К городу мы подходили поздним утром второго дня. Уже в виду стен я с двумя сотнями конного сопровождения, поровну состоящего из имперцев и наёмников, отделился от основной массы войска и, красиво восседая под гордо реющим знаменем, въезжал в настежь распахнутые городские ворота под оглушительные крики радости и ликования высыпавших на улицы и стены горожан. Мы ехали осыпаемые разноцветными лентами и цветами, у мужчин горели глаза, женщины многообещающе улыбались, детишки же просто бегали и прыгали, размахивая руками и так и норовя попасть под тяжёлые копыта боевых коней.

  В груди тоже всё ликовало и клокотало, сердце казалось резиновым мячиком, брошенным с огромной силой в узком коридоре и отскакивающим от стенок грудной клетки.

  Справа возвышался в седле прямой, твёрдый как скала и такой же невозмутимый Вильдрамм, слева гарцевал, махал рукой и улыбался словно кот - щёголь Ордис.

  Да, мы могли бы прибыть и днём ранее, кабы не скорбный обоз в составе нашего воинства: погибшие и раненные. Павших мы не могли оставить в чужой земле, павшие заслужили своё право на пышные похороны и неувядающую славу, а тяжелораненые могли бы и не вынести дорожной спешки и хвала нашим лекарям за то, что знали своё дело очень хорошо!

  Также на полпути мы разминулись с хмурыми ополченцами, шедшими на расчистку завоёванных территорий.

  Вскоре главная улица перед нами расступилась, пропуская на широкую каменную площадь, огороженную высокими строгими зданиями, украшенную замолчавшими в холодные месяцы фонтанами и монументальными статуями древних властителей и героев. Площадь была под завязку забита ликующими радующимися и поющими горожанами и жителями окрестностей.

  Мы подъехали к широкой лестнице из серого камня, вёдшей к распахнутым высоким створкам вытянутого ввысь и целившегося в низкое небо длинными тонкими башенками и многочисленными шпилями потемневшего от времени дома - почти дворца. Изначально это была резиденция местных Наместников, которых в своё время сменил Высокий Совет, состоящий из представителей наиболее богатых и влиятельных семей. Но на время введения военного положения дом этот был отдан Телеремнару для созыва собраний, разбора дел, проведения различных мероприятий, то есть, князь сделался почти единоличным правителем, что горожанам, как я успел понять, даже импонировало.

   Как только из распахнутых врат этого монументального здания показались князь об руку с высокой сиятельной дамой, обряженной в закрытое и от того подчёркивающее все достоинства стройной фигуры платье цвета глубокого летнего предзакатного неба, набившийся народ возликовал с утроенной силой, подбрасывая в воздух головные уборы и то, что не жалко потерять. А мы - три командира во главе конного эскорта в ту же секунду поспрыгивали со своих скакунов и почтенно преклонили колена.

   - Встаньте. - С улыбкой проговорил Телеремнар, помовая нам рукой. - И подойдите, герои.

  Князь был бледен, лицо осунулось, глаза впали и, видно было, что правую руку, согнутую в локте, он не от великого желания плотно прижимает к боку.

  Мы повиновались, взойдя по широким ступеням на площадку пред вратами, и вновь поклонились, распределяя поклон между князем и его русоволосой спутницей.

   - Я приветствую вас, доблестные воины и блюстители спокойствия Империи. - Торжественно произнёс Телеремнар, каждому заглядывая в глаза и обнимая за плечи.

   - Вы словом и делом доказали свою храбрость и преданность Алденнору и Его Императорскому Величеству Арминестуру Солнцеликому! И ждёт вас награда по делам вашим!

  Народ уже даже не ликовал, а бесновался от неконтролируемой радости и всепоглощающего счастья, а меня почему-то насторожило то, с какой частотой и важностью князь поминает Империю и Императора. Но величие и радость момента как-то сразу затёрли все углы подозрительности и мы лишь в очередной раз поклонились, соглашаясь с тем, что мы герои и заслуживаем награды.

  Усталость и схлынувшее напряжение давали о себе знать, уж и не знаю, как сам Телеремнар держался, хотя видно было, что стоит это ему огромных усилий. Глаза князя то горели лихорадочным блеском, то на какое-то мгновение поддёргивались туманной плёнкой, будто теряли фокус, изрезанный глубокими морщинами бледный его лоб покрылся испариной, а руки едва заметно подрагивали.

