Оглядываясь назад она ощущала, что за несколько дней вместе с Адамом на Кувшинном острове, она прожила целую жизнь. Теперь же три месяца спустя, ей казалось, что это было давным-давно. Все превратилось в воспоминания. Она хранила память о каждом из этих дней, и сердце ее болезненно замирало при воспоминании о том, как Адам любил ее.

Он ушел. Этот факт напоминал о себе ежедневно.

У нее было много важных дел, времени скучать о нем оставалось немного. Были счета для оплаты, чтобы пережить очередную зиму. Она не жаловалась. Как это она сохранила «Тенистый уголок» и ее пансион не отошел в руки «Дримзкейп Корпорейшнл», оставалось для нее просто чудом. В день, когда был назначен аукцион, она была готова расстаться со своими мечтами. Но угроза миновала. Джо ушла с аукциона, полная радости, жалея, что нет рядом Адама, чтобы порадоваться вместе с ней.

Но его рядом не было. И не будет.

В тот день, когда на лодке за ними приплыл Стив с изнывающим от одиночества Купером, Адам сложил мешок и вернулся в Детройт.

Заставив себя сконцентрироваться на работе, Джо взяла брошюру, подготовленную для рекламы «Тенистого уголка». Она работала над текстом с часу дня. После Рождества брошюра будет отпечатана.

Рождество. Джо грустно смотрела на маленькое дерево, которое она поставила в углу комнаты. Рождество наступит через неделю. Запретив себе думать о том, что еще один праздник она будет встречать в одиночестве, Джо вернулась к тексту.

Брошюра получилась хорошей, она помассировала занемевшую шею и выключила лампу. Скоро стемнеет.

Медленно поднявшись из-за стола, Джо включила гирлянду, затем подошла к замороженному окну и посмотрела на озеро. Мать Природа довела до совершенства зиму в северной Миннесоте. Озеро Кабетогама покрылось льдом толщиной два фута. Еще двенадцать дюймов снега плотной пеленой покрывали лед. И только следы вездеходов разрисовывали белоснежные берега озера. Красота была захватывающей и изолирующей. Девушка закрыла глаза и прижалась лбом к стеклу. Она подумала о весне. Когда наступит май, озеро зарыдает и застонет — лед начнет ломаться и разбиваться на куски. Стенающие звуки наполнят весь северный край — плач об уходе зимы, как она плакала об уходе своего возлюбленного.

Адам не вернется — но как же без него тоскливо! Как никогда прежде, она поняла отцовскую боль.

Она понимала и желание Адама побыстрее уехать. Разрыв был окончательным. Боль от него ощущалась и поныне.

В дверь заколотили, Купер с предупреждающим рычанием вскочил и бросился к двери. Джо отвлеклась от своих мыслей. Смахнув слезу, она успокоила собаку и подошла к двери, думая, кто это может прийти к ней в такой поздний час, в такой холод.

— Стив!

— Чертовски холодно! — объявил он, но ворвавшийся следом пронзительный ветер делал ненужными его слова. Он, наконец, сумел захлопнуть дверь. Отряхнув снег с сапог, он стянул перчатки, затем отбросил капюшон, отороченный мехом, и расстегнул парку. Щеки его раскраснелись от мороза, черные волосы были перепутаны, он отряхнул снег с одежды.

— Не найдется ли у тебя чашки горячего кофе для продрогшего и умирающего от жажды человека? — спросил он дрожа. Стив провел окоченевшими пальцами по волосам и направился к очагу.

— Что ты делаешь здесь в такую погоду? — спросила Джо. — По радио только что объявили о понижении температуры и усилении ветра.

Он подышал на пальцы, согревая их, затем почесал у Купера за ухом.

— Приятно видеть тебя. — Улыбка его была приветливой и сладкой.

Она принесла ему кофе и извинилась:

— Извини, просто я беспокоюсь о тебе.

— Может быть, я о тебе тоже беспокоюсь, — возразил он мягко. — Тебе не стоит оставаться здесь одной, особенно теперь.

Она повернулась к нему спиной и вновь подошла к окну.

— Я отлично себя чувствую.

— Уверен в этом… А вот я истосковался по человеческому теплу. Поговори со мной. Убеди меня, что не стоит волноваться.

— Но что может случиться? — Она обошла вокруг него, неожиданно разозлившись, что он слишком хорошо знает ее, еще больше злясь на себя, что разоткровенничалась с ним месяц назад одним долгим вечером.

