Ночное небо, усыпанное звездами и полное непостижимых тайн далеких миров… В молчании межзвездных пространств эхом раздавался голос лектора:
— Созвездие Андромеды… Созвездие Лебедя и самая яркая его звезда Денеб… Созвездие Кассиопеи. Здесь в 1572 году был впервые замечен взрыв сверхновой звезды. А сверхновая звезда светит так, как гигантская звездная система, состоящая из. миллиарда звезд.
Лица людей в полутемном зале устремлены вверх.
— Вселенная не имеет границ. Она бесконечна. Где находимся мы в этом неизмеримом пространстве? Прежде всего, среди бесчисленных метагалактик мы должны найти пашу метагалактику, затем нашу сверхгалактику. Затем местное скопление галактик, далее нашу галактику, чтоб найти там нашу солнечную систему и далее планету Земля… Вот и они.
Среди бесчисленных галактик трепетала, чуть заметно мерцая, крошечная голубая точка. Земля…
— Посмотрите, какая она маленькая, какая крошечная. Единственное обиталище жизни во всей Вселенной! Достаточно одного взгляда, чтоб понять, как ей необходимы уход, забота и нежность человека.
Щелкнул выключатель, и в планетарии зажегся свет. Слушатели сидели, затаив дыхание, все еще не спуская глаз со свода, откуда минуту назад на них смотрела Вселенная.
Александр выключил микрофон и встал. Слушатели расходились.
Александр неторопливо шел по аллее вдоль берега моря, разглядывая рисунки на асфальте. Дети сидели на корточках и рисовали мелом фантастических бабочек, порхающих и облаках людей, зверей с наивным» мордами, космические корабли и множество сияющих солнц — красное, синее, белое, оранжевое.
Александр старался не наступать на рисунки.
— Идите прямо по рисункам, дядя, — сказала маленькая девчушка. — Не бойтесь, они не сотрутся.
Погладив ее по голове, Александр продолжал свой путь. За аллеей раскинулся цветник. Красные и белые розы покачивались от дуновения морского ветерка. У цветника стоял одноногий седой человек. Опираясь на костыли, он поливал цветы из резинового шланга. Это был здешний садовник Михаил Белов. Его окружила детвора и наперебой упрашивала:
— Дайте мне, дядя Миша. Прошу!
— Ну хоть чуточку, дядя Миша! Только с одной стороны, а?
Наконец Михаил уступил горячим мольбам и, отдав детям шланг, отошел в сторону покурить.
— Помогают? — Александр кивнул в сторону детей.
— Балуются. Дети есть дети. Известное дело.
Александр неспешно прикурил от сигареты Михаила, затянулся и, любуясь розами, сказал:
— Какие красивые…
— Говорят же, что цветы — это улыбка природы. А роза — самая прекрасная из ее улыбок, — сказал Михаил, с любовью оглядывая свои владения.
Он наклонился и стал вырывать сорняки около куста розы, продолжая краем глаза наблюдать за детьми.
— Не смывайте землю у корней! Лейте равномерно! — крикнул он детям.
Мальчикам надоело поливать. Один из них, уже мокрый до нитки, завладел шлангом и направил струю на ребят. Потом бросил шланг на землю и кинулся за убегающими от него мальчишками.
Михаил с трудом выпрямился.
— Какие из них помощники? Лишь бы побаловаться, — ворчал он, перекрывая воду. — Хм… Трудолюбивая молодежь!
Александр поднял шланг и протянул его Михаилу.
Сидя на балконе кафе в компании старого моряка Шукри Шецирули и пятнадцилетнего юнги Герасиме Торадзе, Александр наблюдал за резвящимися в бухте у морского воказла дельфинами,
В кафе было мyоголюдно: все столики занимали служащие порта. Герасиме не мог дождаться, пока остынет кофе.
— Ну разве на кофе дуют? — пожурил его Шукри.
— А обжигаться лучше?
— Подожди, остынет. Кофе, дружок, надо пить не спеша.
На рейде стояли освещенные корабли. Неожиданно раздался мощный гудок, и в бухту медленно вошел танкер. Шукри надел очки:
— Который пришел?
— Норвежский, — ответил ему Александр.
— Норвегия, Норвегия… с ее злополучными фиордами. — Шукри улыбнулся далеким нос-поминаниям и изобразил рукой зигзаг: — Там только так можно плыть.
Посидели некоторое время молча, думая каждый о своем. Герасиме, щурясь, сосредоточенно смотрел па небо.
Шукри бросил внимательный взгляд на Александра.
— Тебя все еще беспокоят боли? — задал он неожиданный вопрос.
— Да, почему-то опять начались, — покачал головой Александр. — Иногда как иглой пронизывает.
— Надо показаться врачу, мой дорогой. Нельзя так.
— Недавно был у рентгенолога. Он сказал, что осколок все на том же месте.
— Когда тебе за пятьдесят, что-нибудь непременно побаливает. Это уж как закон! Гораздо хуже, — засмеялся Шукри, — если вдруг проснешься утром и почувствуешь, что у тебя совсем ничего не болит. Значит, умер…
К столику подошел официант:
— Вас просят к телефону, батоно Саша! Александр встал и, кланяясь по дороге знакомым, пошел между столиками.
Тучный буфетчик, суетившийся у прилавка, кивнул Александру в знак приветствия и протянул ему трубку.
— Слушаю!
— Папа, ты? — раздался в трубке взволнованный голос сына. — Приходил майор из комиссариата.
— Что случилось?
— Они получили письмо… — Темури помедлил. — Там пишут, что ты похоронен у них.
— Что значит похоронен?! Где это письмо?
— Здесь. Майор принес.
— Прочти, — глухим голосом попросил Александр.
В трубке послышалось шуршание, затем снова раздался голос сына:
— Слушаешь?
— Да, да, слушаю, — нетерпеливо сказал Александр.
— Ну вот… Я читаю: «Уважаемый товарищ комиссар! В центре нашего поселка в братской могиле похоронен рядовой морского пехотного батальона Александр Теймуразович Бибилейшвили, геройски погибший в битве за Родину. Как установили следопыты нашей школы, Александр Бибилейшвили в тысяча девятьсот сорок втором году пошел добровольцем в Красную Армию из вашего города. Девятого мая этого года у нас в поселке собираются однополчане погибшего героя, бывшие фронтовики. В этот же день в нашем поселке откроется музеи боевой славы — Дом Солдата. Просим вас помочь нам собрать документы об Александре Бибилейшвили…», то есть, о тебе, папа… Ты слушаешь?
— Да, слушаю.
— «…фотографии, личные вещи и другие реликвии, которые будут выставлены в нашем музее. С уважением, учащиеся средней школы п осел на Мариновка».
Темури продолжал еще что-то говорить, но Александр уже ничего не слышал — мозг разрывал оглушительный грохот войны. Александр повесил трубку и как лунатик пошел к выходу.
Секретарь правления общества «Знание» и Александр сидели в кабинете. Секретарь дочитал письмо и поднял удивленные глаза на Александра:
— Может быть, там другой Александр Бибилейшвили?
— Не-ет, — покачал головой Александр, — это я. Я воевал в Мариновке и был там тяжело ранен.
— Не ранен, а убит, — поправил его секретарь.
— Да, почти так и было.
— Давай заявление.
Александр протянул ему заявление, тот нахмурился.
— Многовато — двадцать дней!
— Я прошу в счет отпуска. Там же немного отдохну. Может, встречу кого-нибудь из наших ребят…
— Хорошо, хорошо, — перебил его секретарь. — Такой случай, что отказать просто невозможно. И смотри, чтоб убрали с могильного камня твою фамилию.
— Уберут, я думаю, когда увидят меня живого.
— Чего только я не встречал в жизни, но чтоб человек ехал на собственную могилу, вижу впервые. Что ж, счастливого пути!
Такой двор сейчас можно встретить разве что в старом Батуми. Он опоясан трехэтажными террасами, которые соединены каменными лестницами. В нижнем дворе разрослась магнолия. В верхних — тенистые апельсиновые деревья и беседки, увитые виноградом.
Возле ствола магнолии стояли белые «Жигули», из-под которых виднелись чьи-то ноги. Александр копался в моторе. Усатый пожилой человек старательно протирал стекла машины мокрой тряпкой. Рядом двое соседей играли в нарды.
На верхней террасе показался лысый человек, он держал в руках две автомобильные покрышки.
— Саша, возьми мои покрышки — они совсем новые! Тебе же так далеко ехать!
— Спасибо, Джемал. Мои тоже еще ничего. Обойдусь.
Из квартиры на первом этаже вышел Темури с чемоданами в руках. На верхней террасе снова возник лысый сосед Джемал.
— Саша, и Темури с тобой едет?
— Да, едет, — ответил Александр, помогая сыну укладывать чемоданы в багажник.
Сидевшая на балконе пожилая женщина, молча наблюдавшая за сборами, наконец вмешалась в разговор:
— Напрасно ты его везешь. Неужели мы не сумеем за ним присмотреть?
— Ну что вы! Это все равно, что оставить в квартире включенную электроплитку.
— Правильно делаешь, Саша, — сказал сверху Джемал. — Пусть едет. Покажешь мальчику, где мы были и что делали… Ты ведь тогда не старше него был?
— Точно такой был, — ответил за Александра один из тех, кто играл в нарды.
Из-под машины вылез весь грязный человек в пижаме. Сунул в багажник инструмент и, хлопнув рукой по крышке, воскликнул:
— Упряжка в порядке! Можешь скакать!
Подъемный кран, как пушнику, поднял белые «Жигули» и, кружа, понес вверх.
По трапу судна поднимались пассажиры. Среди них были Александр и Темури.
…Александр стоял у раскрытого чемодана и переодевался. Темури в одних плавках вертелся по каюте.
— Папа, ты ложись внизу, а я полезу наверх.
— Приходи только вовремя и ложись, где хочешь.
— О, у нас с тобой уже началась война поколений? Когда же, по-твоему, я должен ложиться?
— Ну хотя бы часов в одиннадцать… Не хватало еще, чтоб я искал тебя по всему кораблю. Постои, куда ты идешь в таком виде?
