобы вырезать себе посох, и запах очищенной от коры древесины напомнил мне Огайо и ручей, на берегу которого я делал свитки из срезанных ивовых веток. Я сначала вымачивал их целую ночь в ведре, а потом снимал с них кору, предварительно постучав по ней рукояткой ножа, чтобы отделить еe от древесины. А ещe, неподалeку от того ручья росла земляника. Здесь я тоже нашeл несколько ягод, крупных и пурпурно-красных, и, раздавив их пальцами, слизнул кислый сок. Пока я занимался ягодами, украшенная гребнем, красная как помидор ящерица лениво сползла с верхушки камня и устроилась на моeм ботинке. Я прикоснулся к еe короне, потом осторожно отодвинул животное в сторону и продолжил свой путь. Когда я обернулся, еe карие глаза встретились с моими. Я шeл среди огромных, 40–50 футовых деревьев, и с ветвей мне на голову время от времени капала роса. Постепенно просыпались птицы, появились дневные насекомые. Надувшийся, как воздушный шарик, свистун завeл свою долгую песню, сидя на ветке прямо надо мной, постепенно выпуская запасeнный воздух. Откуда-то слева доносились голоса его друзей или родственников. Шесть пурпурных цветков «cobra de capella» как молнии выскочили из-под земли, покачиваясь на стебельках и размахивая лепестками, словно сигнальными флажками, а их терпкий аромат наполнил воздух, разя наповал. Но я даже не вздрогнул — всe здесь осталось по-прежнему, как будто я никогда и не покидал планеты.

Я шeл вперeд, и ковeр из травы постепенно становился всe реже и реже. Деревья стали ещe выше, некоторые экземпляры были около семидесяти футов высотой. На моeм пути стали попадаться валуны. Неплохое место для засады, а с другой стороны, здесь можно было и самому от кого-нибудь спрятаться.

Вдруг лес погрузился в полумрак, и над моей головой заверещали мартышки — с запада стеной надвигались грозовые тучи. Встающее из-за горизонта солнце окрасило их в кровавый цвет, его лучи с трудом пробивались сквозь густую листву деревьев. На обвивавших лесные гиганты лианах распустились цветы, похожие на серебряные канделябры, и воздух вокруг них был пропитан запахом ладана. Я перешeл вброд журчащий ручей, и хохлатые водяные змейки плыли за мной, ухая, словно совы. Они были довольно ядовиты, но дружелюбно настроены.

На другом берегу местность стала постепенно подниматься, и чем дальше я шeл, тем сильнее становилось чувство, что в окружающем меня мире что-то изменилось. Что именно было не в порядке, я определить не мог, просто чувствовал, что произошла какая-то, почти неуловимая, перемена.

Прохлада утра и лесной чащи не исчезла с наступлением дня. Напротив, она, казалось, усиливалась. Воздух явно становился всe холоднее и холоднее, пока меня не начал бить озноб. Правда, небо было почти целиком затянуто тучами, а ионизация, которая предшествует грозе, часто вызывает подобные ощущения.

Когда я остановился перекусить и прислонился спиной к стволу могучего дуба, то невольно вспугнул пандриллу, который выкапывал что-то среди корней. Так как он сразу бросился наутeк, я понял — что-то тут не так.

Сосредоточившись, я мысленно приказал ему вернуться.

Он тут же замер, повернулся и посмотрел на меня. Потом медленно приблизился. Я угостил его крекером и попытался заглянуть ему в глаза, пока он ел.

Страх, благодарность, снова страх… На мгновение — непонятная паника.

С чего бы это?

Я отпустил его, но он остался, твeрдо намереваясь доесть мои крекеры. Однако нельзя было забывать о его первоначальной реакции. Она указывала на то, чего я так опасался — я вступил на вражескую территорию.

Покончив с едой, я двинулся дальше. Мне пришлось спуститься в покрытую туманом долину, а когда я выбрался из неe, то клочья тумана будто прилипли к моему телу. Грозовые облака почти полностью затянули все небо. Маленькие зверушки разбегались при моeм появлении, и я уже не пытался настроить их на другой лад. Я шeл вперeд, и дыхание влажным белым облаком вырывалось у меня из груди. Я осторожно обошeл два энерговвода. Стоило мне попытаться воспользоваться хоть одним, как это сразу выдало бы моe местоположение тому, кто также был способен ощущать их.

Что такое энерговвод? Могу рассказать. Это часть любой системы, содержащей электромагнитные поля. У каждой планеты есть особые точки в еe гравитационном поле. Если в них поместить специальные устройства или людей, обладающих особым даром, то они могут черпать энергию прямо из электромагнитного поля планеты. Энерговвод — довольно удачное слово для обозначения этого источника энергии. Данный термин принят среди людей, которым часто приходится иметь дело с этим природным явлением. К числу таких людей относятся все Имя-носящие.

Мне не хотелось использовать энерговвод до тех пор, пока я не узнаю что-либо о своeм враге. Поэтому я не стал пытаться подсушить насквозь промокшие одежду и ботинки и по-прежнему шагал вперeд. Посох — в левой руке, правая свободна, чтобы в любой момент можно было выхватить лазер.

Однако, пока никто не пытался на меня напасть. Более того, уже давно ни одно живое существо не попадалось мне на глаза.

Я шeл вперeд до наступления темноты, преодолев за день, наверное, миль двадцать. Воздух был по-прежнему пропитан влагой, но дождь так и не пошeл. Я обнаружил небольшую пещерку на склоне одного из холмов, забрался внутрь, расстелил плeнку — кусок прочного пластика размером десять на десять футов и толщиной в три молекулы — чтобы защитить себя от грязи и сырости, поел всухомятку и заснул с пистолетом под рукой.

Утро было столь же уныло, как и весь предыдущий день, а туман стал почти непроницаемым. Я подозревал, что всe это неспроста, и двигался с удвоенной осторожностью. Но если враг рассчитывал потрясти меня туманом, пробирающим до костей холодом и отчуждением некоторых моих зверушек, то он ошибался. Подобные неудобства лишь раздражают меня, укрепляя моe желание добраться до их источника и покончить с ним поскорее.

Весь второй день прошeл довольно однообразно: я взбирался на вершину очередного холма, затем спускался вниз и брeл к следующему. Однако, ближе к вечеру, у меня появился попутчик.

Слева от меня загорелся огонeк, который стал двигаться параллельным курсом. Он парил на высоте от двух до восьми футов над поверхностью земли, а цвет его менялся от бледно-жeлтого до белого. Расстояние между ними колебалось от 20 до 100 футов. Время от времени он исчезал, но всегда возвращался. Может, это блуждающий огонeк, посланный заманить меня в какую-нибудь расщелину или бездонную трясину? Возможно. И всe же я был рад его появлению — гораздо приятнее идти вдвоeм.

— Добрый вечер, — сказал я. — Между прочим, я иду, чтобы прикончить того, кто тебя послал.

— Однако, возможно, ты и в самом деле всего лишь болотный огонeк, — добавил я. — В таком случае, можешь пропустить мимо ушей моe последнее замечание.

