Наступила середина лета, Атла задыхалась от жары.

Спаливший Атлантиду гнев угас. Сытые местью отряды отовсюду спешили в Атлу, встречаясь, обменивались добычей и слухами. Было известно, что два мощных бога обещали вернуть всех людей на родину. Как они это сделают? «Молниеносный перекинет мост-радугу от Срединной к Восточным землям, но всего на одну луну. Скорее!» - и люди пускались бегом, бросая добычу. «Нет, моста не будет. Птицы с крыльями как атлантские паруса…» «Не птицы, а дельфины!..» «Но Приносящий не хочет отпускать людей домой. Решил стать на место Хроана». «Ложь! Не может Светящийся хотеть такого!» «Тогда зачем он увел людей докапывать Хроанов канал?» «Канал освободит духов тепла…» «Ха! Охотники, слушайте его! Где видано, чтобы гнусное рытье земли нравилось духам! Сам Молниеносный, говорят, гневается!»

Все это текло по дорогам и тропам и вваливалось в Атлу, где и без того хватало людей и слухов. Но и Сим не дремал. Навстречу слухам он высылал другие слова: «Эй, воины, слышали? Вождь с молниями хочет, не дожидаясь Промеата, уплыть на восток с борейцами и оолами!»

Слушая донесения шакалов, Севз багровел от гнева. Порой хотелось пинками вышвырнуть из шатра Майю, поехать навстречу Промеату и поговорить не таясь, как в долине ибров. Ведь мир велик, и в нем еще столько надо сделать!

Но Севз тут же спохватывался. Не пристало ему, богу, говорить как с равным с простым знатоком. Кто поразил Тифона и Хроана? Кто разбудил грозную силу Джиера? Нет, Майя во многом права!

Строители Канала подошли к Атле на рассвете. Город был тих, почти безлюден. Вокруг дымились утренними кострами племенные стоянки. Ускакавшие вперед конники замахали с холма руками: «Целы! Целы корабли!»

Еще раз поблагодарив людей, Промеат отпустил их на стоянки племен.

- Я в гавань, - сказал он, - по пути навещу Севза.

- Я с тобой, - решила Гезд. – Племя? Подождет! Ты тревожишься обо всех племенах, а о тебе кто?

Ору передалось беспокойство Матери. Крикнув Алх, чтобы устроила Иллу и Тейю, он поехал за вождями.

Дворцовая площадь за время их отсутствия густо заселилась. Высокое жилище Севза и синий шатер Майи окружали борейские чумы. Воины из рода Реи лежали и сидели вокруг, грея животы на утреннем солнце. Поодаль теснилось скопище шалашей и навесов. Люди разных племен в ярких атлантских обносках суетились у большого костра, на котором в начищенных котлах варились кушанья. Над ними колдовало несколько поваров. У шатра Севза борейцы копьями преградили дорогу Промеату и его спутникам.

- Вы что угорели? Не узнаете Приносящего свет? – Гезд с потемневшими глазами напирала конем на стражей.

Молниеносный видит только кого пожелает, - ответил глава дозора. На шум, зевая, вышел Акеан. На нем была пышная накидка из песцов, полное лицо излучало самодовольство.

- Ждите здесь! – сказал он, подбоченясь. – Спрошу у Божественного, угоден ли ему ваш приход.

- Сын хромой свиньи! – Гезд вытянула царедворца плетью поперек лица. – Прочь с дороги!

Акеан отскочил, прижимая руки к лицу. Борейцы растерянно загомонили. Из шатра высунулась голова Севза.

- Брат, это правда, что ты допускаешь к себе лишь по особой милости? – спросил Промеат.

- Нет, конечно. Стражи перепутали мои повеления.

- Ладно, - Промеат взял за руку разъяренную Гезд, - не будем раздувать обид. Впереди путь на восток. Надо многое обсудить…

Жилище Севза было увешано богатыми тканями, набито роскошными предметами из дворца.

- Похоже, ты передумал? – сказала Гезд, разглядывая богатый кубок.

- О чем ты, Мать гиев?

- Решил не уничтожать атлантские выдумки?

- Э! – Севз пнул яркий ковер. – Этот мусор безвреден. Вот бронзовые острия пора бы уже выкинуть в море.

- Всем, кроме борейцев? – тихо спросила Гезд.

- Не пойму, о чем ты? – наивно заморгал Севз.

- Оставим это! – вмешался Промеат. – Каждый советует людям то, что считает правильным. Поговорим о кораблях. Боюсь, за один раз они не поднимут всех. Придется решать, каким племенам плыть первыми, каким – ждать. Или каждое племя делить пополам?

- Плохо! – замотал головой Севз. – Между родами такое начнется! Лучше пусть племена тянут жребий.

- Да, так не будет обид, - согласился Промеат.

Звякнув в гонг, Акеан распахнул полог. За ним шествовали прислужники с блюдами и кувшинами. За едой говорили о незначащем: вкусе напитков и блюд, достоинствах борейских и коттских коней. Когда гости поднялись, утирая губы, Севз спросил Ора:

- Ну, гий, придумал себе награду?

- Мне всего хватает! – развел руками Ор.

Крыши многих зданий провалились, во дворах и на улицах просунулась между плитами трава. Заслышав всадников, шмыгали в развалины одичавшие собаки. Ближе к морю появились признаки жизни, не похожей на ту, что юлила и суетилась на дворцовой площади.

Вот у костра хлопочут женщины, среди которых немало атланток. К идущему впереди корабельщиков япту бросилось четверо бронзовых ребятишек, полезли за пазуху, таща оттуда какие-то лакомства.

- Разве не могут люди всегда жить так? – вслух подумал Ор.

- Могли бы, - развел руками Промеат, - если собрать на один корабль всех Повелителей, Властителей, Громовержцев вместе с теми, кто лижет за ними следы, - и отправить подальше в море.

- Корабль должен быть дырявым, - добавила Гезд.

У причалов их встретили Зогд и Посдеон с Эстипогом – разгоряченные, вымазанные смолой. Наспех поздоровавшись, они тут же принялись втягивать Промеата в какой-то спор о парусах и веревках. Ор отъехал и спешился, рассматривая сбившиеся в гавани корабли. Здесь были стройные военные суда, корабли торговцев, легкие ладьи вестников, речные ладьи с наспех надстроенными бортами. Ненароком Ор оглянулся и увидел… Храда.

Отец Иллы нес под мышкой вязанку инструментов: тесла, ножи, топорики. При виде самого удачливого из своих рабов он уронил ношу, и бронза со звяканьем рассыпалась по камням. Язык у Ора стал сухой и толстый, а глаза косили во все стороны. Храду было не лучше.

- Здравствуй, отец Иллы, - пробормотал, наконец, Ор.

- Доброго прибытия тебе! – просипел Храд, предпочитая никак не называть Ора. – Илла?..

- Едет следом. Дочка у нее. Хозяйка… приехала с тобой?

- Жена поднялась к предкам. Три года назад. Уфал остался при полях. Я ему твой знак дал. Женщины тут со мной. Внуки…

- Ага! – сказал гий, и опять оба не знали, о чем говорить.

Бурый фыркнул, ткнулся в плечо Ора: не пора ли ехать из этого унылого места, где и травки не пощиплешь?

- Добрый конь, - сказал Храд, радуясь новой теме. – Полсотни браслетов стоит. Не меньше!

Они наклонились, собирая бронзу, их руки столкнулись, и тут Храд вдруг подмигнул:

- А удачно я тогда выбрал тебя из Тифоновой добычи! Скажешь, нет?

