- Что это значит!?

   Вопрос прозвучал возмущенно, но был скорее риторическим. Тем не менее, врач попытался объяснить:

  - Мой генерал! Скромных познаний в английском языке, которыми я обладаю, хватает понять, что здесь написано 'Англия для России'...

  - Я понял! Что вы суетесь!? Вот! Вот оно! Недостающее звено!

   Доктор сжался, испуганно пятясь к двери.

  - Франсуа успокойся! Доктор, кто кроме Вас это видел? - Боске пытался успокоить старого товарища и одновременно задал вопрос врачу.

  - Никто мой генерал.

  - Молчите и никому не рассказывайте об этом.

  - Даю слово мой генерал!

  - Идите друг мой. Если вы выковырните из тел бедных французов еще что-нибудь похожее, немедленно доставьте сюда.

  - Слушаюсь мой генерал.

   Врач вышел. Вид Канробера был страшен. Изрыгающий проклятия и потрясающий кулаками, он был похож на безумца.

  - Франсуа успокойся! Успокойся черт тебя подери! Возможно, надпись эта сделана с чисто английским юмором! Такую же надпись они могли написать и на ядрах, которыми потчуют русских. А этот осколок от захваченной бомбы. Вот ...

  - Юмор проклятых островитян! Нет, Пьер, нет! Никакая это не бомба, скорее ручная граната. Не говори мне про то, что это трофей, взятый русскими у англичан. Вспомни, как они воюют! На Альме, если бы доблестные французы не ударили во фланг русским, они перебили бы англичан. Их дурацкая атака легкой бригады! Если бы не бригада Майрана, её бы полностью уничтожили. Они, потеряв треть состава, раздули эту историю под соусом жертвенного героизма! Это вояки? Нет! Я сегодня же буду писать Императору! И не этот их чертов телеграф, а личное письмо! Ты видел поле боя у Балаклавы?

  - Нет Франсуа, не видел.

  - А я видел! Они орали на весь мир про "тонкую красную линию"! Знаешь, сколько лежало убитых cossacs перед фронтом их девяносто третьего полка, которым они так выхваляются?

  - Сколько?

  - Ни одного! Ни одного! Потому что, cossacs не дураки, чтобы в конном строю атаковать с расстояния в милю пехотный строй. Я спрашивал Мейрана, он все видел и рассказал, как было на самом деле. Проклятые островитяне, всегда воюют чужими руками, совершают подвиги на бумаге!

  - Ну, ты не прав Франсуа. Они все-таки хорошие солдаты и ...

  - Молчи Пьер, а то поссоримся. Под Inkerman ты их выручил. Они хорошие моряки, а вот в поле, они воевать не умеют, но при этом, в газетах пишут про то, какие они молодцы и герои, а весь мир верит. Тьфу!

   Канробер почти успокоился.

  - Я больше чем уверен, что все это проделки англичан. Я напишу Императору, что надо заключить с русскими мир. А островитяне как хотят. Я прошу тебя Пьер, после вчерашней встречи с Рагланом, сегодня я хочу узнать всю правду, пойдем со мной.

  - Слушаюсь мой генерал!

  * * *

  - Франсуа, неужели ты действительно думаешь, что имея такое вооружение, англичане дадут его русским, а себе оставят то, что у них сейчас здесь?

  - Нет, не думаю. Англичане, конечно, всегда себе на уме, но до такого даже они не додумаются.

  - Зачем же ты тогда так говорил с Рагланом? Он ведь действительно очень слаб от холеры, еще умрет.

  - Это доктор меня вывел из равновесия.

  - Что ты предполагаешь делать дальше?

  - Завтра ты возьмешь свою дивизию, возьмешь макаронников и пройдя по правому берегу этой чертовой Черной речки, ворвешься на Северную сторону.

  - Слушаюсь мой генерал!

  - Я с самого начала говорил о том, что штурмовать крепость, имеющую сухопутную связь с тылом глупо. Подкрепления всегда подойдут совершенно свободно. Её надо обложить со всех сторон.