  Стало ясно, что князь толком не оправился от раны, и что сама рана не была такой уж пустяковой, как пытался нам внушить Деетерис. Но надо было отдать должное стойкости и силе духа князя - держался он молодцом и издали никто и не заметил, насколько ему трудно вот так стоять и улыбаться.

   - Позвольте вам представить мою супругу. - С той же улыбкой продолжал меж тем Телеремнар. - Её светлость Элсиленна - княгиня Харлиндона, Северных Предгорий, Анорсилена и прочих земель к северо-западу от Пресветлого Эре вплоть до Подпорного Хребта.

  И мы вновь поклонились, на этот раз стараясь сделать это как можно изысканней. Хотя откуда этой самой изысканности у меня взяться, как и у рубаки Вильдрамма? А вот Ордис показал всю свою галантность, выделывая кренделя ногами и куртуазные пассы руками, не преминув припасть к изящной ручке и разродиться комплиментом, что-то там про поблекнувшие звёзды и согревающее сердце сияние.

  Княгиня легко и искренне рассмеялась, словно серебряный колокольчик прозвенел.

   - Вы как всегда галантны, милый Ордис. - Произнесла она, открыто улыбаясь.

   - Я как всегда - ваш покорный слуга. - Не растерялся наёмник, замирая в поклоне.

  Княгиня хоть и была уже в летах, что выдавали старательно замаскированные морщинки вокруг глаз и глубокие складки в уголках губ, но выглядела чрезвычайно привлекательно и статно, как и положено высокородной леди. Да и возраст угадать, во всяком случае, мне, чрезвычайно сложно, так как люди благородных кровей в Эрвиале слыли долгожителями, для которых и сто пятьдесят - двести лет не предел.

   - Дорогая, - не прекращал улыбаться Телеремнар, - позвольте вам представить доблестного и верного воина Империи: командующего кавалерией восьмого Большого имперского полка - сэра Вильдрамма эр-Илитара.

  Смущённый ветеран неловко склонил голову, пробубнив под нос, как он рад, польщён и вообще.

   - А также, - продолжал князь, - нашего главное героя этой баталии. Человека, чьё появление было предсказано и в то же время явилось полной неожиданностью. Признаюсь, что даже моё врождённое недоверие всякого рода предсказаниям и предсказателям, коих в подавляющей массе своей я всё равно считаю шарлатанами, основательно пошатнулось.

  Его светлость изящно встал вполоборота, поводя в мою сторону рукой ладонью вверх, представляя меня её светлости:

   - Сэр Дэнилидиса: храбрый, преисполненный доблести воин, гениальный полководец, Погибель Бордвика Рыжего и Андотимэль - эльфийской колдуньи. Это он осушил Источник Дикой Силы, коий являлся смертельной угрозой целостности и самому существованию Пресветлой Империи Алденнор.

  Во время произнесения хвалебной речи в мой адрес княгиня не сводила с меня восхищенного взгляда, что, признаться, одновременно и воодушевляло и откровенно смущало. Вот так мы можем, преодолев страх, броситься в ощеренную пасть дракона, но не можем найти трёх умных мыслей и пары связных слов под таким вот женским взглядом. Спасало то, что я был воспитан ещё тем циничным и прожженным обществом, в котором женщины сами свергли себя с того постамента, на который мы, мужчины, их возвели. Так что, не смотря на секундный мысленный сумбур, я не отвёл взгляда от выражавших восхищение, подведённых для пущей выразительности, прекрасных глаз, и лишь коротко кивнул, мол, да - это всё я.

   - Я несказанно рада нашему знакомству, сэр Дэнилидиса. - Проникновенно произнесла княгиня, выставляя вперёд свою ручку. - О вас уже столько слухов ходит и столько небылиц.

  Секунду пораскинув мозгами, я понял, что руку мне суют не просто так и что надо что-то эдакое ответить.

   - И что же это за слухи, миледи? - Как можно более галантно вопросил я, в кривом полупоклоне пытаясь одновременно притронуться раскрытой ладонью к тоненьким пальчикам, коснуться их же губами и ещё что-то в это время говорить. Однако у меня это получилось, пусть и не так органично и галантно, как у Ордиса, но и в грязь лицом не ударил.

