Небольшой поселок, раскинувшийся на холмах вдоль небольшой речушки, был погружен в осенний утренний туман. Кое-где в окнах уже горел свет, из печных труб поднимался к небу жидкий дым. Те дома, которые были ближе к реке, в низине, полностью утонули в пелене тумана. Казалось, что дым поднимается прямо из земли, словно по берегам лениво курятся десятки маленьких вулканов.

Третьи петухи свое откричали, и было тихо. Разве что изредка скрипнет колодезный ворот, спросонья тявкнет собака или негромко хлопнет калитка. Но вот из-за холма послышалось тарахтение. Неуклюжий «пазик» перевалил через вершину, высветил фарами кусок дороги и медленно покатил вниз, к поселку.

Он остановился на небольшой поселковой площади. По периметру площади стояли слегка скособочившиеся деревянные магазинчики, посредине — невзрачный серый памятник погибшим в боях с фашизмом. Двери автобуса с лязгом отворились, и из автобуса вышли двое — Лобстер и Никотиныч. У Никотиныча на плече болталась большая дорожная сумка, у Лобстера — его любимый рюкзак. В руке Лобстер держал небольшой пластиковый короб. Из короба доносилось жалобное мяуканье. Автобус фыркнул, обдал их сизым дымом и укатил в начавший рассеиваться под розовыми лучами зари туман.

— Да заткнись ты, Триллер! — раздраженно сказал Лобстер.

— Вот она, альма матер, мать твою! — вздохнул Никотиныч, оглядывая площадь. — Ничего за двадцать лет не изменилось. — Помолчал немного, сплюнул. — И дерьмом все так же пахнет.

— А телефонная линия здесь есть? — поинтересовался Лобстер — его потряхивало от утреннего холода и недосыпа.

— Ну а как же! Должна быть, — неуверенно сказал Никотиныч.

— Смотри! А то сегодня же отсюда свалим! Веди, Сусанин.

— Покажу тебе сейчас местный парадиз, — подмигнул приятелю Никотиныч и повел Лобстера вниз, к реке.

Туман уже почти рассеялся. Река неторопливо несла свои воды. Противоположный берег зарос тростником и камышами, а тот, на который они вышли, был чист — только кое-где из воды торчали верхушки водяных растений. Узкие деревянные мостки уходили в реку на одну треть ее ширины. Речной поток неторопливо огибали покрывшиеся тиной деревянные столбы.

— Ну что, будешь? — спросил Никотиныч, кивнув на реку.

— Купаться? Ты что, глюкнулся? — возмутился Лобстер. — Холодина какая — пар изо рта идет!

— Как хочешь, — пожал плечами Никотиныч и стал расстегивать брюки. — Подержи, чтоб не отсырело.

Лобстер принял его одежду, перекинул через руку. Никотиныч, оставшись в длинных трусах, заухал как филин, стал звонко хлопать себя по животу и ляжкам, приседать и размахивать руками, потом сорвался с места, понесся к мосткам. Деревянные отсыревшие доски громко запели под его ногами. Он нырнул, разорвав тишину речной глади громким всплеском.

Лобстер присел на корточки и стал рассеянно наблюдать за рекой — хотелось спать. Никотиныч вынырнул, отфыркиваясь, поплыл к противоположному берегу.

Лобстер вдруг представил себе, что будет здесь через каких-нибудь полтора-два месяца, когда мороз накрепко скует реку, оденет ее в ледяной панцирь. Сначала и без того неторопливое течение замедлится, вода станет тягучей, масляной, как глицерин, но еще будет сопротивляться холоду, упрямо пробивая себе дорогу в неглубоком русле, но потом сдастся, встанет и начнет снизу нежно облизывать пока еще тонкий лед, потихоньку наращивая его. Изо льда около берега будут торчать верхушки водяных растений, которые побуреют, промерзнут и станут хрупкими, как елочные игрушки. А поселковые протопчут через реку десятки узких тропинок и будут шастать через реку взад-вперед — в магазины, в гости, в школу.

Удирали они из Москвы поспешно, как зайцы. Через пять минут после звонка Никотинычу Лобстер уже выскочил из дома. На улице огляделся по сторонам и бросился к автобусной остановке — машину ловить не решился. В каждом человеке, будь то мужчина, женщина или десятилетний лохматый шкет, видел он теперь потенциального убийцу. Оборачивался на каждый шорох, следил за руками людей. Когда кто-нибудь из окружающих лез в карман или за пазуху, Лобстер замирал, готовясь броситься за угол, в кусты: он был почти уверен, что человек сейчас вынет пистолет с глушителем. Нервы были натянуты как струны.

С Никотинычем они договорились встретиться на Ярославском вокзале, под табло. Лобстер сунул в рюкзак свой ноутбук, провода, разъемы, покидал компакт-диски с программами, родного Йорика. До того спешил, что забыл взять коробку с обыкновенными дискетами. Потом выяснилось, что Никотиныч тоже не взял дискет. Истеричный звонок Лобстера полностью выбил его из колеи. Уже в поезде он пытался было начать разговор о предполагаемых врагах, которые могли бы мстить, предлагал сделать звонок в Управление по борьбе с оргпреступностью, анонимно навести на след, но Лобстер заявил, что даже думать об этом не хочет. Ему нужно время, чтобы хоть немного успокоиться и все взвесить. Ночью, когда в Угличе ждали автобус, он вдруг подумал, что дядя Паша мог быть прав, покушались на него, а не на Лобстера, за какие-нибудь его «славные» чеченские дела. Мстили? Эта мысль хоть немного привела его в чувство — до этого момента он не мог ни спать, ни есть.

Никотиныч выбрался на берег, стал бегать вокруг Лобстера, высоко вскидывая ноги.

— Ать-два, ать-два! Водичка — мед, а вылезешь!.. — хохотнул он, обрызгав приятеля.

— Морж нашелся! Давай уже пойдем, глаза слипаются, — недовольно проворчал Лобстер.

— Окунулся, и не слипались бы, — весело отозвался Никотиныч. Назначая встречу под табло на Ярославском, он и словом не обмолвился, куда они едут — боялся прослушивания. Сам для себя тут же решил, что убегут они именно сюда, под Калягин, — кто будет искать их в этой глухомани?

Никотиныч снял трусы, тщательно отжал их, сунул в полиэтиленовый пакет, вытерся полотенцем, надел другие.

— Знаешь, как речка называется? — спросил он вдруг Лобстера.

— Как?

— Жабня.

— Жабня? — Лобстер рассмеялся. — Ты и есть самая главная жаба на этой реке.

— Главная, не главная, однако сколько мы тут с пацанами рыбы перетаскали… Ты рыбачить любишь?

— Терпеть не могу, — честно признался Лобстер.

— Все с тобой понятно — московская мимоза. ^ Ладно, через пять минут будешь спать сном младенца, — пообещал Никотиныч.

Он оделся, обулся и выкинул вперед руку, указывая направление.

— Нам туда.

Они взбирались на холм по тропинке между домами. Триллер в коробе не переставая мяукал, чем вызвал ажиотаж среди собачьего населения. Первым в одном из дворов зашелся истошным лаем седой пес, видимо выживший к старости из ума, потом к нему присоединился соседский волкодав, затем загремела тяжелой цепью овчарка во дворе напротив, заставив гостей ускорить шаг, — в общем, через минуту от деревенской тишины не осталось и следа.

— Ты, Триллер, просто международный террорист какой-то, — насмешливо сказал Лобстер. — Всех на уши поставил!

Котенок испуганно смотрел на хозяина через щели короба, вжимался в пластиковую стенку и недоумевал, из-за чего весь сыр-бор?

Никотиныч зашел во двор, поднялся на крыльцо, коротко стукнул костяшками в дверь. Никто не отозвался. Второй раз Никотиныч стучать не стал, открыл дверь и, кивнув Лобстеру — давай за мной, — вошел в сени.

Небольшая горница, разделенная надвое фанерной перегородкой, оклеенной цветастыми обоями, была погружена в полумрак. Воздух в избе был спертый, словно ее не проветривали несколько лет: несло кислятиной и тухлыми яйцами.

Никотиныч приложил руки к печи, Лобстер последовал его примеру. От печной стены шло приятное сухое тепло.

— И кто это по избе шлындрает? — раздался из-за печи скрипучий старческий голос.

— Теть Варя, это я, Сергей, — торопливо отозвался Никотиныч.

— Какой такой Сергей? — Певуче заскрипела пружинами кровать, послышались шаркающие шаги, сопровождаемые постукиванием палки о пол. Из-за перегородки показалась старуха в каком-то ветхом, не поддающемся описанию платье. Она подслеповато щурилась, силясь разглядеть непрошеных гостей. — Какой Сергей? — повторила она.

— Ирины Ермолаевой сын, — уточнил Никотиныч.

— Иркин? Серега? — В голосе старухи слышались нотки сомнения. — Иди-ка сюда! — Нашарила в полумраке его руку, потащила за собой к окну. Уставилась, силясь узнать в сорокалетнем мужике пацана. — А не похож, — покачала головой тетя Варя. — До чего ж громоздкий стал! Поперек себя шире!

— Да я это, тетя Варя, я, — рассмеялся Никотиныч. — Я тут вам подарочков привез. — Никотиныч расстегнул молнию на сумке, стал выкладывать на стол какие-то свертки.

— А кто это с тобой? — все еще недоверчиво вглядываясь в Никотиныча, спросила старуха.

— Это друг мой, Лобс… Олег, в общем. Вот, решил ему пенаты предков показать. Отдохнуть хотим немного. Телефон на почте работает, нет?

— Телефон? — переспросила старуха. — Я уж третий год со двора никуда не хожу! Почитай, девятый десяток меряю. У Светки спросить надо. Мать-то жива?

— Жива, теть Варя, жива. Привет вам передавала. Как там ее дом, стоит?

— Ага, вот в ермолаевском и будете жить, — кивнула старуха. Она откинула скатерть, выдвинула ящик стола, стала шарить рукой. Протянула Никотинычу ключи на шнурке. — Ране я и сама Иркин дом держала, а теперича соседку прошу. Мать-то когда последний раз была?

— Не знаю, — пожал плечами Никотиныч. — У нее уже лет десять под Москвой дача есть.

— О-о, зато я знаю, — протяжно произнесла старуха. — Третий год уж носу не кажет! Избу-то держать надо: и топить, и править. Одних дров сколько уйдет? А ежли бы не я? Так и передай: не может ездить, пускай продаст, а у меня уже силов нету. «Под Москвой у нее дача»! — передразнила Никотиныча старуха. — Срам!

— Хорошо, теть Варь, я скажу, — пообещал Никотиныч.

Когда они вышли на крыльцо, Лобстер с удовольствием вдохнул в себя свежий осенний воздух.

— Ну, ваще!

— А ты думал булки на деревьях растут? — усмехнулся Никотиныч. — Как говорится, не дай бог па старости лет одному остаться! Да еще в такой глухомани. Умрешь, и будет дом твой гробом твоим, — неожиданно возвышенно произнес он.

— Значит, телефона может и не быть? — вернул его на землю Лобстер.

— Давай-ка сначала устроимся, — предложил Никотиныч.

Дом матери, состоявший, как и изба тети Вари, из двух крохотных комнатушек, разделенных фанерной перегородкой, оказался в полном порядке — горница была чисто убрана, стол застелен новой клеенкой, Лобстеру даже показалось, что окна вымыты совсем недавно — они радужно поблескивали под лучами осеннего холодного солнца.

— Смотри, я здесь на каникулах жил. — Никотиныч показал на перегородку, рядом с которой стояла узкая софа с исцарапанной спинкой. На обоях были наклеены вырезанные из «Советского экрана» фотографии актеров и актрис. Некоторых Лобстер не знал — старики. — Молодость моя, — вздохнул Никотиныч. — Когда в шестом классе учился, мы с двоюродной сестрой сюда приезжали. Сколько ей тогда было? Лет шестнадцать? Ну, в общем, как все девки, хотела в театральный поступать и меня тоже этим бредом заразила. Слава богу, выздоровел вовремя, а то до сих пор сопли пускал бы! — Никотиныч сорвал одну из выцветших фотографий, скомкал ее и швырнул в ведро со щепками возле печи. — Хочешь, здесь спи, а я на материной, — кивнул он на софу.

Лобстер раскрыл короб, Триллер некоторое время раздумывал, покинуть свое временное пристанище или обождать, потом все-таки решился — выскочил, осторожно ступая лапами, прошелся по горнице, принялся обнюхивать углы.

— Только попробуй мне здесь нагадь! — грозно предупредил Никотиныч котенка. — На улицу будешь ходить, понял?

Триллер шмыгнул под трильяж с прикрытыми зеркальными створками.

— Зато мышей не будет, — сказал Лобстер, укладываясь на софу. — Меня больше нет! — И тут же провалился в сон — сказалась почти суточная нервотрепка.