— Именно в таком. Иду купаться в бассейн. Не надеть ли мне фрак?
— Вернись и оденься нормально, — твердо произнес Александр.
Темури нехотя вернулся, натянул брюки.
— На корабле мы или в театре? — проворчал он.
— Ты здесь не один.
На корабле царили музыка и веселье. Отдыхающие, как это обычно бывает, были настроены беспечно и легкомысленно. Мимо Александра, разгуливавшего по палубе со «Спидолой» в руках, пробежали одетые в купальники девушки и парни. Темури, державший за руку черноволосую девушку, увидел отца, остановился:
— Познакомься, это мой отец. Май фазер… А это Дженни, из Австралии…
Стараясь не смотреть на девушку, едва прикрытую купальным костюмом, Александр смущенно пробормотал:
— Очень приятно. Постой-ка минутку, Темур.
Они отошли к перилам, и Александр достал из кармана портмоне.
— Положи себе в карман, — и протянул ему десятирублевку.
Темури сунул деньги в карман и, благодарно улыбнувшись, побежал догонять компанию. Александр стоял и смотрел ему вслед…
В баре звучала тихая музыка. В полумраке танцевали пары. На высоком стуле, неспешно потягивая напиток, к стоике примостился Михаил Белов. Справа от него сидел бородатый юноша. Александр устроился на свободном стуле рядом с бородатым и попросил у бармена стакан апельсинового сока.
Бармен поставил перед Александром стакан с кусочками льда, налил в него сок.
Александр улыбнулся и кивнул через голову бородатого Михаилу:
— Далеко направляетесь?
— Далековато.
— А ваши розы не загрустят без вас?
— Конечно, загрустят. Цветы все чувствуют. Не хотите ли виски?
— Спасибо, — сказал Александр, перебираясь на освободившееся рядом с Михаилом место. — Я стараюсь вообще не пить. Сердце.
— А я вот впервые в жизни попробовал виски.
— Ну и как?
— Дело вкуса. Я предпочел бы хорошую чачу. А еще лучше — пару стаканов чистого кахетинского вина. С острым сыром, горячим лавашом и свежей зеленью.
Поздно вечером Александр снова вышел на палубу. С кормы доносилась музыка. Он направился туда и увидел большую компанию молодежи, устроившуюся под мачтой на сдвинутых шезлонгах. Заметив отца, Темури подбежал к нему:
— Папа, можешь дать мне ключи от машины?
— Ключи от машины? Посреди моря? Зачем?
— Хотим послушать в машине музыку.
— Неужели все австралийцы? — спросил Александр, доставая из кармана ключи.
— Нет. Вон видишь, с того края сидит москвич, Юра Карташев. Остальные французы. Туристы.
— Интересно, на каком языке ты с ними разговариваешь?
— На языке дружбы, — засмеялся Темури. — Немного английского, немного русского и очень много мимики и жестов.
— Молодец! Истинный полиглот.
Темури обернулся к ребятам и махнул им рукой. Все мгновенно вскочили с шезлонгов и с веселыми возгласами побежали к месту стоянки машин.
Александр, облокотившись о перила, задумчиво смотрел в темноту, где поблескивали лишь черные волны…
…И тогда море было такое же черное. В мотоботе около сорока юных десантников, прижавшись друг к другу, во все глаза смотрели в черную мглу, которая в любую минуту могла стать для них роковой.
У борта мотобота сидели рядом молодой Саша Бибилейшвили и новобранец Коля Братченко.
— Саша, я скрыл от командира, что не умею плавать, — прошептал Коля. — Совсем не умею…
— Не бойся, — так же тихо ответил ему Саша. — В случае чего я тебе помогу. Я плаваю, как утка. Когда подойдем к берегу, немедленно прыгай, не то мотобот сразу подаст назад и ты очутишься на глубине.
— Прыгнем вместе, а?
— Хорошо, прыгнем вместе. Говорю же тебе, со много ничего не бойся.
Вдруг что-то громыхнуло, и яркие ракеты осветили сорок бледных лиц.
— Заметили! — крикнул Коля.
Стало видно, как между мотоботами, стреляя в сторону берега, сновали «охотники».
— Держитесь, ребята! — бодро воскликнул старший лейтенант Алейников. — Мы уже у самого берега!
Мотоботы устремились к берегу, откуда доносился грохот орудий. Море кипело от взрывов мин.
— Вода!!! — раздался отчаянный возглас. Саша наклонился и увидел, как мотобот
стремительно наполняется водой.
— Вычерпывайте воду! — приказал Алейников. — Быстро вычерпывайте воду!
Все бросились черпать воду, кто котелком, кто каской, а кто пригоршнями… По испуганным лицам градом потек пот. Но вода прибывала быстрее, чем они успевали ее вычерпывать. Кто-то уже скинул с себя гимнастерку, готовясь прыгнуть в воду.
Саша тоже начал расстегивать пуговицы на гимнастерке, но, встретившись взглядом с Колей, раздумал и даже попытался улыбнуться:
— Жарко…
— Выбрасывайте все, кроме оружия! — крикнул Алейников.
В море посыпались рюкзаки, ящики из-под мин, металлические бочки.
— Десант, приготовиться! — уже спокойнее скомандовал Алейников.
Солдаты только теперь подняли головы и увидели у самого носа мотобота окутанный дымом берег.
— Десант, вперед!
Одной рукой Саша сбросил с плеча ППШ, другой схватил за рукав Колю Братченко, и тут же оба оказались по пояс в воде…
…Рядом с Александром остановились, обнявшись, юноша и девушка. Чтобы не мешать им, он отошел от борта, включил «Спидолу». Медленно вращая микшер, Александр прислушивался к бесчисленным голосам, наполнявшим эфир. Слушая голоса дикторов, говоривших о самых важных проблемах человечества, Александр ощущал, что это усеянное звездами небо, бесконечное пространство темной воды и вообще вся планета заражены ощущением опасности…
Александр нашел на корме уютное местечко. Сюда с площадки доносилась музыка и были видны отрешенно танцующие пары. За кормой, при свете лупы, бежала белая пенящаяся полоса воды.
Он снова покрутил микшер «Спидолы». Среди множества перебивающих друг друга голосов Александр уловил голос московского диктора:
— «…Наталия Павловна Дронова ищет сына… она потеряла во время бомбежки эшелона… Харькова. Виктору тогда было пять лет…»
Александр слушал, замерев. Мать искала сына, сын искал мать, брат искал брата… Люди, потерявшиеся в хаосе войны, все еще надеялись найти друг друга.
По дороге мчались белые «Жигули». Над стрелкой, у перекрестка, огромными буквами было выведено: «Мариновка — 9 км». Машина свернула в направлении, указанном стрелком.
Александр и Темури приближались к Мариновке. Впереди простиралась широкая степь, упирающаяся в темно-сиреневые горы, у подножия которых виднелись дома. На холме возвышалась белая церковь.
Чем ближе подъезжала машина, тем отчетливее был виден уютный поселок, утопавший в зелени. Александр повернулся к Темури:
— Именно отсюда мы шли на Мариновку. Там пролегали немецкие траншеи.
Темури напряженно смотрел вперед. У Александра к горлу подкатывал ком. Он слышал теперь не шум своей машины, а грохот танков и залпы орудий.
— Вперед, ребята! — раздался из прошлого голос лейтенанта Алейникова. — Не отставать от танков! Вперед!
Александр прибавил газ. С бешеной скоростью мчались навстречу им церковь, белые дома и зеленые дворы…
И вдруг в адском грохоте войны раздался звук милицейского свистка. Александр резко затормозил. К машине не спеша приблизился автоинспектор:
— Ваши документы!
Александр достал из кармана права.
— Алекеандр Теймуразович, почему вы превышаете скорость? — строго спросил инспектор, изучив документы.
— Извините, не заметил знака.
— Надо быть повнимательней. Далеко едете?
— В Мариновку.
— Пожалуйста, вот и Мариновка. — И автоинспектор показал на щит, где крупными буквами было написано: «с. Мариновка».
Белые «Жигули» миновали щит и медленно двинулись вдоль зеленеющих дворов. Глаза Александра искали знакомые места.
— Узнаешь? — взволнованно спросил сын.
— Нет. Здесь все изменилось. Помню только церковь на холме.
При виде двугорбой горы у Александра больно сжалось сердце.
— Видишь гору? — он показал на нее Темури. — У подножья ее находился наш передний край.
Александр остановил машину, высунулся из окна.
— Извините, где здесь гостиница? — спросил он старика с палкой.
Старик протянул палку в сторону двухэтажного здания.
— Да вот она…
Александр и Темури вошли в холл. Приставив к стене лестницу, двое ребят вешали красный транспарант: «Привет ветеранам Великой Отечественной войны». Ими руководил рыжий мужчина с толстой папкой под мышкой и с орденской колодкой на военном кителе.
Не дожидаясь вопроса, администратор решительно покачала головой:
— Свободных мест нет и, наверное, не будет.
— Хотя бы на одну ночь. Мы едем издалека и очень устали.
Отчаявшиеся лица приезжих, видимо, тронули сердце администратора, и она показала на рыжего мужчину:
— Попросите товарища Назарова. Все забронированные места полностью в его распоряжении.
Александр не очень уверенно подошел к рыжему мужчине:
— Извините, товарищ Назаров…
Назаров повернулся к Александру и внимательно посмотрел на него. Александр тоже не спускал с него глаз. Веснушчатое лицо и живые серые глаза были ему знакомы…
— Слушаю вас.
— У меня к вам просьба. — помедлив, произнес Александр. — Если можно, всего на два-три дня.
— Хорошо, хорошо. Но только до седьмого числа! С седьмого начнут съезжаться ветераны воины.
— Пусть будет до седьмого. Большое вам спасибо. А вообще-то и я…
Но Назаров уже не слушал Александра.
— Валентина Васильевна! — крикнул он администратору. — Примите этого человека…
— Я с сыном.
— Примите обоих. Только возьмите расписку, что седьмого мая они освободят номер.
Администратор протянула Александру бланк:
— Заполняйте.
Александр, уже переодетый, вышел из гостиницы и не спеша пошел по центральной улице, с интересом разглядывая дома и дворы.