— Как бы то ни было, — продолжал я, — что-то у меня пока нет никакого желания заблудиться. Можешь пойти выпить чашечку кофе, если хочешь.

Потом я принялся насвистывать «Долог путь до Типпереры». Огонeк продолжал следовать за мной. Я остановился и укрылся от ветра под деревом, чтобы зажечь сигарету. Всe время, пока я стоял там и курил, огонeк парил в пятидесяти футах от меня и, казалось, ждал. Я попытался мысленно коснуться его, но там, похоже, вообще ничего не было. Я выхватил пистолет, но передумал и сунул его обратно. Докурив сигарету, я затоптал окурок и двинулся дальше…

Огонeк по-прежнему держался поблизости.

Примерно через час я разбил лагерь на небольшой поляне. Прислонившись спиной к скале, я завернулся в плeнку, разжeг костерок и разогрел банку с супом. В такую ночь его пламя вряд ли было видно издалека.

Блуждающий огонeк висел в воздухе у самой границы освещeнного пространства.

— Не желаешь чашечку кофе? — спросил я его. Ответа не последовало. — Ну и ладно, всe равно у меня с собой только одна чашка.

Я закончил свой ужин и, закурив, смотрел, как догорает костeр. Я жалел, что не было видно звeзд. Ночь была безмолвной и холод пробирал меня до мозга костей. Он уже проглотил пальцы моих ног и теперь усердно переваривал их. Я пожалел, что не взял с собой немного бренди.

Мой попутчик по-прежнему висел на том же самом месте, когда я снова взглянул на него. Если это не явление природы, значит он послан, чтобы следить за мной. Осмелюсь ли я уснуть? Ответ был положительным.

Когда я проснулся, часы показывали, что прошло всего около часа. Всe осталось по-прежнему. Так же, как и ещe через сорок минут, и через два часа, когда я просыпался вновь. Утром я обнаружил, что огонeк всe ещe ждeт меня.

Этот день был такой же промозглый и серый, как и предыдущий. Я свернул лагерь и двинулся в путь.

Внезапно что-то произошло. Мой спутник покинул свою позицию слева от меня и переместился вперeд. Затем он свернул направо и замер, паря в воздухе футах в шестидесяти от меня. Когда я приблизился к нему, он переместился вперeд, словно предугадывая направление моего движения.

Мне это совсем не понравилось. Это выглядело так, будто некий разум, управляющий этим огоньком, насмехался надо мною, как бы говоря: — Смотри, старина, я знаю, куда ты путь держишь и как намерен туда добраться. Почему бы не позволить мне существенно облегчить тебе задачу?

Да, это был неплохой трюк, и я чувствовал себя полным идиотом. Можно было, конечно, кое-что предпринять по этому поводу, но я решил не торопиться.

Итак, я шeл за ним до самого обеда. Огонeк вежливо ждал, пока я покончу с едой. Так же он поступил и вечером, во время ужина.

Однако, вскоре огонeк вновь изменил линию поведения. Он отплыл куда-то влево и исчез. Я остановился и с минуту стоял неподвижно, так как успел привыкнуть к нему. Может, кто-то предполагал, что у меня уже выработался условный рефлекс, и я невольно последую за ним, отклоняясь от выбранного мной направления? Что ж, не исключено.

Я подумал, как далеко завeл бы он меня, представь я ему эту возможность.

Тем не менее, решив рискнуть, я расстегнул кобуру и стал ждать повторного приглашения. Никто не помешает мне повернуть обратно минут через двадцать, если не произойдeт ничего интересного.

Вскоре огонeк появился и повторил свой трюк. Я последовал за ним. Он парил впереди, время от времени замирая, чтобы подождать меня.

Минут через пять заморосил мелкий дождик. Хотя стало ещe темнее, я всe ясно видел без фонарика. Скоро я промок насквозь и, дрожа от холода, тихо ругался.

Примерно через полмили, когда стало ещe холоднее, а чувство присутствия чего-то чуждого усилилось, я остался в одиночестве. Огонeк исчез. Я терпеливо ждал, однако он не возвращался.

Я осторожно вернулся на то место, где я его видел в последний раз, с пистолетом в руке, настороженный и готовый ко всему.

Я случайно задел сухой сук и тот с треском сломался.

— Стой! Ради бога, не надо!

Я бросился на землю и откатился в сторону.

Крик раздался откуда-то справа, примерно с расстояния двадцати футов от меня.

Крик? Кричал ли кто-то на самом деле или это продукт моего воспалeнного разума? Я не знал.

Вдруг кто-то всхлипнул, причeм так тихо, что я не смог точно определить источник звука. Я медленно осмотрелся, но никого не заметил.

— Кто здесь? — негромко спросил я, чтобы моe местоположение было так же сложно определить.

Молчание. Однако всхлипывания не прекратились. Я попробовал мысленно коснуться его, но не ощутил ничего, кроме боли и растерянности.

— Кто здесь? — повторил я свой вопрос.

И снова тишина. Затем чей-то голос произнeс: — Фрэнк?

Теперь уже замолчал я. Но, выждав с минуту, решил всe-таки назвать себя.

— Помоги мне, — застонал голос.

— Кто ты? Где ты?

— Здесь…

Когда я понял, кто это, мурашки побежали у меня по спине, а рука сама сжала рукоять бластера.

— Данго! Данго-нож!

Теперь я понял, что произошло, но никак не мог собраться духом и включить фонарь, чтобы хорошенько всe разглядеть. Хотя в этом уже не было необходимости — именно в этот момент мой блуждающий огонeк решил вернуться.

Он проплыл мимо меня, поднимаясь всe выше и разгораясь всe ярче, пока, наконец, не замер на высоте 15 или 20 футов, сияя как сигнальная ракета. Прямо под ним стоял Данго. У него не было выбора, он мог только стоять.

Корни держали его на месте…

Его худое треугольное лицо обрамляла длинная чeрная борода, пряди волос неразрывно переплелись с ветками и листьями. Глаза у него были ввалившиеся и измученные. В стволе, который являлся частью его тела, виднелись червоточины и дупла, а у подножья чернели следы кострища. Я видел, как со сломанной мной ветки капает кровь.

Я медленно поднялся на ноги.

— Данго… — начал я.

— Они грызут мои ноги! — простонал он.

— …Извини, мне очень жаль. — Я опустил пистолет, едва не выронив его.

— Зачем он оживил меня?

— Потому-что когда-то ты был моим другом, а потом — врагом, — ответил я. — Ты хорошо знал меня.

— Так всe это из-за тебя? — дерево затряслось, словно пытаясь дотянуться до меня. Он принялся осыпать меня проклятиями, а я стоял и слушал, как кровь капает на землю, смешиваясь с каплями дождя. Когда-то мы были партнeрами в одном рискованном предприятии, но он попытался обмануть меня. Я выдвинул против него обвинения и его выгнали. Потом он пытался убить меня. Я поместил его в больницу на Земле, и он погиб в автокатастрофе через неделю после выхода оттуда. Я знаю, что Данго без тени сомнения расправился бы со мной, если б его подпустили ко мне с ножом в руках. Но я лишил его этой возможности, устроив ему эту аварию, поскольку знал, что он не успокоится, пока не прирежет меня или сам не умрeт. А я совсем не хотел, чтобы мне продырявили шкуру.

