Доят маток китов два раза в сутки — в семь часов утра и в пять вечера. Со сторожевой башни подается ультразвуковой сигнал, и стадо с пастбища движется в лагуну, сопровождаемое дельфинами-пастухами. Сигнал можно и не подавать, киты и дельфины удивительно точно определяют время в любую погоду, да о сигнале, кажется, все забыли. Он работает автоматически уже много лет.

Каждая матка идет к своему «стойлу» — причалу — и останавливается метрах в пяти. Она не прочь почесаться боком о шершавый базальт, хотя после нескольких несчастных случаев — киты сдирали себе кожу — им было запрещено прикасаться к стенке, за этим зорко следят дельфины.

Наша Матильда похожа на субмарину одной из последних конструкций. Она относится к виду синих китов и весит двести десять тонн. Прежде, в давние времена, когда киты беспощадно уничтожались, редкие экземпляры синих китов едва достигали ста тридцати — ста пятидесяти тонн. Мало кто из этих исполинов доживал до зрелого возраста. Теперь же, после всеобщего закона, запрещающего охоту на китов, и особенно после перевода их на «пастбища», киты прибавили в весе на одну четверть. В нашем стаде есть китиха Малютка, достигающая чудовищного веса в двести восемьдесят пять тонн!

К ласту нашей Матильды жмется ее сын Гектор. В сутки малыш выпивает несколько десятков литров молока, и все же у матери еще остается его достаточно.

У нас с Костей маски Робба из кремнийорганической резины. Пленка толщиной в десять микрон, обтягивающая каркас маски, выполняет работу искусственных легких, через нее свободно поступает кислород, растворенный в воде, а углекислый газ уходит в воду, но этот процесс идет несколько медленней, и потому в маске есть еще специальный клапан для удаления водяных паров и углекислого газа. Маски Робба рассчитаны на плавание в пределах верхних горизонтов, не глубже двадцати метров. Пока они у нас сдвинуты на затылок. Сегодня у китов санитарный день. Мы расхаживаем по широкой спине Матильды с электрическими щетками и пластмассовыми лопаточками и очищаем ее необъятную спину от пленки диатомовых водорослей. Матильде эта операция, видимо, доставляет огромное удовольствие: она замерла и тихонько чуть поводит плавниками, время от времени из ее дыхала раздается мощный хлопок, как из клапана компрессора. На спине Матильды стоит тавро: Нептун с трезубцем и номер. В то время как мы с Костей расхаживаем по ее спине, Петя Самойлов и вьетнамец Као Ки занимаются дойкой.

По прозрачным шлангам доильной машины бежит тугая желтоватая струя китового молока. Счетчик на стенке причала отсчитывает декалитры. Молоко уходит в недра острова, где подвергается стерилизации и упаковывается в портативные контейнеры из прессованной бумаги. На земле мало продуктов питания, которые могли бы приблизиться по своим удивительным свойствам к этому концентрату энергии.

Трудно поверить, что было время, когда китов убивали, чтобы получить мясо, жир и кости. Мало того, что это было антигуманно, но и нецелесообразно. Уничтожалась даже по представлениям древних целая фабрика «эликсира здоровья», которая может работать десятилетия, требуя самой минимальной заботы со стороны человека. Когда я думаю об этом, то всегда вспоминаю любимую фразу Павла Мефодьевича: «Целесообразность — есть высшая справедливость»…

Но сколько потребовалось усилий всего человечества, чтобы эта простая истина, направленная на добро, стала законом жизни! Надо было изменить социальный строй на всей планете, осуществить в грандиозных масштабах все великие открытия последнего столетия, утвердить коммунистическую мораль…

Костя уселся на спинной плавник Матильды, как на причальную тумбу, и стал учить Протея песенке «Веселых рыбаков». Отчаянно фальшивя, он насвистывает задорный мотив. Протей внимательно слушает, высунув голову из воды.