- Нам обоим повезло, - ответил Ор.

Десятка два ремесленников с семьями жили в большом доме кормчего гавани. Бывшие хозяин и раб сели во дворе под навесом, где Храд устроил мастерскую точильщика: у деревянного обрубка были разложены молоточки, пилки, большие и малые точила.

Сестра Иллы принесла миску каши с кусочками мяса.

- Сыт я, - извинился Ор, - у Севза недавно поел.

- О-о! – Старый вояка с возросшим уважением взглянул на гия. – Высоко ты поднялся! Говорят, Севз скоро станет Повелителем всего Востока.

- Как бы не подавился, - хмыкнул Ор.

- Увидим! Отведай, однако, - Храд подвинул еду, - деды говорили: есть вместе – жить в мире.

Они склонились над миской, как когда-то на горных полях Рониома. Потом Храд рассказал о событиях в общине, о пути в Атлу. Рассказывая, он брал затупившиеся лезвия, ласково оглаживал их широкими ладонями, трогал зазубрины.

В былые времена заточенное им оружие унесло не одну сотню жизней у восточных племен. Теперь он острил бронзу для победителей так же старательно, как копья воинов своего десятка или мотыгу в своем хозяйстве. Ни крупицы металла не пропадало: опилки сыпались на разостланный кусок кожи…

Уговорились, что завтра семья переберется на гийскую стоянку.

- Будь богат, отец Иллы, - сказал Ор, вставая.

- Будь сыт, муж Иллы, - Храд потянулся за следующим выщербленным неумелыми руками лезвием.

Наутро гонцы Промеата поскакали на все стоянии: «Пусть каждый человек – воин, или женщина, или ребенок, или усыновленный атлант – возьмет камень с полпальца и отдаст матери рода, или вождю отряда. Пусть матери и вожди принесут камни на пристань, к шатру Приносящего свет. Там их сочтут, чтобы всем дать место на кораблях».

С полудня понесли камни – в шапках, подолах, мешками. У шатра Промеата поднялось семь груд и с десяток малых кучек гальки. Весь следующий день груды медленно росли. К вечеру лишь немногие прибегали, запыхавшись: «Не поздно еще? Дадут место?»

Не обошлось без путаницы. С чьей-то щедрой фантазии пошел слух, что все камни разложат по кораблям. Каждый человек должен будет отыскать свой и сесть на это место… «Ай-я! Сородичи! Я уже не помню – мой белый был?» «А тому, кто не найдет, что будет?»

Или на воина находило беспокойство: донес вождь его камешек до места? Вдруг уронил по дороге? Или положил не в ту кучу! «Тогда я превращусь в либийца!» - ахал пеласг и опрометью несся к пристани.

Всех насмешил круглоглазый белесый Харн. Он принес, зажав в кулаке, единственный камень и никак не хотел класть его к камням соседнего лесного племени, по виду ничем не отличимого от детей Стикса.

- Эти блохастые барсуки – харны? – вопил он. – Да они шест в руках не держат, козу подоить не смогут. Хар-ны! Тьфу!

- Клади отдельно! – махнул рукой подошедший на крики Сим.

С утра начали считать. В полдень Промеат получил лист с полутора десятками чисел. Взглянув на нижнее, он тихо свистнул: предстояло перевезти через океан без малого полторы тысячи тысяч людей! В гаванях Атлы, Ронада и Эльтома было собрано больше трех тысяч кораблей, но только в два приема и то с большим трудом они могли перевезти всех.

Тянуть жребий решили на совете вождей и старейшин всех родов, чтобы все видели – дело без обмана. Совет собрали в большом зале дворца, где потолок подпирали статуи былых повелителей Срединной.

- Там и жребий тянуть удобно, - сказал Севз, - большой кувшин стоит и камни приготовлены, черные и белые. Говорят, этот кувшин решал за моего отца неясные дела! – Громовержец захохотал.

- Люди! – Промеат встал перед взглядами тревожных глаз. – Старшие из матерей и охотников! Вот мы сочли всех, кто хочет покинуть Срединную, и сочли места на кораблях. И вышло – готовые корабли могут взять меньше половины людей.

Вздох огорчения и тревоги зашелестел по залу.

- Значит, - продолжал Промеат, - надо посадить на корабли меньшую часть и отправить на родину.

Потом мой опытный в мореходстве брат Зогд приведет корабли назад. К тому времени мы достроим еще пятьдесят рук кораблей. Молниеносный и я останемся здесь, пока будет хоть один человек, желающий уплыть на восток.

- Никого не бросим! – громыхнул Севз. Вновь зал вздохнул, теперь облегченно.

- Как выбрать без обиды, кому плыть первыми? – продолжал Промеат. – Я скажу, что надумали мы с Севзом, а вы скажете, справедливо ли это. У нас семь больших племен. Шесть из них будут тянуть жребий. А потом Посдеон и Эстипог потянут жребий между собой. Потому что атлантских мореходов мало, и люди морского племени будут оба раза помогать вести корабли. Потом ибры потянут жребий с лелегами – их примерно поровну…

- Не надо! – крикнул вождь рогатых. – Мы не уйдем без тебя.

Севз еле заметно поморщился.

- Вернемся к жребиям, - продолжил Промеат. – Справедливо ли то, что мы придумали? У кого есть сомнения?

- А как с конями? – спросил Чурмат.

- Им места не хватит, - вздохнул Приносящий, - придется зарезать. Будет пища в пути.

- Лучше бы коней взять, чем атлантов, - пробурчал в бороду вождь борейцев.

- Племена, плывущие первыми, - сказала Хамма, - должны дать страшную клятву не нападать на земли тех, которые ждут кораблей.

Всем понравились эти мудрые слова. А потом Севз, Промеат и шестеро вождей подошли к большому узкогорлому кувшину. Он был прочно сделан в плиты возвышения, с которого Хроан недавно возглашал свои повеления Срединной и всему миру.

После того, как каждый, сунув руку в кувшин, убедился, что сосуд пуст, Промеат опустил туда три белых и три черных камешка.

- Пусть начнет старший годами, а закончит самый молодой, - предложил он. Бледные от волнения, вожди кивнули.

- Хамма, Мать либов, испытай судьбу! – торжественно объявил Севз.

- Давай черные, - шепнула Майя Акеану. Они сидели в потайной каморке под возвышением.

- Даю! – Акеан нажал на плиту, и она легко двинулась в смазанных салом пазах. Нижняя часть кувшина с камнями, опущенными Промеатом, уползла, а на ее место встала другая с шестью черными камешками.

Хамма медленно разжала вынутую из кувшина руку.

- Не повезло! – вздохнул Севз. – Даметра, Мать яптов! Твой черед!

- Ревет, как буйвол! – поморщилась Майя. – Давай белые и не забудь убрать шестой.

За Даметрой белый камень вынул Айд, черный – Гехра. Последний из белых достался Гезд. Псталу остался всего один камень – явно черный. Но он полез за ним, а, вытащив, с проклятием швырнул в угол.

Потом Промеат опустил два камня для пеласгов. Эстипог вынул черный и погрозил Посдеону:

- Ну смотри, если тронешь поселения у Дельфиньего берега!

- Что ты, брат! – замахал руками тот. – Да я, как попаду домой, год в море не выйду!

Айд с Даметрой откровенно сияли, но Гезд, похоже, не радовалась удаче.