   - О, сэр Илидис! Я же могу вас так величать? - Невинно осведомилась княгиня. Впрочем, ответа она и не ждала, так как тут же заворковала. - Толкуют разное. Порой захватывает дух от пересказов, что звучат из уст благородных мужей и взволнованно бьётся сердце от виршей бродячих и придворных песнопевцев.

   - Даже так? - Искренне удивился я, ибо, в самом деле, не мог себе даже и помыслить о подобной популярности.

   - Что вы! - Весело воскликнула Элсиленна. - Если вы позволите, я даже исполню несколько строф!

  Я еле успел вымолвить: "Да, конечно...", так как и данная просьба, тоже не нуждалась ни в ответе, ни в одобрении. Княгиня на мгновение замерла, вздёрнув свою аккуратную головку так, что блеснула мелкими искорками золотая сеточка в её волосах, бросила на нас отстранённый взгляд и, не обращая внимания на гул толпы, запела:

  Там было ещё много куплетов, не хочу приводить их все, боясь переврать или что-то забыть. Голос княгини был преисполнен силы и чарующей красоты, да и сама она всё больше входила в некое подобие транса: приподняла голову, прикрыла глаза, на щеках проступил лёгкий румянец, и вся сама она словно озарялась внутренним светом.

  Толпа на площади постепенно поутихла, очаровываясь магией голоса её светлости. И, вроде где-то в подкорке мозжечка, я понимал, что физически это невозможно, чтобы голос человека не усиленный специальной звукотехникой, мог быть не просто слышим в самом дальнем уголке городской площади радиусом метров в пятьсот, но и может быть различимо каждое слово в исполняющейся песне... Но, я буквально кожей ощущал, как вибрирует воздух от слетающих с губ этой преисполненной величия женщины слов, как разевают рты горожане, толпящиеся на окружённой монументальными тяжёлыми каменными зданиями площади. То ли, в самом деле, магия, то ли акустика здесь такая.

  Ох, ну вкратце, если пересказать песню, то там я предстал, как олицетворение незапятнанной справедливости, противопоставляясь воплощению зла и порока - Бордвику. Вышние силы вняли стенаниям невинно мучимых и послали меня. Я встал на пути у злодея, который был на пике своего триумфа и убил его голыми руками, не обагряя землю его проклятой кровью. И всё стало хорошо, всем в Элморе счастье.

  Когда последние отзвуки затихли где-то в поднебесье и ошалелые слушатели выдохнули, словно один большой организм, княгиня открыла свои подернутые паволокой глаза. Бисеринки пота блестели на её лбу и над верхней губой.

   - Вам понравилось? - Со слабой улыбкой спросила она.

   - Безмерно, ваша светлость! - Искренне заверил я, хватаясь за сердце. - Я поражён и не нахожу слов!

   - Мне удалось поразить героя! - Смеясь, произнесла княгиня и облокотилась на услужливо подставленный локоть своего мужа. - Скажите честно, насколько правдива эта песня одного талантливого песнопевца?

   - Если честно, - ответил я, открыто глядя в смеющиеся глаза, - то мой образ несправедливо приукрашен. И особой моей заслуги в смерти Бордвика нет, хоть я и активно этому посодействовал. Да вы, скорее всего, и сами знаете, ваша светлость, что в миг своей гибели Бордвик уже лишился всего своего войска и был гоним словно дикий зверь доблестными отрядами имперских воинов и вольных охотников.

   - Никому и никогда больше не говорите этой правды! - Полушутя, полусерьёзно ответила княгиня с упрёком. - Этим вы оскорбите собеседника и труд поэтов и песнопевцев.

  Смущённый таким ответом, я лишь пробормотал:

   - А, ну... Тогда да, конечно...

  Видя, моё неловкое положение, Элсиленна вновь рассмеялась - искренне и открыто.

   - Вас красит ваша скромность и честность. - Произнесла она, не переставая улыбаться. - Однако мы слегка задержались на пороге, прошу вас, господа, простить великодушно за эту заминку.

   - Да-да. - Подхватил молчавший до этого Телеремнар. - Прошу вас, господа, проследуйте за нами.

  И высокородные супруги под восторженные крики проснувшейся толпы рука об руку чинно прошествовали через зев раскрытых врат мимо раскланивающегося распорядителя и стоящих на страже невозмутимых гвардейцев с каменными мордами.