Никотиныч проснулся из-за скрипа половиц, открыл глаза и увидел женский силуэт напротив окна. Женщина была окружена солнечным ореолом, а ее волосы ярко светились.

«Явление Божьей Матери засранцу Никотинычу», — подумал он, усмехнулся про себя и натянул одеяло до подбородка.

— Кто здесь?

— Здравствуйте, — сказала женщина чуть слышно. Она отошла от окна, и сияние исчезло. — Я стучала, а вы спите. Меня баба Варя прислала. Светлана я, с почты.

— Вы подождите, я встану.

— Ах да, — смутилась женщина. — Я на крыльце подожду.

Скрипнула дверь. Никотиныч торопливо напялил брюки, надел на ноги шлепанцы, вышел из закутка, где стояла кровать. Лобстер все еще спал, отвернувшись лицом к поцарапанной спинке софы.

Было далеко за полдень. Холодное солнце уже клонилось к кромке перелеска на дальнем холме. Теперь Никотиныч сумел как следует рассмотреть женщину. Было ей около тридцати. Высокая, плотная, щеки горят румянцем, будто вымазаны свеклой. Про таких говорят: кровь с молоком.

— С приездом, Сергей Дмитриевич, — улыбнулась она широко.

— Ты меня знаешь? — удивился Никотиныч.

— А как же! — Светлана кокетливо склонила голову. — Вы с моим братом на мостках курили и меня к себе не пускали, вот я родителям и нажаловалась. Попало вам потом здорово. Егора Кондрашова помните?

— Ах вот оно что! — На самом деле ни саму женщину, ни ее брата Никотиныч вспомнить не мог — кивнул из вежливости. — Это сколько ж тебе лет тогда было?

— Шесть, наверное, — Светлана рассмеялась. — А за то, что нажаловалась на вас, вы меня в лодку посадили и по реке пустили. Ох и ревела я!.. Баба Варя сказала, вы телефоном интересуетесь.

— Неужели есть?

— Шутите! — махнула на него рукой Светлана. — И в администрации есть, и у зоотехника, и у фельдшера — уж два года, как мини-АТС поставили. В район можно позвонить, в область. У нас тут сплошная цивилизация.

— А дальше области нельзя? — осторожно поинтересовался Никотиныч.

— Куда хочете можно, — уверенно кивнула Светлана. — Прошлым летом голландцев привозили, так они к себе домой по трубочкам маленьким звонили. Сотовый телефон называется.

Никотиныч весело рассмеялся.

— Так то голландцы, Свет. У них зарплаты большие. — Он посерьезнел. — Нам обычную телефонную связь надо. Устойчивую. На несколько часов.

— А зачем вам? — спросила Светлана.

— Для работы, — уклончиво ответил Никотиныч. — Ну так что, сможем?

— Конечно, но только лучше ночью, когда линия свободна.

— Нам как раз ночью и надо. Светлана задумалась на мгновение.

— А как же с ключом быть? Я ведь его вам дать не могу — у меня там ценности на почте.

— А ты не давай. Можем вместе вечерком посидеть. Винца попьем, разговоры поразговариваем, — тут же нашелся Никотиныч. — Или у тебя муж ревнивый?

— Нету у меня мужа, — вздохнула Светлана.

— Да неужто такую красавицу никто до сих пор не взял?

От этих слов щеки женщины загорелись, будто фонари.

— Погиб у меня муж, — просто сказала Светлана. — От Калязина ехали — мост видели?

— Видели, — кивнул Никотиныч, вспомнив великолепный вид с моста: укутанное туманом водохранилище, а посреди белая колокольня, освещенная робкими лучами нарождающейся зари.

— Ну так вот, до моста не доезжая, он в воду и сверзился. Видать, в глазах у него двоилось.

— Сильно пил? — участливо поинтересовался Никотиныч.

— И пил, и бил, — вздохнула Светлана. — Плохо, ребеночка не завели.

— Какие твои годы! Мужа еще заведешь, детей, — подбодрил женщину Никотиныч.

— Такие — никакие. В семнадцать сыскать мужика не могут, а мне куда? Только и осталось, что за бабой Варей ухаживать! — Она кивнула на дом. — А то не сын ваш спит?

— Да нет, не сын. Дочь у меня, — улыбнулся Никотиныч. — А это — друг, коллега. Работаем вместе.

Светлана направилась к калитке, снова кокетливо склонила голову:

— Ну, так вы, Сергей Дмитриевич, заходите вечерком с другом, как обещали. Почта у нас до шести. Не знаю только, где вино для продолжения знакомства возьмете? В магазинах у нас его теперь не продают.

— Как это не продают? — удивился Никотиныч.

— А вот так. После того как мой мужик сверзился — запретили, чтобы мост в глазах не двоился, — неожиданно весело сказала Светлана.

— Нет, а если серьезно?

— Если серьезно — из наших трех магазинов только один работает, потому как у людей денег нет, чтоб ваши городские фильдекосы покупать. Да и в этом водка такая, что вы ее пить не будете — за версту ацетоном прет. А в пять часов автолавка проездом в Костино будет, там всякое быть может: и винцо, и конфетки… Я от жизни своей горькой очень сладкое люблю! — неожиданно пропела Светлана, рассмеялась и неторопливо пошла по тропинке с холма.

«Ишь ты, веселая вдова. Светка… Светка? Хоть убей, не помню! — подумал Никотиныч, глядя ей вслед. — Видно, здорово ее мужик достал. Только смеяться и осталось».

Лобстер проснулся от ощущения сильной боли в спине и понял, что лежит крайне неудобно — средняя подушка софы провалилась вниз, заставив спать его в полувисячем положении. Лобстер поднялся, снял с софы белье, скинул на пол подушки. Фанера оказалась проломлена в двух местах. «Интересно, чем они занимались с сестрой на этой софе?» — усмехнулся Лобстер.

Он заглянул за перегородку, убедился, что Никотиныча нет, стал шарить на полках около печи. В одной из банок обнаружил заплесневевшую черную гречку, вдобавок траченную мышами. Больше ничего съестного в доме не было.

Скрипнула калитка, и Лобстер подскочил к окну. Он увидел Никотиныча с ведрами в руках. Никотиныч поднялся на крыльцо, открыл ногой дверь.

Лобстер сделал вид, что изучает выцветший календарь за 1988 год на стене.

— Проснулся? — Одно ведро с водой Никотиныч водрузил на табурет рядом с печью, другое поставил на пол, прикрыл крышкой. — Я тут как пчелка, а он дрыхнет.

— Жрать нечего, — констатировал Лобстер. — И дискеты я дома забыл.

— А череп папаши не забыл прихватить? — насмешливо поинтересовался Никотиныч.

— Ты отца не трогай! — Лицо Лобстера мгновенно приобрело злое выражение, а голос стал жестким.

— Извини, — смутился Никотиныч: он не ожидал подобной реакции. Обычно анекдоты и шутки о родственниках проходили безболезненно — Лобстер и сам любил отпустить что-нибудь циничное про предков. — Насчет жрать — скоро автолавка придет, а вот дискеты… — Никотиныч пожал плечами.

— Шутишь? Хоть один-то компьютер у них в поселке должен быть, — уверенно произнес Лобстер.

— Не знаю, должен. Кстати, связь, по словам телефонистки, приличная. Она тут к нам заходила… Очень милая, между прочим, барышня. Подруга детства.

Лобстер подозрительно посмотрел на Никотиныча.

— Когда успел?

— Подругу детства завести? — уточнил Никотиныч. — В шестнадцать. Собирайся давай, а то не будет тебе ни дискет, ни жратвы.

Лобстер напялил на ноги кроссовки, и они вышли из избы.

Никотиныч притворил дверь в сени, направился к калитке.

— А закрыть? — кивнул на дверь Лобстер.

— Кто к тебе полезет? — махнул рукой Никотиныч.

Они стали спускаться вниз по склону.

— Ну что, устроим разбор полетов? — неожиданно предложил Никотиныч.

— Давай, — кивнул Лобстер. Он вспомнил звук треснувшего стекла, опять увидел сплавившуюся дырку в витрине, почувствовал железные руки дяди Паши, толкающие его на асфальт, под машину, — поежился, словно от холодного ветра.

— Покушение, если, конечно, хотели убрать именно тебя, касается хакерства — других вариантов быть не может. Давай честно, кого обижал?

Всю ночь Лобстер думал об этом и пришел к выводу, что обидеть он мог всех и никого конкретно. Чаще всего задание на взлом он получал от посредника — Гоши или еще одного парня из их тусовки — и с непосредственным заказчиком не виделся. Ему передавали дискеты, компакт-диски с программой, которую нужно взломать, плюс аванс — процентов тридцать от причитающегося гонорара, Лобстер работал, сдавал «продукцию», получал расчет. Иногда дискет не было, давался конкретный электронный адрес или описание информации, которая нужна, наводка, где искать, он влезал в «локалку» и скачивал файлы. У него была собственная программа, которая стирала следы несанкционированного доступа, так что чаще всего владелец даже не догадывался о том, что в его терминал кто-то лазил. Ну хорошо, даже если догадался, а своим взломом Лобстер навредил «солидным» людям, которые дали задание его вычислить, сначала нужно найти заказчика, разобраться, зачем ему понадобилась та или иная информация, а уж потом…

«Продажный» хакер, он всего лишь среднее звено в цепочке, крохотное, как горчичное зерно, чаще всего его даже не интересует содержание файла, который он украл. Вот еще — голову себе морочить! Настоящему хакеру куда важнее процесс, чем то, что находится за «волшебной дверцей». Он слишком азартен, как карточный игрок, не знающий, сколько тузов в рукаве у шулера. Он идет в атаку, как настоящий солдат, который видит только лицо врага и готов победить или умереть в бою. Лобстер всегда побеждал. Почти всегда… Софт, сколько бы он там ни стоил, недостаточная причина, чтобы сажать на крышу киллера с винтовкой. Пока что ни на кого из хакеров не покушались. Потребовать возместить ущерб, «поставить на счетчик», подать в суд, посадить, в конце концов, но чтоб без разговоров, без разборок? Просто Чикаго какой-то! А может, причина именно в том, что частенько Лобстер не вникал в содержание украденного? Скачал, передал — и айда на теплоход с девочками гулять! А там секреты мировой важности? Нет-нет, ни в какие фээсбэшные или военные терминалы он не лазил. Понимал, что найдет себе на задницу приключений. В натовские — было, но так то — особый случай…

Ночью Лобстер вспоминал все свои взломы за два года — столько времени он воровал информацию на заказ. Конфиденциальная информация фирм, «сидящих» на политических технологиях, файлы налоговой полиции, бухгалтерии конкурентов, банковские терминалы — вот за что его могут наказать. Если по «гамбургерскому счету», как любил говаривать Никотиныч, два года он занимался промышленным шпионажем, особо не вникая в суть информации. Дитя неразумное…

— Ты все еще спишь? — вернул его к действительности Никотиныч.

— Никого я не обидел, — сказал Лобстер. — А вот меня обидеть всякий может, потому что сволочи они!

— Не хочешь говорить? Ну ладно, смотри. — Никотиныч помолчал и добавил ободряюще: — Ничего, отобьемся.

На площади рядом с памятником уже стояла автолавка. На картонных ящиках был выставлен товар: какие-то консервы с промасленными этикетками, пластиковые бутылки с подсолнечным маслом и стеклянные — с вином. Тут же стояли ботинки, сапоги, по бокам фургона были развешаны платья и костюмы.

Народу было немного — две старухи, баба с младенцем да хмельной мужик лет сорока в кирзовых сапогах. Никотиныч с Лобстером приветливо поздоровались с аборигенами. С минуту их пристально изучали, не задавая, однако, вопросов «чьи вы будете», потом потеряли всякий интерес.

— Я не знаю кто, — неожиданно вернулся к разговору Лобстер. — И вообще — собственная жизнь в последнее время стала для меня загадкой. Мне иногда кажется, что виртуальный мир какого-то компьютерного триллера вышел из системы и вторгся в нашу жизнь.

— Триллер — это кот. Хотя большая энигма, конечно, — кивнул Никотиныч. — Может, нервы подлечить? После военных действий солдаты всегда проходят курс реабилитации.

— Издеваешься? — вздохнул Лобстер. — Меня не закопали только благодаря счастливому стечению обстоятельств. Тот парень, под аркой, приходил по мою душу — теперь это очевидно. Но пока он меня ждал, прилетел ангел смерти.

— Да вы, сударь, поэт, и поэт недюжинный, — усмехнулся Никотиныч.

— Ты только не думай, я не трус и не «ботаник», который «умоется», когда ему дадут в морду. Я не собираюсь подставлять вторую щеку, но мне кажется, что ситуация вышла из-под нашего контроля.