Наутро вожди племен, плывущих первыми, собрались в шатре Промеата. Надо было поделить корабли, обсудить погрузку и многое другое.

- Промеат, - сказала Гезд, - погоди хвататься за говорящие листы, послушай сначала меня.

- Конечно, Мать гиев! Но не смотри так печально. Ведь скоро ты будешь дома. А потом я приеду и поселюсь совсем рядом…

- Я все время прошу духов, чтобы это сбылось, а они в ответ внушают мне большую тревогу.

- И тебе? – встрепенулась Даметра. – Я думала, только яптские духи неспокойны. Вчера печень у жертвы была совсем черная…

- Я уважаю гийских и яптских духов, - пожал плечами Промеат, - но чего они хотят от меня?

- Чтобы ты уплыл из Срединной с первыми кораблями, - ответил за женщин Сим. – Я тоже и прошу тебя об этом. Поверьте мне: готовится большое предательство.

- За этим стоит Громковопящий! – сверкнула глазами Гезд. – И его атлантская Змея.

- Полно, друзья, - сказал Промеат с упреком. – Севз ведет себя достойно, хотя жребий обидел его родичей – борейцев. И оолов, которые больше всех на него молятся.

- То-то и удивительно! – прервал его Сим. – Все белые камни достались племенам, наиболее преданным тебе.

- Тут не обошлось без плохого колдовства! – вставила Гезд.

- Или просто обмана. А видели, как он скорчился, когда ибры отказались от жребия?

- Эх! – Айд хватил себя кулаком по голове. – А я, бегемот, радовался, что всем хорошим племенам повезло. Приносящий свет! – негр умоляюще протянул руки. – Плывем с нами!

- Хватит об этом! – рассердился Промеат. – Лучше скажи, Сим, на твоих кораблях все готово?

- Конечно. – Голос Сима вновь стал монотонным, а лицо смерзлось. – Только я не поплыву.

- Оставайся. На кораблях Икт справится, - одобрила Даметра.

- Я тоже останусь, - сказал Ор.

- Хорошо решил! – Гезд толкнула его в грудь. – Я оберегу твою семью, они не узнают ни голода, ни обид.

- Дай я тебя тоже стукну! – поднялся Сим. Все с удивлением узнали улыбку на его лице.

В гавани затихла суета. Котты и япты уже отплыли, настала очередь гиев. Промеат давал последние советы ученикам, которые поведут людей к родным стоянкам. Севз важно расхаживал вдоль причала, выкрикивая ненужные распоряжения. Он верил, что без его помощи флоту не отплыть.

Илла прижималась к Ору у сходней последнего корабля.

- Не бойся! – повторял он. – Мать Гезд не даст вас в обиду.

- Ор, глупый? Будто я боюсь за себя! Никогда не думала, что мне будет так легко с твоими родичами. Мы словно одной крови!

- Все будет хорошо! – Ор подбросил дочь, отдал ее Илле.

- Попадется бронза – бери! – крикнул Храд, перевешиваясь через борт.

- Я всю ночь просила гийских духов помочь тебе. – Мать гиев обняла Промеата. – Приплывай скорее, мой единственный охотник! А чтобы мой шатер сильнее звал тебя, знай: весной ты станешь отцом.

- Ну, будьте сыты! – Сим по очереди обнял Тиво, Ситтара и сына погибшего на Канале Хиаба.

Пеласги подняли сходни, ударили тяжелые весла.

- Эге-гей! – загрохотал Севз, размахивая плащом. – Ждите! Я скоро приплыву к вам!

- Зря я тогда перевез его! – вздохнул Зогд, - щурясь на мощную фигуру на берегу.

Шли дни, и с каждым набирала силу глухая неприязнь обиженных жребием племен к Промеату, к его ибрам и атлантам. Кем-то умело подогреваемая, она сквозила во взглядах, змеилась недобрым шепотом, прорывалась в злобных криках. Многие из атлантов, напуганные угрозами, раздумали плыть с Промеатом и ночами уходили из города.

Севз на упреки пожимал плечами: люди тоскуют по родине, завидуют уплывшим. Надо же порой сорвать злость!

Сим делал что мог. У него во всех племенах были верные люди – из тех, что много лет готовили бунт на Канале. Но их было мало, и встречи с Симом вновь стали для них опасными.

- Это Змея! – бормотал Сим. – Севз без нее давно бы вспылил и наглупил. А я накрутил бы его бороду на палку, осрамил перед племенами и заставил на коленях ползти к Учителю.

- Так дальше нельзя! – воскликнул Промеат при очередной вести об убийстве шести ремесленников. – Надо созвать вождей, и пусть решат!

- Что не надо верить слухам? Будто это зависит от решения!

- А что еще можно сделать?

- Раздавить Змею, - скучным голосом сказал Сим.

- Тебе виднее, - вздохнул Приносящий, - но как это сделать?

- Еще не знаю, - Сим задумался. – Но она презирает диких, значит, обязательно споткнется.

Миновало пол-луны со дня ухода кораблей, когда Сим дождался. Один его следопыт – пеласг с необычайно глупым лицом и столь же острым умом – затесавшись к шакалам, подслушал разговор Майи и Севза. Атлантка сказала, что мечты о величии бесплодны, пока во главе борейцев стоит Мать. Он, Севз, должен быть повелителем! Громовержец не возражал. Но как этого добиться? Люди привыкли…

- Во время войны во главе стоит вождь, - сказала Майя. – Значит, надо, чтобы все время была война, хоть маленькая. И пусть для нее каждый род дает молодых мужчин в постоянное войско. Они полюбят привольную жизнь, отвыкнут от власти Матерей. И тогда, опираясь на копья, можно будет показать Гехре ее место: пусть мирит жен с мужьями, дает имена младенцам и делит тухлую конину!

Пеласг рассказывал так живо, что нельзя было усомниться в его правдивости. Гехра тоже поверит!

«Завтра, - решил Сим, - поеду с пеласгом к Круглощекой. Если к вечеру Змея и останется жива, то будет изрядно потрепана. Севзу тоже перепадет!»

Но неожиданное событие нарушило этот замысел. С юга пришел запоздалый отряд: с полтысячи коттов, понемногу людей других племен. Они подошли к Атле вечером и, конечно, за ночь доброжелатели успели рассказать им, что очередь негров прошла. Вот разве что перебить узкоглазых, которых тащит с собой Промеат, - тогда всем места хватит.

- Ну зачем ты взбаламутила этих черных! – Севз раздраженно повернулся к Майе. – Твои свары не приносят ничего, кроме срама. Слышала? Промеат вернулся из Ронада. Теперь он поедет к ним, и к вечеру черные будут на него молиться.

- Да, он опередил нас, - кивнула Майя. – Но бой начат, и надо довести его до конца. – Она вплотную подошла к Севзу. – Поверь мне, твои братья – боги – шлют тебе удачу. Другой может и не быть. Если сейчас ослабнешь духом, всю жизнь будешь клясть себя.

- А что ты задумала?

- Пока его нет, надо напасть на гавань, пощипать атлантов и ибров. А, главное, убить проклятого япта! Промеат в ярости оскорбит тебя, и ты открыто покараешь его за это. Ну, власть над миром или чум Гехры? Помни, я туда не полезу. Тебе ли, великому богу, валяться на вонючих шкурах? Нас ждут дворцы и храмы, которые ты построишь в Таре, верные слуги и надежные воины. Соплеменники должны уважать тебя, а остальные – преклоняться. Разве Промеат, много о себе возомнивший рисователь знаков, имеет право становиться на твоем пути?