Опять слезы готовы были хлынуть из глаз. Стив поглядел в сторону, чувствуя неловкость, наконец, он сел на заваленную хламом тахту.

Он поглядел на кружку кофе, которую держал между коленями, и глубоко вздохнул:

— Джо, мое предложение остается в силе.

Она ничего не ответила.

— Я знаю — ты все еще любишь его, — добавил он. — Но я знаю, что я тебе тоже небезразличен. Этого вполне достаточно, Джо. У нас с тобой так много общего, что немногие люди начинают или заканчивают совместную жизнь с таким багажом. Мы друзья. Мы сумеем поладить.

— Ты этого хочешь для себя? Тоски?

Она покачала головой, грустно улыбнулась. У них за плечами было много общего. Однажды летом, когда Стиву было двенадцать лет, он сломал ногу. Джо тогда вела моторную лодку, Стив решил выскочить на сушу на водных лыжах. Но он ошибся в расчетах и налетел на пристань. Она была первой, кто пришел к нему на помощь. Когда Джо потеряла мать, Стив утешал ее. Особая нить, которая часто рвется, когда кончается беззаботное детство и начинается сложная взрослая жизнь, по-прежнему соединяла их. Но сейчас, когда он уселся на диван и предложил ей заботиться о ней, она больше его не любила.

— Я не стану этого для тебя делать. Ты прав. Ты хороший друг. И ты заслуживаешь значительно большего, чем то, что я могу тебе предложить.

Когда он внимательно заглянул ей в лицо, она расправила плечи и произнесла:

— Со мной все будет в порядке.

— Это нелегко.

— Я справлюсь.

— Я могу хотя бы помочь тебе?

Она подошла к нему, села рядом и позволила обнять себя.

— Конечно.

Он крепко сжал ее плечи, и голос его зазвучал подозрительно хрипловато:

— Мне, пожалуй, пора уходить, а то уже темнеет. У тебя достаточно дров?

Она кивнула.

— Телефон работает?

— Да, мамочка. У меня есть коротковолновый передатчик, если произойдет авария на линии. Не беспокойся, если будет нужно, я позову тебя.

Он одевался молча и не сводил с нее глаз.

— Джо… ты уверена, что все будет в порядке?

— Эй, разве ты не помнишь — я мисс Независимость, помнишь?

Он обнял ее на прощание.

— Да, я помню. Будь осторожна, малыш. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — она улыбнулась, закрывая за ним дверь. Джо прислушивалась некоторое время к мотору его вездехода.

Когда она вернулась на кухню, сумерки совсем сгустились. Девушка стала глядеть в окно, наблюдая, как закат окрашивает белоснежный покров синими размытыми бликами. Она ждала, пока разогреется суп на печке. Джо не была голодна, но все равно ела. Она не могла думать только о себе. Ей приходилось думать еще и о ребенке.

Ночь была лучшим и худшим временем для Джоанны. В темноте она больше всего тосковала по Адаму. Когда она вспоминала его, все обретало реальные черты, как будто он сам возвращался к ней на краткие мгновения.

Каждую ночь, лежа под простынями, она прижимала ладонь к животу и думала о ребенке Адама, который там внутри. И она улыбалась. Понравилась бы Адаму эта новая жизнь, созданная их любовью? Взволновало бы его это событие, как взволновало ее? Она никогда не узнает, и Адам тоже. Она не заставит его вернуться из чувства долга. Она не станет для него еще одной ношей.

Джо натянула на подбородок одеяло и уставилась в холодную тьму спальной вспоминая тот день, когда они обнаружили, что могут вполне вдвоем помещаться в старой ванне. Они сразу же попробовали, как действует вода на холодную кожу. Смеясь, они плескались в воде, забрызгав весь пол вокруг. Позже, ночью, они обнаружили книгу для гостей в ящике шкафа и, улыбаясь, читали их записи, как, вероятно, улыбались и сами Ларсоны, читая отзывы, накопившиеся за долгие годы. С чувством того, что они сохраняют то, что им выпало разделить вдвоем, Джо и Адам сочинили вдвоем свое послание, записали его на пожелтевшей странице, а потом долго и старательно предавались любви.

Джо заснула, согретая воспоминаниями. Она спала чутко и сразу же услышала осторожное рычание Купера. Глаза ее раскрылись. Сердце застучало. Она поняла, что кто-то находиться в доме.

Девушка лежала, не шевелясь, пытаясь вспомнить, заперла ли входную дверь за Стивом.

