Необходимость начинать всe сначала раздражала меня, даже слегка пугала. Один раз Шендон ошибся, поддавшись эмоциям, но вряд ли он повторит одну и ту же ошибку дважды. Это и без того был жестокий и опасный человек, а теперь он, возможно, обрeл нечто сделавшее его ещe более опасным. Кроме того, он знал о моeм присутствии на Иллирии из посланного мной Грин-Грину сообщения.

— Ты усложнил стоящую передо мной задачу, — сказал я, — поэтому поможешь мне еe разрешить.

— Не понимаю, — сказал Грин-Грин.

— Ты поставил на меня капкан, — пояснил я, — и хотя у него теперь выросли новые зубья, приманка осталась на прежнем месте. Я продолжу свой путь вместе с тобой.

Он засмеялся.

— Прошу прощения, но мне в другую сторону. Добровольно я назад не пойду, а в качестве пленника я совершенно бесполезен и буду тебе только мешать.

— Есть три варианта, — сказал я, — я могу убить тебя прямо сейчас, могу отпустить на все четыре стороны или, наконец, могу заставить тебя идти со мной. Первую возможность я пока отбросил, так как от мертвеца проку никакого. Предположим я тебя отпущу и продолжу свой путь всe также в одиночестве. Если всe обойдeтся, и я вернусь на Мегапею, то там я всем поведаю, как позорно провалился твой многовековой план мести землянину. Я расскажу, как ты бросил всe и бежал, до смерти напуганный другим противником — тоже землянином. Если ты когда-нибудь надумаешь жениться, то искать невесту тебе придeтся среди своих соплеменниц, живущих на других планетах, хотя слухи о твоей трусости рано или поздно дойдут и до них. Никто больше не назовeт тебя Дра, несмотря на всe твоe богатство. А когда ты умрeшь, Мегапея откажется принять твой прах. Никогда не зазвонит по тебе приливной колокол.

— Да будут слепые твари на океанском дне, чьe брюхо напоминает выгребную яму, с удовольствием вспоминать вкус твоих потрохов, — пожелал он.

Я выпустил колечко дыма.

— …А если я отправлюсь дальше один и сложу голову, — продолжил я, — неужели ты рассчитываешь спасти свою шкуру? Разве ты не проник в мысли Шендона, когда сражался с ним? Ты ведь, кажется, сказал, что ранил его? Неужели ты полагаешь, что такой человек проглотит обиду? Он не столь изощрeн в мести, как пейанцы, и не станет тратить время на всевозможные ритуалы. Он попросту найдeт тебя и прирежет. Поэтому, вне зависимости от того, проиграю я или выиграю, конец у тебя один — бесчестие или смерть.

— А если я решу пойти с тобой и помочь, что тогда? — спросил он.

— Я забуду о том зле, что ты причинил мне, — пообещал я. — И докажу, что пай’бадры здесь нет, ибо оскорбление не было нанесено. Тогда ты можешь отказаться от мести, не потеряв при этом лицо. Я тоже не буду сводить с тобой счeты и каждый отправится своей дорогой, не опасаясь внезапного нападения.

— Нет, — возразил он, — твоe посвящение в Имя-носящие — это пай’бадра. Твоe предложение неприемлемо.

Я пожал плечами.

— Хорошо. Тогда, что ты скажешь на это: поскольку мне твои намерения и планы известны, то придерживаться классических канонов мести будет для нас обоих верхом идиотизма. Более того, значение финальной сцены, когда враг осознает, что явилось орудием мести и кто им управлял, понимает, что вся его жизнь была лишь прелюдией к этому окрашенному чeрным юмором финалу, в данном случае значительно ослаблено, если не сведено на нет.

— Поэтому, — продолжил я, — позволь мне предложить тебе удовлетворение вместо прощения. Помоги мне сейчас, и я предоставлю тебе прекрасную возможность уничтожить меня, когда всe будет позади. Хотя, конечно, у меня будет не меньше шансов прикончить тебя. Что ты на это скажешь?

— Какое оружие ты намерен избрать для дуэли?

— Я об этом ещe не думал. Любое, устраивающее нас обоих.

— Какие ты дашь мне гарантии?

— Я клянусь Именем, которое ношу.

Он отвернулся и некоторое время обдумал моe предложение.

— Я согласен на твои условия, — наконец ответил он, я пойду с тобой и буду помогать.

— Тогда давай вернeмся в мой лагерь и расположимся поудобней, — предложил я. — Я хочу расспросить тебя кое о чeм.

Я повернулся к нему спиной и направился к лагерю. Я поставил тент и расстелил плeнку таким образом, чтобы мы оба смогли поместиться на ней, затем подбросил дров в костeр.

Прежде, чем мы хорошенько устроились, земля снова слегка вздрогнула.