В мeртвенно-белом свете блуждающего огонька Данго выглядел ужасно. С виду он напоминал мухомор, на котором горели глаза дикой кошки. Все зубы у него были выбиты, а на щеке гноилась глубокая рана. Затылок его сросся с деревом, плечи плавно переходили в ствол, а руки ему заменяли две большие ветви.

— Кто это сделал? — спросил я.

— Этот вонючий зелeный подонок, пейанец… — ответил он. — Я ничего не понимаю. Была авария, потом я вдруг оказался на этой планете…

— Я доберусь до него, — пообещал я. — Сейчас я как раз ищу его, а когда найду — убью, как бешеную собаку. Потом вытащу тебя…

— Нет! Не уходи!

— Иначе нельзя, Данго.

— Ты не понимаешь, как я страдаю, — сказал он. — Я не могу ждать… Пожалуйста.

— Всего лишь несколько дней, Данго.

— …А может он расправится с тобой. Тогда я останусь здесь навсегда. Боже, как больно! Фрэнк, мне очень жаль, что я пытался обмануть тебя тогда. Поверь мне… Пожалуйста!

Я посмотрел вниз, на землю, затем вверх — на огонeк, и поднял пистолет, но затем медленно опустил его.

— Я не могу снова убить тебя, — сказал я.

Он закусил губу и струйка крови побежала у него по подбородку, а глаза наполнились слезами. Мне было тяжело видеть его мучения.

Я отступил в сторону и принялся что-то бормотать по-пейански. И только тогда я вдруг почувствовал, что где-то совсем неподалeку есть энерговвод. Я внезапно ощутил прилив сил и стал расти, становиться всe выше и выше, а сам Фрэнсис Сандау, как личность, становился всe меньше и меньше. Стоило мне лишь повести плечом, как раздавались раскаты грома. Я поднял левую руку, и они переросли в непрерывный гул. Потом я резко опустил руку, и последовавшая вспышка молнии ослепила меня, а волосы на голове встали дыбом.

…Я снова был один, вокруг пахло дымом и озоном. Я стоял подле обугленных останков того, кто был некогда Данго-Ножом. Даже блуждающий огонeк куда-то исчез. Дождь хлынул, как из ведра, смыв все запахи. Я побрeл в том направлении, откуда пришeл. В ботинках хлюпала вода, одежда промокла насквозь. Как и где я уснул — не помню.

Наверное, именно сон помогает человеку сохранить рассудок. Периоды сна служат скобками, в которые заключeн каждый прожитый день. Если вы сморозили какую-нибудь глупость или причинили кому-то боль, то вы начинаете злиться, когда вам напоминают об этом, но это — сегодня. А если вас спросят о чeм-то, что произошло вчера, то вы лишь кивнeте или усмехнeтесь, только и всего. Вы уже перенеслись через небытие или сновидение на другой островок в океане Времени. Много ли образов можно вызвать из памяти? Сначала кажется, что много. На самом деле — всe это лишь малая толика того, что хранится где-то в глубинах памяти. И чем дольше вы напрягаете свой мозг, тем больше подробностей всплывает на поверхность. Поэтому, стоит мне поспать, и меня освобождает от тех воспоминаний, что причиняют мне боль. Может показаться, что это проявление чeрствости. Нет, это вовсе не означает, что я живу, не испытывая боли, не жалея ни о чeм. Просто за долгие века у меня выработался условный рефлекс: после всякого эмоционального потрясения я засыпаю и просыпаюсь с головой забитой мыслями о происшедшем вчера. Но, спустя некоторое время, память, как стервятник, постепенно сужает круги и, наконец, камнем падает на источник боли, раздирает его в клочья и пожирает, а прошлое безмолвным свидетелем стоит рядом. Мне кажется, это называется «взгляд со стороны». Много людей умерло у меня на глазах. Их смерть принимала самые разные обличья. Равнодушным я никогда не оставался. Но сон даeт памяти возможность вновь завести пружину, и на следующий день моя голова снова принадлежит мне. Потому что кроме смерти есть ещe жизнь, в которой соседствуют любовь и ненависть, радость и печаль, война и мир…

Я нашeл однажды утром, высоко в горах, девушку. Губы еe уже посинели, а пальцы стали холодными, как лeд. На ней было лишь полосатое трико, и она лежала, свернувшись калачиком под крохотным кустиком. Я завернул еe в свою куртку и оставил сумку с инструментами и образцами минералов на той скале, так потом и не вернувшись за ними. Девушка бредила, и мне показалось, что она несколько раз произнесла имя «Ноэль», пока я нeс еe к машине. На еe теле были следы нескольких серьeзных ушибов, а также множество мелких порезов и ссадин. Я отвeз еe в госпиталь, где о ней позаботились. На следующее утро я пришeл навестить еe и узнал, что она отказалась назвать себя. Кроме того, у неe не оказалось денег, чтобы оплатить счeт за медицинскую помощь. Я сделал это за неe и заодно поинтересовался, что она собирается делать дальше. Она сказала, что не знает. Я предложил ей пока пожить в снимаемом мной коттедже, и девушка согласилась. Всю первую неделю мне казалось, будто в доме поселилось приведение. Девушка всe время молчала, не отвечая на мои вопросы. Она готовила и убиралась в доме, а всe остальное время проводила, запершись в своей комнате. Но вот неделю спустя она услышала, как я играю на старой мандолине — я впервые взял в руки инструмент за последние несколько месяцев — и вышла из своей комнаты, села напротив меня и стала слушать. И я играл намного дольше, чем рассчитывал, так как впервые за всe это время девушка хоть как-то отреагировала на то, что происходило вокруг неe. Когда я, наконец, отложил мандолину в сторону, она спросила, нельзя ли ей поиграть. Я кивнул, и девушка подошла ко мне, взяла инструмент и заиграла. Играла она довольно средне, как, впрочем, и я. Я послушал, потом принeс ей чашечку кофе и пожелал «доброй ночи». И всe. Однако на следующий день это был уже совершенно другой человек. Она слегка подстригла свои тeмные волосы и сделала причeску. Припухлость под еe глазами также почти исчезла. За завтраком мы с ней болтали обо всeм понемножку: о погоде, о последних новостях, о моей коллекции минералов, о музыке, о предметах антиквариата и даже об экзотических рыбках. Обо всeм, кроме неe самой. После этого мы повсюду стали ходить вместе: в рестораны, в театры, на пляж, но только не в горы. Так прошло почти четыре месяца, и в один прекрасный день я вдруг понял, что влюбился в неe. Конечно, я ей ничего не сказал, но она наверняка догадалась обо всeм сама. Хотя, чeрт побери, я ведь не знал о ней ровным счeтом ничего и чувствовал себя неловко. Может, у неe где-то были муж и шестеро детей. Однажды она попросила меня сводить еe на танцы. Мы пошли и танцевали на террасе под звeздами до четырeх утра, пока заведение не закрылось. Когда около полудня я проснулся, еe уже не было. На кухонном столе лежала записка: «Спасибо за всe. Пожалуйста, не ищите меня. Я должна вернуться. Я люблю вас». Подписи, разумеется, не было. Вот и всe, что мне известно об этой девушке, имени которой я так и не узнал.