Несколько мгновений Севз молчал, прикрыв глаза. По лицу его пробегали сомнения, горечь, стыд. Потом оно окаменело в мрачной решимости.

- Пусть он сгинет! – прохрипел Потрясающий молниями. – Такова моя воля! Воля бога!

- Вот и ладно, - деловито кивнула Майя, - для начала зови всех вождей, матерей, старших воинов на большое пиршество.

Пусть сидят в зале, жрут, слушают песни и не чуют, что творится. А на гавань натравим оолов: они самые темные и злые. Как только Пстал со старейшинами отправится на пир, пошлем к его деткам всех шакалов и вдоволь некты.

Промеат не счел известие о предполагаемом набеге обманутых коттов серьезным. Он отправился к ним с Инадом и взял на всякий случай отряд конных ибров. Ор и Тейя отправились во дворец на пир старейшин, послушать песни. Говорили, что в Атле появился Арфай.

По огромному дворцовому залу, синий потолок которого держали на плечах красные статуи, перекатывался гул голосов. Разрисованные стены, привыкшие к шепоту придворных, неслышному бегу вестников, мерным шагам стражи, вздрагивали от криков веселящихся дикарей. На расставленных как попало столах, расстеленных шкурах и коврах и просто на полу лежали груды полусырого мяса, морщились бурдюки некты, мерцали чаши с пивом и пенным соком.

На устланном богатыми тканями возвышении сидели главные вожди. Севз поместился посередине, положив руку на плечо Гехре. Справа от них Пстал, встряхивая спутанной серой гривой, в чем-то убеждал Эстипога, слева Хамма, уютно пристроив на шкурах увечную ногу, задумчиво высасывала мозговую кость. Дальше по сторонам сидели вожди лучших отрядов, матери сильных общин. Ор и Тейя расположились на кожаных подушках около возвышения недалеко от места, где выступали плясуны и музыканты.

Забыв о тревогах, недобрых слухах, тоскливом ожидании, люди веселились от души. То там, то тут раскаты хохота встречали чью-нибудь немудреную шутку. Прислужники-атланты метались между пирующими с блюдами и кувшинами.

Наконец, появился Арфай. Прошедшие годы не щадили землепоклонника. Его густые прежде волосы поредели, борода из рыжей стала седой, лицо покрыли морщины. Когда певец вышел на площадку и произнес приветствие вождям, зал затих в ожидании. Арфай ударил концами пальцев по натянутой коже бубна и начал свой речитатив, на этот раз на ут-ваау. Теперь героями его рассказа стали восставшие племена, чудесные гиганты, дети Геи-Земли, которых он прославлял, не жалея красок:

Слушатели одобрительно зашумели. Арфай, склонив голову, выдержал паузу и продолжал, напомнив о тяготах, испытанных ими на Канале.

Дальше речь пошла о Тифоне, который в воображении Арфая слился с атлантским войском, боевыми мамонтами, медведями, огненосными колесницами. В зале повеяло страхом, когда, ударяя в бубен, Арфай запел:

Зал замер, готовясь вновь пережить великую битву. Почему с таким волнением все ждали, что будет дальше? Боялись, что певец своим дивным колдовством может все повернуть иначе? Нет, Арфай помнил сражение:

- Прекратите! – разнесся по залу голос Промеата. – Пока вы здесь развлекались, тот, кто пригласил вас, чужими руками совершил преступление. – Промеат поднялся на возвышение, на котором восседали вожди, и встал напротив Севза. – Уже давно его прихвостни смущают людей лживыми словами, натравливают племена друг на друга. А сегодня, собрав вас на пир, чтобы не мешали, он натравил оолов на ибров и атлантов, которые жили в гавани. На тех, кто хотел помочь вам вернуться домой! Руками хмельных глупцов Севз убил две сотни безоружных людей!

Севз медленно поднялся. В горле у него клокотало. Трезвея от слов Промеата, повскакивали на ноги пирующие. Взгляды вождей растерянно метались от побагровевшего кудлатого воителя к бледному гладковолосому мыслителю.

- Ложь! – проревел Севз, простирая руки к вождям. – Вот он обвиняет меня в коварстве и обмане. Я не хотел его позорить перед вами, но придется! Смотрите же! – Он шагнул к каменному сосуду, из которого пол-луны назад тянули жребий. Нагнувшись, Севз обхватил кувшин руками, напрягся и выворотил из помоста вместе с плитой.

- Теперь смотрите сюда! – гремел Севз. Под вынутой из помоста плитой была другая с углублением посередине. Севз нажал рукой и плита скользнула в сторону, показалось второе углубление. В нем лежало шесть камней: три белых и три черных.

- Камни, - глубокомысленно произнесла Гехра.

- Те самые, которые он, - Севз ткнул в опешившего Промеата, - положил в кувшин для жребия!

- Как это? – поразился Эстипог. – Ведь мы их вынули!

- Вынули? – Севз захохотал. – Вы вынимали другие камни, которые были заранее подложены сообщниками этого лжеца… У кувшина три дна, - пояснил он. – На одном лежали только белые камни. Он подсовывал их своим любимцам – гиям, коттам и яптам. А когда тянули вы, под кувшин придвигали дно с черными камнями!

- Так нас обманули? – крикнул Эстипог. Ему откликнулся нарастающий ропот из зала. Воины и матери, перешагивая через блюдца и расстеленные для сидения шкуры, двинулись к помосту.

- Айя! Он положил мне черный камень! Я бы сейчас дома был! – завопил Пстал, поняв, наконец, хитрость с трехдонным кувшином.

- Ну, что скажешь ты, винящий меня в коварстве? – Севз шагнул к Промеату, нависая над ним своей огромной фигурой.

- Скажу, что ты подлее и коварнее, чем я думал. Люди! – Промеат повернулся к залу. – Судите сами: кто устроил стоянку возле дворца? Чьи шакалы обшарили тут все, собирая Хроановы обноски? Кто взял в жены атлантку, опытную в дворцовых хитростях? Я, что ли? Так кто же пронюхал тайну этого трехдонного горшка, чтобы обмануть племена?

Гнев на многих лицах сменился сомнениями.

- Нет, только послушайте его! – завопил Севз. – Выходит, я хитростью отправил домой гиев раньше, чем борейцев? А разве моя мать не борейского рода? И я обидел оолов, которые преданы мне, и Хамму – старшую из Матерей? А зачем мне все это?

- Чтобы разлучить меня с теми, кто мне верит.

- Лжешь! – загремел Севз. – Ты отправил рыжих и черных вперед, чтобы они разорили борейские и либийские стоянки. Воины! Матери! – Он потряс кулаками. – Пока мы тут слушаем этого предателя, наших братьев убивают, а жен уводят в плен!

Удар попал в цель. Взвились гневные крики, над головами замелькали ножи.

- Беда! Посдеон Оолу разоряет! – пронзительно закричал Пстал.

Но сила Приносящего свет была еще велика. Когда он поднял руку, голоса смолкли и оружие опустилось.

- Мать либов! – подошел он к Хамме. – Веришь ты, что Айд, спасший тебя у Джиера, способен на такое?

- Н-не знаю… - начала осторожная либийка, но тут же решительно тряхнула головой. – Нет! Не может этого быть!

- А ты, дочь Великой Кобылицы, веришь, что Гезд нарушила клятву, данную над огнем? – Гехра заколебалась. – И еще скажи: на кого похожа хитрость с кувшином, на меня или на Майю?