  Наша троица поспешила за благородными хозяевами, громыхая тяжёлыми сапожищами и скрипя элементами доспехов.

  Уж насколько я ни был измотан и, казалось, что уже и удивляться устал, однако то, что предстало пред нами сразу, как только мы переступили порог и прошли полутёмный короткий коридор, удивило и поразило, заставив рты разинуться, а глаза слегка округлиться. В общем - три деревенских дурачка в первый раз на городской ярмарке.

  Да и было от чего таковыми себя ощущать. Мы - пропахшие смертью и сталью, а также болотом и эльфийской землёй, пропитанные собственным и лошадиным потом, оказались средь сверкающего великолепия.

  Большой зал с двумя рядами изящных колонн и с высоким стрельчатым сводом был украшен с помпезной пышностью: свисали многочисленные яркие знамёна, немигающий свет, ослепляя, изливался из многочисленных светильников, стены были закрыты красочными гобеленами с изображением, батальных сцен, королей, Императоров и святых.

  Впереди в шагах ста-ста двадцати - напротив входа практически на всю умопомрачительную высоту стены сумасшедшим разноцветьем горел витраж. Множество разукрашенных стёклышек складывались в высокую фигуру с нимбом вокруг головы, в синих одеяниях, с поднятым остриём вверх мечом и всё это на сочно-красном фоне. Как-то, как только я появился в Приреченске, я мимоходом услышал, что небесным покровителем города является святой Клемент. Наверное, это всё же было его изображение.

  Под витражом возле помоста, на котором возвышался чёрный трон, находилась группа богато одетых людей сверкавших начищенными доспехами. Из-за немалых размеров и относительной пустынности помещения не сразу и дошло, что группа насчитывала, как минимум человек двадцать-двадцать пять.

  Только мы двинулись вслед за княжеской четой, как откуда-то сбоку, загораживая нам дорогу, выкатился сухой седовласый вельможа в бордовом камзоле и с золотой массивной цепью на груди.

   - Господа. - Мягко, но требовательно обратился он к нам. - Прошу вас обождать, пока их светлости достигнут помоста, а после соблюдать следующую очередность: сэр Дэнилидиса идёт первым, вы, милорды - в трёх шагах за ним. У самого помоста вам следует остановиться в таком же порядке.

  Наскоро, таким образом, нас проинструктировав, вельможа тут же отступил обратно в тень колоннады, словно растворившись в воздухе.

  Дождавшись, когда высокородные супруги наконец-то подошли к помосту и заняли свои места в блестящей сталью группе, я глубоко вздохнул и двинулся вперёд.

  Я вдруг понял, насколько сильно взволнован: негнущиеся ноги гулко бухали по красному полотну ковровой дорожки, в горле моментально пересохло и сглотнуть шершавый ком никак не получалось, а сердце било прямо в виски.

  Огромный витраж был заложен в западной стене и, перевалившее полуденную черту, солнце вдруг окрасило всё вокруг в багрово-кровавые тона, пробившись своими первыми лучиками сквозь фон, на котором был изображён святой.

  Зрелище было впечатляющее и слегка нереальное, создавалось полное ощущение, что я пробиваюсь сквозь взвешенную в воздухе кровь...

  Шаг. Ещё шаг. Ещё. Ещё. Кровь стучит в ушах, кровь разлита в воздухе и покрытые прозрачной кровавой пеленой лица всё ближе. Вот я уже вижу, что в выстроившейся цепочкой группе кроме князя с супругой ещё двое бездоспешных. Вот я уже различаю их равнодушные холодные взгляды, породистые выбритые подбородки и прямые носы.

  Сзади также тяжёло чеканят шаги Ордис и Вильдрамм.

  Скрипят кожаные ремешки доспехов.... Тихо скрежещет сталь шлема о сталь налокотника.... Слегка хлопают по бедру ножны, хоть я и вцепился ладонью в набалдашник рукояти.... Предательская капелька пота скатилась по правому виску....

  Один шаг, ещё один. Вот и помост. Вот и блистательные господа с породистыми подбородками.

  Я остановился и тут же за спиной стихли шаги соратников.

  Собирая мысли в кучу, я отвесил деревянный поклон и уставился в лицо того, кто находился строго по центру - как раз перед возвышавшимся за спиной троном.