Он вышел на площадь с небольшим красивым сквером и сразу же в центре сквера увидел обелиск. Собрав все силы, он медленно приблизился к нему. У обелиска, вокруг которого были посажены цветы, горел вечный огонь.
Александр со страхом читал высеченные на граните фамилии. Вот одна знакомая фамилия. Еще одна приковала его внимание. И вдруг… «Бибилейшвили А. Т.» Где-то далеко, в глубине сердца, зазвучал барабан. Александр стоял и не мог оторвать глаз от букв на граните, не услышал, как подошел к обелиску отряд пионеров.
Его вернул к реальности голос пионервожатой:
— Товарищ, отойдите, пожалуйста, чуть в сторону. Здесь вы нам мешаете.
— Извините…
Он шел уже по площади, когда услышал позади звонкий голос:
— Отряд, стой! Смир-но!
Александр остановился, оглянулся. До его слуха донеслись слова пионерской клятвы…
Впереди возвышалась двугорбая гора. Ее склоны поросли лесом. Внизу, у самого края леса, светлело красивое трехэтажное здание.
Александр стоял у подножья горы. За дорогой тянулись луга. В яркой зеленой траве пестрели полевые цветы. Он смотрел то на гору, то на море, раскинувшееся справа, за полем, постепенно начиная осознавать, где находится. Он увидел в траве след старой траншеи, словно шрам от глубокой рапы. За эти годы траншеи заросли, но все-таки отчетливо были видны окопные линии. А вот и его окоп! Вернее, следы от него… Он присел на край и посмотрел на гору. Ну конечно, это его окоп — отсюда видно, как два холма чуть ли не сливаются.
С дороги свернул автобус и остановился близ лужайки. Из автобуса вышла группа экскурсантов и направилась в сторону горы. Впереди всей группы шел Назаров и громко рассказывал:
— Фашистам удалось остановить наш морской пехотный батальон вот здесь. И они не раз пытались сбросить нас в море. Иногда нам приходилось отражать двенадцать атак за день! Здесь шли очень тяжелые бои. Помню, сидели мы в траншее, смотрели на эту гору, где укрылись фашисты, и мечтали увидеть, что находится по ту сторону горы… — Он помолчал, задумался. — А теперь посмотрим место, где был расположен командный пункт батальона.
Возле автобуса остался только водитель. Он держал в руке манометр и проверял давление в покрышках. Александр подошел к водителю.
— Скажите, кто этот человек? — спросил он, показывая на Назарова.
— Назаров… Борис Акимович, — ответил удивленный водитель. — Председатель Совета ветеранов войны. Да его весь район знает.
— Назаров… Назаров… — словно заклинание, повторял Александр.
Глубоко задумавшись, он и не заметил, как снова оказался около своего окопа. Невдалеке косили траву.
Александр сидел в прежней позе на том же месте, прислушиваясь к звону кос и тихому щебетанию птиц. Издали постепенно приближались и все перекрывали звуки прошлого…
Разорвалась мина. За ней последовал нескончаемый пулеметный огонь.
В расщелинах гор белели остатки снега. В воздухе с визгом пронеслась мина. Солдаты, стоявшие в траншее, пригнулись, но она разорвалась где-то дальше. По мокрой земле стелился черный дым.
К траншее подполз молодой солдат Саша Бибилейшвили, таща за собой тяжелый ящик:
— Забирайте, ребята!
На помощь Саше поспешил Федя Климов.
— Что там? Тяжелое, как свинец.
— Еще бы! Это и есть свинец, — засмеялся Саша, спрыгивая в окоп.
Такой же юный, как и они, солдат Геннадий Семенихин позвал издали:
— Саша, а где Назаров?
— Шел за мной… — Оy чуть высунул голову и позвал: — Боря! Боря!
Над траншеей показалась голова еще одного солдатика: выбившийся из-под пилотки рыжий чуб и взволнованные серые глаза.
— Здесь я! Берите… Ну и тяжесть! Я чуть не умер.
Он подтащил к траншее огромный ящик. Солдаты приняли его, а вслед за ним в траншею спрыгнул и Назаров. Пышноусый Глеб Купаев уже раздавал ребятам патроны из первого ящика, действуя с распорядительностью крестьянина.
— В первую империалистическую ребята говорили, — неторопливо рассказывал он, — что страшней воины, наверное, не будет. Так вот теперь, как подумаю, та война мне кажется ребячьей шалостью.
Сверху донесся шум колес и громкие оклики фашистов.
— Фрицам ужин принесли, — сказал Федя.
Коля Братченко мечтательно посмотрел на гору:
— Интересно, что можно увидеть за этой горой?
С гребня горы в воздух взмыла ракета. Подвешенная к парашюту, она медленно опустилась вниз. Солдаты спрятались в траншее. Кунаев отложил в сторону пустой ящик из-под патронов и открыл штыком второй. Присел от удивления: в ящике лежали снаряды.
— Что ты принес, Назаров?
Солдаты громко захохотали. Назаров заглянул в ящик.
— Сам не знаю, — растерянно забормотал он. — В такой темноте разве разберешь. Ящик как ящик.
— Повеселились, и хватит, — строго сказал Кунаев. — Ну, ошибся парень, что тут особенного? Ты, Боря, отдохни немного, а потом обратно его отнесешь.
На горе снова раздались громкие оклики. А затем вдруг послышались звуки губной гармошки.
— Наполнили брюхо и развеселились, — зло сказал Федя.
Александр поднялся. Вокруг все дышало спокойствием. За окопом по-прежнему косили траву. Водитель автобуса подкачивал колесо. Высоко в горах мелькали яркие одежды туристов. Отчетливо слышались веселые голоса и звуки аккордеона.
Александр подошел к водителю автобуса.
— Кто они? — спросил он, кивая на туристов.
— Немцы. Туристы… Видите трехэтажный дом? Это турбаза. А вы впервые в наших краях?
— Нет, во второй раз. Впервые был здесь много лет назад. Тогда этого здания вообще не было. И этого леса тоже.
Водитель искоса посмотрел на Александра, посуровел:
— Это не простой лес.
Последние слова были сказаны таким тоном, что Александр, не рискнув продолжать свои расспросы, повернулся и пошел к поросшему лесом склону.
…Деревья на склоне стояли рядами, как в строю. На каждом дереве была прикреплена жестяная табличка с фамилией.
Александр медленно шел между деревьями, читая фамилии. «Гвардии майор Глебов А. К.» Александр смотрел на разросшееся дерево, и перед его глазами возник майор Глебов. Он услышал его зычный голос:
— Батальон, равняйсь!
Дрогнули ряды деревьев, смешались.
— Смирно! Равнение на знамя!
Выстроились в ряд, застыли деревья… Александр шел дальше, отыскивая знакомые фамилии. «Гвардии рядовой Климов Ф. С.» В памяти всплыло все в саже лицо молодого солдата, батальонного весельчака.
— В Челябинске дожидается меня девчонка, такая красивая, что второй такой не отыщешь во всем городе. Закончится война, приезжайте на нашу свадьбу. Всех приглашаю. Саша, ты будешь тамадой!
Еще одна знакомая фамилия: «Гвардии рядовой Братченко И. К.» Совсем близко увидел Александр лицо Коли…
— Стану альпинистом, — мечтательно говорил Коля. — Поднимусь на вершину и оглянусь. Потом поднимусь на еще более высокую вершину… Саша, давай вместе, а?
С тяжелым сердцем отошел Александр от дерева и снова увидел знакомую фамилию: «Гвардии рядовой Купаев Г. П.» Александру вспомнился пахарь с Алтая. Прислонившись к пулемету, он увлеченно рассказывал:
— Поверьте мне, ребята, ничего величественнее пахоты человечество еще не придумало. Идешь по борозде, и земля дышит тебе прямо в лицо…
Александр бросил взгляд на дерево рядом и вздрогнул: «Гвардии рядовой Бибилейшвили А. Т.» Погладил гладкий ствол, посмотрел вверх. В лучах склонявшегося к закату солнца, громко щебеча, с ветки на ветку прыгали птицы.
Донесшиеся снизу голоса вывели его из задумчивости. Оглянувшись, Александр увидел экскурсантов и Назарова, идущего впереди группы.
— Эти деревья посажены для увековечения памяти воинов, погибших в этих краях, — говорил Назаров. — Каждое дерево носит имя одного из тех, кто погиб за Родину… Товарищи, прошу снять шапки!
Туристы остановились и сняли головные уборы. Склонили в молчании головы.
В этот день Александр впервые встретил Розмари. Он ехал по дороге между холмами, поросшими майскими травами, и еще издали заметил ее голубое платье и светлые, цвета спелой пшеницы, волосы. Она стояла на краю дороги и держала в руках большую охапку полевых цветов. Подняла руку при виде машины. Александр остановился и открыл дверцу.
— Садитесь!
Она сделала шаг и поморщилась от боли. Беспомощно улыбнулась Александру огромными голубыми глазами:
— Помогите… Я ушибла ногу.
Александр тотчас вышел из машины и поспешил к ней. Она обхватила его за шею и, прихрамывая, подошла к машине. Александр осторожно усадил ее на переднее сиденье и наклонился к ее ноге. Поднял голову и посмотрел на нее снизу вверх. Она была так очаровательна в своей беспомощности, что он не мог оторвать от нее глаз.
— Покажите, где болит, — попросил он.
Розмари провела рукой по щиколотке:
— Вот здесь.
— Ну, с этим мы сейчас справимся.
Одной рукой Александр взял ее за стопу, другой за голень и осторожно потянул:
— Болит?
Розмари покачала головой. Она сидела, зажмурившись в ожидании боли. Александр потянул сильнее. Розмари вскрикнула:
— Ах! Что вы делаете? — Не глаза стали совсем большими.
— Надо растянуть… Теперь болит?
Она опустила ногу, наступила и тут же улыбнулась, благодарно глядя на Александра:
— Кажется, в самом деле не болит. Не болит… Вы врач?
— Нет, я астроном.
— Астроном? Вы, конечно, шутите?
— Нет. Я на самом деле астроном.