Уговаривая себя не нервничать и стараясь не скрипеть пружинами, она быстро поднялась с постели, неслышно скользнула на пол. Она полезла под кровать и вытащила ружье с заряженной обоймой. Поднявшись и дрожа от страха, Джо на цыпочках подошла к открытой двери в свою спальню. Пальцы ее дрожали, когда она запахнула ворот ночной рубашки. Она смело шагнула в соседнюю комнату.

Высокая фигура с неясными очертаниями поднялась в темноте.

Она подняла ружье и прицелилась туда, где, как она полагала, находилось его сердце.

— Не двигайтесь! Пристрелю на месте, — предупредила она непреклонно. — Не сомневайся!

Кровь прихлынула к ее голове. Она чуть не теряла сознание от страха, глядя на высящуюся перед ней фигуру мужчины.

— Ты опять смотрела эти старые гангстерские фильмы, рыженькая? — знакомый хриплый голос наполнил комнату.

Изумление, сменяясь надеждой, вспыхнуло в ее сердце. Пытаясь побороть неожиданную слабость в коленках, она оперлась о стену и включила свет. Перед ней стоял Адам Дарски, с красным носом и серыми смеющимися глазами. На нем была парка.

Он откинул назад капюшон.

— Привет, девочка.

Взгляд его жадно скользнул по ее лицу, затем остановился на ружье.

— Сделай что-нибудь, — попросил он, — ну сделай. Пристрели меня или поцелуй, вышвырни на мороз — но сделай что-нибудь. — Эта потуга на шутливость, казалось, была проникнута отчаянием.

Она не знала, смеяться ей или плакать. Она сделала и то, и другое, когда опустила ружье и бросилась к нему на грудь.

— Адам!

Он зарылся лицом в ее волосы и крепко прижал к себе. Но этого было недостаточно. Отняв ее руки от шеи, он расстегнул куртку и снова обнял. Он откинул ее голову и заглянул в глаза:

— Бог мой, как я по тебе истосковался!

— Не говори! — сказала она, закрывая ему рот рукой. — Не говори, просто обними меня.

К ее ужасу, она начала плакать, сначала тихо, потом сильнее, вся сотрясаясь от рыданий. Они забрали все ее силы и отключили самоконтроль.

— Я так тосковала… так тосковала, — только и могла она выговорить между рыданиями.

— Я знаю, малыш, знаю. — Он обнял ее так, как будто никогда в жизни не собирался отпускать. Он долго успокаивал ее, пока она не перестала плакать, потом поднял на руки и отнес к огню.

Сбросив куртку, Адам усадил ее к себе на колени и отвел пряди волос с мокрых от слез щек.

— Тебе лучше? — спросил он, подтыкая ночную сорочку под голые ноги, а затем согревая их в своих руках.

Она кивнула:

— Извини, я не знаю, откуда это, — рассмеялась она. — Я не знаю, откуда ты явился. Как ты сюда добрался?

Он глубже уселся на тахту. В первый раз она заметила следы усталости на его лице. Хотя он и был изнурен, но никогда не казался ей таким прекрасным.

— Первые восемьсот миль я проехал на автобусе, а последние тридцать — на заднице. Я нанял кого-то с пикапом, когда доехал до водопадов. Мы ехали сначала на четырех колесах, пока дорога не кончилась. Затем поехали на полозьях.

Три месяца она тосковала по нему. И то, что он на самом деле сидел в ее комнате, разговаривал с ней, — было слишком невероятным.

— Почему ты здесь?

Адам нежно взял ее лицо в ладони.

— Я здесь, потому что слишком много ночей был вынужден довольствоваться мечтами о зеленых глазах — цвета весенней зелени, когда они счастливы, цвета изумрудов — когда нет. — Он любовно смотрел на нее. — Потому что слишком долго я пытался вспомнить, как мягка эта кожа, — он провел пальцами по ее щекам. Затем, как будто не в состоянии больше ждать, запустил пальцы в ее волосы. — Я здесь, потому что я не мог больше жить ни дня, если не подержу это пушистое золото в своих руках.

Она взяла его за руки и прижала к щекам.

— Я и не знала, что ты поэт, — произнесла она, потрясенная, и глаза ее были полны изумления.