— Я знаю, — кивнул Никотиныч.

Мужик подозрительно покосился на Лобстера и на всякий случай отодвинулся от странной парочки «дачников».

— Но пока мы в безопасности, — заметил Никотиныч.

— Вот именно — пока. Пока не засветились со связью. Как только выйдем на связь, нас запеленгуют. Поэтому делать все надо очень быстро.

Мужик взял бутылку водки и, оглядываясь на Лобстера с Никотинычем, зашагал в сторону реки.

— Видишь, деревенский рекрут мафии пошел, — кивнул на мужика Лобстер. — Сейчас придет на бережок и расскажет собутыльникам, что, мол, понаехало тут всяких, шибко умных, про смерть насильственную говорят.

— Вино сухое есть? — поинтересовался у продавщицы Никотиныч.

— Всякое, — кивнула она, — «Анапа», «Три семерки», «Хванчкара».

— Ну, если «Анапа» и «Три семерки» — такие сухие… — Никотиныч рассмеялся. — «Хванчкару» сами делаете?

— Почему сами? На «оптяке» в городе берем! — возмутилась продавщица.

— А дискеты у вас есть? — спросил Лобстер, заглядывая в темную утробу фургона.

— У нас, парень, все есть, — уверенно сказала продавщица. — Ты только закажи, я тебе любую бутылку привезу. Хочешь — «Наполеон», хочешь — «Дискеты».

Лобстер рассмеялся:

— Да нет, спасибо, мы уж как-нибудь сами съездим.

Продавщица, обидевшись, что ей не доверяют, поджала губы.

— Ладно, дайте нам пять бутылок «Хванчкары».

— Хватит? — спросил Никотиныч у Лобстера.

Лобстер пожал плечами.

Лобстер, Никотиныч и Света сидели на почте в небольшой комнатушке за столом. Стол был заставлен бутылками и едой. Пахло сургучом и мышами. «Хванчкара», конечно, оказалась паленой. Впрочем, Свете вино понравилось — она пила его стаканами и нахваливала. И без того румяное лицо ее стало пунцовым, как помидор. Никотиныч травил сальные анекдоты. Почтальонша заливалась звонким смехом. Лобстер откровенно скучал. Ему не терпелось добраться до телефона и проверить связь. Никотиныч прекрасно понимал его, но глупой бесконечной болтовней и всем своим видом давал понять, что еще рано — «плод не созрел».

Наконец, когда была выпита третья бутылка, Никотиныч, прикуривая, как бы невзначай спросил:

— Светочка, ничего, если Олег сделает маленький звоночек?

— Конечно-конечно, — улыбнулась Светлана. — Там под стеклом все телефоны.

Лобстер вышел в соседнюю комнату, где стоял телефонный аппарат. Аппарат был допотопный, дисковый. Впрочем, потом он ему будет не нужен. А сейчас — только связь проверить.

Фрикингом Лобстер занимался лет с четырнадцати и считал это занятие делом плевым — куда только не звонил по приколу: и в Америку, и в Австралию, и на Фиджи, при этом до сих пор не получил ни одного телефонного счета. Его метод был довольно прост. Лобстер вычислял фирму, у которой кредит на междугородние и международные телефонные переговоры в несколько тысяч, «пробивал» чужой аппарат во время набора и с помощью звукового анализатора «подслушивал» номер кредитной карты. Поздно вечером, когда в офисе уже никого не было, Лобстер набирал простой семизначный московский номер, дожидался гудка, после чего переходил на тональный набор. Код, состоявший из восьми цифр, давал ему доступ к кредитке, потом набиралась «10», код страны, код города и номер. По окончании набора автоматическая телефонная барышня сообщала, что кредит составляет, допустим, более пятидесяти часов. Все было просто: какой-то неизвестный Лобстеру богатый дядя, владелец фирмы, ежемесячно платящий кругленькую сумму за возможность позвонить в любую точку мира, оплачивал и его разговоры. Естественно, рано или поздно этот дядя догадывался, что его кредитом нагло пользуются, и бил тревогу, пытаясь вычислить негодяя, но к тому времени Лобстер уже находил себе другого «богатенького Буратино»…

Сейчас проблема дозвона до сети состояла в том, что ему сначала нужно было выйти на областной узел, только после этого он получал возможность дозвониться до Москвы. Связь получалась многоступенчатая, а значит, некачественная, плохая. Впрочем, Лобстер был уверен, что в течение нескольких дней решит эту проблему, и они с Никотинычем получат надежный канал связи. Что касается телефонного фрикинга — в этой области для Лобстера не существовало нерешаемых проблем.

Когда во втором часу ночи они возвращались домой, пьяный Никотиныч бормотал себе под нос:

— Какая женщина, какая женщина! Подумать только: с шести лет знаю — и не замечал!

— А по-моему, дура, — зло сказал Лобстер.

— Э, что ты понимаешь! — махнул на него рукой Никотиныч. — Красота и ум — две вещи несовместные, а женщине ум ни к чему, он только жить мешает. Вот ты, когда с бабой знакомишься, на что прежде всего смотришь?

— На ноги, — признался Лобстер. — Ноги — это сексуально.

— А если ноги в штанах?

— Ну, тогда на рожу!

— Ты хотел сказать — лицо. Грубость и цинизм — не самые лучшие качества вашего поколения.

— Чья бы корова!.. — усмехнулся Лобстер. — Кто мне девочек через Интернет предлагал снимать?

— Так то девочки, а это…

— Простая русская баба. — Лобстер расхохотался. — Ладно, знакомство весьма кстати. Ты бы выпросил у нее ключ.

— Завтра выпрошу, — твердо сказал Никотиныч и подумал, что впервые испытал неприязнь к этому циничному и беспринципному любителю интернетовских барышень. Влюбился, он, что ли?

— Через неделю будем ломать, — пообещал Лобстер.

Комната была крохотная. В ней едва помещалась полутораспальная софа и компьютерный стол с крутящимся стулом, предназначенным скорее для подростка, чем для взрослого. Рядом с софой висело небольшое овальное зеркало. К стене с яркими цветастыми обоями над компьютерным столом были скотчем прилеплены фотографии — Лобстер с Мирандой, с Никотинычем, с Гошей. Фигура Гоши на снимке была жирно перечеркнута ярко-зеленым фломастером, рядом с фигурой Миранды стоял знак вопроса. На экране большого семнадцатидюймового монитора неторопливо плавали объемные разноцветные рыбки, точь-в-точь как на заставке у Лобстера. На столе рядом с клавиатурой лежала телефонная трубка.

Дверь отворилась, и в комнату вошел Седой — тот самый седой мужчина из электрички. На нем был теплый стеганый халат. Влажные волосы стояли торчком на голове. Седой подошел к зеркалу, вынул из кармана халата расческу и тщательно причесался. Затем сел за компьютер. Щелкнул мышкой, вошел в электронный почтовый ящик, стал изучать послания. Терминалы Лобстера и Никотиныча были давным-давно им взломаны, и вся корреспонденция с помощью специальной программы автоматически копировалась и «падала» в ящик Седого.

— Ну вот и девочка объявилась, — усмехнулся Седой, глядя на экран монитора.

Зазвонил телефон. Седой поднял трубку, нажал на кнопку «Talk».

— Слушаю. Салям, — и тут же перешел с русского на один из гортанных кавказских языков. Изредка в его торопливой речи мелькали понятные всякому юзеру слова: «файл», «коннектиться», «глюкнуться», «имэйл».

Закончив телефонный разговор, он посмотрел на фотографию Лобстера с Гошей и подмигнул ей. Поднялся, снова подошел к зеркалу. Пальцами аккуратно приподнял клок волос на макушке, показал самому себе язык и сказал хорошо поставленным театральным баритоном: «Не верю!»

Лобстер неторопливо щелкал по клавишам ноутбука, жесткий диск тихонько шуршал, на панели озорно подмигивала зеленая лампочка. Никотиныч сидел на табурете рядом и поглядывал то на экран, то на приятеля. Вид у Лобстера был сосредоточенный. Свет на почте они намеренно не включали, чтобы не привлекать внимание аборигенов — а то еще стукнут местному начальству, и начнутся расспросы: зачем да почему, еще Светке попадет.

Почтальонше, как говорится, было по барабану, чем они тут занимаются. Она в их дела не лезла, подкармливала творожком, пирогами и другой деревенской снедью, смотрела на Никотиныча влюбленными глазами и млела от каждого его слова. Ключи дала удивительно легко и даже не спросила, чем они собираются заниматься на почте по ночам. Попросила только «в заграницу» не звонить, потому что ей потом до конца жизни не рассчитаться…

— Ну что? — нетерпеливо спросил Никотиныч.

— Грузит потихоньку, — кивнул Лобстер и вздохнул: — Линия маломощная. Нам бы оптико-волоконную сюда.

Никотиныч потрогал горящие щеки — он был взволнован. Подумать только — скоро случится то, к чему они стремились целый год: Лобстер подберется к банковскому терминалу. Он все-таки гений, этот юный циник!

— Ну, как у тебя со Светкой? — неожиданно поинтересовался Лобстер, оторвавшись от экрана. Вопрос смутил Никотиныча.

— А тебе-то что?

— Да нет, ничего, — пожал плечами Лобстер. — Просто интересуюсь. Нельзя?

— Нельзя!

— Влюбился? — хохотнул Лобстер.

— Ты лучше на экран смотри! Видишь, запрос на шифр, — сказал Никотиныч.

— Это хорошо. Будешь в деревне на всем свеженьком жить, коров доить, детишек розовощеких нарожаете. — Лобстер принялся перебирать коробки с компакт-дисками на столе. Нашел нужный, сунул в сидиром. — Сейчас прогоним болванки и найдем шифр, — подмигнул он Никотинычу.

Но вместо окна с бегущими колонками цифр на экране вдруг появился мультипликационный динозавр, который открыл зубастую пасть и что-то неслышно прорычал.

— Не понял! — нахмурился Лобстер. Он вынул «компашку», стал снова перебирать коробки, открывал каждую, всматривался в диски. — Где шифры, черт возьми!

— Ты у меня спрашиваешь?

— Ну а у кого еще? После того как ключ нашел, я их не трогал!

— Я тоже не трогал, — пожал плечами Никотиныч. — Может, ты его вместе с дискетами в спешке дома забыл? Сунул не в ту коробку?

— Ты меня только не лечи! Я все «сидюки» сложил, ни одного не осталось! — Лобстер сорвался на крик.

— А в избе не могли оставить?

— Блин, я тебе говорил, на ключ надо дом закрывать!

— Ты только не ори на меня, мал еще! Здесь никогда никто ничего чужого не возьмет, понял? Это поселок, в котором каждый друг друга знает. Не воруют, где живут!

— А если заскочил кто на минутку из тех, кто интересуется? — предположил Лобстер.

— Ну, если только так. — Никотиныч удрученно вздохнул.

— Фак! — Лобстер вскочил со стула, заходил по комнатушке. Половицы под его ногами громко заскрипели. — Какого хрена было тогда сюда тащиться, а? Месяц работы насмарку! Все заново делать надо!

— Погоди ты, может, найдется еще. В рюкзаке пошарь.

Лобстер включил свет, поднял с пола рюкзак, стал выкладывать из него все. Диска не было.

Лобстер опустился на стул, уставился в одну точку невидящим взглядом. Никотиныч боялся с ним заговорить. Может, и правда, его вина — ведь они не заперли тогда дом. Да ну, маразм какой-то: все оставить, а «компашку» с шифрами украсть — так не бывает!

— Я понял, это те, которые в меня стреляли, — сказал Лобстер упавшим голосом. — Ты кому-нибудь говорил о взломе?

— Я что, похож на идиота?

— Но кто-то знает это наверняка. Вот суки, а! — Лобстер пододвинулся к ноутбуку, щелкнул мышкой по «Отмене». — Все насмарку!

— Ну ты сам подумай, зачем им тебя убирать, когда взлома еще не было? Вот если б ты бабки с терминала скачал, тогда…

— Все, надо сваливать отсюда! Немедленно! — твердо сказал Лобстер.

— Да погоди ты так сразу! Найдется диск.

Но Лобстер уже не слушал Никотиныча. Он выключил компьютер, стал торопливо скидывать вещи в рюкзак.

Никотиныч подумал о Светке, и сердце тревожно заныло. Понял, что спорить с Лобстером сейчас бесполезно.

— Автобус только вечером, — напомнил он.

— Дойдем до шоссе, тачку до города поймаем.

— Я не поеду! — решительно сказал Никотиныч.

— Ну да, конечно, в тебя-то не стреляли! А мне моя башка дорога! — Лобстер закинул рюкзак за! плечо, направился к двери. — В общем, как знаешь.

— Погоди! Если все, как ты говоришь, куда ты собрался в третьем часу ночи? Это же опасно!

