«3 апреля 1832 года.

Казармы Джефферсона,

Сент-Луис

У меня есть для тебя сюрприз, но какой, ты узнаешь, только когда мы снова встретимся. Могу лишь намекнуть: в один прекрасный день эта маленькая вещица, которую я ношу поближе к сердцу, будет олицетворять собой все мои надежды и мечты».

Из письма Льюиса Хадсона мисс Эмили Оглторп

Энни сидела на кровати, застыв в напряженном ожидании. Вот с веранды донеслись шаги Рика, раздался знакомый скрип входной двери, потом голос Рика позвал ее, и наступила тишина.

Вот бы сейчас вскочить, броситься на кухню, схватить злосчастную записку и порвать ее. Увы, поздно...

– Энни!

Скрипнула первая ступенька лестницы, потом вторая, третья. Рик медленно, но неумолимо приближался. Поерзав на кровати, Энни повернулась лицом к открытой двери и потянула за вырез кофточки, прилипшей к вспотевшему телу. Несколько секунд спустя на окрашенную в белый цвет стену упала длинная тень.

– Энни, ты здесь?

Она не ответила. С порога он и так прекрасно видел, что она сидит на кровати, обхватив руками колени. Войдя в комнату, Рик остановился.

При виде его сердце Энни заколотилось как бешеное. Как же он красив! На нем были ее любимая рубашка – от слишком частых стирок она немного села – и джинсы, плотно облегавшие его мощные, мускулистые ноги. Влажные от пота волосы курчавились на шее и на висках.

– Я прочитал твою записку, – проговорил Рик.

Энни глубоко вдохнула сладкий запах, ворвавшийся в комнату сквозь распахнутое окно.

– Я в этом не сомневалась.

Взъерошив рукой волосы, Рик медленно направился к кровати.

– Я думал, ты на меня злишься.

– Уже нет, – улыбнулась Энни. – Можешь радоваться.

– Я был в поле, там так жарко, – заметил Рик. Он взглянул на свои руки, потом снова перевел взгляд на Энни. – Мне нужно принять душ.

– Рик, ты меня устраиваешь такой, какой есть. Таким ты мне нравишься.

На лице Рика отразились попеременно и гордость, и сомнение, словно он хотел поверить Энни, но не мог. Эта неуверенность в себе тронула ее до глубины души. Если бы только он мог видеть себя ее глазами, восхитительно сильного и крепкого, стоявшего в грязноватой рабочей одежде на фоне девственно-белой стены. Осененная внезапной идеей, Энни соскочила с кровати:

– Можно тебя сфотографировать?

Рик прищурился:

– Это еще зачем?

– Потому что ты очень красивый, – совершенно искренне ответила Энни и с удовольствием заметила, что он покраснел. – Ну пожалуйста, Рик. Я хочу запомнить тебя таким, какой ты сейчас.

На секунду воцарилось молчание, после чего Рик, взглянув на свои руки, заметил:

– Но я не очень чистый.

– Разве ты стыдишься своей работы?

Рик замер и, гордо вскинув голову, отрезал:

– Нет, черт побери!

– Тогда в чем же дело? – Он промолчал, и Энни взяла фотоаппарат. – Ну так как?

– Давай.

– Только не позируй, – предупредила Энни, наведя на него объектив.

Она уже знала, что, когда Рик преодолеет застенчивость перед камерой, снимать его будет одно удовольствие. Такие люди – с правильными чертами лица, из которых энергия бьет ключом – обычно очень фотогеничны. Когда Рик скрестил руки на груди, желая как можно выгоднее преподать свое стройное, мускулистое тело, она ухмыльнулась:

– Отлично. Если для журнала «Плейгерл» понадобится красавчик фермер со Среднего Запада, обязательно позвони и предложи свою кандидатуру.

Рик расхохотался, что ей и требовалось, и Энни щелкнула, надеясь, что ей удалось ухватить великолепный контраст гордости и веселья.