Адам робко улыбнулся:

— Я тоже этого не знал. Но я не знал многого другого, пока не встретился с тобой… и пока тебя не потерял. — Он глубоко заглянул ей в глаза. — Чтобы ты поняла, что это на самом деле, будем считать так. — Он остановился, и на губах его заиграла обворожительная и возбужденная улыбка. — Я здесь, потому что привык получать приказы от маленькой, рыжеголовой хозяйки, потому что я скучаю по твоему отвратительно грязному ротику. Из-за того, что ты была восхитительна в моей рубашке. — Голос его понизился. — Потому, что ты была восхитительна, оставшись и в одних моих носках.

Она опустила глаза.

Он поднял ее подбородок ласковым движением.

— И к тому же меня любит твой пес, — добавил он, наблюдая, как Купер безуспешно пытается забраться на софу рядом с ними. Но в следующее мгновение в его словах уже не было шутливости. — Я не мог ни есть, ни спать, ни думать о чем-либо другом, кроме тебя, рыженькая.

Она утонула в любви, которую излучали его глаза.

— Я здесь, потому что без тебя в жизни мне не за что бороться. Потому что рядом с тобой я хочу попытаться сделать все на свете.

— Джо, — он прошептал это имя с такой нежностью, что сердце ее заныло от боли. — Я пытался остаться один. Клянусь тебе, я хотел оставить тебя.

— Почему? — изумление в ее вопросе было горьким. — Я люблю тебя.

— Ты думаешь, я не знаю этого?

Вся боль, скопившаяся за три месяца, выплеснулась наружу.

— Мне было так больно, когда ты уехал.

Он застонал и привлек ее к себе.

— Я хотел дать тебе шанс. Я хотел совершить верный поступок в жизни. Я попытался, но не смог. Чем дольше я оставался в городе, тем больше я осознавал, что именно потерял здесь. Я пришел сюда, чтобы попытаться придать своей жизни какой-то смысл. А потом, как дурак, я растерял все ответы… с тобой…

— Твои ответы всегда были внутри тебя.

Он закрыл глаза и обнял ее.

— Но ты заставила меня пожелать того, что я никогда бы не пожелал.

Она видела, что он не договаривает:

— Но что заставило тебя подумать, что желаемое сбудется?

— Я не уверен в этом.

— Значит, мы на исходной позиции. Почему ты здесь?

— Ты хочешь довести дело до конца, да?

— Да, я собираюсь довести дело до конца, я собираюсь царапаться и рычать, если таким образом можно оставить тебя здесь. Я хочу, чтобы ты был рядом, не волнуясь, что вдруг ты снова захочешь уйти. Я хочу знать, что ты нашел согласие с самим собой. И я не хочу, чтобы ты расплатился за тот ад, в который вверг меня, который я пережила за эти три месяца. Зачем ты здесь?

Он поцеловал ее с нежностью. Она ощутила, что растворяется в его объятиях. Опустив голову ему на грудь, Джо с тревогой ждала ответа.

— Я здесь потому, что люблю тебя, что ты нужна мне, и потому, что я нужен тебе. Хотя этого ты, может быть, и не признаешь. Я хочу быть с тобой, Джоанна, всю оставшуюся жизнь.

То были самые прекрасные слова в ее жизни. Адам нуждается в ней и прямо говорит ей об этом — вот что стало заключительным аккордом новой встречи. Он был прав. Он ей тоже нужен. Навсегда. Весь.

— О чем ты думаешь, рыженькая? — спросил он, улыбаясь. — Нравится тебе бывший полицейский и доморощенный поэт, который, бросив все, хочет провести остаток дней своих под каблуком упрямой независимой маленькой женщины, у которой не хватает здравого смысла, чтобы в дождь оставаться дома? Нужен ли тебе битый ветеран, который не умеет грести и управляться с рыболовными снастями?

— Да, нужен, — прошептала она, поднимаясь с колен. — Он мне нужен прямо сейчас. — Она повела его в спальню.

— Подожди, — он ушел и вернулся с пакетом, завернутым в яркую бумагу. — Я не хочу, чтобы ты ждала. Открой и помни, что я купил это тебе, а не себе.

Он поцеловал ее изумленное лицо и мягко подтолкнул к дверям в спальню.

— Иди.

Руки ее дрожали, когда она разворачивала пакет. Она развязала и развернула бумажный сверток, сняла крышку с коробки и откинула тонкую шуршащую бумагу, уже зная, что именно обнаружит внутри. Тонкое кружево слоновой кости обрамляли глубокий вырез ночной сорочки из чистого шелка. Джоанна слегка дотронулась до нее, затем на секунду прижала к щеке нежную ткань, сняла свою старую теплую сорочку через голову и надела подарок.