Александр снова сел за руль. Розмари, теперь уже спокойно и с любопытством, оглядела его:
— Я знакома с людьми самых разных профессий. Но с астрономом встречаюсь впервые.
— Да еще с таким астрономом, которым умеет лечить, — улыбнулся Александр, трогая машину с места.
— Ну так расскажите, что же происходит во Вселенной, — все еще не веря ему, весело попросила Розмари.
— Вселенная живет, — серьезно ответил Александр. — Она вечно находится в состоянии абсолютного беспокойства. В процессе разрушения и созидания.
— Да вы и в самом деле астроном! — воскликнула Розмари.
— А вы?
— Я? Я учительница. Преподаю русский язык в школе.
— Очень приятно.
— Что очень приятно? — не поняла Розмари.
— То, что мы с вами познакомились.
— Вы считаете, что мы с вами уже познакомились?
— Да… Хотя, как говорится, чтоб узнать человека, надо съесть с ним пуд соли.
Она посмотрела вперед на дорогу и грустно улыбнулась:
— Я думаю, что мы не успеем съесть вместе столько соли. У моей путевки истекает срок.
— Подождите, куда вы едете?
— А куда вы хотите?
— Я хочу на турбазу.
— Ну что ж, пожалуйста.
Беседа неожиданно прервалась, и они некоторое время ехали молча. Наконец Александр решился:
— Извините, как вас зовут?
— Розмари.
— А меня Александр. Александр Бибилейшвили.
— Александр Библиш… — она засмеялась. — Нет, я никогда не выговорю.
— Би-би-лей-шви-ли. Самая обычная грузинская фамилия.
— Так вы грузин?
— Да, я грузин.
— И работаете здесь в обсерватории?
— Нет, я работаю в Грузин, в Батуми. Сюда я приехал вчера повидать места, где воевал.
Розмари с интересом посмотрела на Александра.
— Вы здесь воевали?
— Да… Был тяжело ранен при взятии этой горы в январе сорок четвертого.
Александр притормозил у входа на турбазу. Розмари открыла дверцу машины:
— Извините… Большое спасибо.
— Не за что.
Она сделала несколько шагов и повернулась к Александру. Некоторое время помедлила, потом решительно подошла к машине:
— Приходите к нам вечером. После ужина у нас устраивают танцы.
— Приду… Непременно приду.
Александр подошел к администратору гостиницы:
— Ключи от восемнадцатой, пожалуйста.
Администратор посмотрела на доску с ключами и вдруг вспомнила:
— Ключи забрали. Сегодня к вам вселился еще один товарищ.
Навстречу Александру поднялся сидевший у окна представительный седой мужчина. Уставился на него с таким выражением лица, что невозможно было понять, что он сделает в следующую минуту, — засмеется или заплачет.
— Здравствуйте, — сказал Александр.
Мужчина вытянул вперед руку и сказал дрогнувшим голосом:
— Стой! Сначала скажи, кто я.
Александр внимательно посмотрел на него и только решил было, что никогда с ним не встречался, как мелькнувшие в его глазах знакомые искорки осветили память… Александр хотел крикнуть, но почему-то очень тихо сказал:
— Ты Игорь… Игорь Ражнов!
Они обнялись.
— Сашка! — громко говорил Игорь, хлопая Александра по спине своей большой ручищей. — Значит, жив ты, мерзавец!
Потом они отступили на шаг и снова оглядели друг друга с ног до головы сияющими радостью глазами.
— А все-таки, — спрашивал Игорь, — как ты меня узнал? Ведь прошло уже столько лет!
— Не знаю… Наверное, осталось в тебе что-то от двадцатилетнего. Вот глаза, например. Помню, ты тогда заикался.
— Помнишь? Это у меня было после контузии, постепенно прошло.
— А как ты узнал меня? — осторожно спросил Александр.
— Администратор сказала, что подселит меня к Бибилейшвили. Я спросил, который это Бибилейшвили, не Саша ли? Да, сказала она, Александр Бибилейшвили. Я ушам своим не поверил. Я ведь знал, что тебя нет в живых, Саша. Я сам видел, как тебя ранило, потом у ног твоих разорвалась мина и тебя подхватило воздушной волной… Я гоже был ранен. Как же ты выжил?
— Как видишь, выжил. Иногда мне кажется, что я погиб девятнадцатилетним мальчиком и потом вновь родился уже пожилым.
— Да, да. Сначала в нас умирает детство и рождается отрочество. Потом погибает и отрочество, и на его место постепенно приходит зрелость… А как ты живешь? Женат?
— Жена умерла в шестьдесят шестом, когда сыну было три года. А сейчас он уже кончает школу.
— Поздно ты обзавелся семьей. А я уже дедушка. Саша, а ведь мы стареем, брат…
— Живые, потому и стареем.
Александр открыл окно. Отсюда отчетливо был виден темный силуэт их горы. Заходящее солнце окрасило гору пурпурным заревом. Игорь тоже подошел к окну:
— Ты не поднимался на гору?
Александр покачал головой и спокойно сказал:
— Теперь туда очень легко подняться. Разве мог тогда кто-нибудь подумать, что это будет так легко!
— Эх, помнишь, как мы мечтали взглянуть оттуда на окрестности! Саша, но ведь ты тогда достиг вершины?
— Нет, не дошел двух шагов…
Розовый рассвет. От грома орудий содрогалась земля. Морской пехотный батальон огнем прокладывал путь к вершине горы, которая была окутана дымом взрывов.
Вместе с другими бежал на подъем молодой солдат Саша Бибилейшвили. Рядом с Сашей упал сначала один солдат, затем другой, третий… А до вершины уже подать рукой. И тут, несмотря на грохот боя, Саша вдруг услышал негромкий голос:
— Эй, солдат! Браток!
Саша оглянулся и увидел лежавшего на земле раненого моряка. Он пытался приподнять голову.
— Браток, — произнес он с трудом, — скажи, что там, за горой?
— Отсюда не видно, — наклонился над ним Саша. — Вот поднимусь и крикну тебе.
И он снова устремился было вверх, но вдруг почувствовал страшный удар в грудь. Вокруг как будто все замерло. Он видел теперь только вершину горы, до которой оставалось несколько шагов. А еще дальше разлилась светлая безграничность голубого неба… Саша сделал еще шаг, гора склонилась к нему, готовая вот-вот обрушиться. Раздался оглушительный грохот, и все поглотили огонь и дым.
Темури сидел за столом и ужинал. Александр одевался перед зеркалом. Он делал это так сосредоточенно, что не заметил, как сын уже давно перестал есть и с любопытством смотрел па отца.
— В чем дело, папа?
— А что? — обернулся к нему Александр.
— Куда ты идешь такой нарядный?
Вопрос сына застал Александра врасплох, и он растерялся.
— Пройдусь по улице, подышу чистым воздухом…
Александр причесывался, глядя в зеркало, и встретился с любопытным взглядом сына.
— Ну чего ты уставился на меня?
— Никогда не видел тебя таким… обворожительным. Только вот эта рубашка…
— Что? Плохая? — встревожился Александр.
— Нет, она хорошая. Но к этому костюму больше подойдет темно-синяя. Сейчас под костюм носят жилеты из более легкой ткани, — со знанием дела сказал Темури.
— Не хватало еще гоняться за модой, — проворчал Александр.
— Великий Гегель сказал: «Идти против моды так же глупо, как и следовать ей».
— А говорил Гегель, что не следует совать нос в чужие дела? По-моему, он где-то высказался в таком роде.
— Еще одно замечание, и все, буду молчать. Сейчас не носят таких коротких галстуков. Можешь надеть мой, если хочешь. Он больше подойдет.
— Ладно, давай, — примирился Александр.
Темури достал из чемодана галстук, протянул отцу.
Александр уже направился в выходу, но у двери остановился, повернулся:
— Ну, как теперь?
Оглядев отца с ног до головы, Темури поднял вверх большой палец:
— Ален Делон!
Махнув на него рукой, Александр быстро вышел.
На открытой эстраде играл оркестр. Круглая площадка была заполнена танцующими. По краям площадки под разноцветными зонтиками были установлены столики. За одним из них сидели Розмари и Александр. Бутылка шампанского и большая ваза с фруктами придавали их столу праздничный вид.
— Почему вы не танцуете? — обратилась к нему Розмари.
— Я не умею танцевать современные танцы. В наше время танцевали другие: фокстрот, вальс, танго.
— В наше время? Разве сейчас не ваше время? Ведь каждый человек живет именно в свое время!
— Я хотел сказать — в моей молодости.
— А вы и сейчас не старый, — сказала Розмари, бросив па пего взгляд. — Когда вы сказали, что воевали, я очень удивилась.
Розмари сидела перед Александром грустная, задумчивая. Удивительная женщина! Смеясь от души, она в следующую минуту могла вдруг глубоко задуматься, и тогда лицо ее мрачнело.
Александр разлил по бокалам шампанское:
— За вас, Розмари!
— И за вас, Александр!
Она взглянула на Александра и снова улыбнулась. Отпила немного и подняла бокал, посмотрела на свет:
— Нигде, наверное, не пьют столько вина, сколько в Грузии. У меня к вам одна просьба.
— Говорите.
— Пройдемся туда, где тогда шли бои…
— Сейчас? Среди ночи?
— А что? Страшно?
— Сейчас нет. Страшно было тогда.
Розмари и Александр шли по освещенному луной полю.
— Отец мой до войны играл на скрипке в оркестре оперетты, — тихо рассказывала Розмари. — И меня назвал опереточным именем. Написал с фронта матери, что, если родится дочь, назвать Розмари.
— Розмари. Прекрасное имя!
Она искоса взглянула на него, улыбнулась:
— Вы что-то очень по-праздничному одеты.
— А я праздную встречу с вами.
Розмари вдруг кинулась к дереву и, подпрыгнув, сорвала листок с нижней ветки. Александру очень захотелось последовать ее примеру — он даже измерил взглядом расстояние до ветки. Но благоразумие взяло верх.
Он остановился около траншеи и взглянул на Розмари. В свете луны ее лицо казалось бледным, в глазах волнение.
— Расскажите, что происходило здесь тогда.