– Это означает, что ты попросишь меня снять рубашку?

В голубых, искрящихся смехом глазах сверкнул вызов.

– Давай!

Не упускать же такую возможность – лишний раз насладиться созерцанием его потрясающего тела!

Стянув через голову рубашку, Рик отшвырнул ее в сторону. О Господи, какая же у него великолепная грудь! Так и хочется погладить ее и поцеловать. Энни вспомнилось, как она прикасалась к нему на веранде, и она словно воочию ощутила гладкую кожу, жесткие курчавые волосы, упругие мышцы.

– Может, мне еще и джинсы расстегнуть, чтобы фотография получилась поинтереснее?

И, нимало не смущаясь, Рик расстегнул на джинсах молнию. Восхищенному взору Энни предстали плотно облегающие тело трусы, ослепительно белые на загорелой коже, узкая, как стрела, полоска золотистых волос, ведущая к...

Чувствуя, что ее будто опалило огнем, Энни поспешно отвела взгляд и подняла фотоаппарат.

– . Владелец молочной фермы – эксгибиционист. Такое не каждый день увидишь, – пошутила она. – И не слишком зазнавайся, знаю я тебя.

– Еще не знаешь, но, думаю, очень скоро мы это исправим.

По телу Энни пробежала сладостная дрожь. Во взгляде Рика читалось непреклонное упорство. С таким вот упорством его предки викинги преодолевали Северное море, завоевывали дикие прерии. А теперь это врожденное упорство сосредоточено на одной-единственной цели – на завоевании ее, Энни.

Она обречена!

Усмехнувшись, Энни спряталась за фотоаппаратом, нацелилась им на мужчину, способного свести с ума кого угодно, и, поставив освещенность на максимум, щелкнула. Рик, обласканный солнцем и ветром, выгоднее всего получится при ничего не приукрашивающем и не скрывающем солнечном свете.

Энни сделала еще несколько снимков, после чего Рик, широко расставив ноги, по-мальчишечьи присвистнул. Внезапно острое желание пронзило Энни, и она судорожно сглотнула.

– Вижу, ты уже вошел во вкус, – заметила она. Глаза Рика озорно сверкнули.

– Еще нет, но, думаю, не долго ждать.

И прежде чем Энни успела ответить на его остроту, направился к ней. В видоискатель Энни видела, как он подходил все ближе и ближе и наконец заслонил объектив своим телом. Все погрузилось во мрак. Энни захотелось убежать, однако она подавила в себе это желание и осталась на месте. Внезапно она почувствовала, как Рик стащил с ее шеи фотоаппарат.

– Что ты делаешь? – изумленно спросила она, во все глаза глядя на него.

– Теперь моя очередь тебя снимать. – Он повернул фотоаппарат объективом к себе и внимательно осмотрел его. – Вот эту кнопку нажать?

Со спокойствием, которого вовсе не ощущала, Энни вскинула брови:

– Фотографировать несколько сложнее, чем ты себе представляешь, но да, если ты нажмешь на эту кнопку, получится снимок.

– Отлично.

Он поднял фотоаппарат, и Энни, которая не расставалась с этим стареньким фотоаппаратом со школьной скамьи, неожиданно для себя оказалась прямо перед объективом, хотя сама не знала, нравится ей это или нет.

– Распусти волосы, – тихо попросил Рик. Несколько секунд Энни колебалась. Потом, протянув руку, вытащила из волос заколку, и тяжелая теплая волна тотчас же окутала плечи, и несколько прядей прилипло к влажной шее.

– Прекрасно... а теперь расстегни кофточку, медленно и непринужденно.

– Постой-ка. – Беспокойство исчезло, уступив место подозрению. – Ты просишь меня раздеться перед объективом?

– Не прошу, а говорю, чтобы ты это сделала.

– Как же! Так я и позволю тебе снимать меня в таком виде! – фыркнула Энни.