— Твоя работа? — спросил я, указывая на северо-запад.

— В какой-то мере, — ответил он.

— К чему всe это? Пытался меня напугать?

— Не тебя.

— И что, Шендон здорово испугался?

— Скорее, наоборот.

— Может, наконец, ты мне толком расскажешь, что там между вами произошло?

— Сперва, касательно нашего соглашения, — сказал он. — У меня только что появилась одна идея, которая может тебя заинтересовать.

— Какая же?

— Ты ведь идeшь туда, чтобы спасти твоих друзей? — он махнул рукой в сторону зарева. — Предположим, имеется возможность освободить их без ненужного риска, оставив пока Майка Шендона в покое. Согласен ли ты на это или жаждешь его крови немедленно?

Я сидел и обдумывал его предложение. Если я оставлю Шендона в живых, то рано или поздно он всe равно до меня доберeтся. С другой стороны, если я сейчас получу желаемое, не вступая с ним в схватку, то потом я найду тысячу безопасных способов вывести Майка из игры. К тому же, я прилетел на Иллирию готовый схватиться со смертельным врагом и что с того, если декорации и действующие лица несколько изменились? И всe же…

— Я готов выслушать твоe предложение.

— Люди, которых ты хочешь спасти, находятся здесь, потому что я воспроизвeл их. Ты знаешь, как это было сделано. Эти ленты целы и невредимы. Они спрятаны в надeжном месте. Я уже рассказывал, каким образом я их получил. То же самое я могу проделать прямо сейчас, если ты того пожелаешь. Как только мы покинем Иллирию, ты сможешь воскресить их, когда захочешь. Когда мы взлетим, я покажу тебе, куда надо сбросить бомбу, и мы прикончим Майка Шендона, не подвергая свою жизнь опасности. Разве это не наиболее простой и безопасный путь? Наши разногласия мы можем обсудить позже, как и договаривались.

— В твоeм предложении есть два слабых места, — произнeс я. — Ленты Рут Лэрис у тебя нет — это раз. Во-вторых, я не брошу своих друзей на произвол судьбы, даже если потом смогу их воскресить.

— Двойники не будут помнить об этом.

— Это не имеет значения. Эти люди столь же реальны, как ты и я. И неважно, что их можно продублировать… Они на Острове Мeртвых, не так ли?

— Да.

— Значит, если я разрушу остров, чтобы прикончить Шендона, то стану убийцей и всех остальных?

— Одно связано с другим. Но…

— Я отклоняю твоe предложение.

— Это твоe право.

— Есть какие-либо другие предложения?

— Нет.

— Хорошо. Тогда давай вернeмся к тому, с чего начали. Расскажи мне, что произошло между тобой и Шендоном.

— Теперь у него есть Имя.

— Что?!

— Тень Белиона стоит за ним.

— Этого быть не может. Чeрт возьми, это же просто невозможно. Он не мироформист…

— Потерпи минутку, Фрэнк, я понимаю, что здесь необходимо кое-что пояснить. Очевидно, о некоторых вещах Дра Марлинг не счeл нужным сообщить. Он был из ревизионистов, так что не удивительно…

— Ты знаешь, — продолжал он, — что просто иметь Имя недостаточно, для того чтобы стать мироформистом…

— Да, конечно. Оно лишь часть некоего психологического приeма, который позволяет высвободить скрытый в подсознании потенциал, необходимый на определeнных стадиях работы. Чтобы творить миры, нужно чувствовать себя богом.

— Тогда почему я способен на это?

— Я никогда о тебе не слыхал, пока ты не стал моим врагом. Я не видел твоих творений, если не считать того дерьма, во что ты превратил мои… Если это образец твоего творчества, то должен тебе сказать, что работать ты не умеешь. Паршивый из тебя вышел мастер.

— Думай обо мне, что хочешь, — сказал он, — однако я могу управлять всеми необходимыми для работы процессами.

— Этому можно научить кого угодно. Ты говорил о творческой работе, следов которой здесь нет и в помине.

— Ты знаешь, что пантеон Сантри существовал ещe до появления мироформистов?

— Знаю, и что из того?

— Дра Марлинг и прочие ревизионисты просто использовали старую религию в своих целях. Они видели в ней лишь средство психологической настройки. Присвоение тебе Имени Шимбо-Громовержца было лишь способом закрепить в твоeм подсознании основы приeмов, необходимых в работе. Для фундаменталиста — это святотатство.

— А ты — фундаменталист?

— Да.

— В таком случае, к чему тебе было учиться ремеслу, которое ты считаешь греховным?

— Чтобы получить Имя.

— Поподробнее.

— Мне нужно было Имя, а не профессия. Я руководствовался религиозными, а не меркантильными соображениями.