— На кудыкину гору! — Лобстер открыл ключом дверь и вышел.

С минуту Никотиныч раздумывал, как быть, потом закрыл почту, бросился догонять Лобстера.

Светало. Две фигуры торопливо шли по обочине проселочной дороги по направлению к шоссе. Никотиныч то и дело вздыхал и оглядывался на утонувший в тумане поселок. Ключ от почты и записку для Светки он оставил на крыльце избы. Написал, что их с напарником срочно вызвали в Москву на работу и что он обязательно позвонит, когда доедет, хотел оставить свой московский адрес, но испугался, что записка попадет в чужие руки… Лобстер шел, глядя прямо перед собой. «Облом, облом, облом! Полный облом! Со всех сторон полный облом!» Даже Триллер притих в своем пластмассовом коробе. Перевалили через холм, прибавили шаг. Дальше было полого, по обеим сторонам от дороги тянулись бесконечные поля.

Впереди засверкали яркие фары. Послышался рев мощного двигателя. Лобстер замер.

— На «мерс» похоже.

— Откуда здесь «мерс»?

Они переглянулись и, не сговариваясь, побежали в поле, в туман.

В «мерседесе» сидели трое. Двое молодых парней с бычьими шеями — спереди, третий — мужчина лет сорока с припухшими веками — устало развалился на заднем сиденье.

— Смотри, бегут, — усмехнулся он, глядя на удирающих Лобстера и Никотиныча. — Давайте-ка мне этих козлов сюда!

«Мерседес» резко затормозил. Парни выскочили из машины и бросились вдогонку.

Лобстер оглянулся:

— Блин, я же говорил! — и припустил пуще прежнего.

Послышался грозный оклик:

— Стоять!

Никотиныч споткнулся о ком земли и растянулся на меже. В то же мгновение ему в затылок уперся холодный ствол пистолета.

— Ты че, сука, бегаешь?

Лобстер снова оглянулся и увидел, что один парень присел над Никотинычем и лупит его. кулаком под ребра, а второй целится в него. Нет, перед ним не промелькнула в одно мгновение вся его жизнь, как пишут в романах, но увидел он вдруг, как дергается в руке парня пистолет, изрыгая пороховые газы и отстреливая в сторону гильзу, и рассмотрел тупоносую пулю, крутящуюся в воздухе, а потом узнал себя в парне, лежащем на поле с большой дырой во лбу. Смотрел он на себя с неба, будто был большой хищной птицей, кружащейся над трупом. Все, что видел он сейчас, было похоже на «стрелялку», в которой носишься и мочишь всех подряд, а потом напарываешься на какого-нибудь монстра с бензопилой, и вот уже летят от тебя в разные стороны кровавые ошметки, и видишь себя со стороны, будто душа отлетает в рай. И Лобстер понял — да, все, «кирдык», как иногда говаривал дядя Паша, но не хакерская, человеческая часть его сознания отказывалась верить в происходящее, она сопротивлялась и кричала: «Не может быть! Так просто не умирают! Это не виртуальный мир! Помучайся!» Лобстер передернулся брезгливо, высоко поднял руки и испуганно закричал:

— Пожалуйста, не стреляйте, я иду, уже иду!

— Бегом! — приказал ему парень. Лобстер подбежал к парню и тут же получил сильный удар в грудь, осел на землю.

— Оба встали и бегом к машине!

Кажется, к дороге они бежали еще быстрее, чем от нее. Тяжело дыша, остановились около машины. Дверца приоткрылась. Человек, сидящий на заднем сиденье, устало приказал:

— А ну-ка, вытряхивайте все из своих котомок! В это мгновение котенок жалобно мяукнул.

— Вы что, котов воруете? — засмеялся человек в машине.

Лобстер поставил короб на землю, присел на корточки, развязал рюкзак, Никотиныч расстегнул молнию на сумке. Лобстер выложил на обочину компакты, ноутбук, аккуратно поставил череп. Никотиныч стал трясущимися руками доставать одежду, белье.

— Значит, вы не просто котокрады, вы охотники за черепами. — Мужчина выбрался из машины, встал над ними. — Да, весьма забавные ребята, и поживились неплохо. Знаете, как раньше на Руси воров казнили? Руки отрубали да на кол сажали! Что вам больше нравится? А ну-ка выворачивайте карманы!

Пряча пистолеты под куртки, подошли парни.

Лобстер с Никотинычем стали послушно доставать из карманов документы, деньги. Первым мужчина взял паспорт Лобстера, пролистал его, бросил на землю.

— Москвичи? А здесь чего понадобилось?

— У меня родня отсюда, — произнес Никотиныч срывающимся голосом.

— Кто такие? — спросил мужчина строго.

— Ермолаевы.

— Ермолаевы? Знаю таких, — произнес мужчина нараспев и стал листать второй паспорт, вдруг замер, присел на корточки, вгляделся в лицо Никотиныча. — Серега, ты, че ли?

Никотиныч испуганно смотрел на мужчину и не узнавал, хотя и было в его лице что-то неуловимо знакомое.

— Ну ты че, парень? От страха память отшибло?

— Егор? — неуверенно произнес Никотиныч.

— Ну, а ты думал кто? Эх ты, мля, друга узнать не можешь!

Ошарашенный Никотиныч тут же попал в крепкие объятия.

— Ну, блин, постарел, потолстел! Вон щеки-то, как у хомяка! А это кто? — кивнул Егор на Лобстера.

— Это друг мой, работаем вместе.

— По части воровства? — Егор расхохотался. — Вот уж не ожидал так не ожидал, Серега, двадцать лет, считай! И какого хрена вы бежали?

— Испугались, — честно признался Никотиныч.

— Понятно, рыло-то в пушку! А ну скидай свои черепа назад! Бухать щас будем!

Лобстер, все еще не веря в счастливый исход, стал торопливо запихивать свои вещи в рюкзак. Его трясло, будто к нему подключили ток.

В просторной горнице было накурено. Огромный стол, перекрывающий собой почти все пространство комнаты, был уставлен бутылками и закусками. Раскрасневшийся, распаренный Егор сидел во главе стола. На нем был дорогой махровый халат, Лобстер и Никотиныч расположились по обе стороны от Егора. Влажные волосы прилипли колбам, лица блестели и были по-младенчески розовыми. Оба были завернуты в белые простыни и чем-то походили на римских патрициев из фильма «Калигула». Баня у Егора была, конечно, хороша. Горячая парилка, каменка, вся пропитавшаяся хлебным квасным духом, просторная комната для мытья и массажа, большой предбанник, отделанный смоляно пахнущим деревом, но Лобстера все это, как говорится, не прикалывало — он не мог долго переносить жару и парился из вежливости, все время выскакивая в предбанник охладиться. Зато Никотиныч с Егором провели в бане часа полтора. То один, то другой вспоминали что-нибудь забавное из молодости, рассказывали наперебой, хохотали, хлопали друг друга по спинам березовыми вениками. Лобстер, однако, видел, что Никотиныч робеет: поддакивает, смотрит Егору в рот, ловя каждое его слово, каждый жест, и боится сказать лишнее — не дай бог прогневать! Еще бы! Два часа назад на него по приказу друга детства ствол наставляли и под ребра кулаками лупили! «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь!» Егоровских «быков» ни в баню, ни к столу не допустили. Вот, наверное, обидно-то им — то с пистолетами игрались, людей по полям гоняя, а теперь эти люди с хозяином за одним столом сидят, а им приходится на кухне, в закутке… Светка внесла в горницу блюдо с поросенком, поставила на край стола.

— Ну, под горяченькое! — сказал Егор и стал разливать водку по рюмкам.

Чокнулись, выпили. Лобстер водку не пил, а только делал вид. Помочит губы — поставит на стол.

— Да, парень, насчет папаши — это ты хорошо придумал! — весело сказал Егор. — Башку с собой таскать! Ну вот, скажите мне, строчите вы на своих машинках, в «игрушки» играете, по Интернетам лазаете, ну так это ж все там не на самом деле, а вот чтобы дело реальное, мужское — «построить» кого-нибудь, бабки выбить, по рогам дать?

Лобстер неопределенно пожал плечами.

— А, вот она, хилость городская, — махнул рукой Егор. — А мы, знаешь, всех здесь держим, — он крепко сжал кулак, — и город, и область, и в Москве у нас тоже уже свои смотрящие сидят. Люди сами бегут: защитите от беспредельщиков, кричат, житья от них нет. Вот мы и наводим порядок. А ты думал — как? Санитары леса! — Егор рассмеялся. — Хочешь, иди ко мне бухгалтером, а то мой недавно «боты двинул», будешь на своей машинке цифры щелкать, бабки небольшие на первое время положу, а потом развернешься. Девку тебе найдем из наших, чистенькую, как вот этот поросенок, не то что ваши, городские, траханые. — Он пододвинул к себе блюдо, взял большой нож, вилку, стал резать поросенка на куски. — Давай-давай, иди, в обиде не будешь.

— Так ведь подумать надо, — сказал Лобстер тихо.

— Э-э, чего там думать. Ты когда-нибудь столько бабок видел? — Егор потянулся к стулу, на котором висела его одежда, полез в карман пиджака, достал большой кожаный «лапоть» — бумажник, вытащил из него пачку долларов, потряс ими в воздухе, небрежно бросил на стол. Купюры рассыпались веером. — Вот, я столько каждый день в руках держу, а то и больше. Понял?

Лобстер послушно кивнул. Никотиныч поднялся из-за стола, пошатываясь, направился к двери.

— Я щас!

Лобстер проследил за ним взглядом. Следом за Никотинычем из горницы вышла Светка.

— Вот ты скажи — как тебя там? — тебе че, двенадцать лет — на машинке стучать? У меня пацан в эти бирюльки играет.

— Так это у меня работа такая. Есть же люди — программисты, без которых ни один компьютер работать бы не стал, — начал терпеливо объяснять Лобстер, в другое время он бы уже сорвался, наорал: что за тупость — таких простых вещей не понимать!

Никотиныч стоял на крыльце и курил. За его спиной скрипнула дверь, он обернулся. Светка смотрела на него исподлобья, не моргая, щеки пунцово горели.

— Что, Сергей Дмитрич, убежали, значит?

— Почему убежал? Вот же я — здесь, — сказал Никотиныч, смущаясь.

— Вы здесь, потому что Егор завернул, а если б не он… — Светка замолчала. — За ключ — спасибо. А записку я порвала. Вы чего же, испугались, что женить на себе буду?

— Я уже свое отбоялся. Дочь взрослая, скоро внуки пойдут. То, что в записке написано было, — правда. Работа у нас с Олегом срочная.

— Так и не нравлюсь я вам совсем? — неожиданно спросила Светка.

— Да как же — не нравишься? — смутился Никотиныч. — Как раз — наоборот! Мучился я, хотел тебе в окошко стукнуть, предупредить, а этот все торопит — давай-давай. Фанат. За работу Родину продаст.

— Вы все шутите! — Светка рассмеялась.

— Да нет, не шучу я, — вздохнул Никотиныч. Он взял Светку за руку, потянул за собой с крыльца во двор, будто боясь, что здесь их подслушают. Завел ее за угол — стена дома была глухая, без окон, — заговорил торопливо, нервно: — Я всю жизнь в городе прожил, а здесь только дачником был. Приехал, повалял пару месяцев дурака и уехал. В шахматы играл, учился, в научном институте работал. После того как с женой развелись, все, подумал, ну ее к чертям собачьим, эту личную жизнь, — страдания одни, решил карьеру делать, работал как волк, на баб старался не смотреть. Так только иногда, случайно. А здесь тебя встретил. Ну и… В записке правда все. Я таких, как ты, не встречал. Ты — другая, и я сразу понял… — Никотиныч замолчал, шумно сглотнул набежавшую слюну.

Светлана приблизилась к нему, обняла за шею, прошептала:

— Я тоже поняла, Сережа. Ты это… пойдем.

— Куда? — несколько растеряйся Никотиныч.

— К тебе.

— А как же?..

— Ничего, обойдутся — не маленькие, — сказала Светка, увлекая его за собой.

Егор уже был изрядно пьян. Он мотал головой, размахивал руками, хвастаясь перед Лобстером, какой он крутой, необыкновенный, что вся область у них в руках, они — самые сильные здесь — ее держат и никому никогда не отдадут. Халат распахнулся, на волосатой груди болтался большой золотой крест.

Лобстеру было скучно. Он давно уже ушел в свои мысли и только поддакивал Егору, натянуто улыбаясь его «скобарским» шуткам. Господи, где ему понять, что сила заключается не в кулаках и пистолетах, а вот в этой самой, как он говорит, машинке, которую создал человеческий ум! Машинка эта может поднять ракеты, запустить корабль на Венеру, остановить движение поездов и самолетов, погрузить мир в хаос или, наоборот, сделать его гармоничным, послушным людям. Она, конечно, всего лишь инструмент в чьих-то руках, наподобие их пистолетов, но в ней нет тупости, как в той пуле, которую увидел он сегодня утром, когда в него целились; лет через двадцать компьютер будет умен, как человек, а значит, сможет принимать алогичные решения и сможет стать кем захочет: слугой, царем, дьяволом, богом…

— Слушай, бухгалтер, а чего мы здесь сидим? — неожиданно спросил Егор.