Кожа у Матильды упругая, как резина, синевато-серого цвета. Спина почти чистая. Работая щеткой, я тоже добираюсь к плавнику. Костя хохочет, слушая, как Протей довольно верно повторяет мотив песенки.

Голос у дельфина скрипучий, резкий, по тембру напоминает читающие автоматы старых конструкций. Протею нравится песенка, глаза его блестят, лукавая физиономия выражает полное довольство своими необыкновенными музыкальными способностями.

Но музицировать некогда. Надеваем маски и прыгаем в воду — надо еще пройтись щетками по бокам и животу Матильды.

Сквозь очки льется голубоватый свет. Бок кита в мраморных бликах. Ниже ватерлинии кожа у Матильды почти в идеальном порядке. Я проплываю не спеша и работаю только лопаточкой, отправляя на дно небольшие гроздья «желудей». Над головой огромный серповидный плавник. Он нервно вздрагивает, когда я прикасаюсь к белому пятну под ним.

Наверное, в это время Матильда прищурила глаза, как кошка, у которой чешут за ухом.

Ко мне подплыл Петя Самойлов в сопровождении двух дельфинов. В гидрофоне раздался его искаженный пискливый голос:

— Сегодня рекордный удой — тысяча восемьсот литров! Ты чего спрятался под плавником, как сосунок? Займись косметикой ее личика. Руководить этой ответственной операцией будет Тави. Обмениваться информацией с ним можешь телеграфным кодом, но не забывай, что твой руководитель воспринимает и зрительные образы вперемежку со звуковыми сигналами.

Я самонадеянно сказал, что меня больше устраивает телепатический обмен информацией.

Петя насмешливо пискнул и уплыл вместе с другим дельфином.

Я висел в воде, разглядывая Тави. Меня поразил его выпуклый лоб, иронический блеск глаз. Он тоже рассматривал меня, застыв в неподвижной позе. Кажется, он чего-то ждал от меня и, не дождавшись, сказал шелестящим шепотом длинную-предлинную фразу. Не поняв ни звука, я, в свою очередь, попытался мысленно передать ему, что рад знакомству, и выразить готовность выполнять его указания, и тут же понял, что мне не под силу все это довести до его сведения путем образной телепатемы. Мои потуги войти с ним в контакт Тави воспринял несколько неожиданным образом. Внезапно он издал серию звуков такой силы, будто у меня над ухом открыли канонаду из порохового ружья. Видно, поняв, какое впечатление произвела на меня эта громкая «фраза», он снова сказал что-то нежным шелестящим шепотом. Я опять ничего не понял, но почувствовал его расположение ко мне. Пришлось перейти на примитивный код и выстукать пальцами на его спине:

«Мое имя — Иван».

В ответ он так быстро прощелкал серию точек и тире, что они слились в длинный трескучий звук. Я помотал головой.

Он понял и внятно прощелкал:

«Плыви за мной, Ив».

Так началось наше знакомство, очень скоро перешедшее в дружбу. Через много дней я спросил его, почему он при первом знакомстве назвал меня Ивом, а не Иваном.

«Потому что тебе приятнее первая половина слова, обозначающая тебя…»

Мы плыли рядом, обмениваясь незамысловатой информацией, вполне довольные друг другом. Тави находил колонии желудей, я подплывал и аккуратно счищал их скребком.

С четверть часа мы прихорашивали Матильду. За это время Тави только один раз поднялся на поверхность набрать воздуха. Моя маска действовала безотказно, забирая из воды нужное для дыхания количество кислорода.

Вода была слегка прохладной, очень прозрачной, непередаваемых голубовато-сизых тонов. Под ногами смутно темнела бездна, при взгляде в глубину делалось жутковато и тянуло опуститься туда, в таинственный сумрак, но стоило поднять взгляд, и спокойные, радостные краски живого моря прогоняли это навязчивое желание.

«Все!» — прощелкал Тави.

Я не стал всплывать. Мне хотелось еще побыть под водой. Я плыл, едва двигая ластами. В гидрофоне послышался голос Кости:

— Я уверен, что наша Мотя возьмет первую премию на конкурсе красоты.