— Вот здесь был мой окоп. Там стоял пулемет. А этот окоп взводного командира вырыл, мой друг, Коля Братченко… Сверху стреляли немцы.
— Дальше?
Александр не знал, что рассказывать дальше.
— Война, как боль, се не поймешь с чужих слов, если не пережил сам.
— Вы видели их отсюда?
— Иногда. Во время коротких перебежек или когда они наступали. Днем передвигаться можно было только ползком. Вот так.
Александр лег на землю лицом вниз, осторожно поднял голову и огляделся по сторонам:
— Ого! Вот теперь узнаю эти места!
Розмари пробирала дрожь. Она обхватила себя обеими руками за плечи, съежилась и попросила:
— Встаньте… Прошу вас…
Александр встал, снял пиджак, набросил его на плечи Розмари. Она молча смотрела па гору и, не поворачивая головы, вдруг попросила:
— Дайте закурить.
Александр протянул ей сигарету и поднес зажигалку. Пальцы ее, державшие сигарету, мелко дрожали. Она глубоко затянулась.
— На этой горе вас ранили?
— Да, вон в том месте. На самом верху.
— Видели, кто стрелял в вас?
— Если б я увидел его, то он уже не выстрелил бы.
— Куда попала пуля?
— В шею. А осколки мины вот сюда, всего на четыре миллиметра от сердца. Врач сказал, что осколок прошел в тот миг, когда сердце сжалось, — это и спасло меня.
Розмари смотрела на Александра, качая головой:
— Мое существование — тоже игра случая.
Александр удивленно посмотрел на нее.
— Да, да. В конце сорок второго моего отца взяли в армию. Фашистов тогда интересовал больше грохот выстрелов, чем звуки скрипки. Несколько месяцев отца держали в тылу, где-то у Балатона. По состоянию здоровья он не был годен к военной службе. Потом все же отправили на фронт. По дороге на фронт его часть три дня стояла в Будапеште и ему разрешили эти три дня провести дома.
Розмари повернулась и пошла к дороге. Александр догнал ее и пошел рядом.
— Я все думала, что бы случилось, если б отца не отпустили тогда домой, неужели меня нс было бы?
— Очень сложный вопрос. А что стало потом с отцом?
— Они ехали к фронту на грузовых машинах, когда с отцом случился острый приступ аппендицита. Это произошло где-то в этих местах. Об этом мама узнала после войны… Отец, оказывается, кричал от страшной боли. И тогда офицер-эсесовец приказал высадить его из машины как паникера. Его, умирающего, оставили в степи ночью. Умереть на войне от такой мирной болезни — это так несуразно.
— Да, война располагает всеми способами убивать, в том числе и мирными.
— Знаете, со мной в комнате здесь живет одна туристка. Она немка. Ее зовут Ульрике. Веселая, добрая женщина. Я с ней дружу, но когда вспомню отца, смотреть не могу на нее… Это, наверное, нехорошо, когда помнишь зло…
— Что поделаешь — человек весь состоит из памяти.
Они шли некоторое время молча по освещенной луной дороге.
— Если бы вы знали, как я мечтала приехать сюда! — воскликнула Розмари. — Мне почему-то казалось, что где-то здесь я почувствую, вернее, встречусь с душой отца… Вы верите в бессмертие души?
Александр не ожидал такого вопроса, растерянно улыбнулся:
— Признаться, не верю. Но я верю в дружбу, любовь, добро, силу человеческого разума.
— Да, во что-то надо верить, иначе невозможно жить.
Они уже подошли к воротам турбазы. Розмари сняла пиджак и протянула Александру:
— До свиданья, Александр!
— До свиданья, Розмари!
Розмари повернулась и пошла к зданию турбазы. Александр стоял и смотрел до тех пор, пока она не скрылась за дверью.
Он шел по полю, весело насвистывая. Сердце его переполняло опьяняющее чувство счастья. А вокруг ничего, кроме луны да ветреной ночи…
Увидев знакомое дерево, Александр разбежался и, подпрыгнув, сорвал с ветви листок. Рассмеялся, подпрыгнул еще раз и сорвал листок с другого дерева…
Из окна гостиницы виднелся пробудившийся ото сна поселок. Александр возился у стола, готовя завтрак. Игорь брился перед зеркалом и рассказывал:
— Так вот, я думал: окончу школу, стану студентом и буду счастлив. Стал студентом м мечтал о том, как окончу институт и буду чувствовать себя счастливым… А тем временем началась война. Я сидел в окопе и думал: победим, вернемся к мирной жизни и вот тогда я буду действительно счастлив. — Закончив бриться, он снял крышку с электробритвы и подул на нее. — Оказывается, я был счастлив тогда, когда учился в школе, потом в институте, когда был молод и воевал. Это я только сейчас понимаю.
— Да, счастье, к сожалению, видишь всегда со спины, когда оно уходит от тебя, — откликнулся Александр. — Надо бы все угадывать вовремя. А может быть, мы именно сейчас счастливы? Мы живы, живем в мирное время и еще довольно молоды.
— Эх, наша молодость потеряна на дорогах войны.
Александр не стал ему возражать, о чем-то раздумывая.
— Как ты думаешь, только не удивляйся, молодая женщина может полюбить мужчину нашего возраста? — Александр, видимо, с трудом решился на этот вопрос.
— Все бывает, — серьезно ответил Игорь. — Любовь не знает логики.
Их разговор был прерван стуком в дверь.
— Товарищ Ражнов здесь? — в комнату заглянула администратор гостиницы.
— Да, это я.
— Товарищ Назаров просил передать вам приглашение, — она протянула ему билет. — Сегодня в молодежном клубе встреча ветеранов.
— А тебе почему не прислали? — Игорь повертел в руках билет.
— Кого интересует встреча с мертвым? — грустно усмехнулся Александр.
— Слушай, так ты не сказал Назарову, что ты живой?
— Я его всего один раз видел, и мы не узнали друг друга.
Игорь причесывался, стоя возле зеркала.
— В десять нам надо быть в клубе, — твердо сказал он. — И ты пойдешь со мной.
Александр и Игорь вышли из гостиницы и влились в оживленный людской поток. Неожиданно до слуха Александра донеслась немецкая речь. Он оглянулся и увидел Розмари, а рядом с ней молодую женщину с густыми вьющимися волосами, спадающими на плечи. Обе несли в руках большие бумажные пакеты.
— Ты извини, я сейчас тебя догоню, — сказал он Игорю, не выпуская из поля зрения двух женщин.
Розмари, увидев Александра, не смогла скрыть радости:
— О, Александр!
— Здравствуйте, Розмари! — он был не менее взволнован этой неожиданной встречен. — Гуляете?
— Мы купили сувениры. И на базаре были. Потратили почти все советские деньги, какие у нас были. Познакомьтесь, это Ульрике, моя подруга, — говорила Розмари, и глаза ее сияли.
Они представились друг другу.
— Мы и русскую водку купили, — оживленно продолжала Розмари. — Порадуем наших мужчин.
Из туристического автобуса, стоявшего неподалеку, уже звали их. Розмари махнула им в ответ.
— Мне пора… — она была очень огорчена и не заботилась о том, чтобы скрыть это.
У автобуса она обернулась и крикнула:
— Вечером мы вас ждем!
Александр торопливо шел по той же улице, высматривая впереди, в толпе, Игоря. Первым, кого он увидел, был одноногий батумский садовник Михаил Белов. Рядом с ним стоял Игорь, и оба не сводили глаз с приближающегося Александра. Игорь смотрел с улыбкой, Белов с волнением.
— Только не говори, что не узнаешь старшину Белова, — сказал Игорь, хлопая Белова по плечу.
Александр смотрел и не верил своим глазам. Белов уже улыбался дрожащими губами. В глазах у него стояли слезы.
— Ты… Ты старшина Белов? — еще не веря, произнес Александр.
— Значит, вспомнил? — Они обнялись. Голос Белова дрожал: — Шутка ли, тридцать шесть лет — целая жизнь! А я и не надеялся, что меня можно узнать!
— Я, видимо, совсем одурел, — сказал Александр. — Ведь почти ежедневно встречал тебя в Батуми.
— В Батуми я живу с семьдесят второго года. Переберись я раньше, мы наверняка узнали бы друг друга.
Все трое тихо прошли в зал и устроились в последнем ряду у дверей. Встреча уже началась. В президиуме сидело человек десять — все с орденами и медалями.
— Сейчас перед вами выступит с воспоминаниями бывший боец нашего батальона Василий Дмитриевич Костин, — объявил председательствующий Назаров.
Сидевший в президиуме высокий и очень полный человек направился к трибуне.
— Мои молодые друзья! Я хочу рассказать вам о тех героях, чьи имена высечены на граните в центре вашего поселка.
Игорь наклонился к Александру.
— Ты узнаешь этого Костина? — спросил он шепотом. — Я никак не могу его вспомнить.
Александр пожал плечами и отрицательно покачал головой.
— Вы не можете его помнить, — сказал Михаил. — Он был в пятом взводе. Пришел к нам с пополнением перед самым боем.
А Костин говорил с трибуны:
— От вражеской траншеи нас отделяло всего несколько метров, когда пуля сразила нашего взводного командира, старшего лейтенанта Александрова. Мы, забросав врага гранатами, вырвались на гору. Именно в это время рядом со мной упал Саша Бибилейшвили. Он еле дышал. Я взвалил его на спину и вынес из огневой зоны. К сожалению, было уже поздно…
Михаил беспокойно заерзал на стуле, зашептал:
— Ты слышишь, что он мелет?
— Кто знает, может быть, он говорит правду. Ведь я же помню, что когда очнулся, был уже не там, где упал…
— Как ты мог там быть, когда воздушная волна выбросила тебя в овраг, — сказал Игорь. — Я это видел собственными глазами.
— В это время я увидел командира батальона, майора Глебова, в которого целился из автомата фашист, — продолжал Костин.
Михаил снова заерзал на стуле:
— Интересно знать, в каком это таком месте он стоял, что мог все и всех видеть, когда вокруг все ходуном ходило.