– Ты же меня снимала.

– Это совсем другое дело и...

– Ничего подобного.

– Я хочу сказать, что ты можешь запросто снять рубашку, потому что тебе нечего показывать... то есть... тебе есть что показать, у тебя очень красивая грудь, но...

– У тебя тоже, – снова перебил ее Рик и, покрутив объектив, довольно хмыкнул. – Назови мне хотя бы одну уважительную причину, по которой ты не можешь расстегнуть передо мной кофточку.

– Ну, во-первых, в один прекрасный день я могу стать знаменитой, и ты продашь эти снимки какой-нибудь бульварной газетенке за миллион баксов, а потом напишешь мемуары, полные гнусных подробностей, о том, как мы безудержно занимались любовью душными летними ночами...

Оборвав себя на полуслове, Энни замолчала.

– Эй, ну продолжай же! Мне хочется поподробнее услышать о том, как мы занимались любовью.

– Рик! – укоризненно воскликнула Энни, и краска стыда залила ей щеки.

– Да брось ты, Энни! Дай мне еще раз пережить свои фантазии.

Пораженная и заинтригованная, Энни уставилась на него:

– Какие фантазии? Ты так меня себе представлял?

– Ну да. И в основном как ты раздеваешься, а я за этим наблюдаю.

– А знаешь, ты прав, – проговорила Энни, и воображение услужливо подсказало ей такую картину: Рик, перебросив ее через плечо, уверенно шагает по летнему полю, сплошь поросшему маргаритками и цикорием, а потом они занимаются любовью под ленивое жужжание пчел, окутанные ароматом сена. – Если мы собираемся с тобой поразвлечься, нужно все делать по правилам, со всякими фантазиями и всем прочим.

И под недрогнувшим дулом собственного объектива она принялась расстегивать кофточку. Добравшись до середины, Энни услышала знакомый щелчок и жужжание, и рука ее непроизвольно дрогнула.

– А теперь постой вот так, только не запахивайся. Приблизившись, Рик сделал еще один снимок, после чего, улыбнувшись, принялся стягивать блузку с ее плеч. Энни сцепила впереди себя руки, и блузка скользнула к талии, да так и повисла вокруг нее. Энни же осталась лишь в красном атласном лифчике и цветастой юбке.

– Какая же ты красивая! – воскликнул Рик, опуская фотоаппарат. Взгляд его скользнул по ее телу. Энни лихорадочно облизнула губы, не веря в то, что происходит.

– Что дальше? – тихо спросила она.

Рик склонил голову набок, словно размышляя над ее вопросом.

– Сними юбку.

Секунду помешкав, Энни спустила юбку, чувствуя, что дыхание перехватывает, а сердце исступленно колотится – вот-вот вылетит из груди.

– А теперь?

– Ложись на кровать, – приказал Рик.

Энни послушно повернулась к кровати. Ей нравилась ее кровать, высокая и узкая, покрытая желтой ворсистой тканью с мягкой бахромой, свисавшей до самого пола. Медленно подойдя, Энни взобралась на нее с ногами, пружины жалобно скрипнули.

– Ты меня не поцелуешь? – прошептала Энни. – Я же тебя просила.

– Конечно, поцелую, – ответил Рик и, подойдя к кровати, сделал еще один снимок. – Сначала я поцелую твои очаровательные лодыжки, потом проведу языком до колен. – Рик повел объективом фотоаппарата, словно подкрепляя свои слова. – Ты боишься щекотки.

– Ужасно, – с улыбкой призналась Энни.

– Это хорошо. – Объектив двинулся дальше. – Я и не представлял, Энни, что ты любишь красное белье, но я ничего не имею против. – Объектив упрямо двигался вверх. – Потом, продолжая целовать твое тело, я доберусь до твоего живота, потом выше, сниму с тебя этот красивый лифчик... Кстати, можешь прямо сейчас снять с одного плеча лямку.