- А что! – Бореянка задумалась. – Змея могла это сделать. Может быть, она вас обоих обманула?

Севз чувствовал, что победа ускользает. Но в запасе был хороший удар. Нашарив взглядом желтое лицо Ипа, Громовержец чуть заметно кивнул. Либиец скользнул к выходу.

- Люди! – вновь все повернулись на голос Севза. – Вот он сказал: «Оолы напали на безоружных, убили их», - выдержав паузу, Севз выкинул руку вперед. – Смотрите!

От входа к возвышению шла вереница Севзовых шакалов. Отшвыривая ногами недоеденные куски, они по двое несли что-то тяжелое.

- Смотрите! – первая пара подошла к помосту и положила труп пожилого воина в оольской рубахе из рыбьей кожи.

- Айя! Окуня убили! – взвыл Пстал.

Пара за парой молча складывала у возвышения свою ношу. С каждым трупом в зале рос гул. Промеат пытался что-то сказать, но его никто не слушал. Лишь Севз мог переорать накаляющийся гнев:

- Смотрите! Смотрите, вожди и матери! Кто лжец и убийца?

- А-а!! – закричал Пстал, дичающими руками нашаривая дубину.

- Всех обманул! – подхватил Эстипог, дергая из ножен атлантский меч.

«Ну, скорее! – мысленно кричал им Севз. – Скорее же!»

- Нет, постойте! – Хамма схватила за плечо Пстала. Оол оттолкнул руку, и либийка чуть не упала. Но два десятка желтых воинов тут же кинулись из зала на помощь Матери. – Стойте! – вновь крикнула Хамма, заслоняя Промеата. – Пусть теперь он скажет.

- Пр-роклятая болтунья! – скрипнул зубами Севз, в ярости забыв, что Мать либов славится молчаливостью. Рев в зале смолк.

- Зачем ты их убил, Приносящий?

Промеат не опустил глаз под взглядом либийки:

- Когда они напали на гавань, меня там не было. Всего сотня ибров охраняла ее. Сейчас половина из них мертвы. И многие атланты. А Севз велел принести сюда только этих, напавших первыми…

- Неправда! Я видел: рогатые сами напали! – завопил пробравшийся к возвышению Ип.

- Не верьте Севзову шакалу! Он прислужник краснолицей Змеи! – кинулся к либийцу Ор.

Севз видел, что старательно налаженная западня захлопнулась лишь наполовину. Подавив застилающее глаза бешенство, он искал, какой удар еще нанести. Завтра отрезвевшие вожди увидят залитую кровью гавань, вспомнят, что флот готовит Инад. Тогда ни одна рука не поднимется на Промеата…

- Один одно говорит, другой – совсем другое. Как узнать, где правда? – развел руками Эстипог.

Слова пеласга шевельнули в мозгу Севза неясную мысль. Изловчившись, он ухватил ее за хвост.

- Слушайте! Эстипог хорошо сказал. Спросим атлантских духов – виновен ли Промеат или кем-то обманут.

- А как мы их спросим? – недоверчиво посмотрела на Севза Хамма.

- У узкоглазых есть обычай: человека привязывают к скале, над которой летают священные птицы. Если они не тронут его, значит, на нем нет вины. Сделаем так?

- Он опять обманывает, - сказал Промеат. – На этой скале не испытывают, а казнят. Коршуны убивают всех.

- Ну уж эта ложь совсем глупая! – возмутился Громовержец. – Все знают, что атланты казнили сами или заставляли медведей. – На этот раз никто не усомнился в его словах.

- Что же! – раздумывая, сказал вождь пеласгов. – Неплохой обычай. Мы, если проверяем кого-то, заставляем биться один на один с быком.

- А мы – посылаем на льва, - сказала Хамма.

- Значит, согласны? А ты, Пстал?

- Не ошиблись бы птицы! – проворчал вождь оолов. – Но если ты им доверяешь, пусть будет так.

- А ты согласна, Мать бореев? – спросил Севз.

Гехра долгим взглядом посмотрела а глаза мужу.

- Что ты невиновен, я верю! – медленно сказала она. – Значит, виновен либо Приносящий, либо Змея. Испытаем обоих. Или никого!

Севз колебался всего мгновение.

- Правильно! Я и сам засомневался: не помогла ли она ему с этим кувшином?

- Чурмат! – позвала Гехра. – Найди и приведи Змею.

Одолевая наплыв горького безразличия, Промеат еще раз попробовал бороться.

- Если Севз ищет справедливости, он должен быть на скале третьим.

Севз ждал этого.

- Но я не атлант! – возразил он. – По матери я бореец, и атлантские духи не могут судить меня. Разве не так, вожди?

- Ты не атлант, и не бореец, а подлый выродок! – сказал Промеат и отвернулся.

Матери и вожди молча ждали. Большинство гостей спешило выбраться из зала. Когда схватываются боги, простым охотника лучше быть подальше. Многие помнили, как под Джиером вызванные Громовержцем молнии валили своих и чужих…

Ор решил, что время пришло:

- Севз, ты не забыл, что я когда-то спас тебя?

- Человек не может спасти бога, - поправил Громовержец, - но верно, ты помог мне. Говори, чего хочешь за это?

- Отпусти Приносящего свет.

- Не могу! – Севз развел руками. – Матери решили, что его испытают духи. Как я нарушу их волю?

Тогда Ор выдернул нож и прыгнул на Севза. Отяжелевший от еды и некты, тот вряд ли успел бы отразить удар. Но более молодой, длиннорукий Пстал, медленный, когда приходилось думать, дубиной действовал мгновенно. Мелькнув в воздухе, она настигла гия и ударила по голове. Ор упал у ног Севза. Тот остановил Пстала, вновь поднявшего дубину:

- Вот теперь я верну долг! Заберите его, - кивнул он борейцам, - а завтра после полудня отпустите.

Двое молодых воинов подхватили гия под руки и поволокли из зала. Им пришлось посторониться – навстречу, окруженная борейцами, шла жрица из Умизана.

- Зачем ты прислал за мной стаю воинов? – спросила она. – Хватило бы и одного вестника.

- Помолчи, женщина! – Севз говорил торжественно. – Матери и вожди подозревают, что ты помогла вот этому своему соплеменнику подделать жребий. А сегодня поссорила оолов с ибрами. Вы оба будете испытаны птицами на священной скале.

- Ах вот оно что! – вскрикнула жрица. – Губя Промеата, ты решил заодно отделаться от меня! А если я расскажу вождям…

Но вожди устали от обвинений и разоблачений, томились своим решением и хотели одного: поскорее добраться до стоянок вокруг Атлы. Никто не слушал, о чем кричала атлантка, всегда глядевшая на них с высокомерным презрением.

- Акеан! – позвал Севз.

Но благородный отпрыск титанов, верный сообщник Майи и расторопный прислужник будущего властелина Востока не отозвался. Услышав, как Севз торгуется с Гехрой, он, пригибаясь за спинами, выбрался из зала, отвязал коня и давно уже скакал в густеющих сумерках к багровым от заката горам.

- Кто знает дорогу к Скале Коршунов?

- Я! – кинулся Ип. Душу его теплой волной обдало счастье – служить истинному Господину!

Погруженный в мысли Промеат открыл глаза – узнать, отчего стихли шаги. Майя, до этого яростно метавшаяся по тесному подземелью, замерла у стены. Лунный свет из узкого окошка упал на лицо жрицы, ее губы медленно раздвинулись в улыбке.