Лобстер неопределенно пожал плечами.

— Будем по бутылкам стрелять! — Егор поднялся и, пошатываясь, направился к кухне. — Эй, парни, быстро нам две пушки и выставите все пузыри во дворе! — приказал он.

Никотиныч устало откинулся на подушку, вздохнул, счастливо глядя в обклеенный посеревшей от времени бумагой потолок. Светка положила голову ему на грудь, обняла.

— Я так долго искал тебя. Так долго искал, — сказал Никотиныч с надрывом. Он был готов расплакаться от счастья. — Подумать только — шесть лет тебе было! Хоть убей — не помню!

— Такая же и была, только маленькая.

— Ничего себе, маленькая. Заложила нас тогда с Егором, да?

— Заложила, — кивнула Светка.

— И сейчас тоже заложишь?

— Сейчас нет — поумнела. — Светка провела рукой по его щеке. — Колючий.

— А что же ты про братца своего ничего не говорила?

— Ты ведь и не спрашивал.

— Значит, бандит он у тебя?

— Бандит, — просто согласилась Светка. — Если б не он, давно бы уж ноги протянула. Четвертый месяц зарплату получить не могу, да и какая она — зарплата? Он мне и продукты возит, и тряпки всякие.

— Почему в город не заберет?

— А кто ж здесь за бабой Варей ухаживать будет? Ты, что ли, дачник? — насмешливо спросила Светка.

За окном раздались звонкие выстрелы. Никотиныч вздрогнул, встрепенулся. /

— Лежи, не бойся. Это Егор по бутылям из пистолета шмаляет. Забава у него такая, как напьется.

— Ничего себе забава, — вздохнул Никотиныч.

— Ты вот лучше мне скажи, чем вы со своим дружком ночью на почте занимались?

— Ты же видела — на компьютере он работал.

— Видела-видела, не за красивые же глазки он по клавишам щелкает? Воруете чего?

— Воруем, — честно признался Никотиныч, удивляясь женской проницательности. — А с чего ты решила так?

— Да как же? По ночам, украдкой. Вот, все вы воруете: и Егорка, и ты. Потом детей научите, внуков. Получается, одно ворье только и будет жить.

— Света, перестань! — резко оборвал ее Никотиныч.

— Ладно, ты собирайся давай, а то на вечерний автобус не поспеете, — неожиданно сказала женщина.

За окном опять звонко грохнули выстрелы.

Лобстер вытянул вперед руку с тяжелым пистолетом, зажмурил левый глаз, затаил дыхание. Грохнул выстрел, рука дернулась вверх, в ушах зазвенело. От доски в заборе отлетела большая щепа.

Егор рассмеялся.

— Слабоват ты, бухгалтер, у тебя пушка гуляет, будто не ты пил, а она. Смотри. — Егор запахнул полы халата, поднял пистолет, почти не целясь, выстрелил. Пивная бутылка звякнула и рассыпалась. — Это тебе не на машинке стучать!

Лобстер прицелился снова. Он вдруг ощутил силу, исходящую от пистолета, который лежал в его руке, эта сила предавала ему необыкновенное чувство восторга, власти. Сейчас возьмет да и направит на кого-нибудь из бандитов пушку! Он вспомнил об одной забавной «стрелялке», в которой герои делились на плохих и хороших. И грохнуть можно было любого — и ублюдочного монстра, и очкастого профессора, который пытается тебе помочь. Иногда Лобстер развлекался, воюя на стороне монстров, убивал «своих» — подойдешь вплотную к ничего не подозревающему помощнику и бац его из «винчестера» в лоб!

— Егор, прекрати немедленно! — раздался грозный окрик Светланы.

Лобстер опустил руку, оглянулся. Протрезвевший Никотиныч стоял у калитки, раскрасневшаяся Светка зло смотрела на брата.

— Ты в прошлый раз настрелял, а у бабы Вари приступ случился. Участковый приезжал, орал, что пристрелишь кого-нибудь нечаянно.

— Срать я хотел на твоего участкового! — сказал Егор. — Ладно, раз сестра говорит, не будем. Ох и строгая ты у меня! — Он рассмеялся, взял у Лобстера пистолет, поставил на предохранитель. — Ну что, пойдем дальше бухать?

— Ребятам ехать надо, у них дело в Москве срочное, — возразила Светка.

— Нет, погодите, какое может быть дело, когда я здесь? — возмутился Егор.

— Тебе же сказали — срочное. Автобус уйдет, а следующий только завтра.

— Нет! — жестко сказал Егор — Я их никуда не отпускаю! Ты что, очумела, двадцать лет не виделись!

— Егор, ты же пьяный! — строго произнесла Светка.

— Скажешь тоже — пьяный! Как стекло. Видишь, все бутылки побил. Был бы пьяный… Не обламывай ты нас, дай посидеть спокойно! Я только, понимаешь ли, с бухгалтером разговорился. — Егор обнял Лобстера за плечи. — Ладно, побухаем, а потом ребята вас на машине до самой Москвы отвезут.

Светка с Никотинычем переглянулись.

— Ужретесь опять!

— Да нет, мы по чуть-чуть, зуб даю!

— Я лично никуда не тороплюсь, — неожиданно произнес Лобстер.

Была глубокая ночь. «Мерседес» причалил к тротуару рядом с подъездом. Из машины выбрался Никотиныч, за ним — Лобстер с рюкзаком. Проснувшийся Триллер отчаянно замяукал в коробе.

— Тихо ты, людей разбудишь! — цыкнул на котенка Никотиныч. — Спасибо, мужики! — Он захлопнул дверцу машины, нетвердой походкой направился к подъезду.

Хлопнула дверь.

— А все-таки Егорка хороший мужик, хоть и бандит, — сказал Никотиныч, влезая в кабину лифта. — Мы с ним на Жабне вот таких лещей ловили. — Он развел руки, показывая размеры рыбы.

— Да, еще те рыбачки! — зло произнес Лобстер. — Сейчас диск с ключом искать будешь!

От прежнего ощущения необыкновенной силы, когда держал в руке пистолет, не осталось и следа. Болела голова, хотелось спать. По дороге они сбили какое-то животное — не то большую собаку, не то олененка. Что-то мягкое, взвизгнув, стукнулось о бампер, подлетело высоко вверх и исчезло в темноте. Бандиты даже не остановились.

Никотиныч не мог попасть ключом в замочную скважину. Лобстер отобрал у него ключи, стал открывать дверь квартиры.

— А я Светку люблю, — неожиданно сказал Никотиныч, прислонившись к стене лбом. — Возьму вот и женюсь на ней.

— Флаг тебе в руки. — Лобстер вошел в квартиру, включил свет в прихожей. — Давай уже быстрее, спать охота! — Он скинул с плеча рюкзак, прошел в комнату.

Рука потянулась к выключателю и замерла на полпути. Лобстер увидел силуэт человека, сидящего на стуле у окна.

НОМЕ

Лобстер выскочил из комнаты и, пригнувшись, бросился к входной двери, полагая, что вдогонку ему прозвучит характерный хлопок погашенного глушителем выстрела. Еще ничего не успевший понять Никотиныч смотрел на него в изумлении.

— Лобстер, не надо! — прозвучал из комнаты женский голос. В голосе этом, похожем на звон серебряного колокольчика, было что-то неуловимо иностранное — то ли акцент, то ли интонации. Лобстер замер, не успев открыть дверной замок.

Теперь уже испугался Никотиныч. Он щелкнул выключателем и уставился на миниатюрную девушку восточной внешности, которая сидела на стуле по-турецки, подложив под себя ноги. Черные, как воронье крыло, волосы, были коротко пострижены, темно-карие глаза при электрическом свете походили на влажные ягоды смородины. В руках у нее были коралловые четки. Тонкие пальцы с ярко накрашенными ногтями теребили розовые камешки.

— Что вы здесь делаете? — спросил Никотиныч, выдавая голосом крайнее волнение.

— Ждала вас, здравствуйте, — кивнула девушка. — Меня зовут Хэ Дзянь. Гоша говорил вам про меня. Родом я из Южного Китая.

— Но как вы?.. — начал было Никотиныч. Он явно хотел высказать, насколько возмущен ночным вторжением, но боялся.

— Если вы не будете задавать глупых вопросов, я расскажу все по порядку. Пожалуйста, выключите свет, — попросила девушка. — За квартирой установлено наблюдение. Я здесь, как говорится, с официальным визитом.

Никотиныч послушно щелкнул выключателем.

— Садитесь, — предложила девушка, будто она была хозяйкой в доме.

Никотиныч с Лобстером одновременно опустились на диван. Они сидели перед ней, как первоклашки, не выучившие урок. Несмотря на то что свет был выключен и комната погрузилась в темноту, Лобстер представлял ее удивительно красивое лицо, блестящие волосы, темные глаза и тонкие пальцы, перебирающие розовые коралловые четки. Он тут же вспомнил рассказ Гоши о своих китайских приключениях и девушке, которую он привез в чемодане.

— Гоша говорил о вас, — сказал Лобстер.

— Гоша мертв. Его нашли две недели назад в ванне с копьем в груди.

Лобстер вздрогнул, когда она произнесла слово «мертв», и дрожь эта передалась Никотинычу. Он вдруг поймал себя на мысли, что подсознательно ожидал услышать эту страшную весть. Тут же в памяти всплыли последние слова Гоши, его панковский хохолок, похожий на окровавленный коровий рог, крепкое рукопожатие, насмешливый циничный взгляд.

— Основная версия — убийство из ревности. Они нашли чью-то косметичку. Сейчас оперативники прощупывают всех, кто был с ним связан. Придут и к тебе. В квартире есть твои отпечатки, и на копье тоже.

— Там столько народу было, я-то тут при чем? — Голос Лобстера сорвался. Он тут же вспомнил историю с актрисочками, которые из-за него чуть глаза друг другу не выцарапали. Рассматривал ли он в тот вечер копье?

— Неважно. Это подстава. Ты кому-то очень сильно помешал. Давайте по порядку и без паники. — Хэ Дзянь опустила ноги на пол. — О чем был ваш последний разговор?

— Гоша сообщил, что меня искали какие-то люди, — произнес Лобстер. — Но он ничего им не сказал про меня.

— Можно подумать, мы живем на Луне! — сказала Хэ насмешливо. — Они могли найти тебя и без его наводки. Гоша хотел предупредить, но убрали его по другой причине. Все дело в том, что он был сотрудником ФСБ и занимался хакерами.

— Кем — нами? — не сразу поверил ее словам Лобстер. Не вязалась прикольная киберпанковская внешность Гоши с погонами сотрудника безопасности. Хотя… чему тут удивляться? Деревенский парень стал городским «авторитетом», китаянка, которая казалась Лобстеру плодом буйной фантазии киберпанка, оказалась настолько реальной, что может беспрепятственно проникать в чужие квартиры и сидит сейчас в темноте, разговаривая с ним, а Никотиныч, которого он подозревал в «голубизне», влюбился в тридцатилетнюю бабу.

— Да, в течение пяти лет, — кивнула Хэ Дзянь. — Фээсбэшники поняли, что ситуация способна выйти из-под контроля. Деньги можно воровать миллионами, не выходя из дому. Были созданы соответствующие отделы в подразделениях. Они столкнулись с тем, что нет ни одного классного специалиста по взломам. Никто даже сленга хакерского не знал. У вас, как у китайских триад, свой, тайный язык. И тогда стали вербовать. Гоша был одним из первых.

— Гоша — фээсбэшник, вот это прикол! — Лобстер нервно рассмеялся.

— Ему было поручено отслеживать все ваши взломы и стараться привлечь в хакерскую тусовку как можно больше продвинутой молодежи. Так они оказывались под контролем. До тех пор, пока ты работаешь один, о тебе ничего не знают, но как только попал к Гоше, каждый твой шаг контролируется. Взломы, не представляющие интереса для государственной безопасности, проходили без осложнений, прочие не получались, просто не могли получиться. Нужно было объединить хакеров и направить их энергию в нужное русло. Гоша оказался хорошим организатором. Что там у него произошло, кому он помешал? — Хэ помолчала немного и сама же ответила на поставленные вопросы: — Он помешал тем людям, которые искали тебя. Его убрали, потому что почувствовали, что он может представлять опасность. Хороший хакер — мертвый хакер, так, кажется, говорят? Сейчас Лобстер почувствовал в этой миниатюрной кареглазой девушке такую силу, что даже слегка успокоился.

