Иллюстрация Виктора БАЗАНОВА

— И почему это — если красивая, то обязательно дура, а если умная, непременно уродина?! — сокрушался как-то Клим, одноклассник мой. Еще в пятом классе.

Я так и не удосужилась выяснить у него, почему сей риторический вопрос он решил задать именно мне. Ну да, да, можно говорить об исключениях из этого общего правила… Но в том-то и дело, что об исключениях. Редких исключениях. Уникумах. А исключений, как известно, на всех не хватает.

Детский максимализм, что тут скажешь.

Нет, я, конечно, не из тех, кто сразу всё воспринимает на свой счет, но… Врезать ему все-таки надо было. За неделикатность. А не растерянно пожимать плечами. Ведь если это было сказано в отношении меня, то, как ни крути — оскорбление. Или моей внешности, или ума. А еще отличник! Этот Клим. В том числе и по поведению… Был. Пока со мной не встретился… Ну, не важно. Собственно, что касается моей внешности, то тут все в порядке. Все на месте (как говорит наш физкультурник) и вовремя (как добавляет биологичка). А как с умом? Не скажу, хоть это и не слишком самокритично, что и здесь наблюдаются особые проблемы. Во всяком случае, всевозможные там физики-математики-астрономы никогда на него — на ум мой, значит, — не жаловались.

Ну и? Что ж это получается, что я — исключение? Уникум? Мне нравится, как это звучит. Я не против. Но… Остается еще поведение. Будь оно неладно.

Кто бы знал, что именно оно и приведет меня в Трас-Академию?! Эту межгалактическую кузницу бесстрашных космических агентов, настоящих экспертов Вселенной. Трасеров.

* * *

А как было-то?

Да очень просто все было. Школьный выпускной был. Потом — круиз по Галактике. Ну, там — пролет по всем достопримечательностям нашей звездной системы, двухдневные заходы в некоторые теплые местечки… На курортные планетки, в смысле. В Балдже побывали, посмотрев там на галактический центр. С очень далекого расстояния, конечно, посмотрев. Полюбовались вблизи на аккреционные диски вокруг белых карликов и нейтронных звезд в тесных двойных системах… Протопланетные диски всякие, горячие планеты-гиганты (которые почти трутся о свои звезды), туманности-скопления…

И притормозил, короче, наш круизный косморобус наконец у Капкана. Ну, в смысле, вынырнул из подпространства часах в двух световых от него, дрейфуя по пролетной траектории со скоростью четыре сотых «цэ». Понятно, что этот Капкан нам оставили на закуску. Уж достопримечательность так достопримечательность… Почти полностью железная планетка величиной с Земнию висит в межзвездной бездне, будто бы сама по себе, и освещается время от времени неизвестно чем. Это — только видимость, разумеется. Для человеческого глаза. На самом же деле эта планетка «просто» попала прямехонько в самый центр тяжести между двумя черными дырами почти одинаковой массы и намертво зажата в этой гравитационной ловушке. Точно в капкане. Почему, собственно, сей Капкан и существует еще… В системе этих двух монстров, где уже давно нет, кроме них самих, вообще ничего. Иначе — сдвинься он хоть на чуть-чуть со своей ловушки — его бы моментально поглотила одна из дыр.

Собственно, Капкану все равно не жить: кружась одна вокруг другой, черные дыры постепенно, очень медленно — за счет излучения гравитационных волн — сближаются. И когда-то в далеком будущем они сольются, породив такой всплеск гравитационного излучения, что его без особого напряга можно будет наблюдать и с другого края Вселенной. Если там будет кому наблюдать… Но когда это еще произойдет?!

Пока же — местная галактическая достопримечательность. Отражающая иногда свет далеких звезд Млечного Пути, который многократно усиливается и фокусируется на планетке близкими черными дырами. Которые, понятно, сами не видны. Они только, словно огромные линзы, преломляют свет в своих чудовищных гравитационных полях и освещают им Капкан. Эффект гравитационного линзирования, однако.

Любуясь этим на громадном экране смотровой палубы косморобуса, показывающем то, что видят большие корабельные телескопы, я тогда еще не знала, как это выглядит вблизи!.. С поверхности Капкана. Уж как, по словам гида, несчастная планетка там зависла, меж двух космических монстров, и что это вообще за небесное тело — можно было только гадать. Общепринятой оставалась версия, что это — ядро бывшего газового гиганта. Ну, кружили когда-то в тесной паре яркие большие звезды. И болталась вокруг одной из них, а может, сразу вокруг обеих, гигантская газовая планета: десятки тысяч километров слоев водорода и гелия да небольшое железное ядро в центре. Звезды-то — массивные, яркие, бурно эволюционирующие — быстро израсходовали свое звездное горючее да повзрывались сверхновыми, оставив вместо себя черные дыры. Водород с гелием (как и остальные летучие и легкогорящие элементы) этих катаклизмов не пережили. Испарились, рассеялись по Вселенной, были поглощены черными дырами… а вот железное ядро планеты осталось! Испеклось, потрескалось, но уцелело в этой жаровне и каким-то чудом оказалось в центре масс системы. И было впоследствии названо людьми — Капкан.

Который прикидывается центром, заставляющим вращаться вокруг себя такие тела!

Малявка-первоклашка, которого за руки растягивают громилы-старшеклассники, а он, бедняга, воображает, будто это он их притягивает…

Да… В общем, эта версия образования Капкана — и по моему мнению тоже, пожалуй, — самая непротиворечивая и логичная. Слышала я и другие версии. Не хочу повторять.

Ну, а когда на этом дистрофике-Капкане, максимально увеличенном корабельным телескопом, мелькнула какая-то блестка, гид флегматично прокомментировал:

— Вымпел древней, давно исчезнувшей расы. Предположительно, бородавочной расы Жо — ну вот так она называется! Зонд года три назад успел передать. Перед тем как в дыру ссыпался. Опять же как он, вымпел-то этот, там оказался и когда… Никто не знает. Экспедицию за ним туда организовывать не собираются. Никто не раненый. В голову…

— Да-а… — протянул кто-то из толпы выпускников, — представляю, сколько этот артефакт тут стоил бы!..

Все им — деньги, деньги!.. Ох уж эта современная молодежь! А Клим, этот гад, возьми да и ляпни мне, заговорщицки так, вполголоса, чтоб никто не слышал:

— А что, Касс, сгонять за ним — слабо?

Типа пошутил. Отвернулся и забыл. И главное, знал поганец, на какую мозоль наступать! Впрочем, дело-то, конечно, не в нем. Тоже мне — подстрекатель! Мы и без него до этого допёрли бы. И очень быстро.

Эх, видели бы вы мою комнату дома, на Земние! Вдоль всех стен и до самого потолка — широкие полки. Кое-где они и с потолка свисают. И все сплошь уставлены вымпелами! Всех рас и народов! Ну, не вообще всех, конечно, — каких я только смогла достать (и в подарок мне из командировок привозили). Как палео-, исчезнувших цивилизаций, так и современных. И каких там у меня только нет!.. Всего девять тысяч пятьсот девяносто девять. Внушительная коллекция, в общем.

Одного вымпела до круглого счета не хватает…

Девять тысяч шестисотого.

Я посмотрела на Склифа. О, он знал этот взгляд!

Если бы роботы могли бледнеть, он сделался бы тогда, наверное, как белый карлик. Да еще и свинцовыми пятнами пошел бы. Его бы, вне всякого сомнения, сначала в жар бросило, потом — в мороз, и он облился бы напоследок холодным потом. Но цвет лица моего андроида никак не изменился (чему я была очень рада), и никакого потовыделения за этим не последовало. Он только отрицательно замотал головой, а в его стеклянных глазах появились неописуемый ужас, отчаяние и мольба. Я знаю, что они там появились.

Я его насквозь вижу!

* * *

— Касс, повторяю и очень прошу, давай вернемся, пока не поздно: пока мы еще не прошли точку невозврата, — ныл и скулил Склиф. — Ведь вероятность нашего успеха составляет…

— Восемьдесят пять с половиной процентов она составляет! — сварливо перебила я. — Сам же считал.