Когда мне было лет пятнадцать, подстригая газон, я нашeл под деревом птенца скворца с переломанными лапками. Точнее, у меня сложилось впечатление, так как они торчали в разные стороны под невероятным углом. Он сидел, упираясь в землю перьями хвоста, а когда заметил меня, то откинул голову назад и широко разинул клюв. Я наклонился и увидел, что его со всех сторон облепили муравьи, поэтому поднял и стряхнул с него насекомых. Затем, поискав куда бы его положить, решил, что небольшая корзинка со свежескошенной травой травой подойдeт лучше всего. Я поставил корзинку с птенцом на столик под клeнами. Я попытался при помощи пипетки залить ему в горло несколько капель молока, но он едва не захлебнулся. Я снова принялся за работу. Чуть позже я вернулся, чтобы взглянуть на птенца и обнаружил рядом с ним на траве пять или шесть больших чeрных жуков. Я с отвращением выбросил их. На следующее утро, когда я вернулся с молоком и пипеткой, рядом с ним опять лежали жуки. Я опять навeл порядок. Некоторое время спустя я увидел, как на край корзины опустилась большая чeрная птица. Она что-то бросила туда и снова улетела. Я продолжал наблюдать за ней. За следующие полчаса она прилетала три раза. Когда я подошeл и заглянул в корзину, там было полным-полно чeрных жуков. Я понял, что мать пыталась накормить ими птенца, однако он не мог их есть, поэтому она просто оставляла их в корзине. В ту ночь птенца обнаружил кот, и когда я на следующий день вновь пришeл с пипеткой и молоком, в корзине остались лишь несколько пeрышек и капли крови.

Где-то в просторах Галактики есть место, где вокруг красного солнца кружится пояс астероидов. Несколько веков назад мы обнаружили там разумных членистоногих, которые звали себя «виллисами». Контакта с ними установить не удалось. Они отказывались от предложений дружбы и сотрудничества всех известных рас разумных существ. Кроме того, они убили наших послов и прислали нам их тела в расчленeнном виде. Когда мы впервые встретились с ними, у виллисов были лишь межпланетные корабли. Однако, спустя совсем немного времени, они овладели секретом межзвeздных путешествий. Они грабили и убивали везде, где появлялись, а затем вновь скрывались в своей системе. Возможно виллисы не представляли себе тогда силы межгалактического сообщества или им на это было просто наплевать, но, тем не менее, они верно рассудили, что пройдeт немало времени, прежде чем мы договоримся выступить единым фронтом. Вообще-то, межзвeздная война — крайне редкое явление. Пейанцы — единственная раса, имевшая о ней представление. И когда все наши атаки были отбиты, а остатки объединeнного флота — отозваны, мы начали обстреливать планету издалека. Однако, виллисы обладали более совершенной техникой, чем мы сперва предполагали. У них была почти идеальная система противоракетной обороны. В конце концов мы отступили, взяв их в кольцо блокады. Но они не прекращали своих рейдов. Тогда на помощь пришли Имя-носящие. Три мироформиста — Санг-Ринг из Крелдеи, Карф’тинг из Мордеи и я — были выбраны при помощи жребия для проведения операции. Мы должны были объединить наши силы. И вот в системе виллисов, вдали от орбиты их родной планеты, пояс астероидов стал собираться в нечто, напоминающее планетоид. Осколок за осколком он рос, постепенно меняя свою орбиту. Мы со своими машинами расположились за пределами их солнечной системы, управляя образованием нового мира и его продвижением к намеченной цели. Когда виллисы поняли, что происходит и попытались его разрушить, было уже слишком поздно. Но пощады они не просили, и ни один из них не пытался бежать. Они ждали, и день настал. Орбиты двух планет пересеклись, и теперь лишь кольцо из осколков некогда населeнного мира кружится вокруг красного солнца… После этого я целую неделю беспробудно пил.

А однажды я погибал в пустыне, пытаясь добраться пешком до ближайшего посeлка, поскольку моя машина была безнадeжно разбита. Я шeл уже четыре дня, из них два — без воды, и моя глотка была, казалось, набита наждачной бумагой, а ноги болтались где-то за миллион миль от меня. Наконец, я потерял сознание. Сколько я провалялся в беспамятстве, не знаю. Наверное, весь день. Когда я очнулся, ко мне подошло некое существо, поначалу показавшееся мне продолжением кошмара, и склонилось надо мной. Оно было пурпурного цвета, с подобием жабо на шее и тремя роговыми образованиями на ящероподобном лице. В длину оно достигало примерно четырeх футов и было покрыто чешуeй. У него был короткий хвост и когти на пальцах, а также тeмные, овальные, с мембранами глаза. С собой у него были лишь длинная тростинка и маленький мешочек. Я до сих пор не знаю, что это было за существо. Некоторое время оно изучало меня, потом отбежало в сторону. Перекатившись на бок, я наблюдал за ним. Существо воткнуло тростинку в землю, а другой конец взяло в рот. Потом перешло в другое место и повторило операцию. После того, как оно сделало это раз десять, его щeки раздулись, как воздушные шары. Оставив тростинку воткнутой в землю. Существо подбежало ко мне и коснулось моего рта передней конечностью. Я всe понял и открыл рот. Наклонившись так, чтобы ни одна капля драгоценной влаги не пропала зря, существо медленно и осторожно наполнило мой рот грязной горячей водой. Шесть раз оно возвращалось к тростинке и пополняло запасы воды, которой потом поило меня. Вскоре я снова потерял сознание. Когда я пришeл в себя, солнце уже зашло, и существо снова напоило меня. Утром я уже сам мог подойти к тростинке, чтобы, встав на колени, вытянуть из почвы очередную порцию влаги. Существо медленно просыпалось, вялое в утреннем холоде. Когда оно подошло ко мне, я вытащил свой хронометр, охотничий нож, деньги и разложил всe это перед ним. Оно посмотрело на вещи. Я подтолкнул их поближе к нему и указал пальцем на его мешок. Оно отодвинуло их прочь и щeлкнуло языком. Поэтому я лишь коснулся его передней лапки и поблагодарил на всех известных мне языках, затем подобрал свои вещи и двинулся дальше. На следующий день, к вечеру, я добрался до посeлка.

Девушка, планета, глоток воды и Данго-Нож, превращeнный в дерево…

В наших воспоминаниях боль соседствует с мысленными образами, картинами из прошлого, с извечными: кто? почему? зачем? Сон сохраняет мне рассудок. Больше я ничего не знаю. И не думаю, что я так уж зачерствел, хотя и проснулся на следующее утро больше обеспокоенный тем, что ждeт меня впереди, нежели, оставшимся за спиной.