— Но это всего лишь психологический приeм…

— Это ты так думаешь! На самом деле это таинство, результатом которого является подлинный контакт с божеством. Это обряд посвящения высших жрецов Сантри.

— Тогда зачем же ты изучал технику создания миров, когда мог просто принять сан?

— Потому что обряд может совершить только Имя-носящий, а все двадцать семь ныне живущих Имя-носящих — ревизионисты. Они никогда не дали разрешения на обряд по известным тебе причинам.

— Двадцать шесть, — поправил я.

— Двадцать шесть?

— Дра Марлинг покоится в недрах горы, а Лоримель Многорукий пребывает в счастливом ничто.

Он склонил голову и немного помолчал.

— Ещe одним меньше, — сказал он, — я помню время, когда их было сорок три.

— Это печально.

— Да.

— Так зачем же тебе потребовалось Имя?

— Чтобы стать жрецом, а не мироформистом. Но ревизионисты не потерпели бы такого в своих рядах. Они позволили мне завершить курс, а потом отвергли меня. Затем, чтобы ещe больше унизить меня, следующим Имя-носящим позволили стать чужаку.

— Понимаю. Поэтому ты и решил мне отомстить.

— Да.

— Однако я не виновен в случившемся. Всю эту историю я слышу впервые. Я всегда считал, что религиозные разногласия значат крайне мало для сантрийцев.

— Теперь ты знаешь, что это не так. И ты должен понять, что лично к тебе я зла не питаю. Но мстя тебе, я ударяю по тем, кто святотатствует.

— Зачем же ты тогда занялся мироформированием, если считаешь это занятие аморальным?

— Само по себе мироформирование не является чем-то зазорным, я протестую лишь против использования религии в чисто утилитарных целях. Я не ношу Имени в полном смысле этого слова, а эта работа хорошо оплачивается. Почему бы мне не заняться ею?

— Действительно, — согласился я, — если кто-то рискнeт дать тебе подряд. Но какое же тогда отношение ты имеешь к Белиону, а он, в свою очередь, к Майку Шендону?

— Я преступил закон и теперь наказан за это. Однажды ночью я сам совершил обряд присвоения Имени в храме Прилбеи. Ты знаешь, как это делается: приносится жертва, произносится молитва, после чего ты идeшь вдоль внешней стороны храма, почтительно приветствуя каждое божество, пока перед тобой не загорается одно из изображений и в тебя не вливается Сила. Так ты узнаешь своe Имя.

— Да, так и было.

— И передо мной загорелось изображение Белиона.

— Значит ты выбрал себе его Имя.

— Скорее, это он выбрал меня. Я желал вовсе не его, поскольку он — бог разрушения, а не созидания. Я-то надеялся, что Кирвар Четырeхликий, Отец Цветов, придeт ко мне…

— Да воздастся каждому по деяниям его…

— Да. Я поступил неверно. Белион управлял мною даже тогда, когда я его не звал. Не знаю, может, это он заставил меня мстить тебе, поскольку ты носишь Имя его исконного врага. Когда я думаю об этом, то чувствую, как изменился ход моих мыслей с тех пор, как он меня покинул.

— Но как он мог тебя оставить? Ведь Союз заключается на всю жизнь.

— Сам характер моего посвящения мог и не обязывать его к этому. Теперь Белиона нет со мной.

— Шендон…

— Да. Он, как и ты, обладает редким у вас, людей, даром — умением говорить без слов.

— Да. Я не всегда умел это. Пока я обучался у Марлинга, дар постепенно развился у меня.

— Когда я вернул Шендона к жизни, он был вне себя от того, что ты смог одолеть его. Однако, он тут же взял себя в руки, мгновенно разобравшись в создавшейся ситуации. Его дар заинтересовал меня, и я стал выделять его среди остальных, некоторые из которых содержались как пленники. Я часто разговаривал с ним и многому его научил. Он помогал мне вести подготовку к твоему прилeту.

— Давно он здесь?

— Примерно один спланф, — ответил Грин-Грин. — Я воспроизвeл их всех почти одновременно.

— Зачем ты похитил Рут Лэрис?

— Я решил, что ты не поверил в воскресение мeртвых, поскольку никак не отреагировал на мои послания. Да, приятно было бы заставить тебя метаться по всей Галактике, пока ты, наконец, не обнаружил бы, что они находятся именно здесь. Но ты не двинулся с места, и мне пришлось сделать более прозрачный намeк. Я похитил человека, который что-то значил для тебя. Я даже не поленился послать тебе весточку. Если бы ты никак не прореагировал и на это, похищения продолжались бы до тех пор, пока ты не отправился бы на поиски.

— Значит, Шендон был твоим протеже. И ты ему доверял.

— Конечно. Он был старательным учеником и хорошим помощником. Он умeн, прекрасно воспитан. С ним было приятно общаться.