— Вот именно! Но этого мало! Да и то это только для траектории спуска. Для обратного пути вообще неопределенность! Позволю себе напомнить, что, согласно актуальным нормам космоплавания, человеческие экспедиции посылаются только после достижения девяностовосьмипроцентного уровня гарантии безопасности…

Я промолчала. Я уже устала посылать его туда, куда он все равно не пойдет (получил от мамы строжайший приказ не отходить от меня ни на шаг!). Зануда. Доведет — отключу ему на фиг речь!

Темная громадина нашего косморобуса под романтическим названием «Желанный остов» стремительно падала в звездную даль. Ничем здесь не освещенный, круизный лайнер обозначал свои очертания только огнями мириад иллюминаторов да десятком мигающих опознавательных маяков. И к тому же был окружен роем всяческой мелюзги: прогулочные катерки, яхты, шлюпочки, челночки… Народ отдыхал… Выпускники и отпускники, как говорится.

А что? Водительские права у всех есть! Уже. Пусть погуляют поблизости! Пока корабль полсуток «на приколе». До черных дыр все равно миллиард с гаком километров, дрейфует он мимо них на скорости, заведомо достаточной, чтобы быть гравитационно не связанным с их системой — далеко за скоростью убегания… А уходить от косморобуса (а тем более соваться к черным дырам) — так никто ж не раненый! Ну да, объявили, конечно, для порядка, что удаляться от корабля на расстояние больше девяти миллионов километров не рекомендуется — и все. А там — сами грамотные. Понятно, это расстояние, на котором, даже если у тебя кончится горючка и ты будешь не очень сильно дрейфовать относительно корабля, то последний тебя, в конце концов, притянет своей гравитацией. Он, корабль этот, достаточно массивен для такого. Разумеется, это — самый крайний по своей тупизне вариант спасения: на случай, если на корабле все вымрут, сойдут с ума и там всё поломается. А так — за тобой просто прилетят с лайнера и заберут.

Но не от черной же дыры!

Двух.

Хорошо еще, что в корабельном ангаре, в секторе стоянки всякой прогулочной мелочи, никто так и не заметил, как мы грузили в свой смердолетик четверной запас планетарного топлива: бак-то его столько не вмещает. А то бы вопросы пошли всякие… Зачем да почему?! Врать бы пришлось. И вряд ли бы это сработало. Слова «молчи!» и «убью!» были самыми мягкими, что я тогда говорила Склифу. Мы ведь все спланировали: смотаемся туда-обратно — никто и не заметит! Часиков за пять-шесть справимся! Я спланировала.

Ну да, влетит, наверное, по возвращении… В этом я отдавала себе отчет железно. Но с моими оценками по поведению — чего мне терять? Да и в конце концов — победителей не судят. И вымпел у меня никто не отнимет! Убью!

Маму только жалко. Нет, она, конечно, ко всякому в моем поведении привычная… Закалена! К тому же молодая и сильная. В Министерстве внешнегалактических связей работает.

Другое дело — папа. Папочка-папуля. Он небось только хлопнет меня по плечу и скажет бодро: «Я горжусь тобой, дочь!». Звездный сейсмолог. Которому обязательно всегда лично нужно присутствовать при сотрясениях фотосфер всех звезд! Домой он залетает, как в гости.

Короче, мы быстро набрали полусветовую скорость. Почти максимум для планетарного режима: меж планетами редко быстрее летают — незачем. И это все, на что был способен наш челночок. Вся россыпь рукотворных звездочек метнулась куда-то назад, стремясь сбиться в кучу в районе точки антиапекса. Вскоре эта куча превратилась в невзрачное пятнышко среди настоящих звездных россыпей Галактики и вовсе исчезла для невооруженного глаза… Кажись, проскочили!

— Ну правда, Касс, вернемся, а? Пока мы еще не прошли точку невозвра…

— Уже прошли, уже прошли! — захлопала я в ладоши. — Видишь расстояние до объекта на параллаксаторе и его конфигурацию? Так что теперь, дружочек, заткнись и как следует помогай мне вести эту калошу. Если не хочешь угробить свою драгоценную Касс.

Склиф сник, как-то затравленно оглянулся и еще крепче вцепился в штурвал второго пилота.

Или первого.

* * *

Не поняла, а почему меня никто не вызывает? По мгновенной супер-пупер-связи? Не успокаивает — «держись!», мол, — ну, или там материт? Я бы поняла и даже не обиделась. Куда все подевались?

Сказали, «все там будем», и улетели?

Очень смешно.

Так-с, сколько у меня тут кислорода? Если не заниматься спринтерскими забегами, то часов на двадцать пять хватит. А продуктов? Консервов, концентратов… — завтраков туристов? Ладно, не будем о грустном… Как говорят стоматологи, лучшая защита от кариеса — не есть.

Мой комбез и даже нижнее белье валялись на полу рядом с креслом у приборной панели. Ну, кроме трусиков, разве что, — эти несколько ниточек на теле все равно ничего не меняли. Что, негигиенично, скажете? А обильно потеть гигиенично? Когда на нашем смердолетике накрылось при посадке все, что могло накрыться, во «все, что могло» попала и климатическая установка этого… летательного аппарата. И я так подумала, что тридцать пять градусов выше точки замерзания воды лучше, чем тридцать пять градусов выше точки замерзания водорода.

В общем, чтобы совершить посадку на Капкане (а не на одной из черных дыр), для начала желательно было выйти на его строго полярную орбиту. Только на этой орбите, пролегающей над полюсами, притяжения обеих черных дыр компенсируют друг друга и действует гравитация одной лишь планеты. Чуть какое отклонение траектории, мелкая неточность, и — прощай эта Вселенная! Здравствуй новая. Какая? Да, скорее всего, никакая… Кто ж знал, что у консервной банки, на которой я сюда попёрлась, существует (представьте себе!) погрешность наведения по координатам! Да еще такая! Естественно, на строго полярную орбиту мы не вышли…

Ну, короче, тот четверной запас топлива, на который я рассчитывала, когда мечтала о возвращении, ушел на всякие компенсационные меры, направленные на то, чтобы еще немножко пожить в этой Вселенной. Туда же ушел и запас, предназначенный для посадки. А приземлялись — прикапканивались — мы уже как-нибудь так…

Как получилось, в общем.

Межорбитальный челнок (под наименованием «Юркий-750», кстати) лежал на внутреннем пологом склоне небольшого кратера — вмятины прямо в потресканной, холмистой и каменистой поверхности железной планеты. Замер. Беспомощно и, надо думать, уже навсегда. Будет здесь еще один артефакт. Без меня, надеюсь. Должны же меня вытащить отсюда — не бросят ведь! Мама их убьёт!

Да и «Юрка» наш (ну, смердолетик, в смысле) успел автоматически несколько раз послать отчетливое SOS — сама проследила! — пока мы еще не… кхм, коснулись поверхности. Насчет того, как сейчас посылает — не знаю. Но связь, гипер, вроде как функционирует.

Хорошо еще, что и антизапотеватели на окнах тоже работают… На лобовом, например. Да некоторые камеры внешнего обзора, передающие изображение на дисплей панели управления. Хоть видно, что за бортом творится. В косых лучах обогнувшего черную дыру тусклого, бессистемно пульсирующего света безатмосферную поверхность рассекали, помимо трещин, длинные непроглядные тени. Это делало загадочный, наклонный — в условиях нецентральной за счет притяжения дыр гравитации — ландшафт совсем уж каким-то потусторонним… Зловещим. Мерцающие клочки света в паутине мрака…

Или — мерцающая паутина света во мраке.

Я прям поэтесса, блин…

— Так, ну что мы сидим?! — вдруг сказала я, резко встав с кресла и опершись руками в пульт управления. Склиф, как мне показалось, вздрогнул. — Уже десять минут прошло — почти, а меня так никто еще и не домогается. Сбегаем-ка мы пока за вымпелом. Пока они там растормозятся…

— М-м-м! — ответил робот.