Ему ответил кто-то, но я не разобрал слов, так как звуковой сигнал был направлен в противоположную сторону. К тому же мешали неясные шумы, как будто что-то поскрипывало, кто-то тяжко вздыхал, булькал, мягко хлопал в ладоши.

Тави держался возле моего правого плеча, без усилий скользя в толще воды.

«Что это за шумы?» — выстукал я по его спине. Он сразу же ответил:

«Разговаривают киты. Нет в океане никого болтливее китов».

«Ты знаешь их язык?»

«Язык не главное, надо видеть разговор».

«Киты далеко, как же ты их видишь?»

«Вижу. Не глазами. Вижу, о чем они говорят. Вижу предметы разговора».

«Угадываешь мысли?»

«Вижу мысли!» — Тави смотрел на меня, и мне показалось, что он удивляется моему тупоумию.

«О чем же они говорят?»

«О разном. Матери хвалятся своими детьми. Передают новости».

«Какие же новости они сообщают? Что ты видишь сейчас?»

«Наш остров издали. Синих китов. Косаток. Киты боятся за своих детей. Вижу еще людей на «ракетах» и моих братьев. Косатки уплывают, люди и братья моря гонятся за ними. Говорить молча совсем легко, просто». — Тави глядел на меня, глаза его поощрительно улыбались.

Я постарался сосредоточиться, и мне стало казаться, будто и перед моими глазами проплывают смутные образы. Это только показалось. Причудливые светотени, непривычная, цветовая гамма и усталость на мгновение создали у меня иллюзию восприятия «зрительного языка» китов.

Тави сказал:

«Теперь они говорят о Великом Кальмаре, их…» — Не окончив фразы, Тави взлетел к поверхности, чтобы сменить воздух в легких.

Я тоже всплыл и, откинув маску, впервые посмотрел на гигантских китов совершенно другими глазами. И все-таки в сознании как-то не укладывалось, что эти живые глыбы сейчас ведут неторопливые беседы о своих делах, может быть, злословят, тревожатся за участь детей. Мне надо было сделать немалое усилие, чтобы поверить Тави и потом еще долго утверждаться в этом революционном мнении. До сих пор усатые киты считались животными, стоящими ниже обезьян. В нас невероятно сильно держатся атавистические представления об исключительности человека — заблуждение, в течение тысячелетий оправдывавшее преступления людей против своих меньших братьев.

Пока мы с Тави беседовали под водой, на поверхности произошло событие, взбудоражившее все население нашего острова.

Когда я вынырнул, то в уши мне ударил мощный голос, усиленный мегафоном. Дежурный говорил, стараясь сохранить хладнокровие:

— Стажер Федоров! Опускайся на двадцать метров и выходи из зоны, занятой китами. Избегай «малышей». Слушайся во всем Протея… Еще рано, разве ты не видишь, что возле тебя три «подростка»!

Я быстро взобрался на причал и увидел такую картину. Стадо китов уходило из лагуны на пастбище. Важно плыли матки, делая не более четырех узлов. Молодые киты резвились вокруг родителей… «Малыши» до половины выпрыгивали из воды и плюхались в зеленую воду, поднимая каскады брызг, ныряли. Доносилось характерное пыхтение старых китов. Над стадом стояла радуга. Напрягая зрение, я старался разглядеть Костю в воде, думая, как его угораздило затесаться в стадо китов. Вдруг я увидел моего друга стоящим в пене и брызгах на голове Матильды. Голова ее была выше над водой, чем у других китов. Неужели и она понимала опасность, угрожающую Косте?

— Прыгай! — рявкнул вахтенный в мегафон. Вынырнув далеко от стада, Костя взобрался верхом на Протея и поплыл на нем к острову. Снова над океаном послышался мощный голос. Теперь дежурный язвительно отчитывал Костю за нарушение этики в отношении приматов моря. В заключение он сказал:

— Нельзя, молодой человек, злоупотреблять дружбой морских братьев.