Дорогой шелк струился по ее телу, как теплая вода. Она поглядела на себя в зеркало. Заметит ли он легкую округлость ее пупка и полноту грудей? Проглотив комок, подступивший к горлу, Джо повернулась и пошла к двери.

Он стоял у очага и смотрел на языки пламени. Адам снял носки и туфли. Рубаха его была расстегнута и он вытащил ее из джинсов. Он поднял голову, когда Джо появилась в комнате. Она услышала его вздох, увидела его взгляд и ощутила тянущее чувство в животе.

Адам посмотрел на ее сияющие волосы, обежал взглядом фигуру и лицо:

— Ты очень красивая.

— Ты тоже. Твоя нога выздоровела?

Он кивнул головой и сбросил рубашку с плеч.

— И у тебя теперь две здоровые руки, чтобы любить меня. — Он бросил рубашку на стул, затем поднял плед, который был сложен на ручке кресла. — Я буду скучать, однако, по застежке на твоих джинсах.

Она улыбнулась и застеснялась.

— В первый раз я любил тебя при свете огня, — сказал он, расстилая толстое одеяло рядом с очагом. Он присел на колени и протянул к ней руки. — Подойди ко мне и позволь мне любить тебя. Это все было так давно.

Джоанна подошла к нему. Его большие руки обняли ее и прижали к себе. Рот его был горячим и жадным, когда коснулся ее живота. Она наклонилась к нему, укутывая волной своих волос. Сильные мышцы на его плечах были, как сталь, согретая солнечной массой ее волос.

— Подумать только, — прошептал он. — Я чуть не отказался от целой жизни.

Она провела рукой по его волосам и крепко обняла его.

— Подумать только, я чуть не отказалась от любви.

Он простонал и взял шелк зубами.

— Можно теперь снять эту чертову вещицу?

Она засмеялась смехом женщины, уверенной в себе, села рядом на колени. Легким, полным чувственности движением она сбросила с плеч тонкие бретельки. Он опустил рубашку и склонил голову ей на грудь.

— Ничто в мире не может сравниться с этим вкусом, — проговорил он, водя губами по соскам, пока они не стали твердыми и не набухли от проникшего в них желания. Он увлажнил их языком, слегка прикусил зубами, затем начал посасывать. Этого было недостаточно. Взяв всю грудь в ладонь, он захватил ее ртом.

— Девочка, сладкая моя девочка, — шептал он, и дыхание его было похоже на летний ветерок. Она дрожала и изгибалась, давая ему насладиться собой, предчувствуя сама наслаждение.

— Скажи, что я нужен тебе, — требовал он, привлекая ее к себе. — Скажи мне!

— Ты мне очень нужен, Адам, — сказала она, такая же нетерпеливая, как и он. — Здесь, — она подняла его руку к губам и поцеловала в ладонь. — Здесь, — она дотронулась его рукой до груди и прижала ее, скользя ладонью по ласкающей ее руке. — Здесь, — произнесла она, уже задыхаясь и опуская его руку на влажное от желания лоно. — Войди в меня, Адам, я так истосковалась по тебе.

Он опустил ее на спину и лег, обхватывая ее ногами. Целовал ее, погружаясь в шелковистый жар ее губ, потом отодвинулся и заглянул ей в глаза:

— Ты даже слаще, лучше, чем я тебя помню.

Непередаваемая любовь в его голосе сделали ее смелее.

— Я лучше. — Она взяла его лицо в свои руки и произнесла: — Меня стало больше, потому что внутри меня — часть тебя, Адам… твои врачи были неправы.

Жар в его глазах превратился в вопрос, вопрос — в недоверие, недоверие — в изумление.

Он отпрянул, оперевшись на локоть. Взгляд его скользнул по ее телу от грудей до живота. С осторожностью художника, который рассматривает драгоценный сосуд, он взял ее грудь и стал рассматривать ее, вспоминая и сравнивая. С обожанием он провел рукой по ее телу, по слегка выдающемуся животу. Он измерил ее талию ладонями и положил руку ей на животик.

Когда он вновь поглядел на нее, она слегка закусила губу.

Глаза ее затуманились слезами, как солнце на рассвете, когда, испытующе глядя на нее, не веря самому себе, Адам произнес:

— Это… невозможно! — надежда и неверие смешались в его голосе.