Энни выполнила его просьбу, горя желанием поскорее насладиться обещанными ласками, теми, о которых уже упоминал Рик, и гораздо более интимными. В этот момент взгляд ее упал на восставшую плоть Рика, видневшуюся в прорези расстегнутых джинсов, и желание ее стало еще безудержнее.

Перед мощью этого желания страх отступил.

– Ты отдашь мне какую-нибудь из этих фотографий? – тихонько спросил Рик.

– Может, и отдам, – улыбнулась Энни. – Только тебе для этого придется потрудиться.

– Я готов, – улыбнулся Рик в ответ. – Повернись ко мне лицом. Я хочу его видеть.

– Ты хочешь видеть не мое лицо, а ложбинку между грудей, – заметила Энни, поворачиваясь на бок. При этом ее упругая грудь едва не выскочила из лифчика. Для пущего эффекта Энни подхватила ее руками.

– О Господи... – простонал Рик, щелкнув фотоаппаратом. – Такой сексапильной женщины я еще в жизни не встречал.

Подперев голову рукой, Энни посмотрела на его джинсы, и от предвкушения по телу ее пробежала дрожь.

– А у тебя было много женщин? – спросила она, пытаясь отвлечься.

– После развода я вел далеко не монашеский образ жизни, – ответил Рик и, к восторгу Энни, покраснел. – Но мама мне всегда говорила, что важно не количество, а качество.

– Настоящий мужчина никогда бы так не сказал, – рассмеялась Энни, откидываясь на подушки. – Впрочем, вряд ли твоя мама имела в виду секс, когда тебя поучала.

– Может быть, и так, – согласился Рик, не отрывая взгляда от ее груди. – А теперь как насчет того, чтобы снять вторую лямку?

Просунув палец под тонкую атласную полоску, Энни медленно стянула ее с плеча. Лифчик немного оттопырился, однако не упал.

– Еще один снимок, – сказал Рик, склоняясь над Энни. Не в силах больше сдерживаться, Энни встала на колени и заскользила пальцами по восставшей плоти Рика. Застонав, он сделал последний снимок – страшно компрометирующий, если его кто-то увидит, – и осторожно положил фотоаппарат на пол. Обхватив Рика руками за талию, Энни принялась покрывать поцелуями его грудь. Кожа его оказалась соленой и теплой, а густые волосы щекотали ноздри.

– Поцелуй меня, Рик, прямо сейчас, – взмолилась Энни. Наклонившись, Рик запрокинул Энни голову и впился в ее губы страстным поцелуем. Энни, в свою очередь, погрузила пальцы в его густые волосы, и Рик, обхватив рукой за плечи, бережно уложил ее на кровать и лег сам. Жалобно скрипнули пружины, и ворсистая, мягкая ткань покрывала защекотала Энни спину.

На секунду выпустив ее из своих объятий, Рик протянул руку вниз, раздвинул ей ноги и, устроившись между ними, принялся покрывать горячими поцелуями лодыжки. Энни тихонько ахнула, но, когда Рик добрался до колен, щекоча усами нежную кожу, протестующе взвизгнула.

Рик усмехнулся. Руки его лежали на ее белоснежных бедрах, и их загорелая кожа представляла собой разительный контраст с ними.

– Я еще даже не начал тебя щекотать, а ты уже визжишь. Не много же тебе, оказывается, надо.

– Очень щекотно, – призналась Энни и попыталась оттолкнуть Рика, однако не слишком настойчиво.

– Сейчас посмотрим, как ты будешь реагировать, когда я поцелую тебя вот здесь, – прошептал Рик и, наклонившись, поцеловал ее бедро.

Его волосы защекотали Энни кожу, однако губы оказались на удивление мягкими. Энни почувствовала, будто ее окутала ласковая волна. Тело безвольно обмякло, и, закрыв глаза, она вздохнула.