А передо мной лежали 50–60 миль сухой скалистой местности, которая постепенно становилась всe более трудно проходимой. У листьев появились изъеденные края и шипы.

Не только деревья, но и животные тут были совершенно иные. Теперь они стали карикатурами на тех зверушек, которыми я так гордился: мои Полночные Певуны издавали какое-то хриплое карканье, у насекомых появились жала, а цветы просто воняли. Стройные высокие деревья исчезли, уступив место каким-то низкорослым уродцам с кривыми стволами. Мои газели едва передвигали ноги, а мелкие зверьки, завидев меня, удирали изо всех сил. Некоторых из тех, что покрупнее, наоборот, пришлось успокаивать.

В моих ушах стоял непрерывный звон, который усиливался по мере того, как я взбирался всe выше и выше. Туман по-прежнему окутывал всe вокруг, но я упорно продвигался вперeд и к вечеру прошeл, наверное, миль двадцать пять.

Идти мне ещe дня два, прикинул я, а может, и меньше. И день на всe остальное.

В эту ночь меня разбудил самый жуткий взрыв из всех когда-либо слышанных мной в жизни. Я сел и стал вслушиваться в эхо, а может у меня просто звенело в ушах. Прислонившись спиной к старому лесному великану, я ждал, сжимая в руке пистолет. На северо-западе сквозь туман пробивалось багровое зарево, которое постепенно становилось всe ярче и ярче.

Второй взрыв был не столь оглушающим, как первый. Впрочем, третий и четвeртый были ещe слабее. Однако, это были лишь цветочки — под моими ногами вдруг ходуном заходила земля.

Я выжидал, оставаясь на месте. Сила толчков быстро нарастала.

Судя по цвету неба, добрая четверть планеты была охвачена огнeм.

Поскольку пока я ничего не мог с этим поделать, то, сунув пистолет в кобуру, я сел, прислонившись спиной к дереву и зажeг сигарету. Что-то здесь было не так. Грин-Грин лез из кожи вон, чтобы поразить меня, хотя должен был бы знать, что произвести на меня впечатление столь дешeвыми трюками вряд ли удастся. Естественных процессов подобной интенсивности на этой планете быть не могло, а кроме моего недруга и меня самого здесь вряд ли кто-нибудь был способен на нечто подобное. Тогда что же, чeрт возьми, здесь происходит? Не хотел ли он просто сказать: «Смотри, сейчас я разнесу твой мир в щепки, Сандау. Ну что ты на это скажешь?» Неужели он демонстрировал мощь Белиона лишь с целью испугать меня?

На миг у меня возникло желание отыскать поблизости энерговвод и устроить ему такую электромагнитную бурю, какой он в жизни не видывал. Пусть знает, как я «испугался». Но вскоре мне пришлось отбросить эту идею. Я не желал вести бой на расстоянии. Мне хотелось встретиться с ним лицом к лицу и высказать всe, что я о нeм думаю. Я хотел встать перед ним и спросить, неужели он уродился таким законченным идиотом, что лишь из-за того, что я принадлежу расе «хомо сапиенс», он прилагает столько усилий, стараясь причинить мне боль.

Он, конечно, знал, что я уже прилетел и нахожусь где-то поблизости, иначе блуждающий огонeк не вывел бы меня к Данго. Поэтому отныне я мог не опасаться, что выдам своe местоположение.

Я закрыл глаза и, наклонив голову, вызвал Силу. Потом мысленно нарисовал следующую картину — вот стоит где-то на Острове Мeртвых этот чeртов пейанец и смотрит, следя за конусом вулкана, как летит чeрными хлопьями пепел, как дымится и кипит лава, как клубы сернистого дыма устремляются в небеса — и послал ему следующее послание, вложив в него всю свою ненависть: «Терпение, Грин-Грин. Терпение, Грингрин-тарл. Терпение. Через несколько дней мы встретимся. Только очень ненадолго».

Ответа не последовало, но я его и не ждал.

Утром идти стало ещe труднее. С неба непрерывно сыпались хлопья пепла; туман по-прежнему не желал рассеиваться. Животные в панике спешили убраться прочь от этого проклятого места, двигаясь мне навстречу. Они полностью игнорировали моe присутствие, а я, в свою очередь, старался не замечать их.

Казалось, весь север был охвачен огнeм. Если бы на любой из созданных мной планет ко мне не приходило бы абсолютное чувство направления, я мог бы подумать, что иду навстречу восходящему солнцу.

И всe это дело рук пейанца, почти Имя-носящего, представителя самой утончeнной в искусстве вендетты расы… Сейчас он строил из себя клоуна перед презренным землянином. Да, он меня ненавидел и хотел меня прикончить, но это ещe не повод для того, чтобы заниматься подобными глупостями, попирая старые добрые традиции своей расы. Ведь вулкан — не что иное, как детская демонстрация силы, хотя я, честно говоря, предполагал, что столкнусь с чем-то подобным. Мне даже было немного стыдно за столь явную безвкусицу с его стороны на данном этапе нашей игры. Похоже, что я за краткий период моего ученичества узнал гораздо больше о изящном искусстве вендетты, чем он за всю свою жизнь. Я, кажется, начинал догадываться, почему он не прошeл последнего испытания.

Я пожевал на ходу немного шоколада и решил идти без привалов до самого вечера, намереваясь пройти как можно больше за сегодняшний день, чтобы утром мне осталось сделать лишь короткий марш-бросок. Я шeл в среднем темпе, а свет впереди разгорался всe ярче, пепла на голову сыпалось всe больше и где-то с интервалом в час следовали довольно ощутимые подземные толчки.

Около полудня на меня напал бородавчатый медведь. Я попытался успокоить его, но не смог. Мне пришлось его убить, проклиная того, кто довeл зверя до такого состояния.

Туман к тому времени почти рассеялся, но дождь из пепла с лихвой компенсировал его отсутствие. Кашляя, я шeл вперeд в постоянном полумраке. Сильно пересечeнная местность заставила меня прибавить ещe один день к своей одиссее.

Однако, к тому времени, как пришла пора устраиваться на ночлег, я всe же покрыл немалое расстояние и не сомневался, что достигну Ахерона к полудню следующего дня.

Я отыскал место посуше на склоне холма, который покрывали наполовину вросшие в землю валуны, торчащие под самыми невероятными углами. Я привeл в порядок снаряжение, расстелил плeнку и развeл костeр. Подкрепившись, я закурил одну из последних сигарет, таким образом внеся свою лепту в загрязнение окружающей среды, и забрался в спальный мешок.

Это случилось, когда мне снился какой-то сон. Теперь трудно уж вспомнить, что именно мне снилось, помню лишь, что вначале это был приятный сон, а потом он превратился в кошмар. Мне послышался какой-то подозрительный шорох невдалеке от моей постели из камыша, и я проснулся. Однако глаз не открыл и продолжал ровно дышать, как глубоко спящий человек. Моя ладонь легла на рукоять пистолета. Я лежал и прислушивался, одновременно мысленно зондируя всe вокруг.