Это наверняка означало: «Только через мой труп!».

Я таки отключила ему речь. Достал! Только мы сюда сели, так его прямо как заклинило. Заладил без перерыва и с монотонностью зависшего автомата: «Я же говорил. Я же говорил. Я же говорил…». А что говорил-то?! Очень даже прилично мы сюда… прибыли. Посмотрела бы я на кого другого на моем месте! Небось давно бы уже к сингулярности в черной дыре привыкал. В дифференцированном на кварки состоянии.

Впрочем, конечно, его можно понять. С такой хозяйкой, как я…

Ну так что ж теперь? Зависать, что ли? Разумеется, андроиды давно, уже лет пятьсот, никакими зависаниями не страдают. Зато у них на спине есть ряд точек, определенные комбинации нажатий которых отключают разные их функции. Для экономии энергии. Я у своих новых личных андроидов сразу определяю комбинации, отключающие их речь.

Для экономии нервов.

— Что «м-м»?! Когда за нами прилетят, там уже и разговора не будет ни о каких вымпелах. В наручники и — на сто первую астрономическую единицу! Получится, зря мы сюда щемились, катерок симпатичный угробили, кучу другого народу опасности подвергли…

Ну, про сто первую астрономическую единицу это я, конечно, так сказала — для красного словца. Склиф мой юмор давно понимал. Изначально еще внес в Личный реестр.

— М-м-м-у! — замахал руками он.

А это, конечно же, должно было означать следующее: «Новый неизведанный и неоттестированный маршрут! И речи не может быть о том, чтобы сразу идти по нему. Пешком! Без предварительной разведки орбитальными зондами и зондами-планетоходами!..».

Я его, зануду, и без включенного речевого аппарата насквозь вижу.

— Тем более что, — размышляла я вслух, не обращая внимания на его аргументы, — черная дыра скоро сойдет с Млечного Пути и не будет даже этого освещения. Придется пользоваться фонарями скафандров.

— Ы-ы-ы… — протестовал андроид, указывая на панель гиперсвязи.

— На автоответчике сообщение оставят, — съехидничала я. — В скафандрах связь тоже есть. Что за тупые отговорки!

…Черная дыра — та, которая ближе к Капкану, — заглядывала в лобовое окно темным маленьким диском, нижний край которого скрывался за пологими холмами. Она распознавалась в звездном небе только потому, что проецировалась на клочковатый туман Млечного Пути и была окружена белым мерцающим, отливающим разными цветами ореолом неправильной формы с яркими дугами в нем. Этот ореол — сконцентрированный да усиленный гравитационной линзой свет далеких звезд — и освещал поверхность планетки призрачно и неясно.

Здесь, казалось, даже физически ощущалось искривление пространства черной дырой. Ведь звездные дуги в ореоле, концентрирующиеся к темному диску, создавали зрительное впечатление, что дыра прогибает своим весом плоскую ткань самого излучения.

И где-то в центре этого круга тьмы, естественно невидимая, — сингулярность. Сколлапсировавшая, сжавшаяся практически в точку, огромная масса. Состояние вещества и излучения, в котором вообще уже не работают привычные нам законы физики, пространство имеет неопределенное количество измерений и останавливается время. Вот эта черная точка и разрывает, крошит в кварки, втягивает в себя всё, что оказалось поблизости — в пределах достижения ее драконовской гравитации. Будь то звезда, планета или космический корабль…

Даже сам свет.

Самый злобный во Вселенной карлик, как говорит наша физичка.

* * *

Правда, наша физичка временами еще добавляла, что, мол, и у тебя, Касс, поведение временами бывает не лучше. Сейчас с ней и Склиф был бы, наверное, согласен.

Черная дыра уже часа три как сошла с богатого звездного поля Млечного Пути, погрузив этот мир в кромешную тьму: эффект гравитационной линзы иссяк. Нет вокруг неё ореола из сконцентрированного света звезд — невидима и она сама, влившись в межзвездную темень. Капкан выдавал свое присутствие в этой Вселенной только зияющим провалом, вырезающим в звездном множестве всю нижнюю полусферу, да давящей задницу твердой поверхностью.

Я потушила, экономии ради, фонари своего скафандра. Пока мы тут «отдыхаем». Привал, как говорит наш кибернетик, и перезагрузка. Фонари скафандра Склифа сами погасли. Вон он — лежит рядом. Вибрирует. Живой, значит. Личных андроидов не так уж и просто завалить. Телохранители. Во всяком случае, это одна из их функций. Ничего, сейчас перезагрузится.

Минут через десять.

После жары нашего убежища на Капкане прохлада скафандра мне показалась блаженством. До нашей цели, судя по триангуляционной навигации и моим грубым прикидкам, оставалось уже километра три-четыре топать всего. И тут моего Склифа как жахнет вдруг что-то! Не иначе током. Под пробой какой-то попал. Так, с ходу, и не въедешь. Сканирование нужно. Он же ведь, зануда, отключил свое супер-пупер-видение. Для экономии энергии. А что на этой мертвой во всех смыслах планете может быть?! Один раз глянул вокруг, убедился — чисто, мол, — и пошли! Но Капкан — он, видать, оправдывает свое название по всем статьям. Те, кто эту планетку так называл, даже не подозревали насколько. Хорошо еще, что он, этот мой телохранитель, впереди шел… Приложи так меня, я бы наверняка до-олго «перегружалась».

Если вообще перегрузилась бы.

И, главное, вполне бравенько ж мы сюда добрались! Пятнадцать километров «неизведанного и неоттестированного маршрута по неизведанной и неоттестированной планете»! За четыре часа! Для неразведанного небесного тела, тем более такого, как Капкан, это спринтерские темпы. За такое не глядя «отлично» ставят по ориентированию и косморазведке. Ну, кое-где мы, конечно, перелетали на реактивных движках скафандров особо глубокие и широкие трещины, на кое-каких горных перевалах использовали и гравитационные приводы… Но в основном давали пешака. В целях экономии. Скафандры-то у нас тяжелые, но не потому, что в них тяжело, а потому что как раз легко — они автоматически многократно увеличивают усилие мышц. Чем и чрезвычайно всё облегчают. Их используют на планетах и с двойной, и с тройной тяжестью… Опять же не спрашивайте меня, откуда у нас здесь эти скафандры. Экипажу межзвездного корабля «Желанный остов» совершенно не обязательно было знать, что мы захватываем с собой малюсенькую часть их экипировки…

— Что это было? — сказал вдруг Склиф. Перезагрузился, значит.

Разумеется, перед выходом на маршрут я вернула ему дар речи: я не совсем уже раненая. Только поставила в его Запрещенный список слова «нельзя», «нецелесообразно» и «я же говорил». А также следующий набор слов: «согласно актуальным нормам космоплавания».

«Осторожно!» пусть говорит, сколько ему влезет. На то он и телохранитель.

— Это и я очень хотела бы знать. Всеволновое видение свое включи!

Но он и без моего напоминания уже оглядывался вокруг, сканируя обстановку. Очень скоро выяснилось, что это был именно электрический пробой — Склиф послужил проводником между сторонами одной трещинки в коре, через которую переступал.

Капкан-то — железная планета. Ну, не абсолютно железная, разумеется, некоторая примесь каменных пород присутствует, не без этого. Стало быть, ее осевое вращение, хоть оно и медленное, почти синхронизированное с движением вокруг нее черных дыр, означает и глобальный ток свободных электронов в ее теле. Который и создает магнитное поле планеты. Магнитное поле планеты, в свою очередь, индуцирует в ней электрические токи… Именно эти индукционные токи, натыкаясь на приливные трещины, которыми притяжение близких гравитационных монстров буквально исполосовало поверхность, могут создавать довольно-таки неслабую разность потенциалов — напряжение — между их краями. Ведь никаких атмосферных пробоев — типа молний — на Капкане быть не может по причине простого отсутствия атмосферы. Была, наверное, когда-то (когда вместо черных дыр были еще звезды) да сплыла…

В общем, заковыристый взаимосвязанный физический механизм…

Практическое значение которого для нас сводится к тому, что эти электрические напряжения между сторонами трещин только и ждут какого-нибудь проводника, чтобы через него разрядиться. А тут — Склиф. Я эти ловушки так и назвала «перегружалками». В честь их первооткрывателя.