— На меня тоже покушались. Дважды. Теперь я это точно знаю. Один раз у них что-то сорвалось, второй раз стрелял киллер. Покушение было рядом с домом, в котором я сейчас живу. — Лобстер не хотел рассказывать о трупе в арке. Если надо, они сами узнают.

— Значит, ты тоже представляешь для них реальную опасность. Идет планомерный отстрел. Наши боятся утечки информации, поэтому Гошино дело поставлено на особый контроль. Давай проанализируем сложившуюся ситуацию, — предложила китаянка.

— Извините, я могу в туалет сходить? — робко спросил протрезвевший от страха Никотиныч.

— Конечно. Вы у себя дома. Это я — в гостях. — Хэ рассмеялась.

Никотиныч вышел из комнаты боком, будто боялся повернуться к нежданной гостье спиной.

— Итак, за твоей работой в последнее время следили с двух сторон. С одной — ФСБ. Все то, что ты делал во время натовских бомбардировок Югославии, им нравилось. Оценили мастерство. Хотели предложить работу в отделе защиты информации, Гоша сказал — рано. Он несколько раз подсовывал тебе заказы от ФАПСИ, и ты их легко выполнял. С другой стороны была некая темная сила, которая заинтересована избавиться от тебя любым способом, даже застрелив или подставив, и это теперь очевидно. Своей акцией они убивают сразу двух зайцев: хакерская тусовка на некоторое время становится неконтролируемой, а ты выбываешь из игры. Менты возьмут тебя в оборот, и; ты быстро сломаешься — подпишешь любые признания. Два против одного.

— В смысле? — не понял Лобстер.

— Против тебя сейчас уголовный розыск и те, кто тебя подставил, за тебя — ФСБ. Это та реальная сила, которая может защитить тебя и от тех, и от других. Они волоску с твоей головы упасть не дадут. Уголовный розыск начнет отрабатывать другую версию, а бандитов обезвредят. Я сама заинтересована в том, чтобы они были найдены.

— Какой же интерес у ФСБ?

— Во-первых, замена Гоше, контроль над организованными хакерами и привлечение неорганизованных, потому что ты знаешь почти всех, во-вторых, обычная ваша работа — будете, как раньше, взламывать программы… В связи с тем, что вы работаете в паре, предложение о сотрудничестве получите оба.

— А почему, интересно знать, предложение исходит именно от вас, а не от начальника отдела, или как он там называется?

— Потому что времени у нас, Лобстер, нет. Начальством было принято решение — если вы не вернетесь сегодня со своей Жабни, будет проведена специальная операция по захвату. Да и потом, проще — в неофициальной обстановке…

— Да уж, куда проще, — усмехнулся Лобстер. — В три часа ночи!

— Ночь — любимое время для работы хакеров, не правда ли? Я тоже «сова». Вернулся Никотиныч.

— Может быть, чайку? — предложил он робко.

— Спасибо, но мне уже пора. — Девушка поднялась, направилась в прихожую. Лобстер последовал за ней. Хэ вынула из кармана куртки визитную карточку, протянула ее Лобстеру. — Завтра они ждут вас. И не тяните с этим, иначе послезавтра будет поздно.

— Извините, это правда, что Гоша привез вас в Россию в чемодане? — неожиданно спросил Лобстер. Девушка грустно рассмеялась:

— Хотите проверить, влезу ли в чемодан?

— Да нет, — смутился Лобстер. — Просто я думал — вранье.

— У вас в стране самые фантастические истории оказываются правдой. Я тоже не верила, что когда-нибудь смогу так говорить по-русски… А познакомились мы с Гошей действительно в Китае. Всего доброго. — Китаянка выпорхнула за дверь. Щелкнул замок.

Лобстер некоторое время стоял в прихожей, задумчиво глядя на дверной глазок.

— Как она сюда вошла? — спросил за его спиной Никотиныч.

— Хватит прикидываться идиотом! — неожиданно сорвался Лобстер. — Ты до сих пор не понял, что она из ФСБ?

— То есть как? — Лицо Никотиныча вытянулось в удивлении.

— А вот так! Пока ты в сортире сидел, она сказала, что у нас сейчас только один выход — пойти работать к ним.

— У нас?

— Ну хорошо, у меня. Ты можешь дальше в своем «железе» ковыряться.

— Но почему?

— Потому что иначе меня просто грохнут, а так — реальная «крыша». Безопасность, охрана… В общем, как хочешь, а я завтра иду.

— Погоди! А как же наш взлом?

— Взлом? — Лобстер на мгновение задумался. — А что, это идея! У них же высокоскоростные линии связи. Волоконная оптика. То есть как раз наоборот — все получится!

— Ты уверен? — недоверчиво спросил Никотиныч.

— Все, я спать хочу — отвянь!

Лобстер быстро разделся и улегся под прохладное одеяло, а Никотиныч, тяжело вздыхая, стал копаться в «компашках» и дискетах.

Несмотря на усталость, сон не шел. Лобстер вспоминал о своих проделках во время войны в Югославии, когда он вступил в борьбу с НАТО через сеть: переполнял натовский почтовый ящик бредовой корреспонденцией, путал карты наводчикам, передавал югославам сроки вылетов бомбардировщиков, выуженные из взломанной военной сети. Да, это было настоящее мастерство, и, пожалуй, ему тогда не было равных… Ну что же, ФСБ так ФСБ, или как там у них это называется — агентство правительственной связи — ФАПСИ? Может быть, это единственный способ надежно защитить себя от тайных преследователей.

«Добро пожаловать в органы, сынок!»

Лобстер с Никотинычем сидели за столами в просторном кабинете и усердно исписывали листы анкет. Начальник, к которому они попали на прием, был с ними любезен: предложил кофе, поинтересовался прежней работой, спросил, нет ли проблем со здоровьем, потому что предстоит пройти серьезную медицинскую комиссию. Понятно, спецназовцам или оперативникам необходимо крепкое физическое здоровье, а им-то зачем? Более-менее сносное зрение да башка на плечах! Интересно, что дадут им ломать? Сложные софты, на которые у государства нет денег, или секретные файлы потенциального противника? Конечно, всякая хакерская работа хороша, но одно дело, если ты занимаешься ею в свое удовольствие, испытывая кайф, когда загадочный виртуальный мир делается послушным тебе, другое — по принуждению, из-под палки, из-за безвыходной ситуации, потому что некуда бедному податься. Это две большие разницы, как говорят в Одессе.

Лобстер наивно полагал, что их сразу же отведут в отдел, посадят за компьютеры, попросят взломать что-нибудь простенькое для проверки хакерских способностей. Не тут-то было. Пришлось оформлять какие-то допуски, пропуски, прикладывать вымазанные черной краской подушечки пальцев к листам бумаги. Потом была изнурительная медкомиссия, бесконечная череда специалистов, сдача каких-то анализов, мазков. Лобстер ходил из кабинета в кабинет и все никак не мог поверить в то, что скоро ему придется здесь работать. Вчерашний визит подруги Гоши, китаянки Хэ Дзян, не был галлюцинацией или сном. Вербовка «рекрутов» прошла в домашней неформальной обстановке, без шантажа, угроз и посулов. Никотиныч, конечно, при желании мог не «вестись», но вот теперь-то они в одной связке…

Предложения послужить на благо Отечеству в структуре спецслужб поступали Лобстеру и раньше. От армии он был благополучно "откошен” любящей мамочкой. Сколько она заплатила, Лобстер не знал, однако после того, как он бросил институт, военкомат ни разу не побеспокоил. В заключении призывной медкомиссии значилось, что у него серьезные проблемы с сердцем, просто удивительно, как он до сих пор еще жив! Поэтому, когда начальник отдела стал интересоваться здоровьем, Лобстер занервничал, а вдруг всплывет его призывная липа? Не всплыла, хотя о ней наверняка знали… Здесь все начиналось с чистого листа, будто не было у него никакого прошлого.

Чуть больше года назад ему второй раз пришлось встретиться с одним молодым человеком, из «этих». Подтянутый, коротко стриженный, в безупречно сидящем костюме. Предложил Лобстеру хороший оклад и продвижение по службе. Он, конечно, отказался. Небо над головой Лобстера тогда было безоблачным, карманы оттопыривались от денег, никто ничем не угрожал, да и вообще… Он — свободный хакер и привык работать, когда хочется ему, а не чужому дяде? Обижать образцового малого мгновенным отказом не стал, обещал позвонить позже, но, конечно, не позвонил. Плевать он хотел на спецслужбы! И вот тебе надо же — здрасте, мы к вам по крайней нужде!

Утром, прежде чем пойти сдаваться, Лобстер еще раз проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что Хэ была абсолютно права — он оказался между двух огней: если ментам не удастся повесить на него убийство, те, другие, его просто грохнут. И в этот раз дяди Паши рядом не будет…

Вечером, когда часть процедур по оформлению документов была окончена и они с Никотинычем оказались на улице, в голове Лобстера мелькнула сумасшедшая мысль, что вся эта кутерьма, вплоть до смерти Гоши, подстроена ФСБ; тогдашним своим отказом он только подзадорил их, и вот теперь приказ невидимого начальника выполнен — его заполучили с потрохами. «Коготок увяз — всей птичке пропасть». Но потом он отогнал от себя эту мысль — слишком уж все хитро.

— Ну что, чувствуешь ли ты себя в безопасности, сынок? — спросил Никотиныч, оглядываясь по сторонам в поисках серого соглядатая с плоским незапоминающимся лицом.

— Честно сказать — нет, — покачал головой Лобстер. — Ничего, привыкну. Единственное, что я теперь знаю точно, — банк мы с тобой взломаем.

— Тихо ты — орешь! — сердито прошептал Никотиныч. — А что толку? Надо еще свалить отсюда, потом деньги за кордоном получить!

— Ладно, не заморочивайся, получим! Отвези меня домой, пожалуйста, а Триллера я завтра заберу.

И Никотиныч поплелся к СБОИМ стареньким «Жигулям».

…Лобстер внимательно оглядывал квартиру. Все стояло на своих местах, на мониторах, мебели, посуде лежал толстый слой нетронутой пыли. Он переоделся, помыл ванну, заткнул сливное отверстие пробкой, открутил оба крана до отказа. Наконец-то — после всех этих деревень, поселков, дорог, полей, автобусов, поездов, машин, — наконец-то он в своей родной стихии. Сейчас нырнет, уляжется на дно и будет думать только о хорошем. Например, о лаборантке из Музея антропологии, Ольге Геннадьевне. Нехорошо тогда получилось, кинул он ее, уехал, не сказав ни слова. Ну, ничего, она его простит, должна, если, конечно, не дура. Он ведь шкуру свою хитиновую спасал — не просто так.

Пока наполнялась ванна, он включил компьютеры, проверил почту. Посланий было много: от Миранды, от матери и… от Гоши. Вот ведь как бывает: человека больше недели в живых нет, а письмецо его электронное — вот оно, и он ему, мертвому, тоже «на мыло» ответить может, если, конечно, оперативники его машину к себе в убойный отдел в качестве подарка к предстоящему Дню милиции не конфисковали, грустно подумал Лобстер.

Ему было жалко главного киберпанка страны.

(18.55)

Кому: Лобстеру.

От: главного киберпанка страны Гоши.

Тема: «О двоеженстве».

«Долго я, Лобстрюша, размышлял, прежде чем отправить тебе это поучительное послание. Что же ты за бардак в прошлый раз у меня дома устроил? Нельзя двух баб зараз соблазнять. Не по-хакерски это, нечеловечно… („Теперь-то мы знаем, какой ты на самом деле был киберпанк. Казачок засланный, с красным, как знамя, хохолком“, — подумал Лобстер.) Я твою актрисочку потом-долго в чувство приводил. Утешил-таки, но осадок остался. И как-нибудь расскажу тебе по этому поводу очень поучительную историю, которая случилась со мной в Красном море возле Египетского побережья, куда ходили мы с нашим маленьким сухогрузом. Вообще-то дело у меня к тебе есть на сто мильонов, надо одну замечательную программку сломать. Денежки башляют хорошие, на всю оставшуюся жизнь в сладком шоколаде будешь, как вишня пьяная».

Лобстер посмотрел на дату. Да, как раз в этот день в него стреляли, после чего они с Никотинычем поспешно бежали из города на Жабню. Программку сломать — и денег на всю жизнь хватит? Такие большие деньги только за военные секреты башляют. Он в такие игры не играет, да и не мог ему Гоша такое предложить. А что, если кто другой его послание Лобстеру дописал? Из тех, кто его грохнул?