— …до последнего времени.

— Да. Теперь я могу лишь сожалеть о том, что неправильно расценил его старательность и услужливость. Естественно, как и все твои враги, он разделял моe желание отомстить тебе. Однако остальные твои недруги были, к сожалению, не столь умны и среди них не было больше телепатов. Я был рад, что нашeлся хоть кто-то, с кем я мог общаться напрямую.

— Что же произошло между двумя старыми друзьями?

— Это случилось вчера. Поначалу казалось, что мы спорим о праве отомстить тебе. Хотя, на самом деле, встал вопрос о власти. Шендон оказался хитрее, чем я предполагал. Он провeл меня.

— Каким образом?

— Он сказал, что его не удовлетворит та участь, что мы тебе уготовили. Он желал лично отомстить тебе, уничтожив тебя своими руками. Начался спор. В конце концов, Шендон отказался выполнять мои приказы, и я пригрозил наказать его.

С минуту Грин-Грин молчал, потом продолжил:

— Тогда он ударил меня. Напал на меня с голыми руками. Я защищался, и во мне постепенно рос гнев. Решив немного помучить его прежде, чем уничтожить, я воззвал к Имени, которое носил. Белион услышал и пришeл ко мне. Я нашeл энерговвод и, стоя в тени Белиона, заставил землю дрожать, вызвав извержение пламени и дыма из недр этого мира. Он зашатался на краю бездны, находясь в шаге от гибели, но сумел удержаться на ногах, хотя сильно обжeгся. Он достиг своей цели: вынудил меня вызвать Белиона.

— Зачем ему это понадобилось?

— Я рассказал ему, как и тебе, историю своего посвящения. И он, узнав каким образом я получил Имя, составил план действий, который сумел от меня скрыть. Но если б я даже прознал о нeм, то лишь посмеялся бы и только. Когда мне стали ясны его намерения, я расхохотался. Я, как и ты, был уверен, что подобное невозможно. Но я ошибся. Он заключил договор с Белионом.

Пейанец сделал паузу.

— Он разозлил меня и тем самым подверг свою жизнь опасности, будучи уверен, что я вызову Белиона, если того потребует ситуация и у меня хватит на это времени. И рискуя, он медлил, чтобы дать мне это время… А когда тень нависла надо мной, он собрал все силы своего мозга и вступил с ней в контакт. Таким образом, ради власти он поставил на карту свою жизнь. Он сказал: «Взгляни на меня. Разве я не лучше избранного Тобою? Сочти все силы моего разума и тела. Сделав это, Ты, быть может, поймeшь, что Тебе следует оставить пейанца и перейти ко мне на весь остаток моих дней. Я зову Тебя. Я лучше всех ныне живущих способен служить Тебе, а значит — огню и разрушению. Тот, кто стоит между нами, слаб — он был бы рад заключить Союз с Отцом Всех Цветов, если б смог… Приди ко мне, и мы оба только выиграем от этого союза».

Тут Грин-Грин вновь сделал паузу.

— И что же? — спросил я.

— Я вдруг остался в одиночестве.

Где-то хрипло каркнула птица. Ночь запасла достаточно влаги и теперь принялась поливать ею весь мир. Вскоре на востоке начнeт заниматься заря… Я смотрел на огонь невидящим взглядом.

— Да, похоже теории автономного комплекса пришeл конец, — пробормотал я. — Однако, я слышал о переносе психоза от одного телепата к другому. Может произошло нечто подобное?

— Нет. Нас с Белионом связывает обряд. Затем он встретил лучшего носителя и покинул меня.

— Я не уверен, что Белион, как таковой, существует на самом деле.

— Ты, Имя-носящий, не веришь?… Я начинаю разочаровываться в тебе.

— Давай не будем искать новую пай’бадру, а? Посмотри, куда тебя завела прежняя. Я ведь только сказал, что не совсем уверен в этом… А что произошло после того, как Шендон заключил союз с Белионом?

— Он медленно отвернулся от разверзшейся перед ним трещины, повернувшись ко мне спиной, словно я перестал для него существовать. Я мысленно прозондировал его мысли и ощутил стоящего за ним Белиона. Тут Шендон простeр руки к небу, и остров весь задрожал. Тогда я повернулся и побежал к причалу. Столкнув лодку в воду, я залез в неe и принялся лихорадочно грести. Вскоре вода в озере закипела. Чуть позже началось извержение. Я добрался до берега и, посмотрев назад, увидел показавшийся из воды конус вулкана. Вокруг фигуры Шендона, всe ещe стоявшего с простeртыми над головой руками, сверкали молнии. Потом я отправился на поиски тебя. И вскоре получил твоe послание.

— А до этого Шендон мог пользоваться энерговводами?

— Нет, он даже не ощущал их присутствия.