— Большая удача, что мы раньше в них не попадали, — заключил Склиф. — Мы же в основном перепрыгивали трещины или перелетали, а не переступали.

— В удачу верят неудачники, — ответила я. И добавила, поднимаясь на ноги: — Ладно, понятно. Еще сюрпризы намечаются?

— Пока не вижу.

— Ну, тогда — вперед. Привал закончен. И когда они наметятся, я бы хотела знать о них еще до твоих перезагрузок.

— Я бы тоже этого хотел, — буркнул андроид.

* * *

До места, еще через час, мы добрались уже без особых приключений. Один только раз, при крутом спуске в очередной каньон (очевидно, когда-то проторенный лавой), Склиф сказал «Осторожно!» и продвинулся на несколько шагов вперед. Потом мы обошли это место. Здесь просто оказался выход каких-то сильно «фонящих» — радиоактивных — магнетиков.

— Не понимаю, а чего нас, собственно, не ищут? — вдруг вспомнила я с недоумением, перепрыгивая очередную расщелину. — До сих пор не заметили нашего отсутствия? Что-то слабо верится… На связь хоть бы вышли, что ли, о здоровье справились… Где весь народ-то?! Есть какие-то соображения на этот счет?

Склиф не сразу ответил. Видимо, старательно строил фразы — в обход запрещенных слов.

— Точной информации по данной проблеме не имею. Предположения озвучивать не вижу смысла, так как самое оптимистическое и примитивное из них: «Готовят операцию спасения».

Ну и правильно. Не озвучивай. Оптимизм, как говорится, есть недостаток информации. Роботы этим недостатком не страдают. Не можешь сказать ничего обнадеживающего, лучше вообще молчи. Потому что ко мне не на шутку начинала уже подкатывать тревога. И самый банальный паскудный страх. До сих пор для меня все это было игрой… Я не сомневалась: меня спасут.

Собственно, я и сейчас в этом не сомневалась. По крайней мере, попытку предпримут. Но что-то пошло не так. Так долго не выходить на связь… даже весточки никакой не дать… Быть такого не может! До сих пор не заметили недостаток моей скромной персоны? Ломают голову, куда я делась? Чушь! Просто смешно! Угадайте, как говорится, с трех раз, куда здесь можно деться! С трех, потому что есть три места «посадки»: Капкан и две черные дыры. Даже угадывать не надо! Тупо просканировать пространство в режиме поиска — и все дела.

С другой стороны, мы, конечно, ловко улизнули… Незаметно. Вдруг и вправду — не обратили внимания? Улетели. Только потом разберутся, когда будут вручать обратно родителям. Через декаду… В конце концов, пять тысяч отдыхающих на борту. За всеми не уследишь… Ага, как же! Общий персональный киберучет каждые два часа да пересчет всего поголовья пассажиров перед каждым стартом к следующей цели. Шансы потеряться — нулевые!

Опять же: а наш сигнал бедствия? Да его не то что на «Желанном остове» — во всех точках Галактики примут! На то это и гиперсвязь, да еще и SOS.

По всем параметрам меня должны были бы уже выловить (хотя бы дистанционно) и войти в контакт.

В общем, я отбросила свой дедуктивный метод, который только всё портил.

Так, а сколько у нас воздуха? Ну, у меня в скафандре еще на семь часов осталось плюс вдвое больше (полный то есть) в скафандре у Склифа — ему-то воздух не особенно нужен… Ну, и едой-водой они, понятно, заправлены… Хорошие скафандры, в общем. Да в смердолетике нашем изувеченном, как я уже говорила, двадцать пять часов можно дышать не через раз. Грубая арифметика дает, что на все про все у спасателей есть сорок шесть часов. Потом… Сейчас лучше не думать о столь отдаленном будущем. Больше воздуха сэкономится.

Было со мной здесь, в конце концов, и мое личное мобильное средство связи (мобильчик). Но оно, понятно, сдохло: с провайдерами тут, знаете ли, у черных дыр, проблемы.

Эх, хорошо, что я вышла «на прогулку»! За вымпелом. В смердолетике том я бы точно умом тронулась. Мне сейчас не столько вымпел этот, будь он неладен, нужен, сколько «выгул».

Ну, вот мы, кажись, и пришли…

С последнего на нашем пути холма открылся наконец вид, кхм, на вымпел. Это только с расстояния миллиарда с гаком километров оно выглядело блесткой — пусть и при нехилом увеличении бортовых телескопов. Я-то думала: ну, мало ли — хорошо отбивает свет звезд…

А так — смотреть не на что. В карман, может, влезет… Ну, или, на худой конец, в ящик какой… Ага, щас! Нет, свет-то звезд оно отбивает не просто хорошо, оно его еще и усиливает!.. Как потом выяснилось… Но! Дело было как раз совсем не в этом.

Гид ведь, корабельный экскурсовод, скотина ленивая, так и не сказал, какие, собственно, размеры у этого вымпелка. И форма. Определенные зондом. Тем самым, который потом в черную дыру «ссыпался». Впрочем, может, тот их и определить толком не успел — халтура был, а не зонд?.. Но ведь факт, что это — вымпел исчезнувшей бородавочной расы, он определил!

Тьфу! — опять меня в дедукцию какую-то сносит. Да какая, на фиг, разница!

Короче, в «дальнем свете» фар наших скафандров на каменистой равнине открылось нечто, что никак не влезет в наш смердолетик. Скорее, смердолетик с головой спрячется в этом. Под чем, казалось, и равнина прогнулась.

— Та-ак, — прокомментировала я, рассматривая вымпел в бинокль скафандра, — это, значит, походу, — модель Вселенной. Когда ей была где-то треть ее теперешнего возраста. Видишь, расстояние между галактиками и их скоплениями. Как думаешь?

— Да, пожалуй, — ответил Склиф озабоченно. Его особенно смущало множество трещин и трещинок, окружающих артефакт. — Подходить будем?

Ну вот ведь зануда! Нет, обратно пойдем.

— Будем, будем, — сказала я с ехидцей. — Маршрут проложим. Аккуратненько, меж трещинками… Авось никого и не перезагрузит.

Я так думаю, по-настоящему страшно мне будет много после. Дома. Когда от мамы влетит. Я по-прежнему не сомневалась, что меня вытащат…

* * *

— Летят, значит, две черные дыры, — вдруг сказал Склиф. — И одна другой говорит: «Спорим, я чернее». А та ей: «С блондинками не спорю».

А ведь мы почти прошли. Нет, мы, конечно, могли бы и перелететь эти все трещины. Полравнины. Но сколько бы горючки ушло!.. И не факт, что это спасло бы. Все равно мог бы нарваться. Склиф наступил-таки на какую-то последнюю, тоненькую, коварно изогнувшуюся под ногами «перегружалку». Но не отключился и не перегрузился — успел блок поставить. Однако мозги ему электрический разряд все равно слегка прочистил.

— Отставить плоские анекдоты! — скомандовала я.

— Ой, извиняюсь, — смутился робот. — Центр развлечений открылся.

Ну, и как теперь мне их, ловушки эти, прикажете называть — «анекдотницами», что ли?

— Слушай, Касс, а почему бы нам эти ловушки не замыкать камешками, кидая их вперед, а не мной?

— О, точно! — дошло до меня. — И чего ж ты раньше не озвучил сию гениальную мысль, дубина железная?!

— Я думал, ты знаешь.

— Ну, запиши и этот анекдот в свой Центр развлечений. Потом посмеемся.