Наслаждаясь теплотой его прикосновений, Энни так и лежала с закрытыми глазами и когда Рик покрывал поцелуями ее живот, и когда начал по кругу целовать ее упругие груди, подбираясь все выше к соскам, однако не касаясь их.

Проведя языком по шее Энни, Рик просунул руку ей под спину и молниеносным движением снял лифчик. Вновь жадно прильнув к ее губам, он отбросил лифчик в сторону, и Энни явственно представила себе ярко-красное пятно на полу.

– Посмотри на меня, Энни, – прошептал Рик, и она медленно открыла глаза.

Рик сжал ее грудь руками, и прикосновение его загрубевших ладоней к нежной коже вызвало такое острое наслаждение, что с губ Энни сорвался тихий стон. В солнечном свете волосы Рика горели огнем, взгляд ясных темно-синих глаз завораживал.

– Что ты хочешь? – спросил Рик, нежно лаская ее. – Скажи... только скажи, Энни.

– Я хочу, чтобы ты разделся, – прошептала Энни и принялась сама стаскивать с него джинсы. Несколькими секундами позже его одежда уже лежала на полу рядом с ее лифчиком.

Энни вздохнула. О Господи, как же он хорош! Она коснулась руками его твердой, вздыбленной плоти, сначала осторожно, потом смелее, чувствуя все возрастающее возбуждение.

Жаркие губы Рика коснулись ее груди, пальцы направились к заветному местечку между ног, жаждавшему его прикосновений, и Энни почувствовала, что ей уже недостаточно поцелуев.

– Попроси, Энни, – прошептал Рик. – О Господи!

Исступленно сжав ноги, Энни проговорила:

– Я хочу тебя. – И поняла, что это не те слова. Закрыв глаза, она судорожно пыталась подобрать другие, более точные, которые смогли бы полнее отразить ее стремление. – Люби меня, пожалуйста.

Не успела она договорить, как Рик вновь приник к ее губам и поспешно стянул с нее трусики. Потом он раздвинул коленом ее ноги, и мир для нее наполнился Риком: его широкими плечами, грудью, поросшей рыжевато-золотистыми волосами, руками со вздувшимися от напряжения мышцами, которыми он упирался по обеим сторонам кровати, нависая над ней.

– О Господи, – снова сдавленно прошептал он. – Чуть не забыл. Я так тебя хочу, что уже ничего не соображаю.

На секунду Энни стало холодно: Рик спрыгнул с кровати, схватил джинсы и сунул руку в карман за презервативом.

Потом он снова навис над Энни и, ласково обхватив ее лицо ладонями, спросил:

– Ты действительно этого хочешь?

Осторожно проведя кончиками пальцев по его щеке, Энни ответила:

– Да, Рик, если, конечно, ты понимаешь, что мы можем дать друг другу.

– Ты хочешь сказать, кроме приятного времяпрепровождения? – уточнил Рик, и пламя, полыхавшее в его глазах, немного поутихло.

– Мне нечего тебе предложить, кроме дружбы и секса. Я не могу дать тебе большего. Не могу. Ты понимаешь?

На мгновение Рик замер, а потом прошептал:

– Большего мне и не надо.

Энни стало грустно от его слов, но она мужественно улыбнулась и обвела пальцем его губы.

– Я знала, что ты это скажешь.

– Энни... – Рик снова пылко поцеловал ее. – Я не могу ждать.

– Не жди, войди в меня, – ответила Энни, притягивая его к себе. – Пожалуйста.

Не мешкая Рик вошел в нее, сначала осторожно, а когда Энни тихонько застонала, заполнил ее собой до отказа.

– О Боже, – прошептал он, запрокинув голову и закрыв глаза. – Как же хорошо...

Его полный неги голос, искаженное страстью лицо, тепло его влажной кожи, соленый привкус пота, вздувшиеся на руках мышцы, невероятно синие глаза и ощущение наполненности подействовали на Энни как удар хлыста.