   - Сэр Дэнилидиса. - Бесцветным, наполненным сталью голосом обратился ко мне тот самый "центровой". - Я - советник Его Императорского Величества, эрцграф Луциний Требон. Исполняю обязанности главы имперской комиции геральдики и титулонаследования.

  Выдержав секундную паузу, он тем же безразлично-холодным голосом продолжил:

   - Его Императорское Величество Арминестур Солнцеликий снизошёл до меня своей милостью и доверием облачить вас дворянским званием с присвоением герба, символики и вручением подтверждающих бумаг.

  На этих словах он слегка повернул голову в сторону ещё одного бездоспешного вельможи, и только тут я заметил, что тот, к кому обратился эрцграф, держит в руках солидных размеров и окованный по углам ларь из тёмного дерева. Вельможа с поклоном приблизился, открывая крышку, а Луциний тем временем молча повернул голову в другую сторону и, повинуясь сигналу, ближайший рыцарь протянул ему обнажённый меч с узким клинком и богато инкрустированной рукояткой.

  Эрцграф принял меч и, вновь глядя на меня, произнёс:

   - Сэр Дэнилидиса! Преклоните колена!

  Я медленно опустился на одно колено и так же медленно склонил голову.

   - Сэр Дэнилидиса! - Пророкотало надо мной. - Сим подтверждаю истинность намерений Его Императорского Величества и нарекаю вас его милостью бароном Роменагорна, Уртвайля, Харнкаласса, прибрежных земель и земель вдоль средины и устья Айроны по обоим берегам.

  По плечам и темени легонько стукнула сталь клинка, а я отстранённо изучал положение ворсинок и узор на ковровой дорожке.

   - Встаньте, ваша милость, барон Дэнилидиса! - Вывел меня из транса торжественный рокот эрцграфа.

   Я так же медленно, как и опускался, вздел себя на задние конечности, вглядываясь сквозь кровавую пелену в ничего не выражавшие глаза царедворца. Как же ему, наверно, было скучно участвовать в этой церемонии и неуютно вдалеке от столицы Империи.

   - Владейте пожалованными землями разумно и рачительно. - Принялся поучать эрцграф. - Радейте о подданных, как о своих детях, заступайтесь за немощных и неправедно гонимых, творите суд справедливо и именем Его Императорского Величества....

  Он говорил что-то ещё, расписывая мою ответственность и мои обязанности, а у меня всё это сливалось в монотонное бубнение и перед глазами плавали багровые круги разной степени насыщенности.

   - ...также примите герб и его блазон, - не унимался Луциний Требон, доставая из массивного ларя несколько свитков, - и заверение Его Императорского Величества ваших нынешних статуса и положения. Должен посвятить вас, ваша милость, в то, что ваш герб, как и остальные гербы дворянских семей, разрабатывался и воплощался с участием Мастеров Видения, которые зрят суть вещей.

  Я с коротким поклоном принял протянутые мне бумаги и, не удержавшись, тут же развернул один из свитков, тот, что с рисунком моего собственного герба.

  Красив, конечно, красив, как могло быть иначе? Сердце учащённо забилось: собственный герб, это как первый спортивный суперкар, если выражаться в материально-приземлённой манере. Поле щита напоминало немецкий манер, сам герб был разделен на две части: верхнюю - красную и нижнюю - голубую. Ах, простите гербоведы, конечно же, на червленую и лазурь. В верхней части был изображён, насколько я понял по опиранию животного на три лапы, белый леопард, сжимавший в вытянутой лапе меч. В нижней части, символично завернутый в повязку, обозначающую взятие и разрушение вражеских преград, был помещён....

  О, нет! Неужели?! Я усиленно проморгался, чтобы удостовериться в правдивости увиденного и даже приблизил свиток вплотную к глазам. Сомнений быть не могло, и я от души расхохотался.

   - Что такое, ваша милость? - Во взгляде эрцграфа впервые появилось какое-то выражение.

   - Да нет, ничего... - Я уже взял себя в руки и утирал выступившие слёзы. - Прошу меня простить, ваша светлость. Просто....

  Я развернул к нему свиток лицевой стороной.

   - Те, кто составлял мой герб - истинные Мастера. Отдельное им спасибо за подсолнух. Я, в самом деле, очень признателен.

  Не зная того, ребята почти угадали мою фамилию.