- Что это ты развеселилась? – Приносящий с любопытством глядел на Майю.

- Поняла! Теперь поняла, почему мы оказались тут вдвоем!

- Видно, боги решили пошутить.

- Ха, боги! – Майя тряхнула головой, отбрасывая спутанные волосы. – Богам нет дела до нашей возни. Просто Севз просил твоей головы, а Гехра взамен потребовала мою! Кругломордая бореянка научилась торговаться! Теперь Быку несдобровать!

- Я знал, что схватки не миновать, но не ждал от него такой обдуманной низости, - сказал знаток.

- Тут, конечно, я помогла. Обидно! – добавила жрица, помолчав. – Троих властных я кормила замыслами из рук, и ни один не стоил того! Все же я ошиблась в игре – выбрала не тот камень!

- Кого еще было выбирать? Не меня же!

- Только тебя! – ответила жрица серьезно.

- Я не играю в игры, замешанные на предательстве.

- Ты обвиняешь в предательстве меня? – Майя поджала губы. – Но что такое я? Ну, выдавала одним полководцам планы других. Кстати, это я подкинула тебе весть, что Тифон идет на Акор – надо было осадить Наследника. Ну, притворялась, лгала, распускала слухи. Но все это меркнет по сравнению с тем, что сделал ты. Если уж искать настоящего предателя, то страшнее тебя нет. Ты – честный, добрый, справедливый – отдал на растерзание врагам родину! И ты не только разрушил Срединную, но ухитрился убить ее душу! Я согласна, наши правители не стоили доброго слова. Но, уничтожив их, ты разрушил то, что мы растили двенадцать веков. Уже не для кого будет мастерам делать украшения, незачем знатокам искать тайны, певицам – выдумывать песни, художникам - расписывать храмы или отливать статуи. Дикие уплывут, пахари вернутся на поля, но их внуки сами станут дикарями…

- По-моему, это не я, а кто-то другой силился растоптать Срединную и притом с твоей помощью, - отрезал знаток.

- Без тебя он ничего бы не сделал, - возразила Майя. – Но и ты бы один не удержался. Не Севз, так другой оседлал бы твои победы.

Промеат промолчал. Он никогда не понимал прелести тонких политических ходов, а хитрые и коварные люди вызывали у него отвращение. И все же слова Майи больно задели его.

На боку одного из холмов западнее Атлы краснела отвесная, словно стесанная гигантским топором скала. Под ней была сооружена невысокая каменная ступенька, ажурная ограда отделяла место у скалы от широкой мощеной площадки, где в старые времена собирались столичные любители зрелищ.

Ранним утром к скале подъехали два десятка кудлатых всадников, окружавших привязанного к коню Промеата. Пленник был один, Майя на рассвете приняла яд, то самое зелье яптских знахарок, которым заговорщики отравили на Канале медведей охраны.

Борейцы развязали пленника и подвели к скале. Ип ремнями притянул запястья знатока к позеленевшим кольцам, вбитым в стену, и отступил, любуясь сделанным.

- Воины! – окликнул Промеат борейцев. – Убейте, не оставляйте коршунам.

- Не бойся, Приносящий, - ответил старший, - птицы не тронут тебя. Я верю, что ты невиновен.

- Слушай, воин, это место казни. Здешние птицы приучены убивать любого.

- Нет же! – убежденно сказал бореец. – Молниеносный все объяснил нам. В полдень мы вернемся и отвяжем тебя.

- Что же, прощайте, - грустно усмехнулся Промеат.

Борейцы торопливо сели на коней и заспешили прочь. Обернувшись, старший увидел, как над скалой закружились бесчисленные коршуны.

Неумело трясясь на лошади, Ип весело болтал. Борейцы ехали молча, сверкая глазами из-под спутанных волос – настоящие дикари! Неважные слущатели, но что поделаешь! Ип смаковал подробности, вспоминал прежние казни, на которых побывал с Агданом.

- И птицы убивали всех? – спросил заросший до глаз старший.

- А как же! – ухмыльнулся Ип. – Ведь тут казнили самых сильных врагов Подпирающего!

- Значит, ты знал, что будет казнь, а не испытание?

- Конечно! – либ глянул на кудлатого с превосходством. – А, думаешь, Молниеносный не знал? О-о! Вождю нельзя без хитрости…

- Знал и не сказал? – старший остановил коня и загородил путь Ипу.

- Я выполнял приказ! – завизжал тот.

- Приказ испытать или казнить?

Либиец побледнел, встретив яростный взгляд борейца, и тут один из воинов, подъехавших сзади, проткнул шакала мечом. Воин убрал меч и деловито взял за повод лошадь, оставшуюся без седока. Хоть немного облегчив душу, борейцы поскакали дальше.

В радости и в горе гии не стыдятся слез. Но сейчас Ор не мог плакать. Плачут по ушедшей к предкам матери, убитому врагами брату. Ведь жаль ушедших! Но когда сама Земля осиротела – какие тут слезы! Ор медленно брел к гавани, останавливаясь, когда боль в голове сменяла тупую лопату на отточенную кирку.

В гавани уже всё знали. Тейя рассказала Ору, что утром к укрепленным ибрами домам подскакал Чурмат, прокричал новость и добавил, что, если люди Приносящего не будут задираться и вредить Молниеносному, их не тронут. Ибры хотели убить борейца, но Инад остановил их. Приносящий свет не велел мстить.

Четыре дня гий пролежал среди атлантов, как и он, не добитых дубинами оолов.

Приходил Инад, склонялся над ранами – непривычно молчаливый, затянувший чувства тугой петлей суровости. Он теперь был вождем. Ор знал, как это трудно. Молодые ибры приносили пойманных у пристани рыбешек. Вечерами Тейя пела простые песенки – колыбельные, дорожные или про песчаный берег, на который выбегает прибой. Затягивались раны, возвращался вкус к жизни.

Сперва Ор вспоминал то, что уже никогда не вернется: сильные и добрые руки матери, неистовую смелость Чаза – Дырявые Щеки, пронзительный ум Феруса, Промеата, окруженного хохочущей толпой. Потом чаще стал думать об Илле и дочке, Куропатках, Паланте, блуждающем где-то в океане. Нет, жизнь не умерла с Промеатом и не стала бесцельной.

На пятый день после казни Севз созвал вождей. Все были угрюмы, не смотрели друг другу в глаза. Ободряя соратников, Севз сказал искусную речь. Нет, он не поносил Промеата, а воздал мертвому хвалу. Ведь тот уговорил племена отложить распри, подготовил бунт на Канале. Славные дела! Но бывает ведь, что в сильного, хорошего охотника – а то и вождя! – вселяется злой дух? Все знают – бывает! Так и с Промеатом: после добрых деяний злой дух овладел им и заставил кончать гнусную канаву, подделать жребии, стравить ибров с оолами.

Вздымая взор к небесам, Севз, как истинный вождь, успевал краем глаза оглядывать соратников. Не похоже чтобы речь сильно ободрила их. Хамма уставилась в пол, задумчиво поглаживая бедро. Эстипог что-то считал на пальцах – дни до возвращения кораблей? Пстал косился недоверчиво: зачем большая куча слов? Чтобы получше зарыть обман? Даже Гехра слушала своего мощного охотника без должного восхищения.