Саша лежал на земле весь в крови и грязи. С усилием открыл глаза и увидел сначала шапку, потом русые волосы и бледное юное личико Тани Воробьевой, санинструктора роты. Она поднималась по склону, опираясь на немецкий штык. Он не мог пошевелить ни одним мускулом и только смотрел на нее широко открытыми глазами. Ему казалось, что он громко позвал ее, но на самом деле он не издал ни звука. Санинструктор остановилась, перевела дух, потом медленно обернулась и увидела широко открытые глаза Саши. Наклонилась к нему, изумленная, и заплакала:
— Ты живой! Ой, мамочка, что с тобой сделали? Эй, Садиков, скорее носилки! Я же еще утром видела тебя здесь, подумала… Ведь ты лежал с закрытыми глазами. Ах, боже мой! Но теперь ты не бойся, теперь я тебя не оставлю. Раз ты жив, ничего не бойся…
Таня достала из сумки пакет, разорвала на Саше гимнастерку и перевязала рану. Саша прикоснулся губами к ее руке, еле слышно прошептал:
— Спасибо, мама…
Подошли двое санитаров. Один из них, с носилками в руках, взглянул на Сашу и не сдержал удивления:
— Ого! Вечером собирались его хоронить, а он живой! Молодец, парень! Долго жить будешь.
Встреча закончилась. Из клуба выходили люди. Александр, Игорь и Михаил стояли на улице и ждали, пока в дверях не показались ветераны. Среди них были Назаров и Костин. Игорь заговорщически подмигнул Александру.
— Борис! Боря! — позвал он Назарова.
Назаров оглянулся и быстро пошел к Игорю. Было видно, как он радостно возбужден.
— Ну что же вы не пришли? — выговаривал он Игорю и Михаилу, не спуская глаз с Александра. — Было очень интересно. Идем, познакомлю вас с ветеранами-мариновцами. Отличный народ!
Игорь положил руку на плечо Александру и подтолкнул его к Назарову:
— Сначала познакомься с этим ветераном!
Назаров протянул Александру руку:
— Назаров… Борис Акимович.
— Бибилейшвили.
Назаров вздрогнул и, сузив глаза, внимательно посмотрел на Александра.
— Из… извините, как? — запинаясь, произнес он.
— Бибилейшвили.
Назаров на глазах менялся в лице. Нервно задергались брови.
— Ты… Саша? — как можно спокойнее спросил он.
По лицу Александра разлилась улыбка. Назаров бросился к Александру, прижал его к груди.
— Саша, браток, — хрипло бормотал он. — Живой!
Он оттолкнул от себя Александра, отступил на шаг и еще раз внимательно оглядел его.
— Помнишь, как в Новороссийске в нейтральной зоне мы нашли у цементного завода цистерну, полную спирта? Ночью с одной стороны подбирались к ней мы с фляжками, а с другой немцы — с котелками? — спросил Назаров, все еще не веря и как бы проверяя его.
— А помнишь, как вместо патронов ты притащил в траншею ящик со снарядами? — спросил Александр, так и не ответив на вопрос Назарова.
И тут Назаров облегченно и счастливо рассмеялся:
— Да, да, ты и это помнишь? Тяжесть была неописуемая…
К ним подошел Костин.
— Смотри! Воскрес из мертвых и явился сюда. Саша Бибилейшвили, не узнаешь? — спросил его Назаров.
— Бибилейшвили? Живой? — Костин растерянно уставился на Александра: — А меня ты помнишь? А? Вспоминаешь?
Костин смотрел на Александра с надеждой, потом опустил глаза. Александру не хотелось ставить его в неловкое положение, расстраивать. Заставив себя улыбнуться, он сказал:
— Помню, да… Правда, смутно…
— А кто сказал, что он умер у тебя на руках? — спросил Михаил.
— Так и было. Саша, поверь мне! — Костин даже остановился. — Помню, как сегодня. Когда я уложил тебя в овраге, ты не дышал.
— Знаю. Другие тоже думали, что я мертв.
— Ты был на братской могиле? — спросил Назаров Александра.
Александр утвердительно кивнул.
— Что же нам делать теперь с этой надписью?
— Надо убрать ее! — воскликнул Игорь. — Что тут говорить? Видишь, жив человек!
— Ты думаешь, это так легко? — сказал рассудительный Назаров. — Надо будет с архитектором согласовать. И надпись снять так, чтобы не испортить гранит.
— Эх, Саша! Сколько хлопот ты причиняешь людям из-за того, что остался живой! — покачал головой Михаил.
— Этот вопрос я сам урегулирую, — успокоил всех Костин. — Поговорю лично с местным руководством.
…Они шли мимо сквера. На длинных скамейках сидела молодежь, слушала музыку. Заметив среди них Темури, Александр замедлил шаг. Обняв за плечи коротко стриженную девушку, Темури покачивался вместе с ней в такт музыке, Увидев отца, он подошел к нему вместе с девушкой:
— Знакомьтесь: это мой отец, а это Марина.
— Отпусти ее… — сказал Александр. — Не бойся, она никуда не убежит.
Темури снял руку с плеча Марины.
— Ты уже нашел себе друзей? — Александр кивнул в сторону компании.
— Это местные ребята. А ты встретился, я вижу, с фронтовыми друзьями? — спросил Темури, оглядывая отцовскую компанию. — Ого! Но это ведь дядя Миша, батумский садовник!
— Да, но в Батуми я его не узнавал… Ои был старшиной нашей роты. Здесь я сразу его вспомнил, можешь себе представить?
— Что поделаешь, склероз есть склероз, — шутливо заметил Темури.
Александр поморщился, как от боли: его покоробили и слова, и тон, каким они были сказаны.
— Я пошел… Не очень задерживайся.
Он догнал друзей уже у обелиска.
На площадке, в центре зала, самозабвенно танцевали. Александр стоял у входа в кафе и глазами искал Розмари.
Среди танцующих он не сразу узнал Ульрике. Волосы у нее теперь были рыжего цвета и гладко зачесаны назад. Увидев Александра, Ульрике оставила своего партнера и поспешила к нему:
— Добрый вечер!
Они стояли, не зная, о чем и как дальше говорить и как понять друг друга.
— Какой прекрасный вечер! — Александр развел руками и поглядел па небо.
Ульрике по-своему поняла его слова и быстро о чем-то заговорила. Он понял только, что она говорила о Розмари, благодарно улыбнулся ей и кивнул. Ульрике коротко сказала ему что-то по-немецки и побежала к зданию турбазы.
Александр не сводил глаз с дверей, в которые вошла Ульрике, пока не появилась Розмари. Она шла к Александру, издали улыбаясь ему.
Море было тихое и спокойное. Александр и Розмари лежали па воде лицом вверх.
— Сколько звезд… В городе ни звезд не замечаешь, ни луны, — тихо говорила Розмари.
— Да-а, при свете керосиновой лампы человечество яснее видело Вселенную.
— Интересно, смотрят ли па нас оттуда?
— Чаще всего меня спрашивают именно об этом: есть ли еще где-нибудь жизнь?.. Нелегко быть одинокими в такой огромной Вселенной.
— Одиночество труднее всего… Вон звезда сорвалась!
— Это болид. Метеорит, вспыхнувший при соприкосновении с воздухом.
Они не спеша поплыли к берегу.
— Как велика Вселенная! — воскликнула Розмари.
— Вселенная бесконечна.
— Что значит бесконечность?
— Бесконечность — это то, что не имеет ни начала, ни конца.
— А что представляет собой человек в этой бесконечности? Наверное, ничего.
— Наоборот, человек больше бесконечности, поскольку он познал бесконечность и таким образом поместил ее в своем сознании.
Они вышли на берег, и только сейчас Розмари заметила шрам на его плече:
— Это… от пули?
— Да, снайперской, у Новороссийска.
— А это? — она слегка дотронулась до его бедра.
— Это под Ворошиловградом.
— Ну прямо-таки карта Европы, — сказала Розмари с грустной улыбкой.
Она смотрела на Александра с удивлением и сочувствием. Потом осторожно положила ладонь ему на грудь:
— Это та самая, верно?
— Да. Тот самый осколок, что ошибся всего на четыре миллиметра.
— Разве это не опасно?
— Нет. Организм создал вокруг него капсулу. Он и сидит себе спокойно.
— А если он сдвинется и кровь подтолкнет его к сердцу?
— Врачи говорят, что такое почти невозможно.
— Почти?! В данном случае это «почти» становится очень рискованным понятием. А это где вас ранило? — Розмари показала на длинный шрам на ноге.
— Это ранение, полученное на фронте детства, — засмеялся Александр. — Подо мною сломалась ветка черешни, и я оказался на земле.
Розмари тоже засмеялась, закинув голову. Как это с ней случалось, в следующую минуту она снова стала серьезной.
— Скажите… когда вы стояли лицом к лицу со смертью, кого вы вспоминали тогда?
— Многих… Если б человек умирал только сам для себя, тогда смерть не была бы так тяжела.
Розмари села на камень и, освещенная призрачным лунным светом, как печальный ангел, смотрела на Александра.
— О чем вы думаете? — шепотом, как будто их могли услышать, спросила она.
— О разлуке. Знаете, каждая разлука похожа на смерть. Разница только во времени… Розмари!
— Да?.. — Она мгновенно подалась к нему, встревоженная тем, как он произнес ее имя.
— Не уезжайте… — тихо попросил он.
Она помолчала некоторое время, потом произнесла неожиданно спокойно и твердо:
— Давайте не будем говорить о невозможном.
— Эх, в старину у нас в Грузии этот вопрос решался очень просто, — полушутливо, полусерьезно сказал он. — В темную ночь подкрадывались к любимой, набрасывали на нее бурку, сажали на коня и похищали.
— Замечательное было время! Эмансипация погубила нас, женщин. Это вы ее придумали, мужчины.
— А вы откажитесь от эмансипации, — задиристо сказал Александр.
— Поздно. Теперь, наоборот, жизнь нас ведет к матриархату.
— Так вот, знайте, когда наступит эра матриархата, мы, мужчины, и пальцем не пошевелим, чтоб завоевать свои права. Навечно покоримся вам.
Розмари, ничего не ответив на эту тираду, бросилась в море, смеясь от всей души, стала брызгать в Александра водой.