Однако шутки в сторону. Собственно, мы уже стояли у вымпела. Задрав кверху головы.

Это даже не нужно было освещать фонарями наших скафандров. Ювелирно сработанные жемчужинки галактик и их скопления призрачно светились сами, отражая, преломляя и «дорабатывая» свет настоящих звезд. Между собой они были соединены тончайшими, едва заметными нитями из того же материала. Сверхпрочного — не то слово: эти соединения не то что порвать, разрезать, даже чуть погнуть невозможно было. Склиф пробовал. По его определению, материал оказался специфическим видом кваркового алмаза со свойствами оптических трубок.

С полчаса мы потратили на простой обход этого экспоната, бросая перед собой камешки. Ячеистая структура Вселенной диаметром под сто метров! Огромный ком причудливых переплетений галактик и их скоплений, гроздьями нависавших над нами, которые перемежались протяженными пустотами. Эта грандиозная точнейшая копия нашего Мироздания, выполненная нано-, пикотехнологиями неведомой расы, выглядела просто… ну, сами понимаете как. Не хочу выражаться штампами. И просто — выражаться. И весил этот вымпелок нехило. По нашим грубым прикидкам, с полкилотонны где-то. Не унесешь в кармане, в общем.

Нет, я, конечно, примерно знала, как выглядят вымпелы бородавочной палеорасы Жо. Да и моделями Вселенной всякими меня не удивишь — у нас они в каждом детском саду стоят. Я только не знала точно, каких эти вымпелы могут быть размеров. Что это, собственно, за раса с таким странным названием и какие такие у нее там бородавки, тоже толком никто не знал. Содержалась в Мемориальном реестре Трас-фонда, и все.

Только под конец нашего обхода я заметила в этой паутине явно выделяющуюся красным нить. Она начиналась где-то в глубине экспоната, проходила через несколько галактик и заканчивалась снаружи, так сказать, на врезке. О «врезке» разговор отдельный. Собственно, это была вынесенная за модель Вселенной точная увеличенная копия уже нашей Галактики. Красная нить вторгалась в нее и заканчивалась на одном из спиральных рукавов. Думаю, не надо родиться гением, чтобы предположить, что это была траектория движения их корабля в тогдашней Вселенной. Впрочем, это тоже всего лишь гипотеза…

— А скажите-ка мне, дети, — обратилась я к аудитории, состоящей из Склифа, — есть ли у нас в комплекте нечто вроде плазменной пилы?

— Не возьмет это никакая пила, — заверил Склиф и уточнил: — Никакая ручная, походная.

— Так, и что же нам делать? — вздохнула я, упершись рукой в артефакт. — Ни с чем уходить?

— Я все записал на видео.

— Видео! — фыркнула я.

И тут произошло наконец нечто…

* * *

— Маркеры вызывают, маркеры вызывают, — послышался в наушниках новый незнакомый голос.

Маркеры? Какие еще маркеры? Поначалу я ничего не поняла:

— Ну, наконец-то! Я уж думала, вы про меня забыли.

Некоторое время в наушниках было тихо. Потом голос сказал:

— Э-э-э, вы, Касс, очевидно, приняли нас за спасателей? Это не совсем так. Наш представитель сейчас покажется.

Перед нами возник человек в аккуратненьком костюме межзвездного дипломата. Разумеется, голограмма.

— Как вы понимаете, — сказал человек, — мы избрали оптимальный для данной ситуации облик. Который будет минимальной помехой в нашем общении. Да вы присядьте пока на холмик, присядьте.

Оказалось, это были нюнси (или мюнси, не поняла). Дружественная нам раса, входящая в состав MAP — Метагалактической Ассоциации Разума. Именно эти ее представители — маркеры, потому что «маркируют» планеты. Ну, работа у них такая. А тут — я, на отмаркированной уже ими планете и полностью готовой для… (вот тут мне точно нужно было сесть) перемещения в другую часть Вселенной. А что! — для опытов каких-то в каком-нибудь ихнем институте. Или просто богатенький представитель какой-то могучей расы захотел сделать подарок на день рождения своему ребенку… Пусть, мол, пока поиграется железным шариком, ядрышком планеты-гиганта. Пока до звезд дорастет… Обыкновенный быт сверхцивилизаций.

Что? Галактическая достопримечательность, говорите? Вымпел какой-то? Ну, не будет у нас больше галактической достопримечательности. Подумаешь! Одной достопримечательностью больше, одной меньше. Моя мама, кстати, им за это только спасибо скажет.

Естественно, когда маркеры увидели на поверхности назначенной к трансферу планеты посторонний объект, да еще и одушевленный, они немедленно поставили на паузу все операции. Которые, кстати, были уже на последней стадии.

— Разумеется, — объяснял маркер, — дело вовсе не в том, что мы не могли бы вас отправить обратно домой с того места Вселенной, куда транспортировали планету. Как вы, очевидно, понимаете, для нас это не составило бы труда. Просто… наша технология перемещения имеет один нюанс. Километровый поверхностный слой перемещаемого объекта полностью фотонизируется — переходит в жесткое гамма-излучение. — Тут я судорожно сглотнула. — Естественно, мы все приостановили, когда вас увидели. И теперь, учитывая, что у нас уже все готово и время поджимает, для вас существуют два решения. Первое, самое быстрое: транслировать вас в другое тело. Скажем, из того же Трас-фонда. Юридически мы, конечно, все уладим…

Ну, спасибо. Благодетели мои межгалактические! А ничего, что меня мое тело очень даже устраивает? Восемнадцать лет, как говорится, к нему привыкала. И теперь что? Шастать по телам напрокат? Понятно, что для них в этом — ничего особенного. Некоторые цивилизации вообще так и живут, не имея постоянных тел. А я… Хватит, что у меня с умом — неопределенность.

Опять же как я, интересно, к маме явлюсь? «Здравствуйте, я ваша дочь!» Или сын. Юридически они все устроят! Да уж конечно, с паспортом у меня наверняка никаких проблем не возникнет!..

— А как же мой андроид? — спросила я.

— В смысле? — не понял маркер. У него, очевидно, и в мыслях не было такого вопроса.

— Он мой друг, и я его здесь не брошу, — последовало мое короткое пояснение.

Склиф посмотрел на меня как на совсем уже умалишенную.

— Ты что, Касс, — сказал он. — У тебя же дома сохранена моя копия. Соглашайся!

Я только отмахнулась:

— То копия, а то — друг. Мне не нужны никакие копии. Давайте второй вариант.

Не знаю, что он, этот «нюнси», обо мне подумал. К телу своему, мол, привязана, как дура, так еще и к роботу!

— Собственно, второй вариант, — начал он, — я могу озвучить только теоретически: боюсь, у нас на него, как мы говорили, уже нет времени. Мы бы могли предоставить вам и обучить вас некоторым нашим несложным технологиям с тем, чтобы вы смогли проникнуть на подземный уровень более одного километра и создать там временную жизненную сферу, вроде объема в теле планеты.

Времени у них нет! Миллиарды лет Капкан здесь висит — не повисит еще часа два-три?!

— Или этот, второй вариант, — сказала я свое последнее слово, — или никакой.

Пусть попробуют меня насильно в другое тело совать, я им такое устрою!.. Никто не имеет права трогать твое это… как его? — Неделимое Эго, кажется, — и без твоего согласия «перегружать» его в другое тело. Это приравнивается к убийству. Я законы знаю.

«Человек» постоял, подумал, поперебирал пальцами и сказал:

— Ну, как хотите.

И исчез.

— Что ты наделала, Касс? — запричитал Склиф. — Что ты наделала!..

— Молчи, железо, — наставительно сказала я. — И считай до десяти.

Я, знаете ли, не зря была дочерью сотрудницы дипломатического ведомства. Кое-что да понимала. В контактах межгалактического рода… Так оставить меня они тут не могут: это будет просто убийство представителя дружественной расы. Межгалактический скандал, и все такое. Незаметно-то это пройти не может, они ж не преступники. Наши искать меня по-любому будут… Да и темнят что-то эти маркеры. Подготавливать к переброске планету и не заметить, что на нее что-то постороннее валится? И не метеорит, между прочим, — искусственный высокотехнологичный объект.