У Лобстера перехватило дыхание, снова стало страшно, будто кто-то с крыши противоположного дома наставил на него вороненый ствол. Лобстер подскочил к окну, осторожно, из-за шторы, стал вглядываться в скат блестящей от дождя крыши. Слуховые окна сумрачно чернели. Внизу топорщились холодными дождевыми иголками большие лужи. Ни души — с деревьев тихо облетали листья. Совсем нервы ни к черту — лечиться ему надо! Наплевать бы на все да махнуть куда-нибудь в Шурышкары! Но нет, завтра опять комиссия, какие-то тесты, проверки, анализы. «Не состоял, не имел, не привлекался. Характер нордический. Морально неустойчив».

Лобстер вспомнил о ванне, бросился из комнаты. Вовремя! Вода плескалась у самой кромки, собираясь политься на пол. Верхний слив не справился с мощным потоком. Лобстер закрутил краны, потрогал пальцем воду — не горяча ли, вернулся в комнату, чтобы дочитать сообщения.

(9.37)

Кому: Лобстеру.

От: Миранды.

Тема: «Пивная радость».

«Лобстер, можешь плясать от радости, я перестала на тебя сердиться. Живем мы тут хорошо, и здоровье у нас хорошее. Кушаем гамбургеры и пьем бочковое пиво „Гиннесс“. Бе-бе-бе, ты такого точно никогда не пил! Дорогое только очень — два фунта за пинту! Работаю, как вол, даже в театр сходить некогда. Проклятые капиталисты с меня тут три шкуры дерут. Зато с зарплаты смогу себе пятьдесят пор кроссовок купить или десять курточек, в какие папа Карло своего Буратино одевал. Вот так-то! Все, ты мне на этот адрес не пиши, а на домашний можешь, который в прошлый раз был, а то у нас начальник — дядька суровый — заругается!»

Лобстер включил настольную лампу, стал рыться в компьютерных журналах. Из «Хард энд софта» выскользнул компакт-диск, упал на пол. Лобстер чертыхнулся, поднял диск, поднес его к свету. Так и есть — тот самый, который они с Никотинычем потеряли — с шифрами! Как же он его мог забыть? Ведь все диски со стола взял!

(19.22)

Кому: Лобстеру.

От: Миранды.

Тема: «Письменные принадлежности».

«Лобстер. почему ты мне не пишешь? Мне тут совсем тоскливо, не с кем даже русским словом перекинуться. Англичане — все редкостные жлобы, не могут девушке даже бокал коктейля купить! Ты их в сто раз лучше! И Гоша лучше. Ты ему большой, толстый привет от меня передавай!»

Она ведь не знает, что Гоши уже в живых нет! Это он тогда Миранду в Интернет-кафе пригласил, где Лобстер с ней познакомился. Нет, об этом он писать не будет! Призрак Гоши бродит по Интернету. Кому понадобилось его убивать? Страшно, блин!

(21.07)

Кому: Лобстеру.

От: мамы Тани.

Тема: «Пора домой!»

«Сынок, у тебя совесть есть? Звонила твоя хозяйка, Марина Леонидовна, говорит, что ты в квартире редко бываешь. Полы не моешь, пыль не вытираешь. Пожалуйста, следи за квартирой — слуг у нас с тобой нет. Совсем холодно стало, пожалуйста, заедь к нам, забери зимнюю куртку, шарф, ботинки. Заболеешь, кто с тобой сидеть будет? Ты хотел себе на день рождения что-то купить. Деньги отложены, если меня дома не будет, можешь их взять — сам знаешь где. Целую».

(8.29)

Кому: Лобстеру.

От: Миранды.

Тема: «Любовь-морковь».

«Лобстер, миленький, такая тоска, ты бы только знал! Помнишь наш разговор в аэропорту, когда я улетала? Знаешь, я подумала и решила, что согласна. Вернусь, и мы все сделаем. О'кей? Только ты свое обещание насчет богатства сдержи, а иначе я не согласна».

(22.03)

Кому: Лобстеру.

От: Миранды.

Тема: «Пошел ты…»

«Лобстер, сволочь, ты где? По бабам шляешься? Ненавижу! И слова все свои хорошие назад забираю!»

Лобстер разделся, зашлепал босыми ногами в ванную. С наслаждением погрузился в теплую воду, опустил голову па прохладную белоснежную эмалевую кромку. Страх, который в последнее время неотступно преследовал его, потихоньку отступал. Миранда его любит. Он теперь будет на службе состоять, корочку солидную получит, будет этой корочкой всем в нос тыкать — я теперь не просто хакер, которого каждый обидеть может, я теперь хакер государственный! Интересно, пушку ему дадут? Должны дать, а как же иначе?

Но понежиться ему не удалось. В прихожей раздался звонок. «Никого нет дома. Дома нет никого», — сказал Лобстер, погружаясь в пену. Гость, однако, не уходил. Звонки повторялись с интервалом в несколько секунд. Лобстер насторожился, вылез из ванны, на цыпочках прокрался к двери, осторожно поднял пластмассовую крышечку дверного глазка… На площадке стоял сосед — дядя Паша.

«Принес же черт! — с досадой подумал Лобстер. — Наверняка пьяный в хлам! Хотя, с другой стороны, может, расскажет что-нибудь важное по поводу того случая».

— Дядь Паш, я моюсь, — отозвался из-за двери Лобстер.

— Олег, пусти на минутку — дело есть, — сказал дядя Паша заплетающимся языком.

«Так и есть — на рогах!» — неприязненно подумал Лобстер.

— Ладно, сейчас оденусь.

Он напялил на себя шорты и майку, открыл дверь.

— Олежек! — Дядя Паша ввалился в прихожую и горячо обнял Лобстера. — Живой! Я волнуюсь, подумать чего — не знаю! Маринке звонил — говорит, не вижу, не бывает! Ну все, закопали парня где-нибудь на стройке и бетоном залили! Тьфу-тьфу, типун мне на язык!

— В деревне я был. А сейчас моюсь, — напомнил дяде Паше Лобстер. — А что с тем… ну, который стрелял, что-нибудь прояснилось?

— Тихо все, Олег, я тут к своим ребятам ездил, рассказал все. Они говорят — туфта, попугать хотели. Если б собрались замочить тебя там или меня — считай все, кранты! Сливай воду, суши весла! А может, и пошутил кто. Так что, Олежек, не боись, прорвемся! Ты удрал, я даже глазом моргнуть не успел! А вообще — молодец, правильно сделал, что удрал.

— Я, дядь Паша, наверное, отсюда перееду, — сказал Лобстер. — Страшно мне здесь.

— И это тоже верно, — кивнул сосед. — Береженого Бог бережет. Ты только тихонечко все сделай, чтобы никто не заметил. Лучше ранним утром, затемно. Это я тебе как старый разведчик говорю. Слушай, а это… деньжат до пенсии не подкинешь? Поиздержался я тут. Думаю, если шмальнут за старые грехи, так хоть попить напоследок.

— Дядь Паш, не много ли на сегодня?

— В самый раз. — Сосед опять обнял Лобстера. Братуха, живой! Ну, молоток!

— Ладно, дам, — кивнул Лобстер и направился в комнату за деньгами. «Вот человек, по нему „шмаляли“, а он не боится: пьет, гуляет, по подворотням шляется!» Сам Лобстер со дня покушения как следует не спал ни одной ночи — закроет глаза, и тут >: увидит наставленный на него вороненый ствол. «Я г, трус, по я боюсь». Киллеры в масках с прорезями для глаз спились ему теперь чуть ли не каждую ночь. Он в ужасе просыпался, слышал громкий храп Никотиныча, оглядывался по сторонам, успокаивался, понимая, что дверь заперта, что никого больше в комнате нет… Сегодня, впервые после того рокового дня, ему придется спать одному.

— Дядь Паш, ты сегодня с кем пьешь? — поинтересовался Лобстер, протягивая деньги.

— Ни с кем, пожалуй, — пожал плечами сосед. — А че, мне и одному приятно.

— Слушай, давай у меня посидим? Я сам пить не буду, разве что пивка бутылочку за компанию, а ты — сколько тебе надо.

— О, вот это дело! И запомни, парень: ты мне помогаешь, я тебе тоже всегда помогу. Если надо, грудью от пули защищу. Понял? Все, я мигом. Одна нога здесь, другая… тоже здесь. — Дядя Паша хохотнул, хлопнул Лобстера по плечу и выскочил за дверь.

— Ольга Геннадьевна! — позвал Лобстер, стараясь придать голосу веселый тон. — Ольга Геннадьевна, вы где?

Из-под стеллажа показалась голова лаборантки. Увидев Лобстера, она нахмурилась.

— Молодой человек, здесь служебное помещение. Покиньте, пожалуйста, комнату!

Лобстер, не обращая внимания на ее слова, прошел между стеллажами и бросил к ногам лаборантки дюжину пурпурных роз. Ольга сидела на корточках, на коленях у нее лежала амбарная книга, в которой она что-то записывала.

Девушка покраснела.

— Я ведь сказала… — произнесла она уже другим тоном. — Хороший в прошлый раз ужин получился. С вином, с конфетами.

— С цветами, — добавил Лобстер, тоже садясь на корточки. — Оля, прости, пожалуйста, я должен был немедленно уехать. Иначе — никак!

— И позвонить нельзя было?

— Я был в деревне, там даже телефона нет, — соврал Лобстер. Да, насчет позвонить — она права, он ни разу не вспомнил о ней за все эти дни! С глаз долой — из сердца вон! Тем и отличается настоящая любовь от простой влюбленности. О Миранде он подсознательно помнит всегда, даже когда спит, ест или сидит в сортире.

— А что случилось? — Ольга захлопнула книгу и стала собирать розы,

— Правда, Оль, очень срочное дело. Бабушка умерла, пришлось ехать хоронить. Кто, если не я?

— Стариков жалко, — согласилась лаборантка, поднесла бутоны к лицу, вдохнула аромат. — Очень красивые. Спасибо.

— Ну что, мир? — спросил Лобстер, заглядывая девушке в глаза.

— Мир, — со вздохом согласилась Ольга. — Только ты больше так никогда не делай. Не можешь прийти — звони, не можешь позвонить — шли телеграмму.

— Я ведь и адреса не знаю, — широко улыбнулся Лобстер.

— Очень просто — Музей антропологии, и все. Нам многие так пишут.

— И доходит? — удивился Лобстер.

— Всегда, — сказала Ольга, поднимаясь с корточек. — Даже вазы нет, чтоб цветы поставить! Одни кости! — Теперь по ней было видно, что она оттаяла.

— Оль, давай исправим ситуацию и устроим интимный сейшн с вином, музыкой, цветами, как должно было случиться в прошлый раз.

— К сожалению, сегодня не могу, — покачала головой девушка. — У отца день рождения.

— Ну, попал! — усмехнулся Лобстер. — А меня к твоим предкам нельзя? Я себя умею за столом прилично вести, честное слово!

Ольга рассмеялась:

— Как всегда — наглый! Там с его работы народу много будет. Давай отложим знакомство с родителями на следующий раз. А сегодня… — Девушка посмотрела на часы. — До шести еще целых три часа. Начальства нет. Может, в кафе?

— Видишь ли… — замялся Лобстер.

— Понятно, финансовая пропасть, в которую можно падать вечно, — кивнула Ольга. — Ладно, пошли, ухажер.

Скоро они очутились в небольшой комнате, заставленной бюстами исторических личностей, в углу, за шкафом, отгораживающим небольшой закуток, стоял компьютер. Лобстер тут же оценил машину по внешнему виду — неплохая, хотя наверняка не очень быстрая. Для него фактор скорости «думания» машины — так называемая тактовая частота — был одним из решающих, потому что при взломе счет идет на минуты, а иногда — на секунды. В хороших системах с конфиденциальной информацией электронные сторожа всегда стоят на стреме и попытаются «остановить» взломщика, если, конечно, их хорошенько не «стукнуть по башке» специальной хакерской программой, а хороший администратор сети всегда знает пороки своего «подчиненного» — дыры и секреты локальной системы, — чаще всего банк модемов не имеет никакой защиты вообще, а все потому, что не хватает денег для приобретения охранной системы для удаленного доступа.

— Здесь и посидим. Что-то мне сегодня выпить хочется. Сладкого вина, — призналась Ольга. — Сколько надо? — спросила она, влезая в кошелек.

— Да ну, брось! — махнул рукой Лобстер. — На ресторан у меня действительно нет, а уж на посидеть… Я сейчас, — сказал он и вышел за дверь.

Итак, машина есть, и она наверняка не защищена как следует. Никому не придет в голову ломать компьютер Музея антропологии, потому что денег за это никаких не снимешь. Остается только до него добраться. И тут есть два варианта: войти в компьютер по сети — если, конечно, у этих нищих антропологов есть деньги на Интернет — либо сесть за «клаву» и скачать все непосредственно с жесткого диска. Не будет же он подбирать ключи к лаборатории? Он — другой взломщик, виртуальный. Значит?.. Значит, надо ее выманить. Как зовут начальника лаборатории? На двери была табличка с его именем. Кажется, Игорь Федорович. Ну да, Игорь Федорович! Замечательно…

Лобстер купил еды и сладкого вина, которое сам не пил. Вернулся в университет. По коридору шел намеренно медленно, надеясь встретить кого-нибудь по дороге. Навстречу ему попалась толстая девица с таким же, как у Лобстера, рюкзаком за плечами — из тех, что в тусовке играют роль «своих парней».