Она шевельнула бедрами, призывая Рика двигаться, что он и сделал. Но не медленно и размеренно, как она рассчитывала, а с силой, проникая в нее все глубже и глубже, и все мысли вылетели у Энни из головы. А вскоре они оба уже содрогнулись в сладком экстазе, прерывисто дыша и не понимая, где они и что с ними происходит...

Энни пришла в себя, чувствуя горячее мужское тело на своем теле, покрытом капельками пота, которые стекали, щекоча кожу, на кровать.

– Это было упоительно, – тихонько прошептала она, ероша руками волосы Рика.

Хмыкнув, он легонько чмокнул ее в ухо.

– Я чуть не умер. Клянусь, в эти мгновения вся моя жизнь промелькнула у меня перед глазами. – И, приподнявшись на локтях, улыбнулся.

Увидев эту улыбку, почувствовав его нежность, Энни замерла. Какое-то нехорошее чувство начало медленно и неумолимо охватывать ее, словно тучка, наползающая на небо.

– Наверное, тебе нужно идти. Работа ждет.

Она попыталась встать с кровати, чтобы поскорее оказаться от Рика на безопасном расстоянии, однако он схватил ее за руку:

– Ничего, час-другой подождет. Не уходи. Останься со мной, Энни.

«Останься со мной»...

Какое соблазнительное предложение! Он, конечно, имеет в виду сейчас, в данный момент. На какую-то долю секунды Энни захотелось остаться с ним не на ночь и не на две, а навсегда.

Она решительно выкинула эту мысль из головы.

– Эй, это моя кровать, – шутливо бросила она. – Если кто-то из нас отсюда и уйдет, то это ты.

Рик улыбнулся. Потом губы его вновь прильнули к ее губам, руки накрыли груди, отметая прочь все сомнения и страхи, и на этот раз он сделал все так, как хотела Энни, – медленно и размеренно.

Когда Энни наконец заснула, Рик встал и потянулся. После занятий любовью с женщиной, которая оказалась настолько страстной, что не могло привидеться в самых безудержных мечтах, да еще среди знойного дня и в мансарде, расположенной под самой крышей, приятно было почувствовать разгоряченной кожей дуновение прохладного вентилятора.

Давненько он не испытывал такого удовлетворения, после которого не остается никаких сил. Он и не представлял, как сильно нуждался в Энни, в ее нежных прикосновениях, умопомрачительных ласках, до тех пор пока не занялся с ней любовью.

Секунду он постоял, глядя на нее. Энни лежала на кровати лицом вниз и крепко спала. На бледной коже ее спины переливались свет и тени. Взгляд Рика переместился вниз, к ее длинным, стройным ногам, изящным лодыжкам, потом поднялся выше, к упругой попке, спине, нежным плечам, разметавшимся по подушке волосам цвета осенних дубовых листьев, и, наконец, остановился на ее лице. От него веяло таким покоем, что в груди Рика разлилось ласковое тепло.

Хотелось лечь рядом с Энни, вновь ощутить прикосновение ее мягкого тела, увидеть на подушке рядом со своим лицом ее такое знакомое лицо.

Но нужно было идти трудиться. Человек, работающий на земле, – вечный труженик. Его всегда ждет работа, и такую жизнь выдержит не каждый.

И уж конечно, такая жизнь не для Энни, и она ясно дала ему это понять.

Неторопливо нагнувшись, Рик поднял с пола свою разбросанную одежду. Сразу одеваться он не стал, подождал не-много, пока вентилятор обдует его, потом походил по комнате, сбрасывая с себя усталость, и наконец подошел к столу Энни. На нем стояли фотографии, которые Энни с двух сторон зажала камнями, чтобы не упали.