В общем, Склиф успел досчитать до шести.

— Ваша взяла, — появился голос в наушниках. — Сейчас вам будут спущены пятьдесят Тензорников. И инструкция к ним. На вашем языке.

* * *

— Не будь занудой, Склиф, — говорила я, когда мы втыкали в грунт по периметру вокруг вымпела приземистые стержни Тензорников. — Мы с маркерами договаривались, а не с инструкциями к их технологиям. Им-то важно, чтобы мы свалили куда-нибудь с поверхности, так? Какая им разница, куда мы, собственно, уберемся — вниз или вверх, к своим! Они нам только спасибо скажут: избавим их от необходимости трансферить потом нас обратно домой. Через пол-Вселенной.

Ну, и этот свой трофей я, знаете ли, ни за что уже тут не оставлю — коль представилась такая возможность!

Мало ли что в инструкции к Позитронным Тензорникам сказано, устройство, мол, предназначено для гипербурения. Что они, эти Тензорники, создают в области между собой так называемую «Мягкую Твердь», «Холодную Магму» — называйте, как хотите, — в которую и проваливается (транспортируется) промаркированный объект на выбранную глубину. С созданием там для него этой самой Сферы Обитания — определенного объема в теле планеты с нужными для жизни параметрами. Не спрашивайте меня, как они это делают! — я такого (тогда) еще не проходила. Склиф, может, проходил… Я лишь могу прикинуть, какой тут порядок энергии! Но в инструкциях же этих не сказано, что вы как «промаркированный объект» обязаны только сквозь землю проваливаться, а не… в противоположную сторону, в общем. А что не запрещено…

Полярность только поменять — и все.

Тоже мне — супер-пупер-технологии Чужих!

— Не запрещено ли? — сомневался Склиф. — Может, все-таки спросим у них?

Я воткнула в реголит последний у этого «объекта», двадцать пятый, Тензорник. Он заморгал габаритными огоньками. Как тот наш косморобус. Неизвестно куда девшийся. Отмахнулась…

— А если они заметят? — не унимался робот. — Что ты им скажешь?

— Правду скажу! Заметят… Где они были, когда мы чуть в дыру не ссыпались, совершая здесь посадку?! Спасители… Ладно, кончай болтать. Идем обратно — на «Юрку».

На обратный, можно сказать, проторенный путь к нашей «опорной станции» у нас ушло гораздо меньше времени — мы то и дело помогали себе движками скафандров. Тем более что черная дыра опять осветила ландшафт призрачным преломленным светом, заслонив собой звездное скопление — близкую карликовую галактику, один из спутников нашей. И уже часа через четыре вокруг смердолетика замигала гирлянда натыканных в Капкан Тензорников.

Перед входом в шлюз челнока я в очередной, последний раз оглядела звездное небо в виртуальный бинокль скафандра. Никаких признаков «Желанного остова» с его мерцающими маяками. Непонятно, куда они делись… Я терялась в догадках. Не иначе дело рук — или что там у них? — маркеров. Сигнальнули нашим, сваливайте, мол, пока вас импульс сверхжесткого гамма не приложил, а о вашем представителе с неудовлетворительным поведением мы уж как-нибудь сами позаботимся. Болтаются небось теперь где-то на далекой безопасной орбите… И те, и другие. Я не экзопсихолог, чтобы угадывать логику и мотивацию внеземниевского разума.

О, как я ошибалась в этих своих оптимистических предположениях. Кто ж знал, что энергия, необходимая для создания Сферы Обитания в недрах планеты, найдет себе такой выход!..

* * *

Я даже толчка толком не почувствовала. Несмотря на то что опять сидела почти голая в тропическом климате смердолетика (могли бы, между прочим, хоть климатическую установку мне отладить — планеты они перебрасывают!).

Вокруг опять были только звезды. Да артефакт неподалеку оборачивался в вакууме. Никаких черных дыр и Капкана поблизости. Кажется, сработало. Но однако же и косморобуса нигде не было. И Чужих… Никаких признаков жизни. Связь и подпространственный радар показывали: мы одни в этой системе из двух черных дыр и одной планеты.

— Ну что опять за хрень? — в отчаянии воскликнула я. — Где все?!

— Касс, посмотри сюда, — сказал Склиф, указывая на панель звездной навигации. А именно — на координаты звезд.

У меня снова глюки или его голос действительно какой-то не его? Я посмотрела на координаты звезд и сглотнула. Они… не совпадали с их современными координатами, введенными в навигацию. На какие-то ничтожные миллисекунды, но далекие звезды были сдвинуты со своих привычных положений.

— Координаты соответствуют положениям звезд двухлетней давности, — прокомментировал все и сразу калькулирующий Склиф.

— И это значит, — заключила я с наигранным оптимизмом, — что мы только что совершили захватывающее путешествие в прошлое!

Так… Приплыли. Это чудо инопланетных технологий потратило избыток своей заковыристой энергии на перемещение нас во времени. А что?! Вы ж не захотели строить сферу обитания в недрах планеты! Посмотрите тогда на прошлое!

Ну, и что теперь прикажете делать? Здрас-сте, я из будущего?

Ничего себе выпускной…

Но я, знаете ли, — не зря дочь звездного сейсмолога. Мое оцепенение длилось недолго.

— А скажите-ка мне, дети, — опять обратилась я к одноандроидной аудитории, — в какой системе мы находимся?

— Система РКТ-9356 по сводному каталогу MAP, — отрапортовал Склиф, — состоящая из двух черных дыр массами три с половиной и три целых четыре десятых солнечных и железной планеты Капкан, массой…

— Достаточно, — прервала я. — Ключевые слова: черные дыры. А что у нас происходит со временем, согласно релятивистской теории, в сильных гравитационных полях?

— Согласно релятивистской теории относительности, в сильном гравитационном поле время для внешнего наблюдателя останавли…

Он не закончил свой исчерпывающий ответ. Догадался. О причине моих наводящих вопросов.

— …вается, — закончила я.

Если бы роботы могли бледнеть… Ну, дальше вы знаете: он только отрицательно замотал головой.

— Есть другие предложения? — вкрадчиво поинтересовалась я. — Воздух и провизия у нас тут, между прочим, не бесконечные. А появляться в этом времени мы не можем: думаю, у тебя в памяти сохранены сведения о всяких там хронологических парадоксах, катаклизмах…

Короче, мой план был предельно «прост»: пролететь на достаточно близком расстоянии от черной дыры. Достаточно близком для того, чтобы ее поле тяготения перенесло нас на два года вперед. В наше время. А другого выхода все равно нет. Пролет сквозь черную дыру, можно сказать. Если играть на киношную публику.

Ну, артефакт мы, конечно, можем оставить — не таскать же его за собой?! Мы ж не совсем уже раненые (хоть и стукнутые, конечно). Что ему сделается тут за два года? Он и с места не сдвинется на этой орбите! Почти. Есть вероятность, разумеется, что найдут и упрут. Но я потом его разыщу, и пусть только попробуют не отдать! Убью! Уж теперь я этот мой девять тысяч шестисотый вымпел не выпущу — из-под земли достану.

Велела я, значит, Склифу рассчитать точное время до того, как сюда прибудет наш косморобус, ну и, соответственно, точное расстояние, на котором мы должны пройти от одной из черных дыр. Чтобы появиться после пролета — на другой ветви траектории — именно в том, нашем, времени. Побитые движки смердолетика Склифу, естественно, придется так-сяк починить. Ну, в смысле, нам придется. Горючка? Тут надо подумать… Из скафандров наскребем… может, и часть запасов воздуха придется пожертвовать на реактивный эффект. А что делать? Нужно же как-то направить эту калошу на курс истинный. И подтолкнуть еще. Иначе из этой затеи ничего не выйдет.