— А что с остальными воспроизведeнными?

— Они все на острове. Некоторые одурманены наркотиками, чтобы не путались под ногами.

— Понятно.

— Может, ты всe-таки передумаешь и последуешь моему совету?

— Нет.

Мы ещe несколько минут просидели у костра, пока не занялась заря. Туман начал рассеиваться, но небо по-прежнему затягивали багровые в лучах восходящего солнца тучи. Порывами налетал холодный ветер. Я думал о бывшем шпионе, который заключил союз с Белионом и повелевал теперь вулканами. Пришло время нанести удар, пока он ещe опьянeн обретeнной мощью. Если б только его можно было выманить с острова в неиспорченный Грин-Грином район Иллирии, где всe живое будет на моей стороне. Но он явно не попадeтся на эту удочку. Ещe мне хотелось по возможности отделить его от остальных, но как это сделать, я пока не знал.

— И долго ты загаживал эту местность? — спросил я.

— Этот район я начал изменять лет тридцать назад, — ответил Грин-Грин.

Я сокрушeнно покачал головой, потом встал и забросал костeр комьями земли.

— Пошли. Нам лучше поторопиться.

Как считали древние скандинавы, на заре времeн в центре мироздания находился остров Гиннунга, погружeнный в вечный полумрак. Его северная часть была закована во льды, а южная — пылала в огне. Тысячелетия лeд сражался с пламенем, в результате чего потекли реки, а в бездне затеплились первые искорки жизни. Согласно шумерскому мифу, Ип-ки вступили в схватку с морским драконом и одолел его, тем самым отделив море от суши. Сам Ип-ки был чем-то вроде языка пламени. Ацтеки были убеждены в том, что первые люди были сделаны из камня, а пламенеющее небо знаменует начало новой эры. В разное время люди по-разному представляли себе конец света: Судный День, Геттердаймерунге, расщепление ядра. Что же касается меня, то я видел рождение и смерть миров и людей, как в прямом, так и в переносном смысле. И всегда одно и тоже — огонь и вода.

Вне зависимости от вашей учeной степени, в глубине души вы всегда остаeтесь алхимиком. Вы живeте в мире жидкостей, твeрдых тел и теплового обмена, который сопровождает изменение состояние вещества. Эти процессы вы понимаете и ощущаете. Однако всe, что вам известно об их подлинной природе, хранится где-то в глубинах памяти. И когда речь идeт о таких повседневных занятиях, как приготовление кофе или запуск воздушного змея, вы имеете дело с четырьмя стихиями древних философов: землeй, воздухом, огнeм и водой.

Скажем прямо, в воздухе нет ничего интригующего. Конечно, без него долго не протянешь, но поскольку его не видно, то пока он ведeт себя спокойно, ты принимаешь его существование за должное и не обращаешь на него никакого внимания. Земля? Всe дело в том, что она практически вечна. Все твeрдые тела тяготеют к неизменной упорядоченности.

Но вода и огонь — совсем другое дело. Они не имеют ни формы, ни постоянного цвета и всe время находятся в движении. Предрекая возмездие богов, пророки очень редко грозят землетрясением или ураганом. Нет, за многочисленные прегрешения обычно наказывают пожаром или потопом. Первобытный человек встал на верный путь, когда, научившись разжигать костeр, он всегда держал под рукой достаточно воды, чтобы при надобности быстро погасить его. Разве случайно мы заполняем океан чудовищами, а преисподнюю — пламенем? Мне кажется, нет.

Огонь и вода подвижны, а движение — свойство, присущее всему живому. То и другое загадочно, может легко искалечить или даже убить. Неудивительно, что и другие разумные существа относятся к огню примерно так же. Всe это — подход алхимика.

И в наших отношениях с Кати было нечто подобное, — что-то грозное, подвижное, загадочное, полное разрушительной силы, способное и дать жизнь, и отобрать еe. Она была моей секретаршей почти два года, прежде чем мы поженились. Это была маленькая темноволосая девушка с красивыми руками, которой шли яркие платья. Она любила кормить крошками птиц. Я нанял еe через агентство на Маеле. Во времена моей молодости люди были довольны, принимая на работу сообразительную девушку, которая умела печатать на машинке, стенографировать и вести переписку. Однако, в наш задыхающийся в потоке информации век агентство рекомендовало мне еe, поскольку она имела диплом доктора секретарского дела, полученный в Маельском Университете. Боже! Первое время дела шли хуже некуда. Она перепутала всe, что только возможно перепутать. Из-за этой неразберихи переписка стала запаздывать на полгода. Наконец, за солидную плату мне по индивидуальному заказу изготовили пишущую машинку двадцатого века, и я научил еe печатать на ней, а так же дал ей несколько уроков стенографии. И она стала справляться со своими обязанностями на уровне выпускницы колледжа со специальностью бухгалтера моего времени. Вскоре всe пришло в норму и, кроме того, лишь мы с ней могли разобрать каракули Грегга — что было совсем неплохо с точки зрения секретности и как-то сближало нас. Она была маленьким ярким огоньком, а я — ушатом холодной воды, и в течение первого года нашей совместной работы я нередко доводил еe до слeз. Но вскоре я уже не мог обходиться без неe и понял, что дело не только в том, что она хорошая секретарша. Мы поженились и счастливо прожили шесть лет — почти шесть с половиной… Она погибла во время пожара в Майамском Космопорту, куда приехала, чтобы встретить меня. У нас было два сына, один жив до сих пор. Огонь преследовал меня, так или иначе, всю жизнь. Вода, напротив, всегда была добра ко мне.