В воздухе стоял запах остывшего пепла и недавно выкуренной мной сигареты. От земли веяло пронизывающим холодом. Я чувствовал, что поблизости притаился кто-то или что-то.

Внимательно прислушавшись, я уловил справа от себя слабый стук задетого кем-то камня. Затем вновь наступила тишина.

Мой палец лeг на спусковой крючок. Я направил ствол в нужную сторону.

И вот нежно-нежно, словно колибри, опускающийся на цветок, в тeмный склеп моего мозга проникло нечто извне.

«Ты спишь, — казалось, нашeптывал мне кто-то, — и пока просыпаться не будешь. Не будешь, пока я тебе не разрешу. Ты спишь и слышишь меня. Так и должно быть. Нет причины для беспокойства. Спи крепко и глубоко, как я тебе велю. Очень важно, чтобы ты не…»

Я не мешал, легко подавив действие чар и разогнав дремоту.

Минутой позже, когда существо, видимо, решило, что я крепко сплю, там же, где прежде, послышался шорох.

Я открыл глаза и, не поднимая головы, стал пристально всматриваться в темноту.

Очертания валунов изменились по сравнению с тем, что было в момент моего отхода ко сну. Я наблюдал за подозрительным местом до тех пор, пока не заметил лeгкого шевеления.

Определив местонахождение противника, я снял оружие с предохранителя, тщательно прицелился и нажал на спуск, прочертив огненную линию примерно футах в пяти от силуэта. Благодаря углу выстрела, в его сторону полетели обломки камня, пыль и грязь.

«Попробуй только вздохнуть и я рассеку тебя надвое», — мысленно пообещал я.

Затем я поднялся на ноги, не сводя с него пистолета. Я сразу заговорил по-пейански, поскольку при вспышке разглядел фигуру того, кто прятался за камнем.

— Грин-Грин, — обратился к нему я, — таких болванов среди пейанцев я ещe не встречал.

— Да, я допустил несколько ошибок, — согласился он, не выходя из тени.

Я усмехнулся.

— Да уж, пожалуй.

— У меня есть смягчающие обстоятельства.

— Это всe оправдания. Ты даже не выучил как следует закон скалы. Она кажется неподвижной, но при этом всe время незаметно движется. — Я покачал головой. — Бедные твои предки, как они смогут покоиться в мире после столь неудачной мести?

— Боюсь, что с трудом, если это уже конец.

— А почему бы и нет? Не станешь же ты отрицать, что заманил меня сюда с единственной целью — уничтожить?

— Зачем мне отрицать очевидное?

— Тогда почему бы мне не довести дело до логического конца?

— Но подумай, Фрэнсис Сандау… Дра Сандау, будет ли это в самом деле логично? Что заставило меня действовать подобным образом, когда я мог бы спокойно дожидаться твоего появления в более удобном для себя месте?

— Вероятно, я потряс тебя прошлым вечером.

— Ну, не такой уж я нервный. Нет, я пришeл сюда, чтобы обрести власть над тобой.

— И проиграл.

— …и проиграл.

— Зачем тебе это понадобилось?

— Ты мне нужен.

— Зачем, в конце-то концов?

— Мы должны как можно скорей убираться отсюда. У тебя есть какое-нибудь средство передвижения?

— Естественно. Но чего ты боишься?

— За свою долгую жизнь, Фрэнсис Сандау, ты приобрeл несколько друзей и множество врагов.

— Зови меня просто Фрэнк. У меня такое чувство, будто мы с тобой знакомы давным-давно, мертвец.

— Тебе не следовало посылать то сообщение, Фрэнк. Теперь твоe пребывание здесь больше не секрет. И если ты не можешь мне бежать, то встретишься с куда более страшным мстителем, чем я.

Ветер изменил направление и до меня донeсся сладковатый, отдающий плесенью запах — так пахла кровь пейанцев. Я включил фонарик и направил луч на Грин-Грина.

— Ты ранен?

— Да.

Я опустил фонарик, отступил к рюкзаку и открыл его левой рукой. Отыскав пакет первой помощи, я бросил его пейанцу.

— Наложи повязку, — посоветовал я, снова поднял фонарик. — Твои раны неважно пахнут.

Он развернул бинт и обмотал его вокруг глубокой раны на правом плече и предплечье. На несколько более лeгких ран на груди и руках он даже не обратил внимания.

— Похоже, тебе пришлось драться.

— Да, пришлось.

— И как дела у твоего противника?

— Он тоже ранен. Мне повезло — я почти прикончил его. Но теперь уже слишком поздно.

Я увидел, что он не вооружeн, и вернув пистолет в кобуру, подошeл к нему.

— Делгрен из Дилпеи шлeт тебе горячий привет, — сказал я. — По-моему тебе посчастливилось пополнить его ассенизаторский список.

Пейанец ухмыльнулся и сказал:

— Он должен быть следующим, после тебя.

— Ты пока не привeл достаточно веских доводов, которые бы заставили меня сохранить тебе жизнь.

— Но я разбудил в тебе любопытство, потому и жив до сих пор. И даже получил от тебя бинты.

— Однако, терпение моe скоро лопнет, как кожура переспелого плода.

— Тогда и ты не постиг закона скалы.

Я закурил сигарету и сказал:

— Здесь пословицы выбираю я.

Он закончил перевязку.

— Я предлагаю сделку.

— Какого рода?

— У тебя где-то спрятан корабль. Возьми меня с собой, увези с этой планеты.

— А что я получу взамен?

— Жизнь.

— Едва ли ты можешь мне сейчас угрожать.

— Я тебе не угрожаю. Я тебе помогу спасти твою шкуру, если ты спасeшь мою.

— Спасeшь меня от чего?

— Ты знаешь, что я вернул к жизни несколько людей?

— Да, ты стащил их Воспроизводящие Ленты. Кстати, как тебе это удалось?

— Телепортация. Это мой дар. Я могу перемещать небольшие предметы из одной точки пространства в другую. Много лет назад, на начальном этапе подготовки мести, я несколько раз посетил Землю. Кстати, каждый раз в это время умирал кто-то из твоих друзей или врагов. Потом я несколько лет собирал средства на покупку этой планеты, которая показалась мне наиболее подходящим местом для того, что я задумал. А научиться правильно обращаться с лентами для мироформиста не представляет никакого труда…

— …И ты их всех воспроизвeл здесь?

— Да.

— Зачем?

— Чтобы твои друзья и близкие снова умерли у тебя на глазах, прежде чем тебя постигнет та же участь. А твои враги должны были присутствовать при твоих мучениях.

— Зачем же ты тогда обошeлся так с человеком по имени Данго?

— Он раздражал меня, и я решил, что его смерть послужит хорошим уроком остальным и предостережением для тебя. Заодно я от него избавился, доставив ему максимум страданий. Таким образом я сразу убил трeх зайцев.

— А откуда взялся третий?

— Всe это доставило мне немало радости.