Покончив с оправданиями, Севз заговорил о будущем. Им всем надо держаться заодно! Вернувшись в свои земли, они создадут могучий союз, которому не будут страшны…

- Добраться бы до этих земель! – сказала Хамма, не подняв глаз. – Инад не захочет нас везти.

- Ха! Неужто мы не сумеем захватить корабли! А этих, на пристани, чтобы не предупредили, свяжем и уведем подальше.

- Я обещал ибрам, что их не тронут, - заросшее лицо Чурмата высунулось из-за плеча Гехры.

- Не тронут, если… - начал Севз.

- Вы не о том спорите! – прервала Хамма. – Пусть мы переплывем океан, а потом? Либам идти через землю коттов, а остальным – мимо яптов и гиев.

- Айя! Оолов всех убьют! – опять необычайно быстро сообразил Пстал. Слезы побежали по его покрытым белесыми волосами щекам. Гехра молча содрогнулась, представив горящее гневом лицо своей гийской сестры.

- Вы вожди или хворые дети? – вспылил Севз. – Если они поднимут копье, тем лучше! Мы одолеем их и возьмем власть над всеми землями!

- Люди на двадцать лет сыты войной, - пробормотал Эстипог.

- На дважды двадцать! – поправила Хамма.

- Но…

- Помолчи! – крикнула Мать либов. – Битвы кончились, а ты все лезешь и лезешь учить матерей! И почему здесь, на совете сидят Эстипог и Пстал, а нет матерей пеласгов и оолов? Винил Приносящего, а сам хочешь перенять главную атлантскую гнусность – мужскую власть? Не выйдет! – Хамма перевела дыхание после непривычно долгой речи.

- Хорошо сказала, сестра! – хлопнула в ладоши Гехра.

Севз молчал, не находя ответа на давно ожидаемый и все же пришедший неожиданно отпор матерей.

- Вы как знаете, - поднялась Хамма, - а я иду виниться. Надо будет – на нож лягу. На других либах нет крови Приносящего!

- Я тоже! – вскочил Эстипог. – Пустая раковина! – Он зло хватил себя по лбу. – Сравнил быка с коршунами!

- Струсили! – сказал Севз, когда полог упал за ушедшими. – Ничего, обойдемся без них.

Пстал не ответил. После двух неожиданных озарений он вновь стал тугодумом: морщась от усилий, ворочал в голове камни мыслей, раскладывал так и сяк. Потом вдруг вскочил и пошел к выходу.

- Тоже виниться пошел? – окликнул его Севз.

- Зачем болтаешь? Кто меня простит! – махнул рукой Пстал.

- Так куда же ты? – Севз шагнул следом.

- Не тронь! – бешено крикнул Пстал. – Один раз оол дурак, два раза оол дурак. Хватит! – и отшвырнул рукой занавес.

- Не горюй! – Гехра положила руку на плечо мужа. – Не дам тебя в обиду. Поеду думать с борейскими матерями, как уладить дело миром.

- Меня не зовешь даже! – возмутился Севз.

Со смертью Промеата и Майи что-то сломалось в нем самом, в воинах, в вождях племен.

Что же случилось? Ведь он – Бог, посланный истребить атлантскую скверну, вернуть людям честный закон, по которому сильные сильнее слабых. Разве не за это он бился с одержимым злым безумством Промеатом? Почему же и люди и боги отступились от него? Правда, он нарушил клятву – звать людей, но не толкать копьями… Но что значит клятва, данная Богом простому смертному!

Нет! Просто еще одно испытание. Надо ждать! Как в дни, когда он рыскал вокруг Тара, пытаясь пробраться к пленным вождям. Как в те семь лет, что провел в исхлестанной шкуре раба по кличке Бык. И теперь – выждать, когда Инад, взвыв от горя, кинется мстить, когда Гезд метнет копье в Гехру и Айд плюнет в лицо Хамме. Тогда он еще покажет им всем!

В середине дня над гаванью раздались тревожные крики ибров. Все, кто мог носить оружие, бросились к стене. Но тревога оказалась напрасной. Всего горсть либов и пеласгов приблизилась к воротам. Впереди хромала Хамма и выступал Эстипог. Инад вышел к ним, не пустив во двор. Молча, с отсутствующим видом выслушал несвязные оправдания и сожаления. Потом, смерив брезгливым взглядом, сказал, цедя слова:

- Ничего, если нога кривая, хуже, когда ум хромой. Ладно, если тело заплыло жиром, неладно – если душа. Нет у меня к вам ни доброты, ни доверия. Людей ваших жалко. Идите, скажите им: Приносящий свет не велел мстить. Скажите – все вернутся домой. Уходите быстрее. Смотреть на вас – глазам обида!

Они повернулись и пошли: либийка, хромая сильнее обычного, пеласг – втянув голову в плечи, как при холодном ветре.

Не успели вволю обсудить эту горькую, запоздалую победу, дозорные вновь заулюлюкали: явилась Гехра с борейскими старухами. Эти гнулись меньше, каялись скупей. Им и сказано было соответственно:

- Промеат завещал никого не бросать, значит, и вы уплывете.

- Но ради мира между племенами – слушайте и запомните, ни одного желтого острия борейцы не возьмут на корабли. Ни копья, ни топорика, ни щербатого ножа! Севз сколько раз орал – утопить бронзу. Вот и топите. Да поскорее!

Ор не уставал дивиться Инаду. Откуда у добряка лекаря, рассеянного и смешливого, взялась воля, упругая, как боевой лук? Может быть, часть души погибшего Учителя перешла в него – та, что была в ответе за всех людей?

События и на этом не кончились. Вдруг с одной из улиц раздались знакомые крики. Оолы! Похоже, все-таки не обойдется без схватки… Но высыпавшие на пристань дети Пстала вопили отнюдь не воинственно. Сам он решительно шагал впереди – сутулый, длиннорукий, в кожаной рубахе до колен. Сзади несколько матерей с громкими стонами били себя по щекам. Их жалобы подхватывала небольшая толпа воинов. Облепив стены, люди Инада следили за странным зрелищем.

Пстал протянул свою дубину одному из мужчин, сбросил рубаху. Громче застонали матери и воины. Вождь подошел к краю причала – и прыгнул в воду. Белесая голова вынырнула в десятке шагов от берега и стала быстро удаляться.

- Что за обряд? – Инад пожал плечами. – Думает отмыться от крови?

- Он решил умереть! – первой поняла Тейя. – И унести с собой вину сородичей.

- Но он и не знал, что Майя натравила их! – Инад подался вперед, словно собираясь вернуть пловца.

- Настоящий вождь не тот, который за всех решает, а который за все отвечает, - тихо сказала певица.

- Да, для оолов так лучше! – кивнул Инад, помолчав. – Пусть запомнят, что копье зла заострено с двух концов!

Голова Пстала уже еле заметной точкой мелькала среди невысоких волн. Вождь плыл на восток, словно прокладывая людям путь к родным жилищам. Вернувшись туда, они надолго сберегут легенду про копье о двух остриях и о древнем вожде, который ценой жизни спас племя. Вот только… не вышло бы по этой легенде, что вину многих можно свалить на одного.

Чем ближе подходил срок прихода кораблей, тем грустнее становилась Тейя. Она заявила Ору, что никуда не поплывет, а останется в Срединной ждать Паланта и Ирита. Он не мог переубедить ее и не мог не признать ее правоты. Однажды утром взгляд гия зацепился за башню на краю мола.

- Слушай, сестренка, - закричал он, - как мы раньше не подумали! Надо оставить им вести – там, куда они первым делом кинутся, приплыв.