И хотя вода мне гораздо ближе, чем огонь, мои миры порождены ими обеими. Кокутас, Новая Индиана, Св. Мартин, Бунинград, Милосердная, Иллирия и все прочие планеты появились на свет, пройдя через нагрев, остывание, испарение и обводнение. И вот я пробирался сквозь леса Иллирии — мира, задуманного как курортный рай — рядом со мной шeл враг, который купил еe, отобрав у людей, для которых я еe создал: влюблeнных пар, просто отдыхающих — людей, которым ещe нравились деревья, озeра и горы, соединeнные между собой тропами. Всe очарование исчезло: стволы деревьев, среди которых мы шли, были искривлены; озеро, к которому мы направлялись — осквернено. Эта земля была покрыта ранами, еe огненная кровь сочилась из вздымающейся впереди горы. Огонь, как всегда, угрожал мне. Над головой нависли тучи, и из их сероватой белизны на чeрную землю продолжали сыпаться хлопья пепла — бесконечный поток приглашений на похороны. Иллирия понравилась бы Кати, если бы она попала не в это место и не в это время. Одна мысль о том, что она сейчас находится там, где Шендон правит бал, вызывала у меня боль. Продвигаясь всe дальше, я тихо слал ему проклятия. Вот, что я думаю об алхимии.

Мы шли молча примерно часа полтора, потом Грин-Грин начал хныкать, что у него болит плечо и вообще он устал. Я сказал, что он может рассчитывать на моe милосердие лишь до тех пор, пока передвигаются ноги. Удовлетворeнный таким ответом, он заткнулся. Где-то через час я позволил ему перевести дух, а сам залез на дерево, чтобы посмотреть, что нас ждeт впереди. Мы уже прошли немало и скоро должен был показаться холм, по склону которого нам предстояло спуститься к озеру. Стало немного светлее, и туман практически рассеялся. Это был самый жаркий день с момента моего приземления. Карабкаясь на дерево, я весь вспотел и ободрал ладони, которые в последние годы не подвергались таким испытаниям, о жeсткую кору. Кроме того, все ветви были покрыты толстым слоем пепла и пыли, которые клубами взвивались в воздух при малейшем прикосновении. Глаза у меня горели и слезились. Я несколько раз чихнул.

Мне удалось разглядеть скалистые утeсы острова, возвышающиеся над вершинами деревьев. Чуть дальше и немного левее я увидел дымящийся конус новорождeнного вулкана. Я снова выругался и слез с дерева.

Примерно часа через два мы стояли на берегу Ахерона.

В маслянистой воде озера не отражалось ничего, кроме языков пламени. Лава и раскалeнные камни громко шипели, падая в воду. Глядя на то, что стало с делом рук моих, мне казалось, будто меня самого вываляли в грязи. Ленивые волны выбрасывали на берег хлопья пены и кусочки пемзы. Целые островки подобной грязи плыли в направлении берега. На мелководье, белея брюхом, покачивалась на волнах дохлая рыба, жутко воняло тухлыми яйцами. Я сел на камень и закурил, глядя на всe это.

В миле от нас возвышался мой Остров Мeртвых. Он нисколько не изменился, оставаясь похожим на мрачную и величественную тень чего-то скрытого от наших глаз. Я наклонился и кончиками пальцев попробовал воду. Она была горячей, очень горячей. К востоку от острова тоже что-то полыхало. Похоже там рос ещe один конус.

— Я выбрался на берег примерно в четверти мили к западу отсюда, — сказал Грин-Грин.

Я кивнул и продолжал свои наблюдения. Всe равно было ещe слишком рано, а мне было над чем подумать. Чуть ниже утeсов южного берега острова — той части, что была обращена к нам — лежала узенькая полоска песчаного пляжа, оканчивающаяся небольшой, примерно футов двести в поперечнике, бухточкой. От неe к высоким остроконечным пикам острова вела извилистая, казавшаяся естественной тропинка.

— Как ты думаешь, где он сейчас? — спросил я.