— Понятно. Но почему всe-таки Иллирия?

— Разве после Вольной, которая недосягаема, эта планета не любимое твоe детище?

— Что ж, верно.

— Так где же я найду лучшее место?

Я бросил окурок на землю и затоптал его каблуком.

— Ты оказался сильнее, чем я думал, Фрэнк, — произнeс Грин-Грин после некоторой паузы, — ведь справился же ты с ним когда-то, а вот меня он одолел, отобрав вдобавок нечто бесценное…

Я вдруг мысленно перенeсся домой, на Вольную, в мой зимний сад. Я курил сигару, напротив сидела бритая мартышка по имени Льюис Бриггс. Я только что открыл конверт и пробегал глазами список имeн.

Так что телепатия здесь ни при чeм. Просто хорошая память и умение логически мыслить.

— Майк Шендон, — тихо произнeс я.

— Да. Я не знал, что это за человек, иначе ни за что на свете не воспроизвeл бы его.

Чeрт возьми, я мог бы догадаться и раньше, зная, что пейанец воспроизвeл их всех. Но мозг мой был затуманен жаждой крови и мыслями о Кати.

— Ты тупоголовый ублюдок, — сказал я, — тупоголовый ублюдок…

Я родился во второй половине двадцатого века, и в те времена искусство и ремесло — смотря с какой стороны посмотреть — шпионажа пользовалось куда большей популярностью среди широких масс населения, чем, скажем, морская пехота США или Американская Ассоциация Врачей. Мне кажется, в какой-то степени это был просто привлекательный способ бегства от неприглядной действительности эпохи «холодной войны». Однако, со временем это явление вышло из-под контроля, как обычно случается со всем, что оставляет свой след в веках. В длинном перечне популярных героев, что открывается принципами Возрождения и заканчивается бедными юношами, которые «жили честно, старательно трудились и женились на дочерях своих начальников», нашлось место и для человека с капсулой цианистого калия в дупле зуба, умопомрачительными любовницами и невыполнимыми заданиями, которому мимолeтный секс и насилие заменяли любовь и смерть. Эти люди были на гребне успеха в 70-х годах двадцатого века и теперь о них вспоминают с той же ностальгией, что и Рождестве в средневековой Англии. Конечно, нарисованный здесь образ весьма далeк от реального. В наши дни шпионы являют собой ещe более жалкое зрелище, чем тогда. Они собирают самые незначительные подробности, которые только могут заполучить, и передают их кому-то, кто вводит оные в компьютер, в котором хранятся тысячи подобных фактов. Таким образом проясняется какое-то малозначительное обстоятельство, кто-то пишет маловразумительную служебную записку, которую сдают в архив и тут же забывают о еe существовании. Как я уже говорил, межзвeздная война — редчайшее явление, а классический шпионаж имел дело как раз с военными тайнами. Когда война, как способ продолжения политики иными средствами, практически исчерпал себя, то надобность в подобных секретах пропала. Сейчас настоящие, талантливые шпионы работают исключительно в сфере промышленного шпионажа. В двадцатом веке мало кто слышал о человеке, доставившем в руки «Дженерал Моторз» микрофильмы чертежей последнего детища Форда или о девице, у которой в подкладке лифчика уместился эскиз новейшей модели Диора. Эти шпионы не удостаивались в ту пора особого внимания. Но теперь лишь у их коллег сохранились навыки древней профессии. В межзвeздной торговле правит закон джунглей. Всe, что может дать хоть какое-то преимущество перед конкурентом — новый технологический процесс или расписание поставок между двумя фирмами — становится не менее важным, нежели когда-то был Манхэттенский проект. Так что шпион, способный раздобыть эти сведения, ценится на вес пенковых трубок.

Майк Шендон был подлинным асом шпионажа, лучшим из всех, кто когда-либо работал на меня. Каждый раз, когда я думаю о нeм, меня гложет зависть. У него было многое из того, о чeм я мог лишь мечтать.

Он был примерно на два дюйма выше меня и фунтов на двадцать тяжелее. Глаза у него были цвета только что отполированного красного дерева, а волосы — черны, как ночь. Шендон был дьявольски ловок, имел до отвращения приятный голос и всегда безукоризненно одевался. У этого сына фермера с аграрной планеты Вава было шило в одном месте и большие запросы. Он до всего дошeл своим умом, так как был исключeн из школы и «изолирован за антиобщественные поступки». В дни моей молодости выразились бы яснее: он проводил всe своe свободное время в тюремной библиотеке, отбывая срок за крупную кражу. Сейчас говорят иначе, но смысл от этого не меняется. Судя по тому, что вновь он попался нескоро, перевоспитание прошло успешно. Конечно, у него были блестящие способности. Они были настолько велики, что я всегда удивлялся, как его вообще смогли ещe раз выследить. Сам Шендон говорил, что это ему на роду было написано попасться во второй раз. Он был телепатом и обладал почти фотографической памятью. Он был силeн, вынослив и умeн, умел пить, а женщины буквально вешались ему на шею. Поэтому, как мне кажется, оснований для зависти у меня было более чем достаточно.

Шендон работал на меня несколько лет, прежде чем я познакомился с ним лично. Один из моих вербовщиков направил его в «Специальную учебную группу при Объединении Сандау» (читай: шпионскую школу). Через год он был уже вторым на своeм курсе. Впоследствии Шендон проявил себя и когда дело дошло до так называемых «производственных исследований». Его имя периодически появлялось в секретных донесениях, и однажды я решил пригласить его на обед.

Искренен и обладает хорошими манерами — такое у меня осталось впечатление после нашей встречи. Это был врождeнный проходимец.

Телепаты среди людей встречаются крайне редко и, хотя полученная с помощью телепатии информация не имеет веса в суде, этот дар явно чего-то стоил.

Однако, несмотря на все его блестящие способности, работать с Шендоном было нелегко. Сколько бы ему не платили, он всегда тратил больше.

Лишь после его смерти я смог оценить размах деятельности Шендона в сфере шантажа. Но попался он, как и большинство шпионов, при работе «на сторону».

Мы обнаружили, что в «Объединении Сандау» идeт серьeзная утечка секретной информации. Однако мы не знали, где и как это происходит. На еe источник мы вышли только через пять лет. К тому времени «Объединение Сандау» уже начало лихорадить.

Но мы его всe же прищучили. Это было не так-то просто сделать. Мне пришлось нанять четырeх телепатов, и только после этого Шендона всe же загнали в угол и отдали под суд. Он был признан виновным, осуждeн и направлен на очередное перевоспитание. Мне же пришлось взять три контракта на мироформирование, чтобы поддержать свою организацию. Мы успешно выпутались из кризиса, хотя и не без ощутимых финансовых потерь.

Но на этом наши неприятности не закончились — через несколько лет Шендон сбежал из тюрьмы. Слухи об этом событии мгновенно достигли моих ушей. Приговор, на мой взгляд, был слишком мягок.