- Листы сгорают или гниют, - покачала головой Тейя.

- Не на листах! На камне – очень большие знаки! Здесь, - он показал на башню, - нарисуем. Кто подплывет к Атле, сразу увидит.

Так всегда было у Ора: только ухватить самый край замысла, а потом выдумки налетают, как комары. Тейя хмурилась, боясь поверить в избавление.

- В Долину Древа поедем! – спешил Ор. – Выбьем знаки на стенах твоего дома и над гротом Феруса. У Инада стайку ибров попросим – они со скуки воют! Завтра же!

- Мой большой добрый брат! – певица прижалась лицом к плечу Ора. – Опять ты спасаешь меня. Ох, если бы ты знал, как я боялась остаться!

С утра в гавань повалили борейцы. Оглянувшись – видят ли люди Инада, воины с размаху швыряли в океан копья, топоры и даже женские украшения.

- А вот и род покойной Реи! – встрепенулся Инад. – Славно их вооружил этот бронзоненавистник! – В воду летели длинные мечи, панцири и шлемы воинов Италда. Ибры провожали обезоруженных свистом.

Башню в гавани Ор оставил напоследок – не будет страха опоздать к кораблям. Была и еще хорошая мысль – не брать Тейю. Но тут гийское упрямство наткнулось на еще более сильное – женское. Они выехали утром с тремя десятками ибров, радующихся случаю размяться. Далеко стороной объехали дворцовую площадь со зловещим шатром, украшенным молниями. Но стоянки либов и пеласгов нельзя было миновать.

Когда на дороге между ними показались рогатые конники, с обеих сторон бросились толпы людей.

- Пробиваемся вперед или к своим? – спросил старший у Ора.

- Они без оружия! – первой заметила Тейя.

Впереди бежал почти голый либиец. Его широкую грудь вперемешку пятнали следы львиных и волчьих зубов.

- Люди Светящегося!.. Скажите… - воин задыхался от бега. – Правда, что он… не велел мстить?

- Разве Хамма не передала вам? – удивился Ор.

- Сказала! – воин перевел дух. – Только как поверить? Неужто можно отказаться от мести?

- Ты бы не смог, - сказал Ор, - и я тоже. А он перед самой гибелью повторил: «Ни одной матери, ни одного воина не оставить!»

«Не велел!» «Не бросят!» - зашелестело по растущей толпе. А с другой стороны уже набегали пеласги.

«Эх, воины! Кого не уберегли!» «Эй, люди! Меня слушайте: не умер Приносящий свет! Обиделся, что не поверили ему, - ушел». «Обещал – скоро опять приду!» «А про Севза брат Светящегося сказал: у злого копья два острия – вторым себе в брюхо!»

А Севз, сидя в шатре, слушал сбивчивые донесения шакалов и бормотал бессильные проклятия.

Знаки - и на доме Тейи и над гротом – вышли яркие, хорошо видные издалека. И у поворота от Долины к Атле оставили весть на высокой стене храма.

Вернувшись в Атлу, они не нашли больших перемен. Только еще чаще взгляды истомившихся людей обшаривали океан.

А корабли первым увидел Ор. Вися на аркане у самого верха башни, он дорисовывал последнюю фигурку в послании Паланту: веселую и храбрую птичку, Праматерь своего рода. И вдруг, ненароком обернувшись, увидел у горизонта желтые пятнышки парусов. Он заорал так истошно, что ибры, дремавшие наверху, у конца аркана, решили, что порвался ремень. А узнав, в чем дело, кинулись с башни, оставив Ора висеть на стене.

Хохоча, как котт, и ругаясь, как бореец, он кое-как вылез на верхнюю площадку. Внизу гавань уже ревела от восторга, протягивая руки навстречу еще не видным снизу кораблям.

Этот день, весь следующий и утро третьего остались в памяти, как какой-то вихрь криков и беготни, улыбок и слез, и бесконечных радостных воплей, от которых звенело в сердце и в ушах. Из сумятицы, как камни из пенных водоворотов Стикса, высовывались отдельные мгновения – самые радостные, самые горькие, а то и просто случайно запомнившиеся: скрип первого корабля, обдирающего борт о камни пристани. Угловатое, на глазах чернеющее от страшной вести лицо Зогда. Блестящие спины либов, таскающих на корабли мешки с едой.

Еще Ор запомнил вереницы людей – род за родом, медленно, дрожа от нетерпения, придвигающиеся к сходням, длинноголового пожилого оола с атлантской девчушкой на руках, черную собаку с белым пятном на лбу. Она радостно бежала впереди кучки пеласгов, заботливо оглядываясь на новых хозяев.

А потом – Севз с Гехрой подъехали к краю пристани и спешились у сходней. Коней тут же забили и разрезали на дымящиеся куски. Гехра первой поднялась на палубу, а шедшему сзади Севзу ибр преградил путь. «Меч!» - сказал он. Громовержец, багровея, положил руку на копье ибра, и оно треснуло в страшном кулаке. Но ибры уже набегали, жарко молясь, чтобы убийца заартачился. Гехра обернулась.

- Брось! – сказала она. – Ну!

Севз отстегнул меч, уронил в воду и, сгибаясь под тяжестью собственных плеч, взошел на корабль. Следом, затравленно озираясь, скользнуло несколько шакалов.

И вот – одинокая фигура Инада на пустой пристани. Он обвел ее взглядом из конца в конец, поднял глаза на пустые улицы, уходящие к городу, на холмы, горбящиеся на западе, и повернулся спиной к Атлантиде. Он выполнил последнюю волю Приносящего свет – никого не оставил!

Корабли выбирались из горла гавани. Люди бросали взгляды на Срединную, чтобы потом два десятка дней до слез в глазах смотреть на восток.

- Развязались с этой акулой! – сказал дородный Эстипог тощей, но величавой старухе, кивая на Атлантиду. – Теперь можно с Посдеоном кое-какие счеты свести: за те три ладьи и…

- Я тебе сведу! – Мать показала вождю костистый кулак. – Пятьдесят лет детей рожать надо, а не счеты сводить!

- Титанов нет, а небу хоть бы что! – Зогд отвернулся от Срединной и, волоча ноги, пошел вниз. Впервые выдалось время погоревать.

- Что приуныл! – Гехра игриво ткнула в бок мужа. – Домой приедем – самый большой табун тебе доверю. Лучше всякого войска!

- Сперва еще придется Айда и Гезд повидать! – огрызнулся Севз, и, отвернувшись от враз поскучневшей Гехры, смерил взглядом Срединную.

- Может быть, что и не вышло, - пробормотал он, - но титанов я сокрушил! Этого у меня никто не отнимет.

Мельком взглянув на землю своего десятилетнего рабства, Хамма достала припасенную ткацкую раму и кликнула нескольких мужчин потолковее:

- Вот тут сядьте! – сказала она строго. – Буду учить вас хорошую ткань делать.

- Смотри! – показал Ор Тейе на медленно окунающуюся в волны башню. – Даже отсюда прочесть можно!

На темных камнях видны были красные знаки. Нарисованные величиной в два человеческих роста, они отсюда были маленькими, как на полосках голубиных вестей. Но вполне отчетливыми. Только хвост у птицы остался чуть-чуть недорисованным.

«ЗНАТОК И МОРЕХОД! – прочитала Тейя медленно, как заклинание. – НАЙДИТЕ ПЕВИЦУ У ДЕТЕЙ КУРОПАТКИ!»