— В домике на этой стороне острова, — ответил Грин-Грин, — примерно в двух третях пути наверх. Там у меня была лаборатория. Я расширил естественные пещеры в скале.

План наших дальнейших действий был очевиден, поскольку берега острова со всех сторон, кроме обращeнной к нам, отвесно вздымались к небу прямо из воды.

Однако, всe было не так просто.

Я сомневался, что Грин-Грин, Шендон или кто-либо другой знали о том, что можно проникнуть на остров и с севера. На вид северная стена казалась совершенно неприступной, как и было задумано, но на самом деле всe было не так. Я люблю на всякий случай иметь, кроме парадного, ещe и чeрный ход. Если мы решим воспользоваться этим путeм, то нам придeтся вскарабкаться на самый верх скалы, но потом мы сможем подобраться к убежищу с тыла.

Я решил, что так мы и сделаем. Но этот план я буду держать при себе до последней минуты, поскольку вся поведанная Грин-Грином история могла оказаться кучей дерьма, поверьте моему богатому опыту, и они с Шендоном вполне могли быть заодно. А Грин-Грин был телепатом… А может никакого Шендона не было и в помине. Я не верил Грин-Грину ни на грош, впрочем, ими давным-давно уже перестали пользоваться.

— Двинули, — сказал я, поднимаясь и бросая сигарету в сточную канаву, которая некогда звалась Ахероном. — Покажи мне где ты оставил лодку.

Мы пошли вдоль берега влево — туда, где по его словам, он пристал к берегу. Однако, лодки там не оказалось.

— Ты уверен, что это то само место?

— Да.

— А где же лодка?

— Возможно, еe столкнул в воду один из подземных толчков и она уплыла.

— Сможешь доплыть до острова с больным плечом?

— Я пейанец, — ответил он с таким видом, будто мог спокойно переплыть Ла-Манш с оторванными руками, а затем повернуть и пересечь его в обратном направлении. Я специально задал этот вопрос, чтобы поддеть его.

— …Но мы не доберeмся до острова вплавь, — тут же добавил он.

— Это почему же?

— Из-за вулкана вода слишком горяча. И чем ближе к острову, тем хуже.

— Значит, надо построить плот, — сказал я. — Я буду срезать лазером деревья, а ты пойди и найди что-нибудь, чем можно будет связать брeвна.

— Например? — поинтересовался он.

— Ты загадил этот лес, — огрызнулся я, — тебе и карты в руки. Впрочем, я заметил довольно прочные с виду лианы.

— Мне понадобится нож, — сказал он.

Какой-то миг я колебался.

— Ладно. Держи.

— Вода будет заливать плот. А она очень горячая.

— В таком случае еe придeтся охладить.

— Каким образом?

— Скоро пойдeт дождь.

— Но вулканы…

— Дождь не будет настолько силeн.

Он пожал плечами, кивнул и пошeл срезать лианы. Я принялся валить деревья, стараясь выбирать экземпляры примерно одной высоты и толщины, не забывая при этом следить за тем, что происходит у меня за спиной.

В течение следующих нескольких часов непрерывно моросил мелкий холодный дождик, который промочил нас до нитки и частично смыл пыль и пепел с прибрежной растительности. Я выстругал два широких весла и пару длинных шестов, дожидаясь Грин-Грина, который должен был набрать достаточно лиан, чтобы связать брeвна. Вдруг земля сильно вздрогнула и жуткого вида трещина рассекла надвое ближайший конус вулкана. Река лавы цвета закатного неба хлынула из неe, а у меня в ушах ещe долго звенело эхо взрыва. Потом поверхность озера вздыбилась и миниатюрное цунами устремилось в мою сторону. Я бросился бежать, не чуя под собой ног, и вскарабкался на самое высокое дерево из тех, что были неподалeку.

Вода добралась до подножья дерева, но поднялась лишь на фут. За двадцать минут прошли ещe три таких волны. Потом вода отступила, оставив мне кучу ила, видимо, в обмен на вeсла и уже собранные в кучу брeвна.

Вся работа пошла насмарку. Я был зол, как чeрт, хотя предполагал, что дождь не только не погасит этот проклятый вулкан, но скорее всего раскочегарит его ещe сильнее…

Откуда-то издалека донeсся крик пейанца, но мне было не до него.

В общем, в этот миг я был не только Фрэнсисом Сандау…

Я прильнул к земле и почувствовал, что в нескольких сотнях ярдах отсюда находится энерговвод. Я пошeл в ту сторону и взобрался на небольшой холмик, под которым была искомая точка. Отсюда открывался прекрасный вид на озеро и сам остров, что вздымался средь спокойных вод. Видимо, острота зрения у меня повысилась, поскольку я совершенно отчeтливо видел убежище. Мне даже почудилось, что я уловил какое-то движение у металлического поручня на краю острова. Глаза землян уступают глазам пейанцев. Грин-Грин потом сказал мне, что он ясно видел фигуру Шендона на открытой площадке.