Словом, его имя было занесено в списки разыскиваемых полицией, но Вселенная велика…

Это произошло в окрестностях Кусбея (Орегон), где я отдыхал на побережье во время моего пребывания на Земле. Я собирался провести там два-три месяца, пока шли переговоры о слиянии нашей организации с парой североамериканских компаний.

Прогулки у водной глади оказывают целительное воздействие на утомлeнную психику. Запах моря, чайки, плеск волн, шорох песка; сменяющие друг друга жара и прохлада, сырость и сухость; привкус морской воды и постоянное присутствие сине-серо-зелeного пространства, испещрeнного барашками пены — всe это как бы очищает душу, омывает взор, проясняет сознание. Каждый день я прогуливался по пляжу: до завтрака и после ужина. Звали меня тогда Карлос Палермо, если кому интересно. Почти шесть недель такого времяпровождения я стал чувствовать себя свежим и бодрым, а когда договор об объединении был подписан, моя финансовая империя вновь обрела равновесие.

Мой дом — белое каменное строение с крытой красной черепицей крышей и небольшим задним двориком — стоял на берегу крохотной бухточки. В стене, что смотрела на море, имелись чeрные железные ворота, а сразу за ними лежал пляж. С юга его ограничивал высокий глиняный откос, а с севера — непроходимые заросли. Здесь всe дышало спокойствием, и я ощущал мир в самом себе.

Ночь была прохладной, можно сказать, зябкой. Почти полная луна медленно опускалась в море, разбрасывая мириады бликов по его поверхности. Звeзды сияли ярко, как никогда. Качающаяся вдали на волнах океана цепь из восьми бурильных платформ время от времени загораживала звeзды. На полированном металле плавучего острова сверкали лунные блики.

Я не слышал, как он подошeл. Очевидно, он пробрался сюда сквозь заросли кустарника на севере, подождал, пока я подойду поближе, и напал, как только я ощутил его присутствие.

Телепату гораздо проще скрыть своe присутствие от другого телепата, чем это может показаться на первый взгляд. Более того, он может при этом ещe и следить за действиями второго. Это достигается при помощи «блокировки» — когда телепат окружает себя мысленным экраном, стараясь при этом как можно меньше проявлять свои чувства.

Скажем честно, это задача не из лeгких, особенно если вы смертельно ненавидите своего противника и подкрадываетесь, чтобы его прикончить. Это обстоятельство, скорее всего, и спасло мне жизнь.

Я не могу сказать, будто и в самом деле почувствовал чьe-то зловещее присутствие за своей спиной, просто, прогуливаясь вдоль линии прибоя и вдыхал ночной воздух, я был вдруг охвачен тягостным предчувствием. Подобные неопределeнные мысли проскальзывают в вашем подсознании, когда вы вдруг просыпаетесь без явной причины посреди душной летней ночи, некоторое время лежите с открытыми глазами, раздумывая, какого чeрта вам не спится, а затем вдруг слышите непонятный звук в соседней комнате, усиленный тишиной, которая наэлектризована вашей нежданной тревогой и леденящими внутренность мрачными предчувствиями — примерно такое же чувство охватило меня в тот миг и по спине забегали мурашки — древний антропоидный рефлекс. Внезапно ночь стала ещe темнее, а в морских глубинах вдруг появились немыслимые чудища, чьи скрытые волнами жадные щупальца тянулись ко мне. Стратосферный транспортник, светящейся полоской проносящийся надо мной, в любой момент мог выйти из строя и обрушиться на мою голову.

Словом, когда я услышал хруст песка за спиной, адреналин был уже накачан в кровь.

Я быстро обернулся, пригнувшись. Но моя правая нога увязла в песке, и я упал на одно колено.

Удар в голову бросил меня на правый бок. Противник бросился на меня и мы сцепились на песке. Каждый старался занять более выгодную позицию. Кричать было бесполезно — поблизости абсолютно никого не было. Я попытался запорошить ему песком глаза, потом нанести удар в пах или любое другое чувствительное место. Однако он был в хорошей форме, весил больше, чем я, да и реакция у него была получше моей.

Может показаться странным, но прошло минут пять, прежде чем узнать его. Мы уже скатились туда, где волны лизали влажный песок. Он успел сломать мне нос и вывихнуть два пальца на руке, когда я попытался задушить его. И тут на мокрое лицо моего врага упал лунный свет, я узнал Шендона и понял, что мне придeтся убить его, чтобы остановить. Просто изувечить его будет недостаточно. Тюрьма или больница могут лишь оттянуть нашу встречу. Один из нас должен был сейчас умереть. Мне кажется, он рассуждал примерно так же.

Секундой позже что-то острое и твeрдое упeрлось мне в спину, и я невольно дeрнулся в сторону. Если человек пытается расправиться со мной, не всe ли равно, как я прикончу его. Главное — успеть первым.

Волны прибоя уже заливали мне уши, а Шендон всe сильнее прижимал мою голову к песку. И тут я нащупал рукой камень.

Первый удар пришeлся в предплечье руки, которую он поднял, защищая голову. Телепаты имеют определeнное преимущество в драке, так как чаще всего знают, куда будет нанесeн следующий удар. Но как страшно знать и не иметь при этом возможности помешать противнику. Вторым ударом я раздробил ему левую глазницу, и Шендон, почувствовав близость смерти, завыл как собака. Через мгновение камень раздробил ему череп. На всякий случай я ударил его ещe пару раз, потом оттолкнул тело и откатился прочь. Камень выскользнул из моих пальцев и упал в воду.

Я долго лежал там, глядя на звeзды, а волны прилива омывали меня и слегка покачивали тело поверженного врага неподалeку.

Придя в себя, я обыскал его и среди прочих вещей обнаружил заряженный пистолет.

Это могло означать лишь одно — Шендон хотел убить меня голыми руками. Он считал, что у него на это хватит сил, и был готов получить увечье, лишь бы именно таким образом расправиться со мной. Он мог спокойно пристрелить меня из кустов, если бы не послушался голоса своей ненависти. Шендон стал бы самым опасным противником из всех, с кем меня сталкивала жизнь, если б иногда не забывал пораскинуть мозгами. И за это я его уважал, поскольку сам на его месте пошeл бы по пути наименьшего сопротивления. Даже если причина единоборства, в которое я оказываюсь втянут, лежит в сфере эмоций, я никогда не позволяю себе руководствоваться чувствами при выборе средств достижения цели.

Я заявил о нападении и тело Шендона похоронили на Земле. Где-то в Далласе вся его сильная и неоднозначная личность превратилась в кусочек ленты, которой целиком умещался на ладони и весил меньше унции. Примерно через месяц ленту должны были уничтожить.

Несколько недель спустя, накануне отлeта, я стоял на том же самом месте. Между мной и Токийским Заливом лежала Большая Вода, и я знал, что если кто-то попал в его воды, обратной дороги нет и быть не может. Отражения звeзд дрожали и двоились в спокойной воде океана. И, хотя я об этом тогда не догадывался, где-то посмеивался человек с зелeной кожей. Он вышел на рыбалку в Залив.

— Ты — тупоголовый ублюдок, — повторил я.