Хадсон выглядел редкостным красавцем, причем богатым. Женщины таких обожают. Вид у него был задумчивый. Рик быстро взглянул на остальные фотографии: безвкусно одетая пожилая женщина, молодой солдат и хорошенькая блондинка с улыбкой во весь рот. Потом в глаза ему бросилась стопка писем, придавленная камнем.

Воровато оглянувшись на Энни и убедившись, что она по-прежнему сладко спит, Рик снял камень и взял письма. Это оказались не сами письма, а снятые с них фотокопии. Какой витиеватый, неразборчивый почерк, поразился Рик и взглянул на обратную сторону, на которой Энни напечатала текст. Рик стал читать то, что напечатала Энни:

«Если бы эта земля была моей, я бы тоже яростно за нее сражался... «

Прочитав эти первые слова, Рик заинтересовался, что же будет дальше, и сел, так и не одевшись. Дочитав письмо до конца, он снова взглянул на фотографию Льюиса Хадсона, чувствуя глубокое уважение к этому парню.

Кусок из следующего письма, подчеркнутый Энни, вызвал на губах Рика улыбку.

«Передайте миссис Ховард, что я каждый вечер вспоминаю ее имбирные кексы. Клянусь, если бы я был дома, я бы съел их целую гору. Считаю дни, оставшиеся до возвращения. А пока одного малюсенького кусочка, даже одной крошечки хватило бы для того, чтобы скрасить унылые дни походной жизни... «

Рик быстро просмотрел остальные письма и заметил, что не все они написаны Хадсоном.

«О, Эмили, даже тридцать лет, прошедшие со дня исчезновения сына, не притупили моего горя... «

Примерно половина писем оказалась написана старой леди и девушкой Льюиса, Эмили. Письма Эмили, несмотря на старомодные обороты, напомнили Рику о Хизер, пока он не наткнулся на предложение, поразившее его:

«Как я скучаю по тем страстным ласкам, которыми мы обменивались во мраке ночи... «

О Господи! А он-то всегда считал, что в те давние времена женщины были сдержанными и не придавали никакого значения сексуальной жизни. Похоже, эта зазноба Льюиса была не робкого десятка. Ухмыльнувшись, Рик взглянул на портрет Хадсона и поднял вверх оба больших пальца.

Молодчина! Неудивительно, что он улыбается.

Так вот ты, оказывается, какой, Льюис Хадсон. По уши влюбленный парень, мечтатель, имевший привычку слишком много думать. Он, Рик, в детстве тоже любил помечтать. Похоже, те сто шестьдесят лет, что отделяют его от Хадсона, не такой уж долгий срок.

Последнее письмо поразило Рика, хотя он уже знал всю историю от Энни.

«Лейтенант Льюис Хадсон самовольно оставил свой пост и пренебрег обязанностями офицера, а посему лишается всех прав, привилегий и денежного содержания, полагавшихся ему в соответствии с постановлением правительства Соединенных Штатов. Довожу до вашего сведения, что в случае его обнаружения и привлечения к суду его действия будут расцени-ваться как государственная измена и караться по всей строгости закона. Личные вещи лейтенанта Хадсона я переправляю вам, его родным. Разделяю ваше горе и потрясение столь несчастливым поворотом событий. Дай вам Бог силы простить вашего сына за его постыдный поступок».

– Черт! – сердито воскликнул Рик и сам поразился силе своего гнева.

Он обернулся к Энни. Можно лишь восхищаться ее преданностью Хадсону. О Господи, кажется, все на свете отдал бы, чтобы рядом была женщина, настолько ему преданная.

Рик положил письма на место, придавил камнем и тихонько оделся. Все это он проделал, не спуская глаз с Энни, пытаясь не поддаться глубокому, всепоглощающему желанию, которое она у него вызвала.

Одевшись, Рик направился к двери, но по дороге остановился и осторожно накрыл Энни простыней, легонько коснувшись при этом ее гладкой кожи. Поцеловав Энни в щеку, он пошел работать.