  - А что с тем, что лежит на столе?

  - Запакую в посылку и отправлю в Париж. Пусть Мишель передаст это императору.

  - Вместе с письмом о мире?

  - О мире писать не буду. Это я погорячился. Если Император решит мириться с русскими, буду рад. Не решит, буду воевать. Пока, надо взять их Северную сторону.

  - Мишель!

  - Мой генерал!

  - Узнай, если перебежчики от русских. Если есть, пусть их приведут.

  Слушаюсь мой генерал!

  * * *

   Из дневника генерала Тума

  'Погиб генерал Пелисье. Вот и лорд Раглан внезапно умер вчера. Может быть, это изменит кое-что. Следовало бы воспользоваться этим обстоятельством, чтобы впредь иметь лишь одного главнокомандующего. Довольно странно, что мы, имеющие здесь 130 тысяч человек, находимся в зависимости от 25 тысяч англичан, которые ничего не делают'.

  Из дневника преподобного Уикендена

  'В самом деле, нет более хитрой нации, чем московиты; они могут и желают напускать на себя любой вид, лишь бы осуществить свои намерения. В дипломатии они превосходят все другие народы и точно так же в ведении войны, поскольку дело касается хитрости. Подбросив французам ничтожный кусок металла, они добились того, что те теперь винят во всем нас. Лорд Раглан не смог перенести разговора с французами и умер от огорчения'.

  Письмо офицера Пакра родителям.

   'После сильной до крайности бомбардировки, три дивизии пошли на штурм Мамелона и редутов. Наши колонны достигали русских батарей, но были буквально истреблены. Сейчас, эти проклятые передовые укрепления по прежнему во власти неприятеля, который, несомненно, радуется нашему поражению. Эту неудачу приписывают англичанам, которые сначала атаковали слишком медленно, а потом по недостатку войск выставленных для штурма редана и вовсе прекратили атаку. Наши потери очень значительны! Целые батальоны были сокрушены картечью. Называют большое количество генералов и высших офицеров, убитых и раненых. Генерал Пелисье погиб на редуте Виктория. Командование принял генерал Канробер, а лорд Раглан умер от диареи'.

  * * *

   Рано утром, после побудки, артиллеристы батареи подполковника Маркова-второго умывались принесенной в ведрах с Черной речки водой и садились пить утренний чай. Ниже позиций батареи разливался туман, который рваными клочьями поднимался выше и таял в лучах всходившего солнца.

   Установившаяся вчера тишина ничем не нарушалась. Не слыша канонады, подполковник чувствовал некоторый дискомфорт. Умывшись и надев китель Марков, ежась от утренней свежести, периодически зевал. По привычке, усвоенной с детства, крестил рот, 'чтобы черти в душу не влезли'. Ожидание затягивалось, и командир батареи недовольным голосом кликнул денщика:

  - Ерофеев! Скоро там?

  - Сей момент Ваше высокоблагородие.

  - Тебя только за смертью посылать!

  - Несу, несу.

   Денщик на складном столике быстро сервировал завтрак. Хлеб, масло, вскрытая банка консервированной осетрины, кружка горячего чая. Денщик положил на стол салфетку, пристроил на нее вилку и нож.

   Намазывая масло на хлеб, Марков с наслаждением любовался чистыми, ласкающими взор красками. Свежая зелень травы, пронзительно голубое небо, тишина.

  - Господи! Хорошо-то как!

  - Доброе утро господин подполковник! - К Маркову подошел старший офицер батареи капитан Субботин. - Я вижу, Вы природой любуетесь?

  - Да, имею такую слабость. Присаживайтесь, Михаил Михайлович, позавтракаем.

  - Спасибо, я уже. Мой денщик порасторопнее Вашего, я чай уже пил. Лучше скажите, Сергей Ильич, что день грядущий нам готовит?

  - Готовит он нам, добрым молодцам, передислокацию. Прислал мне депешу по беспроволочному телеграфу командир наш, полковник Ларионов. Требует нас в сопровождении роты в Севастополь.