— Ну и хитрые же вы! С нами у вас такие штучки не пройдут! — крикнула она Александру, уже отплывая от берега. — Догоняйте!
Александр разбежался, нырнул в воду и, не выплывая на поверхность, поплыл за ней.
Розмари отплыла довольно далеко и оглянулась. Но за ней была лишь зеркальная гладь воды. Она забеспокоилась.
— Хей!
Ни звука… Тогда она отчаянно закричала:
— Александе-е-ер!
Вынырнув за ее спиной, Александр, хохоча от удовольствия, что так удачно разыграл ее, передразнил:
— Александе-е-ер!
Она засмеялась сквозь слезы:
— Почему вы обманули меня? Почему? Как я испугалась! Вот вам за это! Вот вам!
Розмари брызнула в него водой, он ответил ей тем же. Войдя в азарт, они и не заметили, как очутились в объятиях друг друга. Розмари вдруг затихла.
Они лежали на спине, широко раскрыв глаза, лицом к лицу со Вселенной, и молчали, боясь разрушить возникшее вдруг чувство близости.
— Когда вы уезжаете? — нарушил молчание Александр.
— Давайте не будем об этом думать. Вы ведь сами сказали, что каждая разлука похожа на смерть. Человек не должен знать, когда он умрет. Лучше послушаем тишину…
И тогда было такое спокойное море и тот же берег. Только покрытый снегом. В море резвились «моржи» из Сашиной роты и среди них Кунаев, Назаров, Климов.
Молодой солдат Саша Бибилейшвили сидел на берегу и смотрел па купающихся. С горы взметнулась в небо ракета и повисла па парашюте.
— Фриц повесил фонарь, — недовольно заворчали «моржи».
Им пришлось пырнуть, и выплыли они лишь тогда, когда берег снова покрыла тень от горы.
— Лето на Кавказской Ривьере! Ух, как жарко! — засмеялся Купаев.
За спиной Саши под чьими-то шагами захрустел снег. Он обернулся и увидел матроса с автоматом, сопровождавшего пленного фашиста. Пленный шел, вобрав голову в воротник шинели, в шапке, надвинутой на самые уши. Остановился, уставился на купающихся. В глазах его выразилось недоумение, потом удивление, смешанное со страхом.
— Фриц Куртович, айда с нами плавать! — весело крикнул из воды Федя Климов.
Моряк, сопровождавший пленного, остановился, свернул самокрутку. Неожиданно Саша, который до сих пор, съежившись, сидел на берегу, вскочил и стал раздеваться. Через секунду он был уже в воде.
— Саша! Не смей, назад! — крикнул ему Купаев.
Но Саша и не думал возвращаться.
— Я тоже морж! Молодой морж! — кричал он, сильно хлопая по воде руками.
— Да, ты морж. Морж с воспалением легких, — сказал Климов.
Пленный не сводил глаз с купающихся.
— Гитлер капут! — воскликнул он вдруг, подняв руки.
— Это мы и сами знаем, — резонно заметил Кунаев. — Ты бы сказал что-нибудь повое.
Пленный побрел вдоль берега, не сводя глаз с «моржей».
Александр, Игорь и Михаил стояли на горе.
— Как заросла наша траншея! Эх, сколько я пота пролил, пока рыл ее!
— Годы ее заполнили… — сказал Александр.
Михаил оглядел гору и грустно покачал головой:
— Высота тридцать три! Сколько здесь сложило голову!
Небольшая компания туристов спускалась с горы и, хохоча, перебрасывались большим красным мячом.
Александр вдруг почувствовал в груди такую боль, что невольно присел.
— Что с тобой, Саша? — поддержал его за руку Михаил.
— Видимо, осколок… Так никогда еще не было больно.
Игорь присел рядом с Александром.
— Может, неотложку вызвать?
— Не надо.
— Что значит — не надо! — воскликнул Михаил. — Беги, Игорь, беги! На нем лица пет…
— В самом деле прошло, — Александр улыбнулся и встал. — Ну, вот видишь, все в порядке.
— Эх, — вздохнул Михаил, — верно сказал поэт: «Мы не от старости умрем, мы от старых ран умрем». Ну, как ты?
— Как кремень.
— Гляди-ка, — и Михаил показал в сторону дороги, — пополнение прибыло!
Человек десять уже поднимались от дороги в гору. И среди них Боря Назаров. Александр взволнованно всматривался в лица приближающихся людей.
— Узнаете кого-нибудь? — спросил Михаил.
Игорь и Александр отрицательно покачали головами.
Первым подошел бодрый пожилой мужчина невысокого роста:
— Аркадий Ермаков! Второй взвод третьей роты.
— Бибилейшвили… Первый взвод четвертой роты.
— Белов… Старшина первой роты.
— Ханлар Селиханов! Связист второй роты…
— Капитан Бережной, командир третьей роты!
— На гору поднимались? — спросил Ханлар.
— Нет, еще не поднимались, — ответил Михаил.
— На гору мы поднимемся все вместе. — сказал Назаров. — Это мероприятие включено в официальный план. Девятого числа в восемь ноль-ноль мы начнем штурм.
Александр шел по улице, и было видно, как он торопился. Взглянул на часы и поспешил дальше.
Около одного из дворов взгляд его скользнул по разобранному мотоциклу и двум ребятам в рабочей одежде. В одном из них он не сразу узнал Темури.
— Чья это развалина? — спросил Александр, хотя было ясно по радостно-возбужденному выражению лица, что мыслями он очень далек от их дел.
— Славина, — кивнул Темури на юношу. — В цилиндре что-то заело. А ты куда собрался с утра? — сын подозрительно прищурился.
Александра покоробил неделикатный вопрос Темури, но он не подал вида:
— Так… по делу.
Темури засмеялся:
— Однако у тебя совсем не деловой вид.
Александр, не ответив на замечание сына, взял его за локоть:
— Темур, ты уже не ребенок… Если ты серьезно относишься к этой девушке…
— К какой девушке?
— Я говорю про… Марину.
— Мы с Мариной друзья.
— Что?! Ходишь с девушкой обнявшись и говоришь, что вы друзья?
Темури удивленно посмотрел на отца, не зная, возмутиться ему или рассмеяться.
— Разве нельзя ходить, обнявшись с сестрой? — спросил Темури.
Александр понял уже, что зря затеял этот разговор.
— С сестрой можно. Я просто хотел тебе напомнить, что ты уже не ребенок…
Темури с нетерпением ждал конца разговора:
— Это ты мне уже сказал, а я понял. Я не ребенок.
— У тебя сейчас такой возраст, возраст любви.
— Ого! — оживился Темури. — Да будет тебе известно, что сейчас я нахожусь в возрасте увлечений. Возраст любви наступает позже… — Темури посмотрел на отца значительным взглядом: — А? Разве я не прав?
— Да, ты прав…
Белые «Жигули» выехали на шоссе, и Александр прибавил скорость.
— Догоним эту машину! — попросила весело Розмари.
Александр прибавил газу и оставил позади красный «Москвич»'
— И эту! — Розмари вошла в азарт. — И эту догоним!
Александр поддался ее настроению. Он до конца выжал акселератор… В глаза ударил красный свет — он едва успел затормозить.
Рядом остановилась свадебная машина. На заднем сиденье расположились жених и невеста. Рядом с шофером похожая на бабу-ягу женщина ела мороженое. Жених сидел, неестественно выпрямившись, словно проглотил кол. На лице его было отчаяние.
Розмари наклонилась к Александру и что-то шепнула ему. Александр опустил стекло.
— Эй, приятель! — крикнул он жениху.
Жених обернулся и посмотрел на Александра равнодушными ко всему на свете глазами.
— Подумай как следует! Пока еще не поздно!
Жених заметно оживился.
— Эй, ты! — крикнула с переднего сиденья будущая теща. — Чего лезешь в чужие дела?
Загорелся зеленый свет, и свадебная машина помчалась вперед. Жених оглянулся…
— Все, свадьбы не будет, — засмеялась Розмари. — Жених точно сбежит.
— Лучше сейчас сбежать, чем после свадьбы.
Розмари неожиданно перестала смеяться. Искоса взглянула на Александра:
— Скажите все-таки, чем похожа разлука на смерть?
— Тем, что смерть есть разлука.
Аллеи парка заполнили гуляющие. Особенно многолюдно у аттракционов.
Александр и Розмари сошли с качелей, помахали па прощанье Ульрике, которая, весело смеясь, раскачивалась с каким-то бородатым соотечественником.
Розмари взяла Александра под руку. Веселые и счастливые, они двинулись по аллее. И тут он заметил Темури, который шел навстречу ему в компании Марины и Славы.
Александр растерялся, не зная, как ему поступить. Компания приблизилась, и Темури с удивлением, любопытством и недоумением уставился на отца. Это длилось несколько секунд, и они, ничего не сказав друг другу, прошли мимо. Александр облегченно вздохнул и искоса взглянул на Розмари. Но она, видимо, ничего не заметила.
— Я хотел спросить, — прервал молчание Александр, — кто по профессии ваш муж?
Розмари улыбнулась:
— Что вас больше интересует — его профессия или существует ли он вообще?
— Как вам сказать… Я спросил о профессии… А вообще…
— Мой бывший муж — инженер, — пришла ему на помощь Розмари. — Удовлетворяет вас такой ответ?
Александр ничего не ответил, но по лицу было видно, что вполне.
Александр подъехал к стоянке и выключил мотор. Некоторое время посидел в машине, откинувшись на сиденье.
Возле будки сторожа дремала собака, а у ворот, прислонившись к столбу, стоял Темури.
Уйдя в свои мысли, Александр заметил его, только столкнувшись нос к носу:
— Это ты? Кого ты здесь ждешь?
— Тебя.
Александр и Темури вышли на улицу. Темури украдкой поглядывал на расстроенного, задумавшегося о чем-то отца.
— А твои друзья сегодня обедали в ресторане, — пытаясь отвлечь его от грустных мыслей, весело начал Темури. — Выпили немного и стали петь песни.
— Ну и как? — оживился Александр. — Хорошо пели?
Темури неопределенно пожал плечами:
— Ничего… — И стал напевать фронтовую песню.