Я стоял на одной из крупных вен Иллирии или, быть может, над небольшой артерией, ощущая еe пульс, и в меня вливалась Сила, а я слал еe вперeд.

Вскоре моросящий дождик перешeл в мощный ливень, а когда я взмахнул рукой, сверкнула молния и гром глухо ударил в жестяной барабан неба. Внезапный, как бросившийся за мышью кот, и холодный, как северное сияние, ветер ударил мне в спину и провeл своими холодными ладонями по моему лицу.

Грин-Грин снова что-то крикнул. Кажется, он находился где-то справа от меня.

Потом небеса разверзлись и оттуда хлынули бурные потоки мутной воды, так что убежище сразу скрылось из виду, а сам остров превратился в расплывчатый серый силуэт. Вулкан сыпал каскадами ярких искр. Вскоре ветер стал пронизывающим, его завывания слились с раскатами грома в один непрерывный грохот. На озере вздыбились волны, подобные той, от которой я спасался на дереве, но на этот раз они двинулись в противоположном направлении. Если Грин-Грин и кричал мне что-то, то я не слышал его.

Вода ручьями струилась по моим волосам, стекая по лицу и шее. Но чтобы видеть, мне не нужны были глаза. Меня окутывала энергия и температура вокруг стремительно падала, дождь напоминал широкое полотнище, которое с треском рвали на части. Стало темно, как ночью. Я захохотал и волны поднялись над озером, словно сказочные джины, молнии сверкали одна за другой, но я чувствовал, что это не предел моих возможностей.

— Фрэнк, остановись! Он узнает, что ты здесь! — пришла мысль, адресованная той части меня, что была Фрэнсисом Сандау.

— Но он и без того знает, не так ли? — «прозвучал» мой ответ. — Спрячься, пока всe не кончится. Жди!

Вдобавок к урагану и дождю подо мной вновь задрожала земля. Огонь вулкана, маячивший передо мной, разгорался всe ярче и ярче, пока не засиял так, словно под землeй было спрятано солнце. Вокруг него заплясали молнии, ударяя в макушку острова. Они выжигали в этом хаосе имена, среди которых было и моe.

Очередной толчок заставил меня упасть на колени, но я тут же поднялся на ноги и простeр руки к небу.

…Теперь я находился там, где не было ни тверди, ни жидкости, ни газа. Здесь не было света, но не было и тьмы. Не было ни жарко, ни холодно. Быть может, это место было плодом моего воображения. А может, и нет.

Мы смотрели друг на друга. В своих бледно-зелeных руках я сжимал, словно винтовку, гром и молнии. Он напоминал огромную серую колонну, покрытую чешуeй. На его крокодильей морде сверкали налитые яростью глаза. Пока мы разговаривали, три пары его рук находились в постоянном движении, хотя сам он, как и я, стоял совершенно неподвижно.

— Старый враг, старый друг, — обратился он ко мне.

— Да, Белион, я здесь.

— …Твой цикл подошeл к концу. Избавь себя от унижения — пасть от моей руки. Уступи, Шимбо, и ты сохранишь мир, тобою созданный.

— Едва ли этому миру суждено погибнуть, Белион.

Молчание.

— Тогда будет противоборство.

— …Если ты сам не отступишь.

— Я не отступлю.

— Тогда всe решится в бою.

Он выдохнул пламя.

— Быть по сему.

С этими словами он исчез.

…Я стоял на вершине маленького холма. Мои руки медленно опустились и Сила покинула меня.

Это было странное, ни на что не похожее чувство — сон наяву, если хотите. Или просто фантазия, рождeнная перенапряжением и гневом.

Дождь потерял прежнюю силу, а ветер утратил большую часть своей неистовости. Молнии перестали сверкать, землю больше не вздрагивала. Лава уже не лилась из вулкана, и лишь светился оранжевым светом кратер на вершине конуса.

Глядя на всe это, я внезапно ощутил холод и понял, что промок до нитки. Наша схватка была прервана в самом зародыше, приток энергии прекратился. Лично мне это было на руку — судя по всему, вода в озере стала прохладнее и чище, серая громада острова уже не казалась такой неприступной.

Ха!

На миг сквозь пелену облаков пробилось солнце, и я увидел радугу. Она изогнулась сверкающей аркой в промытом бурей воздухе, заключив Ахерон, остров и дымящийся конус вулкана в рамку, похожую на блестящую окантовку картины, отчего всe стало казаться некой нереальной миниатюрой.

Я спустился с холма и вернулся туда, откуда пришeл. Нужно было строить плот.