   Капитан присел за стол, воспользовавшись вторым раскладным стулом из запасов подполковника.

  - А какие задачи ставит? Здесь-то мы уже пристрелялись и промаха не дадим. Зачем же нас с насиженного места дергать?

  - Не знаю, Михаил Михайлович. Приказ есть приказ. Сейчас люди позавтракают и 'Орудия на передки'! Да и провианта у нас - кот наплакал. Глядишь, в Севастополе с пайками полегче будет. Как думаете?

  - Все так, особенно меня интересуют выплаты полевых, боевых и столовых сумм. Деньги то у нас совсем другие, как с ними будет?

  - Как будет, пока не знаю. Решат, наверное. Экий Вы, Михал Михалыч, меркантильный!

  - Сами посудите, господин подполковник, попали неведомо куда, воюй незнамо с кем, да еще и денег не плотют! - дурашливо сказал капитан.

  - Я думаю, разберутся и с деньгами, и с врагами.

  - Как всегда, Сергей Ильич! Вот приедет барин!

  - А что Вы от меня хотите? Я сам не больше Вашего знаю! Разберутся! Лучше скажите, батарея к выступлению готова?

  - Батарея всегда ко всему готова, - думая о своем, сказал капитан, - люди только волнуются.

  - Из-за чего?

  - Служат сейчас в Российской Империи по двадцать с лишним лет. Как с нижними чинами поступят? Волнуются из-за семей, куда деваться после войны, да еще много из-за чего.

  - Вопросы, на которые я сейчас не дам ответа. Но вопросы очень важные. Будем посмотреть. Давайте команду 'Батарея на передки', и не сочтите за труд - позовите ко мне командира батальона.

  - Слушаюсь господин подполковник!

  Интерлюдия I. Наблюдательный пункт на горе Сахарная головка. (Н. Тоскин)

  - Господи, сколько же их полегло. Который час таскают, а конца краю не видно.

   Расположившийся рядом с подполковником Марковым прапорщик Руденко опустил бинокль и горестно вздохнул. Поначалу было весьма интересно наблюдать за солдатами союзников, собирающими своих убитых и раненых товарищей. Удобно расположившись в ровике наблюдательного пункта, офицеры батареи внимательно смотрели на разворачивающийся внизу завершающий акт трагедии.

  - Господин подполковник, а Вы на германском фронте, видели, что-либо подобное? - задал вопрос старший офицер батареи капитан Субботин.

  - Нет, конечно, Михаил Михайлович. Там не до уборки трупов было.

  - Тягостное зрелище! Зачем только люди воюют? - сам себе задал вопрос Руденко.

  - Это один из проклятых вопросов, которые должен время от времени задавать себе всякий мыслящий индивид. - ответил ему второй младший офицер батареи, подпоручик Рязанцев.

  - Еще вчера эти люди были полны сил, желаний, имели планы на будущее, а сегодня их как дрова кладут на носилки и тащат, чтобы потом закопать в чужой земле. А ведь наверняка у каждого остались матери, жены, невесты.

  - Ну, Серж, Вы так в толстовца превратитесь. Не нравится мне Ваше настроение.

  - Нет, господин подполковник, в толстовца я не превращусь. Жалко их просто.

  - Никто их сюда не звал. Значит, и жалеть их нечего. Давайте не будем философствовать и говорить о духовном, а лучше употребим пищу телесную. Господа не плохо бы закусить! Ерофеев! Готово?

  - Так точно Ваше высокоблагородие.

  - Пойдемте господа.

   Офицеры потянулись к накрытому столику, Серж задержался, вновь приложив к глазам бинокль.