Джо взяла его подбородок в руку:

— Тогда мой гинеколог будет очень и очень разочарован. Он считает, что через шесть месяцев будет принимать роды.

Она будет помнить его взгляд всю оставшуюся жизнь. Он нежно поцеловал ее, закрыл глаза и прижался своей щекой к ее щеке.

Казалось, целую вечность он не отрывался от нее, сердце его гулко отдавалось в груди, наконец, он склонился и прижался к ее животу. Он поцеловал ее долгим, восхищенным поцелуем, затем положил голову на теплую плоть, в которой рос его ребенок. Она ощутила влагу его беззвучных слез и радовалась тому счастью, которым одарила его.

— Представься своему ребенку, Адам, — сказала она мягко. — Нам обоим предстоит с тобой заново познакомиться.

Он осторожно проник в нее, как будто боясь, что умрет, если причинит ей боль, так, как если бы она составляла свет, суть его существования. Он и любил ее потому, что она была светом и сутью его жизни. И больше.

Когда он проснулся, она сидела на тахте, согнув колени и зарыв ноги в подушках. Перевернувшись на бок, он подпер рукой и сонно посмотрел на Джо.

— Что ты делаешь?

Она улыбнулась:

— Смотрю, как ты спишь.

— Почему же ты не смотришь на меня оттуда, куда я могу дотянуться.

— Просто тогда я окажусь лицом к лицу с тобой, а я хочу смотреть на тебя издали. Хочу видеть тебя всего.

— Я тоже хочу видеть тебя всю… но на тебе снова эта чертова сорочка.

— Эта чертова сорочка подарена мне одним необычным человеком. К тому же… — она улыбнулась. — Мне она нравится.

Он протянул руку и, взяв ступню в руку, потянул ее к себе.

— А мне нравится снимать ее. Иди ко мне.

Наконец, он, отбросив влажные пряди золотых волос с висков, принялся любоваться фарфоровым совершенством ее лица.

— Но если бы я не вернулся, ты бы сказала мне о ребенке?

Джо поняла его страдания и ответила искренне:

— Я сама себе сказала, что нет. Я пообещала себе, что не стану использовать ребенка, чтобы вернуть тебя. К тому же я не задумывала так далеко. Это было потрясение. Не пойми меня неверно. Я была взволнована. Я и сейчас взволнована. Я думала, что если я не могу быть вместе с тобой, то могу иметь хотя бы часть тебя. Больше я уже не была одинока.

Но я испугалась, Адам. Я не знала, как ты среагируешь, когда я тебе обо всем расскажу. Он тихо выругался:

— Какая же ты глупая — преглупая девочка. Что бы ты сама смогла сделать?

— Я бы стала делать то, что всегда делала. Я бы стала жить и бороться. К тому же мне сделали предложение. Стив сделал мне предложение.

— Стив, — пробормотал он задумчиво. — Он знал о ребенке?

— Надо же мне было кому-то рассказать.

Адам поцеловал ее в лоб.

— Я восхищен им, но будь я проклят, если забуду, как он пытался увести мою женщину.

И только утром он передал ей письмо от отца.

Он наблюдал, как она читает письмо и слезы закипают в нее на глазах.

— Да, это он.

Адам кивнул.

— Но как?

— Тебе что-либо говорит имя Роберта Ходжеса?

— Да, он был одним из наших знакомых, когда папа потерял пансион.

— Мне кажется, он входит в совет директоров «Дримзкейпа». Когда я рассказал Джону, что ты можешь потерять пансион в аукционном сражении, он позвонил Ходжесу.

Джо с недоверием уставилась на Адама.

— Ему стоило больших усилий позвонить Ходжесу. Но он сделал это. И что он там сказал Ходжесу, я не знаю, но это были, должно быть, верные слова, потому что «Дримзкейп» не стал участвовать в аукционе.

— Я обожаю его!

— Он, думаю, тоже обожает тебя.

Джо долго молчала, затем вернулась к столу, взяла ручку и бумагу.

— Мне кажется, — произнесла она, — пора бы ему уже возвращаться домой.

Радость и нежность вспыхнули в его глазах, и Джо увидела, как он взволнован.

— Ему это понравится, — сдержанно заявил Адам.

Она улыбнулась и произнесла:

— Да, мне тоже все это нравится.

Джоанна смотрела, не отрываясь, на озеро, повернувшись спиной к мужчине, который был достаточно силен и честен и который доказал ей, что любое препятствие можно преодолеть.

КОНЕЦ

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.