— Девушка, извините, вы не можете мне помочь? — обратился к ней Лобстер.

— Могу, — с готовностью кивнула девица, оглядев его с ног до головы. — Чего надо?

— Позвонить по телефону, назначить свидание, только если девушка трубку возьмет. Текст я вам сейчас напишу. — Лобстер развязал рюкзак, вынул из него записную книжку, вырвал листок.

«Ольга Геннадьевна? Это Шляпникова, аспирантка. Игорь Федорович просил принести часть рукописи. Я могу вам ее передать? Я, к сожалению, аспирантское удостоверение дома забыла. Давайте через полчаса внизу около охраны. У меня будет прозрачная зеленая папка. Вы меня сразу узнаете». — написал он на листке.

— Это что, розыгрыш? — Девица посмотрела на него подозрительно. — Нехорошо обманывать девушек!

— Это — просто свидание, — сказал Лобстер, протягивая ей сотовый телефон и листок.

— Здравствуйте, Ольга Геннадьевна. Это Шляпникова Лариса, аспирантка Игоря Федоровича. Он просил принести рукопись… — У девицы получалось весьма естественно.

Лобстер выложил на стол продукты, выставил пару бутылок дорогого вина. Ольга заперла дверь, и они сели пировать. Оказалось, в лаборатории нет штопора, и пробки пришлось пропихивать внутрь бутылок ножницами. Лобстер наблюдал за тем, как девушка то и дело поглядывает на часы. Говорила в основном она — о театральных премьерах, о новом проекте Меньшикова… Когда до назначенного «аспиранткой» срока оставалось пять минут, Ольга встрепенулась, встала из-за стола.

— Олег, мне надо рукопись получить. Я тебя тут закрою, а то, не дай бог, кто заглянет.

— Хорошо, — кивнул Лобстер.

Ольга вышла, звонко щелкнул замок в двери. Лобстер подскочил к компьютеру, включил его, вытащил из рюкзака две коробки с дискетами. Он боялся, что программа может оказаться слишком большой, а компьютер слишком медленным, и тогда он не успеет.

Появилась надпись «Введите пароль».

— Только этого еще не хватало! — проворчал Лобстер. Он задумался на несколько секунд, потом набрал латинскими буквами «OLGA». Пароль оказался верным, и Лобстер усмехнулся: интуиция для настоящего хакера — оружие не хуже «троянца», сидит себе, укрывшись в темных уголках подсознания, а в нужный момент как выскочит, как выпрыгнет — и пойдут клочки по закоулочкам!.. Даже если бы не вышло с первого раза — в рюкзаке у него всегда была дискета с комбинациями наиболее распространенных паролей. Время доступа — не более минуты. Компьютер загрузил рабочую среду, Лобстер пощелкал мышкой и довольно быстро нашел нужную ему папку. Теперь, как говорится, — дело техники…

Когда Ольга вернулась в лабораторию, компьютер уже был выключен, а Лобстер сидел за столом и лениво ел бутерброд с бужениной.

— Скучаешь?

— Скучаю, — соврал Лобстер. — Ну что, получила?

— Странно, я ее пятнадцать минут прождала. Может, потерялись? Да нет, там никого с зеленой папкой не было. — Ольга вздохнула, уселась за стол. Лобстер налил ей в стакан вина. — Шеф, если она на меня пожалуется, убьет.

— Да ладно, разминулись, ничего страшного. Сюда поднимется.

— Она удостоверение дома забыла. — Ольга отпила вино. — Может, еще раз спуститься?

— Сиди, не суетись, — сказал Лобстер. — Давай-ка лучше за тебя, милая лаборанточка!

— Олег, пожалуйста, не надо так пошло! — попросила Ольга.

— Ладно, не буду, — кивнул Лобстер и пригубил вино. — Ты извини, мне пора.

— Ты же говорил — посидим! Еще часа не прошло!

— Видишь ли, у меня после смерти бабушки дед тоже слег, приходится за лекарствами, за продуктами ходить. — Лобстер поднялся из-за стола, закинул рюкзак на плечо, направился к двери.

— Олег, ты что, обиделся на меня? — В Ольгиных глазах он прочитал испуг — ну да, сейчас опять исчезнет, и все! — женская интуиция, она иногда хакерской покруче. — Ну, прости, прости.

— С чего ты взяла, что обиделся? Просто о деле вспомнил.

— Еще пять минут назад у тебя никаких дел не было! — сказала Ольга.

— Были, но я о них не помнил. Старческий маразм, понимаешь? Пока! — Лобстер улыбнулся на прощание и закрыл дверь.

— Олег! — запоздало позвала Ольга. Она смотрела на закрывшуюся дверь, думая, что сейчас она откроется, Олег вернется, обнимет ее, поцелует в губы, попросит прощения за столь неожиданный уход, назначит свидание на завтра, но дверь не открылась… Она вернулась за стол, села, подперев подбородок рукой, посмотрела на полупустую бутылку, потом встала, подошла к подоконнику, на котором лежали подаренные Лобстером пурпурные розы, неожиданно разрыдалась, схватила их и стала остервенело рвать бутоны, ломать стебли. Несколько раз укололась о шипы.

…Лобстер шел, не оборачиваясь. Не первый раз случалось с ним такое, когда срывался, уходил, стараясь обойтись без долгих объяснений, хлопал дверью. Уходил от женщин, от друзей. Чувствовал ли он себя в этих ситуациях подлецом? Нет! Все было тихо, мирно, он никуда не собирался, шутил и радовался чужим шуткам, но потом вдруг в сознание, как немецкая «свинья» в войско Александра Невского, вклинивалась идея, которую нужно было немедленно реализовать. И тогда он вставал и шел, как зомби, зацикленный на одной функции, на одном поступке, пер как танк, и никто не мог его остановить. Окружающий мир видоизменялся, мутировал, превращаясь в узкий коридор, ведущий его к намеченной цели, но вот цель была достигнута, и тогда пространство резко распахивалось перед ним, как раскрывается автоматический зонтик, если надавить на кнопку, и все было так же, как раньше: те же краски, те же звуки, те же прекрасные девушки, которых опять хотелось любить.

Лобстер заехал домой за деньгами, затем направился в ближайший магазин видеотехники. Те цифровые камеры, которые там продавались, его категорически не устраивали. Пришлось взять машину и болтаться по городу в поисках нужной вещи. В конце концов нашел то, что искал, на «Преображенской».

Лобстер поставил череп на крутящуюся подставку, закрепил камеру на маленьком штативе, включил компьютеры. Пока сворованная программа перекачивалась на жесткий диск, он установил настольные лампы так, чтобы череп почти не отбрасывал тени.

«Внимание, съемка! Мотор!» — шепотом произнес Лобстер и включил камеру.

… — Добрый день. — Высокий мужчина средних лет пожал Лобстеру с Никотинычем руки и указал на кресла. Это был их непосредственный начальник — куратор проекта. — Садитесь, пожалуйста. Я пригласил вас, чтобы обсудить некоторые вопросы, касающиеся нашей дальнейшей работы. Тесты, на которые вам пришлось потратить столько времени, были тщательно проанализированы специалистами. Результатами я могу поделиться. Тут у нас никаких секретов нет. Олег Витальевич, — обратился он к Лобстеру, — к сожалению, должен констатировать, что с хакерами вы работать не будете. У вас, так сказать, психотип…

— Да оно мне и не надо, — проворчал Лобстер.

— Вот и прекрасно, что это известие вас не огорчает. Я попросил бы вас заняться анализом недавно созданных вирусов. Пожалуйста, — начальник передал Лобстеру папку с бумагами, дискетами и «компашками». — За пределы учреждения информацию не выносить.

— Знаю, — кивнул Лобстер. Вирусы — это, конечно, тоска. Каждый день их создают десятками. Для одних хакеров написание вирусной программы — это просто самоутверждение, для других — решение компьютерной задачки, для третьих, злобных, — месть. Вирусы этих, третьих, оснащены всеми «боевыми» атрибутами, предназначаются конкретным людям, фирмам, а то и всему миру, как «Ай лав ю» <Вирус, замаскированный под электронное письмо и разосланный по произвольным адресам в Интернете несколько лет назад>, — попробуй полечись! Одни из них абсолютно безвредны и только «сжирают» свободное пространство на диске, другие приводят к сбоям, третьи могут уничтожить данные, стереть информацию, записанную в системных областях, и даже ввести в резонанс головки «винта», разрушая его. А потом приходит системный программист и говорит: «Товарищи, ваш жесткий диск „убит“, почтите его память минутой молчания. А потом я вам поставлю другой, свеженький, и стоить он будет всего ничего — сто тридцать долларов. Пожалуйста, берегите жесткие диски от злобных и страшных вирусов..» Что ж они, его за «чайника» держат, такую дешевую работу дают? Подумаешь — анализ! Или проверки еще не окончены? Лобстер вынул из папки бумаги и стал читать список вирусов. Уже по названию видно, кто его писал: студент, прикалывающийся над дружками, очкастый программист или крутой хакер, у которого за плечами сотни сложных взломов. Лобстер поднял глаза на начальника. Начальник смотрел на него выжидающе: мол, скоро ты?

— Я могу идти? — спросил Лобстер.

— Да-да, конечно, работайте, — кивнул начальник. — Когда вы сможете предоставить аналитический отчет?

— Я думаю, недели через две, не раньше, — сказал Лобстер.

— Не торопитесь, даю вам срок до девятнадцатого.

— Хорошо. — Лобстер кивнул и вышел.

— А вот вас, Сергей Дмитриевич, будем внедрять — Начальник подсел поближе к Никотинычу. — Дело в том, что хакерское сообщество практически обезглавлено и грозит расползтись по углам и норам, а этого допустить ни в коем случае нельзя. Поэтому именно вам предстоит эта важная миссия.

— Борис Андреевич, но я ведь в хакинге мало понимаю. У меня даже рейтинга среди их тусовки никакого нет. Я больше по «железу».

— А вам не надо ничего понимать, Сергей Дмитриевич. Несколько сленговых словечек, пару сломанных программ. В данном случае лучше казаться, а не быть. Солидную пиаровскую раскрутку мы вам обеспечим. Гоша, например, не знал, как дискету сжать.

— Не может быть! — удивился Никотиныч.

— У нас — все может, — кивнул начальник. — Вы должны возглавить организацию и взять контроль над взломами в свои руки. Ну что, коней на переправе менять не будем? — неожиданно спросил он.

— Не будем, — подтвердил Никотиныч, еще не понимая неожиданного перехода.

— В таком случае, Хэ вам поможет. Работать с ней будете у себя на квартире. Изучите пока вот эти бумаги. — Начальник протянул Никотинычу толстую папку. — Да, вам придется переехать со «Сходненской» в центр.

— Почему? — спросил Никотиныч, быстро перелистывая бумаги.

— Представьте себе, что ваш хакер живет где-нибудь в Солнцеве или на Каширке. Один, упертый, конечно, поедет на другой конец города, чтобы потусоваться, но другой, скажем так, слабый, которого путают длинные расстояния, туннели метро, закрытые пространства, останется дома, и вы его в конечном счете потеряете Но именно слабые — те, которые не любят шумные тусовки, — чаще всего и создают что-нибудь стоящее. Поэтому вы получите служебную квартиру в центре, которая будет надлежащим образом оборудована. Все, даю вам три дня на отработку документов, после чего вы должны появиться «в свете» вместе с Хэ.

Никотиныч кивнул — а что ему еще оставалось делать?

В комнате было сумрачно. Тусклый свет едва пробивался сквозь плотные шторы. Компьютеры бесшумно работали. На экране одного монитора плавали, помахивая хвостами, рыбки, на экране другого было объемное изображение черепа на голубом фоне. Череп словно висел в безвоздушном пространстве. Триллер сидел на столе и невнимательно следил за неторопливыми рыбами. Потом ему это надоело, он спрыгнул со стола, пробежал к окну и, обхватив лапами штору, стал ловко карабкаться вверх. Один зажим не выдержал, раздался треск, правый край шторы оборвался и безжизненно повис, как стяг на флагштоке в безветрие. Триллеру надоела и эта забава, он кувыркнулся в воздухе, приземлился на лапы и побежал на кухню посмотреть, что там у него в миске.

Череп медленно поворачивался на экране, словно стоял на крутящемся круге. На костях уже появились первые багрово-белые волокна мышечной ткани.