В этом, в общем-то, и состоял мой очевидный для каждого старшеклассника план. Умного, правда, старшеклассника.

Мне про такое, собственно, еще папа рассказывал, когда мы с ним отдыхали на привале, путешествуя по ночной стороне одной «горячей суперземнии». Страшилки на ночь, так сказать. Это уже было на уровне баек… И в основном относилось к эпохе древних, медленных межзвездных перелетов. Ну, там — угодил звездолет к черной дыре или нейтронной звезде, и помощи ему ждать несколько лет. Так экипаж, чтоб сократить это время, берет да и проносит свой корабль в непосредственной близости от соответствующего компактного объекта… От черной дыры или нейтронной звезды, в смысле.

Но об этом я уж точно маме не скажу! Будет с нее на первый раз потрясений… А с меня — того, что я услышу ото всех по возвращении. О себе.

Не буду вам рассказывать, как и сколько мы клепали наш… космолет (кое-какой инструментарий и запаски мы с собой с косморобуса тоже прихватили — не салаги!) и какие выражения я при этом употребляла. Склиф не удивлялся и не обращал внимания: у него все эти слова давно были в Разрешенном (для меня!) списке. Может, он расскажет об этом когда-нибудь, перед переплавкой, в каких-то своих кибермемуарах.

Стартанули, в общем. К черной дыре, не при слабонервных будет сказано. Горючки хватило на нужный импульс. На его направление и силу. Он, кстати, благодаря нашему приличному расстоянию до тяготеющего центра, оказался нужен не таким уж и сильным: три тысячи километров в секунду всего — одна сотая «цэ». Как все-таки хорошо, что мы на Капкане не слишком газовали в своих скафандрах! Я как чувствовала, что горючка нам еще может пригодиться.

А точность наведения по координатам… тут уж ничего не поделаешь! Ну, «вынырнем» мы в нашем времени с погрешностью в плюс-минус десять часов. Особой катастрофы я в этом не видела: вынырнем раньше прибытия наших к Капкану, там подождем их (дополнительно выждав еще, пока «тогдашние мы» не слиняем с лайнера — уж придется зашифроваться как-нибудь, чтоб нас не выловили!). А явимся позже — SOS дадим и вся недолга. И подождем спасателей. Уж в открытом-то космосе им не в напряг забрать и меня, и мой вымпел.

Если он еще там будет.

Не спрашивайте меня, как я пережила наше двадцатичасовое «падение» на черную дыру… В зеркало на себя красивую смотрела. Поспать умудрилась пару часиков.

«Давай вернемся» Склифу и в Запрещенный список не надо было ставить. Не могли мы уже никуда вернуться — баки горючего опустели окончательно и бесповоротно. Оставалось только ждать.

Ближайшую к звезде точку траектории называют периастром. А как называть ближайшую к черной дыре точку траектории, интересно? Перидыром, что ли?.. В «перидыре», короче, нас разогнало до субсветовой… Вся Вселенная, как и водится на такой скорости, сложилась за счет аберрации в два пучка — фиолетовый по курсу движения и красный сзади.

Красиво.

Стихийный проход сквозь пространство и время. Гиперкосм, так сказать.

Сейчас эти все стихии укрощены и названы подпространствами. Переход через которые, в отличие от пролета вблизи черной дыры, не затрагивает текущее время…

И совершил этот стихийный переход не какой-нибудь супер-пупер-звездолет — разбитый и клепаный прогулочный катерок. Который, как я полагала когда-то, навсегда останется на Капкане. Такое наверняка случилось в первый раз в истории космоплавания…

Это что же получается? Что всыплют мне вначале как следует, а потом, как ни крути, в учебники внесут?

Ну ничего себе выпускной!..

* * *

В нормальной Вселенной мы появились вовремя и в нужном месте. И визуально, и на радаре я видела неспешно дрейфующее в нашу сторону рукотворное звездное скопление косморобуса и стремительно отлетающую от него искорку. По направлению к Капкану отлетающую. Я выждала, пока эта искорка скроется из виду у железной планеты, и хотела уже было «семафорить». Однако связь ожила сама.

— Внимание всем пассажирам! — послышался голос связиста-администратора. — Мы получили штормовое предупреждение. В этой системе ожидается мощный гамма-импульс. Всем пассажирам немедленно вернуться на борт! Повторяю…

Для меня так и осталось загадкой, почему та я, у Капкана, не приняла это сообщение. Но сейчас, естественно, я была этому только рада. Убираться, значит, отсюда они намылились.

— Э-э-э, — сказала я в связь, — «Желанный остов», «Юркий-750» вызывает. Вернуться самостоятельно не могу. Имеются поломки. Требуется помощь.

— 750-й? — переспросил связист. — Что там у вас? Подождите, сейчас выйду на визуальный контакт.

После установления визуального контакта он только присвистнул, и из панели связи послышались приглушенные голоса: «Ничего себе, что можно было прогулочным катером делать?..».

— Кто на борту? — поинтересовался связист.

Идентификация моей личности многое прояснила.

— Вы бы включили видео, Касс, — предложили с косморобуса.

— Не могу, — ответила я. — Я не одета.

— В смысле?

— В смысле — голая, — исчерпывающе пояснила я. — Климатическая установка сломалась. Тут — плюс тридцать пять.

Связист коротко выдохнул (что, вероятно, должно было означать: проехали!) и подытожил:

— Ждите, высылаем тягач.

— Только высылайте тяжелый тягач, — сказала я и добавила: — Два. Пожалуйста.

— Это еще зачем? — насторожился связист.

— Ну… У меня тут еще вымпел бородавочной расы Жо рядом висит. В космосе. Размеры у него, э-э-э… нестандартные… Посмотрите сами — он в ста тысячах километров от меня, на четырнадцать часов.

Понятно, что они непременно заметили бы такой объект и сами, если бы только просканировали пространство на предмет астероидов. Которых в этой системе черных дыр нет.

* * *

…Через полтора часа гигантский пассажирский лайнер «Желанный остов» покинул этот район Галактики. Как раз тогда, когда я на Капкане ломала себе голову: куда это все подевались?! А еще через некоторое время, когда с железной планеты убралась и я, исчезла сама железная планета, вырвавшись из непреодолимых оков черных дыр. И полоснув по окружающему космосу несметным количеством гамма-квантов гиперядерной вспышки в несколько сотен миллиардов тератонн протон-протонного эквивалента.

* * *

Я стояла у стены-окна моей комнаты на третьем этаже нашего особняка на Земнии, внешне стилизированного под гигантский тропический куст, и, унимая стада мурашек, бегающих по спине при воспоминаниях о Капкане, смотрела на… вымпел бородавочной расы Жо. Покоящийся на одной из лужаек нашего приватного участка — той, что видна из моего окна. Мы могли бы его «положить» и на другую лужайку, перед парадным подъездом. Но, во-первых, та лужайка была у нас отведена под стоянку и заполнена нашим домашним транспортом. Межпланетным в основном, планетный, местный, хранился у нас в подземных гаражах. Во-вторых же, и в-главных: мой «трофей» не был бы виден мне, когда я утром открываю глаза…

До чего красиво он переливается светом на утреннем солнце!..

Несмотря на все воспитательные и дисциплинарные меры, последовавшие в отношении меня, право на свой артефакт я все же отстояла у всяких там институтов-академий. Попробовали бы они мне его не отдать! Ах, достояние человечества?! Да, уж теперь — конечно! Когда я сгоняла за этим достоянием туда, куда лезть был «никто не раненый». Во двор ко мне придет человечество в лице представителей институтов-академий с их супер-пупер-приборами и голографическими видеокамерами!