Костя, красный, запыхавшийся, вылез из воды и в первую очередь набросился на меня:

— Ну чего ты смеешься? Весело, что нашелся объект для плоского остроумия?

— Мне нисколько не смешно…

— Ах, ты сожалеешь, что я компрометирую тебя? Да?

Скоро он успокоился и перенес огонь с меня на остальное население острова:

— Куда мы попали? Сплошные пай-мальчики! Здесь хуже, чем в школе для детей с задатками нравственных пороков. Нет, с меня хватит! Улечу с первой же попутной ракетой! Прощай! — И он быстро зашагал к практикантам, вытянувшим электроталями драгу со дна лагуны.

В сетку попались лангуст, рак-отшельник, несколько морских звезд и множество мелкой живности.

Тави плавал возле стенки. Он прощелкал:

«Войди в прозрачную раковину».

Я стоял недалеко от кабины из сероватого пластика. В ней находилось электронное устройство старого образца для прямого обмена информацией с дельфинами.

Здесь я привожу наш разговор в отредактированном виде, так как очень часто кибер путал понятия или объяснял их чрезмерно сложно. Например, слово «небо» в переводе звучало так: «Там, выше головы, где сияет шар, похожий на круглую рыбу». У старого кибера была слабость к витиеватости. Его скоро заменили «ЛК-8006».

— Так лучше задавать вопросы и слушать, — прозвучал жестковатый голос машины, переводившей слова Тави.

Я согласился с ним и спросил:

— Так что говорили киты о кальмаре?

— О Великом Кальмаре! — поправил Тави.

— Чем их интересует кальмар, да еще великий? Ведь они не едят кальмаров.

Послышалось что-то похожее на смех.

— Великого Кальмара нельзя есть.

Я согласился, что великого кальмара съесть трудновато и что справиться с такой нелегкой задачей могут только кашалоты.

— Нет, кашалоты едят просто кальмаров. Великого Кальмара есть никто не может. Он хозяин бездны. Человек — хозяин неба и света. Великий Кальмар — хозяин бездны и ночи.

Запахло романтикой. Великий Кальмар был похож на таинственное морское божество из древней легенды.

Тави продолжал:

— Великий Кальмар намеревался сегодня ночью взять маленького кита.

— Какого маленького?

— Что родился вчера. Великий все знает.

— Ему это, надеюсь, не удалось?

— Братья моря заметили его. Большие киты пошли ему навстречу.

— И намяли бока?

— Не понимаю.

— Побили его?

— Его нельзя побить. Он Великий Кальмар.

Я спросил, почему Тави относится с таким почтением к кальмару, а киты не спускают ему в его разбойничьих замашках.

— Он не хочет встречаться с большими китами, — ответил Тави. — Все другие жители моря не хотят встречаться с Великим Кальмаром.

— Ну, это понятно. Скажи, очень велик твой Великий Кальмар?

— Мне непонятно.

— Каких он размеров? Больше кита?

— Он не больше, он Великий Кальмар!

Я долго допытывался, каким образом они узнавали о его приближении. Почему киты бросились навстречу кальмару, защищая своего детеныша, не видя врага?

Или Тави давал путаные объяснения, или кибер не справлялся с переводом, но прошло с четверть часа, пока наконец мне удалось догадаться, что Тави говорит о втором зрении — локации — и совсем непонятном чувстве, что-то вроде телепатической связи. Но так или иначе, приближение Великого Кальмара не оставалось незамеченным, и, видно, одни живые существа вставали на свою защиту, а другие покорно становились жертвами чудовища.

И еще одну новость сообщил мне Тави. Киты знали о появлении Черного Джека и его очередном убийстве. Новости в океане распространяются очень быстро. Тави удивил меня, сообщив, что вчера вечером к нашим силовым заграждениям подходили разведчики Черного Джека и скрылись, напоровшись на «звуковой бич». А я-то записал в вахтенном журнале о появлении в наших водах мирных косаток!