   Глядя на картину, раскинувшуюся перед ним, Серж поймал себя на мысли, что уже совершенно по другому воспринимает окружающий мир. Не так скучает по очаровательной Ниночке, с которой провел несколько дней отпуска перед отправкой в действующую армию. Прогулки в весеннем парке, теплая ладонь девушки, которую он несмело держал в своей руке. Радуясь тому, что в полутьме зала синематографа не видно его смущения. Вспомнил как вчера представлял себя героем фильмы. Как здорово выглядела бы картина боя на экране... Атакующие колонны союзников, затаившиеся русские войска, он сам, прапорщик Сергей Руденко, подающий команду на открытие огня (как бы удивилась и гордилась им Ниночка, увидев на экране мужественное лицо своего поклонника), сметающие врагов разрывы.

   Сейчас, мысли эти казались ему пошлыми и глупыми. Сергей сморщился, как будто у него внезапно заболели зубы. Образ Ниночки отступил куда-то далеко. Сейчас все мысли Руденко занимали солдаты, которые буднично и равнодушно таскали трупы.

   Разглядывая поле смерти в бинокль, по уже появившейся привычке артиллерийского офицера, прапорщик прикидывал, где бы он поместил наблюдательный пункт и оценивал местность. Взгляд перемещался на русские бастионы, бухты, притихшие, полуразрушенные позиции французов, по которым так славно при отбитии штурма отстрелялась его батарея. Взгляд привлекла группа разодетых офицеров союзников, собравшаяся на склоне холма, среди них один был явно фотограф, вместе с помощниками устанавливающий свое громоздкое оборудование,... Фотограф!

  - Господин полковник, смотрите!

   Руденко протянул руку, указывая направление. Задумчиво сидевший над разложенной на салфетке скромной закуской подполковник обернулся на крик прапорщика, не преминув пошутить над молодым офицером:

  - Серж, вы скоро меня генералом величать начнете. Что там случилось? Французы сдаваться начали?

  - Нет, еще не начали. Они производят фотографическую съемку!

   Приняв протянутый прапорщиком бинокль Марков-2, помолчал, внимательно глядя в указанном направлении. Потом сказал:

  - Ну, скорее дагерротипируют. Насколько мне помнится, у них во время осады Севастополя очень популярны были репортажи с карточками. Так что, прапорщик, у вас есть редкий шанс стать знаменитым. Будете потом детям и внукам показывать эти карточки и говорить о том, что и вы на них есть.

  Он улыбнулся, потом построжевшим голосом добавил:

  - Без нужды по верху не ходить! Там не только корреспонденты европейские нами интересуются, но и коллеги наши армейские.

  - Есть!

  - Да и еще, господин капитан! - Марков-второй помолчал, задумчиво глядя на синеющее за их спинами море.

  - Слушаю господин подполковник!

  - После обеда спуститесь вниз, возьмите с собой Сержа, пусть опыта набирается, ефрейтора Федорова, он у нас лучший наводчик, и пару солдат. Где то вон в том районе присмотрите позицию для двух наших орудий. Так, что бы могли стрелять по позициям неприятеля перед четвертым бастионом. Уж больно там батарея большая. Да внимательно посмотрите, чтобы гаубицы и зарядные ящики можно было бы упряжками туда довезти. А то опять на кручу придется на руках закатывать.

  - Слушаюсь господин подполковник!

  - Потом вернетесь и мне свои соображения доложите.

  - А мы надолго здесь?

  - Скорее всего, нет. Чувствую, перебросят нас на приморский фронт.

  - Почему Вы так думаете, Сергей Ильич?

  - Флот армии помог в Севастополе уже изрядно, а долг, как говорится, платежом красен. Союзнички получив афронт на сухом пути, попытаются взять реванш с моря. Вот и наша помощь на приморской батарее лишней не будет. Их флотские тоже с гонором, чую, придется с ними калибрами помериться. А пока, давайте, запасные позиции оборудуем. До темноты успеете, Михаил Михайлович?

  - Будет исполнено, Сергей Ильич! Разрешите выполнять?

  - Выполняйте.

  - Идемте Серж.

   И уже в спину спускающимся вниз офицерам Марков крикнул:

  - Не забудьте поесть с собой взять.