Человечество в лице представителей институтов-академий так подумало и, видимо, решило не «углублять» и не «усугублять». «Достояние» все равно где исследовать. Вон они — копошатся теперь со своими супер-пупер-приборами под моим вымпелом. Исследуют…

Мои объяснение с мамой (что там человечество!) — отдельная история. Очень длинная. Не буду пересказывать все, что я от нее услышала, но я ей клятвенно пообещала, что такого больше не повторится. Успокоилась она, в конце концов. Но без санкций все же не обошлось: пришлось декаду посидеть под «домашним арестом» — дальше Лены, спутника Земнии, запрещено было уходить. Все равно меня временно лишили водительских прав (только лифтом Туннель-перехода можно было пользоваться).

Ну, я и это время с пользой потратила. Артефакт мой туристам показывала. За деньги.

Система «Гость-оповещение» разнесла наконец по дому сигнал, что чей-то челнок коснулся нашей стоянки. А система «Свой — чужой» сообщила, чей это челнок. Ну наконец-то! У выхода из комнаты передо мной услужливо открылись двери просторного лифта. Но я его игнорировала: хотела пробежаться по лестнице. Точнее — съехать по перилам.

— Ну, здравствуй, далекий и редкий гость, — еще с лестницы услышала я шелест маминого голоса в прихожей.

Она, очевидно, находилась сейчас в его объятиях.

— Исправлюсь, — пообещал гость. — Буду бывать в гостях чаще.

И он рассмеялся.

— По геологической шкале времени? — уточнила мама.

— По звездному летосчислению я тут точно на микросекундочку. Но нам хватит…

— Папа! — закричала я и с ходу набросилась на него сзади. Мама едва успела отпрянуть.

Он как-то ловко перекрутил меня вокруг себя и тоже захватил в объятия.

— Встретились два одиночества, — прокомментировала мама.

— Я горжусь тобой, дочь! — хлопнул он меня по плечу после того, как оттискал. Мама подняла взгляд к потолку. — Наслышан уже о твоих подвигах.

Но потом он все-таки добавил:

— И все же ты больше так не делай. Черные дыры — это, знаешь ли, даже не солнцетрясение: там хоть законы природы работают…

— Не буду, не буду, — заверила я. — Вымпелов-то у черных дыр уже нигде не предвидится.

— Ой ли? — скептически сказала мама и добавила: — Ладно, идемте обедать.

Пока мы усаживались за стол на террасе у парадного входа, папа все шутил, что бывал бы он дома чаще, если бы наше солнышко не было такое предсказуемое. Пульсирует немного, понимаешь, с точностью часового механизма — никакой тебе интриги!

Только мы уселись, как система оповещения известила нас о еще одном госте, спрашивающем разрешения на посещение наших владений.

— Не иначе на поесть все слетаются? — выдвинул гипотезу папа и громко рассмеялся.

* * *

Но гость не прилетел. К нашей террасе подъехало экстравагантное старомодное колесное авто. Ностальгия, что ли, чудака замучила? Решил по старинке прокатиться? Впрочем, не удивлюсь, если сейчас это авто поднимется в воздух, подберет колеса и отчалит. Из двери водителя вышел элегантный мужчина средних лет в строгом деловом костюме. Он сделал машине знак, она поднялась в воздух, подобрала колеса и улетела.

С появлением этого гостя у меня сразу внутри что-то ёкнуло. Приятно или нет — пока не могла понять. Настороженно, в общем. Он подошел к нам и по всем правилам хорошего тона сказал:

— Здравствуйте! Приятного аппетита и извините за беспокойство. Меня зовут… в общем, называйте меня — Арнодр Дезынтегронович. Пожалуй, это — наиболее близкое к вашей речи звучание моего имени. Я к вам вот по какому… м-м… делу… Весьма необычному… — По всему было видно, что он не знает, как начать, и старательно подбирает слова. И вовсе не потому, что плохо владеет нашим языком. — Простите меня и не сочтите за дерзость с моей стороны, но нам лучше присесть…

А это, в основном, относилось к маме. Гостю было предложено место у стола. От предложения отобедать с нами или хотя бы попить чего-нибудь, он вежливо отказался, сославшись на то, что не употребляет нашу — земниевскую — пищу.

— Собственно, у меня и облик сейчас только лишь наиболее подходящий для… данной ситуации. Итак, я к вам вот по какому поводу. Дело в том, что в последние несколько Золнов — по-вашему, периодов вступительных экзаменов — я вхожу в состав приемной комиссии Трас-Академии. В этом Золне планета, именовавшаяся у вас Капканом, не совсем осмотрительно была включена в перечень наших полигонов для вступительного экзамена. Он состоял в том, чтобы абитуриент совершил посадку на подобную планету с использованием примитивного летательного аппарата, дошел по ней до опорного Вымпела — косморазведка и ориентирование — и провел его предварительное исследование. Также в задание входил первичный Контакт с иной расой с дипломатичным отстаиванием своих интересов. Черные дыры… — наш гость глубоко вздохнул. — Это оказалось слишком даже для Трас-Академии. Не часто у нас бывают такие промахи… Примерно раз в тысячу лет. На первом же экзамене произошла трагедия: погибли абитуриент и половина группы технического обеспечения. После этого на ученом совете Академии было принято решение перенести Капкан от черных дыр в такое же положение к нейтронным звездам. Нейтронные звезды, конечно, как вы сами понимаете, тоже не сахар, но… тут хотя бы с законами мироздания все определённо. Не как в случае черных дыр… В общем, у нас всё уже было готово для переброски, и тут — вы, Касс! Ну, мы, естественно, приостановили операцию, но вмешаться, не допустить посадку, уже не успевали! Оставалось только как следует организовать подстраховку. Вы, вероятно, уже догадались, Касс? Невольно, сами того не подозревая, вы сдали вступительный экзамен в нашу Трас-Академию! Причем первый и последний такой — самый опасный за всю ее историю. Мы просто потом, на совете Академии, долго решали, что с этим делать.

Понятно, что по мере того, как он это рассказывал, челюсти у нас отвисали все ниже. Особенно у мамы… О еде, конечно, никто и не вспомнил.

— Разумеется, — продолжал Арнодр Дезынтегронович, — очень большое значение на вступительных экзаменах придается нами также психологическим способностям управлять своими эмоциями — справляться со страхом, в частности. Надо признать, что и здесь вы, Касс, показали себя далеко не с худшей стороны. А то, знаете, некоторые наши абитуриенты, даже успешно сдав экзамены, вообще отказываются дальше проходить обучение в Академии. Забирают свои документы. Несмотря на то что заранее знают, на что идут. Про ваш, так сказать, «бонус» я уже и не говорю: довольно остроумно вы покинули планету, находчиво и прямо-таки смело сумели совершить межвременное перемещение из нежелательного для вас времени в настоящее…

Ну, мама — не Склиф… Она бледнеть умеет.

— Межвременное перемещение? — сглотнув, переспросила она и посмотрела на меня. — Есть еще что-то, чего я не знаю?

— Мам, ты только не волнуйся, — попросила я. — Я… это… тебе потом все объясню.

— Разумеется, ваша дочь обязательно вам все объяснит, — выразил уверенность Арнодр Дезынтегронович. — Потом, с вашего позволения. Теперь же, чтобы не тратить зря наше время, нам осталось кое-что прояснить. Собственно, формальности, но весьма существенные. Учитывая то, что вы, Касс, как я уже говорил, фактически сдали вступительный экзамен, но формально никакие документы нам не подавали, вам остается сейчас просто решить, будете ли вы учиться в Трас-Академии?

Я прямо чувствовала, как мои глаза сами начинают светиться, а губы — растягиваться в хищной улыбке. Мама умоляюще посмотрела на меня и отрицательно покачала головой. А папа незаметно показал мне поднятый вверх большой палец…

…Уже когда наш гость уходил, он как бы невзначай сказал:

— Да, а наш опорный Вымпел — это все-таки собственность Академии… Надо бы вернуть.

Я сплела руки на груди и отвернулась. Он многозначительно посмотрел на маму — очевидно, как на представителя дипломатического ведомства.

Она сделала вид, что не заметила этого.

Так я попала в Трас-Академию.

А их «опорный Вымпел» остался у меня на лужайке. Мой 9600-й.