— Разве это плохая песня? — спросил Александр.
— Мне нравятся другие.
— Знаю… Бум-бам! Тара-ра-ра! Бим-бум! Тан-тата! Вот что тебе нравится!
— Но… в другом исполнении, — заметил Темури и вернулся к прежнему разговору: — Веселые старики! Тот, высокий, который ходит навытяжку…
— Костин?
— Да, Костин. Он, видимо, большой человек.
Из райцентра за ним каждый день черная «Волга» приезжает.
Александру уже не нравился тон сына:
— Ладно, хватит тебе.
Но Темури вошел в раж.
— Надо было видеть дядю Мишу! Прыгал на одной ноге вокруг стола и всех обнимал и целовал!
Александр, нахмурившись, смотрел на сына.
— Перестань дурачиться! — в голосе отца звучала угроза.
— Как кузнечик… Прыг-скок!
Не помня себя, Александр ударил мальчика по лицу. Темури отскочил в сторону. Удивленно и испуганно уставился на отца.
— Над кем ты смеешься, негодяй?
— Чего дерешься?!
— Нет, из тебя никогда не выйдет человека! Смеяться над людьми, которым обязан жизнью!
Темури перешел па другую сторону. Его душили слезы:
— Чего тебе от меня надо? Ты сильнее, да? Почему ударил?
У Александра дрогнуло сердце:
— Потому что заслужил… Ну, хватит — что было, мхом поросло.
Темури с обидой передернул плечами.
— Темур! Ты что, не слышишь? Я ведь никогда раньше пальцем тебя не трогал.
Темури оглянулся, махнул рукой и быстро зашагал прочь.
— Темур! Сейчас же вернись назад! Слышишь?..
Темури не откликнулся.
Блеснула молния. На фоне ночного неба отчетливо выступил силуэт двугорбой горы… Грянул гром, и сразу полил шумный и веселый весенний дождь.
Александра пробирала дрожь. Весь мокрый, он стоял, согнувшись, под дождем, вконец расстроенный, и смотрел в темноту улицы…
Белый обелиск взметнулся в синее небо. Оркестр играл государственный гимн. У вечного огня стояли в почетном карауле солдаты. Молча плакали старые женщины… Огромные фотографии погибших воинов смотрели из глубины вечности на печальные лица собравшихся.
А вот и несколько пустых рам, в которые вместо фотографий вставлен лист белой бумаги с фамилией. Из динамиков зазвучал на всю площадь взволнованный голос:
— Товарищи! На площадь входит шестнадцатый морской батальон, освободивший Мариновку от фашистской оккупации!
Оркестр заиграл марш морской пехоты, и на площадь вышли двенадцать человек, выстроившиеся в колонну. Раздалась команда, и колонна остановилась у обелиска.
Застыл в карауле Александр. Люди по одному и группами подходили к обелиску, укладывали на гранит цветы… Александр бросил взгляд на фотографии. Вот Коля Братченко. Вот Федя Климов с его лукавой улыбкой. Вот Семенихин… Совсем молодые!
И вдруг Александр увидел в толпе сына. Он стоял как никогда задумчивый и серьезный. Вот он поднял голову и встретился глазами с внимательным и суровым взглядом отца. На лице его мелькнула едва уловимая улыбка — знак примирения и просьба о прощении. Она проникла в самую душу Александра. Взгляд его потеплел, и он улыбнулся сыну.
Вечерело. Ветер гонял по небу свинцовые облака.
Александр и Розмари шли по пустынной площади, остановились у обелиска.
— Вот! Читайте! — Александр провел пальцем по граниту.
Розмари наклонилась и тут же выпрямилась, с изумлением глядя на Александра:
— Но ведь это ошибка.
— Не столь уж большая ошибка. Наклонись я тогда чуть-чуть влево, всего на четыре миллиметра, в этой надписи все было бы верно.
— Но ведь вы живой! Почему же не убрали эту надпись?
— Уберут. Это уже решено. Завтра же уберут.
Александр присел у вечного огня. Подошла Розмари, протянула к огню руки. Усилившийся ветер стелил пламя по земле.
— Пойдет дождь, — сказал Александр. — Я подвезу вас.
Розмари упрямо покачала головой:
— Нет, машиной будет слишком быстро.
За большими окнами ресторана был виден длинный стол, за которым сидели бывшие фронтовики. Они пели.
Александр и Розмари остановились у окон.
— Это мои фронтовые друзья, — сказал Александр.
Розмари прислушалась.
— Какая странная песня, грустная, и в то же время мужественная.
— Это песня нашего морского батальона. Ее автор Женя Горелов. Все говорили, что из него выйдет большой композитор.
Едва они отошли от ресторана, как разразился дождь. Александр снял пиджак, набросил его на голову и половиной прикрыл Розмари.
— А он выбрал потом совсем другую профессию? — спросила она.
— Нет. Женя погиб. Под Таманью.
Издали все еще была слышна песня. Песня огневых лет, песня юности, незабываемая песня…
Дождь прекратился, но Александр и Розмари, не заметив этого, все еще шли, укрывшись пиджаком, совсем близко друг к другу. Прохожие с улыбкой смотрели им вслед. Они вышли на окраину поселка.
— Александр, я, наверное, скоро уеду, — сказала Розмари.
Чувство радости и счастья сразу исчезло.
— А нельзя не уезжать? — произнес Александр с усилием. — Останьтесь здесь… Хотя бы ненадолго…
Грустно улыбнувшись, Розмари покачала головой:
— Должна ехать, это неминуемо. Как смерть.
— Какой странный век, — сказал Александр, — народы сближает, а людей разделяет…
— Что поделаешь? Хорош ли, плох ли, это наш век, мы сами его сделали таким.
— Знаете, мне кажется, что мы знали друг друга со дня рождения, нет, еще раньше, много раньше… Потом мы расстались и теперь снова встретились.
Розмари задумчиво смотрела перед собой:
— Да, я тоже вспоминаю… Мы тогда были маленькие. Взявшись за руки, шли мы по полю, вот как сейчас, солнце заходило… Я боялась темноты. Вы меня подбадривали и пели. Какая это была хорошая песня! Помните ту мелодию?
— Не могу вспомнить… С тех пор прошла тысяча лет.
Неожиданно раздался залп. В небо, осветив все вокруг, взлетела гроздь цветных огней. Издали, из поселка, доносились восторженные возгласы ребятишек.
— Это ваш свет, Александр! — торжественно сказала Розмари.
И снова облачное небо загорелось праздничными огнями.
— Александр, у. меня к вам просьба. Приходите завтра к одиннадцати часам на турбазу. Придете?
— Что за вопрос! Приду, конечно.
— Это очень важно.
— Считайте, что я уже там.
В небе взорвалась красная ракета. Капитан Бережной крикнул зычным голосом:
— Вперед! В атаку!
Бывшие фронтовики выскочили из окопов и начали штурм горы.
По склону горы шли в атаку бывшие бойцы морского батальона. Утро было неспокойное. Издали доносился рокот моря. Гудел лес. Деревья клонились к горе — они тоже шли в наступление…
Худощавый Ермаков бежал впереди всех.
— Вперед, братцы! Только вперед! — кричал он.
Всего несколько шагов отделяли Александра от гребня горы. Вдруг в вой ветра ворвались звуки прошлого, звуки прежнего наступления: выстрелы, стоны, крики… Александр на минуту остановился. Оглядев гору, он снова видел восставших из далекого прошлого юных бойцов. Совсем близко их бледные, окутанные дымом лица. Коля Братченко… Семенихин… Федя Климов… Купаев… Александр уже на горе. И в эту минуту он услышал за спиной голос раненого моряка:
— Эй, солдат! Браток, скажи, что там, за горой?
И вдруг разом исчезли голоса и видения прошлого. Александр ступил на гребень горы. Замер. За горой все окутал туман. В глазах у Александра потемнело… Ноги подкосились… Изо всех сил он надавил рукой на грудь, чтобы приглушить невыносимую боль…
Розмари стояла у ворот турбазы и взволнованно смотрела на дорогу.
Из кабины автобуса выглянул водитель:
— Извините, но нам пора ехать. Самолет не ждет.
Розмари обернулась и, виновато улыбнувшись, поспешила к автобусу.
Автобус выехал на шоссе, а Розмари все оглядывалась назад, на дорогу, ведущую к поселку…
Стоял дождливый день. Двое молодых людей подошли к братской могиле.
— Как фамилия? — спросил один другого.
Тот вытащил из кармана клочок бумаги:
— Бибилейшвили А. Т. — Он стал внимательно читать фамилии, ведя пальцем. — А вот и он. Давай резец…
Он приложил резец к граниту и стукнул по нему молотком. Посыпались искры… И вдруг раздался оклик:
— Подождите! Остановитесь!
У обелиска, ссутулившись, стоял Назаров. Рядом с ним Темури.
— Не надо убирать эту надпись.
— Сами не знают, чего хотят, — проворчал парень. — Сначала сказали убрать, а теперь…
Они побросали инструмент в ящик и двинулись прочь.
Назаров подошел к гранитной плите, прикоснулся рукой к тронутому резцом месту. Обернулся к Темури и молча обнял его за плечи. Так, обнявшись, они пошли к площади. Остановились, оглянулись на братскую могилу. В их глазах отразились отблески вечного огня…
Ночное небо. Оно полно звезд и непостижимой тайны далеких миров. В межзвездном пространстве движутся кометы.
— Среди небесных тел самое красивое и таинственное явление — комета! — слышим мы голос молодого лектора. — Сейчас вы видите комету Галея. Период ее — семьдесят шесть лет. Ближайшее ее появление на нашем небе следует ожидать в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году… Судьба комет сокрыта тайной… Они приходят из далеких точек Вселенной и снова возвращаются туда же Какая-нибудь комета, которую мы видим, гостила на нашем небе несколько тысяч лет назад. Она уйдет, исчезнет в бескрайней Вселенной. Затем снова появится, и ее увидят наши далекие потомки…
Щелкает выключатель, и в планетарии зажигается свет. Молодой лектор выключает микрофон и оглядывает зал.
Слушатели не двигаются с места, их мысли все еще прикованы к беспредельной Вселенной…
